§ 3. ЗНАЧЕНИЕ ВОЗМЕЩЕНИЯ ПРЕСТУПНОГО УЩЕРБА
Обеспечение возмещения причиненного преступлением ущерба является одной из важных задач органов правосудия. Помимо наказания виновного, суды обязаны принять все необходимые меры для восстановления нарушенных преступлением интересов социалистического общества. Пленум Верховного СуДа СССР в постановлении от 28 мая 1954 г. «О судебной практике по взысканию материального ущерба, причиненного преступлением» признал, что, как показывает практика, суды недооценивают значения защиты и восстановления нарушенных преступлением имущественных прав учреждений, предприятий и отдельных граждан.
Другое руководящее постановление Пленума Верховного Суда СССР от 28 мая 1954 г. «О судебной практике по применению Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» требует от судов обязательного разрешения в обвинительных приговорах по делам о хищении социалистической собственности вопроса о взысканиях с виновных причиненного ущерба. В тех случаях, когда иск не был предъявлен до поступления дела в суд, последний обязан известить заинтересованные организации о том, что они имеют право предъявлять гражданский иск.
В настоящее время действуют указания Прокуратуры СССР и бывшего Министерства юстиции СССР, согласно которым суды не принимают к своему производству дела о хищениях социалистической собственности, если органы расследования не приняли мер к обеспечению возмещения ущерба, причиненного хищением. Дела возвращаются органам расследования для принятия всех мер к обеспечению возмещения ущерба, причиненного действиями обвиняемых.
Быстрое и по возможности полное возмещение причиненного преступлением ущерба имеет большое значение. Во всех преступле-
Часть I. Уголовное право 203
ниях это позволяет предотвратить те лежащие за составом и подчас тяжелые дальнейшие последствия, которые влекут за собой преступления. Так, например, быстрое и полное возмещение похищенных материальных ценностей позволяет артели продолжать производство продукции без срыва плана со всеми вытекающими из этого тяжелыми для рабочих последствиями. Возмещение похищенных у гражданина денег, полученных им в качестве зарплаты, избавит его и семью от значительных материальных затруднений, не говоря уже о моральном ущербе, которые связаны с утратой на месяц основного источника существования целой семьи. Возвращение материальных ценностей государству или общественной организации дает возможность использовать эти ценности в соответствии с их народнохозяйственным назначением. Таким образом, в конечном итоге будут восстановлены нарушенные преступлением общественные отношения. А это составляет одну из важных задач социалистического правосудия. Именно поэтому добровольное возмещение причиненного преступлением ущерба является одним из самых существенных смягчающих наказуемость лица обстоятельств.
Несмотря на очевидную важность возмещения причиненного преступлением ущерба, далеко не все судебные и следственные органы уделяют этой работе достаточное внимание. Как сообщалось в печати, в Литовской ССР, Татарской АССР, Днепропетровской и ряде других областей возмещение ущерба, причиненного хищениями государственного и общественного имущества, не превышало 5-7 процентов к общей сумме ущерба, подлежащего взысканию1.
Чаще всего с возмещением ущерба приходится иметь дело в имущественных преступлениях. Причиненный ущерб возмещается либо в порядке удовлетворения гражданского иска, либо по п. «н» ст. 20 УК («возложение обязанности загладить причиненный вред»). Причем в отношении одного лица допустима либо одна, либо другая форма возмещения преступного ущерба. Как свидетельствует Пленум в руководящем постановлении от 28 мая 1954 г., наиболее частыми ошибками суда при определении размера подлежащего возмещению вреда является неправильное назначение солидарной материальной ответственности лицам, которые должны возмещать вред в порядке долевой ответственности или вовсе не должны нести
1 См «Социалистическая законность» 1953 г. № 9, стр. 71.
204____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
материальной ответственности. Эти ошибки вытекают из неправильной индивидуализации размера причиненного вреда конкретными соучастниками, а также лицами, которые привлекаются хотя и по одному уголовному делу, но за разные преступления.
П. и X. были осуждены народным судом по ст. 111, а С. — по ч. 2 ст. 112 УК. Кроме того, суд постановил взыскать с П. в пользу конторы «Свердловскобувь» 23 998 руб. за причиненный ущерб.
Верховный Суд СССР приговор отменил в отношении П. в части взыскания с нее по гражданскому иску 23 998 руб. Коллегия указала, что народный суд неосновательно постановил взыскать с директора магазина П. весь причиненный ущерб. X. и С. заведовали секциями магазина и были самостоятельными материально ответственными лицами. «При новом рассмотрении вопроса об удовлетворении гражданского иска, — говорится в определении коллегии по этому делу, — суду надлежит выяснить, кто из осужденных должен нести материальную ответственность за ущерб магазину и в каком порядке, то есть — кто и с кем должен нести солидарную и кто долевую ответственность и в каком размере»1. К. вовлек в воровскую группу П., М., И., К-ва, Г. и Б. Виновные, производя незначительные работы на небольшую сумму, а иногда и без этого, составляли фиктивные наряды на якобы выполненные работы. Деньги по этим фиктивным нарядам получали лично сами, часть оставляли К. и другим. При этом каждый из соучастников хищения был связан с К. в отдельности и никакого участия в хищении с другими не принимал. Таким образом, было похищено: М. — 36 528 руб., И. — 22 172 руб., К-вым— 23 422руб., Г.— 5142руб., Б.— 18 530руб. и П.— 42 944 руб.
Суд постановил взыскать с каждого из указанных лиц 249 042 руб. солидарно. Понятно, что Верховный Суд СССР с таким решением суда в части возмещения причиненного ущерба не согласился. Солидарно мог отвечать только организатор хищения — К. Остальные лица «должны нести солидарную ответственность в пределах той суммы, в расхищении которой принимали участие, а не всего ущерба»2.
1 «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1956 г. № 6, стр. 23-24. ' «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1955 г. Ns 5, стр. 27.
2
Часть I. Уголовное право 205
Ш., сторож магазина, будучи в пьяном состоянии, заснул на дежурстве. Воспользовавшись этим, К. и В. похитили из магазина материальные ценности на сумму 10 208 руб. Ш. был осужден по ст. 111 УК, а К. и В. — по ст. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». Одновременно суд приговорил всех троих к солидарному возмещению причиненного ущерба. Верховный Суд СССР признал неправильным приговор суда в части возмещения материального ущерба. Солидарно возмещать причиненный ущерб должны только соучастники хищения социалистической собственности. Сторож Ш. не был соучастником хищения. А поскольку сторож не является материально ответственным лицом, он вообще не должен нести материальной ответственности1.
В п. 3 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 28 мая 1954 г. говорится, что если материальный ущерб нанесен преступным действием рабочего или служащего, состоящего с потерпевшим государственным или общественным учреждением, предприятием или организацией в трудовых отношениях, то размер подлежащего возмещению ущерба должен устанавливаться судом с учетом конкретных обстоятельств дела, степени вины работника и его материального положения.
Между тем суды не всегда следуют этому указанию Верховного Суда СССР.
Г. была осуждена по ст. 111 УК со взысканием с нее в пользу строительного треста 51 146 руб. Г. работала в системе треста рабочей, за хорошую работу была выдвинута на должность бригадира, а затем коменданта жилищно-коммунального отдела. При приеме дел от старого коменданта Г. не проверила состояния хозяйства, а затем, не имея опыта работы, и сама допустила халатность. В результате ревизией была вскрыта недостача в 51 145 руб.
Назначая наказание Т., суд не учел, помимо прочих смягчающих обстоятельств, материального положения Г., что у нее было трое несовершеннолетних детей. Признавая приговор суда в части возмещения ущерба неправильным, Верховный Суд СССР указал, что при определении размера подлежащего возмещению ущерба в слу-
1 См. «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1953 г № 6, стр. 21-22.
206____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
чаях совершения некорыстного преступления суд должен обсудить возможность применения ст. 836 КЗоТ РСФСР. Верховный Суд СССР, исходя из ст. 83б КЗоТ, то есть учитывая конкретные обстоятельства дела и материальное положение осужденной, снизил размер подлежащего возмещению ущерба до 4724 руб. (фактически возмещенная Г. сумма)1.
И. Малхазов подверг критике постановление Пленума Верховного Суда СССР от 28 мая 1954 г., считая, что п. 3 этого постановления сформулирован недостаточно четко: по смыслу постановления причиненный ущерб может быть взыскан в неполном объеме и при корыстном преступлении2. Однако, на наш взгляд, правильной является другая точка зрения, а именно, что в соответствии с принципами гуманизма и индивидуализации наказания суд может взыскать причиненный ущерб в неполном объеме исходя из материального положения лица, даже если это лицо виновно в корыстном преступлении3.
Добровольное возмещение ущерба является, как указывалось, важным смягчающим наказуемость обстоятельством. Помимо того положительного, что несет с собой восстановление нарушенных интересов государства и граждан, добровольное возмещение ущерба свидетельствует о раскаянии субъекта, в известной степени положительно характеризует его с моральной точки зрения.
Возмещение ущерба может последовать сразу же за совершением преступления по мотивам, близким к мотивам добровольного отказа: субъект знает, что нет объективных обстоятельств, препятствующих ему пользоваться плодами преступления, но тем не менее возмещает вред. Это добровольное возмещение ущерба в полном смысле слова и оно более всего смягчает ответственность виновного. Так. в известном деле В. и С. — виновные, совершив хищение, в ту же ночь раскаялись и отнесли похищенные государственные деньги на место. Пленум правильно указал, что добровольное возвращение похитителем ранее похищенного им имущества не является обстоятельством, влияющим на решение вопроса о виновности и
' См «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1956 г № 1, стр. 17-18.
2 См. И. Малхазов. Возмещение ущерба, причиненного преступлением, «Социалистическая законность» 1956 г. № 8, стр. 47.
3 См. С. Бородин. Из практики судов РСФСР по разрешению гражданских исков в уголовных делах, «Социалистическая законность» 1956 г. № 12, стр. 22.
Часть 1. Уголовное право 207
квалификацию преступления1. В то же время Пленум признал, что немедленное добровольное возвращение похищенного настолько положительно характеризует личность виновных, а нарушенные интересы государственной собственности полностью без каких-либо дополнительных вредных последствий для предприятия восстановлены, что прекратил дело на основании ст. 8 УК.
По делам о преступлениях на автотранспорте суды всегда учитывают при индивидуализации наказания, пытался ли виновный леньшить ущерб своего преступления оказанием необходимой помощи пострадавшим, или, напротив, оставил их в беспомощном со-эянии.
Оказание медицинской помощи, а также материальной помощи лечении пострадавшего и тому подобные обстоятельства, направ-иенные на возмещение преступного ущерба, являются смягчающими ответственность обстоятельствами.
Возмещение ущерба под действием внешних факторов, не пре-зующих, но в известной мере затрудняющих пользование пло-цами преступления, смягчает ответственность, хотя и в меньшей епени, чем добровольное в собственном смысле слова возмещение 5ерба. Так, объявление о назначении ревизии, заключение ревизи-энной комиссии о недостаче могут побудить субъекта к полному возмещению причиненного им ущерба до возбуждения против него уголовного преследования. По делу А., который после ревизии, но цо возбуждения уголовного дела возместил причиненный хищением 5, Верховный Суд СССР определил: «Возмещение нанесенного ущерба может быть принято во внимание при назначении наказания»2.
Серьезной ошибкой в оценке факта возмещения ущерба является признание за этим смягчающим обстоятельством значения либо обстоятельства, устраняющего уголовную ответственность, либо обстоятельства, ведущего к переквалификации хищения на злоупотребление властью.
Другая ошибка — переоценка смягчающего характера факта возмещения преступного ущерба. Некоторые суды считают, что возмещения ущерба вполне достаточно для снижения наказания ни-
1 См. «Судебная практика Верховного Суда СССР», 1948, вып. 6, стр. 11-12.
2 «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1952 г. № 6, стр. 15-16; см. также «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1953 г. № 1, стр. 16.
208____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
же низшего предела или определения условного наказания. На страницах журнала «Социалистическая законность» приводились примеры, когда прокуроры требовали применения ст. 51 УК только потому, что обвиняемые частично возмещали причиненные их преступной деятельностью ущербы1.
Верховный Суд СССР признал неосновательным применение условного осуждения к виновным потому, что «Ш. и Г. погасили причиненный ими государству ущерб, тем более, что, как видно из материалов дела, Ш. и Г. внесли деньги в возмещение присвоенных ими средств после того, как была разоблачена их преступная деятельность»2.
Иногда, в случае задержания преступника на месте преступления и возвращения похищенного владельцу, суды признают последнее обстоятельство в совокупности с другими еще одним смягчающим обстоятельством по делу. Это объясняется тем, что быстрая поимка преступника и отобрание похищенного имущества свидетельствуют обычно о слабой подготовленности преступления, об отсутствии особой злостности в его выполнении и сокрытии похищенного3.
Возмещение ущерба по приговору суда вовсе не может считаться смягчающим ответственность обстоятельством. Так, А. и другим суд снизил наказание за хищение потому, что похищенное было обнаружено органами следствия и по приговору возвращено собственнику. Отменяя приговор, Верховный Суд СССР указал: «Факт возврата похищенного мог бы служить смягчающим обстоятельством в том случае, если бы похищенное было возвращено непосредственно похитителями до возбуждения о них уголовного дела. Поскольку же похищенное было обнаружено помимо преступников и вопреки их желанию, это обстоятельство не изменяет характера общественной опасности совершенного ими преступления и потому в данном случае не могло бы служить основанием ни для изменения квалификации преступления, ни для изменения наказания Это обстоятельство
1 См., например, Сапожников. Усилить прокурорский надзор за законностью применения мер наказания по делам о хищениях социалистической собственности, «Социалистическая законность», 1956 г № 4, стр. 32
2 «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1950 г № 8, стр 10-11; см также дело К , «Судебная практика Верховного руда СССР» 1953 г № 6, стр 12-13.
3 См, например, дело М и X., «Судебная практика Верховного Суда СССР» 1951 г. №12, стр 5-7.
т
Часть I. Уголовное право
209
могло лишь служить поводом для освобождения осужденных от материальной ответственности по гражданскому иску»1.
В длящихся преступлениях смягчающим обстоятельством является добровольное пресечение дальнейшего течения преступного ущерба. Так, М. незаконно хранил огнестрельное оружие, за что был осужден по ст. 202 УК Грузинской ССР (ст. 182 УК РСФСР). «Учитывая, однако, что, как видно из справки председателя сельсовета, М. добровольно явился в органы НКВД и сдал имеющийся у него револьвер, следует считать, что назначенное ему судом наказание по ст. 202 УК Грузинской ССР (четыре года лишения свободы) является суровым» , Верховный Суд СССР снизил М. наказание до одного года лишения свободы.
1 «Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда оюза ССР 1941 г.», М., 1947, стр. 63-64.
2 «Судебная практика Верховного Суда СССР за 1945 г. М , 1946, вып V (XXI), 20-21
ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ЗА ПРИГОТОВЛЕНИЕ К ПРЕСТУПЛЕНИЮ
И ПОКУШЕНИЕ НА ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПО СОВЕТСКОМУ УГОЛОВНОМУ ПРАВУ*
КРАТКИЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК РАЗВИТИЯ СОВЕТСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА
ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ПРИГОТОВЛЕНИЕ И ПОКУШЕНИЕ
Для того чтобы правильно подойти к вопросу об ответственности за приготовление и покушение по советскому уголовному праву, чтобы глубже раскрыть сущность этого правового института и определить пути его дальнейшего развития, необходимо прежде всего дать исторический анализ советского законодательства и судебной практики, относящихся к этому институту.
Великая Октябрьская социалистическая революция разрушила до основания старый, буржуазно-помещичий строй в России с его эксплуататорским базисом и надстройкой. День великой народной революции в России был днем рождения новой, социалистической законности.
Будучи частью социалистической надстройки, советское уголовное право с первых дней своего существования становится активной силой, содействующей созданию, развитию и охране новых общественных отношений в Советском государстве. Основной зада-
© Издательство Московского университета. 1958.
Часть I. Уголовное право 211
чей советского уголовного права в период проведения Великой Октябрьской социалистической революции было беспощадное подавление свергнутых эксплуататорских классов.
В условиях ожесточенной классовой борьбы с внутренними и внешними врагами, когда решался вопрос о самом существовании молодой Советской республики, невозможно было создать уголовный кодекс с исчерпывающим перечнем составов преступлений и детальными постановлениями Общей части. В. И. Ленин зло высмеивал тех врагов революции, которые объявляли «нарушением демократии» борьбу большевиков с контрреволюцией и с другими преступлениями без уголовного кодекса. «Да, это в самом деле ужасно,— писал В. И. Ленин,— это нестерпимое отступление от чистой демократии, по правилам которой будет делать революцию наш революционный Иудушка Каутский. Нам, русским большевикам, надо было сначала обещать неприкосновенность Савинковым и К0, Либерданам с Потресовыми («активистам») и К°, потом написать уголовное уложение, объявляющее «наказуемым» участие в чехословацкой контрреволюционной войне или союз на Украине или в Грузии с немецкими империалистами против рабочих своей страны, и только потом, на основании этого уголовного уложения, мы были бы вправе, согласно «чистой демократии», исключать из Советов «определенных лиц». Само собой разумеется при этом, что чехословаки, получающие через Савинковых, Потресовых и Либер-данов (или при помощи их агитации) деньги от англо-французских капиталистов, а равно Красновы, имеющие снаряды от немцев при помощи украинских и тифлисских меньшевиков, смирно сидели бы до тех самых пор, пока мы изготовим правильное уголовное уложение, и, как самые чистые демократы, ограничивались ролью «оппозиции...»1.
Уголовно-правовая борьба с преступностью регулируется в этот период декретами, обращениями к народу, законами и постановлениями партии и правительства.
Одним из таких актов было написанное В. И. Лениным историческое обращение СНК к населению от 5 (18) ноября 1917 г., кото-Рое определяло общее направление борьбы с преступностью. В «Обращении» говорилось: «Установите строжайший революцион-
1 8. И. Ленин. Соч., т. 28, стр. 254-255
212____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ_
ный порядок, беспощадно подавляйте попытки анархии со стороны пьяниц, хулиганов, контрреволюционных юнкеров, корниловцев и тому подобное. Вводите строжайший контроль за производством и учетом продуктов. Арестуйте и предавайте революционному суду народа всякого, кто посмеет вредить народному делу, будет ли такой вред проявляться в саботировании (порче, торможении, подрыве) производства или в скрывании запасов хлеба, и продуктов или в задержании грузов хлеба, или в расстройстве железнодорожной, почтовой, телеграфной, телефонной деятельности и вообще в каком бы то ни было сопротивлении великому делу мира, делу передачи земли крестьянам, делу обеспечения рабочего контроля за производством и распределением продуктов»1 (курсив мой. —Н. К).
В этом «Обращении» содержится четкий партийно-классовый критерий, определяющий признание тех или иных действий преступными по советскому уголовному праву: сопротивление делу строительства социализма и коммунизма, в какой бы форме оно ни выражалось,— таков важнейший признак преступления и основание ответственности виновных перед Советским государством и народом. Все последующее советское уголовное законодательство неизменно исходило из этого принципа: преступными и наказуемыми являются общественно опасные деяния, то есть действия, наносящие ущерб социалистическим общественным отношениям.
Основываясь на классовом, материальном понимании преступного и наказуемого, советское уголовное право решительно порвало с формально-юридическим построением понятий и институтов Общей и Особенной частей уголовного права. Сказанное в полной мере относится и к институту ответственности за предварительную преступную деятельность.
Во всех декретах Советского правительства, в которых говорилось об ответственности за предварительную преступную деятельность, давалось совершенно новое, не известное буржуазному уголовному праву, решение этой проблемы. Предварительная преступная деятельность, начиная с приготовления, наказывалась по советскому законодательству наравне с оконченным преступлением. При этом конкретную меру наказания суд определял в пределах санкции той уголовно-правовой нормы, которая предусматривала
1 В И. Ленин. Соч., т. 26, стр. 266.
Часть I. Уголовное право ________213
соответствующее оконченное преступление, а также исходя из социальной опасности субъекта и общественной опасности совершенного им преступного деяния.
Так, в циркуляре Кассационного отдела ВЦИК от 6 октября 1918 г., указывалось, что наказанию вплоть до расстрела подлежит всякий, «кто организует контрреволюционные выступления против Рабоче-крестьянского правительства, участвует в них непосредственно или в подготовительной к ним стадии или участвует во всевозможных контрреволюционных заговорах и организациях, ставящих своей целью свержение Советской власти, хотя в результате его деятельности и не было контрреволюционных выступлений» (курсив мой. — Н. К). В этом же циркуляре содержится специальная оговорка о том, что покушение рассматривается как оконченное преступление1.
В постановлении ВЦИК от 5 января 1918 г. «О признании контрреволюционным действием всех попыток присвоить себе функции государственной власти» говорилось: «Всякая попытка со стороны кого бы то ни было или какого бы то ни было учреждения присвоить себе те или иные функции государственной власти будет рассматриваться как контрреволюционное действие. Всякая такая попытка будет подавляться всеми имеющимися в распоряжении Советской власти средствами»2.
Наказуемость приготовления к контрреволюционным преступлениям и покушения на эти преступления наравне с оконченным преступлением предусматривалась также в обращении ВЧК от 22 февраля 1918 г. «О мерах борьбы с контрреволюционерами» и в обращении СНК «О саботаже чиновников Министерства продовольствия»4.
В декретах от 22 июля 1918 г. «О спекуляции», от 30 июля 1918 г. «О набатном звоне», от 8 мая 1918 г. «О взяточничестве», подписанных В. И. Лениным, содержались отдельные статьи, в которых предусматривалась ответственность за покушение наравне с оконченным преступлением.
1 «Известия ВЦИК», 6 октября 1918 г.
2 СУ РСФСР, 1918, № 14, ст 202.
3 «Правда», 23 февраля 1918 г.
4 СУ РСФСР, 1918, № 57, ст 628
214____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
Материалы судебной практики 1917-1919 гг. свидетельствуют, что суды широко привлекали к ответственности как за приготовления к преступлениям, так и за покушения на преступления1.
Годы иностранной военной интервенции и гражданской войны были периодом суровых и тяжелых испытаний для молодой Советской республики. Для разгрома сильного, до зубов вооруженного врага в условиях небывалой разрухи нужно было превратить страну в военный лагерь, установить железную „дисциплину на фронте и в тылу. Беспрекословное подчинение законам и распоряжениям центральных и местных органов власти становится необходимым условием победы над врагом. В 1919 г. в письме к рабочим и крестьянам по поводу победы над Колчаком В. И. Ленин писал: «Малейшее беззаконие, малейшее нарушение советского порядка есть уже дыра, которую немедленно используют враги трудящихся,— есть зацепка для побед Колчака и Деникина»2.
Чрезвычайный VI Всероссийский съезд Советов принял специальное постановление «О точном соблюдении законов».
Важнейшие указания для развития советского уголовного права содержала принятая VIII съездом РКП (б) в марте 1919 г. программа партии.
Требования усиления революционной законности и необходимость систематизации советского уголовного законодательства обусловили издание в декабре 1919 г. «Руководящих начал по уголовному праву РСФСР».
«Руководящие начала» с точки зрения классовых интересов трудящихся определяли задачи советского уголовного права и давали материальное понятие преступлениям. В соответствии с этим, а также на основе двухлетнего опыта борьбы советских судебных органов с преступностью «Руководящие начала» конструируют и положения об ответственности за приготовление к преступлению и покушение на совершение преступления.
1 См. П. Г. Мишунин. Очерки по истории советского уголовного права. М., 1954, стр. 170.
В. И. Ленин. Соч., т. 29, стр. 515.
Часть I. Уголовное право 215
«Руководящие начала» установили, что преступление признается оконченным тогда, когда намерение совершить преступление осуществилось до конца (ст. 17).
Покушением на преступление «Руководящие начала» считали действие, направленное на совершение преступления, когда совершивший выполнил все, что считал необходимым для приведения своего намерения в исполнение, но преступный результат не наступил по причинам, от него не зависевшим (ст. 18).
Относительно приготовления к преступлению в «Руководящих началах» указывалось, что приготовлением к преступлению является приискание, приобретение или приспособление средств, орудий и тому подобного для совершения преступления (ст. 19).
Вместе с тем «Руководящие начала» устанавливали, что стадия осуществления намерения лица, совершавшего преступление, сама по себе не влияет на меру репрессии, которая определяется степенью опасности лица (ст. 20).
Таким образом, уже первый систематизированный сборник норм советского уголовного права, каким были «Руководящие начала», дает принципиально новое решение вопроса о стадиях престзт1-ления. Советское уголовное право в отличие от буржуазного признает необходимым наказывать покушение на преступление и приготовление к нему наравне с оконченным преступлением. «Руководящие начала» не связывали с}гд формальными правилами дозировки наказания в зависимости от видов покушения и не объявляли приготовление к преступлению ненаказуемым. Что же касается выбора судом конкретной меры наказания за покушение или приготовление, то в соответствии с «Руководящими началами» она определялась не стадией преступления, а степенью социальной опасности лица. Это последнее положение, к тому же изложенное в «Руководящих началах» в весьма категорической форме, вряд ли было правильным, хотя оно во многом и объяснялось исторической обстановкой того периода, когда были изданы «Руководящие начала».
Вместе с тем следует иметь в виду, что в соответствии с «Руководящими началами» суд, определяя степень социальной опасности лица, совершившего преступное деяние, не должен был оставлять без внимания общественную опасность самого деяния. Ст. 11 «Руководящих начал» прямо устанавливала, что суд обязан выяснить лич-
216____________________________Н Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
ность преступника, «поскольку таковая выявилась в учиненном им деянии».
* * *
Разгром иностранной военной интервенции и переход Советского государства на мирную работу по восстановлению народного хозяйства поставил со всей остротой вопрос о всемерном укреплении социалистической законности. «Чем больше мы входим в условия, которые являются условиями прочной и твердой власти, чем дальше идет развитие гражданского оборота, — геворил В. И. Ленин в докладе на IX Всероссийском съезде Советов в 1921 г.,— тем настоятельнее необходимо выдвинуть твердый лозунг осуществления большей революционной законности...»1.
Основываясь на указаниях партии, IX Всероссийский съезд. Советов признал очередной задачей государства «...водворение во всех областях жизни строгих начал революционной законности»2.
Уголовное законодательство в период нэпа должно было решать двуединую задачу: с одной стороны, обеспечить в строго определенных рамках оживление частнопредпринимательской деятельности и торговли как одного из средств создания материальной базы индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства, а с другой — четко установить, какие действия являются преступными, карая со всей строгостью малейшее нарушение социалистической законности.
С 1 июля 1922 г. был введен в действие первый советский уголовный кодекс — Уголовный кодекс РСФСР.
Этот кодекс содержал, в частности, развернутое определение приготовления к преступлению, покушения на преступление и видов покушения. УК РСФСР 1922 г. устанавливал, что приготовлением к преступлению считается приискание, приобретение или приспособление орудий, средств и создание условий для совершения преступления. Приготовление к преступлению каралось лишь в том случае, если оно само по себе являлось наказуемым действием (ст. 12).
1 В. И Ленин Соч , т. 33, стр 151
2 СУ РСФСР, 1922, № 4, ст. 43.
Часть I. Уголовное право 217
Покушением на преступление, как указывалось в кодексе, считается действие, направленное на совершение преступления, когда совершающий таковое не выполнил всего того, что было необходимо для приведения его намерения в исполнение, или когда, несмотря на выполнение им всего, что он считал необходимым, преступный результат не наступил по причинам, от него не зависящим (ст. 13).
Покушение на преступление каралось по УК РСФСР 1922 г. как совершенное преступление. При этом отсутствие или незначительность вредных последствий покушения могли быть приняты во внимание судом при определении меры наказания Покушение, не доведенное до конца по собственному побуждению покушавшегося, каралось как то преступление, которое было этим лицом фактически совершено (ст. 14).
Положительными сторонами постановлений УК РСФСР 1922 г. об ответственности за предварительную преступную деятельность по сравнению с «Руководящими началами» было, во-первых, то, что кодекс связывал степень наказуемости покушения с объективной опасностью деяния. Во-вторых, кодекс давал четкое понятие приготовления к преступлению, которое он определял как создание условий для совершения преступления. В-третьих, кодекс содержал постановление о добровольном отказе от преступления, хотя и не употреблял этого термина. Вместе с тем УК РСФСР 1922 г. сохранил в качестве неотъемлемого признака покушения впервые сформулированное «Руководящими началами» положение о том, что для покушения характерно ненаступление преступного результата по не зависящим от данного лица обстоятельствам.
Покушение на преступление подразделялось в рассматриваемом кодексе на оконченное и неоконченное. Однако кодекс не придерживался при этом единого критерия деления. Оконченное покушение УК РСФСР 1922 г. определял, исходя из объективного критерия (когда лицо, совершающее преступление, не выполнило то, что было необходимо для приведения его намерения в исполнение), а неоконченное, исходя из субъективного критерия (когда субъект, совершающий преступление, не выполнил «всего, что он считал необходимым»).
Отсутствие в УК РСФСР 1922 г. единого критерия для разграничения оконченного и неоконченного покушения несомненно за-"Фудняло практическую деятельность судов. К тому же судам труд-
218____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
но было отличать приготовление к преступлению от неоконченного покушения на преступление, поскольку при приготовлении субъект тоже делает не все, что считает необходимым сделать для совершения преступления. Между тем вследствие ненаказуемости приготовлений к преступлению по УК РСФСР 1922 г. вопрос о разграничении приготовления и покушения приобретал принципиальный характер, будучи частью проблемы об отличии преступных действий от непреступных.
Нужно отметить, что судебная практика очень скоро доказала недопустимость оставления безнаказанным приготовления ко всем без исключения преступлениям. Нельзя рставлять ненаказуемыми приготовительные к преступлению действия потому, что грань, отделяющая приготовление к преступлению от покушения на преступление, не совпадает с границей, отделяющей общественно опасные преступные действия от действий непреступных. Приготовление к таким преступлениям, как контрреволюционные преступления, хищения, убийство, фальшивомонетничество, спекуляция, поджоги и т. д., является безусловно общественно опасным действием и должно влечь за собой уголовную ответственность.
Нельзя не учитывать также и того, что перенесение центра тяжести при определении наказуемости лица с вопроса об общественной опасности деяния на установление формальных признаков покушения чрезвычайно и без надобности усложняет работу судов. В случае признания ненаказуемости приготовления к преступлению, как это предусматривал УК РСФСР 1922 г., суд должен был каждый раз с абсолютной точностью определять стадию совершения преступления. Однако при установлении столь подвижной грани, как грань, отделяющая приготовление от покушения, трудно избежать ошибок. Все это вело к серьезным отрицательным последствиям, поскольку в ряде случаев оставались безнаказанными общественно опасные действия.
УК РСФСР 1922 г., введя правило о ненаказуемости приготовления к преступлению, ставил суды перед трудной дилеммой: с одной стороны, суды были обязаны наказывать все общественно опасные деяния, ибо в этом и состоит одна из основных задач социалистического правосудия, а с другой стороны, они не могли наказывать общественно опасную предварительную преступную деятельность, которая по не зависевшим от лица обстоятельствам
Часть I. Уголовное право 219
была прекращена на стадии приготовления и не успела еще вылиться в непосредственное исполнение преступления, то есть в покушение1.
Вследствие этого суды, чтобы не оставлять безнаказанными приготовительные к преступлению действия, квалифицировали их как покушения. В то же время некоторые суды, не считаясь с запретом закона, наказывали общественно опасные приготовительные действия именно как приготовление.
Установленная УК РСФСР 1922 г. ненаказуемость приготовительных к преступлению действий, не способствовала осуществлению советским уголовным правом такой важной задачи, как задача подавления, сопротивления свергнутых эксплуататорских классов. Положение УК РСФСР 1922 г. о ненаказуемости приготовления к преступлению противоречило, в частности, задаче осуществления суровой расправы с контрреволюционерами, которая была сформулирована В. И. Лениным в 1922 г. в известном письме к Д. И. Курскому В. И. Ленин указывал в этом письме: «Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле, более или менее широкого»2.
В УК РСФСР 1922 г. эти указания В. И. Ленина не нашли достаточно полного отражения. Составы контрреволюционных преступлений были сформулированы в этом кодексе лишь как действия, непосредственно направленные на свержение Советской власти. Что же касается других контрреволюционных действий, которые еще не вылились в непосредственное посягательство на свержение Советской власти, то они, ввиду ненаказуемости приготовлений к преступлениям, должны были, по УК РСФСР 1922 г., оставаться безнаказанными.
Составы контрреволюционных преступлений нужно формулировать в законе широко. Так это и было сделано в последующем законодательстве. Вместе с тем очевидно, однако, и то, что при любой
На это противоречие справедливо указывал проф М С. Строгович См его статью «Приготовление к преступлению по УК РСФСР ред 1926 г» («Рабочий суд», 1927, № 10, стр. 845-846)
В И. Ленин Соч., т. 33, стр. 321.
220____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЬ!
формулировке составов контрреволюционных преступлений в законе — закон вряд ли сможет описать все приготовительные действия к совершению этих преступлений. Не менее очевидно также, что любые приготовительные действия к совершению контрреволюционных преступлений представляют большую общественную опасность. Эти преступные действия следует наказывать с тем большей решительностью, что именно при контрреволюционных преступлениях задача пресечения преступной деятельности до того, как она доведена преступником до конца, приобретает особо важное значение.
Нельзя не отметить и следующее обстоятельство. Ст. 89 УК РСФСР 1922 г. предусматривала ответственность за недоносительство о совершенных и о достоверно предстоящих преступлениях, предусмотренных в ст.ст. 58-66 УК, то есть о большинстве готовящихся контрреволюционных преступлений. Создавалось явное противоречие: за недоносительство о совершенных и готовящихся контрреволюционных преступлениях лицо подлежало уголовной ответственности, а сам приготовлявшийся к преступлению субъект от ответственности, в силу ст. 12 УК РСФСР, освобождался.
Однако, несмотря на содержавшийся в УК РСФСР 1922 г. формальный запрет наказывать за приготовление к преступлению, судебная практика и в то время всегда решительно карала всякую подготовительную контрреволюционную деятельность1.
В начале 20-х годов весьма распространенным, тяжким преступлением был бандитизм, часто перераставший из общеуголовного в политический. К каким результатам приводила ненаказуемость приготовления к бандитизму, можно проиллюстрировать следующим примером из судебной практики. Организованная банда во главе с Требачом, вооруженная винтовками, 17 мая 1923 г. отправилась в лес для совершения вооруженного ограбления. Однако, пробыв в лесу день и никого не встретив, преступники отложили ограбление на другой раз.
Киевский губернский суд квалифицировал их действия по ст. 76 ч. 2 УК УССР (организация банды и участие в ней) и приговорил обвиняемых к расстрелу.
1 См. М. С. Строгович. Приготовление к преступлению по УК ред. 1926 г. («Рабочий суд», 1927, № 10, стр. 846).
Часть I. Уголовное право 221
Верховный Суд УССР приговор губернского суда отменил на том основании, что осужденные совершили лишь ненаказуемое приготовление к бандитизму, и на основании ст.ст. 4 и 5 УПК УССР освободил осужденных от ответственности1. Даже если считать описанные выше действия приготовлением к бандитизму, то и тогда они представляют серьезную общественную опасность, вследствие чего они должны быть строго наказаны (хотя на самом деле здесь имело место оконченное преступление).
Таким образом, установленная УК РСФСР 1922 г. и уголовными кодексами других советских республик, которые действовали в тот же период времени, ненаказуемость приготовления ко всем преступлениям приводила к тому, что в ряде случаев лица, совершившие опасные преступные действия, освобождались от уголовной ответственности.
До денежной реформы 1924 г. весьма распространенным преступлением было и фальшивомонетничество. Ненаказуемость приготовления к фальшивомонетничеству мешала эффективной борьбе и с этим преступлением. Так, некто П. был задержан с двумя литографскими камнями с изображением на них серии билетов государственного казначейства и списками номеров серий. Суд квалифицировал действия П. по ст.ст. 13, 14 и 85 УК как покушение на фальшивомонетничество2. Совершенно очевидно, что в данном случае было налицо типичное приготовление к фальшивомонетничеству. Суду пришлось пойти по пути заведомо неправильной квалификации с тем, чтобы общественно опасное приготовительное действие, не наказуемое по закону, было наказано3.
Не только народные, и но вышестоящие суды нередко отступали от принципа ненаказуемости приготовления к преступлениям. Так, циркуляр Военной коллегии Верховного трибунала ВЦИК от 29 сентября 1922 г. прямо указывал на необходимость привлечения к ответственности за одну категорию приготовительных действий — за незаконное хранение чистых бланков документов со штампами и
1 Собрание определений УКК Верховного Суда УССР за январь— февраль *S25 г. Харьков, 1925, стр 75 См также комментарии к этому делу в книге: УК УССР 1977 г Комментарий, составленный Курицким, и др., 1927, стр. 125.
2 См «Еженедельник советской юстиции», 1922, № 4, стр. 321-322.
3 См также Сборник обвинительных пунктов, сост Васильев, 1922, стр 19 (дела 0 приготовлениях к побегу из места заключения).
222
Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
печатями. В указанном циркуляре говорится: «Военная коллегия Верховного трибунала ВЦИК разъясняет, что, хотя Уголовный кодекс РСФСР незаконного хранения чистых бланков со штампами и печатями должностных лиц или учреждений лицами, на то не упра-вомоченными, как самостоятельного уголовно наказуемого преступления и не знает, но, имея в виду то обстоятельство, что при помощи чистых бланков со штампами и печатями должностных лиц или учреждений в период 1920—1921 гг., совершались преступления массового характера, как-то: дезертирство, получение по фиктивным документам продовольствия и другие, с которыми реввоентрибуна-лы вели усиленную борьбу — надлежит признать, что обнаружение чистых бланков со штампами и печатями должностных лиц и учреждений у лиц, на хранение таковых не управомоченных, должно рассматриваться как приготовление к тому или иному преступлению...». Циркуляр предлагает предъявлять лицам, виновным в незаконном хранении указанных бланков, «обвинение применительно к ст. 12 УК и тем статьям, кои предусматривают преступления, подготовляющиеся лицами, у коих обнаружены вышеуказанные бланки»1 (курсив мой. — Н. К.).
Таким образом, в этом циркуляре был сделан совершенно правильный вывод о том, что ненаказуемость приготовления к тяжким преступлениям не отвечает интересам борьбы с этими преступлениями и потому за приготовление к ним субъект должен привлекаться к ответственности.
Все сказанное показывает неприемлемость принципа ненаказуемости приготовительных к преступлению действий, установленного УК РСФСР 1922 г. Этот принцип приводил, во-первых, к тому, что оставались безнаказанными общественно опасные деяния; во-вторых, приготовления к преступлению неправильно квалифицировались иногда как покушение; в-третьих, в теории и практике возникали бесконечные и подчас бесплодные споры о границах приготовления и покушения.
В июле 1923 г. II сессия ВЦИК X созыва внесла изменение в ст. 12 УК РСФСР. Заключительная часть этой статьи была изложена следующим образом: «Приготовление не карается, если оно само по себе не составляет деяния, наказуемого согласно настоящему кодек-
1 «Еженедельник советской юстиции», 1922, № 37-38, стр. XVI.
Часть I. Уголовное право________________________________________223
су, но от суда зависит применять в отношении привлекаемых лиц, признаваемых им социально опасными, меры социальной защиты»1.
Закон, таким образом, допускал ответственность за приготовление к преступлению, причем вопрос о привлечении к ответственности за приготовление к преступлению решался в каждом конкретном случае судом в зависимости от социальной опасности лица. Согласно же ст. 49 УК РСФСР, социальная опасность субъекта определялась его связью с преступной средой и прошлой преступной деятельностью. Лица, признанные социально опасными, подлежали высылке на срок до трех лет.
Призванная ликвидировать трудности, возникавшие в судебной практике при преследовании общественно опасной подготовительной преступной деятельности, приведенная выше поправка к ст. 12 УК РСФСР не могла полностью выполнить этой задачи. При всем значении социальной характеристики субъекта, его связи с преступной средой и прежней судимости — эти признаки не могут подменить собой объективную общественную опасность деяния. Новая конструкция ответственности за приготовление вела к тому, что приготовление отрывалось от соответствующего преступления и превращалось в своего рода самостоятельное оконченное преступление с самостоятельным наказанием.
Помимо этого, поправка к ст. 12 УК РСФСР страдала еще одним недостатком: в соответствии с этой поправкой приготовление к любым преступлениям могло влечь за собой во всех случаях лишь одну, и притом одинаковую, меру наказания — высылку на срок до трех лет. Между тем для одних приготовительных действий, например при приготовления к незаконной охоте, эта мера наказания была слишком строгой, а для других, например, при приготовлении к контрреволюционным преступлениям, — слишком мягкой.
Ввиду того, что в соответствии с поправкой к ст. 12 УК РСФСР 1922 г. ответственность за приготовление связывалась с социальной опасностью субъекта, отдельные криминалисты сделали из этого ошибочный вывод, будто бы тем самым в советское уголовное право были внесены чуждые ему элементы субъективизма, «социальной опасности субъекта»2.
1 СУ РСФСР, 1922, № 44, ст. 479.
2 См например, В. Гольдинер Объективизм и субъективизм в советском уголов-праве («Вестник советской юстиции», 1926, № 16 (74), стр 630-631); Доклад
224
Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
Трудности, с которыми столкнулось наше законодательство при конструировании ответственности за предварительную преступную деятельность, были трудностями роста. Законодатель искал наиболее правильное решение этой проблемы и под воздействием практики все ближе и ближе подходил к нему.
* *
Значительной вехой в истории советского уголовного права явилось издание основ общесоюзного законодательства, обусловленное образованием Союза Советских Социалистических Республик.
31 октября 1924 г. были изданы «Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик». В ст. 1 «Основных начал» указывается, что уголовное законодательство Союза ССР и союзных республик имеет своей задачей судебно-правовую защиту государства трудящихся от общественно опасных деяний, подрывающих власть трудящихся или нарушающих установленный ею правопорядок.
В прямом соответствии с материальным определением преступления решаются в «Основных началах» и вопросы ответственности за предварительную преступную деятельность. Подчеркивая эту связь, проф. М. С. Строгович писал: «Если преступление не есть формальное понятие, а действительно, социально опасное явление, разумеется, нельзя заранее объявить, что такая-то стадия осуществления преступления ненаказуема: если в этой стадии действия того или иного лица являются социально опасными не только сами по себе, но и по отношению к преступной цели, к достижению которой они ведут, ни в коем случае нельзя отказываться в отношении этих лиц от применения соответствующих мер социальной защиты»1.
Ст. 11 «Основных начал» установила наказуемость как приготовления к преступлению, так и покушения на него. В этой статье указывается: «Если начатое преступление не было доведено до конца, то есть если преступный результат по каким-либо причинам не
М. А. Чельцова-Бебутова на тему «Спорные вопросы учения о покушении» («Вестник советской юстиции», 1924, № 21, стр. 722 и др.).
1 М. С. Строгович. Приготовление к преступлению по УК ред. 1926 г. («Рабочий суд», 1927, №10, стр. 846).
Часть 1. Уголовное право 225
наступил, то суд при выборе мер социальной защиты, назначенных уголовным законом за данный вид преступления, руководствуется степенью осуществления преступного намерения».
Комментируя ст. 11 «Основных начал», т. Красиков, прокурор Верховного Суда СССР, на II сессии ВЦИК СССР говорил: «Здесь особенность в вопросе, трактующем о покушении и приготовлении к совершению преступления. Говоря о стадиях совершения преступления, проект становится на некоторую новую точку, где все эти стадии предоставляется определить самому суду мерою приближения к совершению преступления. Таким образом, теоретические дебаты о преступлении и его стадиях отходят на задний план, и суду уже предоставляется считаться при выборе наказания именно со степенью осуществления преступления и со степенью участия в преступлении»1.
Достоинства «Основных начал» сравнительно с прежним законодательством по вопросам ответственности за приготовление и покушение сводятся к следующему: а) «Основные начала» установили наказуемость приготовления и покушения, исходя из общественной опасности предварительной преступной деятельности; б) «Основные начала» в четкой форме связывают меры наказания за приготовление и покушение с общественной опасностью последних, со степенью завершенности преступления и близостью наступления вредных последствий; в) при определении наказания согласно «Основным началам» суд не связан какой-либо одной неизменной мерой наказания. Наказание за приготовление и покушение назначается в пределах санкции той статьи, которая предусматривает соответствующее оконченное преступление.
«Основные начала» не знают терминов «приготовление» и «покушение». И приготовление к преступлению и покушение на него характеризуются в «Основных началах» единым понятием «начатое и неоконченное преступление». Это обстоятельство явилось причиной того, что в действующем республиканском законодательстве, принятом после издания «Основных начал», по вопросу об ответственности за приготовление и покушение имеется определенный разнобой, если не по существу, то по форме. Так, УК РСФСР редакции 1926 г. говорит о покушении и приготовлении в одной статье, не
1 II сессия ВЦИК СССР. Бюллетень № 4, 2 октября 1924 г.
8 Зак 4470
226____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
давая понятия покушения на преступления (ст. 19). УК Азербайджанской ССР редакции 1927 г. посвящает вопросам стадий преступления две статьи — в одной (ст. 20) дается определение приготовления, в другой (ст. 21) говорится о наказуемости приготовления и покушения, причем и здесь не содержится определения покушения. УК УССР редакции 1927 г. посвящает стадиям преступления три статьи: ст. 16 дает определение покушения, ст. 17 содержит определение приготовления, а ст. 18 говорит о наказуемости приготовления и покушения. УК Грузинской ССР редакции 1928 г. говорит о покушении и приготовлении в одной статье (ст. 19), но не употребляет термина «покушение», а говорит о «начатом преступлении», охватывая этим понятием и приготовление к преступлению. Наконец, УК Белорусской ССР редакции 1928 г. вообще не употребляет терминов «приготовление» и «покушение». В ст. 20 УК БССР говорится о «начатом преступлении, не доведенном до конца».
Следует признать, что применяемый «Основными началами» термин «начатое и неоконченное преступление» является недостаточно четким. Недостаточная четкость этого понятия привела к тому, что УК УССР, в Общей части истолковав его как «начало исполнения», установил уголовную ответственность только за покушение.
Вряд ли можно признать удачной замену «Основными началами» при характеристике покушения ясного и понятного положения — ненаступление преступного результата по не зависевшим от лица обстоятельствам, о котором говорилось в «Руководящих началах» и в УК РСФСР 1922 г., довольно неопределенным выражением — ненаступление преступного результата по «каким-либо причинам». Добровольный отказ тоже является причиной ненаступления преступного результата, однако при добровольном отказе нет ни приготовления к преступлению, ни покушения на него. Следует отметить, что в «Основных началах» ничего не говорится о добровольном отказе.
Переход нашей страны к социалистической индустриализации и коллективизации сельского хозяйства потребовал дальнейшего укрепления социалистической законности. XFV партийная конферен-
Часть I. Уголовное право 227
ция, состоявшаяся в 1925 г., признала укрепление социалистической законности очередной задачей Советского государства. В решениях конференции, говорилось, что «интересы укрепления пролетарского государства и дальнейшего роста доверия к нему со стороны широких масс крестьянства в связи с проводимой ныне политикой партии требуют максимального упрочения революционной законности...»1
Перед советским уголовным правом стояла задача всемерно способствовать социалистической индустриализации путем борьбы с расхитителями народного добра и бесхозяйственностью, за строжайшее соблюдение производственной и трудовой дисциплины.
Не менее ответственные задачи возлагались на советское уголовное право и в деле содействия коллективизации сельского хозяйства, в области охраны новых, социалистических общественных отношений в деревне. Нужно было организовать систематическую и беспощадную борьбу с кулачеством и расхитителями колхозного имущества, объявить войну хулиганству и поножовщине на селе.
Все эти и подобные им мероприятия уголовно-правового характера были хотя и вспомогательными, но необходимыми элементами охраны социалистических общественных отношений.
С учетом указанных выше задач, руководствуясь постановлениями общесоюзного закона — «Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик», должны были строиться уголовные кодексы союзных республик.
Изданию УК РСФСР редакции 1926 г. предшествовала большая подготовительная работа. И опять, как в 1921-1922 гг., «больным» вопросом, как его тогда называли, становится вопрос о конструкции ответственности за приготовление к преступлению. Различные проекты УК содержали по этому вопросу различные, подчас прямо противоположные решения: проект НКЮ РСФСР следовал в этом отношении положениям ст. 11 УК РСФСР 1922 г. (с поправкой, внесенной в эту статью в 1923 г.); проект комиссии СНК РСФСР считал необходимым наказывать приготовление и включал приготовление в понятие покушения; проекты Конституционной комиссии и Комиссии законодательных предположений предлагали наказывать приготовление лишь в особо указанных в законе случаях; наконец, проект
1 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК, ч. II, 7-е. Госполитиздат, 1954, стр 162
-^
228____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
УК, одобренный СНК РСФСР, предусматривал наказуемость и приготовления и покушения наравне с оконченным преступлением. Этот последний проект лег в основу ныне действующего УК РСФСР 1926 г.
В УК РСФСР 1926 г. ответственность за предварительную преступную деятельность строится в соответствии с материальным определением преступления. Ст. 19 этого кодекса устанавливает: «Покушение на какое-либо преступление, а равно и приготовительные к преступлению действия, выражающиеся в приискании или приспособлении орудий, средств и создании условий преступления, преследуются так же, как совершенное преступление, причем суд, при выборе меры социальной защиты судебно-исправительного характера, должен руководствоваться степенью опасности лица, совершившего покушение или приготовление, подготовленности преступления и близостью наступления его последствий, а также рассмотрением причин, в силу которых преступление не было доведено до конца.
В случаях, если преступление не было совершено по добровольному отказу лица, намеревавшегося совершить это преступление, от его совершения, суд устанавливает соответствующую меру социальной защиты за те действия, которые фактически были совершены покушавшимся или приготовлявшимся». В то же время УК УССР редакции 1927 г. в вопросах ответственности за приготовление и покушение пошел по пути УК РСФСР 1922 г.
На практике применения УК УССР 1927 г. можно еще раз убедиться в неприемлемости принципа ненаказуемости приготовлений ко всем преступлениям.
Трудности уголовного преследования и квалификации предварительной преступной деятельности, схоластические подчас споры о границах приготовления и покушения в сочетании с дискуссиями о социальной опасности лица и т. д. и т. п.— все то, от чего была избавлена деятельность судебно-прокурорских органов РСФСР после издания УК РСФСР 1926 г., в полной мере сохранилось на Украине вплоть до 1928 г., когда и в УК УССР был введен принцип наказуемости всех приготовлений наравне с покушением и оконченными преступлениями.
Достаточно просмотреть судебную практику судов УССР за 1927-1928 гг., чтобы убедиться в том, какие серьезные трудности
Часть I. Уголовное право 229
вызывала ненаказуемость приготовления, установленная первоначально УК УССР.
Так, например приговором Изюмского окружного суда от 11 февраля 1927 г. Фарафонов и др. были осуждены по ст. 16 и ст. 56-17 УК УССР, то есть за покушение на совершение разбойного нападения. Обстоятельства дела, как они указаны в приговоре суда, следующие: «Осужденные, вставши с поезда и вооружившись обрезами и ножами, пошли на станцию с целью совершения разбойного нападения. В тот момент, когда подсудимые вошли в станционный коридор, их заметил уполномоченный ОГПУ и крикнул им: «Стой». Осужденный Фарафонов и другие бросились бежать, но были задержаны»1 .
Осужденные в кассационной жалобе писали, что считают приговор неправильным, потому что их действия являются не покушением, а приготовлением к разбойному нападению, вследствие чего они согласно ст. 18 УК УССР должны быть освобождены от уголовной ответственности. Интересно, как Кассационная коллегия аргументировала необходимость отклонения жалобы осужденных и оставление в силе приговора окружного суда. Коллегия сослалась на то, что «подсудимые не имели возможности привести в исполнение своего намерения, то есть совершить нападение на кассу, по причинам, от них не зависящим»2. Приведенные аргументы, правильно обосновывающие общественную опасность действий, совершенных осужденными, и необходимость наказания этих действий, однако вовсе не доказывают, что данные действия являлись покушением, а не приготовлением к преступлению (этот вопрос обходится в определении молчанием, хотя в жалобе указывается именно на него). В действительности же здесь имело место приготовление к преступлению, а именно создание условий для осуществления разбойного нападения на кассу. Но и эти действия являются общественно опасными и должны быть наказаны. Именно поэтому Фарафонов и другие были привлечены к уголовной ответственности и осуждены.
Приведенный пример лишний раз показывает отрицательные последствия установления законом ненаказуемости приготовления.
1 «Еженедельник советской юстиции», 1928, № 5 (111), стр. 149.
2 Там же.
230____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ_
При такой конструкции закона, для того чтобы обеспечить наказание лиц, совершивших общественно опасные приготовительные к преступлению действия, судебным органам приходилось идти на заведомо неправильную квалификацию и называть приготовление — покушением.
Некоторые криминалисты, высказывавшиеся в то время за ненаказуемость приготовления к преступлению (Чельцов-Бебутов, Паше-Озерский, Немировский и др.), критиковали ст. 19 УК РСФСР за то, что она «спрессовывает», смешивает приготовление и покушение1. В действительности же именно при ненаказуемости приготовления приходилось идти на заведомое смешение, приготовления и покушения, дабы не оставлять безнаказанными общественно опасные приготовительные действия. Понимая это, названные криминалисты находили выход из положения в трактовке покушения с точки зрения субъективной, то есть наиболее реакционной, теории буржуазного уголовного права2.
Вопрос о начале ответственности за умышленную преступную деятельность не мог различно решаться в республиканском законодательстве. Поэтому 20 Пленум Верховного Суда СССР 7 мая 1928 г. вынес специальное постановление, в котором разъяснил судам, что под начатым и неоконченным преступлением «Основные начала» понимают как приготовление, так и покушение. Это постановление 31 октября 1928 г. было утверждено президиумом ЦИК СССР и получило силу общесоюзного закона.
Начиная с 1928-1929 гг., все уголовные кодексы союзных республик устанавливают ответственность за приготовление и покушение как за оконченное преступление.
С тех пор и по сегодняшний день, вот уже 30 лет, действует в советском уголовном праве принцип уголовной ответственности за
1 См. Доклад М. А. Чельцова-Бебутова на тему «Спорные вопросы учения о покушении» («Вестник советской юстиции», 1924, № 21, стр. 722); доклад проф. Паше-Озерского «Несколько замечаний по поводу проекта УК РСФСР 1925 г.» («Вестник советской юстиции», 1926, № 4, (62), стр. 144); Э. Я. Немировский. Некоторые спорные вопросы наших новых УК («Вестник советской юстиции», 1926, № 6 (112), стр. 185.
2 Так, проф. Э Я. Немировский писал; «Не следует только суживать понятия о покушении. И в этом отношении можно принять субъективную теорию: последняя усматривает покушение в действии, в котором проявилась твердая решимость на совершение определенного преступления» («Вестник советской юстиции», 1926, № 6 (112), стр. 185).
Часть I. Уголовное право 231
покушение и приготовление наравне с оконченным преступлением. В судебной практике он не только не вызывает никаких затруднений, а, наоборот, способствует эффективной борьбе с преступлениями.
Мы видели, что принципы ответственности за покушение на преступление и особенно за приготовление к преступлению претерпевали в нашем законодательстве изменения. Развитие этих принципов шло в соответствии с развитием социалистического уголовного законодательства в целом: все более полное и четкое проведение в жизнь материально-классового принципа уголовной ответственности и наказуемости.
Хотя, начиная с декретов 1918 г. и по сегодняшний день, покушение преследовалось наравне с оконченным преступлением, однако критерий определения конкретной меры наказания за покушение изменялся. «Руководящие начала» придавали в этом отношении решающее значение социальной опасности субъекта.
Действующее советское уголовное законодательство считает важнейшим критерием при определении наказания за покушение (как и за приготовление) объективную общественную опасность совершенного покушения на преступление, или приготовления к преступлению.
Понятие покушения в нашем уголовном законодательстве развивалось от сравнительно узкого к более широкому и обобщенному. Сравнительно узкое понятие покушения в «Руководящих началах» (только оконченное покушение), затем деление покушения на виды (оконченное и неоконченное покушение — по УК РСФСР 1922 г.) и, наконец, единое понятие покушения в УК РСФСР 1926 г. (в действующем УК УССР сохранилось деление покушения на оконченное и неоконченное, хотя УК УССР не упоминает этих терминов).
Более существенные изменения претерпела конструкция ответственности за приготовление к преступлениям. На протяжении десяти лет — с 1919 по 1928 г. — советское законодательство знало три конструкции ответственности за приготовление к преступлениям, это: 1) полная безнаказанность приготовительных действий (УК РСФСР 1922 г.); 2) наказуемость приготовления в порядке исключения, когда приготовительные к преступлению действия совершило социально опасное лицо (поправка к ст. 12 УК РСФСР 1922 г., внесенная в 1923 г.); 3) наказуемость приготовления наравне с покуше-
^
232____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
нием и оконченным преступлением («Основные начала» и ныне действующие уголовные кодексы союзных республик).
Понятие приготовления, подобно понятию покушения, развивалось в нашем уголовном законодательстве от узкого (в «Руководящих началах») до более широкого и правильного родового понятия приготовления — создание условий для совершения преступления.
Сам по себе факт быстрых изменений советского законодательства в связи с изменением стоявших перед ним задач, а также под воздействием практики является характерной особенностью социалистического законодательства. В. И. Ленин в речи на IV сессии ВЦИК говорил об этом замечательном свойстве нашего законодательства: «И если тот закон, который теперь вами принят, тоже окажется в тех или иных отношениях заслуживающим поправок, мы без всякого затруднения эти дальнейшие поправки, дальнейшие улучшения будем принимать так же, как вы вот сию минуту принимали поправки и улучшения к нашему Уголовному кодексу... Вы все, конечно, прекрасно знаете, что быстроты законодательства, подобной нашей, другие державы, к сожалению, не знают»1.
История развития института ответственности за приготовление и покушение в советском уголовном законодательстве, борьба мнений вокруг этого вопроса дают богатейший материал для изучения при подготовке нашего будущего уголовного законодательства — как общесоюзного, так и уголовных кодексов союзных республик. Ознакомление с этим материалом позволяет судить о положительных и отрицательных сторонах каждой из конструкций ответственности за предварительную преступною деятельность и выбрать такую, которая наилучшим образом отвечала бы задачам борьбы с преступлениями на современном этапе развития Советского государства.
1 в. И. Ленин. Соч., т. 33, стр. 355-356.
,
Часть I. Уголовное право_________________________________________233^
ОБЩЕЕ ПОНЯТИЕ СТАДИЙ РАЗВИТИЯ УМЫШЛЕННОГО ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Преступление, как и всякое иное явление объективного мира, развивается от возможного к действительному. Прежде чем действовать физически, всякий человек, в том числе и преступник, действует мысленно. Еще до совершения им умышленного преступления субъект обдумывает свой преступный замысел, взвешивает все аргументы «за» и «против» и, наконец, принимает окончательное решение совершить преступление; у лица складывается в основных деталях представление о сущности данного преступления и о средствах его совершения, определяется психическое отношение к преступному результату в форме желания достижения преступной цели. Все эти процессы, происходящие в сознании лица, можно назвать формированием умысла.
Формирование умысла есть чисто психический процесс, и потому не может объявляться наказуемым. Советское уголовное законодательство, как говорится в ст. 1 УК РСФСР, «имеет задачей охрану социалистического государства рабочих и крестьян и установленного в нем правопорядка от общественно опасных действий (преступлений)»... (курсив мой. — Н. К). Формирование умысла действием не является, и поэтому оно не может влечь за собой уголовной ответственности. В директивном письме Верховного Суда РСФСР по применению Уголовного кодекса РСФСР редакции 1926 г. указывалось: «Один лишь голый умысел, голое намерение совершить преступление, не выразившееся в конкретных действиях, не является преступлением и не влечет применения мер социальной защиты».1
Воздействие на лиц с антиобщественным образом мыслей осуществляется у нас не мерами уголовно-правового характера, а политическим воспитанием.
Безнаказанность мыслей и убеждений, даже в случае их антиобщественного характера, до тех пор, пока они не воплотились в
1 «Еженедельник советской юстиции», 1927, № 2, стр. 44.
234____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
конкретных преступных действиях является одним из основных принципов социалистической законности. К. Маркс указывал: «...никто не может быть заключен в тюрьму, либо же лишен своей собственности или другого юридического права на основании своего морального характера, на основании своих политических и религиозных убеждений... Мы требуем неприкосновенного правового положения для всякого негодного существа не потому, что оно негодно, а постольку, поскольку его порочность остается в пределах его образа мыслей; для которого не существует ни трибунала, ни кодекса. Мы, таким образом, противопоставляем дурной образ мыслей, для которого «не существует трибунала, дурным деяниям, для которых в случае, если они противозаконны, существует трибунал и уложение о наказаниях».1
Прямым следствием ненаказуемости мыслей и убеждений в советском уголовном праве является безнаказанность обнаружения умысла вовне. Обнаружение умысла — это выражение вовне устно, письменно или путем действия намерения совершить преступление.
Обнаружение умысла тем лишь и интересно, что доказывает наличие у лица умысла, намерения совершить преступление. Но так как само это намерение, пока оно не воплотилось в определенное преступное действие (приготовление, покушение, соучастие и оконченное преступление), в советском уголовном праве ненаказуемо, то и обнаружение его вовне также ненаказуемо. К. Маркс указывал: «Но простое заявление о намерении сделать то-то и то-то не может послужить поводом для преследования меня ни со стороны уголовной, ни со стороны исправительной полиции... Только поступки доказывают, насколько серьезно было заявление»2.
В силу сказанного следует признать, что выдвигаемые некоторыми советскими криминалистами3 положения о том, что обнаружение умысла является первой стадией развития преступления и что обнаружение умысла в советском уголовном праве наказуемо, хотя бы и в порядке исключения («когда оно в силу особых условий за-
1 К Маркс и Ф. Энгельс Соч., т. 1, 1955. стр. 182-183.
2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 6, стр. 242.
3 См. Советское уголовное право. Часть Общая. М, 1952, стр. 277-278. В. Д. Меньшагин, 3. А. Вышинская. Советское уголовное право. Учебник для юридических школ М„ 1950, стр 348—349, Н. В Лясс. Понятие и основания наказуемости приготовления и покушения (Ученые записки ЛГУ, серия юридических наук. Вопросы уголовного права и процесса, 1956, № 202, стр. 50).
r
Часть I. Уголовное право 235
ключает в себе состав преступления»), представляются глубоко ошибочными.
Обнаружение умысла не является и не может являться стадией развития преступления. Стадией развития преступления называется лишь то, что служит ступенькой к достижению преступного результата, что в большей или меньшей степени, но обязательно способствует причинению ущерба объекту преступления, приближает субъекта к намеченной цели1.
Обнаружение умысла ни одним из указанных признаков стадии развития преступления не обладает. Высказыванием намерения совершить преступление или совершением конклюдентных действий, свидетельствующих о наличии такого намерения, субъект не создает никаких благоприятных условий выполнения преступления. Ни в обусловливающей, ни тем более в причинной связи с совершением преступления обнаружение умысла не находится. В результате обнаружения умысла посторонние лица узнают о преступном намерении субъекта— это является единственным последствием обнаружения умысла. Нетрудно заметить, что обнаружение умысла не только не приближает субъекта к преступной цели, но, напротив, отодвигает от нее. В отношении такого субъекта могут быть приняты меры предосторожности, вследствие чего реализация его преступного намерения станет либо вовсе невозможной, либо весьма затруднительной. Не случайно поэтому преступники очень редко обнаруживают свои преступные намерения до того, как совершением приготовительных действий или исполнением преступления им поневоле приходится их обнаруживать.2
1 Именно таков смысл слова «стадия» в русском языке. Это слово применяется для обозначения периода, фазы или ступени в развитии чего-нибудь (см Толковый словарь русского языка под ред. Б. Л. Волина, Д. Н Ушакова, т. 4 М., 1940, столб. 476).
Правильно не признает обнаружение умысла стадией преступления И. С. Тиш-кевич (см автореферат его кандидатской диссертации «Понятие приготовления и покушения в советском уголовном праве». Минск, 1953 стр. 7); см также Н. Ф Кузнецова Автореферат кандидатской диссертации «Ответственность за приготовление и покушение по советскому уголовному праву». М., 1953, стр 5; Г. Kpumep, H. Кузнецова, Б. Леонтьев, В Орлов. Об ошибочном освещении ряда вопросов в вузовском учебнике Общей части советского уголовного права (Вестник Московского университета, 1954, № 1, стр. 143), М. Д. Шаргородский. Вопросы общей части уголовного права. Л., 1955, стр 116, Н. Д. Дурманов Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву. М., 1955, стр. 22.
236____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
Не будучи стадией развития преступления, обнаружение умысла вообще не является общественно опасным деянием. В самом деле, какие социалистические общественные отношения страдают от того, что кто-то преждевременно, до совершения преступных действий, выболтает свое преступное намерение? Никакие. Поэтому нельзя согласиться с И. И. Слуцким, который пишет: «Опасность может быть наличной не только на стадии покушения на преступление, но также и на стадии приготовления или обнаружения умысла при условии, если субъект своим поведением подтвердил наличие непосредственной, неминуемой опасности начала осуществления преступного посягательства»1. Обнаружение умысла не создает опасности правоохраняемым объектам, а тем более не является началом осуществления преступного посягательства.
Установление судом того обстоятельства, было ли в данном случае приготовление к преступлению или лишь обнаружение умысла, имеет очень важное значение для решения вопроса об уголовной ответственности. При наличии лишь одного обнаружения умысла лицо уголовной ответственности не подлежит. Так, Сквор-цова была осуждена Новгородским областным судом по ст. 19-79 ч. 1 УК РСФСР и по ст. 4 Указа от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». Скворцова была признана виновной в том, что она с целью скрыть следы хищений готовилась поджечь помещение сельпо, в котором работала. Для этого, как указывается в приговоре суда, Скворцова, имея при себе бутылку с горючей жидкостью, подошла к сельпо, но поджог совершить не смогла, так как возле сельпо находился какой-то посторонний человек, которого она испугалась.
Рассматривая данное дело в кассационном порядке, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР отменила приговор суда первой инстанции в части обвинения Скворцовой по ст. 19-79 ч. 1 УК РСФСР. Материалами дела приготовительные действия к поджогу со стороны Скворцовой не подтверждались. По де-
1 И. И. Слуцкий. Обстоятельства, исключающие общественную опасность деяния по советскому уголовному праву. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук. Л., 1954, стр. 15. Аналогичную ошибку допускает и проф. Паше-Озерский (см. Паше-Озерский. Обстоятельства, исключающие ответственность по советскому уголовному праву. Автореферат диссертации, представленной на соискание ученой степени доктора юридических наук, 1954, стр. 11).
Часть I. Уголовное право 237
лу было установлено лишь то, что Скворцова высказала Тарасовой намерение совершить поджог помещения сельпо. Учитывая, что обнаружение умысла совершить преступление не является стадией преступления и потому в уголовном порядке ненаказуемо, коллегия дело в части осуждения Скворцовой по ст. 19-79 ч. 1 УК РСФСР производством прекратила1.
В некоторых учебниках по советскому уголовному праву встречаются утверждения, будто бы обнаружением умысла являются некоторые действия, предусмотренные законом в качестве самостоятельных преступлений. К числу таких преступлений названные учебники относят предусмотренную в ст. 73' УК РСФСР и соответствующих статьях УК других союзных республик угрозу должностным лицам или общественным работникам, угрозу убийством или насилием, предусмотренную ст. 143 УК Туркменской ССР и ст. 203 УК Азербайджанской ССР, а также контрреволюционную агитацию и пропаганду. Причем указывается, что в этих случаях, якобы имеет место уголовно наказуемое обнаружение умысла2. Другими словами, перечисленные действия признаются авторами этих учебников соответственно стадиями преступлений против личности или контрреволюционного преступления.
Подобное мнение является ошибочным.
Как уже указывалось, обнаружение умысла имеет своим последствием доведение до сведения третьих лиц намерения данного субъекта совершить преступление, — и только. Угроза же представляет собой психическое насилие над жертвой с целью изменения ее поведения в интересах угрожающего. Так, угроза должностным лицам или общественным работникам, предусмотренная ст. 73' УК РСФСР, направлена на изменение общественно-производственной деятельности этих лиц. Угроза, предусмотренная ст. 143 УК Туркменской ССР и ст. 203 УК Азербайджанской ССР, направлена на изменение поведения лица в быту.
Далее, обнаружение умысла не нарушает ни одного из право-эхраняемых объектов. Угроза же является действием общественно опасным, так как она препятствует советским гражданам поль-
1 Архив Верховного Суда РСФСР 1956 г., дело № 84-06-19.
2 Советское уголовное право. Часть Общая. М., 1952, стр. 277-278; В. Д. Мень-шагин, 3. А. Вышинская. Советское уголовное право. М., 1950, стр. 135.
238____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
зоваться гарантированными Конституцией СССР правами и свободами.
В основе обнаружения умысла на убийство или на причинение телесного повреждения лежит стремление лица совершить убийство или причинить тот или иной вред здоровью другого человека. Иное дело при угрозе. Здесь содержание умысла другое: изменить поведение лица в нужном угрожающему направлении. Даже если угрожающий впоследствии приведет свою угрозу в исполнение, то и тогда угроза не превращается в стадию убийства или насилия. В этом случае будет иметь место реальная совокупность угрозы и убийства (если, конечно, при этом отсутствуют признаки террористического акта).
Проф. М. Д. Шаргородский в рецензии на учебное пособие по уголовному праву, автором которого является проф. А. А. Герцен-зон, правильно отмечает, что при угрозе «в действительности карается не намерение, а общественно опасное действие — угроза, даже если у угрожающего и не было намерения в дальнейшем привести ее в исполнение»1.
Не будучи обнаружением умысла на убийство или на причинение насилия, угроза также не является стадией развития преступлений против личности. Обратное утверждение приводит к неправильному пониманию состава угрозы и способно лишь дезориентировать судебную практику. В самом деле, если ошибочно считать угрозу обнаружением умысла и. следовательно, стадией преступлений против личности, то придется признать объектом угрозы жизнь и здоровье человека. Следовательно, в этом случае угрозу надо рассматривать как действие, направленное на причинение ущерба здоровью или на убийство. Таким образом, суд должен доказывать наличие угрожающего умысла на совершение убийства или на причинение насилия. Между тем, как было указано выше, этих фактов для состава угрозы доказывать не нужно. «Иногда, — пишет Н. Д. Дурманов, — такая угроза (имеется в виду угроза должностным лицам или общественным работникам.— Н. К.) или наказуемая угроза действием в отношении частного лица, караемая по уголовным кодексам Туркменской и Азербайджанской ССР, могут вместе с тем
1 М. Д. Шаргородский. Рецензия на учебное пособие проф. А А Герцензона «Уголовное право, часть общая», 1948 («Советское государство и право», 1948, № 12, стр 60).
Часть I. Уголовное право 239
представлять собой обнаружение умысла на действительное совершение убийства, которым угрожает виновный. Но это нельзя признать общим правилом, и наличие такого обстоятельства не является признаком состава. Гораздо чаще угрожающий, имея намерение запугать потерпевшего, в действительности не намеревается осуществить свою угрозу»1.
Угроза опасна не тем, что она создает якобы условия для совершения в будущем преступления против личности. Она опасна для социалистического государства сама по себе, в силу присущих ей общественно вредных качеств. Проф. М. Д. Шаргородский, предлагая в нашем будущем уголовном законодательстве наказывать угрозу убийством, так же как угроза наказывается по УК Туркменской ССР и УК Азербайджанской ССР, справедливо писал следующее: «Ответственность за угрозу в этих случаях должна быть установлена потому, что в этих случаях угроза носит серьезный характер и сама по себе представляет значительную общественную опасность, а не потому, что она является стадией в развитии убийства»2.
Ошибочное признание угрозы стадией преступлений против личности приводит иногда на практике к неправильной квалификации. Простая, словесная угроза с целью изменения поведения человека в быту или на производстве, если она не подпадает под признаки ст. 73' УК РСФСР, по законодательству РСФСР не наказывается. Это положение прочно усвоено практикой. Но бывает и так, что угрожающий для большей действенности угрозы сопровождает словесную угрозу демонстрацией оружия или приобретает оружие для подобной демонстрации. И тогда, нередко, судебные работники квалифицируют такую угрозу как приготовление к убийству. Так, например, некто К., желая принудить свою знакомую Ч. к замужеству с ним, приобрел для устрашения Ч. пистолет. Приобретение пистолета в данном случае было не стадией совершения убийства, а дополнительным элементом угрозы по адресу Ч. Поэтому следует полностью согласиться с решением Судебной коллегии по уголовным делам Московского городского суда, которая не усмотрела в
1 Н. Д. Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву. М , 1955, стр. 25.
2 М. Д. Шаргородский. Преступления против жизни и здоровья. М, 1948, стр. 252.
240____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
действиях К. приготовления к убийству и исключила из приговора обвинение К. по ст. 19-136 УК1.
В другом случае А., будучи в нетрезвом состоянии, поссорился со своим сослуживцем П., кричал на него, ругался и угрожал расправой. Видя бесполезность спора с пьяным, П. вышел из помещения кухни, где происходила ссора. Тогда А. выбежал во двор, схватил топор и с криком «убью» бросился снова в комнату, где находился П. Дверь комнаты успели закрыть. Постучав и покричав еще некоторое время, А. затем спокойно отправился во двор и положил топор на место.
Народный суд осудил А. за покушение на убийство по ст. 19-136 п. «а» УК РСФСР. В этом случае, как и в деле К., угроза сопровождалась определенным действием — приисканием орудия преступления. Задача суда состояла в том, чтобы определить, было ли подыскано оружие для совершения убийства, либо для совершения иного преступления против личности, или же приискание оружия было осуществлено для того, чтобы придать большую действенность угрозе.
В зависимости от решения этого вопроса суд должен решить вопрос и о квалификации действий А. Суд допустил ошибку, полагая, будто бы А. схватил топор для того, чтобы совершить убийство. На самом деле и здесь, как и в первом приведенном нами примере, оружие было использовано для целей угрозы. Поэтому Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, рассмотрев дело А., правильно признала, что действия А. нельзя считать приготовлением к убийству и квалифицировать по ст. 19-136 п. «а» УК РСФСР. Эти действия, как указала коллегия в своем определении, по существу являются хулиганством, поскольку они не содержат в себе признаков реального покушения на убийство или приготовления к нему2.
Еще одним доказательством того, что угроза не является стадией преступления против личности, может служить и тот факт, что к угрозе, как и ко всякому другому оконченному преступлению, возможны приготовление и покушение При угрозе возможно также соучастие.
1 Архив Московского городского суда 1948 г., д № 10/48
2 Архив Верховного Суда РСФСР 1954 г., д № 43-Д4-42.
Часть I. Уголовное право 241
По аналогичным соображениям нельзя считать контрреволюционную агитацию и пропаганду ни обнаружением умысла на совершение какого-то другого контрреволюционного преступления, ни стадией этого другого преступления. Субъект, который произносит речь или ведет дневник контрреволюционного содержания, подлежит уголовной ответственности потому, что он совершает определенное виновное, общественно опасное, прямо запрещенное законом под страхом наказания деяние. Для привлечения к уголовной ответственности и осуждения в этом случае не нужно вовсе доказывать, что такой субъект имеет умысел на совершение какого-то другого контрреволюционного преступления, кроме контрреволюционной агитации и пропаганды. Если же будет доказано, что произнесенная преступником речь контрреволюционного содержания имела целью подстрекнуть какое-либо лицо на совершение иного контрреволюционного преступления, то тогда произнесение такой речи должно быть квалифицировано не как контрреволюционная агитация и пропаганда, а как подстрекательство к измене Родине, террористическому акту или к другому контрреволюционному преступлению. Контрреволюционная агитация и пропаганда есть самостоятельное оконченное преступление, в самом себе заключающее основание его ответственности и ничем не отличающееся от всех прочих контрреволюционных преступлений.
Так же. как нельзя отождествлять обнаружение умысла с угрозой и с контрреволюционной агитацией и пропагандой, нельзя отождествлять обнаружение умысла со всяким иным оконченным преступлением.
Нельзя, в частности, отождествлять обнаружение умысла с оконченными воинскими преступлениями, как это делает проф. В. Д. Меныпагин, который пишет: «Своеобразное решение вопросов о стадиях развития преступления в советском военно-уголовном праве проявляется, в частности, в том, что такая ранняя стадия, как обнаружение умысла вовне, не требующая уголовно-правового вмешательства по общеуголовным преступлениям, представляет есьма значительную социальную опасность и в ряде случаев долж-
повлечь за собой уголовную ответственность». Обнаружением 1ысла на совершение воинского преступления проф. Менылагин •гатает высказывания военнослужащим среди других военнослу-
дгх намерения совершить какое-либо воинское преступление,
242____________________________Н. Ф, Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЬ]
например дезертирство. Такие действия проф. Меньшагина предлагает квалифицировать в отношении военнослужащих, являющихся должностными лицами, по ст. 1917 УК РСФСР, а в отношении рядовых — как дисциплинарный проступок1.
Как видим, проф. Меньшагин рассматривает здесь обнаружение умысла на совершение воинского должностного преступления в качестве оконченного преступления.
В приведенном положении из работы проф. Меньшагина подняты фактически два самостоятельных вопроса: первый — об общественной опасности и наказуемости высказывания военнослужащим в среде других военнослужащих намерения со вершить воинское преступление, и второй — является ли подобное высказывание обнаружением умысла на совершение воинского преступления, которое надлежит наказывать как оконченное должностное воинское преступление.
Первый вопрос не касается темы нашего исследования. Конечно, указанные действия не безразличны для воинской дисциплины. Должны ли они наказываться в уголовном порядке, как предлагает проф. Меньшагин, или в дисциплинарном, как предлагает проф. Чхиквадзе2, это — вопрос самостоятельный.
Па второй вопрос необходимо ответить отрицательно. Тем более, что и сам проф. Меньшагин, предлагая квалифицировать обнаружение умысла на воинское преступление как оконченное должностное преступление, прямо признает таким образом, что высказывание военнослужащим в среде других военнослужащих намерения совершить какое-либо воинское преступление не является стадией этого воинского преступления, хотя бы и в форме обнаружения умысла. Потому проф. Меньшагин и предлагает квалифицировать подобные высказывания, например о намерении совершить дезертирство, не по ст. 19 и ст. 193 , а по ст. 19317 УК РСФСР, как должностное воинское преступление. Тем самым проф. Меньшагин, по существу, признает, что опасность таких действий заключается не в том, что военнослужащий высказывает намерение совершить дезертирство, которое может и не последовать, а в разлагающем, деморализующем влиянии подобных высказываний на
1 В. Д. Меньшагин. К вопросу о соучастии и стадиях развития преступления по советскому военно-уголовному праву (Труды ВЮА, вып III, 1943, стр. 90).
2 S. М. Чхиквадзе. Советское военно-уголовное право. М., 1948, стр. 209.
Часть I. Уголовное право 243
воинский коллектив. Опасность дезертирства, как известно, носит совершенно иной характер.
Обнаружение умысла иногда смешивают с подстрекательством к совершению преступления, что также является неправильным. В примере, приводимом проф. В. Д. Меныпагиным, когда один военнослужащий говорит другому: «Я бы на твоем месте совершил самовольную отлучку», как раз и имеет место такое завуалированное подстрекательство, внешне, по форме напоминающее обнаружение умысла на самовольную отлучку. Субъект, который, подыскивая себе соучастника, является к другому лицу «зондировать почву», для чего рассказывает, что он-де хочет совершить преступление, спрашивает, как смотрит на это собеседник и т. д., также совершает подстрекательство к преступлению. Если указанные лица договорились совершить преступление и если их преступная деятельность будет, по не зависящим от них причинам, пресечена на этой стадии, может возникнуть вопрос об ответственности за приготовление к тому преступлению, которое они намеревались совершить в соучастии.
Все сказанное ранее позволяет нам выдвинуть требование о том, чтобы исключить из учебников советского уголовного права всякое упоминание об обнаружении умысла, как о стадии преступления, ибо ни стадией развития преступления, ни наказуемым как самостоятельное преступное деяние обнаружение умысла не является.
* *
После того как субъект принимает окончательное решение о совершении преступления, он начинает действовать. Первой стадией развития преступления является приготовление к преступлению. На этой стадии субъект создает необходимые и благоприятные условия для успешного выполнения преступления: готовит и приобретает орудия преступления, подделывает документы, организует преступную шайку и т. д. Тем самым на этой стадии развития преступления субъект создает реальную возможность совершения преступления.
После того как субъектом созданы необходимые условия совершения преступления, когда создана, следовательно, возможность совершения преступления и наступления преступного результата, и остается только реализовать эту возможность, субъект приступает к
244____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
самому исполнению преступления. Исполнение преступления является второй, и притом решающей, стадией развития преступления. На этой стадии субъект превращает созданную приготовительными действиями возможность наступления преступного последствия в действительность. Субъект начинает непосредственное причинение преступного результата. Действия по исполнению умышленного преступления, как всякая иная причина, содержат в себе закономерную необходимость наступления преступного результата. Таковы: завладение имуществом при хищении, нажатие курка огнестрельного оружия при совершении убийства, перепродажа товаров при спекуляции и т. д.
Преступление считается оконченным, когда в действиях лица содержатся все признаки состава преступления. Специфика умышленного преступления состоит в том, что для признания его оконченным, необходимо наступление предвиденного и желаемого лицом последствия. Следовательно, умышленное преступление считается оконченным тогда, когда в действиях субъекта имеются все признаки состава того преступления, совершить которое субъект намеревался. В тех случаях, когда наступает не этот, а другой преступный результат, то есть не являвшийся целью умышленной преступной деятельности субъекта, возникает вопрос об ответственности за покушение на преступление. Так, лицо, желающее убить другого человека, может лишь ранить потерпевшего. В действиях преступника, как будто, имеется оконченное преступление — телесное повреждение, поскольку причинение телесного повреждения также предусмотрено законом в качестве самостоятельного преступления. Однако ввиду того, что здесь не наступил преступный результат, который был целью действий субъекта — лишение жизни жертвы, содеянное квалифицируется только как покушение на убийство.
Или взять другой случай: субъект хотел похитить государственное имущество на крупную сумму, однако успел похитить имущество лишь на небольшую сумму. Действия такого лица должны квалифицироваться по ст. 19 и ст. 2 Указа от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества», то есть как покушение на хищение в крупном размере, а не как мелкое хищение, квалифицируемое по Указу от
Часть I. Уголовное право 245
10 января 1955 г. «Об уголовной ответственности за мелкое хищение государственного и общественного имущества».1
Содержание предварительной преступной деятельности и в каждом конкретном преступлении определяется признаками объективной стороны этого преступления. Никаких априорно установленных схем здесь создавать нельзя. При последующем анализе приготовления и покушения мы убедимся, что родовые признаки приготовления и покушения едины для всех видов преступления.
Мы видели, что умышленное преступление проходит в своем развитии три стадии: приготовление, исполнение и наступление преступного результата. В одних преступлениях все эти стадии ярко выражены, например при заранее подготовленной краже, совершенной шайкой, в других, например при убийстве в состоянии аффекта, они практически трудно различимы. Каждая последующая стадия поглощает предыдущую, поэтому при беспрепятственном развитии преступления вплоть до наступления преступного результата не встает вопрос о самостоятельной ответственности за предыдущие стадии — об ответственности за приготовление и исполнение преступления. В таких случаях субъект несет ответственность лишь за совершенное им оконченное преступление.
Однако не всегда умышленное преступление завершается причинением ущерба. Бывает нередко, что субъект, начав умышленное преступление, затем не завершает его. Причины незавершения пре-
1 Дальнейшее исследование вопроса о понятии оконченного преступления не относится непосредственно к теме настоящей работы. В правильности такого мнения лишний раз убеждает монография проф. Н Д. Дурманова. Понятию оконченного преступления автор отводит в этой монографии целую главу, причем помещает ее в начале книги. В указанной главе подробно говорится о «формальных» и «материальных» составах, об «усеченных» и «неусеченных» преступлениях Глава не связана органически с остальной работой. По существу это — глава работы о понятии преступления, а не работы о приготовлении и покушении Автор не смог доказать (и сделать это невозможно), что существует определенная закономерная зависимость между характером предварительной преступной деятельности и принадлежности преступления к числу «формальных» или «материальных», «усеченных» или «неусеченных». Больше того, проф. Дурманов прямо указывает, что «. .для конструкции покушения не существенно, относится ли состав преступления к таким, где окончание преступления обязательно характеризуется причинением вреда, или же нет». Так, в «формальном» дезертирстве, взяточничестве или спекуляции, в «усеченном» разбое возможны и приготовления, и покушения. А в «материальном», «неусеченном составе» растраты, порубки леса, убийства в состоянии аффекта и др практически исключается возможность покушения и приготовления. (См. И. Д Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву. М., 1955, стр. 129).
^
246____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЬ!
ступления могут быть самыми различными, но все они подразделяются на две группы: они либо зависят, либо не зависят от воли субъекта. В первом случае имеет место добровольный отказ от преступления, и тогда начатая преступная деятельность, если она не образует самостоятельного оконченного преступления, оказывается в уголовно-правовом смысле безразличной. Во втором случае, то есть когда лицо, достигнув определенной стадии преступления, не заканчивает последнее по не зависящим от него обстоятельствам, суд имеет дело с уголовно наказуемыми деяниями — приготовлением или покушением.
Неточным является полное отождествление понятия «стадии преступления» и самостоятельных уголовно наказуемых деяний — приготовления и покушения. Стадией умышленного преступления является действие, направленное на причинение преступного результата, составляющее необходимую ступень в развитии преступной деятельности. Для ответственности же за приготовление и покушение, помылю установления того, что лицо, начав преступление, достигло определенной стадии его развития, суду нужно констатировать, что преступный результат не наступил по не зависящим от лица обстоятельствам. Ненаступление преступного результата по не зависящим от лица обстоятельствам, как обязательный признак покушения, был четко сформулирован в «Руководящих началах» и в Уголовном кодексе РСФСР 1922 г. В ныне действующем законодательстве этот признак при определении покушения упомянут в ст. 16 УК УССР.
С другой стороны, нельзя согласиться и с тем, что безрезультатная попытка совершения преступления, какой является, например, покушение, есть стадия оконченного преступления. За покушением никогда не может следовать оконченное преступление, так как покушение есть преступная деятельность, не приведшая к достижению преступного результата.
Проф. Н. Д. Дурманов пишет, что термин «стадии совершения преступления» нередко употребляется в двояком значении: 1) для определения тех этапов, которые проходят оконченные преступления, и 2) для определения особенностей ответственности за преступное деяние в зависимости от этапа, на котором было прекраще-
Часть I. Уголовное право
247
но совершение преступления В советском уголовном праве играет важную роль именно это понятие стадии»1.
Подобное двойственное употребление в нашей литературе понятия «стадии преступления» — в собственном смысле слова как этапов процесса преступной деятельности и как неоконченного преступления (приготовления и покушения), ничем не оправдано и способно лишь внести путаницу.
Суды и органы расследования при рассмотрении дел о неоконченном преступлении во всех случаях имеют дело с приготовлением и покушением как уже с прерванной и не доведенной до конца, по не зависящим от субъекта обстоятельствам, преступной деятельностью.
Смешение понятий стадий совершения оконченного преступления и уголовно наказуемых деяний — приготовления и покушения — мешает четкому установлению всех необходимых признаков приготовления и покушения. Не случайно наше законодательство ни теперь, ни прежде не пользовалось понятием стадий преступления для обозначения приготовления и покушения. Не знает его, за редчайшим исключением, и судебная практика. Родовым понятием приготовления и покушения является, как об этом прямо говорит ст. 11 «Основных начал», «неоконченное преступление».
Таким образом, целесообразно различать стадии развития преступной деятельности — совершение приготовительных действий и исполнение преступления, и виды неоконченного преступления: приготовление к преступлению и покушение на преступление.
1 Н. Д. Дурманов. Стадии развития преступления по советскому уголовному праву. М, 1955, стр. 11
248____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
ПРИГОТОВЛЕНИЕ К ПРЕСТУПЛЕНИЮ
В ряде случаев деятельность лица уже на стадии приготовления к преступлению имеет общественно опасный характер. Если такая деятельность пресечена до начала исполнения самого преступления, — налицо приготовление к преступлению.
В приготовление к преступлению, являющемуся уголовно наказуемым деянием, входят прежде всего подготовительные действия
Уголовные кодексы союзных республик определяют приготовительные действия как приискание, приспособление, приобретение средств совершения преступления и прочие виды создания условий для совершения преступления (ст. 19 УК РСФСР и соответствующие статьи уголовных кодексов других союзных республик).
Наиболее распространенные виды приготовительных действий следующие: а) приискание средств совершения преступления, например приобретение орудий убийства, фальшивомонетничества, взлома помещений и т. д.; б) приспособление средств совершения преступления, то есть приведение добытых средств в положение, необходимое для посягательства на объект (например, подмешивание яда в пищу, подкладывание взрывчатого вещества под дом с целью его уничтожения, обливание предметов керосином с целью поджога и т. д.); в) устранение препятствий, мешающих совершению преступления (например начало взлома входной двери с целью хищения, обманное удаление из квартиры хозяев или соседей по квартире и др.); г) подыскание соучастников, сговор с ними, организация шайки1; д) создание условий для сокрытия следов или предметов преступления (например, рытье ямы в поле для сокрытия трупа или
1 Создание банды или контрреволюционной организации образует самостоятельное, оконченное преступление, предусмотренное соответственно ст. 593 и 5811 УК РСФСР С полным основанием Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР отменила определение одноименной коллегии Верховного Суда РСФСР по делу Шахновского и др , признав в действиях виновных, организовавших банду, но задержанных до первого налета, не приготовление к бандитизму, а оконченный состав бандитизма («Судебная практика Верховного Суда СССР», 1947, вып IV, стр 22).
Часть I. Уголовное право 249
похищенного имущества); е) составление плана преступления; ж) поставление лицом себя в положение, которое является наиболее удобным для осуществления преступного посягательства (устройство засады, приближение к месту совершения преступления), а также многие другие самые разнообразные приготовительные действия.
Общим для всех возможных приготовительных к преступлению действий является то, что они создают условия для совершения преступления и, следовательно, содержат реальную возможность наступления преступного результата.
В приготовительных действиях эта возможность выражается в закономерной направленности их на причинение определенного преступного ущерба. Возможность эта объективна и реальна, а не плод абстрактных рассуждений судьи, как утверждают буржуазные криминалисты1. Она устанавливается судом на основании тщательного исследования всей фактической обстановки совершения приготовительных действий.
Различные приготовительные действия создают различную степень реальности совершения преступления. Эта степень определяется, во-первых, содержанием приготовительных действий, тем, насколько они важны для причинения преступного ущерба, и, во-вторых, близостью тех или иных приготовительных действий к преступному результату.
Если совершенные лицом приготовительные действия слишком далеки от исполнения преступления, если они не создают еще достаточно реальной возможности совершения конкретного преступления, то такие приготовительные действия не подлежат наказанию. Например, субъект отправляется на рынок, чтобы купить нож для убийства, но из-за недостатка денег не покупает; или приходит в магазин, чтобы купить обувь на мягкой подошве для совершения квартирной кражи. Эти действия не представляют еще достаточной реальной возможности совершения убийства или хищения и потому за такое «приготовление» лицо на основании примечания к ст. 6 УК .РСФСР не должно подвергаться уголовной ответственности.
Приведя пример с неудачной попыткой купить нож для убийства, проф. М. С. Строгович правильно писал: «Ясно, что в этих дей-
1 См., например, Senf. Vorbereitung und Versuch (Genchtsaal, 1906, В 67, S 251), Knes Uber den Begriff der objektiven Moglichkeit und einige Anwerdung denselben (VierteiljahrsschriftfurWissentschaftliche Philosophie, zwulfter Jahrgang, 1888, S. 90)
250____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
ствиях, хотя бы и не было установлено добровольного отказа от преступления, нельзя усмотреть состава преступления, так как от этих действий до действительного убийства слишком далеко, слишком длинная цепь действий, которые совершены не были и могли бы вовсе не быть совершены»1.
Как всякая иная возможность, приготовительные действия никогда не могут сами по себе превратиться в действительное наступление преступного результата. Прицеливанием нельзя убить, приближением к жертве — ранить, созданием шайки — похитить, высверливанием гири — совершить обвешивание и т. д.
Возможность не есть еще действительность. Приготовительные действия не есть еще оконченное преступление. Поэтому при прочих равных условиях суды назначают за приготовление обычно меньшее наказание, нежели за оконченное преступление.
Степень реальности возможности причинения преступного ущерба в приготовительных действиях соответствует степени их общественной опасности.
Для того чтобы созданная приготовительными действиями реальная возможность причинения преступного результата превратилась в действительное его причинение, нужна иная по своему характеру и значению деятельность. Такой деятельностью является следующая за приготовлением стадия преступной деятельности — исполнение преступления. Указанный признак, а именно что приготовительные действия, сколько бы они ни продолжались, сами по себе не могут привести к преступному результату, практически важен для разграничения приготовления и покушения2.
Приготовительные действия могут завершиться трояко: либо субъект переходит к исполнению преступления, тогда приготовительные действия поглощаются следующей стадией преступления и вопрос об ответственности за приготовление не встает; либо субъект добровольно отказывается от преступления, и тогда приготовительные действия теряют характер общественно опасной наказуемой деятельности; либо, наконец, в действия субъекта вмешиваются какие-то обстоятельства, которые делают невозможным дальнейшее развитие преступной деятельности. Только в этом последнем случае
1 М. С. Строаович. Приготовление к преступлению по УК ред 1926 г. («Рабочий суд», 1927, № 10, стр. 849).
2 Вопрос об отграничении приготовления и покушения рассматривается далее.
Часть I. Уголовное право 251
имеется уголовно наказуемое деяние — приготовление к преступлению, ответственность за которое предусмотрена ст. 19 УК РСФСР и соответствующими статьями УК других союзных республик.
Суд и органы следствия, привлекая лицо к ответственности за приготовление к преступлению, всегда имеют дело именно с этим последним уголовно наказуемым деянием. Причем здесь, помимо самих приготовительных действий, всегда имеет место еще и пресечение преступной деятельности на стадии и приготовления по не зависящим от лица обстоятельствам.
Практическое значение этого признака приготовления, а именно — незавершение преступления по не зависящим от лица обстоятельствам, как уже указывалось, весьма велико. К сожалению, в работах советских криминалистов мы почти не находим указания на него. Так, не говорится об этом признаке приготовления к преступлению ни в учебном пособии по Общей части уголовного права, 1952 г. издания1, ни в учебнике уголовного права для юридических школ, авторами которого являются В. Д. Меньшагин и 3. А. Вышинская2, и т. д. В работе проф. А. А. Пионтковского «Вопросы общей части уголовного права в практике судебно-прокурорских органов», правда, указывается, что приготовление имеет место лишь там, где доказано, что лицу не удалось реализовать свой умысел. Однако это положение можно признать правильным лишь в том случае, если добавить, что виновному не удалось реализовать свой умысел по не зависящим от него обстоятельствам.
И. С. Тишкевич в статье «Понятие приготовления в советском уголовном праве» определяет приготовление только как стадию совершения преступления, а не как уголовно-правовое деяние. Он пишет: «Под приготовлением, нам кажется, следует понимать умышленные общественно опасные действия, которые являются началом осуществления преступления и выражаются в приобретении и приспособлении орудий и средств преступления, в подыскании соучастников и вообще в создании условий для выполнения оконченного
.
1 Советское уголовное право. Часть Общая М., 1952, стр 271-280.
2 В. Д Меньшагин, 3. А. Вышинская. Советское уголовное право. М., 1950, стр. 132—137.
252____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУД&
преступления»1. Аналогичное понятие приготовления к преступлению дает Н. В. Лясс в автореферате «Стадии совершения преступной деятельности по советскому уголовному праву»2. Таким образом, и эти авторы не указывают на то, что обязательным признаком приготовления к преступлению является незавершение преступления по независящим от лица обстоятельствам.
В отношении покушения названный признак отдельные криминалисты признают3. Между тем общепринято считать, что приготовление отличается от покушения только близостью к преступному результату. Кроме того, поскольку приготовление дальше отстоит от преступного результата, чем покушение, для него особенно важно установление указанного признака. Без его установления нет достаточных оснований для признания совершенных лицом приготовительных действий общественно опасными.
Одной из серьезных ошибок противников действующей конструкции ответственности за приготовление является то, что неопределенность приготовлений к преступлениям они объясняют всегда существующей у субъекта возможностью сослаться на добровольный отказ4. Они не учитывают, что уголовно наказуемого деяния — приготовления к преступлению — нет, если не доказано, что субъект, окончив приготовление, не приступил к исполнению преступления лишь по не зависящим от него обстоятельствам.
И. С. Тишкевич не соглашается с приведенным положением. Он пишет, что «при таком понимании неоконченного преступления пришлось бы отказаться от привлечения к ответственности за всякое приготовление и неоконченное покушение ввиду невозможности опровергнуть заявление виновного о том, что он, возможно, впо-
1 И. С. Тишкевич. Понятие приготовления в советском уголовном праве (Ученые записки Белорусского государственного университета им. В. И. Ленина, вып. 25, стр. 144).
2 Н. В. Лясс. Стадии преступной деятельности по советскому уголовному праву. Автореферат кандидатской диссертации. П., 1952, стр. 10.
3 См., например, Т. В. Церетели. Наказуемость приготовления к преступлению по советскому уголовному праву («Социалистическая законность», 1954, № 12, стр. 11); Б. С. Никифоров. Уголовно-правовая охрана личной собственности в СССР. М, 1954, стр. 49.
4 См., например, М. А. Чельцов. Спорные вопросы учения о преступлении («Социалистическая законность», 1947, № 4). Проф. Чельцов пишет: «Всегда возможна ссылка на добровольность отказа от дальнейшего развития преступной деятельности, которую нелегко опровергнуть» (стр. 9).
Часть I. Уголовное право 253
следствии отказался бы от дальнейшего совершения преступления»1.
И. С. Тишкевич впадает в очевидное противоречие, когда, с одной стороны, правильно признает обязательным признаком приготовления и покушения недоведение до конца преступления по не зависящим от виновного обстоятельствам, а с другой — пишет, что при наказуемости приготовления и покушения суд допускает, что лицо могло бы и отказаться в дальнейшем от завершения преступления. Ненаступление преступного результата по не зависящим от лица обстоятельствам (приготовление и покушение) и ненаступление его по зависящим от лица обстоятельствам (добровольный отказ от преступления) являются взаимоисключающими признаками. В каждом данном уголовном деле о неоконченном преступлении имеет место либо первое, либо второе. Презумпция невиновности, принцип истолкования всех разумных сомнений в пользу обвиняемого обязывают суд оправдывать лиц, обвиняемых в приготовлении к преступлению, пока у суда есть основания предполагать возможность добровольного отказа от преступления и пока это предположение не опровергнуто собранными по делу доказательствами.
Редкие приговоры, определения и постановления судебных органов, в которых идет речь о приготовлении и покушении, не подчеркивают этого важнейшего признака — незавершения преступления по не зависящим от лица обстоятельствам. Так, например, Се-ледцев и Корниченко были осуждены за приготовление к побегу из места заключения. Они изготовили поддельные бланки и печати, однако дальше этого не пошли. Пленум Верховного суда СССР в своем постановлении по этому делу от 2 сентября 1943 г. указал, что действия виновных нельзя считать приготовлением к побегу, поскольку в деле нет никаких данных, подтверждающих, что «побег не был ими осуществлен по причинам от них не зависящим»2, (курсив мой. — Н. К.).
На основании всего сказанного выше представляется правильным определить приготовление к преступлению следующим образом: приготовление к преступлению есть такое уголовно наказуе-
1 И. С. Тишкевич. К вопросу о составе неоконченного преступления («Советское государство и право», 1956, №5, стр. 121).
2 Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР за 1943 г. М„ 1948, стр. 19.
254__________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
мое деяние, при котором начатая умышленная преступная деятельность, достигнув стадии создания условий для совершения преступления, прерывается затем до начала исполнения самого преступления по не зависящим от лица обстоятельствам.
Как определить практически, являются ли действия данного лица приготовлением к преступлению? Ответ на этот вопрос можно дать только на основе учения о составе преступления.
«Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» называют приготовление и покушение «начатым и не доведенным до конца преступлением», то есть неоконченным преступлением. Это родовое понятие предварительной преступной деятельности весьма существенно. Оно подчеркивает, что все принципы и правила уголовной ответственности, установленные для оконченного преступления, полностью распространяются и на неоконченную преступную деятельность — на приготовление и покушение. Различия между оконченным преступлением, с одной стороны, и покушением — с другой, состоят лишь в незавершенности объективной стороны преступления. Поэтому неправильными являются утверждения, что приготовительные действия лежат вне состава преступления1. Неточным является утверждение и о том, что эти действия лежат вне объективной стороны преступления.
Выведение приготовления за состав преступления приводило бы на практике к тому, что суд освобождался бы от важнейшей задачи установления в действиях лиц, виновных в приготовлении к преступлению, признаков конкретного состава преступления. Отсюда все доказательства сводились бы к нахождению неопределенных признаков абстрактных приготовлений (пресловутых «покупок ножа и веревки»), которые как раз создают всю путаницу в проблеме ответственности за приготовления к преступлению.
Для ответственности лица за приготовления к преступлению, прежде всего необходимо четко установить объект преступного посягательства. Трудность определения объекта при приготовитель-
1 Такое неправильное положение содержится в моем автореферате диссертации «Ответственность за приготовление и покушение по советскому уголовному праву», представленной на соискание ученой степень кандидата юридических наук, 1953, стр 6. Неточным следует признать и утверждение А Н. Трайнина о том, что при приготовлении к преступлению налицо лишь один элемент состава преступления — умысел, а другие элементы отсутствуют («Общее учение о составе преступления» М , 1957, стр. 301).
Часть I. Уголовное право 255
ных действиях заключается в том, что в отличие от оконченного преступления объекту здесь еще не причинен ущерб. Но, хотя ущерб здесь только возможен, он может и должен быть доказан на основании изучения всех обстоятельств дела. Нельзя согласиться с утверждением проф. Дурманова, что при приготовительных действиях объект может быть и не определен1. О приготовлении как уголовно-правовом деянии не может быть и речи, пока точно не установлен объект подготавливаемого преступного посягательства. Лишь недостаточно тщательным исследованием объекта посягательства при приготовительных действиях можно объяснить тот факт, что в судебной практике иногда смешивают подделку документов как приготовление к хищению и подделку документов как самостоятельное преступление (ст.ст. 72, 120 и 170 УК РСФСР), приготовление к хищению с обмериванием и обвешиванием (ст. 128в УК РСФСР), приготовление к убийству и незаконное хранение оружия (ст. 182 УК РСФСР) или незаконное хранение одурманивающих веществ (ст. 104 УК РСФСР) и т. д.
Приготовление к преступлению имеет место лишь там, где четко установлена субъективная сторона конкретного преступления. Субъективная сторона при приготовлении такая же, как и при оконченном преступлении. Формирование умысла происходит до совершения приготовительных действий. Последующая преступная деятельность лишь укрепляет замысел лица и служит осуществлению этого замысла.
Приготовление к преступлению возможно только с прямым умыслом . Лицо сознает, что оно начинает общественно опасную преступную деятельность с целью совершения оконченного преступления и желает совершить это преступление. Если лицо обвиняется в совершении приготовительных действий к такому преступлению, в состав которого в качестве обязательных элементов субъективной стороны входят определенный мотив или цель, суд должен установить наличие у лица, готовящегося к совершению преступления, этот мотив или эту цель. Так, например, для осуждения за приготовление к спекуляции лица, скупившего товары, должно быть точно установлено наличие у этого лица цели наживы. При отсутствии со-
1 Н. Д. Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву. М., 1955, стр 68.
2 Подробнее об этом см. стр. 134-144.
256____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
ответствующей цели или мотива лицо «е может быть осуждено за приготовление к данному преступлению. Филимонова была осуждена за приготовление к спекуляции по ст. 19-107 УК РСФСР. Ей вменялось в вину то, что она скупила в г. Адлере 80 кг яблок и 45 кг хурмы. В действительности же, как установила Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, закупка фруктов была произведена осужденной в связи со свадьбой ее дочери для угощения гостей на свадебном вечере. Ввиду отсутствия у Филимоновой необходимой для состава спекуляции цели наживы, коллегия приговор по этому делу отменила и дело в уголовном порядке производством прекратила1.
Субъект приготовления к преступлению должен обладать всеми без исключения качествами, какие требуются для субъекта оконченного преступления (вменяемость, достижение определенного возраста, занятие, в ряде случаев, определенной должности и т. д.).
Прежняя судимость лица и его отрицательная характеристика рассматриваются как обстоятельства, увеличивающие реальную возможность наступления преступного результата. Такое лицо, по общему правилу, способно более быстро и решительно перейти от приготовительных действий к исполнению преступления, нежели лицо, впервые совершающее преступление2.
Различия между приготовлением к преступлению, покушением и оконченным преступлением следует проводить по объективной стороне. При оконченном преступлении объективная сторона выполнена полностью. При покушении отсутствует преступный результат и может быть не доведено до конца действие по исполнению преступления. При приготовлении совершенные лицом действия предшествуют исполнению преступления и не входят в число обязательных элементов объективной стороны преступления.
Нельзя согласиться с И. С. Тишкевичем, который считает приготовление началом исполнения преступления3. Приводимую им ссылку на ст. 11 «Основных начал» как на доказательство этого по-
1 Архив Верховного Суда РСФСР 1956 г , д 18-Д6-220
2 См дело С. («Судебная практика Верховного Суда СССР», 1946, вып. V, стр 4-5).
3 И. С. Тишкевич. Понятие приготовления в советском уголовном праве (Ученые записки Белорусского государственного университета им. В И. Ленина, вып. 25, стр. 142-143).
Часть 1. Уголовное право 257
ложения нельзя считать обоснованной. В «Основных началах» термин «начатое и не доведенное до конца преступление» применяется для обозначения родового понятия приготовления и покушения и лишь подчеркивает отличие оконченного преступления от неоконченного. И. С. Тишкевич исходит из двоякого понимания преступления: как оконченного преступления и как преступления в широком смысле слова. В последнее, по его мнению, входят и приготовительные действия. Приготовление, как считает И. С. Тишкевич, является созданием условий для оконченного преступления и началом исполнения преступления в широком смысле слова.
Подобное понимание преступления совершенно неприемлемо и вносит лишь путаницу в такой важнейший вопрос советского уголовного права, как вопрос о понятии преступления. Когда мы говорим «преступление», то понимаем под этим только такое деяние, в котором содержатся все признаки состава преступления, то есть оконченное преступление. Все же другие преступные действия являются лишь созданием условий для выполнения преступления (приготовление к преступлению), деятельностью пособников и подстрекателей, либо началом исполнения преступления (покушение).
Обязательными для всех преступлений элементами являются действие по исполнении преступления и преступный результат. Приготовительные действия не содержат этих признаков, но все остальные признаки объективной стороны преступления — место, время, обстановка (способ относится к действию, так как является его формой), коль скоро они указаны в законе должны быть установлены и при приготовлении к преступлению. Так, если ст. 596 УК РСФСР предусматривает ответственность за уклонение от внесения налогов в условиях военного времени, то приготовление к неуплате налогов в мирное время нельзя квалифицировать по ст. 19 и ст. 596 УК РСФСР.
Однако тот факт, что приготовительные действия не входят в число обязательных элементов объективной стороны преступления, отнюдь не означает, что судебно-следственные органы вообще не должны ее учитывать. Содержание приготовительных действий определяется, помимо объекта и субъективной стороны, также объективной стороной соответствующего состава преступления. Так, например, подготовительные действия к хищению чужого имущества посредством подлога отличаются от приготовлений к хищению пу-
9 Зак 4470
258____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
тем кражи. Обязательно принимается во внимание планируемый ущерб. Поэтому, хотя приготовительные действия и не входят в число обязательных элементов объективной стороны преступления, последние всегда учитываются судом при определении содержания приготовительных действий.
Иногда приготовительные действия включаются законодателем в объективную сторону состава преступления в качестве условия совершения преступления и непосредственно описываются в диспозициях статей закона. Таковы, например, скупка товаров при спекуляции (ст. 107 УК РСФСР), подлог документов или подкуп должностного лица при квалифицированном уклонении от службы в армии (ч. 2 ст. 594 УК РСФСР), соглашение с целью сокрытия подлежащих учету или обложению предметов (ч. 1 ст. 62 УК РСФСР) и др. Без этих приготовительных действий либо вовсе нет преступления (без скупки товаров нет спекуляции), либо нет его квалифицированного вида (подлог или подкуп должностного лица при уклонении от службы в армии).
Таким образом, при привлечении к уголовной ответственности или осуждении за приготовление к преступлению судебно-следственные органы должны установить объект, субъект, субъективную сторону этого преступления, так же, как они устанавливают эти признаки состава преступления при оконченном преступлении. Судебно-следственные органы должны устанавливать здесь и объективную сторону деяния за исключением действий по исполнению преступления и преступного результата. По отношению к этим последним нужно доказать, что они должны были иметь место, если бы не помешали обстоятельства, не зависящие от субъекта.
При расследовании и судебном рассмотрении дел о приготовлении к преступлению обычно приходится решать три вопроса: отграничение приготовления от непреступных действий, отграничение приготовления к преступлению от оконченного преступления и отграничение приготовления отношения.
Решение первого вопроса представляет собой нередко значительную трудность. Преступники всегда тщательно скрывают свои приготовительные действия. Особенно трудно распознать приготовления, при которых не используются специфические преступные орудия — материалы, приспособление для подделки денег, аппараты для самогоноварения, разного рода орудия взлома для хищения и
Часть I. Уголовное право 259
т. д. Тем не менее очень важно установить основные признаки, по которым можно было бы выделить из всей массы совершенных субъектом действий преступные приготовительные действия и пресечь преступную деятельность в самом ее начале, не допустив доведения преступления до конца.
Как мы уже отмечали, не является преступлением обнаружение умысла. Вместе с тем обнаружение умысла тесно примыкает к приготовлению. Поэтому, говоря об отграничение приготовления к преступлению от непреступных действий нужно в первую очередь остановиться на отграничении приготовительных к преступлению действий от обнаружения умысла.
Различие между приготовлением и обнаружением умысла очевидно. Обнаружение умысла имеет своим содержанием выявление вовне намерения совершить преступление. Обычно это выявление осуществляется в устной, реже — в письменной форме. Обнаружение умысла, как указывалось, не создает условий для совершения преступления. Поэтому обнаружение умысла, как правило, является случайным для субъекта действием (например, субъект проболтался). Отграничение обнаружения умысла от приготовления, заключающегося в приобретении и приспособлении орудий совершения преступления, доставлении лицом себя в такое положение, которое является наиболее удобным для осуществления преступного посягательства, не вызывает трудностей. Несколько сложнее провести различие между обнаружением умысла приготовлением к преступлению, заключающемся в подстрекательстве или сговоре, внешне напоминающем обнаружение умысла. Таков приводившийся уже случай, когда какое-либо лицо приходит к своему соседу и с целью подстрекнуть его к совершению преступления и, «зондируя почву», рассказывает что он-де хочет совершить преступление, как на это смотрит сосед и т. д. Подобные действия являются не обнаружением умысла, а созданием условий для совершения преступления, то есть приготовлением к преступлению, выражающимся в подстрекательстве или в попытке создания преступного сообщества. Обнаружение умысла выступает здесь как внешняя форма создания условий для совершения преступления !.
----------------
В силу малозначительности эти приготовления, как правило, ненаказуемы.
260____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ__
Иногда лицо до совершения преступления выполняет некоторые другие действия, которые, как и обнаружение умысла, являются ненаказуемыми и не могут рассматриваться в качестве приготовления к преступлению. Так, например, субъект, прежде чем совершить преступление, отправляется в пивную выпить «для храбрости» или, будучи человеком суеверным, совершает какие-либо заклинания или религиозные ритуалы, или пишет прощальные письма родным и близким и т. д. Все эти действия, хотя для самого субъекта и имеют известное значение, в уголовно-правовом смысле безразличны. Они не ставят в опасность ни один из правоохраняемых объектов, они не являются условиями совершения преступления.
Таким образом, отличие приготовления от всех иных совершенных субъектом до исполнения преступления действий идет по признаку создания условий, реальной возможности причинения преступного ущерба1.
Установление в действиях лица признаков приготовления (создание условий преступления и перерыв преступной деятельности по не зависящим от лица обстоятельствам) не всегда еще является само по себе основанием для положительного решения вопроса о наказуемости лица за приготовление к преступлению. В этом состоит одно из различий между приготовлением к преступлению и оконченным преступлением. При оконченном преступлении содержание действий виновного точно определено элементами состава, характеризующими объективную сторону преступления. Эти действия прямо описаны в диспозиции соответствующей статьи закона. Выполнение этих действий и причинение соответствующего преступного ущерба образуют оконченное преступление. С установлением в действиях лица признаков состава преступления решается и вопрос об общественной опасности деяния. Лишь в исключительных случаях при малозначительности ущерба формальное наличие состава не образует общественно опасного наказуемого деяния.
Иное положение имеет место при приготовлении к преступлению. Приготовительные действия не входят в число обязательных элементов объективной стороны преступления. Они, как правило, не описываются в диспозициях статей закона. Приготовительные дей-
1 Вопрос об отграничении приготовления от оконченных преступлений, внешне схожих с приготовлениями, и от покушения на преступление будет рассмотрен дальше.
Часть I. Уголовное право 261
ствия по своей форме и содержанию весьма разнообразны и многочисленны. Создание условий совершения преступления не есть своего рода состав преступления. Поэтому с установлением в действиях лица этого признака не решается еще вопрос об общественной опасности, а следовательно, и наказуемости приготовления к преступлению. Нужно еще установить, что совершенные приготовления к преступлению являются общественно опасными деяниями.
Некто Т.-К. задумала из низменных побуждений убить своего мужа. С этой целью она начала систематически посещать публичную библиотеку, где по медицинским книгам узнала о способах и средствах отравления человека. Затем Т.-К. приобрела снотворное вещество и обманным путем, в вине, дала выпить своему мужу смертельную дозу этого вещества. Потерпевший уснул и на третьи сутки, не приходя в сознание, умер1.
В настоящем деле приготовительная преступная деятельность Т.-К. началась с посещения библиотеки для ознакомления с литературой о ядах и о способах отравления и продолжалась вплоть до того, как она подмешала яд в вино и поставила отравленное питье перед жертвой. Но, очевидно, не все фактически совершенные виновной приготовительные действия были общественно опасными. Такие ее действия, как посещение библиотеки и знакомство с соответствующей литературой, хотя и создавали определенные условия для последующего отравления, однако сами по себе не были общественно опасными. Напротив, изготовление яда и особенно подмешивание яда в питье, бесспорно, весьма общественно опасные действия, за совершение которых виновная несомненно должна была быть наказана как за приготовление к преступлению, если бы ей и не удалось совершить оконченного преступления — убийства..
Вопрос об общественной опасности приготовления к преступлениям, как правильно отмечали Т. В. Церетели и В. Г. Макашвили, является «сложным и практически важным вопросом»2. Чем же определяется общественная опасность приготовления к преступлению?
Общественная опасность приготовления к преступлению определяется, в первую очередь, объектом посягательства. Чем ценнее
1 Архив Московского городского суда 1955 г., д. № 2-14/55.
2 Т. В. Церетели, В. Г. Макашвили. Рецензия на монографию Н. Д. Дурманова «Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву» («Советское государство и право», 1957, № 1, стр 129)
262____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
объект посягательства, тем более ранние приготовительные действия приобретают характер общественно опасной и потому наказуемой преступной деятельности. Так, в контрреволюционных преступлениях самые первые шаги врагов народа по осуществлению их коварных планов заключают в себе серьезную опасность для Советского государства и должны наказываться по всей строгости закона.
При посягательстве на сравнительно менее ценные объекты общественно опасными оказываются самые последние перед исполнением преступления приготовительные действия. Однако при таких преступлениях могут встретиться случаи, когда вся приготовительная деятельность в целом является малозначительной. Так, приготовительные действия к оскорблению, клевете, самоуправству, нарушению правил торговли, менее опасному должностному преступлению, легкому телесному повреждению и другим подобным преступлениям, как правило, не представляют опасности и практически никогда не влекут за собой уголовной ответственности.
Общественная опасность приготовительных действий определяется, далее, характером этих действий. Различные приготовительные действия обладают различной степенью общественной опасности. Приготовительные действия создают реальную возможность наступления преступного результата. А степень реальности всякой возможности варьируется в зависимости от конкретных условий ее существования. Поэтому при одном и том же объекте посягательства степень общественной опасности различных приготовительных действий может быть разной. Она зависит, в частности, от близости приготовительных действий к исполнению преступления. Так, в приведенном примере убийства посредством отравления наиболее близкими к исполнению, и вместе с тем наиболее опасными приготовительными действиями, были приобретение яда и поставление отравленного питья перед потерпевшим. При квартирной краже последними приготовительными действиями являются взлом и другие виды преодоления препятствий, мешающих проникновению в чужую квартиру. При спекуляции такими приготовительными действиями являются скупка товаров, приход на рынок и т. д.
Но не всегда последние по времени приготовительные действия оказываются вместе с тем и самыми общественно опасными. Если виновные сначала приобрели станок и бумагу для изготовления фальшивых денег, а затем договорились с хозяйкой квартиры, что
Часть I. Уголовное право 263
она не будет никого пускать в их комнату, то хотя приобретение станка и бумаги предшествовало сговору с хозяйкой, однако первое из этих приготовительных к преступлению действий было более общественно опасным приготовлением, чем последнее.
Следовательно, общественная опасность приготовления к преступлению во многом зависит от значимости, существенности приготовительных действий для исполнения данного преступления.
Эти признаки суды должны учитывать при определении наказания за приготовление. Ст. 19 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик устанавливают, что «...суд при выборе меры социальной защиты судебно-исправительного характера должен руководствоваться степенью... подготовленности преступления и близостью наступления его последствий...» (курсив мой. — Н. К).
Большое значение для определения общественной опасности приготовления к преступлению имеет второй необходимый признак приготовления — несовершение преступления по не зависящим от субъекта обстоятельствам. На основе конкретных доказательств, собранных по делу, суд устанавливает, какие обстоятельства, действительно ли не зависящие от субъекта или какие-либо другие (нерешительность субъекта, добровольный отказ и т. д.), сделали исполнение преступления невозможным. У суда должна быть достаточная уверенность в том, что если бы не вмешательство посторонних сил, субъект перешел бы от приготовительных действий к исполнению преступления
И. С. Тишкевич считает, что если бы на суд и следствие возложить обязанность доказывать это последнее обстоятельство, то это приведет к практической невозможности наказывать любое приготовление и покушение. Суду трудно было бы опровергнуть заявление виновного о том. что он возможно впоследствии добровольно отказался бы от дальнейшего совершения преступления. И. С. Тишкевич считает, что из предположения об отсутствии добровольного отказа и наличия вины у лица, начавшего преступную деятельность, исходит сам законодатель (ст. 19 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик) «Важно лишь установить, что в момент раскрытия преступления у приготовлявшегося или покушавшегося было намерение довести преступление до конца и тем
264____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
самым причинить ущерб охраняемым уголовным правом объектам»,— указывает в заключение И. С. Тишкевич1.
Последнее положение является совершенно правильным, но оно полностью противоречит предыдущим положениям этого же автора. Установление судом факта, что в момент пресечения начатой преступной деятельности у лица было твердое намерение довести преступление до конца, является одновременно доказательством и того, что преступление не было совершено по не зависящим от лица обстоятельствам и что лицо не отказалось добровольно от преступления. Что же касается абстрактно существующей возможности добровольного отказа у лица вплоть до окончания действий по исполнению преступления, то эту возможность суд действительно не должен доказывать. Данный вопрос лежит за составом имеющегося налицо неоконченного преступления. Если у суда нет уверенности в твердом намерении лица завершить преступление, а напротив, есть основание полагать, что оно не стало бы продолжать преступления, суд не может вынести в отношении такого лица обвинительный приговор. Советское право не знает презумпции виновности. Напротив, все разумные сомнения относительно виновности лица должны быть истолкованы в пользу последнего.
Таким образом, исходя из конкретной обстановки и обстоятельств дела, суд устанавливает, во-первых, содержится ли в действиях лица признаки приготовления к преступлению, а во-вторых, является ли общественно опасным это приготовление2.
Перейдем к краткому рассмотрению конкретных видов приготовительных действий к различным преступлениям.
Наиболее часто встречающиеся на практике приготовительные действия к хищениям социалистического имущества заключаются в
1 И С Тишкевич Понятие и наказуемость покушения по советскому уголовному праву (Ученые записки Белорусского государственного университета им В. И. Ленина, вып 24, стр. 56),
2 Поскольку, как мы видели, с установлением в действиях лица признаков приготовления к преступлению не решается автоматически вопрос об общественной опасности этого приготовления, было бы целесообразным, чтобы в законе имелось специальное указание на наказуемость лишь общественно опасных приготовительных к преступлению действий.
Часть I. Уголовное право 265
подлогах и всяких иных махинациях с документами в целях незаконного получения государственного или общественного имущества; в создании излишков промтоваров или продуктов с целью их последующего присвоения; в различного рода взломах и прочих видах преодоления препятствий для проникновения к месту хищения; в создании воровских шаек и других действиях.
При существующей системе строгого документального оформления почти всех операций с государственным или общественным имуществом хищение этого имущества без подлога документов во многих случаях либо вовсе невозможно либо весьма затруднительно. Подлоги, если они совершаются, до и для хищения государственной или общественной собственности, являются приготовлением к хищению и должны квалифицироваться по ст. 19 УК и соответствующим статьям Указа от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» (когда данное хищение подпадает под его действие).
Наша судебная практика всегда считала, что всякого рода махинации с документами в целях хищения, если самое изъятие социалистического имущества не последовало по не зависящим от лица причинам, следует квалифицировать не как подлог (ст.ст. 72, 120, 170 УК РСФСР), а как приготовление к хищению. Так, еще в 1935 г. 42 Пленум Верховного Суда, СССР указал, что «сознательное запутывание учета и отчетности, представление заведомо неверных отчетных данных, злостное нарушение правил ведения учета и отчетности со стороны работников бухгалтерских и статистических органов и умышленное сообщение неверных данных о выполнении и перевыполнении плана, если перечисленные действия имели своей целью хищение общественной (социалистической) собственности, или сокрытие следов такого хищения, квалифицируется по закону от 7 августа 1932 года»1 (курсив мой. — Н. К.).
В приведенных случаях точнее было бы говорить о приготовлении к хищению, так как подделка документов, запутывание отчетности и прочие махинации с документами в целях хищения, когда самое хищение еще не имело места, представляет собой создание условий для хищения, то есть приготовление к нему. Однако нам
1 Сборник действующих постановлений Пленума и директивных писем Верховного Суда СССР, 1946, стр. 18.
.
266____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
важно подчеркнуть здесь другое: Верховный Суд СССР требует квалифицировать эти действия не как должностное преступление или как подлог, а как действия связанные с хищением,— по закону от 7 августа 1932 г.
И после издания Указа от 4 июня 1947 г. Верховный Суд СССР последовательно проводит линию наказуемости всякого рода махинаций и обманов с целью хищения государственного или общественного имущества как приготовления к хищении. Руководящие указания Пленума Верховного Суда СССР с 6 мая 1952 г. и 28 мая 1954 г. предлагают квалифицировать любое хищение социалистического имущества, независимо способа совершения хищения, по Указу от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». Следовательно, подлоги и прочие обманные действия, направленные на хищения, но по не зависящим от виновных обстоятельствам не достигшие цели, должны рассматриваться как приготовление к хищению или покушение на хищение государственного или общественного имущества.
В очевидном противоречии с этими положениями находился пункт 2 руководящего указания Пленума Верховного Суда СССР от 6 мая 1952 г., которым судам предлагалось хищение путем подлога квалифицировать по совокупности: по ст. 120 УК и по соответствующим статьям Указа от 4 июня 1947 г. Использование подложных документов при хищении есть способ хищения, такой же, как, например, злоупотребление служебным положением или мошенничество. Поэтому неясно, почему Пленум в своем постановлении от 6 мая 1952 г., не считая нужным прибегать к квалификации по совокупности по ст.ст. 109 или 169 ч. 2 УК РСФСР и Указу от 4 июня 1947 г., если хищение было совершено должностным лицом путем использования своего служебного положения, или же путем мошенничества, требовал применять квалификацию по совокупности, если хищение совершилось путем использования подложных документов. Подобное указание в известной мере дезориентировало практику и в вопросах квалификации подлога как приготовления к хищению. Если следовать этому указанию, то тогда подлог, совершенный с целью хищения, когда самое хищение, по не зависящим от лица обстоятельствам, не было совершено, следовало бы квалифицировать не по ст. 19 УК РСФСР и по соответствующей статье Указа от
Часть I. Уголовное право 267
4 июня 1947 г., а по ст. 120 ч. 2 УК РСФСР1. Поэтому следует считать правильным, что в руководящем указании Пленума Верховного Суда СССР от 28 мая 1954 г. отсутствуют указания относительно квалификации по совокупности в случае совершения хищения путем подлога.
Если подлог являлся приготовлением к хищению, его нельзя квалифицировать по ст.ст. 120, 72 или 170 УК РСФСР. Такие преступные действия нужно квалифицировать как приготовление к хищению. Противоположное мнение привело бы лишь к ослаблению борьбы с хищениями социалистической собственности, влекущими за собой ответственность по Указу от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества».
Вследствие того, что отдельные практические работники не всегда учитывают это положение, в судебной практике иногда допускаются двоякого рода ошибки: либо типичное приготовление к преступлению, в частности к хищению, заключающееся в подделке документов, наказывается по ст. 120, или по ч. 1 ст. 72, либо по ст. 170 УК РСФСР, или, наоборот, подделка документов, не связанная с хищением социалистического имущества, квалифицируется как хищение или приготовление к нему.
Так, Ростовским линейным транспортным судом 8 июня 1955 г. по ст. 120 УК РСФСР был осужден Попов. Вместе с тем этим же приговором он по обвинению по ст. 1 Указа от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение, государственного и общественного имущества» был оправдан. Транспортная коллегия Верховного Суда СССР отменила приговор в части оправдания Попова. Как было установлено, Попов, работая мастером цеха, составил фиктивные доверенности от имени рабочих, учинил на этих дове-
1 Монографии о борьбе с хищениями, которые вышли в свет после издания руководящего указания Пленума Верховного Суда СССР от 6 мая 1952 г , но до издания руководящего указания Пленума Верховного Суда СССР от 28 мая 1954 г, считают правильной квалификацию в указанных выше случаях по совокупности подлога и хищения См , например, Б С Никифоров Борьба с мошенническими посягательствами на социалистическую и личную собственность по советскому уголовному праву М , 1952, стр 97-99; Б. А. Куриное Уголовная ответственность за хищение государственного и общественного имущества М , 1954, стр. 70; Т. Л. Сергеева. Уголовно-правовая охрана социалистической собственности в СССР М, 1954, стр 52, Б С Утевский, 3 А. Вышинская. Практика применения законодательства по борьбе с хищениями социалистического имущества М , 1954, стр 52-53.
268____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЬ!
ренностях подписи рабочих, обманным образом заверил доверенности и получил по ним 1214 р. 56 к., которые причитались рабочим за возмещение расходов по командировкам. Коллегия с полным основанием усмотрела в данном случае хищение государственного имущества, совершенное посредством подлога. Подлог здесь выступал не как самостоятельное преступление, а как способ совершения другого, более тяжкого преступления1.
В другом случае, наоборот, народный суд неправильно усмотрел в подделке документов, не связанной с хищением,— хищение социалистического имущества. Мороз И. Г. и Мороз. Н. С, имея среднее образование, неоднократно при поступлении на работу представляли фиктивные справки о высшем образовании. В результате этого они устраивались на работу преподавателями, а Мороз И. Г. даже директором школы2.
Итак, всякая подделка документов, создающая условия для хищения социалистического имущества, должна рассматриваться как приготовление к хищению3. С другой стороны, подделка документов, направленная на обогащение за счет государства, но совершенная без цели изъять или присвоить государственные средства, должна рассматриваться как приготовление к соответствующему преступлению, например к мошенничеству (ст. 19 и ч. 2 ст. 169 УК РСФСР — подделка путевого листа шофером с целью совершения неположенных рейсов по мотивам личной заинтересованности).
Подделка документов, совершенная с целью похищения личного имущества граждан, должна, в зависимости от конкретных обстоятельств дела, рассматриваться либо как приготовление к краже личной собственности, либо как приготовление к мошенничеству, либо, наконец, как должностное преступление (когда, например, за вознаграждение, получаемое от частных лиц, должностное лицо совершает должностной подлог).
Совершенный без корыстной цели подлог документов, предусмотренный ст. 72 УК РСФСР, по справедливому замечанию проф. Меньшагина, также «является, по существу, лишь приготовитель-
1 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1956, № 1, стр. 4-5.
2 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1954, № 1, стр. 5-7.
3 См. Советское уголовное право. Часть Особенная. М., 1951. стр. 156-157; Т. Л. Сергеева. Борьба с подлогами документов по советскому уголовному праву. М., 1949, стр. 132-134.
Часть I. Уголовное право 269
ным действием к посягательству на деятельность государственного аппарата»1. Для социалистического правопорядка опасна не столько подделка документов, сколько использование подложных документов в незаконных целях. Пуск в обращение подложных документов нарушает существующую у нас систему документального удостоверения фактов, порядок отчетности, официальный порядок делопроизводства и т. д.
В отличие от указанных видов приготовлений к преступлениям, совершенным путем подделки документов, подделка документов, предусмотренная ст.ст. 72, 120 и 170 УК РСФСР, является самостоятельным оконченным преступлением, к которому в свою очередь возможны приготовления2. Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР в определении от 12 декабря 1945 г. по делу Паршина указала: «Незаконное хранение чистых бланков учреждения может квалифицироваться как приготовление к подлогу только в том случае, если по делу установлено, что бланки предназначались к использованию для составления фиктивных документов».3
Подделка документов, предусмотренная ст. 72 УК РСФСР и соответствующими статьями уголовных кодексов других союзных республик, имеет своим объектом, как правильно указывает Б. С. Никифоров, «порядок, установленный в советском социалистическом обществе, для удостоверения при посредстве письменных актов таких событий и обстоятельств, которые имеют юридическое значение»4.
К. был осужден народным судом 6 участка Москворецкого района г. Москвы по ст. 72 ч. 1 УК РСФСР за то, что он незаконно при-
1 В. Д. Меныиагин. Преступления против порядка управления, М., 1946, стр 11.
2 В постановлении 50 Пленума Верховного Суда СССР от 21 марта 1935 г. указывалось: «Хищение паспортов у их владельцев, поскольку эти преступления преследуют целью проживание по подложному паспорту самому похитителю или другим лицам, должны квалифицироваться через ст. 19 по ст. 72 ч. 1 УК РСФСР» (Сборник действующих постановлений Пленума Верховного Суда СССР, 1924-1951 гг. М., 1952, стр. 7-8)
3 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1946, вып. II, стр. 78.
4 6. С. Никифоров. Борьба с мошенническими посягательствами на социалистическую и личную собственность по советскому уголовному праву. М , 1952, стр. 94-95 Аналогично решает этот вопрос Т. Л. Сергеева, см. ее книгу: «Борьба с подлогами документов по советскому уголовному праву». М., 1949, стр. 123.
270____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ_
обрел шоферское удостоверение, вытравил его текст азотной кислотой и переделал на свое имя1.
В другом случае Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР переквалифицировала со ст. 2 Указа от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» на ст. 72 ч. 1 УК РСФСР действия Ч., выразившиеся в подделке документов об образовании с целью занять место директора школы2.
По ст. 72 УК РСФСР судебная практика квалифицирует также подделку с целью освобождения от уплаты налогов с заработной платы.
Во всех приведенных случаях имеет место подделка в собственном смысле слова. Она преследует цель освобождения от определенных обязанностей или незаконного получения, прав. Такая подделка нарушает существующую у нас систему удостоверения юридических фактов и в этом состоит ее общественная опасность.
Следовательно, по ст. 72 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик должны квалифицироваться лишь такие подлоги, которые создают условия для незаконного получения прав или освобождения от обязанностей при условии, что самое незаконное получение прав или освобождение от обязанностей не представляют самостоятельных, прямо указанных в законе преступлений. Именно так этот вопрос решается в УК УССР и УК БССР, которые ограничивают квалификацию по статьям о подлогах случаями, когда подлог не сопровождается другими преступлениями.
Кража документов, предоставляющих права на получение государственного или общественного имущества, должна рассматриваться как приготовление к хищению этого имущества3. Похищение документов с целью получения чужого личного имущества должно рассматриваться как приготовление к мошенничеству (ст. 19-169 ч. 1 УК РСФСР)4. Лишь похищение ценных бумаг составляет оконченное преступление. Так, например, тайное похищение у лица об-
1 Архив народного суда 6 участка Москворецкого р-на г. Москвы 1951 г., дело №61-147.
2 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1951, № 5, стр. 18.
3 См. Т. Л. Сергеева. Уголовно-правовая охрана социалистической собственности в СССР. М., 1954, стр. 30-31.
4 См. 6. С. Никифоров. Борьба с мошенническими посягательствами на социалистическую и личную собственность. М., 1952, стр. 42.
Часть I. Уголовное право 271
лигаций трехпроцентного займа составляет оконченную кражу личной собственности. Кража у граждан ценных бумаг на предъявителя также должна рассматриваться как оконченная кража. Если же эти бумаги еще и подделываются для получения по ним от государства не причитающихся ценностей, такие действия субъекта являются оконченной кражей личной собственности и приготовлением к хищению государственного имущества.
Все иные махинации с документами (неоприходование товара, невыдача квитанций, мошенническое получение документов и т. д.) должны рассматриваться в зависимости от конкретных обстоятельств либо как приготовление к хищению государственной или общественной собственности, либо как приготовление к мошенничеству в отношении личной собственности.
Другим, помимо подлога, распространенным способом создания условий для хищения государственного или общественного имущества является накопление излишков товаро-материальных ценностей. Для ответственности за приготовление к хищениям, выражающееся в создании излишков товаро-материальных ценностей, суд должен четко установить действительные намерения виновного: имел ли он цель похитить накопленное имущество или создать видимость хорошей экономной работы и т. д.1
Создание излишков товаров в торговых организациях путем обмеривания и обвешивания граждан в практике нередко квалифицируется по совокупности как обмеривание и обвешивание и хищение или приготовление к хищению, если излишки еще не были похищены2.
Нам эта точка зрения представляется спорной. Нельзя говорить о хищении государственного имущества или приготовлении к нему при обмеривании и обвешивании частных лиц покупателей, так как здесь, социалистическая собственность не терпит никакого ущерба. Скорее можно было бы говорит о краже личной собственности, ибо граждане переплачивают за товары. По существу, обмеривание и обвешивание представляют собой мошенничество в торговле со стороны работников торговой сети в отношении граждан-
1 См. постановление Пленума Верховного Суда СССР по делу Соловьева и Цыганова (Судебная практика Верховного Суда СССР, 1951, № 4, стр. 4-5).
2 И. Сапожников. Отграничение обмана потребителей от хищения социалистической собственности («Социалистическая законность», 1957, № 1, стр. 19-23).
272____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
покупателей. Не случайно обмеривание и обвешивание граждан частными лицами квалифицируется как мошенничество по ст. 169 ч. 1 УК РСФСР. На наш взгляд, обмеривание и обвешивание торговых организациях следует квалифицировать по ст. 128в УК, независимо от того, присвоил ли виновный недоданные товары немедленно или он присвоил их через известный промежуток времени, накопив при этом большое количество таких товаров (санкция ст. 128в УК РСФСР позволяет учитывать различную степень общественной опасности обмеривания и обвешивания).
Этот вопрос решается иначе, если покупателем, которого обманывает виновный, является государственная или общественная организация. Тогда создание излишков путем обмеривания и обвешивания и обращение их в свою пользу, является хищением государственного или общественного имущества. Совокупность обмеривания или обвешивания и хищения социалистического имущества имеет место в случае хищения товара с последующим восполнением образовавшейся вследствие этого недостачи путем обмана покупателей — отдельных граждан.
Взломы и прочие виды преодоления препятствий с целью хищения теорией советского уголовного права1 и отчасти практикой рассматриваются как покушение на хищение. Правильность подобного взгляда представляется нам сомнительной.
Действия виновного при покушении — это действия по исполнению преступления, то есть действия, входящие в число элементов его объективной стороны. Но даже при самом широком определении понятия хищения вряд ли возможно включать в него действия по преодолению препятствий, мешающих осуществлению хищения. Взломом замка, проломом крыши и прочими действиями, пока они не закончились, лицо создает лишь необходимые условия для последующего изъятия чужой собственности, но самого хищения еще не начинает.
Каргуненков и Герасимов были осуждены по ст. 19 УК РСФСР и ст. 2 Указа от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». Им вме-
1 См., например, М. М Исаев. Преступления против личной собственности. М., 1939, стр. 10, А. Н. Трапнин. Состав преступления по советскому уголовному праву. М., 1952, стр. 312. Учение о соучастии, 1940, стр. 76; Я. М. Брайнин. Советское уголовное право. Часть Особенная, Киев, 1952, стр. 91.
Часть I. Уголовное право 273
нялось в вину то, что они с целью хищения начали разламывать заделанное в стене склада окно, но в этот момент были задержаны1. В данном случае виновные совершили приготовление к хищению государственного имущества. Однако для осуществления самого похищения имущества им предстояло сделать еще очень много.
Спорным представляется рассуждение одного из членов Верховного Суда СССР по вопросу о разграничении покушения и приготовления к хищению по делу Соловьева и Медведева. Соловьев и Медведев на станции Красный городок сорвали пломбу с товарного вагона и отодвинули на 0,5 метра дверь вагона, но, увидев, что в вагоне лежит не продовольствие, а мануфактура, похищать ничего не стали.
В своем заключении по этому делу член Верховного Суда СССР указал: «Остается решить вопрос: имеется ли в действиях обвиняемых состав преступления, то есть в данном случае приготовление или покушение на кражу. Даже если не считать доказанным, что Соловьевым была сорвана пломба и закрутка, то все же налицо не приготовление, а покушение на кражу. Субъективная сторона установлена с несомненностью: у обвиняемых был прямой умысел похитить что-либо съестное. Обвиняемые не ограничились тем, что обменялись своими мыслями о желательности совершить кражу (ненаказуемое обнаружение умысла)... они проявили свое намерение и во внешних действиях. Они подошли к определенному вагону (прибывшему из Германии) и открыли на полметра дверь. Такого рода действия являются началом приведения в исполнение своего преступного намерения, а не приготовительными действиями. Оно аналогично преодолению преград при краже. Что обвиняемые не довершили преступления до конца, не зависело от их воли»2.
Однако эти доводы вызывают возражение, если не по выводам, то по аргументации. Согласно мнению члена Верховного Суда СССР, покушение в отличие от приготовления является началом приведения в исполнение своего преступного намерения. Но и приготовительные действия совершаются для исполнения преступного
' Архив Верховного Суда РСФСР 1956 г., дело № 48-Д6-48. М. М. Исаев. Вопросы уголовного права и уголовного процесса в судебной
практике Верховного Суда СССР. М , 1948, стр. 106.
274____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ_
намерения1. Далее член Верховного Суда считает, что даже если бы не были произведены действия по преодолению препятствий — не сорвана пломба и закрутка, то налицо покушение. Свое утверждение он аргументирует следующим образом: обвиняемые проявили свое намерение во внешних действиях, которые являются началом приведения в исполнение своего преступного намерения. Но в таком случае и подход к месту совершения хищения должен быть назван покушением на кражу. Однако такие выводы противоречат указанию закона: действия, создающие условия для преступления, в данном случае для хищения, являются приготовительными действиями. По существу, член Верховного Суда не дал никакого разграничения покушения от приготовления, ничем не аргументировал, почему взлом и вообще всякое преодоление препятствий при краже, когда они еще не закончены, должны рассматриваться как покушение на кражу, а не приготовление. Все, что он сказал о покушении в отличие якобы от приготовления, полностью может быть отнесено и к приготовительным действиям.
Что касается решения данного дела, то, поскольку Соловьев и Медведев закончили приготовительные действия: подошли к вагону, сорвали пломбу и открыли дверь, следует признать, что они закончили уже стадию приготовления и находились на стадии исполнения хищения. Им оставалось лишь завладеть имуществом.
Не убеждает также аргументация проф. Дурманова, который пишет, что при посягательствах на личную собственность взлом замков, преодоление препятствий и т. д. следует считать покушением, поскольку такие действия означают проникновение покушающегося в хранилище материальных ценностей. «Таким хранилищем в широком смысле слова надо признать и комнату, в которую путем взлома или обманным путем проникает преступник»2. Даже если применить к этим случаям определение понятия покушения, которого придерживается Н. Д. Дурманов, то и тогда нельзя признать нача-
1 Так, в директивном письме НКЮ и Верховного Суда РСФСР о применении УК РСФСР 1926 г говорилось: «Следует подчеркнуть, что применение мер социальной защиты за приготовление к покушению может иметь место лишь в тех случаях, когда подготовительные к преступлению действия вылились в определенную конкретную форму начала осуществления преступного умысла, а потому и являются социально опасными» («Еженедельник советской юстиции», 1927, № 2, стр 44).
2 Н. Д. Дурманов Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву М., 1955, стр. 108.
Часть I. Уголовное право 275
ло взлома замка входной двери покушением на преступление, то есть реальным, непосредственным посягательством на объект преступления, в данном случае — на личную собственность.
Приготовление к разбойному нападению с целью завладения государственным, общественным или личным имуществом может выражаться в создании шайки, приходе на место планируемого нападения, в устройстве засады, взломе, подкопе и иных действиях, совершенных для создания надлежащих условий нападения. Дела о приготовлении к разбойному нападению довольно редки. Однако такие дела все же встречаются в судебной практике. Так, например, народный суд 4 участка Кунцевского района, Московской области, приговором от 8 июня 1955 г. осудил Б. и А. по ст. 19 УК и ч. 2 ст. 2 Указа от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан» за то, что они по сговору между собой однажды ночью спрятались в саду дома гр-на Сидорова с целью совершения на него разбойного нападения. По расчету преступников Сидоров должен был в это время возвращаться домой с полученной им заработной платой. Но так как Сидоров в эту ночь остался ночевать у сестры в Москве, разбойное нападение не состоялось. Судебная коллегия по уголовным делам Московского областного суда оставила приговор народного суда, которым Б. и А. были осуждены за приготовление к разбойному нападению, в силе.
Приготовительные действия к совершению преступлений против личности состоят в приобретении орудий преступления, устройстве засады, приходе на место совершения преступления, сговоре с соучастниками и т. п. Так, А., будучи женат и имея интимные связи с 3., решил убить жену, чтобы избавиться от нее. Для этого он разработал подробный план убийства во время воскресной поездки за город. Для убийства были приготовлены веревка, мешок, лопата. Жена дала согласие поехать в ближайшее воскресенье на прогулку. Преступление не было совершено только потому, что 3., посвященная в план убийства, в самый последний момент сообщила обо всем в прокуратуру.
В практике дела о приготовлениях к убийству встречаются весьма редко. Это объясняется тем, что если приготовление совершает один человек, который использует обычные бытовые предметы (топор, лопату, веревку, нож, молоток и т. д.), то распознать здесь приготовление к убийству практически почти невозможно.
^
276____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЬ!
Приготовление или хранение яда, одурманивающих веществ, огнестрельного или холодного оружия как приготовление к убийству или к иным преступлениям против личности нельзя смешивать с составами самостоятельных оконченных преступлении хранением, изготовлением огнестрельного и холодного оружия (ст. 182 УК РСФСР), яда (ст. 179 УК РСФСР) и одурманивающих веществ (ст. 104 УК РСФСР). Объектом перечисленных преступлений является установленный в СССР порядок хранения и обращения с оружием, сильнодействующими ядами и одурманивающими веществами. Для привлечения лица к ответственности по ст. ст. 104, 179 или 182 УК РСФСР достаточно установить наличие у лица сознания, что, приобретая указанные запрещенные к обращению предметы, оно нарушает установленный порядок хранения, обращения с этими предметами. Никаких иных целей и намерений доказывать не требуется.
Площанский, находясь в состоянии необходимой обороны, защищая от нападения себя, женщину и старика, нанес нападающему смертельное ранение. Вместе с тем он был осужден по ч. 4 ст. 182 УК РСФСР за незаконное хранение холодного оружия1.
Здесь хранение оружия не только не создавало условий для выполнения преступлений против личности, но, наоборот, дало возможность совершить общественно полезное действие. Тем не менее Площанский был осужден, и совершенно правильно осужден, ибо, храня кинжал, он нарушил существующий порядок хранения холодного оружия. Доказательства каких-либо иных преступных целей для осуждения за незаконное хранение оружия не требуется.
Хранение, изготовление, сбыт ядов, оружия, одурманивающих веществ и другие подобные действия также являются самостоятельными оконченными преступлениями, а не приготовлениями к преступлениям против личности, превращенным якобы законодателем, как считают некоторые криминалисты, в преступления «особого рода». Смешение этих преступлений с приготовлениями к преступлениям против личности глубоко ошибочно и способно лишь дезориентировать нашу судебную практику.
Если, однако, суд установит (а суд обязательно должен установить действительные намерения субъекта), что приобретение оружия, яда или одурманивающего вещества было в, данном случае не
1 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1945, вып. VIII, стр. 9-10.
Часть I. Уголовное право 277
единственной целью, а средством подготовки виновным преступления против личности, то такое лицо должно быть осуждено за приготовление к соответствующему преступлению против личности. Вместе с тем действия виновного должны быть квалифицированы по совокупности еще по ст.ст. 104, 179 и 182 УК РСФСР
По делам о хозяйственных преступлениях на практике наиболее часто встречаются случаи приготовления к спекуляции или к обмериванию и обвешиванию покупателей. Так, например, А. и его жена В были осуждены за приготовление к спекуляции по ст. 19-107 УК РСФСР. Виновные скупили в г. Махачкале 41 кг лаврового листа и пытались багажом отправить его в Саратовскую область, чтобы там продать лавровый лист по повышенным ценам1.
Доказательством того, что скупка товаров производится субъектом с целью последующей спекулятивной перепродажи, служат также количество и характер скупленных товаров В приведенном деле и количество и хозяйственное назначение скупленного товара не оставляли сомнения в том, что лавровый лист скупался для спекуляции. При этом количество скупленных товаров должно оцениваться с учетом потребности субъекта и его семьи, а также возможной склонности лица к созданию некоторых товарных запасов для собственных нужд.
Скупку товаров в целях спекулятивной перепродажи судебная практика рассматривает то как приготовление к спекуляции,2 то как покушение на спекуляцию3. Более правильным, на наш взгляд, является первое решение.
Опасность спекуляции заключается в первую очередь в перепродаже товаров по повышенным ценам. Именно эта спекулятивная перепродажа товаров, то есть перепродажа с целью наживы товаров,
1 Архив Верховного Суда РСФСР 1956 г., дело № 20-Д6-63.
2 См., например, постановление Пленума Верховного Суда СССР от 22 октября 1948 г по делу Пенкиной и Шерстюка («Судебная практика Верховного Суда СССР», 1948, вып VI, стр. 12).
3 См руководящее постановление Пленума Верховного Суда СССР от 10 февраля 1940 г, № 9/3/у «О судебной практике по делам о спекуляции». (Сборник действующих постановлений Пленума и директивных писем Верховного Суда СССР, 1924-1944 гг М , 1946, стр 45-46); Объединенное постановление Пленума Верховного Суда СССР от 31 декабря 1938 г., 10 февраля 1940 г, 20 сентября 1946 г «О судебной практике по делам о спекуляции» не упоминает о том, имеет ли здесь место приготовление или покушение (см Сборник действующих постановлений Пленума Верховного Суда СССР, 1924-1951 гг. М., 1952, стр 33)
278____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
ранее для этого скупленных, наносит ущерб покупателям и советской торговле.
Сама по себе скупка товаров, даже в большом количестве, не запрещена1. Скупка товаров становится преступной тогда, когда она производится с целью последующей спекулятивной перепродажи. При этом условии скупка товаров является созданием условий для последующей спекулятивной перепродажи, то есть приготовлением к спекуляции. Правильно пишет по этому поводу проф. А. А. Пионтковский: «В тех случаях, когда по делу не установлена перепродажа скупленных товаров, но обстоятельства дела свидетельствуют о том, что скупка товаров была произведена для перепродажи с целью наживы, совершенные обвиняемыми действия должны квалифицироваться как приготовление к спекуляции, то есть по ст.ст. 19 и 107 УК»2.
Приготовления к обмериванию и обвешиванию покупателей могут состоять в фальсификации товаров3, изготовлении и приспособлении для обвешивания неверных измерительных приборов и т. д. Для иллюстрации можно привести следующее дело из судебной практики. П. и другие торговые работники с целью обмана покупателей разбавили водку водой, но продать разбавленную водку не успели. Судебная коллегия по уголовным делам Московского областного суда правильно указала, что такие преступные действия надлежит квалифицировать по ст. 19—128в УК РСФСР4.
Приготовление к обмериванию и обвешиванию представителей государственных или общественных организаций при получении от них товаро-материальных ценностей должно рассматриваться как приготовление к хищению. Так, М, работая заведующим глубинным пунктом, с целью создания излишков зерна для его похищения увеличил вес 200-граммовой гири на 157 граммов, но при попытке применить эту гирю при приеме зерна от колхоза «Стахановец» был изобличен. М. был осужден за покушение на хищение колхозного имущества по ст. 19 УК РСФСР и ст. 3 Указа от 4 июня 1947 г. «Об
1 В некоторых случаях лицо может отвечать за подобную скупку как за нарушение правил торговли (ч. 1 ст. 105 УК РСФСР).
А. А. Пионтковский Вопросы общей части уголовного права в практике судеб-но-прокурорских органов М , 1954, стр. 70.
3 Фальсификация продуктов питания, опасная для жизни, совершенная частными лицами, образует самостоятельное преступление (ст. 171 УК РСФСР).
4 Архив Московского областного суда 1952 г., дело № 22-2078.
Часть I. Уголовное право 279
уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества»1. Подделка гири явилась в данном случае приготовлением к хищению общественного имущества.
Среди приготовительных действий к другим преступлениям на практике встречаются приготовления к взяточничеству путем сговора о даче взятки, предложения взятки, требования взятки и совершения прочих действий, создающих условия для получения и дачи взятки.
Так, например, С. и другие были осуждены по ст. 19-118 УК РСФСР за то, что сговорились дать следователю взятку за прекращение расследования о злоупотреблениях в столовой, в которой они работали. Они собрали 3000 руб. и передали С, но последняя не успела отдать деньги по назначению, так как об их действиях стало известно следователю, и виновные были привлечены к ответственности за приготовление к даче взятки2.
Встречаются и дела о приготовлении к самогоноварению. Так, некто А. была осуждена по ст. 19 УК РСФСР и ст. 2 Указа от 7 апреля 1948 г. «Об уголовной ответственности за изготовление и продажу самогона» на один год лишения свободы за то, что у себя на квартире в целях изготовления самогона приготовила 5 ведер барды3.
Значительную категорию дел о приготовлении к преступлению составляют дела о неудавшемся соучастии (подстрекательство, пособничество, создание шаек).
Мы назвали лишь те приготовительные действия, которые чаще других встречаются на практике. Дать сколько-нибудь исчерпывающий перечень возможных приготовительных действий, весьма разнообразных по своему содержанию, трудно и вряд ли необходимо.
В последнее время в нашей юридической литературе оживленно дискутируется вопрос о конструкции ответственности за приготовление к преступлениям. Среди советских криминалистов получили
-----------------
1 Архив Верховного Суда РСФСР 1954 г., дело № 31-Д4-пр. 87.
2 Архив Московского городского суда 1948 г., дело № СУ-30/48 г.
3 Архив Верховного Суда РСФСР 1954 г., дело № 35-Д4-102.
280____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
распространение три точки зрения. Одни криминалисты, например проф. М. А. Чельцов, считают абсолютно неприемлемой действующую законодательную конструкцию ответственности за приготовление, как не отвечающую якобы задачам социалистического правосудия и не соответствующую требованиям социалистической законности и стабильности законов. Проф. Чельцов предлагает вернуться к конструкции, которой придерживался УК РСФСР 1922 г., то есть объявить приготовления ко всем преступлениям ненаказуемыми. Что же касается приготовления к наиболее опасным преступлениям, то проф. Чельцов предлагает наказывать их как оконченные преступления, в связи с чем они должны быть описаны законом по типу усеченных составов1.
Вторая группа криминалистов — проф. А. А. Пионтковский2, проф. Т. В. Церетели3, проф. Н. Д. Дурманов4, кандидаты юридических наук М. И. Ковалев5 и Н. В. Лясс6 — также считают действующую законодательную конструкцию ответственности за приготовление неудачной и предлагают установить принцип наказуемости приготовления лишь в особо указанных в законе случаях.
Наконец, третья группа криминалистов — проф. А. Н. Трайнин7, проф. В. М. Чхиквадзе8 — признают действующую законодательную конструкцию ответственности за приготовление правильной, вполне отвечающей принципам советского уголовного права, и предлагают в будущем законодательстве оставить ее без изменения.
1 См. М. А. Чельцов. Спорные вопросы учения о преступлении («Социалистическая законность», 1947, № 4, стр. 8).
2 А. А. Пионтковский. Основные вопросы проекта уголовного кодекса СССР («Социалистическая законность», 1954, № 1, стр. 33).
Т. В. Церетели. Наказуемость приготовления к преступлению по советскому уголовному праву («Социалистическая законность», 1954, № 12, стр. 10-14).
4 Н. Д. Дурманов. К подготовке проекта УК («Социалистическая законность», 1946, №7-8, стр. 6).
5 М. И. Ковалев. Ответственность за приготовительные к преступлению действия («Социалистическая законность», 1954, № 8, стр. 20-23).
Н. В. Лясс. Понятие и основания наказуемости приготовления и покушения (Ученые записки ЛГУ, Вопросы уголовного права и процесса, 1956, № 202, стр. 64-65).
A. Н. Трайнин. Уголовная ответственность за приготовительные к преступлению действия («Социалистическая законность», 1953, № 12, стр. 28-33).
B. М. Чхиквадзе. Некоторые вопросы советского уголовного права в связи с разработкой проекта УК СССР («Советское государственное право», 1954, №4, стр. 66-67).
Часть I. Уголовное право 281
В обоснование своего предложения об абсолютной безнаказанности приготовления проф. Чельцов пишет: «...в огромном большинстве случаев приготовительные к преступлению) действия носят весьма неопределенный характер. Веревка может быть куплена и как орудие будущего убийства и как средство для упаковки вещей. Любая безобидная справка, наводимая в государственном предприятии, может служить цели подготовки хищения и т. п. Всегда возможна ссылка на добровольность отказа от дальнейшего развития преступной деятельности, которую нелегко опровергнуть... Законодательное провозглашение наказуемости столь отдаленной стадии развития преступной деятельности стирает грань между дозволенным и запрещенным... Наказывать неопределенные действия, направленные на подготовку неопределенного преступления,— вот к чему приводило бы на практике последовательное проведение наказуемости приготовления»1.
Приведенные доводы представляются нам неубедительными. Прежде всего ошибочен аргумент о «неопределенности» приготовительных действий. Нельзя считать, что «обычно приготовление к преступлению выражается в таких действиях, которые могут быть совершены не только в преступных, но и в других целях»2. Если о веревке только и известно, что она куплена, то вряд ли кому-либо придет в голову наказывать за такое «приготовление к убийству». Положения некоторых криминалистов «о неопределенности» приготовительных действий, примеры, которыми эти положения подкрепляются, а равно утверждения, что при приготовительных действиях всегда возможна ссылка на добровольный отказ,— наглядное свидетельство неправильного понимания природы уголовно наказуемого деяния — приготовления к преступлению. Если говорить о приготовлении как об уголовно-правовой категории (всякое иное толкование приготовления, как бы остроумно оно ни выглядело, нас не может интересовать), то для ответственности за него суду нужно четко установить: а) объект посягательства; б) субъект преступления; в) субъективную сторону преступления; г) все иные, кроме действий по исполнению преступления и преступного результата, обя-
— г1
1 М. А. Чельцов. Спорные вопросы учения о преступлении («Социалистическая законность», 1947, № 4, стр. 9).
2 Т. В. Церетели. Наказуемость приготовления к преступлению по советскому уголовному праву («Социалистическая законность», 1954, № 12, стр. 13).
282____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ_
зательные элементы объективной стороны преступления; д) сами приготовительные действия, согласно закону, должны иметь характер условия совершения конкретного преступления, создавать реальную возможность причинения определенного преступного ущерба; е) суд должен четко установить, что преступление не было продолжено и завершено лишь по не зависящим от лица обстоятельствам. О неопределенности такого приготовления к преступлению, как видим, говорить уже не приходится.
Другой аргумент проф. М. А. Чельцова о том, что последовательное проведение принципа наказуемости приготовления означало бы уголовное преследование за незначительные деяния и привело бы к стиранию грани между преступными и непреступными действиями, — также неоснователен. Органы социалистического правосудия вот уже 30 лет наказывают приготовление к преступлению и покушение на него наравне с оконченным преступлением. Практически это означает: 1) наказанию подлежат только общественно опасные приготовительные к преступлению действия; 2) суд учитывает степень подготовленности преступления, близость приготовительных действий к преступному результату и опасность субъекта; 3) во внимание принимаются причины, по которым преступление не было доведено до конца; 4) добровольный отказ от преступления на стадии приготовления исключает уголовную ответственность.
Понятно, что при таком проведении принципа наказуемости приготовлений ко всем преступлениям нельзя говорить о «стирании грани между дозволенным и недозволенным», о привлечении к ответственности за незначительные приготовительные действия.
Для доказательства неприемлемости предложения проф. М. А. Чельцова о возврате к конструкции ответственности за приготовление, которой придерживался УК РСФСР 1922 г., достаточно вспомнить, что положение о безнаказанности приготовительных действий просуществовало в УК РСФСР 1922 г. только один год, после чего под настоятельным воздействием судебной практики пришлось от него отказаться.
Граница между общественно опасной и неопасной предварительной деятельностью не совпадает с границей, отделяющей покушение от приготовления. Кроме того, нельзя забывать, что при приготовлении лицо не идет дальше приготовительных действий не потому, что это лицо раздумало совершать преступление, вследствие
.
-[асть I. Уголовное право 283
чего перестало быть общественно опасным, а потому, что не зависящие от него обстоятельства помешали ему перейти к следующей стадии преступной деятельности — к исполнению преступления. Поэтому исключать из сферы уголовной ответственности абсолютно все приготовительные к преступлению действия — значит оставить безнаказанными немалое число общественно опасных действий, значит переносить центр тяжести уголовной ответственности с общественной опасности деяния на формальные его признаки: является ли данное действие приготовлением или покушением. Это путь отказа от материального понятия преступления, формально-догматический путь.
Предлагаемая проф. Чельцовым конструкция не способствует, вопреки его уверениям, и стабильности законов. Скорее его предложения ведут к прямо противоположному результату. В самом деле, проф. Чельцов предлагает наказывать общественно опасные приготовления как самостоятельные оконченные преступления путем включения их в состав преступления, как это сделано, например, в ст. 59 действующего УК РСФСР, в которую включено упоминание об организации банды, или путем образования «усеченных» составов поставления в опасность тех или иных интересов. Нетрудно представить, к каким отрицательным последствиям поведет практическая реализация подобных предложений. Советские уголовные кодексы должны будут пополниться большим числом неопределенных составов поставления в опасность, которые не были известны советскому уголовному законодательству за все 40 лет его существования, и, что самое важное, потребности в которых наше правосудие никогда не испытывало. Вместо четких диспозиций статей, конкретно описывающих объективную сторону преступлений, появятся составы, объективную сторону которых законодатель при всем желании не сможет описать даже примерно. Разве можно, например, охватить в законе многообразие приготовительных действий к убийству, изнасилованию или телесному повреждению в составе поставления в опасность жизни и здоровья лица? Значит, суд, а не законодатель, в каждом отдельном случае будет наполнять объективную сторону подобного состава конкретным содержанием. Значит, будет основательно подорвана стабильность закона и расширена сфера судейского усмотрения. Кроме того, неопределенные «покупки веревки» и «наведения справок», о мнимой наказуемости ныне кото-
284____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
рых говорит проф. Чельцов, при конструкции составов в виде «создания опасности» тому или другому благу приблизятся к исполнению преступления (раз покушение становится оконченным преступлением, значит приготовление занимает его место) и станут наказуемым покушением.
Концепция ответственности за приготовление, предлагаемая проф. Чельцовым, не может быть принята еще и потому, что она не отвечает задачам социалистического правосудия и в ином отношении. Какие неисчислимые трудности в практику борьбы с предварительной преступной деятельностью вносит предлагаемая конструкция, мы видели на примере первых лет действия УК РСФСР 1922 г. Перед судом ставилась трудно разрешимая задача: с одной стороны, он не должен был оставлять безнаказанными общественно опасные действия, а с другой — не был вправе наказывать общественно опасные приготовления к преступлениям. Как уже отмечалось, подобное положение вынуждало практических работников включать в понятие покушения типичные приготовительные действия или, несмотря на запрет закона, наказывать приготовления как уголовно наказуемую стадию преступления. Абсолютная ненаказуемость приготовления практически означает невмешательство в начатую и для всех очевидную общественно опасную преступную деятельность до тех пор, пока она не выльется в непосредственное причинение преступного ущерба. И это в то время, когда наша партия и наше государство требуют от советских граждан активной охраны интересов социалистического общества.
Известно, что своевременному предупреждению многих умышленных преступлений органы правосудия обязаны простым советским гражданам. Это замечательное проявление патриотизма советских людей отмечал в свое время В. И. Ленин: «...когда Советская власть переживает трудные минуты, когда среди буржуазных элементов организуются заговоры и когда в критический момент удается эти заговоры открыть, то — что же, они открываются совершенно случайно?
Нет, не случайно. Они потому открываются, что заговорщиками приходится жить среди масс, потому что им в своих заговорах нельзя обойтись без рабочих и крестьян, а тут они в конце концов всегда
Часть I. Уголовное право 285
натыкаются на людей, которые идут в... ЧК и говорят: «А там-то собрались эксплуататоры»1.
Установление формальных преград в наказуемости общественно опасной подготовительной преступной деятельности значительно связало бы инициативу граждан в раскрытии готовящихся преступлений.
Наказуемость неоконченного преступления, начиная лишь с покушения, поведет к тому, что начнут «обильно просачиваться в социалистическое право и социалистическое правосудие давно по буржуазным источникам знакомые дискуссии о том, где грань, лежащая между приготовлением и покушением, и по какую сторону этой грани следует расположить подлежащие оценке действия подсудимого. На этом вопросе сосредоточится судебное следствие. Об этом будут говорить, и не могут не говорить, стороны, ибо речь пойдет здесь не о второстепенных фактах и даже не о мере наказания, а речь пойдет об основном, решающем: если доказано будет, что в действиях подсудимого заключается лишь "приготовление" к совершению преступления (а не покушение), то отпадает самая возможность уголовной ответственности»2.
Убедительным доказательством правильности подобных предположений может служить судебная практика и литература периода действий УК РСФСР 1922 г. С 1922 по 1927-1928 гг., то есть до тех пор, пока уголовные кодексы всех союзных республик не восприняли принципа уголовной ответственности за приготовления наравне с оконченным преступлением, опоры по вопросам о приготовлении и покушении не сходят со страниц нашей юридической периодической и учебной литературы. Причем эти опоры нередко были бесплодными. С 1928-1929 гг. мы не находим ни одной даже журнальной статьи, в которой бы снова поднимались эти бесплодные споры о приготовлении и покушении. И разделы учебников советского уголовного права о стадиях преступления становятся значительно более простыми и ясными. Следователи и судьи не обращаются больше с вопросами в вышестоящие судебные инстанции и редакции юридических журналов о том, ненаказуемое или наказуемое покушение совершил в данном случае виновный. Столь серьезные пе-
1 В. И. Ленин. Соч , т 30, стр. 213.
А. И. Трайнин. Уголовная ответственность за приготовительные к преступле-
нию действия («Социалистическая законность», 1953, № 12, стр. 31-32)
286____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
ремены могли произойти только потому, что советский законодатель нашел рациональную конструкцию ответственности за приготовление к преступлениям, которая не вызывала более никаких трудностей в борьбе с общественно опасной предварительной преступной деятельностью.
Необходимо отметить, что в известной, хотя и в значительно меньшей мере указанные недостатки конструкции ответственности за неоконченное преступление, когда приготовление объявляется ненаказуемым, присущи и другому предложению — установить наказуемость приготовления лишь к некоторым, наиболее опасным преступлениям, в особо указанных в законе случаях.
Вместе с тем нужно иметь в виду, что, как уже отмечалось, не только приготовления ко всем умышленным преступлениям, но даже не все приготовительные действия к особо опасным преступлениям, таким, как, например, убийство или квалифицированное хищение социалистической собственности, являются общественно опасными. Поэтому представляется, что в нашем будущем законодательстве необходимо, сохранив ныне действующую конструкцию наказуемости предварительной преступной деятельности, указать на то, что подлежит наказанию лишь общественно опасное приготовление к преступлению. При этом в основах уголовного законодательства СССР и соответственно в уголовных кодексах союзных республик необходимо дать не общее определение, охватывающее все приготовительные к преступлению действия, а четкое понятие приготовления к преступлению как уголовно наказуемого деяния, как вида неоконченного преступления.
Если же законодатель предпочтет конструкцию наказуемости приготовления в особо указанных в законе случаях, необходимо, чтобы в нашем будущем уголовном законодательстве была учтена современная судебная практика и не слишком сужалась сфера наказуемых приготовлений к преступлениям.
Проект УК СССР 1946 г., восприняв точку зрения наказуемости приготовления лишь в особо указанных в законе случаях, оговорил наказуемость приготовлений только к контрреволюционным преступлениям, квалифицированному хищению государственного и общественного имущества, убийству, разбою, фальшивомонетничеству, повреждению ирригационно-мелиоративных сооружений, квалифицированному подлогу и сбыту подложных документов. Такие
1
icmb I. Уголовное право
287
общественно опасные действия, как приготовления к дезертирству, уклонению от службы в армии допризывников, спекуляции, обмериванию и обвешиванию, взяточничеству, неквалифицированному хищению государственного и общественного имущества, краже личной собственности и некоторые другие общественно опасные, ныне наказуемые приготовительные к преступлению действия, оставались по проекту УК СССР 1946 г. безнаказанными.
На наш взгляд, при всех условиях закон должен обязательно признать наказуемыми приготовления к государственным преступлениям, убийству, разбою, хищению социалистической собственности (как квалифицированному, так и неквалифицированному), краже личного имущества граждан, дезертирству из армии и уклонению от призыва в армию.
288____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ_
ПОКУШЕНИЕ НА ПРЕСТУПЛЕНИЕ
Действующие уголовные кодексы союзных республик, за исключением УК УССР, не содержат определения покушения, УК УССР в ст. 16 устанавливает: «Покушением на преступление считается действие, направленное на совершение преступления, когда совершивший таковое не привел своего намерения в исполнение, как потому, что он не выполнил всего того, что он считал необходимым для приведения своего намерения в исполнение, так и потому, что несмотря на выполнение им всего того, что он считал необходимым, преступный результат не наступил, по причинам от него не зависящим».
Однако определение покушения, содержащееся в УК УССР, требует уточнения. Действием, направленным на совершение преступления, когда субъект не выполнил всего, что он считал необходимым для приведения своего намерения в исполнение, может быть и приготовление к преступлению.
УК РСФСР, давая определение приготовительных действий (создание условий преступления), тем самым решает вопрос о начале покушения на преступление: та часть предварительной преступной деятельности, которая следует за созданием условий по пути к достижению преступного результата, составляет действия, которыми осуществляются покушения.
Согласно учению материалистической диалектики, развитие от возможности к действительности происходит через реализацию возможности какой-либо причиняющей силой. В свою очередь развитие от условий до обусловливаемого события также идет через причинение этого события. «Если условия есть совокупность обстоятельств, подготавливающих и определяющих возможность существования явления, то причина представляет собой само действие, которое вызывает данное явление. Условия влияют на обусловливаемое лишь посредством причинной зависимости... Причинная
Часть I. Уголовное право 289
зависимость явлений состоит в том, что одно явление необходимо вызывает другое»1.
Действия по исполнению преступления, следующие за приготовительными действиями по пути к достижению преступного результата, и являются той закономерно необходимой, причиняющей преступный результат деятельностью, перерыв которой по не зависящим от лица обстоятельствам образует покушение на преступление. Действия по исполнению преступления, то есть действия, образующие преступление, и являются одновременно действиями, которыми осуществляется покушение. Однако для наличия уголовно наказуемого деяния — покушения на преступление, — помимо этих действий, необходим еще один признак — ненаступление преступного результата по не зависящим от лица обстоятельствам2.
Ненаступление преступного результата при покушении по независящим от субъекта обстоятельствам не только не опровергает изложенного положения о том, что действия, которыми осуществляются покушения, являются причиной преступного результата, но, напротив, подтверждает его.
Случайность, приводящая к тому, что закономерно необходимый результат не наступает, является, как известно, формой и дополнением необходимости.
Рассматривая механизм производства выстрела из ружья, Ф. Энгельс писал: «...иногда случается, что не повторяется» того же самого, что капсюль или порох отказываются служить, что ствол ружья разрывается и т. д. Но именно это доказывает причинность, а не опровергает ее, ибо для каждого подобного отклонения от правила мы можем, произведя соответствующее исследование, найти его причину: химическое разложение капсюльного ударного состава, сырость и т. д. пороха, поврежденность ствола и т. д., так что здесь производится, так сказать, двойная проверка причинности»3.
Довод о том. что причина и следствие — соотносительные понятия, и потому не может быть речи о причине, когда не наступает результат, считался почти неопровержимым в буржуазной юриспру-
1 М А. Леонов Очерк диалектического и исторического материализма Госпо-литиздат, М., 1948, стр. 135 См также М. М Розенталь и Г М Штракс. Категории материалистической диалектики. Госполитиздат, М., 1956, стр 93-95
2 А. Н Трайнин Общее учение о составе преступления М., 1957, стр. 298.
3 Ф. Энгельс Диалектика природы. Госполитиздат, 1953, стр 183.
10 3ак 4470
290____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
денции. Но эта аргументация вызывает в отношении ее авторов тот же упрек, который был сделан Энгельсом в адрес метафизиков в философии: «Чего всем этим господам нехватает, так это диалектики»1.
Человеческая деятельность, практика людей дает нам научное представление о причинности. Ф. Энгельс указывал: «Благодаря этому, благодаря деятельности человека и обосновывается представление о причинности, представление о том, что одно движение есть причина другого... Деятельность человека производит проверку насчет причинности... Если мы вложим в ружье капсюль, заряд и пулю и затем выстрелим, то мы рассчитываем на заранее известный по опыту эффект, так как мы в состоянии проследить во всех деталях весь процесс воспламенения, сгорания, взрыва, вызванного внезапным превращением в газ, давление газа на пулю. И здесь скептик уже не вправе утверждать, что из прошлого опыта не следует, будто и в следующий раз повторится то же самое»2.
Проф. А. А. Пионтковский определяет покушение как деятельность, создающую реальную возможность наступления преступного результата. «Покушение на преступление,— пишет он,— создает реальную возможность наступления преступного результата; это деятельность, которая в самой себе заключает реальную возможность наступления указанного результата»3. Аналогичного мнения придерживается проф. Т. В. Церетели, которая пишет, что «действия покушения... содержат в себе реальную и непосредственную возможность причинения вреда объектам, охраняемым социалистическим законом. Такое действие отличается активностью, которая при отсутствии препятствующих условий закономерно должна привести к действительному причинению вреда»4.
Однако если считать, что покушение создает лишь реальную возможность наступления преступного результата, то нужно прийти к выводу, будто бы возможность сама по себе превращается в действительность (в данном случае — в действительное наступление преступного результата), ибо никакой иной, отличной от действий по осуществлению покушения, или исполнения преступления — что
1 К. Маркс и Ф Энгельс Избранные письма ГосПолитиздат, 1948, стр. 431.
2 Ф. Энгельс Диалектика природы Госполитиздат, 1953, стр. 182-183.
3 Уголовное право Часть Общая М , 1948, стр 395
4 Т. В Церетели. Наказуемость приготовления к преступлению по советскому уголовному праву («Социалистическая законность», 1954, № 12, стр. 11).
Часть I. Уголовное право
291
одно и то же — деятельности лица для наступления преступного результата не требуется. Вслед за действием по исполнению преступления закономерно и необходимо следует преступный результат. Перерыв преступной деятельности на стадии исполнения дает покушение на преступление. Приведенные утверждения А. А. Пионт-ковского и Т. В. Церетели противоречат учению материалистической диалектики о возможности и действительности, о том, что возможность сама по себе, автоматически, никогда не может превратиться в действительность. Для этого нужна причиняющая сила действий человека или явления природы.
Действия, которыми осуществляются покушения, создают не только реальную возможность наступления преступного результата. Они являются творящей, причиняющей деятельностью субъекта, которая и превращает созданную приготовительными действиями возможность наступления преступного результата в действительность — в наступивший преступный результат.
Это качество действий, которыми осуществляются покушения, практически важно для отграничения покушения от приготовления. Действия, которыми осуществляются покушения, таковы, что они при беспрепятственном развитии преступной деятельности сами приводят к преступному результату, закономерному концу действий по исполнению преступления. Именно такой характер имеет производство выстрела при убийстве, завладение чужим имуществом при хищении, нанесение ударов при телесном повреждении, передача денег при: взяточничестве, перепродажа товаров при спекуляции и т. д.
Приготовительные действия, создавая условия, предпосылки, возможность причинения ущерба, сами никогда не приводят к преступному результату: одним прицеливанием и приближением к жертве нельзя лишить ее жизни, приобретением отмычки и созданием шайки — похитить чужое имущество, фальсификацией товаров — обмануть покупателей и т. д.
Будучи одновременно действием по исполнению преступления, действие по осуществлению покушения всегда входит в состав преступления в качестве необходимого элемента, объективной стороны преступления.
Правильно отмечает проф. А. Н. Трайнин, что действие, кото-эым осуществляется покушение,— это элемент состава преступле-
292____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
ния1. К этому следует добавить, что это действие есть одновременно и действие по исполнению преступления. Проф. А. Н. Трайнин верно определяет покушение с точки зрения состава преступления: «Покушение на преступление мы имеем в тех случаях, когда имеются все элементы состава этого преступления за исключением одного — последствия» .
Таким образом, для ответственности за покушение должны быть установлены в действиях лица все признаки состава преступления, за исключением преступного последствия.
Действие, которым осуществляется покушение,— это действие по исполнению преступления, то есть такое действие, которое образует конкретное преступление, входит в его понятие. Эти действия всегда охватываются определением того или иного преступления, которое дает закон, они определяются в описательных диспозициях статьей уголовного закона.
Учебники Общей части советского уголовного права определяют покушение как действие, непосредственно направленное на совершение преступления3. Это определение может быть правильным или неправильным в зависимости от того, какое содержание вкладывать в понятие «непосредственной направленности» действий покушения. Без такого уточнения определение понятия покушения, даваемое указанными учебниками, является недостаточно точным и практически мало помогает разграничению приготовления и покушения.
В нашей литературе распространение имеет также определение покушения как «начала исполнения» .
Это определение также не совсем точно. Оно неизбежно вызывает вопрос, почему только начало исполнения является покушением, разве «середина» или «конец» исполнения не являются тоже
Л
1 А. Н. Трайнин. Общее учение о составе преступления. М., 1957, стр. 301.
2 Там же, стр. 297.
3 Советское уголовное право Часть Общая. М., 1952, стр. 279; В. Д. Меньшагин, 3. А. Вышинская. Советское уголовное право, учебник для юридических школ. М., 1950, стр. 137.
4 См. Уголовное право. Часть Общая. М., 1948, стр.395; М. Д. Шаргородский. Преступления против жизни и здоровья. М., 1948, стр.156; М. А. Чельцов. Цит. статья; М. Я. Брайнин. Некоторые вопросы учения о составе преступления по советскому уголовному праву (Ученые записки Киевского государственного университета, 1950, № 4); А. Трайнин, В. Меньшагин, 3. Вышинская. Уголовный кодекс РСФСР. Комментарий. М., 1944, стр. 27.
Часть I. Уголовное право 293
действиями, которыми осуществляется покушение? На самом деле действия, которыми осуществляется покушение, совпадают во всех частях с действиями по исполнению преступления. Только начало покушения действительно является началом исполнения.
Н. Д. Дурманов в своей монографии указывает на неясность определения покушения как действия, «непосредственно направленного на совершение преступления» и «начала исполнения». Он уточняет эти определения покушения следующим образом: «...при совершении покушения виновный уже осуществил посягательство на объект». Что же представляет собой, по мысли проф. Н. Д. Дурма-нова, этот конструктивный признак покушения — «непосредственное посягательство на объект»? «Непосредственное посягательство на объект,— пишет он,— имеет место при наличии у виновного непосредственного соприкосновения с объектом...»1 Если под объектом понимать социалистические общественные отношения, охраняемые уголовным законом, как принято считать в нашей литературе, то практически трудно представить себе подобное «непосредственное соприкосновение» с объектом. Проф. Н. Д. Дурманов, по-видимому, ошибочно понимает здесь под объектом преступления не социалистические общественные отношения, охраняемые советским уголовным законом, а предметы преступлений.
В его работе приводится, например, такой случай «посягательства на объект»: X. Г. и А. Г. зашли во двор гр-ки X. с целью похищения коровы. Поскольку виновные уже открыли хлев, прежде чем, увидев хозяев, убежали, они, по мнению проф. Н. Д. Дурманова, совершили «посягательство на объект». Этот пример приводится для иллюстрации неоконченного покушения. Получается своеобразная конструкция: субъект уже посягнул на объект, а совершил лишь неоконченное покушение. Непонятно, какое же место в этом случае отводится оконченному покушению, а тем более оконченному преступлению?
Н. Д. Дурманов приводит в качестве примера «посягательства на объект» также взлом двери комнаты и другого хранилища, подкопы и все иные виды преодоления препятствий при хищении, вымогательство — при взяточничестве, ранение жертвы — при поку-
1 См. Н. Д. Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву. М., 1955, стр. 109.
294____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
шении на убийство. Все это подтверждает, что при определении покушения проф. Дурманов смешивает объект посягательства с его предметом.
Однако нельзя согласиться и с определением покушения как «посягательства на предмет» преступления. Подобное определение охватывало бы лишь небольшой круг оконченных покушений, при которых субъект, так сказать, вошел в соприкосновение с предметом посягательства (ранение — при покушении на убийство, незначительное повреждение имущества— при покушении на поджог и т. д.). Большое количество оконченных покушений, не причинивших вреда объекту, и все неоконченные покушения выпадают из этого понятия покушения.
Признак «посягательство на объект» вызывает сомнения и по другим основаниям. Под посягательство на объект принято понимать причинение объекту ущерба. Однако покушение представляет собой лишь неудавшуюся попытку такого посягательства на объект. При покушении объект по не зависящим от лица обстоятельствам не терпит ущерба— в этом существо покушения в отличие от оконченного преступления. Фактически же причиненный иногда при оконченном покушении вред не имеет значения элемента состава и не отражается в квалификации покушения (ранение жертвы при покушении на ее убийство)1.
В учебниках по Общей части советского уголовного права либо вовсе не говорится о том, что при покушении попытка совершения преступления всегда остается безрезультатной, либо вскользь отмечается, что при покушении результат может не наступить по «каким-либо причинам». Проф. А. А. Герцензон идет еще дальше и определяет покушение как «действие, направленное на совершение преступления, но не приведшее к преступному результату как в силу причин, зависящих от субъекта, так и не зависящих от него»2. А. А. Герцензон признает видом покушения добровольно оставленное покушение. Такого же мнения придерживается Н. В. Лясс3.
1 См. рецензии на работу Н. Д. Дурманова: мою — в журнале «Социалистическая законность», 1956, №11, стр. 87-88; Т. В. Церетели, В. Г. Макашвили — в журнале «Советское государство и право», 1957, № 1, стр. 131.
2 А. А. Герцензон. Уголовное право. М., 1948, стр. 354 (курсив мой. — Н. К.).
3 Н. В. Лясс. Понятие и основания наказуемости приготовления и покушения (Ученые записки ЛГУ Вопросы уголовного права и процесса, 1956, №202, стр.55, 58).
Часть I. Уголовное право
295
С этими положениями нельзя согласиться. Без наличия точно установленного судом факта ненаступления преступного результата по не зависящим от лица обстоятельствам, нет покушения. Действия по исполнению преступления могут завершиться преступным результатом — тогда налицо оконченное преступление, или не завершиться преступным результатом по зависящим от лица обстоятельствам в силу его добровольного отказа. Но покушение будет лишь там, где действия лица по исполнению преступления не завершились преступным результатом не по «каким-либо причинам», ибо эти причины могут быть и добровольным отказом, и, конечно, не по добровольному отказу, а только по не зависящим от лица обстоятельствам.
Указание на ненаступление преступного результата по не зависящим от лица обстоятельствам в качестве необходимого признака покушения содержалось еще в «Руководящих началах». Этот признак был сохранен и в первом советском уголовном кодексе — в УК РСФСР 1922 г. Он указан, наконец, в действующем УК УССР (ст. 16) — единственном из всех действующих уголовных кодексов союзных республик, в котором содержится развернутое определение покушения.
Почти в каждом приговоре, определении и постановлении судебных органов о покушении подчеркивается, что при покушении преступный результат не наступает по не зависящим от субъекта обстоятельствам. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 2 сентября 1943 г. указано: «Покушение предполагает, что преступное намерение не было осуществлено по обстоятельствам, не зависящим от обвиняемого^. В определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР по делу Филатовой и Жильцовой говорится: «Поскольку зерно не было ими взято из бестарок, в которых перевозилось, а по не зависящим от них обстоятельствам было обнаружено в бестарках Лукониным, воспрепятствовавшим изъятию этого зерна, их действия надлежит рассматривать как noKyuieuue на кражу» (курсив мой. —Н. К)2.
При покушении отсутствует не вообще какой бы то ни было преступный результат, а лишь тот, который охватывается умыслом
1 Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР за 1943 г. М., 1948, стр. 19.
2 Там же, стр. 85.
^
296____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
субъекта как цель его преступной деятельности. Поэтому, если по пути к достижению желаемого результата субъект совершает другое преступление, являющееся лишь способом выполнения первого, то это второе преступление не отражается в квалификации. Так, при покушении на убийство или на изнасилование субъект может причинить определенный преступный ущерб — ранить жертву, причинить боль, лишить свободы и т. д. Но поскольку все эти преступления являются лишь способом осуществления другого, более тяжкого преступления, содеянное будет квалифицироваться не как оконченное преступление, предусмотренное ст.ст. 143, 146 или 147 УК РСФСР, а только по ст. 19-136 УК РСФСР или по ст. 19 и соответствующей статье Указа от 4 января 1949 г. «Об усилении уголовной ответственности за изнасилование». Так, по делу Беляева и Щенова Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР указала что действия Щенова, связанные с нанесением легких телесных повреждений Ашепкову, были первоначально неправильно квалифицированы и как покушение на убийство по ст. 19, п. «а» ч. 1 ст. 136 УК РСФСР, и как нанесение легких телесных повреждений — по ч. 1 ст. 143 УК РСФСР. «Если признать покушение Щенова на убийство Ашепкова доказанным,— отмечается в определении коллегии,— то, хотя в результате покушения и причинены телесные повреждения, эти действия, учитывая содержание умысла виновного, должны были бы квалифицироваться только по ст. 19 и п. "а" ч. 1 ст. 136 УК РСФСР»1. Покушение на преступление имеет место и в тех случаях, когда лицо, совершая умышленное преступление, стремится к достижению одного результата, но фактически наступает другой, не предвиденный им результат. Например, лицо, которое, имея намерение похитить государственное имущество, фактически по ошибке похищает личное имущество, должно отвечать за покушение на хищение государственного имущества. Хищение личного имущества не может здесь вменяться ввиду отсутствия вины. Аналогичное положение имеет место при хищении государственного имущества со стороны лица, умысел которого был направлен на похищение личного имущества. Наша судебная практика последовательно придерживается одного из важнейших принципов советского уголовного права: без вины нет уголовной ответственности. Так,
1 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1956, № 4, стр. 23.
Часть 1. Уголовное право
297
Железнодорожная коллегия Верховного Суда СССР не нашла состава хищения государственного имущества в действиях Тимашкова, похитившего дамскую сумку, в которой находились деньги, принадлежавшие государственной организации. Коллегия исходила из того, что обвиняемый не знал, и по обстоятельствам дела не мог знать, о подлинной принадлежности имущества. Действия Тимашкова были переквалифицированы со ст. 1 Указа от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» на ч. 1 ст. 1 Указа от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан»1.
Однако и такая квалификация вызывает у нас возражения. Коллегия правильно не усмотрела в действиях Тимашкова хищения государственного имущества, хотя фактически он обратил в свою пользу именно государственное имущество. Вменять лицу хищение государственной собственности при отсутствии знания им того, что это — собственность государственная, значило бы стать на глубоко чуждый социалистическому праву путь объективного вменения. Но в то же время, хотя умысел субъекта был направлен на хищение личной собственности, последняя никакого ущерба не понесла. Поэтому здесь нет и оконченного хищения личной собственности. В данном случае действия Тимашкова следовало квалифицировать как покушение на хищение личного имущества. С этим согласен и В. Ф. Кириченко, который, рассматривая данный случай, правильно отмечает следующее: «Несообразность того, что оконченное преступление рассматривается как покушение, является кажущейся. Исключение упоминания о покушении из квалификации приведенного случая хищения повело бы к созданию юридической фикции, при которой как хищение личного имущества рассматривался бы случай, когда личной собственности ущерб нанесен не был»2.
В рецензии на работу В. Ф. Кириченко «Значение ошибки по советскому уголовному праву» Г. Злобин и В. Кудрявцев подвергают критике приведенное положение. Они считают, что «квалификация указанных случаев ошибки в объекте как оконченных посягательств на тот объект, на который стремится посягнуть преступник,
стр. 43.
I Судебная практика Верховного Суда СССР, 1947, вып. VIII, стр 15.
? В. Ф. Кириченко. Значение ошибки по советскому уголовному праву: М., 1952,
298____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
более правильно отражает общественную опасность содеянного и субъективную сторону состава, чем иная квалификация»1.
С этой точкой зрения нельзя согласиться. Если субъективную сторону совершенного лицом деяния предлагаемая рецензентами квалификация действительно отражает, то объективной стороне она не соответствует. Ущерб той собственности, на которую субъект намеревается посягнуть, нанесен не был. Именно поэтому собственник имущества, на которое было совершено покушение, не может предъявить иск о возмещении причиненного ущерба.
Непоследовательную позицию в этом вопросе занимает проф. Н. Д. Дурманов. Он считает, что если субъект желал похитить государственное имущество, а по ошибке похитил личное имущество, то виновный должен отвечать за покушение на хищение государственного, имущества. При этом Н. Д. Дурманов приводит следующие соображения: «...нельзя карать виновного более сурово, чем это определяется рамками фактически совершенного деяния. Обстоятельства, которые при покушении могут повлечь смягчение наказания, относятся к такому лицу и его деянию»2.
Если субъект желал похитить личную собственность, а по ошибке похитил государственную, то он, по мнению Н. Д. Дурмано-ва, должен отвечать за оконченное хищение личной собственности, ибо, как пишет Н. Д. Дурманов, «те моменты, которые характеризуют общественную опасность оконченной кражи личного имущества, полностью содержатся в совершенных действиях, приведших к похищению государственного имущества, и, наоборот, нет никаких данных для возможного смягчения наказания в связи с тем. что кража именно личного имущества фактически не совершена»".
Оставляя в стороне туманность данной аргументации, заметим, что Н. Д. Дурманов решает вопрос квалификации, отправляясь от совершенно иного обстоятельства, а именно — от задач индивидуализации наказания виновному в обоих приведенных случаях. Кроме того, стоит только ко второму случаю — хищению виновным вслед-
1 Г. Злобин, В. Кудрявцев. Рецензия на книгу В. Ф. Кириченко «Значение ошибки по советскому уголовному праву» («Социалистическая законность», 1952, № 11, стр. 83).
2 Н. Д Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву. М , 1955, стр 166.
3 Там же, стр. 165.
Часть I. Уголовное право 299
ствие ошибки государственного имущества вместо личного — применить даваемое проф. Дурмановым определение оконченного преступления, как очевидным становится противоречие, в которое здесь впадает автор. Н. Д. Дурманов пишет, что «оконченным преступление будет тогда, когда в совершенном деянии имеются все признаки состава того преступления, на совершение которого был прямо направлен умысел виновного»1 (курсив мой. —Н. К). Следовательно, с этой точки зрения в случае, если субъект по ошибке похитил личное имущество вместо социалистического имущества, он не должен нести ответственности за оконченное хищение социалистического имущества; его умысел не был прямо направлен на хищение социалистической собственности.
В тех случаях, когда лицо, похищая имущество, не знает определенно, принадлежит ли оно государству или частному лицу, но по обстоятельствам дела можно предполагать действительную принадлежность имущества, такое лицо привлекается к ответственности за фактически совершенное хищение2.
Все изложенное позволяет определить покушение как умышленное исполнение преступления, незавершенное задуманным субъектом преступным результатом по не зависящим от него обстоятельствам.
Рассмотрев приготовление и покушение, можно провести разграничение между ними. Необходимость подобного разграничения обусловливается, во-первых, тем, что формула обвинения в обвинительном заключении, приговоре, определении или постановлений суда должна точно соответствовать фактически содеянному лицом, — это непреложный принцип социалистической законности; во-вторых, установление того, совершил ли субъект приготовление к преступлению или покушение на преступление, имеет значение для индивидуализации наказания.
Различие между приготовлением и покушением определяется содержанием приготовительных действий и действий, которыми осуществляется покушение. Приготовительные действия создают условия, предпосылки для последующего причинения преступного результата, они создают реальную возможность наступления ука-
1 Там же, стр. 53.
2 См например, дело Мошкова (Судебная практика Верховного Суда СССР, 1949, №8, стр. 19).
300
Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
занного результата. Действия, которыми осуществляется покушение, превращают эту возможность в действительность, в наступивший преступный результат. Приготовительные действия никогда не могут сами по себе привести к наступлению преступного результата. Действия, которыми осуществляется покушение, будучи одновременно действиями по исполнению преступления, сами непосредственно приводят к наступлению преступного результата. Последний не наступает лишь в силу вмешательства каких-либо не зависящих от субъекта обстоятельств.
Приготовительные к преступлению действия и покушение отличаются также по месту их в составе преступления. Приготовительные действия, как правило, не входят в объективную сторону преступления и всегда предшествуют исполнению преступления. Действия, которыми осуществляется покушение,— это действия по исполнению преступления, поэтому покушение является обязательным элементом объективной стороны преступления.
Вместе с тем у приготовления к преступлению и покушения на него имеется и ряд общих черт. Общими для приготовления и покушения являются: объект посягательства, субъективная сторона действий виновного, субъект, обязательные, помимо действия по исполнению преступления и преступного результата, элементы объективной стороны преступления и незавершение преступления по не зависящим от лица обстоятельствам.
Различие между покушением и оконченным преступлением заключается в отсутствии при покушении преступного результата, а при неоконченном покушении — ив том, что здесь действия лица по исполнению преступления не доведены до конца. Мы уже давали определение оконченного преступления как деяния, содержащего все признаки состава того преступления, совершение которого входило в умысел субъекта. Покушение же имеется там, где задуманный субъектом преступный результат по не зависящим от него обстоятельствам не наступает. По всем остальным элементам оконченное преступление и покушение совпадают.
В теории советского уголовного права принято делить покушение на виды, в зависимости от степени завершенности действия по исполнению преступления. С этой точки зрения покушение подразделяют на оконченное и неоконченное. Помимо того, в зависимости от годности предмета и средств посягательства покушение иногда
Часть I. Уголовное право 301
делят на годное и негодное. Вопрос о критериях деления покушения на оконченное и неоконченное в литературе решается неодинаково. Так, проф. А. А. Пионтковский в учебнике уголовного права для юридических вузов, 1952 г. издания, проводит деление покушения по субъективному критерию, согласно которому степень завершенности покушения определяется мнением виновного: «Неоконченным является такое покушение, при котором лицо не совершило еще всего того, что считало необходимым для приведения своего намерения в исполнение. Оконченным является такое покушение, при котором лицо совершило все то, что оно считало необходимым для приведения своего намерения в исполнение, но результат почему-либо все же не наступил»1. Такой же точки зрения придерживаются проф. В. Д. Меныпагин, доц. 3. А. Вышинская2, В. Ф. Кириченко3.
Напротив, проф. А. А. Герцензон4, проф. М. Д. Шаргородский5, И. С. Тишкевич6 придерживаются объективного критерия деления покушения на виды (степень завершенности покушения определяется объективной завершенностью действий исполнения).
Наконец, находятся среди советских криминалистов и сторонники «смешанных» критериев деления покушения на виды, в соответствии с которыми покушение признается оконченным тогда, когда совершены те действия, которые лицо «считало необходимыми, и которые в действительности были необходимыми для совершения преступления»7.
Как и всякое явление объективного мира, действия по исполнению преступления совершаются в конкретных условиях места и времени и, следовательно, имеют известную протяженность в пространстве и во времени. В зависимости от природы указанного действия и конкретных условий его совершения оно может быть более или менее продолжительным. В одних преступлениях действия по
1 Советское уголовное право. Часть Общая. М., 1952, стр. 279-280
2 В. Д Меньшагин, 3. А. Вышинская. Советское уголовное право. Учебник для юридических школ М , 1950. стр. 133.
3 В. Ф. Кириченко. Значение ошибки по советскому уголовному праву. М., 1950, стр. 90.
А. А Герцензон. Уголовное право М , 1948, стр. 355.
5 М. Д. Шаргородский. Вина и наказание в советском уголовном праве, М., 1945.
6 И. С. Тишкевич К вопросу о составе неоконченного преступления («Советское государство и право», 1956, № 5, стр 121).
7 М. Вайнфельд. Рецензия на книгу Б. С. Утевского «Уголовное право» («Социалистическая законность», 1951, № 9, стр. 90).
302____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
исполнению преступления протекают быстро (убийство в состоянии аффекта), в других случаях они занимают более продолжительное время (например, хищение).
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР своим постановлением от 23 октября 1946 г. по делу Г. установила, что Г., покушаясь на убийство мужа, выстрелила в него из револьвера системы «Наган» в результате чего потерпевший был ранен. Коллегия нашла, что действие Г. было совершено в состоянии аффекта, то есть в состоянии сильного волнения, непосредственно вызвавшем умысел на совершение убийства, который тотчас же и был приведен в исполнение. В данном случае развитие событий происходило быстро — приготовительные к преступлению действия немедленно перешли в исполнение преступления и само исполнение протекало моментально. Но это не значит, как считали буржуазные криминалисты, что в преступлениях, совершаемых «моментально», не может быть предварительной преступной деятельности — приготовления и покушения. Быстро совершаемые преступные действия тоже имеют и определенную протяженность во времени и в пространстве, и могут быть прерваны на той или иной стадии развития.
При других преступлениях совершение действия по исполнению преступления занимает больше времени. Но какова бы ни была продолжительность совершения этих действий, бесспорно одно, что о степени их завершенности мы можем судить лишь исходя из фактической объективной законченности указанных действий исполнения, так же, как о наличии приготовления или покушения мы судим на основании объективной завершенности преступной деятельности субъекта. Покушение является оконченным, когда окончены действия по исполнению преступления, и неоконченным, когда эти действия не окончены.
В. Ф. Кириченко считает неприемлемым объективный критерий деления покушения на виды потому, что при объективном критерии якобы остаются «без внимания те случаи, когда преступник считает, что совершил все необходимое для приведения своего намерения в исполнение, хотя в действительности им было сделано не все»1.
1
1 В. Ф. Кириченко. Значение ошибки по советскому уголовному праву. М., 1950, стр 91.
Часть I. Уголовное право 303
Это утверждение вряд ли можно признать правильным. Принятие объективного критерия деления покушения на оконченное и неоконченное вовсе не ведет к «оставлению без внимания» указанных видов покушения. Только коль скоро действия по исполнению преступления объективно не окончены — имеет место неоконченное покушение.
Принятие субъективной точки зрения при делении покушения на оконченное и неоконченное основывается у В. Ф. Кириченко на неправильном толковании им оконченного покушения. В. Ф. Кириченко считает покушение оконченным только в том случае, когда преступный результат не наступил вследствие фактической ошибки лица1. В действительности, посягательства, осложненные фактической ошибкой лица, рассматриваются в ином плане, в плане годного или негодного покушения. При оконченном покушении преступный результат не наступает по причинам, аналогичным тем, по которым преступный результат не наступает и при неоконченном покушении (задержание субъекта, сопротивление жертвы и пр.).
Неясна аргументация в пользу субъективного критерия, которую приводит проф. Н. Д. Дурманов. Он считает, что «разграничение видов покушения наиболее важно для индивидуализации наказания и для применения норм о добровольном отказе. В этих случаях решающее значение имеет представление лица о том, закончил ли он действия по совершению преступления или же считает, что действия еще не завершены»2.
Определяя покушение и отграничивая его от приготовления, проф. Дурманов повсюду в своей работе пользуется объективным критерием — признаком близости покушения к преступному результату и его объективным значением для причинения преступного результата. При разграничении же покушения на виды проф. Дурманов неожиданно обращается к мнению субъекта преступления. Он пишет: «...вопрос о виде покушения рассматривается, исходя из представления виновного»3. Если быть последовательным, то в со-
1 В Кудрявцев и Г Злобин в рецензии на указанную монографию В. Ф Кириченко также отметили ошибочность взгляда автора на оконченное покушение («Социалистическая законность», 1952, №11, стр. 78)
2 Н. Д. Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву М., 1955, стр. 146
3 Там же, стр. 147.
304____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
ответствии с этой позицией придется распространить субъективный критерий на всю предварительную преступную деятельность и делить ее на приготовление и покушение, также исходя из представления субъекта о том, совершил ли он покушение или только приготовление. А это уже полный субъективизм.
Нам представляются неправильными подобные положения, когда советскому суду, устанавливающему объективную истину, предлагается при определении степени завершенности преступления руководствоваться мнением на этот счет субъекта преступления.
Наш закон (ст. 19 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик) требует от суда учета степени близости деяния к преступному результату, как и других обстоятельств (опасности лица, подготовленности преступления и характера причин ненаступления преступного результата), на основании объективной их оценки. Иное решение этого вопроса означало бы нарушение основных принципов советского материального уголовного права и уголовно-процессуального права.
Заслуживает самостоятельного рассмотрения вопрос о практической целесообразности и теоретической ценности деления покушения на оконченное и неоконченное.
На наш взгляд, деление покушения на оконченное и неоконченное не имеет существенного практического и теоретического значения по следующим обстоятельствам. Во-первых, такое деление не вызывается природой действий, которыми осуществляется покушение, поскольку это — единые и неразрывные действия по исполнению преступления. Каждая часть действия, которым осуществляется покушение, в равной степени необходима для причинения преступного результата, находится в одинаковом отношении к составу преступления и к преступному результату, чего, как мы видели, нельзя сказать о приготовлении и что как раз вызывает необходимость деления всей предварительной преступной деятельности на приготовление и покушение. Во-вторых, в большинстве случаев действия по исполнению преступления представляют собой один, весьма быстротечный акт, так что оторвать его начало от конца практически невозможно: либо лицо совершает приготовительные действия, либо — исполнение преступления. В-третьих, указанное деление не имеет существенного значения и потому, что перерыв преступной деятельности в начале или в конце исполнения происходит по не
I
Часть I. Уголовное право 305
зависящим от лица обстоятельствам, помимо и против его воли. Поэтому степень завершенности преступления, взятая изолированно от других обстоятельств дела, еще не всегда свидетельствует о степени общественной опасности совершенных действий.
И. С. Тишкевич считает, что деление покушения на оконченное и неоконченное имеет принципиальное правовое значение потому, что «оконченное покушение при прочих равных условиях является, как правило, более опасным, чем неоконченное»1. Оконченное покушение, по мнению И. С. Тишкевича, может повлечь наступление вредных последствий. Он пишет также, что оконченное покушение часто сопровождается дополнительными вредными последствиями (ранение при покушении на убийство). Напротив, «при неоконченном покушении не исключена возможность, что виновный добровольно отказался бы от совершения еще не выполненных преступных действий, необходимых для достижения преступного результата»2.
Приведенные доводы представляются неосновательными. Нельзя, конечно, сказать, что между оконченным и неоконченным покушением нет никакого различия. Выше мы показали, в чем состоит это различие. Однако неверно это очевидное фактическое различие возводить в правовой принцип. Если бы дело обстояло таким образом, как считает И. С. Тишкевич, указанное деление было бы предусмотрено законом. В законе отмечалось бы, что оконченное покушение наказывается строже, чем неоконченное. Однако наш законодатель с полным основанием не делает этого, поскольку ему чужд формально-догматический метод буржуазного права.
Далее. Не только оконченное, но и неоконченное исполнение (неоконченное покушение) приводит к преступному результату: это части единого действия по исполнению преступления. Вредные последствия могут иметь место как при оконченном покушении (ранение при оконченном покушении на убийство), так и при неоконченном (повреждение имущества при неоконченном покушении на кражу). Эти дополнительные вредные последствия служат самостоятельным основанием для повышения наказания виновному.
1 И. С. Тишкевич. Понятие и наказуемость покушения по советскому уголовному праву (Ученые записки Белорусского государственного университета им. В. И. Ленина, вып. 34, стр. 46).
306
Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
Что касается довода о возможности добровольного отказа при неоконченном покушении, то он является принципиально неправильным. Как неоднократно подчеркивалось ранее, если поведение лица не свидетельствует о твердом намерении совершить преступление и имеются разумные предположения о том, что оно добровольно откажется от преступления, такое лицо не может быть осуждено.
Мы полагаем, что ни природой покушения, ни задачами практической целесообразности (с точки зрения квалификации, определения степени общественной опасности и наказуемости лица) необходимость деления покушения на оконченное и неоконченное не вызывается.
Насколько позволяют судить материалы изученной нами судебной практики — опубликованной практики Верховного Суда СССР, а также практики Верховного Суда РСФСР, Московского областного суда, Московского городского суда и некоторых народных судов г. Москвы,— судебные органы никогда не пользуются понятиями оконченного или неоконченного покушения. Не знает этих понятий и действующее законодательство1.
Не менее спорной является и необходимость другого, принятого у нас в юридической литературе, деления покушения на годное и негодное. Самые термины «негодное покушение», «покушение на негодный объект», «покушение с негодными средствами» принадлежат к числу терминологических сорняков. Именно в связи с подобными терминами в печати справедливо отмечалось, что «так называемый юридический язык засорен множеством ненужных названий, которые подчас противоречат элементарной логике и не только не способствуют разъяснению вопросов права, а, наоборот, затрудняют их понимание»2.
В самом деле, понятие «негодное покушение» логически диаметрально противоположно понятию «годное» покушение. Значит, и природа «негодного» покушения должна быть прямо противоположной природе «годного» покушения. Следовательно, и основания ответственности за него должны быть иными, чем основания ответственности за «годное» покушение. Между тем эти выводы, к кото-
1 Ни один из уголовных кодексов союзных республик не употребляет даже терминов «оконченное» и «неоконченное» покушение, и только УК УССР дает понятия этих видов покушения
2 О состоянии юридических наук («Вопросы философии». 1953, № 1, стр. 105).
Часть 1. Уголовное право 307
рым может привести применение термина «негодное покушение», неверны.
Природа так называемого «негодного покушения» тождественна природе всякого иного покушения на преступления. Оно также представляет собой умышленное исполнение преступления, не завершенное преступным результатом, задуманным субъектом, по не зависящим от него обстоятельствам. Только в так называемом «негодном покушении» причиной ненаступления преступного результата оказывается фактическая ошибка субъекта относительно предмета и средств посягательства. Однако подобная деталь не дает достаточных оснований для выделения такого покушения в особый вид, да еще со столь неудачными названиями, как «негодное покушение», «покушение на негодный объект», «покушение с негодными средствами». Выделение особого вида «негодного покушения» может неправильно ориентировать судебно-следственных работников. Признание средства или предмета негодными способно создать у них ложное представление о неопасности деяния и, как следствие этого, повести к безнаказанности преступника.
Принципиально неправильным является понятие «покушения на негодный объект»1. Объектом преступления по советскому уголовному праву являются социалистические общественные отношения, и они не могут быть негодными, что бы и как бы о них ни думал субъект преступления. Социалистические общественные отношения нельзя считать негодными даже с точки зрения невозможности нанесения им вреда вследствие той или иной фактической ошибки лица. Если субъект стреляет в труп, ошибочно принятый им за живого человека, дает взятку частному лицу, ошибочно принимая его за должностное и т. д., то во всех этих случаях общественные отношения по охране жизни и здоровья человека, правильная деятельность государственного аппарата и т. д. являются вполне годными как с точки зрения их существа, так и с точки зрения возможности посягательства на них.
Проф. Н. Д. Дурманов предлагает вместо термина «покушение на негодный объект» применять другой термин — «покушение на
1 Справедливо критикуется понятие покушения на негодный объект в монографии В. Ф. Кириченко «Значение ошибки в советском уголовном праве» М , 1950, стр. 47.
308____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
нереальный объект»1. Однако вряд ли эта замена что-либо меняет. Социалистические общественные отношения, охраняемые советским законом, четко определены законодателем и всегда реальны. Если же эти отношения существуют только в воображении субъекта, то есть являются по существу нереальными, то тогда посягательство на подобный объект образует мнимое преступление.
Практический вывод, к которому приходит проф. Н. Д. Дурманов относительно наказуемости «покушения на нереальный объект», еще более спорен.
Н. Д. Дурманов делит покушение на нереальный объект на два вида: в первом — покушение «вызвано фактической ошибкой, заблуждением лица, не вытекающим из факта нереальности объекта. Такое покушение должно рассматриваться как и всякое другое покушение»2. Например, стрельба из пистолета с целью убийства в труп, принятый по ошибке за живого человека.
«Другой вид покушения на нереальный объект, — пишет Н. Д. Дурманов,— существенно отличается тем, что само действие покушения тесно связано с нереальностью объекта. Сформирование умысла и направление действия в значительной мере обусловливается всей ситуацией, созданной фактом нереальности объекта. Наиболее типичный, встречающийся на практике случай— это дача «взятки» мнимому должностному лицу или якобы для передачи взятки должностному лицу»3. Подстрекательство к даче взятки мнимым посредником проф. Н. Д. Дурманов считает равнозначным обнаружению умысла.4 Это утверждение Н. Д. Дурманова противоречит руководящему постановлению Пленума Верховного Суда СССР от 24 июня 1949 г. «О судебной практике по делам о взяточничестве» и практике судов по этому вопросу. Оно неверно и с теоретической точки зрения. Лицо, передавая взятку мнимому посреднику, предвидит, что передает для должностного лица взятку, хочет ее передать и объективно передает. Преступный результат здесь не наступает в силу фактической ошибки лица; относительно конкрет-
1 Н. Д. Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву М., 1955, стр. 153.
2 Там же, стр. 154.
3 Там же, стр. 155.
4 Там же, стр. 157.
Часть I. Уголовное право 309
ных обстоятельств дела, то есть по не зависящим от него обстоятельствам. Это типичный случай покушения на преступление.
Как видим, Н. Д. Дурманов один вид покушения на нереальный объект относит к обычному покушению, а второй признает не покушением, а ненаказуемым обнаружением умысла. Следовательно, под понятием покушения на нереальный объект у автора ничего реального не остается.
В посягательствах, неправильно именуемых «покушениями на негодный объект», имеет место обычное умышленное исполнение преступления, не завершенное преступным результатом, задуманным субъектом, по не зависящим от него обстоятельствам. Причиной ненаступления результата в таких случаях является фактическая ошибка субъекта относительно свойств предмета посягательства. Эта ошибка приводит к тому, что предмет, а вследствие этого и объект преступления оказываются вне сферы досягаемости покушающегося на преступление лица. Но поскольку подобного рода ошибка происходит помимо и против воли субъекта, она не меняет общественно опасного характера покушения и оснований ответственности за его совершение.
Наш закон и судебная практика никогда не знали понятия «покушения на негодный объект». Так называемые «покушения на негодный объект» суды с полным основанием рассматривают как обычное покушение на преступление.
Проф. Дурманов пишет, что «в опубликованных материалах судебной практики неоднократно встречается, начиная с постановления Высшего судебного контроля от 19 октября 1921 года, упоминание о покушении с негодными средствами и на негодный объект»1. Однако кроме «Материалов Народного комиссариата юстиции» (вып. XVIII, М., 1922, стр. 62) ни одной ссылки на материалы такой судебной практики не приводит.
Некто Онищенко вручил список активных коммунистов деревни для расправы с ними отряду советских войск, ошибочно принятому им во время маневров за белогвардейские. Верховный Суд УССР признал Онищенко виновным в покушении на террористический акт, так как он «выполнил все от него зависящее для исполнения
1 Там же, стр. 152.
310____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
преступления, предусмотренного ст. 64 УК УССР»1. Суд не оговорил «негодности» покушения, хотя с точки зрения «теоретической» здесь было «негодное покушение».
В судебной практике нередко встречаются случаи покушения на дачу взятки, которые не завершаются преступным результатом вследствие ошибочного представления субъекта о том, что он имеет дело с должностным лицом или человеком, могущим передать взятку должностному лицу. Мы не найдем ни одного дела о подобном покушении на дачу взятки, где бы суд занимался специальным исследованием того, «годно» или «негодно» было лицо, принимающее взятку. Суд устанавливает лишь признаки покушения на дачу взятки, то есть устанавливает, было ли совершено действие по наполнению данного преступления и действительно ли не наступил преступный результат по не зависящим от субъекта обстоятельствам.
Вопреки точке зрения на этот счет учебников по Общей части советского уголовного права, судебная практика не считает «покушениями на негодный объект» и случаи посягательства на отсутствующий предмет. В случаях карманных краж, когда субъект извлекает из чужого кармана вместо денег пропуск, носовой платок или другие не имеющие материальной ценности вещи, суды никогда в приговорах не упоминают о «негодном покушении» или о «покушении на негодный объект». Судебная практика не считает «негодным покушением» и другие посягательства, не завершенные преступным результатом, задуманным субъектом, потому что предмет не обладал теми качествами, которые нужны были субъекту.
Так, в приведенном выше деле Соловьева и Медведева хищение не было осуществлено потому, что в вагоне оказались не съестные припасы, похитить которые обвиняемые намеревались, а мануфактура. Пленум Верховного Суда СССР правильно признал здесь обычное покушение на хищение и ни словом не обмолвился о его «негодности». Для осуждения Соловьева и Медведева за покушение на хищение достаточно было установить, что хищение не произошло по не зависящим от них обстоятельствам ввиду отсутствия в вагоне съестных припасов, которые они намеревались похитить, по-
1 Вопросы уголовного права и процесса в постановлениях Пленума Верховного Суда УССР, 1 января 1923 г.—1 января 1928 г., стр. 11.
Часть I. Уголовное право
311
добно тому как вор, запустивший руку в карман, не может совершить оконченной кражи, если в кармане не оказалось денег1.
Вторым видом «негодного покушения» в литературе считают так называемое «покушение с негодными средствами». Учебники Общей части советского уголовного права называют негодными те средства, которые по своим объективным свойствам не могут привести к наступлению преступного результата (например, дачу несмертельной дозы яда или вообще безвредного порошка, когда субъект полагает, что они смертоносны, попытку выстрелить в человека из негодного пистолета или стрельбу на слишком далеком расстоянии).
В. Ф. Кириченко предлагает различать следующие два вида негодных средств: «негодные» в силу объективных особенностей данного конкретного случая и негодные в силу «объективной неспособности их при любых условиях причинить преступный результат»2. Ошибочное использование годных средств В. Ф. Кириченко предлагает рассматривать как ошибку относительно развития причинной связи.
Предлагаемое В. Ф. Кириченко деление негодных средств, по существу, мало чем отличается от принятого в буржуазной юриспруденции деления средств на абсолютно и относительно негодные. В самом деле, абсолютно негодными средствами в буржуазном уголовном праве называются те средства, которые ни при каких условиях не могут привести к преступному результату, что совпадает со вторым видом негодных средств, о которых пишет В. Ф. Кириченко. Относительно негодными средствами в буржуазном праве называются те, которые лишь в данной конкретной обстановке не могут вызвать преступного результата, а при других обстоятельствах вызывают его, что совпадает с первым видом негодных средств, о которых упоминает В. Ф. Кириченко. Выдвигаемое В. Ф. Кириченко деление средств на годные и негодные, исходя из годности их вообще и в данной конкретной обстановке, не может быть принято потому, что всякое уголовное дело суд рассматривает в конкретной обстановке совершения преступления, а не «вообще». О годности
1 М. М. Исаев. Вопросы уголовного права и процесса в практике Верховного Суда СССР. М, 1948, стр. 106.
2 В. Ф. Кириченко. Значение ошибки по советскому уголовному праву. М., 1952, стр 53-54.
312____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
средств суд будет решать, исходя из конкретных обстоятельств данного дела.
Известно, что и сахаром можно отравить человека, например больного диабетом. И обыкновенной водой можно причинить вред здоровью человека, например, раненного в живот. Разумеется, можно оспаривать правильность отрицания необходимости деления средств на негодные в конкретной обстановке (относительно негодные средства) и негодные при любых условиях (абсолютно негодные средства), например, такого рода «фактами»: соломинкой нельзя убить человека, каплей воды нельзя отравить и пр. О подобных «фактиках» замечательно сказано у В. И. Ленина: «Подобрать примеры вообще — не стоит никакого труда, но и значения это не имеет никакого, или чисто отрицательное, ибо все дело в исторической конкретной обстановке отдельных случаев. Факты, если взять их в их целом, в их связи, не только «упрямая», но и безусловно доказательная вещь. Фактики, если они берутся вне целого, вне связи, если они отрывочны и произвольны, являются именно только игрушкой или кое-чем еще похуже»1.
Тот факт, что некоторые средства действительно никогда, ни при каких условиях не могут привести к преступному результату,— отрицать это значило бы скатиться к скептицизму и релятивизму,— не означает еще, что критикуемое деление средств совершения преступления правильно: как известно, исключение из правила только подтверждает правило.
Объявление известной категории средств абсолютно негодными при любых обстоятельствах и как логическое следствие этого — ненаказуемости лица за их применение привело бы на практике к безнаказанности наиболее замаскированных и коварных способов совершения преступления.
Проф. Н. Д. Дурманов относит к покушению с негодными средствами только один случай, когда лицо по незнанию употребило для совершения преступления средства, объективно не способные причинить преступный результат2.
■
1 в. И Ленин. Соч , т. 23, стр 266
2 И. Д Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву. М., 1955, стр. 159-160.
Часть I. Уголовное право 313
Если это незнание граничит с суеверием и невежеством, действия виновного должны, по мнению Н. Д. Дурманова, расцениваться как ненаказуемое обнаружение умысла.
Таким образом, вся проблема негодного покушения у Н. Д Дурманова сводится к одному виду покушения — попытке посягательства путем употребления по незнанию средств, объективно непригодных причинить вред. Даже если согласиться с известной спецификой этого случая покушения, то и тогда совершенно нецелесообразно ради него одного вводить специальное деление покушения на годное и негодное, да еще отводить ему столь много места в монографической и учебной литературе.
Судебная практика всегда придерживалась взгляда, что так называемое «негодное» покушение, в том числе и покушение с негодными средствами, является обычным покушением. Так, в многочисленных делах о покушении на производство незаконного аборта имеет место так называемое «покушение с негодными средствами» (для производства аборта используются средства, непригодные для прерывания беременности). Но суды с полным основанием не занимаются изучением вопроса, годное или негодное средство использовал виновный, если установлен умысел лица на производство незаконного аборта. Для суда важно установить, что и субъективно и объективно совершены действия, направленные на производство незаконного аборта, но выкидыш не произошел по не зависящим от субъекта обстоятельствам.
Судебная коллегия по уголовным делам Московского областного суда определением от 24 января 1952 г. оставила в силе приговор народного суда, по которому была осуждена за производство незаконного аборта Е., произведшая двум гражданкам вливание изготовленного ею состава, непригодного для производства аборта, о чем она не знала. Разумеется, что плодоизгнания в результате таких действий не последовало. Адвокат, ссылаясь на негодность средств, примененных Е., пытался доказать, что Е. совершала не покушение на аборт, а мошенничество. Но Судебная коллегия совершенно правильно признала доводы, изложенные в кассационной жалобе, неубедительными и оставила приговор народного суда в силе. Фактическая ошибка субъекта относительно средств преступления не меняет природы покушения. И в приговоре, и в определении по
314____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
данному делу говорилось просто о покушении, а не о «покушении с негодными средствами»1.
В другом случае Р. была осуждена по ст. 19-136 п. «е» УК РСФСР за покушение на убийство П. с целью завладения ее квартирой. Обвиняемая явилась к больной П. под видом врача и оставила ей вместо порошков от желудочной болезни ядовитый препарат, которым пользуются для отравления грызунов. После приема этих порошков смерть не наступила, так как порошки оказались непригодными для убийства человека. И в этом случае суд осудил виновную за покушение на убийство, не оговорив, что здесь имело место покушение «с негодными средствами» .
На наш взгляд, закон и судебная практика стоят на правильных позициях, рассматривая «негодное покушение» как обычное покушение. Советское уголовное право пользуется в качестве одного из основных критериев наказуемости преступного деяния критерием его общественной опасности. Отсюда вытекает, что не общественно опасные случаи покушения, осложненного фактической ошибкой лица относительно средств или предмета посягательства, на основании примечания к ст. 6 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик, не должны влечь за собой уголовной ответственности.
По делам о покушениях на хищение государственного, общественного и личного имущества значительную сложность нередко представляет определение того, покушение или оконченное преступление совершил виновный.
Решение этого вопроса находится в прямой зависимости от определения понятия оконченного преступления. Действия, которыми осуществляются покушения, как было уже отмечено, — это действия по исполнению преступления, действия, образующие объективную сторону преступления. Следовательно, установлением понятия данного преступления, правильным анализом его объективной стороны мы сможем определить те действия, которыми осуществляют-
Архив Московского областного суда 1952 г., дело № 22—59. 2 Архив Московского городского суда 1944 г., дело № 55/44.
Часть I. Уголовное право 315
ся покушения, и тем самым отграничить покушение на преступление от оконченного преступления.
Следовательно, и ключ к разграничению покушения на хищение от оконченного хищения надо искать в понятии хищения государственного или личного имущества. Содержание стадий преступления при хищении зависит от формы хищения. Практически вопрос о покушении на хищение возникает чаще всего при одном виде хищения — краже. Поэтому мы остановимся в первую очередь на отграничении покушения на кражу от оконченной кражи.
В нашей юридической литературе даются различные определения момента окончания кражи. Одни авторы подчеркивают при этом противоправное завладение чужим имуществом1, другие — момент изъятия имущества из законного владения2.
Обычно с момента изъятия виновным вещи из места ее нахождения он немедленно начинает владеть вещью, то есть получает возможность распоряжаться вещью как своей собственной. Но бывает и так, что вещь изъята, а субъект еще не начал владеть ею. Например, субъект выбросил через окно склада государственное имущество с целью его похищения, но тут же был задержан. Как квалифицировать такие действия, как покушение на хищение или оконченное хищение?
Для правильного решения поставленного вопроса следует иметь в виду, что нельзя разрывать и противопоставлять здесь понятия изъятия вещи и владения ею. Оба эти акта тесно связаны между собой; там, где кончается изъятие вещи с целью ее завладения, там начинается владение ею. Владению при хищении всегда предшествует изъятие вещи. Но не следует понимать изъятие вещи из места ее нахождения только в смысле физического переноса вещи с одного места на другое.
При определении владения вещью нельзя впадать в крайности: с одной стороны, нельзя рассматривать владение вещью как простое физическое держание ее, а с другой стороны, не следует понимать владение вещью в смысле реализации уже похищенной вещи —
1 Т. П. Сергеева. Уголовно-правовая охрана социалистической собственности в СССР. М., 1954, стр. 13.
2 В. Д. Меньшагин. 3. А. Вышинская. Советское уголовное право. М., 1950, стр. 273; А. Н. Васильев. Уголовная ответственность за хищение государственного и общественного имущества. Автореферат кандидатской диссертации, 1952, стр. 12.
316____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
продажи ее, дарения и т. д. Так, например, не владеет еще вещью субъект, который взял в комнате соседа часы и стал там же надевать их на руку, но в этот момент был задержан. Наоборот, фактическим владельцем вещи (фактическим, а не юридическим, потому, что хищение не является законным основанием владения имуществом) является субъект, который уже незаконно взял эту вещь, но не успел еще воспользоваться плодами похищенного.
Владеть — значит иметь реальную возможность распоряжаться вещью как своей собственностью. Не всякое владение дает полную возможность подобного распоряжения вещью. Субъект, который вынес похищенную им из частной квартиры вещь на лестницу, пока он еще не вышел за пределы дома,— не получает полной возможности распоряжения данной вещью по своему усмотрению: он не может продать или употребить вещь в соответствии с ее прямым назначением (например, при краже аккордеона — начать играть на нем) и т. д. Но для наличия владения достаточно, если лицо получает, хотя бы частичную, но реальную возможность распоряжения вещью как своей собственной. В этих случаях объекту — личной или социалистической собственности — ущерб уже нанесен: собственник лишился фактической возможности осуществлять права владения и распоряжения похищенной вещью по своему усмотрению.
Отсюда вытекает, что кража считается оконченной, когда в результате изъятия вещи из места ее нахождения субъект получает возможность владеть вещью, то есть распоряжаться ею как своей собственностью, а собственник теряет фактическое владение вещью. Если же лицо начало изымать имущество, но не получило еще возможности распоряжаться им как своей собственностью,— налицо покушение на кражу.
При похищении личного имущества виновный получает возможность распоряжения вещью как своей собственной с момента изъятия ее из квартиры или с момента изъятия денег из кармана собственника и т. д. Задержание преступника в квартире в момент изъятия вещи, или обнаружение руки вора в чужом кармане дает основание к осуждению виновного за покушение на кражу. В судебной практике такого рода дела, особенно дела о покушениях на карманные кражи, составляют довольно распространенную категорию уголовных дел.
Часть I. Уголовное право
317
Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 27 февраля 1948 г. по делу Маркова указал: «Кража считается оконченной в момент перехода имущества во владение виновного, а не в момент реализации имущества». Марков похитил из комнаты общежития одну пару сапог и спрятал их в коридоре общежития под лестницей, откуда их должен был забрать его соучастник. Сапоги были обнаружены сторожем общежития до прихода соучастника, что привело к аресту виновных. Суд первой инстанции осудил Маркова за покушение на кражу. Пленум Верховного Суда СССР переквалифицировал деяние Маркова, признав его оконченной кражей1. В данном случае Марков с момента изъятия сапог из комнаты общежития получил возможность распоряжения похищенным как своим собственным: он мог одеть сапоги, передать их другому лицу и т. д. И хотя эта возможность фактического владения не стала еще полной, какой она была бы в случае выноса вещи из общежития, тем не менее она в определенном объеме существовала. В то же время собственник сапог потерял фактическое обладание вещью. Такая кража должна быть признана оконченной.
Хищение государственного или общественного имущества, совершенное путем кражи, считается оконченным с момента изъятия имущества из места его надлежащего нахождения и получения виновным таким путем возможности владения этим имуществом. Если предмет был взят на фабрике, на заводе, в складе и т. п., причем субъект еще не вынес похищенное имущество за пределы территории соответствующего цеха, склада и т. д., имеет место покушение на хищение. Так, В., работая на мясокомбинате, после работы зашел в убойный цех, снял с конвейера и положил на пол свиную тушу и начал с целью хищения сала ее разделывать, но в этот момент был задержан. Суд правильно осудил его за покушение на хищение2.
В другом случае Филатова и Жильцова оставили в бестарках, в которых перевозили зерно, несколько мешков зерна в целях последующего завладения им. Завладение не последовало по причинам, от них не зависящим. Суд первой инстанции осудил Филатову и Жильцову за оконченное хищение. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР признала такую квалификацию
1 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1948, вып III, стр. 10.
2 Архив Московского городского суда 1954 г., дело № У-4025.
318____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
неправильной, указав, что «хищение считается оконченным с момента перехода имущества во владение похитителя». Коллегия отметила далее, что поскольку зерно не было взято осужденными из бестарок, в которых оно перевозилось, а по не зависящим от них обстоятельствам было обнаружено в бестарках Луковиным, воспрепятствовавшим изъятию этого зерна, действия осужденных надлежит рассматривать как покушение на кражу1.
В данном случае Филатова и Жильцова начали, но не закончили изъятия государственного имущества: зерно еще находилось в надлежащем месте — в бестарках. Виновные еще не получили возможности распоряжаться имуществом как своим собственным.
Б. был признан виновным в том, что он, будучи старшим помощником начальника станции Смычка Свердловской железной дороги, похитил Ют бензина. Вначале Б. расходовал бензин на хозяйственные нужды станции, а затем, с конца июня по сентябрь 1947 г., продал 7030 кг бензина за 2400 руб. и деньги присвоил. Встал вопрос о том, применять ли к Б. закон от 7 августа 1932 г. или Указ от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». Решение этого вопроса зависело от определения момента окончания хищения: было ли хищение окончено до июня 1947 г., когда виновный незаконно отгрузил бензин на склад, или хищение продолжалось в июне — сентябре того же года, когда виновный продавал бензин на сторону и деньги присваивал. Железнодорожная коллегия Верховного Суда СССР нашла, что хищение было окончено с момента изъятия бензина, то есть 30 мая 1947 г., когда бензин путем злоупотребления служебным положением был слит из цистерны товарного поезда на склад масляного хозяйства. Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 19 ноября 1948 г. согласился с этим определением Железнодорожной коллегии.
Комментируя приведенное дело, проф. А. А. Пионтковский правильно отмечает: «При хищении имущества момент окончания преступления следует связывать с моментом незаконного изъятия имущества из чужого владения. Поэтому в данном случае хищение было окончено, когда бензин был незаконно изъят из цистерны... Момент
1 Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР за 1943 г. М., 1947, стр 85.
Часть I. Уголовное право 319
реализации похищенного лежит уже за пределами состава хищения и не может повлиять на установление момента окончания этого преступления»1.
С момента изъятия вещи из владения государственной организации, колхоза, кооператива или иной общественной организации и получения субъектом фактической возможности использования этой вещи по своему усмотрению (владение вещью) хищение государственного или общественного имущества следует считать законченным. Социалистическая собственность терпит ущерб с момента изъятия вещи из владения государственной организации, колхоза, кооператива или общественной организации, когда указанные организации теряют, а виновный получает возможность распоряжаться имуществом.
Лицо, которое, захватив государственное имущество, вышло из помещения завода, но находится еще на охраняемой заводской территории, окончательно лишает предприятие фактической возможности владеть и распоряжаться этим имуществом. Продукты или сырье не участвуют более в процессе производства и, вместе с тем, лицо получает известную, хотя и неполную еще, возможность распоряжения похищенной вещью как своей собственной. Эта вещь может быть полностью или частично использована субъектом — съедена, одета, повреждена, передана соучастникам и т. д.
Поэтому мы считаем более правильной позицию тех судов, которые наказывают как за оконченное хищение лиц. задерживаемых с похищенным имуществом в проходной будке фабрики, завода и т. д., то есть за пределами места надлежащего нахождения похищенного имущества (склада, помещения кассы и пр.). Вынос похищенного имущества через охраняемый выход рассматривается как часть процесса его использования, как реализация фактического владения вещью^.
До сих пор в судебной практике, включая практику верховных судов союзных республик, иногда смешивается покушение на хищение с оконченным разбойным нападением. Подчас суды квалифицируют разбойное нападение, незавершенное похищением имущества, по не зависящим от субъекта обстоятельствам, как покуше-
1 А. А. Пионтковский. Вопросы общей части уголовного права в практике судеб-но-прокурорских органов М , 1954, стр. 91
2 См. А. А. Пионтковский. Указ. работа, стр. 93.
320____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
ние на хищение. Подобную практику нельзя признать правильной. Разбойное нападение, совершенное с целью хищения чужого имущества, следует квалифицировать по соответствующим статьям одного из Указов от 4 июня 1947 г. без ссылки на ст. 19 УК РСФСР. К разбойному нападению, как ко всякому иному оконченному преступлению, в свою очередь, возможно приготовление или покушение.
Так, П., К. и другие организовали шайку с целью разбойного нападения на кассира керамико-плиточного завода им. Булганина в г. Москве. В день и час, когда кассир Ц. должна была получать в банке деньги для выдачи заработной платы рабочим и служащим завода и поехать с деньгами на завод, преступники на машине, которой управлял один из членов шайки, подъехали к заранее выбранному месту нападения, но были задержаны работниками управления Московского уголовного розыска. Народный суд 5-го участка Москворецкого района г. Москвы осудил виновных за приготовление к разбойному нападению по ст. 19 УК РСФСР и ст. 2 Указа «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества»1.
При преступлениях против личности наибольшую трудность представляет отграничение покушения на убийство и на причинение тяжкого телесного повреждения от легких телесных повреждений и оставления в опасности (ст. 143 и 156 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик). Эти трудности объясняются тем, что при покушении на убийство потерпевшему нередко фактически причиняются лишь легкие телесные повреждения. Но за этими фактически наступившими последствиями может скрываться более тяжкое преступление — покушение на убийство или, реже, покушение на тяжкое телесное повреждение.
Сложность доказывания умысла субъекта по делам о покушениях на преступления против личности привела проф. М. Д. Шарго-родского к мысли о том, что для избежания трудностей, возникающих при решении этого вопроса, «целесообразно иметь в УК отдельные составы, однако с ответственностью не по последствиям, а по способу действия, так, чтобы отвечал тот, кто своими действиями
1 Архив народного суда Москворецкого района г. Москвы 1951 г. дело № 6-7046.
Часть I. Уголовное право 321
ставил кого-либо в опасность, с учетом опасности тех средств, которые он применяет»1.
Предложение проф. Шаргородского вызывает возражения. Состав поставления в опасность лица в зависимости от способов и средств его действия привел бы к своего рода «уравниловке» по делам о покушениях на преступления против личности. Практическое применение предложения проф. Шаргородского означало бы, по существу, ликвидацию института приготовления и покушения в преступлениях против личности. Оно помешало бы суду выявлять подлинные намерения субъекта, в результате чего виновный нес бы не соответствующее его вине наказание. При этом трудности квалификации, которых стремится избежать проф. Шаргородский, предлагая ввести в УК состав поставления в опасность в зависимости от применяемых средств преступления, фактически увеличатся. Подтверждением этому может служить хотя бы то обстоятельство, что и в настоящее время суды нередко испытывают затруднения при разграничении состава поставления в опасность (ст. 156 УК РСФСР) и покушения на убийство, хотя различие между ними, казалось бы, очевидно.
Для отграничения покушения на убийство от внешне сходных с ним составов оконченных преступлений — оставления в опасности и легкого телесного повреждения — необходимо четко установить действительный умысел лица. Умысел лица выясняется на основании всех фактических обстоятельств дела, взятых в их совокупности.
Среди этих обстоятельств особое значение имеет прежде всего характер применяемого орудия преступления, являющийся одним из веских доказательств подлинных намерений субъекта. Покушение на убийство или тяжкое телесное повреждение возможно лишь путем применения соответствующих орудий, которые по своему характеру способны лишить человека жизни или причинить ему тяжкое телесное повреждение. Таковы огнестрельное оружие, различные виды холодного оружия (ножи, кинжалы, бритвы, топоры и др.). Это не исключает применения и иных средств: веревок, иголок и т. д.
1 М. Д Шаргородский. Преступления против жизни и здоровья. М., 1948, стр 383
11 Зак 4470
322____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
Некто С-н, будучи озлобленным на С, встретив последнего рано утром на лестничной клетке, бросил ему сверху на голову двутавровую металлическую балку и, не попав, бросил другую. В результате этого С. был ранен. Хотя причиненное ранение по справке судебно-медицинской экспертизы относилось к разряду легких телесных повреждений, суд совершенно правильно, с учетом всей обстановки совершения преступления и, в первую очередь, характера орудия посягательства пришел к выводу о наличии в действиях С-на покушения на убийство1.
Немалое значение имеет также характер и степень повреждений, причиненных потерпевшему, и особенно направленность действий виновного. Направленность действий на нанесение ущерба жизненно важным органам человеческого организма дает основание для осуждения виновного за покушение на убийство или тяжкое телесное повреждение.
Т., желая избавиться от своего малолетнего сына, вонзила ему в шею иглу. Оперативным вмешательством игла была извлечена, и мальчик остался жить. Т. была осуждена Московским городским судом за покушение на убийство по ст. 19-136 п. «д» УК РСФСР. Направленность действия виновной в данном случае на оставляла никаких сомнений относительно наличия у нее умысла на убийство .
В другом случае Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда отменила приговор народного суда, которым Н. был осужден по ст. 19-136 п. «а» УК РСФСР за покушение на убийство. Судебная коллегия нашла, что «приговор народного суда подлежит изменению по следующим основаниям: из материалов дела не усматривается, что Н. имел целью убийство М. и вел какую-либо подготовку для этого. Из материалов дела видно, что Н. во время ссоры с потерпевшей М. нанес ей удар железной лопатой по спине; согласно заключению судебно-медицинской экспертизы, причиненные повреждения относятся к разряду легких, с причинением расстройства здоровья»3.
Ошибка в квалификации, допущенная в этом случае народным судом, произошла ввиду неправильной оценки обстановки соверше-
1 Архив Московского городского суда 1951 г., дело № У-6101
2 Определение Судебной коллегии по уголовным делам Московского городского суда от 20 января 1955 г.
3 Архив Московского городского суда 1951 г., дело № У-8521.
Часть I. Уголовное право
323
ния преступления, характера примененного орудия, направления удара и степени фактически причиненного ущерба здоровью потерпевшей. Между тем все обстоятельства дела говорили здесь против версии о покушении на убийство. Нанесение телесного повреждения произошло на почве ссоры, происходившей в огороде в связи с пользованием, индивидуальными земельными участками. Обвиняемый разгорячился и лопатой, которой только что копал землю, ударил М. по спине. Понятно, что при таких обстоятельствах дела, даже если бы обвиняемый причинил тяжкое телесное повреждение, не могло бы быть речи о покушении на убийство, тем более что в Данном случае фактически нанесенный ущерб здоровью потерпевшей представлял собой легкое телесное повреждение.
Аналогичное положение имело место в деле Р., который, озлобившись на свою жену за то, что она подала на него заявление в суд с просьбой привлечь Р. к уголовной ответственности за систематическое истязание, схватил вилку и нанес ею несколько колотых ран жене. Московский городской суд с полным основанием, учтя обстановку, а, главное орудие совершения преступления, отменил приговор народного суда, по которому Р. был осужден за покушение на убийство по ст. 19-136 п. «а» УК РСФСР и квалифицировал действия Р. как истязания по ч. 2 ст. 146 УК1.
В случае применения огнестрельного оружия важную доказательную силу при определении того, имело ли место покушение на убийство, приобретает расстояние, с которого производился выстрел.
Большую роль в выяснении действительных намерений субъекта играют такие косвенные улики, как неоднократные угрозы убийством, подготовительные к преступлению действия, нанесение ударов спящему или пьяному и ряд других обстоятельств, оцениваемых судом в каждом отдельном случае .
Покушение на убийство, которое виновный рассчитывает совершить путем бездействия, внешне нередко напоминает оставление в опасности, то есть деяние, предусмотренное в качестве самостоятельного преступления ст. 156 УК РСФСР и соответствующими статьями УК других союзных республик. Отграничение покушения
1 Архив Московского городского суда 1953 г., дело № У-9966
2 См. дело Жерлицына («Социалистическая законность», 1956, № 7, стр 92-93).
324____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
на убийство от оставления в опасности, являющегося самостоятельным преступлением, возможно опять-таки путем четкого установления содержания умысла субъекта. Содержание умысла в такого рода делах определяется прежде всего степенью опасности, которую представляет для жизни человека бездействие субъекта, а также тем, предшествовала ли этому бездействию активная подготовительная преступная деятельность, направленная на создание опасной для жизни лица обстановки, отношением субъекта к жертве и т. д. Если суд установит, что опасность, созданная активным поведением субъекта, предшествовавшим самому бездействию — оставлению в беспомощном, опасном для жизни состоянии — была смертельной, что только случайные для субъекта обстоятельства помешали наступлению смерти потерпевшего, особенно если субъект и прежде своим поведением показывал неприязненное отношение к потерпевшему и желание избавиться от него, а также при наличии других конкретных обстоятельств, доказывающих наличие умысла на убийство, — ответственность должна наступать не за оставление в опасности, а за покушение на убийство.
С, будучи матерью годовалого ребенка, не заботилась о нем, оставляла его без надзора, без пищи, сознательно не отдавала ребенка в детские ясли или в детский дом, кормила ребенка сырой картошкой. В конце концов она бросила ребенка в лесу, где он и был найден в тяжелом состоянии: тело мальчика было искусано муравьями, длительный период времени ребенок не мог шевелить ни руками, ни ногами. Все эти обстоятельства дела свидетельствуют о том, что С. в течение года издевалась над ребенком, а впоследствии покушалась на убийство, оставив его в таком месте леса, где почти не бывает людей1.
Случаи покушения на причинение тяжкого телесного повреждения и вообще на умышленное причинение телесного повреждения в судебной практике встречаются довольно редко. Объясняется это специфическими признаками объективной и субъективной сторон нанесения телесных повреждений. Как правило, телесные повреждения наносятся сразу же в момент появления умысла.— обычно в результате ссоры с потерпевшим. Субъект использует первое попавшееся под руки орудие. У лица имеется так называемый некон-
1 Архив Московского областного суда 1951 г., дело № 22-2086.
Часть I. Уголовное право
325
кретизированный умысел, то есть когда виновный предвидит и желает одинаково как нанесения легкого, так и нанесения тяжкого телесного повреждения. Поэтому такое лицо должно отвечать за те повреждения, которые оно фактически причиняет. Исключение составляет обезображение лица. Здесь умысел субъекта носит вполне конкретный характер. Поэтому в тех случаях, когда субъект не сумеет по не зависящим от него обстоятельствам обезобразить лицо жертвы, он отвечает за покушение на тяжкое телесное повреждение. Так должен отвечать, например, субъект, который на почве ревности, или мести, или из иных низменных побуждений достает сильно действующее обжигающее вещество (каустическую соду, серную кислоту и пр.) и выплескивает его в лицо жертвы. Если жертва уклоняется или сам субъект допустил неловкость, так что лицо жертвы осталось не обезображенным, у суда имеются все основания признать наличие покушения на причинение тяжкого телесного повреждения (ст. 19-142, ч. 1, УК РСФСР).
Если при отграничении покушения на какое-либо преступление от других самостоятельных оконченных преступлений решающим является характер умысла лица, то при разграничении стадий одного и того же преступления решающим является не умысел, поскольку он один и тот же как при покушении, так и при оконченном преступлении, а содержание объективной стороны преступления.
Однако некоторые судебно-следственные работники не всегда учитывают это положение, что ведет к нежелательным последствиям на практике. Так, например, встречающийся иногда разнобой в квалификации дачи взятки, когда принятие ее должностным лицом не имело места по не зависящим от взяткодателя обстоятельствам (обычно ввиду несогласия должностного лица на получение взятки), как раз и объясняется неточным определением некоторыми практическими работниками объективной стороны состава дачи взятки (ст. 118 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик)...
Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР отменила из-за мягкости наказания приговор, которым Г. была осуждена по ст. 118 УК РСФСР. Обвиняемая передала прокурору, расследовавшему дело ее мужа, взятку и после отказа последнего принять ее отнесла взятку к нему на квартиру. Возвращая дело на
326____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
доследование, коллегия не упомянула о квалификации преступления, считая ее, очевидно, правильной1.
В другом случае Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР оставила в силе приговор Московского областного суда, которым за покушение на дачу взятки были осуждены К., И. и М. по ст. 19-118 УК РСФСР. К. предложила судье, рассматривавшему дело М., взятку в сумме 5000 руб. После резкого отказа со стороны судьи принять взятку, К. в его присутствии открыла ящик письменного стола и положила туда деньги. Судья немедленно написал в прокуратуру заявление о привлечении К. к уголовной ответственности. К. была осуждена за покушение на дачу взятки2.
В обоих приведенных случаях имела место аналогичная ситуация. Действия виновных, направленные на дачу взятки, были полностью закончены, но преступный результат— принятие взятки, без которого нет и оконченной дачи взятки, не наступил. Поэтому налицо покушение на дачу взятки.
Однако преступления были квалифицированы, как мы видели, в обоих случаях по-разному. В силу приведенных соображений, правильной представляется квалификация рассмотренных преступных действий по ст. 19 и ст. 118 УК РСФСР.
На практике иногда возникает вопрос о том, как надлежит квалифицировать перепродажу товаров, скупленных для спекуляции, если по не зависящим от лица обстоятельствам оно не получает фактической прибыли.
В определении Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР от 22 августа 1945 г. по делу Д., применительно к поставленному только что вопросу, говорилось: «Если бы даже было установлено, что вследствие той или иной ситуации перепродажа была произведена, без фактической прибыли или даже с убытком, то, поскольку по делу была установлена цель наживы при скупке для перепродажи, имелись бы все основания применить ст. 107 УК РСФСР, которая требует не факта наживьк а цели наживы» .
Приведенное определение, однако, нельзя понимать как решение коллегией вопроса о стадиях спекуляции. Этот вопрос в нем не ------;---------------------------------
Судебная практика Верховного Суда СССР, 1949, № 5, стр. 34.
2 Архив Московского областного суда 1949 г , дело № СУ-9549
3 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1945, вып. VI, стр. 17.
Часть I. Уголовное право
327
ставится. Определение указывает судебным органам на неправильную практику освобождения от ответственности за спекуляцию лиц, которые по не зависящим от них обстоятельствам не смогли перепродать товар с фактической прибылью.
Покушение отличается от оконченного преступления отсутствием преступного результата. Поэтому решение поставленного вопроса зависит от определения содержания вредных последствий при спекуляции и от того, имеют ли они место при перепродаже товаров виновным без получения фактической наживы или нет.
Вредные последствия при спекуляции состоят в нанесении ущерба интересам советской торговли и покупателям. Ущерб, причиняемый спекуляцией советской торговле, выражается в том, что спекулянт становится посредником между торговой организацией и покупателем. Он не только перепродает товары, но и перепродает их с прибылью для себя. Ущерб интересам покупателей, который причиняет спекулянт, выражается в том, что граждане платят за товар выше его действительной цены, установленной либо государством, либо в кооперативной или в колхозной торговле.
Ст. 107 УК РСФСР, карающая спекуляцию, предусматривает не просто перепродажу товаров, а спекулятивную перепродажу, то есть перепродажу товаров по цене выше их покупной цены. Если же такая спекулятивная перепродажа по не зависящим от субъекта обстоятельствам не имела места, то есть, если вредные последствия спекуляции отсутствуют, тогда, на наш взгляд, имеется покушение на спекуляцию.
328 Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
ОСНОВАНИЯ УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ПРИГОТОВЛЕНИЕ И ПОКУШЕНИЕ
Основанием уголовной ответственности лица является наличие в его действиях всех признаков состава преступления. Отсутствие хотя бы одного элемента состава преступления в действиях лица ведет к полному отпадению уголовной ответственности. Из этого общего правила имеется одно исключение, когда ненаступление по не зависящим от лица обстоятельствам преступного результата или отсутствие одновременно и преступного результата и действия по исполнению преступления при умышленной преступной деятельности не ведет к отпадению уголовной ответственности. В этих случаях имеет место соответственно покушение на преступление или приготовление к преступлению, которые, согласно закону, преследуются наравне с оконченным преступлением.
Какие основания побудили законодателя признать приготовление к преступлению и покушение на него уголовно наказуемыми деяниями? Основания эти следующие: приготовление и покушение, подобно оконченному преступлению,— виновная и общественно опасная деятельность.
Общественная опасность приготовления, как уже указывалось, состоит в том, что приготовительные действия создают необходимые условия, реальную возможность причинения преступного ущерба. Только не зависящие от субъекта обстоятельства мешают приготовительным действиям вылиться в исполнение преступления.
Общественная опасность покушения состоит в том, что действия, которыми осуществляются покушения, являясь действиями по исполнению преступления, закономерно ведут к преступному результату, представляют, следовательно, еще большую, чем приготовительные к преступлению действия, опасность для правоохраняе-мых интересов. Здесь также лишь не зависящие от субъекта обстоятельства препятствуют наступлению преступного результата. Но поскольку преступный результат при покушении не наступает по не зависящим от виновного обстоятельствам, то это не может служить
Часть 1. Уголовное право 329
основанием для освобождения лица, совершившего покушение, от ответственности.
Следует также иметь в виду, что покушения и приготовления совершаются с прямым умыслом причинить ущерб социалистическим общественным отношениям.
Какие основания у суда и органов следствия для наказуемости данного лица за приготовление и покушение? Мы знаем, что основанием ответственности лица за оконченное преступление является наличие в его действиях всех признаков соответствующего состава преступления. При покушении отсутствует один элемент— преступный результат, при приготовлении два — преступный результат и действие по исполнению преступления. Значит ли это, что основания ответственности за предварительную преступную деятельность иные, отличные от оснований ответственности за оконченное преступление? Разумеется, нет. Основанием уголовной ответственности за приготовление и покушение также является наличие в действиях лица признаков состава преступления. Приготовления и покушения — это неоконченные преступления. Для осуждения лица за приготовление и покушение суд должен, как было показано, четко установить объект преступления, субъект, субъективную сторону и объективную сторону преступления Фактически отсутствующий преступный ущерб доказывается как долженствующий наступить, если бы виновному не помешали не зависящие от него обстоятельства. Без установления подготовляемого или уже причиняемого преступного результата было бы невозможно определить ни объект посягательства (известно, что объект связывается с действиями лица только через преступный результат), ни субъективную сторону, которая, согласно закону, является субъективным отношением лица к преступному результату, ни степень общественной опасности приготовления и покушения.
При покушении и приготовлении вместо факта наступления преступного результата, как при оконченном преступлении, суд устанавливает факт ненаступления преступного результата по не зависящим от лица обстоятельствам Поскольку этот факт не может устранить или смягчить в значительной мере опасность деяния,
330____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
лицо, приготовлявшееся к преступлению или покушавшееся на его совершение, подлежит уголовной ответственности.1
Таким образом, основанием ответственности лица за приготовление и покушение является наличие в его действиях всех признаков состава преступления. Корректив вносится лишь в отношении преступного результата при покушении, и преступного результата и действия по исполнению преступления — при приготовлении. Суд устанавливает эти элементы не как действительно наступившие, но как реально возможные или необходимые, подобно тому как он устанавливает их в деликтах поставления в опасность. Именно потому, что основания ответственности при приготовлении, покушении и оконченном преступлении едины, предварительная преступная деятельность по нашему законодательству преследуется наравне с оконченным преступлением. Потому и действия лиц, готовящих преступление или начавших его исполнение, квалифицируются по тем уголовным законам, по которым квалифицируются соответствующие оконченные преступления. Факт незавершенности преступления отражается при квалификации в дополнительной ссылке на ст. 19 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик.
Н. Д. Дурманов полагает, что существует широкое понятие преступления, куда входят и оконченные преступления и неоконченные. Равным образом он считает, что существуют составы преступлений в широком смысле и составы преступлений в узком смысле. Первое понятие составов преступлений, по мысли проф. Дурманова. охватывает деятельность соучастников, покушение и приготовление. «Надо уточнить определение состава преступления, даваемое в со-
1 Нужно сказать, что вообще ненаступление или, напротив, наступление преступного результата по не зависящим от лица обстоятельствам, безотносительно к вопросу об ответственности за приготовление и покушение, всегда рассматривались судебной практикой как обстоятельство, не влияющее на ответственность лица. Так, по делу Юрчука Пленум Верховного Суда СССР в своем постановлении от 4 сентября 1947 г отметил: «Устранение по не зависящим от виновного обстоятельствам последствий, указанных в ст. 59™ УК РСФСР и соответствующих статьях УК других союзных республик, которые могли повлечь действия или бездействие виновного, не снимают с последнего ответственности по указанным статьям УК» (курсив мой —Н К). Судебная практика Верховного Суда СССР, 1947, вып IV, стр. 12-13). И наоборот, «обвиняемый не может нести ответственности за последствия, наступившие по не зависящим от него обстоятельствам, которые он по обстоятельствам дела не мог предвидеть» (курсив мой. — Н. К.). Судебная практика Верховного Суда СССР, 1949, № 2, стр 32).
Часть I. Уголовное право
331
ветской науке уголовного права, — пишет проф. Дурманов, — пояснив, что понятие состава включает признаки, обрисованные не только в статье особенной части советского, уголовного закона, но и соответствующих статьях общей части... В соответствии со ст. 19 УК РСФСР покушение, скажем, на кражу содержит состав преступления. Объективную сторону преступления составляют действия, направленные на совершение кражи. Точно так же в приготовлении содержатся все признаки состава преступления, но объективная сторона преступления характеризуется в соответствии со ст. 19 действиями, создававшими условия для совершения преступления... Можно, уточняя особенности стадий, говорить о составе оконченного преступления, покушение на то же преступление и приготовление»1 .
Такая точка зрения Н. Д. Дурманова о существовании нескольких самостоятельных составов — оснований ответственности — состава оконченного преступления, состава покушения, состава приготовления и, наконец, состава соучастия представляется весьма спорной. Состав преступления — это совокупность признаков, характеризующих то или иное конкретное деяние как общественно опасное и наказуемое, то есть как преступление. А. Н. Трайнин справедливо отмечает, что состав преступления всегда конкретен. Нет общего состава преступления, а есть состав кражи, убийства, разбоя и проч.2 Покушения и приготовления опасны не сами по себе, а лишь в связи с выполнением состава оконченного преступления, только как стадии этого преступления, которые не завершились причинением ущерба лишь по независящим от лица обстоятельствам. Нет приготовления и покушения как самостоятельных составов преступлений, а есть приготовление к конкретным преступлениям — к убийству, покушение на кражу и т. д. Иначе говоря, употребляя терминологию «Основных начал», имеется неоконченное, «начатое и не доведенное до конца» конкретное преступление.
По конструкции Н. Д. Дурманова получается, что у кражи, например, четыре основания ответственности — состав приготовления к краже, состав покушения на кражу, состав соучастия в краже и состав оконченной кражи. В действительности основание ответствен-
1 Н. Д. Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву. М., 1955, стр 30-31.
2 А. Н. Трайнин. Общее учение о составе преступления М., 1957, стр. 98-99.
332____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
ности за кражу одно — наличие в действиях лица всех признаков состава кражи. Основанием ответственности за неоконченную кражу является тот же самый состав преступления. Только отсутствующие признаки объективной стороны доказываются не как фактически наступившие, а как долженствующие наступить, если бы в данном случае их наступлению не помешали не зависящие от лица обстоятельства.
Практическое применение предложений Н. Д. Дурманова создало бы большие трудности при квалификации приготовления и покушения. В самом деле, как в «составе покушения на кражу» суд сможет определить объективную сторону, то есть «действия, направленные на совершение кражи»? Подобную «направленность» можно установить лишь определив объективную сторону оконченной кражи. Действия виновного суд доказывает на основе диспозиции статьи закона об оконченной краже, а преступный результат — как долженствующий наступить. Направленность действия — это его способность причинить конкретный результат. Следовательно, никак нельзя установить направленность действия лица, не определив тот преступный результат, который лицо готовилось причинить или уже начало причинять.
Нам представляется, что действующее законодательство и теория советского уголовного права правильно признают приготовление и покушение неоконченными преступлениями, предварительной преступной деятельностью. Создание наравне с составом оконченного преступления, как его понимает советское уголовное право, еще трех других оснований ответственности теоретически не оправдано и способно лишь вызвать путаницу в практике судебно-следственных органов.
Часть I. Уголовное право
333
ПРИГОТОВЛЕНИЕ И ПОКУШЕНИЕ
И НЕКОТОРЫЕ ДРУГИЕ ВОПРОСЫ ОБЩЕЙ ЧАСТИ
СОВЕТСКОГО УГОЛОВНОГО ПРАВА
В советской уголовно-правовой литературе, особенно в учебной, распространено мнение, что не при всех умышленных преступлениях возможна предварительная преступная деятельность — покушение и приготовление. Так, авторы учебника Общей части советского уголовного права для вузов, 1952 г. издания, считают, что «в ряде случаев ограничение применения понятия приготовления и покушения обусловливается объективными свойствами преступления». Эти криминалисты полагают, что приготовление и покушение невозможны при так называемых «формальных» преступлениях, в тех случаях, когда они совершаются путем бездействия. В них все поведение субъекта до момента, пока он не совершит того действия, которое обязан был совершить, является в уголовно-правовом отношении безразличным. Приготовление и покушение, указывается далее в учебнике, невозможны и при тех «формальных» преступлениях, совершаемых путем активных действий, первый акт деятельности которых уже полностью осуществляет состав данного преступления.1
Проф. В. Д. Менынагин также считает, что в большой группе так называемых «формальных» преступлений умысел лица на совершение общественно опасного деяния сразу же без каких-либо предварительных стадий (приготовления и покушения) реализуется в совершенном преступлении. В качестве примера таких преступлений проф. Меньшагин приводит оскорбление личности и нарушение правил караульной службы. При совершении этих преступлений, как полагает проф. В. Д. Меньшагин, «между голым умыслом и осуществлением состава преступления нет переходных ступеней в
.
1 Советское уголовное право. Часть Общая. М., 1952, стр. 280-281.
334____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
виде приготовления и покушения»1. Аналогичного мнения придерживается и проф. Н. Д. Дурманов2.
Однако все приведенные положения представляются нам спорными.
Совершение умышленного преступления, как и всякое иное явление объективной действительности, протекает в конкретных условиях места и времени, проходит определенные стадии развития. И здесь развитие происходит от возможности к действительности, от создания условий через причинение — к результату. В процесс совершения преступления, как и во всякий иной процесс, происходящий в природе и обществе, может вмешаться случайность и превратить возможность и даже необходимость наступления преступного результата в прямую невозможность.
Мнение о невозможности приготовления и покушения в ряде преступлений в какой-то мере опирается на весьма спорную концепцию деления преступлений на «формальные» и «материальные»3. Нельзя не согласиться с тем, что, как отмечалось в нашей печати, разграничение понятий «состав преступления в "формальном" и "материальном" смысле» относится к тем уголовно-правовым концепциям, которые «не соответствуют социалистическим отношениям и отражают влияние буржуазной юриспруденции» .
Однако прямой связи между концепцией разделения преступлений на «материальные» и «формальные» и рассматриваемым вопросом нет, ибо различие между указанными категориями преступлений обычно усматривают в том, наступают или не наступают преступные последствия, а при приготовлении и покушении, как известно, преступный результат всегда отсутствует.
Возвращаясь к вопросу о возможности приготовления и покушения при так называемых «формальных преступлениях», нужно
1 В. Д. Меныиагин. К вопросу о соучастии и стадиях развития преступления по военно-уголовному праву (Труды Военно-юридической академии, вып. IV, 1943, стр. 93)
2 Н Д Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву. М., 1955, стр. 128-135.
3 Проф Шаргородский, сторонник разделения преступления на «формальные» и «материальные», считает возможным покушение в «формальных» преступлениях Он пишет: «Вопреки утверждению некоторых авторов, мы вовсе не считаем, что невозможно покушение на формальные преступления» («Советская книга», 1947, № 5, стр. 76).
4 О состоянии юридических наук («Вопросы философии», 1953, № 1, стр. 105).
Часть I. Уголовное право 335
отметить, что все умышленные преступления, в том числе и те, которые некоторые криминалисты называют «формальными», проходят через стадию создания условий, возможности наступления преступного результата (приготовительные действия) и стадию исполнения преступления. Только в одних преступлениях развитие протекает быстро, как мы видим на примере покушения на убийство в состоянии аффекта (убийство — бесспорно материальное преступление), а в других это развитие занимает более или менее длительное время, например при некоторых видах хищений. Продолжительность времени, в течение которого развивается преступная деятельность, зависит как от характера преступления (но не от того, является ли преступление «формальным» или «материальным»), так и от конкретных условий совершения преступления. В преступлениях, которые выполняются посредством одного кратковременного акта, например при оскорблении, клевете и других, главным образом, «словесных» преступлениях, вмешательство препятствующих сил, естественно, несколько затруднено, но не исключается.
Вмешательство в развитие преступной деятельности посторонних сил затруднено в преступлениях, которые исполняются субъектом, так сказать, «собственными силами», без использования каких-либо орудий или иных средств. Так, если при убийстве совершение преступления зависит от многих обстоятельств: положения жертвы, годности оружия, умения субъекта применить это оружие и т. д., то при телесных повреждениях, наносимых, например, путем удара кулаком, или при клевете наступление преступного результата определяется только самими действиями субъекта.
Перерыв преступной деятельности на стадии исполнения практически несколько затруднен и в тех преступлениях, в которых сразу же по мере совершения преступных действий без какого-либо перерыва во времени наступает преступный результат. Так бывает, например, при оставлении в опасности, при уклонении от службы в армии, при сопротивлении представителю власти и т. д. Словом, самые различные обстоятельства могут в различных случаях осложнять пресечение преступной деятельности виновного до наступления преступного результата. Но на этом основании нельзя, не рискуя впасть в догматизм, пытаться выводить какие-то закономерности и
336____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
устанавливать правила, которые лишь затушевывают простые вопросы1.
На самом деле не существует таких умышленных преступлений, особенности объективной стороны которых исключали бы возможность приготовления к этим преступлениям или покушения на них.
Вопреки утверждениям некоторых криминалистов-теоретиков, судебной практике известны многочисленные случаи ответственности за приготовление к так называемым «формальным» преступлениям, совершаемым как путем бездействия (уклонение от службы в армии, самовольная отлучка и пр.)» так и путем кратковременного акта. Практика знает и случаи покушения на такие преступления.
Даже при таком «классическом» «формальном» преступлении, как оставление в опасности, вполне возможно приготовление и покушение.
В 1935 г. одним из судов г. Москвы рассматривалось дело по обвинению Васильевой-Южиной по ст. 156 УК РСФСР. Преступление Васильевой-Южиной состояло в том, что она после неудачных попыток отдать свою малолетнюю дочь на воспитание первому мужу, тщательно обдумав и подготовив свой поступок, велела домашней работнице, тоже привлекавшейся по этому делу, отвести пятилетнюю девочку на одну из многолюдных улиц Москвы и там оставить, что домашняя работница и сделала2. Нетрудно себе представить иной оборот дела, когда работница, например, вместо того чтобы бросить девочку на улице, отвела бы ее в милицию, довела бы до сведения органов правосудия о готовящемся преступлении. В этом случае встал бы вопрос об ответственности Васильевой-Южиной за приготовление к оставлению в опасности или за покушение на это преступление по ст. 19-156 УК РСФСР.
Вполне возможно приготовление и покушение и к такому, например, «формальному» преступлению, как самовольная отлучка. Изготовление подложного увольнительного разрешения, если субъект будет уличен в момент совершения подделки, представляет со-
1 Мнения о невозможности предварительной преступной деятельности при «формальных» преступлениях частично объясняются забвением того, что большинство так называемых «формальных» преступлений совершается по неосторожности (ст ст. 593в, 593г, 133 ч 3 УК РСФСР и др), в связи с чем при этих преступлениях действительно не может быть приготовления и покушения.
2 «Советская юстиция», 1935, № 23, стр. 2-5.
Часть I. Уголовное право
337
бой приготовление к самовольной отлучке, предъявление подложного увольнительного разрешения, если виновный был здесь же разоблачен, является покушением на самовольную отлучку. Другой вопрос, целесообразно ли наказывать подобные малозначительные с точки зрения уголовного права деяния. Субъект, возможно, будет подвергнут дисциплинарному взысканию, но не потому, что невозможно приготовление к самовольной отлучке или покушение, на нее, а потому, что эти действия не столь общественно опасны.
Может иметь место приготовление и покушение также при дезертирстве из армии, которое тоже иногда считают «формальным» преступлением. Солдат Г., желая уклониться от службы в Советской Армии, приготовил карту, вещевой мешок и т. д. Имея намерение дезертировать с оружием, Г. в отсутствие дневального подошел к пирамиде ружей и напильником начат перепиливать дужку замка. Когда дужка была перепилена и Г. пытался вынуть из пирамиды карабин, в комнату вошел дежурный по части лейтенант Л. и задержал солдата.
В данном случае имеет место приготовление к дезертирству и покушение на кражу оружия.
Возможно приготовление и покушение и при таком «формальном» преступлении, совершаемом путем «чистого бездействия», как уклонение от призыва в армию.
Имея в виду именно приготовление к уклонению от призыва в армию, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР в своем определении от 29 августа 1942 г. по делу Веретяхина указала: «Уклонение от призыва должно караться не только в том случае, когда призыв уже имел место, но и в тех случаях, когда приняты подготовительные меры к устранению необходимости являться по приказу, который должен обязательно через некоторое время иметь место»'.
Как правильно отмечает проф. В. Д. Меньшагин, представление подложных документов, не повлекшее за собой полного или временного освобождения призываемого от военной службы, должно рассматриваться как покушение на уклонение от призыва на действительную военную службу (ст. 19, 59-11 УК РСФСР)2. Что же ка-
1 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1942, вып. II, стр. 11
2 В. Д. Меньшагин. Преступления против обороны. М., 1946, стр. 26.
338____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
сается самого изготовления подложного документа, то здесь подлог является приготовлением к. уклонению от службы в армии.
Безусловно, может иметь место приготовление и покушение при злостной неуплате налогов, преступление, которое некоторые криминалисты тоже считают «формальным». Если субъект изготовит подложные документы, квитанции с целью злостного уклонения от уплаты налогов, то такие действия являются приготовлением к преступлению. Если же виновный попытается использовать с указанной целью подложный документ, но тут же будет изобличен,— налицо покушение на злостное уклонение от уплаты налогов.
В деле Селедцева и Корниченко Верховный Суд СССР нашел приготовление к такому «формальному» преступлению, как побег из места заключения, выразившееся в составлении подложных бланков и изготовлении поддельных печатей в целях побега. Вместе с тем Верховный Суд СССР освободил Селедцева и Корниченко от ответственности в связи с тем, что они добровольно отказались совершить побег1.
Вполне возможна предварительная преступная деятельность и при разбое, который некоторые криминалисты также признают «формальным» преступлением. Так, X. Ганидов и. А. Ганидов, будучи вооружены охотничьими ружьями, зашли во двор Халимы Ка-дыр Кизы с целью похищения лошади и коровы. Когда на скрип открываемой двери во двор вышли хозяева, Ганидовы, застрелив находившуюся во дворе собаку, убежали. Виновные были осуждены народным судом за покушение на разбой. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР признала в действиях виновных покушение не на разбой, а на хищение скота (ст. 21-210 УК АзССР). Коллегия отметила в своем определении, что «наличие оружия у лица, покушавшегося на хищение чужого имущества, может служить основанием для обвинения его в разбое только в том случае, если по делу установлено, что это лицо применило или намерено применить оружие для завладения имуществом»2. Следовательно, при наличии у виновных умысла на совершение разбоя они
1 Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР за 1943 г. М , 1948, стр. 19.
2 Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР за II полугодие 1939 г. М., 1941, стр. 83.
Часть I. Уголовное право
339
были бы осуждены за приготовление к разбою или покушение на это преступление.
Возможна предварительная преступная деятельность также при совершении таких «формальных» преступлений, которые осуществляются посредством единого кратковременного акта, например оскорбление, клевета и др. Суды не наказывают приготовление и покушение на клевету и оскорбление ввиду незначительности в этих случаях общественной опасности приготовительных действий и действий, которыми осуществляется покушение. Но возможность приготовления и покушения не исключается и здесь. Так, в определении по делу Королева, Громако и Гордеевского Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР указала: «Если бы они ограничились только тем, что собирали компрометирующий материал, то речь могла бы идти только о приготовлении к совершению соответствующего преступления (имеется в виду клевета. — Н. К.), а не об оконченном преступлении»1.
Возможны приготовление и покушение на такое «формальное» преступление, как вынесение неправосудного приговора. Например, если в совещательной комнате судья проголосовал за вынесение заведомо для него неправосудного приговора, но этот приговор еще не был написан, то в этом случае имеет место покушение на преступление2.
Предварительная преступная деятельность встречается при таком «чисто формальном» преступлении, как курение во взрывоопасных цехах, если это действие совершается с умыслом. Бурлак был осужден по ч. 1 ст. 108 УК РСФСР за то, что при проверке перед спуском в шахту у него был обнаружен в кармане куртки табак3. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР отменила приговор, мотивируя это тем, что «согласно ч. 1 ст. 108 УК РСФСР карается курение во взрывоопасных цехах, поэтому один лишь факт обнаружения табака у лица, находящегося в таком цехе, при отсутствии данных о курении или намерении курить не дает ос-
Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР за 1940 г М., 1941, стр 110.
2 А. Трайнин, В. Меныиагин, 3. Вышинская. Уголовный кодекс РСФСР. Комментарий, 1944, стр. 159.
3 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1946, вып. V, стр. 7.
340____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
нований для применения указанной статьи»1. Из этого определения вытекает, что если бы по делу было установлено намерение Бурлака курить в шахте, его попытку пронести в шахту табак надлежало бы квалифицировать как приготовление к преступлению.
Вне всякого сомнения возможно приготовление ко всем без исключения умышленным «формальным» преступлениям, выражающееся в неудавшемся подстрекательстве, неудавшемся пособничестве и неудавшейся попытке создания преступных сообществ.
Все сказанное выше и, в частности, приведенные примеры из судебной практики, число которых можно было бы увеличить, показывают ошибочность утверждения о невозможности предварительной преступной деятельности и при так называемых «формальных» преступлениях.
Априорное отрицание возможности предварительной деятельности при «формальных» преступлениях может лишь затруднить работу судебно-следственных органов. Мы поставили бы в трудное положение следователя, если бы стали ему доказывать «невозможность» предварительной преступной деятельности при совершении некоторых преступлений, в то время как он встречается с подобными явлениями в своей работе. Подобные утверждения обрекают работников следствия на пассивное отношение к некоторым преступлениям, побуждают их не к активному пресечению любой предварительной преступной деятельности, а к тому, чтобы пассивно ожидать, пока такая предварительная преступная деятельность не будет доведена до конца. Несомненно, что это может отрицательно сказаться на борьбе с преступлениями.
Сказанное, конечно, не означает отрицания того факта, что в случаях, когда приготовление или покушение ввиду быстроты совершения преступления практически затруднено, естественно, не возникает и вопрос о стадиях преступления. Однако это отнюдь не связано с понятием «формальных» преступлений2.
1 См там же.
2 Правильно решает вопрос о приготовлении и покушении в так называемых формальных преступлениях А Н Трайнин («Общее учение о составе преступления». М, 1957, стр 303-307)
Часть!. Уголовное право
* *
В некотором отношении приготовление к преступлению близко примыкает к соучастию. Дело в том, что как и при приготовлении, действия подстрекателей и пособников, организаторов и участников воровских шаек до начала исполнения преступления являются, по существу, разными формами создания условий для совершения преступления. Поэтому при добровольном отказе исполнители, пособники и подстрекатели отвечают за приготовление к тому преступлению, участвовать в котором они первоначально намеревались1.
Действия соучастников, подобно подготовительной деятельности преступника, действующего в одиночку, осуществляются до выполнения преступления. Действия соучастников сами по себе без действий исполнителя не могут привести к преступному результату. Как и при подготовительной деятельности преступника, действующего без соучастия с другими лицами, общественная опасность действий соучастников находится в прямой зависимости от общественной опасности того преступления, которое они рассчитывают совершить. Этим и обусловливается квалификация преступной деятельности соучастников по статье закона, предусматривающей ответственность за то преступление, к которому он пытался склонить исполнителя или совершению которого соучастник пытался содействовать.
К соучастникам, как и при приготовлении к преступлению, совершенному в одиночку, применяются правила об освобождении от ответственности в случае добровольного отказа. Различие здесь состоит лишь в том, что при добровольном отказе от преступления на стадии приготовления в первом случае достаточно пассивного отказа от продолжения начатой преступной деятельности, а при добровольном отказе со стороны соучастника, как правило, требуется совершение им активных действий, в результате которых было предотвращено наступление преступных последствий.
Тот факт, что подстрекательство, пособничество и организация воровской шайки представляют собой, по существу, приготовитель-
1ные к преступлениям действия, не означает, что и ответственность 1 Подробно об этом говорится в разделе «Добровольный отказ от преступления»
342____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
соучастники несут лишь за приготовление, если исполнитель или шайка совершили оконченное преступление. Совершение лицом последующей стадии преступления исключает необходимость привлечения виновного к ответственности за действия в предыдущей стадии преступной деятельности. Поэтому субъект, совершивший оконченное преступление, отвечает не за совокупность приготовления и оконченного преступления, а только за последнее. Эти правила распространяются и на соучастников. В соучастии только разделены роли: одни (пособники, подстрекатели) создают условия для совершения преступления, другие (исполнители) — превращают эту возможность в действительный преступный результат. Но всех участников объединяют единые цели и намерения. Подстрекатель и пособник как бы передоверяют исполнение преступления другому лицу, передоверяют совершение тех действий, которые они должны были бы совершить сами, если бы действовали индивидуально.
Каждый соучастник отвечает за всю совокупность причиненных другими соучастниками преступных последствий, если только они не представляют собой так называемый эксцесс исполнителя. Поэтому если исполнителем совершено оконченное преступление, то и соучастники отвечают за оконченное преступление, если же исполнитель совершит приготовление или покушение на преступление, то и соучастник отвечает за соучастие в приготовлении или в покушении.
Действия подстрекателей, пособников и лиц, организующих шайку, являются приготовлением к преступлению, поскольку они создают условия, возможность для наступления преступного результата. Поэтому эти действия не образуют самостоятельного оконченного состава преступления. Учитывая это, становится очевидным, что ни приготовление, ни покушение на соучастие невозможны. Поэтому нельзя считать правильным применение в учебнике Общей части советского уголовного права для юридических вузов 1952 г. издания термина «покушение на пособничество»1.
Действия соучастников протекают во времени и пространстве и могут быть прерваны до того, как начнет действовать исполнитель. Но неоконченное подстрекательство или пособничество не является приготовлением или покушением на соучастие.
1 См. Советское уголовное право Часть Общая М , 1952, стр 301
Часть I. Уголовное право
343
За неоконченное подстрекательство и пособничество субъект привлекается к ответственности не за приготовление к соучастию, а за приготовление к тому преступлению, к которому он подстрекал другое лицо или в котором пытался пособничать.
Вместе с тем следует иметь в виду, что наш закон в некоторых случаях считает деятельность соучастников самостоятельным оконченным преступлением. Самостоятельным преступлением является, например, организация вооруженных банд, участие в них и участие в организуемых такими бандами нападениях (ст. 593 УК РСФСР), способствование незаконному переходу государственной границы (ст. 5910 УК РСФСР), подстрекательство несовершеннолетних к преступлению (ст. 732 УК РСФСР), содействие побегу арестованного (ст. 81 УК РСФСР) и некоторые другие. К этим преступлениям, как и ко всем иным самостоятельным оконченным преступлениям, возможно и приготовление, и покушение, равно как и соучастие в них. Однако приготовление к указанным деяниям является не приготовлением к соучастию, а обычным приготовлением к преступлению.
Неоконченное или, как принято называть, «неудавшееся» подстрекательство или пособничество могут иметь место, а частности, в случае добровольного отказа исполнителя от совершения преступления.
Так, например. Баглай и Романов были осуждены по ст.ст. 24 и 84 УК БССР за подстрекательство к повреждению государственного имущества (ст. 17-79 УК РСФСР). Работавшие монтерами на электростанции Баглай и Романов были признаны судом виновными в том, что с целью выжить начальника электростанции Гарина и его сына, поступившего работать на электростанцию в качестве машиниста, они подстрекали машиниста Михайловского отрезать масло-проводные трубы или бросить гайку в картер машины с целью вывести ее из строя. Это намерение не было осуществлено, так как Михайловский своевременно предупредил начальника станции Гарина. Пленум Верховного Суда СССР признал указанную выше квалификацию действий осужденного Баглая правильной (в отношении Романова подстрекательство не была доказано)1.
Комментируя это дело, проф. А. Н. Трайнин отмечал, что не исключена возможность привлечения в приведенном случае к ответст-
1 «Советская юстиция», 1939, № 15-16, стр. 62.
344____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
венности за приготовление к повреждению имущества. Это мнение представляется более правильным1.
По нашему мнению, неудавшееся в силу добровольного отказа исполнителя подстрекательство или пособничество следует квалифицировать со ссылкой не на ст. 17, а на ст. 19 УК РСФСР, так как здесь имеет место приготовление к преступлению.
При квалификации со ссылкой на ст. 17 УК РСФСР получается, что якобы в данном случае имело место соучастие в оконченном преступлении, тогда как в действительности этого нет. При такой квалификации нарушается и принцип ответственности соучастников, согласно которому подстрекатели и исполнители отвечают за одно преступление. В деле Баглая и Романова ввиду ошибочной квалификации по ст.ст. 24 и 84 УК БССР (ст 17-79 УК РСФСР), вместо правильной квалификации по ст.ст. 22 и 84 УК БССР (ст. 19-79 УК РСФСР) получалось, что подстрекатель — Баглай — несет ответственность за соучастие в оконченном преступлении, в то время как подстрекаемый им Михайловский в силу добровольного отказа преступления не совершал.
Действия лиц, сорганизовавшихся в шайку, но не успевших еще по не зависящим от них причинам начать действия по непосредственному совершению хищения государственного, общественного или личного имущества, также следует квалифицировать как приготовление к преступлению. В случае, если указанные действия уже были начаты, — налицо покушение на преступление.
До сих пор мы рассматривали, в основном, случаи, когда подстрекательство или пособничество оказалось неудавшимся и притом исполнитель не совершал ни приготовления к преступлению, ни покушения на него. Однако неудавшееся подстрекательство и пособничество может иметь место и в тех случаях, когда исполнитель совершает приготовления к преступлению или покушение на преступление. В этом случае, при наличии, например, умысла на убийство, исполнитель отвечает по ст. 19-136 УК РСФСР, а подстрекатель и пособник по ст.ст. 17-19-136 УК РСФСР.
В связи со сказанным представляется неправильной позиция Пленума Верховного Суда СССР, занятая им в руководящем указа-
1 А. Н. ТраОнин. Специальные вопросы учения о соучастии (Ученые записки ВИЮН, 1940, вып. 1,стр. 38)
Часть I. Уголовное право 345
нии от 24 июня 1949 г. «О судебной практике по делам о взяточничестве» по одному вопросу, связанному с ответственностью за взяточничество. Пленум предлагает в тех случаях, когда лицо, подстрекая взяткодателя, получает от него деньги или иные ценности якобы для передачи должностному лицу в качестве взятки, но фактически присваивает их, квалифицировать действия подстрекателей по ст. 17-118, а действия лиц, давших взятку по ст. 19—118 УК РСФСР1.
Квалификация действий этих последних лиц по ст. 19-118 УК РСФСР не вызывает сомнения. Но совершенно непонятно, почему действия мнимого посредника должны здесь квалифицироваться как соучастие в оконченной даче взятки или в оконченном посредничестве во взяточничестве (ст. 17-118 УК РСФСР), когда этого не было. Такая квалификация противоречит принципам Ответственности соучастников: подстрекатель должен отвечать за то же преступное деяние, что и исполнитель. В соответствии же с приведенным выше указанием Пленума Верховного Суда СССР получается, что исполнитель отвечает за неоконченную дачу взятки (ст. 19-118 УК РСФСР), а подстрекатель за соучастие в оконченном преступлении (ст. 17-118 УК РСФСР).
Действия лица, подстрекавшего к даче взятки и присвоившего ее, должны квалифицироваться либо по ст. 17-19-118 УК РСФСР, если мнимый посредник, получая деньги или иные ценности для передачи их в качестве взятки, эти ценности присвоил, либо только по ст. 19-118 УК РСФСР как за приготовление к преступлению, если подстрекательство не удалось и «посредник» ценностей не получил.
Аналогичный подход должен иметь место при решении всех иных дел. где исполнитель не довел преступную деятельность до конца по не зависящим от него причинам.
С вопросом стадий преступления мы сталкиваемся при исследовании понятия шайки и других вопросов соучастия в хищении. Шайка — это группа, состоящая из двух или более лиц, предварительно сорганизовавшихся для совершения хищения государственного, общественного и личного имущества. Предварительная сорга-низованность — характерный признак шайки, который выражается в совершении некоторых организационно-подготовительных меро-
1 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1949, № 8, стр. 1.
346____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
приятии (принятие плана действия, осуществление по совместному сговору ряда подготовительных к хищению действий и т. д.). Группа лиц может быть признана шайкой только тогда, когда она сорганизовалась до совершения хищения. Другими словами, направляясь к месту совершения преступления, шайка должна быть уже сорганизована, причем и хищение преступники собирались совершить по заранее принятому шайкой соглашению. При задержании такой группы до начала хищения виновные отвечают за приготовление к преступлению, поскольку сама организация шайки, а тем более приближение членов шайки к месту совершения хищения представляют собой создание условий для совершения преступления.
Если же два лица или более направляются в какое-либо место без цели совершения хищения, но затем, увидев подходящее для хищения имущество, сговариваются его похитить и совершают преступление, то здесь нет шайки, так как между соучастниками не было предварительной сорганизованное™. По этим же соображениям следует признать, что шайка отсутствует и в тех случаях, когда субъект присоединяется к хищению, совершаемому другим лицом, на стадии исполнения преступления, или если лицо, не принимавшее участия в хищении, содействует реализации похищенного имущества. Таким образом, следует прийти к выводу, что шайка может быть создана только на стадии приготовления к преступлению. Предварительную сорганизованность, характерную для шайки, следует понимать как совершение виновными ряда организационно-подготовительных мероприятий по облегчению совершения хищения, но до начала исполнения преступления. Все лица, которые присоединяются к хищению, совершаемому шайкой, на стадии исполнения хищения или после окончания хищения— для реализации похищенного имущества, членами шайки не являются, а отвечают по правилам о соучастии. Сказанное находит подтверждение в судебной практике по делам о хищении, совершенном шайкой или соучастниками, не образующими шайку1.
1 См., например, Судебная практика Верховного Суда СССР, 1956, № 1, стр. 5-6; 1955, № 2, стр. 16-18; 1953, № 2, стр. 10 и др.
Часть!. Уголовное право________________________________________347
* *
*
Вопрос о формах вины при совершении приготовления и покушения не нашел еще в советской уголовно-правовой литературе единообразного разрешения. Так, проф. А. Н. Трайнин ' и проф. Н. Д. Дурманов2 считают, что приготовление и покушение возможны лишь с прямым умыслом. Проф. Э. Я. Немировский3 и кандидат юридических наук В. Лившиц4 признают возможность приготовления и покушения с косвенным умыслом.
Проф. А. А. Пионтковский также допускает «логическую» возможность приготовления и покушения в преступлениях, совершенных с косвенным умыслом. Вместе с тем он отмечает, что поскольку при преступлениях, совершаемых с косвенным умыслом, преступный результат мыслится субъектом лишь как возможный, здесь создавались бы большие практические трудности при установлении наличия приготовления или покушения. «Преступник мог бы с успехом отрицать сознательное допущение им возможности наступления этого результата»5. Но эта оговорка не решает вопроса. Трудности доказывания характерны для многих дел о предварительной преступной деятельности. Однако наши судебно-следственные органы успешно преодолевают эти трудности. Путем ссылок на практические трудности проф. Пионтковский по существу уклонился от решения вопроса о приготовлении и покушении при преступлениях с косвенным умыслом. Тем самым эта важная проблема оказалась в учебнике по советскому уголовному праву неразрешенной.
Проф. М. М. Исаев, ставя вопрос о возможности приготовления и покушения с косвенным умыслом, склоняется больше к отрицательному его решению. Перед судом в противном случае, считает проф. М. М. Исаев, стояли бы неразрешимые трудности, он не смог бы даже определить, к какому преступлению — большей или мень-
1 А. Н. Трайнин Состав преступления по советскому уголовному праву, М., 1952, стр 319.
2 Н. Д Дурманов Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву М., 1955, стр 118-128
3 Э. Я. Немировский. Советское уголовное право. Одесса, 1926, стр. 84.
4 8 Лившиц К вопросу о понятии эвентуального умысла Советское государство и право», 1947, № 7, стр. 43).
5 Советское уголовное право. Часть Общая. М., 1952, стр. 280.
348____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
шей тяжести — было совершено приготовление или на совершение какого преступления покушался субъект (например, если имел место поджог, покушался ли виновный на убийство или на причинение легкого или тяжкого телесного повреждения). Проф. Исаев полагает, что в тех случаях, когда преступления, совершенные с косвенным умыслом, остались безрезультатными, их следует квалифицировать как самостоятельные преступления, если это возможно по характеру совершенного лицом деяния1.
Прежде всего утверждения о возможности приготовления и покушения с косвенным умыслом противоречат закону. Ст. 19 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик говорят о покушении и приготовлении как о действиях, совершенных при наличии у лица намерения достичь преступного результата. Эти статьи говорят о случаях, когда «преступление не было совершено по добровольному отказу лица, намеревавшегося совершить это преступление...» (курсив мой. — Н. К). В ст. 16 УК УССР покушение определяется как действие, при котором субъект «...не привел своего намерения в исполнение...».
Намеренное совершение действий может пониматься только в смысле целевой направленности этих действий на определенный преступный результат, то есть в смысле наличия у лица соответствующего сознания и желания добиться наступления этого результата. При совершении преступления с косвенным умыслом субъект не намеревается достичь преступного результата. В сознании субъекта и в объективной обстановке совершения преступления преступный результат лишь возможен и выступает как побочный по отношению к желаемому виновным результату. Лицо, поджигающее свой застрахованный дом, не намеревается причинить смерть жильцам дома, а намеревается получить страховую премию. Смерть жильцов, если она последовала, выступает как побочное, не намеренное, не желаемое субъектом последствие.
Утверждения о возможности приготовления и покушения с косвенным умыслом являются ошибочными не только из-за практической трудности доказательств, но и потому, что они теоретически неверны.
1 М. М. Исаев. Вопросы уголовного права и процесса в практике Верховного Суда СССР М , 1948, стр. 57-63
Часть I. Уголовное право 349
Каждое преступление, в том числе и совершенное с косвенным умыслом и по неосторожности, развивается во времени и пространстве, проходит определенные стадии развития от возможного к действительному. В развитие этих преступлений также может вмешаться случайное обстоятельство, которое воспрепятствует наступлению преступного результата, весьма возможного в данных, конкретных условиях. Так, если бы в известном деле1 Сажин был схвачен за руки в момент производства выстрела, то это явилось бы тем случайным для развития данной преступной деятельности обстоятельством, которое воспрепятствовало бы наступлению вредных последствий (убийству граждан), весьма вероятных по всей обстановке совершения деяния. Однако эту прерванную преступную деятельность нельзя считать покушением на убийство с косвенным умыслом, как нельзя было бы говорить и о приготовлении к убийству с косвенным умыслом, если бы Сажин был схвачен за руку до производства выстрелов.
Приготовление и покушение с косвенным умыслом невозможны, с одной стороны, потому, что этого не допускает природа приготовления и покушения, а с другой — потому, что это противоречит содержанию косвенного умысла.
Приготовление и покушение — понятия уголовно-правовые. Необходимыми признаками их с объективной стороны являются: а) совершение определенного действия, направленного на причинение преступного ущерба (при приготовлении — создание условий для наступления преступного результата, при покушении — исполнение преступления), и б) ненаступление преступного результата по не зависящим от лица обстоятельствам. Эти объективные признаки приготовления и покушения определяют и необходимый их субъективный признак, а именно наличие прямого умысла.
Ненаступление преступного результата по не зависящим от лица обстоятельствам имеет место только в преступной деятельности, совершаемой с прямым умыслом. Только в умышленных преступлениях развитие событий происходит с закономерной необходимостью, только эта необходимость может быть нарушена и превращена в прямую невозможность наступления результата по не зависящим от субъекта и непредвиденным им обстоятельствам.
1 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1946, вып IV, стр 5.
350____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
Согласно материалистической теории отражения, сознание человека правильно отражает объективный мир. Понятия, как и ощущения и представления, суть субъективные образы объективного мира. В. И. Ленин указывал: «Познание есть отражение человеком природы»1. К. Маркс писал, что «идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней»2.
Сознание субъекта преступления, как и всякого другого человека, правильно отражает события внешнего мира, связь и закономерность явлений. Как правило, в случаях совершения умышленных или неосторожных преступлений объективная возможность предвидения наступления общественно вредных последствий соответствует объективной возможности наступления результата: чем больше объективная возможность наступления результата, тем большая возможность у данного субъекта предвидеть ее. Возможность предвидения зависит не только от объективных обстоятельств, но и от субъективных свойств лица, его жизненного опыта, образования, возраста, состояния здоровья и др.3
Ввиду соответствия объективного положения вещей с отражением его в сознании человека, мы можем судить об умысле лица на основании объективных факторов: действия лица, объекта преступления и всей обстановки совершения преступления. К. Маркс, подчеркивая значение объекта, форм и содержания действий для определения намерения лица, писал: «Собирание валежника и кража леса — это существенно различные вещи. Различны объекты, не менее различны и действия, направленные на эти объекты, следовательно, различны должны быть и намерения, ибо какое же объективное мерило можем мы приложить к намерению, помимо содержания действия и его формы?»
1 В. И. Ленин. Философские тетради. Госполитиздат, 1947, стр. 156.
2 К. Маркс. Послесловие ко второму изданию первого тома «Капитала». «Капитал», т. I. Госполитиздат, 1950, стр. 19.
3 Правда, эти свойства можно назвать субъективными только условно, поскольку они относятся к характеристике не внешней обстановки совершения преступления, а субъекта. Но так как эти обстоятельства не находятся в полной власти субъекта и он не может в момент совершения преступления изменить их по своему усмотрению, то они являются такими же объективными, как и все остальные обстоятельства дела.
4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1,1955, стр. 122.
'
Часть 1. Уголовное право 351
Субъект, который действует с прямым умыслом, только потому предвидит неизбежность наступления вредных последствий, что в конкретной обстановке совершения его деяния эти последствия объективно закономерно необходимы. Закономерная необходимость наступления вредных последствий в умышленной преступной деятельности дает нам возможность утверждать, что в случае перерыва этой деятельности по не зависящим от лица обстоятельствам именно эти обстоятельства воспрепятствовали совершению оконченного преступления. Не будь их, преступный результат наступил бы обязательно.
Иное положение имеет место при преступлениях, совершаемых с косвенным умыслом. Здесь преступный результат как по объективной обстановке совершения преступления, так и в сознании субъекта лишь возможен. Возможность характеризуется наличием минимум двух противоположных тенденций развития. Преступный результат мог наступить, но мог и не наступить. В самих объективных условиях совершения преступления с косвенным умыслом содержатся факторы, как способствующие наступлению преступного результата, так и препятствующие этому. Лишь с наступлением преступного результата мы получаем доказательство несущественности факторов, препятствующих наступлению преступного результата, и имеем основания для уголовно-правового осуждения субъекта за сознательное допущение им преступного результата.
Если же события развиваются в пользу тенденции ненаступления преступного результата, это означает, что препятствующие наступлению вредных последствий факторы были достаточны, субъект правильно рассчитывал на них. При таких данных суд не имеет ни объективного, ни субъективного основания для осуждения лица за последствия, причинить которые оно не намеривалось и которые действительно не наступили. Так, если бы в деле Сажина пуля пролетела над головами граждан, не причинив им никакого вреда, то у суда не было бы оснований для осуждения его за покушение на Убийство. Смерть граждан была лишь возможной. Обстоятельства, Которые воспрепятствовали убийству, были для развития событий Че случайными, а закономерным преобладанием одной из тенденций Развития, заложенных в самой обстановке совершения этого преступления. Поэтому ни в коей мере нельзя было бы утверждать, что Преступный результат здесь не наступил по не зависящим от субъ-
352____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
екта обстоятельствам. А без установления этого признака нет уголовно наказуемого деяния — приготовления или покушения.
Правильно отмечает проф. Трайнин: «В случае совершения преступления с эвентуальным умыслом лицо, как известно, не желает наступления преступного результата. Но, не желая его, лицо не может «логически» готовиться к его совершению или покушаться на его совершение. Напротив, в случаях мнимого эвентуального умысла, т. е. в случаях, когда результат необходимо должен наступить, вполне возможны и приготовление и покушение, ибо в этих случаях, по существу, умысел — прямой»1.
Еще меньше оснований для осуждения лица за приготовление или покушение в неосторожных преступлениях. Возможность наступления преступного результата в неосторожных преступлениях менее реальна, нежели в преступлениях, совершаемых с косвенным умыслом.
Из советских криминалистов, пожалуй, один проф. Шарго-родский допускает возможность покушения и приготовления в неосторожных преступлениях. «Все дело заключается в том,— аргументирует свою точку зрения проф. Шаргородский,— что как соучастие, так и покушение и приготовление возможны только в отношении тех случаев неосторожных преступлений, когда действие совершается умышленно, а результат наступает по неосторожности. А к умышленному действию с неосторожным последствием вполне возможно и приготовление, и покушение. В законодательстве такие деяния часто выделяются как деликты поставления в опасность (езда с недозволенной быстротой, неосторожное обращение с оружием и т. д.)»2.
Прежде всего неправильным нам представляются утверждения о возможности различного психического отношения к действию и к его последствию. Абсурдно звучит положение, что можно умышленно причинить неосторожное преступное последствие. Нельзя забывать, что, говоря о действии в уголовном праве, мы применяем понятие действия в уголовно-правовом смысле. Предвидеть же действие в уголовно-правовом смысле, значит предвидеть общественно опасный характер действия, то есть предвидеть и те вредные по-
1 А. Н Трайнин. Общее учение о составе преступления М , 1957, стр 307
2 М. Д Шаргородский Рецензия на книгу А Н. Трайнина «Учение о составе преступления» («Советская книга», 1947, № 5, стр 72).
Часть I. Уголовное право
353
следствия, к которым оно приводит. Всякое действие, независимо от желания лица, всегда выступает как средство достижения определенных результатов. Подчиняясь закономерностям внешнего мира, будучи его составной частью, человек не может произвести ни одного действия, не влияя одновременно на течение процессов внешнего мира. «Деятельность человека, составившего себе объективную картину мира, изменяет внешнюю действительность, уничтожает ее определенность (=меняет те или иные ее стороны, качества)...»1.
Действие в уголовно-правовом смысле обладает всеми признаками действия в общем смысле слова. Специфика его состоит лишь в том, что изменения, которые оно производит, это — вредные для социалистического государства изменения в общественных отношениях. Поэтому недозволенно быструю езду на автомашине и неосторожное обращение с оружием мы рассматриваем не как вообще сознательные действия в общем смысле слова, а как действия в уголовно-правовом смысле, то есть как общественно опасные действия, направленные на причинение определенного преступного ущерба (аварий, смерти граждан и т. д.). При такой постановке вопроса, единственно правильной на наш взгляд, не может быть различного субъективного отношения к действию и преступному результату Если лицо предвидит общественно опасный характер своих действий, значит, оно предвидит и те вредные последствия, к которым может привести это действие. Если лицо, которое с недозволенной скоростью едет по улице, или лицо, которое неосторожно обращается с оружием, предвидит общественно опасный характер своих действий или должно (при небрежности) их предвидеть, значит оно в такой же степени предвидит или должно предвидеть и общественно вредные, преступные последствия своего действия2.
Наглядно можно видеть абсолютную неприемлемость положения о неосторожных приготовлениях и покушениях на известном деле Чиликова и Маслова.
1 Б. И Ленин Философские тетради Госполитиздат, 1947, стр. 189
2 С полным основанием отрицают различные формы вины по отношению к действию и его результату А. С Никифоров («Основные вопросы уголовной ответственности за преступление, совершенное по небрежности» Ученые записки ВИЮН, 1955, вып 1 стр 143); А Б Сахаров («Ответственность за должностные злоупотребления по советскому уголовному праву» М , 1956, стр. 110-114)
ПЗак 4470
354____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
Чиликов и Маслов организовали в бревенчатой избе стрельбу по шапке. Пуля попала в паз между бревнами, прошла навылет и убила проходившую невдалеке по пешеходной дорожке студентку Попову. Виновные были осуждены за неосторожное убийство1.
Если бы пуля пролетела мимо Поповой или причинила ей телесное повреждение, должны были бы тогда отвечать Чиликов и Маслов за покушение на неосторожное убийство? На наш взгляд, ответ на этот вопрос может быть только отрицательным. Чиликов и Маслов не могут отвечать также за приготовление к неосторожному убийству, если они были остановлены в момент сговора относительно стрельбы. Здесь нет покушения и приготовления, потому что отсутствует признак ненаступления преступного результата по не зависящим от данных лиц обстоятельствам. Действия виновных уже в самый момент их совершения создавали объективную возможность наступления смерти проходивших по пешеходной дорожке граждан. В определении по этому делу Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР относительно Чиликова указала: «Он организовал стрельбу в цель и тем самым объективно создал реальную возможность гибели проходивших мимо будки людей» (курсив мой. — Н. К.). Но для ответственности за приготовление и покушение мало совершить действие, объективно направленное на причинение вреда. Нужно, чтобы совершение оконченного, преступления не последовало по не зависящим от лица обстоятельствам. В деле же Чиликова и Маслова, если бы они и не убили пострадавшую Попову, нельзя было бы говорить, что смерть Половой не наступила по не зависящим от виновных обстоятельствам. Убийство Поповой в конкретной обстановке производства выстрелов было возможно как объективно, так и в сознании субъектов. Поэтому ненаступление смерти было бы не случайным для развития событий обстоятельством, как при прямом умысле, а вполне закономерным последствием действий виновных.
Неосторожное создание возможности наступления преступных последствий составляет либо неуголовно наказуемое деяние (как в нашем варианте дела Чиликова и Маслова), либо самостоятельное оконченное преступление. Так, неосторожное создание реатьной возможности хищения со стороны должностного лица дает состав
1 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1948, вып. II. стр. 15-16.
Часть I. Уголовное право 355
халатности, неосторожное создание опасности для жизни пешеходов то стороны водителей транспорта — состав преступления, предусмотренный ст. 593 в УК РСФСР, неосторожное создание опасности для жизни работника на производстве — состав преступления, предусмотренный ст. 133 ч. 3 УК РСФСР, и т. д. Но никогда неосторожное создание условий для наступления преступного результата не является покушением или приготовлением к преступлению.
Правильность теоретических положений должна проверяться под углом зрения их практической приемлемости. В судебной практике трудно найти дела, в которых бы лица привлекались к ответственности за приготовления и покушения при отсутствии прямого умысла. Напротив, мы найдем множество приговоров, определений и постановлений различных судов, в которых прямо указывается, что для осуждения лица за покушение или приготовление требуется установить цель и намерения субъекта.
Так, в определении по делу Усова и Дьяченко, которые открыли ночью стрельбу в направлении Харитонова и ранили последнего, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР признала, что обвиняемые совершили не покушение на убийство с косвенным умыслом, а причинили с косвенным умыслом легкое телесное повреждение. «Та обстановка, в которой были произведены выстрелы Дьяченко,— говорится в определении, — свидетельствует о том, что у него было сознание возможности причинения какого-либо вреда личности Харитонова (выстрелы производились ночью, в ту сторону, где находился Харитонов). Следует признать, что Дьяченко предвидел возможность ранения потерпевшего и сознательно это допускал, т. е. причинил телесные повреждения с эвентуальным умыслом. Поэтому ранение Харитонова в соответствии с характером нанесенного ему телесного повреждения подлежит квалификации по ч. 1 ст. 143 УК РСФСР»1.
Дьяченко предвидел возможность причинения какого-либо вреда потерпевшему. Но он стрелял не с целью убийства Харитонова, а с целью испугать последнего, чтобы избежать таким образом задержания. Однако при стрельбе ночью в направлении человека Дьяченко предвидел не только возможность ранения потерпевшего, но и возможность лишения его жизни. Очевидно, если бы Дьяченко убил
1 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1947, вып VII, стр. 21.
356____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
Харитонова, то он бы отвечал за убийство с косвенным умыслом. Те криминалисты, которые отстаивают возможность приготовления и покушения с косвенным умыслом, могли бы оспорить приведенное решение суда. Раз подсудимый предвидел возможность наступления смерти (при стрельбе ночью на небольшом расстоянии в направлении человека лицо предвидит такую возможность), то он должен был, по мнению этих криминалистов, в случае ненаступления смерти человека отвечать за покушение на убийство с косвенным умыслом. Но наша судебная практика, как видим, придерживается иного мнения.
По неоднократно встречающимся в практике делам об умышленном уничтожении имущества (дома) путем поджога: суды не привлекают поджигателя за покушение на убийство или телесное повреждение с косвенным умыслом, хотя поджог обыкновенно совершается ночью, когда жильцы дома спят и потому возможность причинения вреда их здоровью или лишения их жизни реально существует. Суды, осуждая в таких случаях виновных по ст.ст. 175 или 79 УК РСФСР, учитывают: при назначении наказания возможность причинения поджогом ущерба здоровью граждан или лишения их жизни, как отягчающие ответственность обстоятельства.
Мы пытались показать в предыдущих разделах, что в судебной практике дела о приготовлении и покушении встречаются только применительно к тем преступлениям, которые по самой природе своей могут быть совершены лишь с прямым умыслом. Таковы хищения, дезертирство, взяточничество, подлог, изнасилование, незаконный аборт, уклонение от службы в армии, обмеривание и обвешивание покупателей и др. Так что практически вся проблема приготовления и покушения при отсутствии прямого умысла относится лишь к предварительной преступной деятельности при тех преступлениях против личности, которые могут быть совершены при наличии всех форм вины Однако в разделе о понятии покушения на основе материалов судебной практики нами было показано, что отграничение покушения на тяжкие преступления против личности от иных оконченных преступлений против личности проводится именно по субъективной стороне преступления, в зависимости от того, действовало ли лицо с прямым умыслом на убийство или на причинение тяжкого телесного повреждения, или умысел виновного имел другое содержание.
Часть I. Уголовное право
357
При изучении значительного числа уголовных дел нам довелось встретить лишь два дела, в которых суды усмотрели, и притом неправильно, покушение при отсутствии прямого умысла.
Вот первое из этих дел. Г., поссорившись со своей женой К., на почве ревности в комнате, где не было посторонних лиц, выстрелил в К. из охотничьего ружья. Пуля пролетела над головой К., причинив ей лишь ожог.
Виновный был привлечен к ответственности и осужден по ст. 19-136 п. «а» УК РСФСР за покушение на убийство с косвенным умыслом. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, оставляя приговор суда первой инстанции в силе, указала в своем определении: «Материалами дела эвентуальный умысел Г. в покушении на убийство К. доказан, и действия его квалифицированы правильно»1.
Однако на самом деле здесь имел место прямой умысел. Г. действовал по мотивам ревности, он стрелял на близком расстоянии при отсутствии в комнате посторонних лиц, могущих воспрепятствовать преступлению. Следовательно, он предвидел и желал смерти К. Очевидно, что здесь имело место покушение на убийство из ревности, совершенное с прямым умыслом.
Еще более серьезную ошибку допустила Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР в определении от 8 октября 1956 г. по делу Д. и Д-ва.
10 декабря 1955 г., ночью, Д. и Д-в, не имея специального пропуска, направились охотиться на волков в пограничную зону. При переходе моста через реку Угольная они были обнаружены нарядом пограничников, которые двинулись к ним навстречу, чтобы задержать нарушителей и проверить у них документы. Ввиду того, что ночь была темная, Д. и Д-в приняли пограничников за волков, и когда те приблизились к ним на 30-35 метров, открыли по ним стрельбу из ружей. В результате несколькими выстрелами был тяжело ранен в бедро, руку и грудь пограничник П. После этого Д. убежал домой, а Д-в спрятался под мостом, где и был обнаружен.
Коллегия сочла неправильной квалификацию действий виновных по ст. 19-137 УК РСФСР. Она справедливо не нашла в действиях осужденных прямого умысла на убийство, но вместе с тем при-
1 Архив Верховного Суда РСФСР 1956 г., дело № 62-Д6-16.
358____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
шла к выводу, что действия Д. и Д-ва, выразившиеся в покушении на убийство по неосторожности, следует квалифицировать по ст. 19 ист. 139 УК РСФСР1.
Такой вывод является ошибочным. В деле Д. и Д-ва имела место фактическая ошибка лиц относительно общественной опасности их действий и вины. Вопрос об ответственности при подобного рода ошибках решается, как известно, таким образом: если вся обстановка совершения преступления такова, что есть основания признать лиц добросовестно заблуждающимися и действующими, следовательно, без вины, лица от ответственности освобождаются. Если же эта обстановка не исключает вины, хотя бы в форме неосторожности, субъект подлежит уголовной ответственности на общих основаниях за неосторожное преступление.
В приведенном деле объективная обстановка совершения преступления полностью вины Д. и Д-ва не исключает. Они знали, что находятся в пограничной зоне и могут в любой момент натолкнуться на наряд пограничников, встречи с которыми они всячески избегали, так как не имели пропуска для прохода в пограничную зону. К тому же Д. и Д-в находились около моста, то есть в удобном для наблюдения месте, и могли установить, стреляют ли они именно в волков. Поэтому, как нам представляется, у Д. и Д-ва имела место неосторожная вина. Они как соисполнители должны нести ответственность по ч. 1 ст. 145 УК РСФСР.
Если бы суд установил, что, стреляя в сторону пограничников, виновные допускали убийство людей и безразлично к этому относились или имели неконкретизированный умысел на причинение вреда здоровью людей, виновные должны были бы отвечать за умышленное причинение тяжкого телесного повреждения по ч. 1 ст. 142 УК РСФСР (при этом в первом случае у виновных имелся бы косвенный, а во втором случае — прямой умысел).
* *
С вопросами предварительной преступной деятельности мы встречаемся и при исследовании проблемы необходимой обороны.
1 Там же.
Часть I. Уголовное право 359
В нашей учебной и монографической литературе по уголовному праву господствует мнение, что необходимая оборона допустима лишь против преступной деятельности, находящейся на стадии покушения1. Это мнение представляется спорным. Прежде всего неточно говорить о необходимой обороне против преступной деятельности, находящейся «на стадии покушения». Покушение — это безрезультатная попытка совершить преступление. Покушение всегда предполагает, что преступный результат не наступил по не зависящим от лица обстоятельствам. А если нападение окончилось, хотя и безрезультатно, это означает, что необходимая Оборона уже недопустима. Следовательно, как правило, нужно говорить о необходимой обороне против преступной деятельности, находящейся на стадии исполнения преступления.
Далее. Необходимая оборона в действительности иногда допустима против таких действий лица, которые еще не являются исполнением преступления, а находятся на стадии создания непосредственной угрозы нападения, стадии приготовления и которые должны, если не будет препятствий, немедленно перерасти в непосредственное нападение. Например, субъект с приготовленным для нападения оружием приближается к жертве. Поставление себя лицом в положение, которое является наиболее удобным для осуществления нападения, есть приготовление к преступлению. Отражение такого нападения, еще не вылившегося в самое посягательство на объект, средствами необходимой обороны вполне допустимо .
Так, С. и М. были признаны народным судом виновными в том, что они, предварительно договорившись о совершении разбойного нападения и вооружившись ножом, ночью 23 июля 1953 г. пришли на Ногатинское шоссе, подошли к одиноко сидевшему на трамвайной остановке гр-ну Т., причем М. обнажил нож. Однако Т., услышав, что С. и М. говорят о его часах, с целью предотвращения ограбления бросил в них камень и убежал3.
1 См. Советское уголовное право. Часть Общая. М., 1952, стр.258; В. Ф. Кириченко. Основные вопросы учения о необходимой обороне! в советском уголовном праве. М.-Л., 1948, стр. 32.
2 См. И. И. Слуцкий Обстоятельства, исключающие общественную опасность деяния по советскому уголовному праву. Автореферат докторской диссертации. Л., 1954, стр. 15.
3 Архив Московского городского суда 1953 г., дело У-8145.
360____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
В данном случае обвиняемые совершили приготовление к разбойному нападению. Приобретением ножа, приближением к намеченной жертве и приспособлением для нападения орудия преступления С. и М. создавали лишь условия для разбойного нападения. Но эти приготовительные к разбою действия представляли собой общественно опасное деяние, против которого возможна необходимая оборона. Поэтому, если бы Т. брошенным камнем причинил телесное повреждение С. или М, он не должен был бы нести за это ответственность, так как действовал в состоянии необходимой обороны.
По делу Симахина и других Пленум Верховного Суда СССР признал правомерной оборону против еще не начавшегося, но уже ставшим реально опасным нападения'.
Право на необходимую оборону имеет и сторож, охраняющий склад государственного имущества, в случае окружения склада шайкой воров и т. д.
В. в помещении артели поссорился с П. Во время ссоры П. достал из кармана перочинный нож, раскрыл его и готовился напасть на В. Тогда последний, желая предотвратить нападение, схватил железный чайник с водой, попавшийся ему под руку, и этим чайником ударил по голове П., причинив ему телесное повреждение.
Президиум Ленинградского областного суда признал, что В. был правильно осужден за причинение телесного повреждения. Однако Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР с полным основанием прекратила этом дело, считая, что действия В. являлись необходимой обороной2.
В руководящем указании Пленума Верховного Суда СССР от 23 октября 1956 г. «О недостатках судебной практики по делам, связанным с применением законодательства о необходимой обороне» отмечается, что в ряде случаев суды не признают состояния необходимой обороны по мотивам ее несвоевременности, ошибочно полагая, что применение средств защиты возможно лишь непосредственно в процессе нападения. В связи с этим Пленум дал судам следующее указание: «Суды не должны формально подходить к признанию превышения пределов необходимой обороны по моти-
1 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1945, вып V, стр 4.
2 Архив Верховного Суда РСФСР 1956 г., дело № 33-Д6-6.
Часть I. Уголовное право
361
вам несвоевременности ее применения. Состояние необходимой обороны наступает не только в самый момент нападения, но и в тех случаях, когда налицо реальная угроза нападения»1.
Возможно ли приготовление или покушение при превышении пределов необходимой обороны?
Убийство или телесное повреждение, явившиеся результатом превышения пределов необходимой обороны, представляют собой умышленное преступление. Как во всяком ином, совершенном с прямым умыслом преступлении, и в этих случаях покушение возможно. В. Ф. Кириченко приводит два варианта покушения на убийство при превышении пределов необходимой обороны: а) субъект стреляет в жертву, сознавая, что превышает пределы необходимой обороны, но пуля пролетела мимо цели; б) нападающий, обороняясь против превышения пределов необходимой обороны, или третье лицо, выбивает из рук защищающегося оружие2.
Приготовления к превышению пределов необходимой обороны быть не может. Превышение пределов необходимой обороны происходит в момент отражения нападения, и здесь уже приготавливаться поздно. Если же субъект принимает определенные меры предосторожности в отношении готовящегося нападения, то здесь он готовится либо к правомерной обороне, и тогда его действия общественно полезны, либо лицо использует предстоящее малоопасное нападение на его интересы (например, хищение плодов из его сада, оскорбление и т. п.) как повод для убийства лица или причинения телесных повреждений. В последнем случае приготовления субъекта являются обычными общественно опасными приготовительными к преступлению действиями.
1 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1956, № 6, стр. 7.
2 В. Ф. Кириченко. Основные вопросы учения о необходимой обороне в советском уголовном праве. М.-Л., 1948, стр. 79.
362__________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
НАКАЗАНИЕ ЗА ПРИГОТОВЛЕНИЕ И ПОКУШЕНИЕ
Статья 19 УК РСФСР устанавливает, что приготовление и покушение «преследуются так же, как и совершенное преступление». Эти указания закона не следует понимать в том смысле, что при осуждении за приготовление или за покушение применяют обязательно такие же по тяжести наказания, как и при осуждении за соответствующее оконченное преступление. Проф. В. Д. Меньшагин правильно считает формально-догматическим утверждение о том, что приготовление к преступлению и покушение на него должны наказываться одинаково с оконченным преступлением1.
Принятый советским законодательством принцип одинаковой уголовной ответственности за приготовление и покушение с оконченным преступлением означает следующее.
Во-первых, приготовление и покушение влекут за собой уголовную ответственность по тем же основаниям, что и оконченное преступление.
Во-вторых, на приготовление и покушение распространяются правила освобождения от ответственности, предусмотренные в примечании к ст. 6 и в ст. 8 УК РСФСР. Специфика применения в случаях приготовления или покушения примечания к ст. 6 УК РСФСР состоит в том, что если для применения этой нормы к оконченному преступному деянию требуется одновременно и малозначительность деяния и отсутствие вредных последствий, то в первом случае нужно установить только малозначительность приготовительных действий или покушения. Что же касается отсутствия вредных последствий, то этот признак при приготовлении и покушении всегда имеет место2.
1 См в. Д. Меньшагин. К вопросу об определении наказания по советскому уголовному праву (Ученые записки ВИЮН, 1940, вып. 1, стр 46).
2 Строго говоря, в понятие малозначительности входит и отсутствие вредных последствий Деяние, которое причинило тяжкие последствия, не может считаться малозначительным. Поэтому в будущих основах уголовного законодательства СССР, на наш взгляд, вполне можно ограничиться только указанием на малозначительность деяния.
Часть I. Уголовное право
363
Малозначительность деяния означает небольшую степень его объективной общественной опасности для социалистического государства. Субъективные моменты (общественно-производственная характеристика субъекта, возраст, прошлая деятельность, семейное положение и т. д.) влияют на наказание как смягчающие или отягчающие ответственность обстоятельства, но не определяют объективную опасность деяния. При оконченном преступлении решающим для определения малозначительности являются наступившие вредные последствия. Причем сама по себе малозначительность ущерба не является обстоятельством для снижения наказания или для освобождения от ответственности по примечанию к ст. 6 УК РСФСР, если более крупный ущерб не последовал по не зависящим от лица обстоятельствам. Так, в определении по делу Воронова Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР указала, что «малозначительный размер похищенного сам по себе не может служить основанием ни к смягчению наказания, ни тем более к прекращению дела, если посторонние, не зависящие от обвиняемого обстоятельства воспрепятствовали осуществлению его намерения совершить хищение в более крупных размерах»1.
Поэтому если суд установит, что субъект готовился или покушался на хищение в крупных размерах, а фактически похитил незначительное по ценности имущество, то он должен быть осужден за покушение на крупное хищение государственного или общественного имущества. При совершении карманных краж виновный иногда не знает, какое именно имущество, какую сумму денег и т. д. ему удастся похитить. Бывает и так, что преступнику не удается ничего похитить, так как карман или сумка оказываются пустыми. В этих случаях ни у кого не вызывает сомнения необходимость привлечения преступника к ответственности за покушение на кражу. На общих основаниях за покушение на кражу должен быть привлечен к ответственности и субъект, который похитил из кармана другого человека пропуск, паспорт или иной предмет, который не является имуществом. Предметом хищения может быть лишь вещь, имеющая определенную материальную ценность. При похищении же по ошибке, вместо денег, пропуска, паспорта и т. д. имеет место пося-
1 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1949, № 9, стр 20 См также Г Л Сергеева Уголовно-правовая охрана социалистической собственности в СССР М., 1954, стр 104
364____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
гательство, осложненное фактической ошибкой лица относительно предмета преступления. Признавать такие действия лица малозначительными было бы неверно. Поэтому нельзя согласиться с определением Судебной коллегии по уголовным делам Московского городского суда, которая на основании примечания ст. 6 УК РСФСР прекратила дело В., который по ошибке вытащил из чужого кармана вместо денег письмо1.
Правильно писал проф. Н. Д. Дурманов: «Если деяние было направлено на причинение значительного или даже не определенного по объему вреда, а реально причиненный вред незначительный, то нельзя говорить о малозначительности деяния»2.
Подводя некоторые итоги сказанному, необходимо отметить, что малозначительность действия применительно к приготовлениям и покушениям обусловливается, во-первых, сравнительной мало-ценностью объекта посягательства (приготовления и покушения на такие преступления, как самоуправство, клевета, оскорбления и другие, всегда малозначительны); во-вторых, незначительностью планируемого ущерба; в-третьих, большой отдаленностью приготовительных действий или действий, которыми осуществляется покушение, от преступного результата и плохой подготовленностью преступления (примитивные орудия преступления, неумелое их приспособление к использованию, неудачно выбранные время и место преступления).
Указания закона о том, что приготовление и покушение преследуются как оконченное преступление, означает также, что приготовление и покушение квалифицируются по статье закона, которая предусматривает соответствующее оконченное преступление. Дополнительная ссылка в этих случаях при квалификации на ст. 19 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик подчеркивает лишь факт незавершенности преступления.
Все правила о квалификации оконченного преступления полностью распространяются на квалификацию приготовления и покушения.
Возьмем, например, некоторые вопросы квалификации хищения социалистического имущества. Известно, что если оконченному хищению социалистического имущества предшествовало покуше-
1 Архив Московского городского суда 1954 г, дело № У-2824 7 Н. Д. Дурманов. Понятие преступления. М.-Л., 1948, стр. 266.
Часть I. Уголовное право 365
ние на хищение такого же имущества или приготовление к хищению, то последующее хищение рассматривается как повторное. Аналогично решается вопрос и в случае, если сначала было совершено оконченное хищение, а потом покушение на хищение. Только в последнем случае будет иметь место не оконченное повторное хищение, а покушение на него. Ш. похитил из палатки артели им. 8 марта одно платье и, кроме того, трижды пытался похитить галоши, боты и ботинки из палатки ОРСа.
Таким образом, виновный совершил неквалифицированное хищение общественного имущества и покушение на повторное хищение государственного имущества. Поэтому Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР признала правильной квалификацию действий Ш. по ст. 19 УК РСФСР и по ст.ст. 2 и 3 Указа от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества»1.
Неоднократно неудавшаяся попытка похитить государственное или общественное имущество также должна рассматриваться как покушение на повторное хищение.
Сказанное только что, однако, не относится к неоднократным попыткам похитить один и тот же предмет на протяжении короткого промежутка времени из одного источника, как не считается повторным оконченное хищение из одного источника в несколько приемов (например, при хищении имущества из квартиры в несколько приемов).
К., находясь на Зацепском рынке в г. Москве, дважды пытался совершить кражу из дамской сумки. Народный суд осудил его по ст. 19 и ч. 2 ст. 1 Указа от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан», как за покушение на повторное хищение. Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда в своем определении отметила следующее: «Тот факт, что К. дважды пытался похитить деньги из сумки, не может служить основанием для квалификации преступления по ч. 2 ст. 1 Указа от 4 июня 1947 г., ибо К. дважды пытался похитить деньги у одного лица в одно и то же время и попытка кражи была направлена на один и тот же объект преступления»2.
1 Архив Верховного Суда РСФСР 1954 г., дело № 35-Д4.
2 Архив Московского городского суда 1954 г., дело № У-4613.
366____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
В тех случаях, когда закон не предусматривает квалифицированного состава преступления по признаку повторное™, совершение лицом приготовления или покушения на преступление, наряду с совершением такого же оконченного преступления, должно, на наш взгляд, явиться основанием для привлечения виновного к ответственности по совокупности совершенных им преступных деяний. Так. если субъект сначала совершил покушение на причинение тяжкого телесного повреждения одному лицу, а потом причинил такое же телесное повреждение другому лицу, то действия виновного должны быть квалифицированы по совокупности ст. 19-142 и ст. 142 УК РСФСР. Такая квалификация полностью отражает совершенные лицом преступные действия и позволяет назначить соответствующие по тяжести наказания на основании правил о назначении наказаний по совокупности преступлений. Исходя из этого, нам представляется неверным определение Судебной коллегии по уголовным делам Московского городского суда по делу одного гражданина, осужденного народным судом по совокупности по ст. 1 Указа от 4 января 1949 г. «Об усилении уголовной ответственности за изнасилование» и по ст. 19 УК РСФСР и ст. 1 этого же Указа1. Коллегия исключала из приговора народного суда осуждение по ст. 19 УК РСФСР и по ст. 1 Указа от 4 января 1949 г. Коллегия сочла достаточной квалификацию только по ст. 1 названного Указа2. Между тем осужденный помимо оконченного изнасилования совершил ранее покушение на такое же преступление.
Установленное законом правило о том, что приготовление и покушение преследуются так же, как оконченное преступление, относится и к назначению наказания за приготовление и покушение. Разумеется, что речь здесь идет не о равенстве наказания, назначаемого за оконченное преступление, с одной стороны, а за приготовление или покушение — с другой. Здесь имеются в виду иные обстоятельства, которые сводятся к следующему, а) при осуждении за приготовление и покушение назначаются те же меры наказания, что и за соответствующее оконченное преступление (лишение свободы, исправительно-трудовые работы и т. д.); б) мера наказания за приготовление и покушение выбирается судом в пределах санкции закона,
1 С. первый раз совершил покушение на изнасилование одной женщины, а через некоторое время изнасиловал другую
2 Архив Московского городского суда 1954 г., дело № У-2143.
Часть I. Уголовное право
367
предусматривающего соответствующее оконченное преступление; в) все правила индивидуализации наказания за оконченное преступление распространяются на назначение наказания при приготовлении и при покушении.
Вопрос о наказуемости приготовления и покушения наш закон решает в соответствии с принципами социалистического уголовного права и процесса.
Советский суд, исходя из конкретных обстоятельств дела, а не из надуманных схем, как это делается в буржуазном уголовном праве, определяет степень общественной опасности; и наказуемости приготовления и покушения.
Мы не можем согласиться с мнением проф. М. Д. Шаргородского, который применительно ко всем случаям приготовления и покушения утверждает: «Чем ближе деятельность виновного к наступлению преступного результата, тем выше должна быть мера наказания. Приготовление должно влечь за собой более мягкую меру наказания, чем покушение, и еще более мягкую, чем за оконченное преступление... Мера наказания за покушение, таким образом, должна приближаться к мере наказания за законченное преступление»1.
Определять степень общественной опасности приготовления и покушения, а следовательно, и характер наказания за эти действия только в зависимости от близости их к преступному результату так же неверно, как считать отсутствие преступного результата при покушении и приготовлении смягчающим вину обстоятельством. Как неоднократно нами указывалось, преступный результат при покушении и приготовлении не наступает по не зависящим от лица обстоятельствам. Следовательно, субъект оказывается ближе или дальше от результата не по своей воле. Если субъект оказывается на более отдаленной от преступного результата стадии из-за неопытности или нерешительности, тогда именно эти обстоятельства, а не большая или меньшая близость преступного результата и играют роль смягчающих обстоятельств. Поэтому нельзя априорно утверждать, что если лицо находится на стадии приготовления и не смогло перейти к стадии исполнения потому, что ему помешали, то при всех обстоятельствах такое лицо является менее опасным, нежели
1 М. Д. Шаргородский. Вина и наказание в советском уголовном праве. М., 1945, стр 26-27.
368____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
лицо, преступная деятельность которого была пресечена на стадии исполнения1.
Ст. 19 УК РСФСР указывает на четыре критерия индивидуализации наказания за приготовление и покушение: опасность субъекта, подготовленность преступления, близость деяния к наступлению преступного результата и содержание причин ненаступления преступного ущерба. Приведенный перечень не является, конечно, исчерпывающим. Но законодатель и не ставил перед собой такой задачи. Указанные критерии индивидуализации наказания, за исключением опасности субъекта, приведены потому, что они специфичны только для покушения и приготовления. Остальные обстоятельства, определяющие конкретную меру наказания за приготовление и покушение, аналогичны тем обстоятельствам, которые приведены в разделе шестом УК РСФСР и соответствующих разделах УК других союзных республик применительно к правилам назначения наказания за все уголовно наказуемые деяния.
Все обстоятельства, обусловливающие индивидуализацию наказания при осуждении за приготовления или за покушения, можно разделить на две группы: объективные и субъективные. К первым относятся те обстоятельства, которые характеризуют объективную общественную опасность деяния. Это: а) ущерб, который должен был быть причинен в случае беспрепятственного продолжения приготовительных действий и действий по исполнению преступления; б) близость действий к наступлению преступного результата; в) подготовленность преступления; г) причины ненаступления преступного результата.
К субъективным обстоятельствам здесь относятся: а) опасность субъекта преступления; б) содержание мотивов и целей, которыми
1 Так утверждает проф М. Д. Шаргородский. См. его брошюру «Вина и наказание в советском праве». М., 1945, стр 21. Проф. Шаргородский допускает противоречие, когда, с одной стороны, считает, что покушение должно наказываться мягче, чем оконченное преступление, а приготовление — мягче, чем покушение, а с другой стороны, пишет следующее: <«В тех случаях, когда виновный прервал покушение по обстоятельствам от него не зависящим, степень его виновности мало отличается от виновности в случаях оконченного покушения». Как известно, и при приготовлении и при покушении, как оконченном, так и неоконченном, преступный результат не наступает всегда по не зависящим от лица обстоятельствам. С приведенным мнением проф. Шаргородского справедливо не соглашается проф. Н. Д. Дурманов См. его монографию «Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву». М., 1955, стр. 182.
Часть I. Уголовное право 369
руководствовался виновный; в) прочие обстоятельства, относящиеся к характеристике субъекта (его семейное положение, возраст, болезненное состояние и т. д.).
Перечисленные обстоятельства влияют на избрание судом конкретной меры наказания в пределах санкции статьи, предусматривающей соответствующее оконченное преступление. В тех случаях, когда суд, оценив все эти обстоятельства, придет к выводу, что степень опасности совершенных виновным приготовительных действий или действий по исполнению преступления невелика и что невелика общественная опасность личности виновного, суд вправе назначать наказание ниже низшего предела или применить условное наказание (ст.ст. 51 и 53 УК РСФСР).
Установление характера ущерба, который наступил бы в том случае, если бы преступная деятельность виновного развивалась беспрепятственно, является одним из необходимых условий правильной квалификации, определения степени общественной опасности и, следовательно, наказуемости приготовления и покушения. Поскольку ущерб объекту при покушении и приготовлении не наносится, нужно тщательно выяснить характер того ущерба, который мог наступить, на основе всех обстоятельств дела в их совокупности. Весьма важным в этом отношении является, в частности, характер предмета посягательства, а также место и способ совершения приготовительных действий или действий, которыми осуществляется покушение.
С. проник в квартиру своей соседки с целью хищения книг, где и был пойман. Характер предмета посягательства побудил Судебную коллегию по уголовным делам Верховного Суда РСФСР снизить С. наказание до одного года исправительно-трудовых работ1.
В другом случае Г. дважды пытался похитить вещи из сарая. Учитывая место хищения, предмет посягательства, способ хищения, можно было определить, что ущерб личной собственности, если бы он и был причинен, не носил бы серьезного характера. Оценив все обстоятельства в совокупности, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР нашла возможным применить к Г. ст. 51 УК РСФСР2.
----------------
1 Архив Верховного Суда РСФСР, 1954 г. дело №5-Д4-1954.
2 Архив Верховного Суда РСФСР, 1954 г. дело № 5-Д4-365.
370____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
Иногда при покушении на преступление субъект причиняет определенный вред объекту. Например, при покушении на убийство субъект причиняет потерпевшему телесное повреждение1. Этот вред суд учитывает как отягчающее ответственность обстоятельство.
Так, Б., имея намерение убить К., ударил его топором по голове, причинив ранения черепа в правой теменной области с повреждением вещества мозга, относящиеся к разделу тяжких телесных повреждений, опасных для жизни. Народный суд осудил Б. за покушение на убийство к пяти годам лишения свободы. Московский городской суд, рассматривая данное дело в кассационном порядке, признал меру наказания чрезмерно мягкой и на этом основании отменил приговор народного суда и передал дело на новое судебное рассмотрение2.
Подготовленность преступления следует понимать в смысле большей или меньшей тщательности разработки плана преступления, приобретения и приспособления в большей или меньшей степени подходящих орудий преступления, подготовки алиби и т. д. Примером недостаточной подготовленности преступления является посягательство, с самого начала осложненное ошибкой лица относительно средств, способов и предметов преступления.
Близость наступления преступного результата всегда учитывается судом. При прочих равных условиях при осуждении за приготовление суд скорее, чем при осуждении за покушение или оконченное преступление, назначит минимальное или близкое к минимальному наказание. Таким образом, близость деяния к преступному результату является одним из обстоятельств, которое может повлиять (но не обязательно влияет) на меру наказания. По делу Князевой, которая создала крупные запасы промтоваров с целью спекуляции и которая была осуждена за это как за оконченную спекуляцию, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР в определении от 17 ноября 1943 г. специально указала: «Квалификация преступления должна отражать стадии преступной деятельности как обстоятельство, влияющее, в частности, и на размер наказания... Скупка товаров в спекулятивных целях есть приготовление к спекуляции и в соответствии с постановлением Пленума
1 В уголовно-правовой теории Германской Демократической Республики такие виды покушения называются квалифицированными (см. Frenzel. Die Entwiklungssta-dien des Verbrechen. Berlin, 1955, S. 13).
2 Архив Московского городского суда, 1953 г. дело № У-9577.
^
Часть I. Уголовное право 371
Верховного Суда СССР от 10 февраля 1940 г. такие действия надо квалифицировать по ст. 19-107 УК РСФСР. Ошибочность допущенной судом квалификации повлияла и на срок наказания, назначенного обвиняемой — необходимо более мягкое наказание»1.
Причины ненаступления преступного результата при покушении и приготовлении могут быть самыми различными по своему характеру, но во всех случаях они не зависят от субъекта.
Причины ненаступления преступного результата при покушении и приготовлении можно условно разделить на две группы: объективные и субъективные. Объективные причины — это такие, которые выступают как действительно случайное стечение обстоятельств. Субъективные же, которые объясняются неопытностью, неумелостью субъекта, нерешительностью его и т. д., то есть в значительной мере обусловливаются личными качествами субъекта. Первые причины меньше, нежели вторые, влияют на снижение меры наказания.
Например, субъект решил отравить какое-то лицо. Для отравления он по своему незнанию использует такое снадобье, которое не вызывает даже тошноты.
Другой субъект, напротив, со знанием дела, тщательно взвесив все шансы на успех, приготовил яд, даже в небольших, дозах, немедленно вызывающий смерть. Но в самый последний момент из-за того, что случайно вошедшая медицинская сестра, ни о чем не подозревая, переставила пузырьки, а отравитель этого не заметил, жертве был дан не яд, а обычное лекарство.
Оба покушения различны по своей опасности, хотя в этих случаях преступный результат не наступил по не зависящим от субъекта обстоятельствам. Но в первом случае преступный результат не наступил вследствие неопытности субъекта, а во втором случае — вследствие чистой случайности, случайного стечения обстоятельств. Второй субъект, разумеется, будет наказан строже, чем первый.
Сам по себе факт ненаступления преступного результата, поскольку при приготовлении и покушении он не наступает по не зависящим от лица обстоятельствам, не может рассматриваться как обязательно смягчающее вину обстоятельство, а тем более как осно-
1 Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР за 1943 г. М., 1948, стр. 77-78.
372____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
вание для назначения наказания ниже низшего предела или условного наказания. Так решается этот вопрос и в судебной практике. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР в определении по делу Г., осужденного за покушение на кражу электросчетчика, правильно отметила следующее: «Отсутствие материальных последствий по делу и то, что инициатором хищения было другое лицо, которого к тому же осужденный не назвал, не могут являться теми исключительными обстоятельствами, которые давали бы основание для применения ст.ст. 51 и 53 УК РСФСР» .
Однако в судебной практике иногда имеет место переоценка факта ненаступления при приготовлении и покушении преступного результата. При этом забывают, что здесь последствия не наступили по не зависящим от лица обстоятельствам, помимо и против его воли. К. четыре раза пытался изнасиловать разных женщин. За это он был осужден по ст. 19 УК РСФСР и ч. 1 Указа от 4 января 1949 г. «Об усилении уголовной ответственности за изнасилование» к 10 годам лишения свободы. На этот приговор суда Прокурор РСФСР принес протест, в котором ставит вопрос о снижении меры наказания. В протесте указывается, что «избранная судом мера наказания является чрезмерно суровой, так как в результате преступных действий К. никаких серьезных последствий не наступило». Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР отклонила протест, признав, что доводы протеста не могут в данном случае служить основанием для снижения меры наказания, поскольку эта мера определена судом с учетом особой общественной опасности преступления, совершенного К., который несколько раз покушался совершить изнасилование, причем его преступные намерения не были доведены до конца по не зависящим от К. причинам .
Трудно найти приговоры по делам о приготовлении к преступлению или о покушении на преступление, в которых суды применяли бы ст.ст. 51 или 53 УК. РСФСР только потому, что преступный результат в данном случае не наступил. Напротив, можно встретить дела, по которым суды, исходя из конкретных обстоятельств, назначают за покушение и приготовление максимум наказания, предусмотренного санкцией соответствующей статьи.
1 Архив Верховного Суда РСФСР 1956 г., дело № 57-Д6-пр-14.
2 Там же.
Часть I. Уголовное право 373
Так, Ж. пытался из низменных побуждений убить И., нанеся ей большим гастрономическим ножом телесные повреждения, опасные для жизни. Убийство было предотвращено вмешательством других граждан. Выездная сессия Московского городского суда приговорила К. по ст. 19 и ст. 136 п. «а» УК РСФСР к максимально возможному в таких случаях сроку лишения свободы — 10 годам1.
Вряд ли целесообразно, как предлагает проф. Н. Д. Дурманов, устанавливать в нашем законодательстве правило, согласно которому суду предоставляется право снижать наказание за покушение до половины низшего предела санкции соответствующей статьи закона и разрешить судам при осуждении за приготовление снижать наказание без какого-либо отграничения2.
Это предложение вносит в наказуемость неоконченного преступления схематизм и формализм. Кроме того, оно основано на неправильном противопоставлении общественной опасности приготовления и покушения в то время, как хорошо известно, что перерыв преступной деятельности на той или иной стадии происходит по не зависящим от лица обстоятельствам.
В качестве примера влияния на меру наказания субъективных обстоятельств, о которых говорилось выше, можно привести дело 3., осужденного за приготовление к спекуляции. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, рассматривая дело в надзорном порядке, определила: «Учитывая, что ранее 3. не судился, находится рядах Советской Армии, от командования имеет благодарность и грамоту за отличное несение службы, по работе в настоящее время характеризуется положительно, а также и то, что он— 3.— на иждивении имеет жену и ребенка 1953 г. рождения, коллегия находит возможным по данному конкретному делу в отношении 3. применить ст. 53 УК РСФСР».3
Несовершеннолетний возраст, семейное положение, болезненное состояние, отсутствие злостности и низменных мотивов также влияют на снижение меры наказания4.
1 Архив Московского городского суда 1955 г., дело № 2-52.
2 И. Д. Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву М., 1955, стр. 186.
3 Архив Верховного Суда РСФСР 1954 г., дело № 5-Д4-пр-382.
4 См. дело Соловьева и Медведева (М. М. Исаев. Вопросы уголовного права и уголовного процесса в судебной практике Верховного Суда СССР, М., 1948, стр. 107).
374____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
Мы видим, что советский законодатель обеспечивает нашим судам реальную возможность назначения наказания за приготовление и покушение в соответствии с конкретной общественной опасностью деяния и опасностью субъекта. У суда при осуждении за приготовление и покушение имеется право, но не обязанность смягчать наказание.
Необходимо отметить, что из установленного законом правила о преследовании приготовления и покушения как оконченного преступления вытекает также и то, что все правила о снятии судимости, условном осуждении, амнистии, давности полностью распространяются на покушение и приготовление.
Так, сроки давности уголовного преследования и испытательный срок при условном осуждении прерываются, если субъект совершит в течение этих сроков приготовление и покушение на другое преступление (ст.ст. 14, 53 УК РСФСР).
Что касается амнистии, то она распространяется не только на оконченные преступления, предусмотренные в акте амнистии, но и на приготовления к этим преступлениям, а равно и на покушения на эти преступления. Наоборот, если в акте об амнистии указано, что амнистия не распространяется на какие-либо преступления, это означает, что амнистия не распространяется и на соответствующие приготовительные действия и покушения.
Так, Докуев, Магомадов, Фрей и Браун были осуждены. Магомедов по ст. 136 «а» УК РСФСР, а остальные по ст. 19 УК РСФСР и ст. 2 ч. 2 Указа от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан». Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР на основании ст. 4 Указа от 27 марта 1953 г. «Об амнистии» сократила наполовину сроки наказания всем осужденным за исключением Магомадова. На Магомадова, совершившего покушение на умышленное убийство, амнистия в силу ст. 7 Указа от 27 марта 1953 г. не распространялась1.
1 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1954, № 6, стр. 9-10.
Часть!. Уголовное право______________________________________________УТ5_
ДОБРОВОЛЬНЫЙ ОТКАЗ ОТ ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Согласно закону, добровольный отказ от преступления является безусловным основанием устранения ответственности лица за начатое преступление.
Добровольный отказ — это окончательный отказ лица от совершения задуманного им и начатого преступления при наличии сознания возможности причинения преступного ущерба.
Добровольный отказ характеризуется двумя признаками — добровольностью и окончательностью. Отказ признается добровольным, если лицо сознавало возможность успешного выполнения преступного намерения, но отказалось от завершения преступления. Важно установить факт сознания лицом возможности совершения преступления, а не саму эту объективную возможность. Последняя может отсутствовать, но если лицо, не подозревая о невозможности совершения преступления, добровольно отказывается от него — налицо добровольный отказ. Так, добровольно отказавшимся от хищения признается лицо, которое, не зная, что в несгораемом шкаф)' отсутствуют деньги, по собственному побуждению отказывается от хищения, прежде чем начинает взлом сейфа.
Поскольку для добровольного отказа требуется от лица, чтобы оно сознавало возможность успешного совершения преступления, постольку содержание мотивов отказа не влияет на решение вопроса о добровольности отказа. Советское уголовное право не ставит добровольность отказа в зависимость от содержания мотивов1. Опреде-
1 Буржуазные криминалисты пытались конструировать детальнейшие схемы мотивов, по которым априорно определялась бы добровольность отказа Произвольно сужая понятие добровольности, они признавали отказ добровольным лишь при благовидных мотивах — жалость, «проснувшаяся совесть» и т. д. Некоторые буржуазные криминалисты доходили до того, что всякое внешнее воздействие, вплоть до «молящего взгляда» жертвы, расценивали как обстоятельство, исключающее добровольность отказа Другая группа буржуазных криминалистов, ударяясь в другую крайность, вообще отвергала всякое значение мотивов для добровольного отказа Перерыв преступной деятельности самим субъектом, независимо от причин этого, они признают добровольным отказом, Разнобой в теории по столь важному, вопросу, как вопрос о
376____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
ление мотива отказа для советского суда является не самоцелью, а средством определения в спорных случаях того, сознавало или не сознавало лицо возможность успешного совершения преступления.
Бесспорно имеется добровольный отказ, например, в действиях матери, которая, задумав отравить ребенка, приготовила для этой цели яд, но, подойдя к кровати спящей дочери, глубоко раскаивается в своем намерении и немедленно уничтожает яд.
Но добровольный отказ имеется и в действиях лица, которое, боясь ответственности, отказывается от завершения начатого преступления, сознавая полную возможность успешного его выполнения.
Добровольный отказ содержится и в действиях лица, которое отказывается от доведения преступления до конца под воздействием просьб, уговоров или даже угроз жертвы, если эти последние не исключали полностью или не делали маловероятным успех выполнения преступления. Так, некто Брызгалов отказался от совершения изнасилования потому, что женщина начала стыдить его и уговаривать. С полным основанием УКК Верховного Суда РСФСР отменила приговор, которым Брызгалов был осужден за покушение на изнасилование, признав в его действиях добровольный отказ от преступления1 .
Добровольный отказ будет даже и в том случае, когда мотивом его оказывается намерение совершить другое преступление. А. и И. по предварительной договоренности проникли ночью в овощную палатку с целью хищения государственного имущества. В палатке они увидели висящее на гвозде кожаное пальто заведующего палаткой стоимостью в 1330 рублей. Отказавшись от хищения овощей, они похитили пальто. Народный суд осудил их по ст. 19 УК РСФСР и ст. 2 Указа от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» и по ч. 2 ст. 1 Указа от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан»2.
Такая квалификация нам представляется неправильной. Для обвинения в поклонении на хищение социалистического имущества
том, подлежит или не подлежит лицо уголовной ответственности, создает благоприятную почву для произвола буржуазных судов.
1 Определения УКК Верховного Суда РСФСР, ч. II, 1926, стр. 7.
2 Архив Московского городского суда 1954 г., дело № 4-1477.
Часть I. Уголовное право 377
необходимо, чтобы хищение государственного или общественного имущества было прервано по не зависящим от субъектов обстоятельствам. В данном случае А. и И. не совершили хищения государственного имущества не потому, что такое хищение по объективным причинам стало невозможным или затруднительным. Они сознавали возможность успешного окончания хищения государственного имущества, но отказались от хищения, хотя и по весьма низменным мотивам, чтобы похитить более ценное личное имущество. Поэтому по данному делу, на наш взгляд, А. и И. должны были быть осуждены только за хищение личной собственности, а от ответственности за покушение на хищение государственного имущества они должны быть освобождены.
По делу кассира железнодорожной станции Ворохопкиной, которая в 1947 г., в период проведения денежной реформы, изъяла из кассы железнодорожные билеты на сумму 1218 руб., внеся за них собственные деньги, чтобы затем продать билеты на деньги нового образца и присвоить их, Пленум Верховного Суда СССР специально указал: «Независимо от того, является ли добровольный отказ результатом осознанности незаконного характера продажи или результатом опасения за возможную ответственность, этот отказ должен рассматриваться как добровольный отказ от начатого преступления. При этих условиях, согласно ч. 2 ст. 19 УК РСФСР, приготовление к преступлению, выражающееся в изъятии билетов, не может наказываться по закону, предусматривающему ответственность за преступление, хотя и начатое Ворохопкиной, но неоконченное вследствие добровольного отказа»1.
Отсутствует добровольный отказ там, где преступление не было доведено до конца потому, что предмет преступления не обладал нужными субъекту качествами. Пленум Верховного Суда СССР не нашел добровольного отказа в действиях Соловьева и Медведева, которые, намереваясь похитить съестные припасы, открыли дверь вагона, но так как в вагоне оказалась мануфактура, ничего похищать не стали .
Для признания отказа недобровольным не требуется, чтобы внешние обстоятельства полностью исключали возможность совер-
1 М. М. Исаев. Вопросы уголовного права и процесса в практике Верховного Су-Да СССР. М., 1948, стр. 104.
2 Там же, стр. 105-107.
378____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
шения преступления. Достаточно, если они в значительной мере сокращали возможность успешного совершения преступления. Суд правильно не признал добровольного отказа в действиях Т., П. и Ж., которые, вооружившись железными ломиками, по заранее составленному плану подошли к дому, где намечалось произвести ограбление, но от преступления отказались, так как возле дома оказалось слишком много людей'.
Отсутствовал добровольный отказ и в действиях группы лиц, которые, вооружившись и надев маски, ворвались в магазин с целью ограбления, но преступления не совершили, так как заведующая магазином опознала одного из членов шайки и заявила им, что сообщит органам милиции .
В двух последних случаях добровольный отказ отсутствовал не потому, что возможность совершения преступления исключалась полностью, а потому, что по не зависящим от виновных обстоятельствам эта возможность в значительной мере сокращалась и для виновных создавался серьезный риск неудачи.
Таким образом, каковы бы ни были мотивы прекращения преступной деятельности, суд для признания добровольности отказа всегда должен установить, было ли преступление прервано по не зависящим от лица обстоятельствам или лицо, сознавая возможность успешного совершения преступления, отказалось от причинения преступного ущерба.
Вторым признаком добровольного отказа является окончательность отказа. Перерыв в совершении преступления, независимо от причин такого перерыва, если виновный стремился довести преступление до конца через некоторое время, добровольным отказом не является. Отказ признается окончательным, если лицо отказывается от данного начатого им преступления.
Добровольный отказ от преступления возможен до момента наступления преступного результата. На стадии приготовления добровольный отказ имеет форму чистого бездействия: лицо просто не
1 Архив Московского городского суда 1947 г., дело № 213/47.
2 Там же, 1951 г., дело № 2-03.
Часть I. Уголовное право 379
приступает к исполнению преступления. Уничтожения орудий преступления для добровольного отказа не требуется.
Содержание добровольного отказа на стадии исполнения преступления определяется степенью завершенности действий по исполнению. При неоконченном исполнении для добровольного отказа достаточно простого бездействия. При окончании действий по исполнению преступления добровольный отказ возможен лишь в форме активных действий, направленных к предотвращению преступного результата.
В литературе по советскому уголовному праву, в том числе и учебной, вопрос о возможности добровольного отказа на стадии исполнения преступления решается не всегда одинаково. Учебник Общей части советского уголовного права издания 1952 г., например, допускает возможность добровольного отказа при окончании действий исполнения (так называемый «добровольный отказ от оконченного покушения»)1. Авторы учебника для юридических школ В. Д. Меньшагин и 3. А. Вышинская считают, что добровольный отказ возможен лишь на стадии начала исполнения, или, как указывается в этом учебнике, «при несовершенном покушении»".
Понятно, что по столь важному вопросу, как вопрос о том, подлежит или, не подлежит лицо уголовной ответственности, в нашей уголовно-правовой литературе, а тем более в учебниках не может быть двух мнений. Отсутствие единой точки зрения при решении указанного вопроса объясняется неточным определением покушения на преступление. Авторы учебников пишут о добровольном отказе «от покушения», «при покушении». А проф. А. А. Герцензон даже выделяет в самостоятельный вид покушения «добровольно оставленное покушение», противопоставляя его «прерванному» покушению3.
Выше отмечалось, что обязательным признаком покушения является отсутствие преступного результата, который не наступает по не зависящим от лица обстоятельствам. В противоположность этому при добровольном отказе преступный результат не наступает по за-
1 Советское уголовное право. Часть Общая. М., 1952, стр. 285.
2 В. Д. Меньшагин, 3. А. Вышинская. Советское уголовное право. М., 1950, стр. 142.
3 А. А. Герцензон. Уголовное право. Учебное пособие для слушателей ВЮА, 1948, стр. 354-355.
380____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
висящим от данного лица обстоятельствам только потому, что лицо добровольно, сознавая возможность совершения оконченного преступления, навсегда отказывается от его совершения. Для признания поведения лица добровольным отказом суду достаточно установить, что преступление не было прервано по зависящим от лица обстоятельствам. Так, в действиях Селедцева и Корниченко, которые изготовили поддельные печати и бланки с целью совершения побега из места заключения, но затем отказались от задуманного преступления, сознавая возможность успешного его выполнения, Пленум Верховного Суда СССР нашел добровольный отказ на том основании, что суд не установил того, что «побег не был ими осуществлен по причинам, от них не зависящим»1.
Отсюда видно, что понятия покушения и добровольного отказа от преступления — это взаимоисключающие друг друга понятия. Если преступный результат уже не наступил по не зависящим от лица обстоятельствам, налицо покушение. Здесь и речи быть не может о добровольном отказе, как не может быть речи о добровольном отказе при оконченном преступлении, когда преступный результат уже наступил.
Поэтому никак нельзя согласиться с тем, что пишет о добровольном отказе при покушении проф. А. А. Герцензон. Он указывает: «Добровольно оставленным является покушение, прекращенное по воле самого субъекта, который сознает, что мог бы довести покушение до наступления преступного результата» .
Приведенная выдержка наглядно показывает ошибки, допускаемые в некоторых учебниках по советскому уголовному праву по вопросам покушения, с одной стороны, и добровольного отказа — с другой. В них, во-первых, дается неправильное определение покушения, а во-вторых, искажается природа добровольного отказа.
При добровольном отказе субъект отказывается от причинения преступного результата на стадии приготовления или исполнения преступления. Закон, ст. 19 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик, говорит о добровольном отказе лица, намеревавшегося совершить преступление, от его совершения. Отсюда вытекает, что добровольный отказ возможен до того момен-
1 Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР за 1943 г М., 1948, стр 19.
2 А. А. Герцензон. Уголовное право, М., 1948, стр. 354.
Часть I. Уголовное право 381
та, пока не наступает преступный результат. Следовательно, неправильно ставить вопрос так, как он иногда ставится в литературе: возможен ли добровольный отказ «от оконченного покушения» или он может иметь место только «при неоконченном покушении»? На оба эти вопроса должен последовать отрицательный ответ: добровольный отказ «от покушения», независимо от того, окончено оно или нет, невозможен.
Добровольный отказ от преступления возможен на любой из двух стадий развития умышленного преступления — приготовления и наполнения преступления. Степень завершенности действия по наполнению преступления не влияет на вопрос о возможности добровольного отказа от преступления. Важно, чтобы преступный результат не наступил. Субъект может отказаться от причинения преступного результата и на стадии начала исполнения, и на стадии окончания действий по исполнению преступления.
Добровольный отказ от преступления на стадии окончания действий по исполнению преступления встречается редко, но вполне возможен. Он может иметь место при тех сравнительно немногочисленных преступлениях, где преступный результат не наступает сразу же за действиями исполнения, когда некоторое время продолжается развитие причинной связи. Например, при убийстве путем отравления заведомо медленно действующим ядом, поджога дома и т. п. действия лица по исполнению преступления заканчиваются, но развитие причинной связи вовне еще продолжается. Преступный результат здесь наступает лишь через определенный более или менее продолжительный промежуток времени. Если за это время лицо добровольно предотвращает наступление преступного результата, оно не должно нести ответственности за покушение на преступление'.
Примером добровольного отказа от убийства путем предотвращения преступного результата может служить случай убийства посредством утопления: А. бросает Б. в реку, но едва последний попа-
Напротив, при хищении, взяточничестве, дезертирстве и большинстве иных умышленных преступлениях преступный результат наступает сразу вслед за окончанием действия субъекта по исполнению преступления. Поэтому при этих преступлениях не может ставиться вопрос о добровольном отказе путем предотвращения преступного ущерба Здесь добровольный отказ может иметь место лишь на стадии неоконченного исполнения преступления.
382____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
дает в воду и начинает тонуть, А., раскаявшись в совершенном, добровольно бросается в реку и спасает Б, Или В. поджигает из мести дом своего соседа, но как только вспыхивает пламя, он добровольно гасит его, так что сожженными оказываются несколько сантиметров кровли. Или, наконец, лицо с целью убийства дает жертве заведомо медленно действующий яд, а затем по собственному побуждению использует время действия яда для дачи противоядия и спасения таким образом жертвы.
В деле Т. К. (стр. 54) смерть жертвы от отравления наркотиками наступила лишь на третьи сутки после принятия яда. Виновная, как установлено судом, была наркоманом и хорошо знала свойства наркотических веществ. На протяжении трех суток наркотического сна жертвы она систематически проверяла, жив ли ее супруг, и правильно определила момент смерти. Если бы во время сна жертвы виновная по добровольному побуждению приняла бы меры, приведшие к спасению К. (спасение К., как указывалось в приговоре, было вполне возможно до самого последнего момента), ее нельзя было бы судить за покушение на убийство, как добровольно отказавшуюся от преступления. Т. К. отвечала бы лишь за фактически нанесенный вред здоровью жертвы, если бы такой вред имел место.
В этих случаях добровольного предотвращения преступного результата последний не наступает по зависящим от лица обстоятельствам. При покушении же, как известно, преступный результат не наступает по не зависящим от лица обстоятельствам. Поэтому при добровольном отказе лицо не может отвечать за покушение на преступление.
Степень завершенности действий по исполнению преступления влияет лишь на форму поведения лица при добровольном отказе. 1 Лицо, добровольно отказавшееся от преступления на стадии начала исполнения, ликвидирует необходимость наступления преступного результата путем бездействия тем, что не завершает начатые действия исполнения. Если же лицо добровольно отказывается от преступления на стадии окончания действий исполнения, когда действия лица окончены, но для наступления преступного результата нужны еще другие объективные обстоятельства, например время, субъект не может отказаться от преступления путем простого бездействия. Он должен ввести в процесс развития причинности дополнительные
Часть I. Уголовное право_____________________________________383
факторы, которые ликвидируют созданную действиями исполнения необходимость наступления преступного результата.
В случаях добровольного отказа на стадии окончания действий исполнения, так же, как и в случаях добровольного отказа от преступления на стадии начала исполнения, причиной ненаступления преступного результата оказываются добровольные действия субъекта1.
Проф. М. Д. Шаргородский считает, что добровольный отказ не может иметь место во всех случаях, когда лицом были окончены действия по исполнению преступления2.
По существу такой же точки зрения придерживается и Н. Д. Дурманов, хотя он и причисляет себя к числу тех криминалистов, которые считают возможным добровольный отказ при оконченном покушении. Оконченным покушением, при котором Н. Д. Дурманов допускает добровольный отказ, он признает только по-ставление яда перед жертвой и оставление горящей плиты для поджога. В действительности эти действия являются не началом самого лишения жизни или повреждения имущества, то есть не действиями по исполнению преступления, образующими покушение, а созданием условий, то есть приготовлением к преступлению. Для совершения преступления в этих случаях нужно еще, чтобы жертва приняла яд, а огонь вошел в соприкосновение с какими-либо предметами. Без этого названные действия никогда не смогут причинить преступный результат.
В случаях же подлинного окончания действия по исполнению преступления, нанесении удара или принятии потерпевшим яда — при покушении на убийство, либо в случае, когда пожар уже начался, Н. Д. Дурманов исключает возможность добровольного отказа. Он предлагает наказывать соответственно за покушение на убийство или на истребление имущества лицо, которое после первого нанесенного им удара превращает избиение жертвы и тем предотвращает
1 Все новые УК стран народной демократии признают добровольный отказ как в форме незавершения преступления, так и в форме добровольного предотвращения преступного результата
М. Шаргородский. Вопросы общей части уголовного права. Л., 1955, стр. 132.
384____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
убийство, а также лицо, которое поджигает дом, а затем гасит пожар, когда сгорело лишь несколько сантиметров крыши1.
Нетрудно заметить, в какое противоречие при этом впадает автор. С одной стороны, он видит покушение лишь там, где преступный результат не наступает по не зависящим от лица обстоятельствам; с другой стороны, в приведенных случаях преступный результат не наступает именно по причинам, зависящим от лица. Будучи последовательным, Н. Д. Дурманов должен был бы признать, что и в этих случаях отсутствует покушение на преступление.
Не может опровергнуть защищаемой нами точки зрения и тот аргумент, что в случаях оконченного исполнения субъект сделал все для наступления преступного результата. Зато и для предотвращения преступного результата такому лицу нужно сделать тоже все возможное. А это связано часто с большими трудностями, требует от лица больших усилий, оперативности и находчивости.
Добровольный отказ от преступления на стадии окончания действий исполнения нельзя смешивать с так называемым «деятельным раскаянием», когда лицо, совершив покушение на преступление, или даже оконченное преступление, пытается затем загладить причиненный вред. Например, субъект после покушения на убийство пытается оказать помощь в лечении потерпевшего, вор добровольно возвращает похищенные вещи собственнику и т. д. Все эти действия суд учитывает при назначении наказания как смягчающие ответственность обстоятельства и может даже вовсе освободить субъекта от наказания на основании ст. 8 УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных республик. Однако добровольным отказом эти действия ни в коей мере признать нельзя.
Для иллюстрации изложенных положений приведем несколько примеров из судебной практики.
Некто Т. с целью убийства ударил несколько раз топором по голове спящую Г. На крик потерпевшей сбежались соседи и воспрепятствовали доведению преступного замысла Т. да конца. Вид окровавленной Г. разжалобил Т. и он по собственному побуждению вызвал по телефону врача с тем, чтобы тот оказал Г. необходимую
1 Н. Д Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву. М., 1955, стр. 200-202
Часть I. Уголовное право 385
медицинскую помощь. Врач немедленно приехал и сделал Г. перевязку.
Народный суд осудил Т. по ст. 19-136 п. «а» УК РСФСР за покушение на убийство из низменных побуждений. На приговор суда адвокат принес кассационную жалобу, считая приговор неправильным и полагая, что в действиях Т. содержится добровольный отказ от убийства, вследствие чего Т., по мнению адвоката, должен отвечать только за фактически причиненные последствия, то есть по ст. 143 ч. 1 за причинение легкого телесного повреждения, соединенного с расстройством здоровья.
Судебная коллегия Московского городского суда с полным основанием отвергла доводы, приведенные в кассационной жалобе, и оставила приговор народного суда в силе1.
В настоящем деле добровольный отказ исключается, потому что Т. совершил покушение на убийство. Преступный результат — смерть потерпевшей,— не наступил по не зависящим от субъекта обстоятельствам. Не помощь врача, вызванного Т., а помощь соседей, прибежавших на крик Т., была причиной незавершения убийства. Попытки Т. загладить вину суд учел, смягчив наказание.
В другом случае В. по договоренности с С. похитил у кассира завода Г., с которым они вместе проживали, ключ от несгораемого шкафа. При помощи этого ключа В. и С. в ту же ночь похитили из кассы 1554 рубля деньгами и документы. Однако по возвращении домой, боясь ответственности, они разбудили Г. и рассказали ему о случившемся, прося помочь найти выход из создавшегося положения. Когда Г. отправился в милицию сообщить о похищении, В. и С, снова проникнув в помещение кассы, положили деньги на прежнее место. При расследовании дела они чистосердечно во всем признались.
Здесь тоже нет добровольного отказа от хищения. Но в отличие от дела Т., добровольный отказ отсутствует потому, что преступный результат — изъятие государственного имущества — уже наступил, преступление было окончено. А при оконченном преступлении добровольного отказа, естественно, быть не может.
Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 11 июня 1948 г. по делу В. и С. указал: то обстоятельство, что они впоследст-
1 Архив народного суда Москворецкого района г. Москвы 1951 г., дело № 51/131.
13 Зак 4470
386____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
вии добровольно возвратили обратно похищенное, не является обстоятельством, влияющим на квалификацию преступления или на вопрос об их виновности, так как в действиях осужденных имеются все признаки законченного состава преступления.
Вместе с тем. учитывая добровольное возвращение похищенного и чистосердечное признание В. и С. своей вины, Пленум счел возможным применить к ним ст. 8 УК РСФСР1.
В третьем случае Харитонов добровольно возвратил стоимость похищенного им имущества, когда ревизия обнаружила недостачу по магазину, которым он заведовал. Железнодорожная коллегия Верховного Суда СССР в определении от 13 мая 1948 г. по этому делу указала: «Внесение стоимости похищенного после обнаружения ревизией недостачи с целью скрыть факт похищения не устраняет ответственности за хищение»2.
Заглаживание вреда учитывается судом как смягчающее ответственность обстоятельство лишь при условии его добровольности. По делу Авдонина и других Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР указала: «Факт возврата похищенного мог служить смягчающим обстоятельством в том случае, если бы похищенное было возвращено непосредственно похитителями до возбуждения о них уголовного дела. Поскольку же похищаемое было обнаружено помимо преступников и вопреки их желанию, это обстоятельство не изменяет характера общественной опасности совершенного ими преступления и поэтому в данном случае не могло бы служить основанием ни для изменения квалификации преступления, ни для изменения наказания. Это обстоятельство может служить поводом для освобождения осужденных от возмещения материальной ответственности по гражданскому иску»3.
Добровольный отказ от преступления на стадии окончания действия исполнения нельзя смешивать с добровольным отказом от повторения посягательства при наличии к тому возможности. При добровольном отказе от повторения посягательства, например, когда лицо после первого неудачного выстрела не производит второго, хотя могло произвести и его, уже первое действие субъекта пред-
1 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1948, вып VI, стр. 11-12
2 Там же, стр. 25.
3 Сборник постановлений Г СССР за 1941 г. М., 1947, стр. 13.
2 Там же, стр 25.
3 Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда
Часть I. Уголовное право 387
ставляет собой покушение на преступление и потому добровольный отказ здесь полностью исключается. Отказ от повторения посягательства учитывается судом лишь как смягчающее ответственность обстоятельство.
Но возвратимся к тем случаям, когда имеется добровольный отказ от совершения начатого преступления. Добровольный отказ является основанием для освобождения лица от ответственности. Лицо здесь подлежит уголовной ответственности только за фактически совершенные им до добровольного отказа действия, при условии, что эти действия содержат самостоятельный состав преступления. Так, лицо, добровольно отказавшееся от хищения, отвечает за умышленное уничтожение чужого имущества, если оно имело место; субъект, добровольно отказавшийся от убийства, отвечает за фактически причиненный вред здоровью и т. д.
По делу Фоминой и Пономаревой Военно-железнодорожная коллегия Верховного Суда СССР в определении от 21 марта 1944 г. указала: «Подготовительные к преступлению действия при наличии последующего добровольного отказа от его совершения не влекут уголовной ответственности как за приготовление к данному преступлению и являются вообще уголовно наказуемыми только в том случае, если сами по себе эти действия содержат самостоятельный состав преступления»1.
Однако в ст. 19 УК РСФСР указание на приведенные правила, к сожалению, отсутствует . Это приводит иногда на практике к неправильному толкованию закона.
Так, М., Г. и другие были осуждены за приготовление к разбою. Осужденные, как было установлено судом, разработали подробный план разбойного нападения на квартиру гр-ки Р., приобрели для устрашения Р. непригодный к стрельбе пистолет системы «Смит-Вессон» и веревки для связывания жертв. Трижды поздно вечером они дежурили у дома Р. с тем, чтобы напасть на Р., когда она выйдет закрывать наружные ставни, связать ее и похитить находящиеся в доме ценности. Преступный замысел не был осуществлен вследст-
1 Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Верховного Суда СССР за 1944 г. М., 1948, стр. 155.
2 Один лишь УК БССР четко устанавливает: «В этом случае (при добровольном отказе — Н. К.) суд определяет меру социальной защиты за фактически совершенное Деяние, если оно само по себе является преступлением» (ст. 23).
388____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
вие задержания одного из членов шайки, что повело к изобличению остальных преступников.
При рассмотрении дела в суде виновные утверждали, что они добровольно отказались от разбоя. Однако Судебная коллегия по уголовным делам Московского городского суда совершенно правильно не усмотрела в действиях подсудимых добровольного отказа и осудила их за приготовление к разбойному нападению по ст. 19 УК и ч. 2 ст. 2 Указа от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан». Вместе с тем нужно отметить, что свое правильное решение коллегия неправильно мотивировала. Коллегия указала: «Доводы о том, что они (то есть подсудимые. — Н.К) добровольно отказались от совершения ограбления квартиры Р., объективно по делу ничем не подтверждены и независимо от этого они по смыслу закона должны нести ответственность за совершенное»1.
Говоря о том, что подсудимые «должны нести ответственность за совершенное», коллегия имела в виду именно приготовление к разбою. Таким образом, она неправильно истолковала ч. 2 ст. 19 УК РСФСР о добровольном отказе, где действительно, неточно указывается, что лицо отвечает за действия, которые фактически были совершены покушавшимся или приготовлявшимся.
В будущих основах уголовного законодательства СССР эта неточность должна быть устранена.
* * *
Самостоятельного рассмотрения заслуживает вопрос о добровольном отказе соучастников — подстрекателей, пособников, исполнителей, членов преступных шаек и других преступных сообществ. При бесспорной практической важности этого вопроса он пока еще мало разработан в нашей уголовно правовой литературе. Очень мало места — всего одну страницу — отводит рассмотрению этого вопроса, в частности, и проф. Н. Д. Дурманов в своей монографии, специально посвященной стадиям преступления (стр. 203).
Совместное совершение преступления несколькими лицами накладывает специфический отпечаток и на добровольный отказ соучастников. Дело в том. что при соучастии каждый из соучастников
1 Архив Московского городского суда 1946 г., дело № 466/46.
Часть!. Уголовное право 389
отвечает не только за свои действия, но и за всю преступную деятельность остальных соучастников (за исключением, разумеется, эксцесса исполнителя). Поэтому добровольный отказ соучастника должен выходить за рамки отказа от лишь непосредственно совершенных данным соучастником преступных действий.
Вопрос о добровольном отказе соучастников тесно связан с содержанием субъективной и особенно объективной стороны деятельности соучастников. Всю преступную деятельность соучастников1 можно условно разделить на две стадии развития. Первая стадия простирается от начала сговора (подстрекательства, принятия плана действия, дачи советов и т. д.) до начала реализации исполнителем или шайкой условий соглашения. На этой стадии непосредственные результаты действий подстрекателей, пособников и членов шайки, а именно совершение исполнителем или шайкой конкретных преступных действий по реализации соглашения, еще не наступают, они только возможны. С началом совершения исполнителем или шайкой конкретных подготовительных действий или действий по исполнению преступления кончается первая и начинается вторая стадия развития преступной деятельности соучастников. На этой второй стадии исполнитель или шайка в целом уже реализуют ту возможность совершения преступления, которая была создана действиями пособников, подстрекателей и членов шайки в момент соглашения участников или организации шайки. Завершается вторая стадия развития преступной деятельности соучастников причинением преступного результата.
На первой стадии развития преступной деятельности соучастников добровольный отказ пособников и подстрекателей должен выражаться, как правило, в активных действиях. Подстрекатель и пособник должны сделать все необходимое, чтобы созданная ими возможность совершения преступления, еще не реализованная исполнителем, была полностью ликвидирована. Так, пособник должен отнять у исполнителя данное им орудие преступления, подстрекатель — отговорить исполнителя от совершения преступления и т. д. Видом добровольного отказа является, в частности, сообщение пособником или подстрекателем органам власти о готовящемся преступлении. Сообщение это должно быть сделано до того, как испол-
1 Речь идет о соучастии в собственном смысле слова и о шайке.
390____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
нитель начнет реализовать план соглашения. Лишь при соблюдении указанного условия пособники и подстрекатели освобождаются от ответственности, если исполнитель все же совершит преступление.
Таким образом, на первой стадии развития преступной деятельности соучастников подстрекатели и пособники не несут ответственности по правилам добровольного отказа, если: а) наполнитель под их влиянием не совершит преступления, или б) исполнитель совершит преступление, но самостоятельно, так что прежние действия подстрекателя и пособника вследствие их добровольного отказа оказываются вне какой-либо связи с совершением преступления.
В редких случаях, но все же возможен на этой стадии добровольный отказ соучастников путем бездействия. Например, когда совершение преступления наполнителем зависит только от соответствующих действий пособника (прихода его на место совершения преступления, передачи соответствующего орудия и т. д.), а он, добровольно отказавшись от преступления, не выполняет этих действий.
На второй стадии развития преступной деятельности соучастников, когда исполнитель частично или полностью реализует созданную действиями подстрекателей и пособников возможность совершения преступления, добровольный отказ подстрекателей и пособников может заключаться только в предотвращении причинения преступного результата. Пособник и подстрекатель должны сообщить органам власти, обратиться за помощью к гражданам или совершить иные действия, необходимые для того, чтобы преступный ущерб правоохраняемым объектам нанесен не был. В отличие от добровольного отказа на первой стадии развития преступной деятельности соучастников, здесь пособник и подстрекатель не отвечают за начатое преступление только в случае предотвращения преступного результата. Неудавшаяся попытка добровольного отказа от преступления рассматривается лишь как смягчающее ответственность обстоятельство.
Рассмотрим положение о добровольном отказе членов шайки.
На первой стадии развития преступной деятельности, когда шайка еще только создается, когда члены шайки принимают план действия и проводят другие организационные мероприятия, вплоть до начала реализации плана совершения преступления, добровольный отказ членов шайки может выражаться в выходе из состава
Часть!. Уголовное право 391
шайки. Если даже выход данного лица из шайки и не помешал совершению преступления остальными членами шайки, лицо, добровольно отказавшееся от участия в шайке, ответственности за это преступление не подлежит.
В том случае, когда участие данного субъекта в шайке выражалось не только в обещании участвовать в совершаемых шайкой преступлениях, но и в приобретении для шайки орудий преступления, даче советов и т. д., тогда добровольный отказ такого лица должен выражаться в полной ликвидации результатов его прежнего участия и шайке. Лицо должно отобрать орудия преступления, направить шайку по неправильному пути, словом, сделать все, чтобы его прежние действия как члена шайки не находились в какой-либо связи с совершенным шайкой преступлением. Если все это сделать уже невозможно, член шайки, желающий добровольно отказаться от совершения преступления, должен другими своими активными действиями предотвратить наступление преступного результата, который желает вызвать шайка. Он должен, например, сообщить работникам милиции или обратиться за помощью к гражданам и т. д. Если все-таки преступный результат от действий шайки наступит, то это лицо отвечает за него на общих основаниях. Неудавшаяся попытка добровольного отказа члена шайки будет учтена судом лишь как смягчающее ответственность обстоятельство.
На второй стадии развития преступной деятельности шайки, когда члены ее переходят к непосредственной реализации преступного плана, когда, например, шайка направляется к месту хищения, приступает ко взлому помещения, а тем более начинает само хищение, становится невозможным добровольный отказ от хищения лишь в форме простого выхода из состава шайки, путем пассивного неучастия в преступлении. В таких случаях результаты участия в шайке и данного лица уже реализуются. Помощь лица в составлении плана, в подготовке преступления и т. д. уже использована шайкой в последующих действиях по реализации преступного плана. Для добровольного отказа члена шайки на такой стадии развития преступной деятельности необходимо, чтобы член шайки своими активными действиями не допустил совершения преступления. При неудаче попыток предотвращения преступления лицо отвечает за него на общих основаниях.
392____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
Так, С, К. и С-н, вооруженные огнестрельным оружием, по предварительной договоренности между собой направились к магазину для совершения хищения. По дороге один из них, С-н, отстал и в хищении не участвовал. Остальные два члена шайки подошли к магазину, но в момент взлома двери магазина были задержаны работниками милиции.
На суде С-н объяснил, что он отстал от остальных членов шайки потому, что не захотел участвовать в хищении. В кассационной жалобе адвокат С-на просил оправдать его подзащитного на том основании, что он добровольно отказался от хищения.
Однако ни одна судебная инстанция, рассматривавшая данное дело, не усмотрела в действиях С-на добровольного отказа от хищения. С-н вместе с остальными членами шайки был осужден за покушение на хищение по ст. 19 УК РСФСР и ст. 2 Указа от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества». Неучастие С-на в хищении было учтено вместе с тем как смягчающее обстоятельство1.
В приведенном примере виновные перешли от организации — шайки к непосредственному осуществлению плана хищения. Как уже указывалось, в этой стадии совершения хищения шайкой члены ее не могут добровольно отказаться от преступления путем пассивного неучастия в преступлении. Результаты прежнего совместного составления плана преступления, приобретения орудий взлома, взаимное подстрекательство и прочие организационные мероприятия уже начали реализовываться шайкой. С субъективной стороны у С-на был умысел на оказание помощи шайке при организации шайки и т. д. и объективно он такую помощь оказал. Значит, С-н и субъективно и объективно связан с действиями остальных членов шайки и потому по общим правилам об ответственности соучастников он должен нести уголовную ответственность за все действия, совершенные шайкой. Для добровольного отказа такой соучастник должен своими активными действиями предотвратить наступление преступного результата. Вот если бы в нашем примере С-н предупредил работников милиции и те задержали членов шайки до начала посягательства на социалистическую собственность, тогда бы эти
1 Архив Московского областного суда 1950 г., дело № 2-03.
Часть I. Уголовное право 393
действия С-на следовало признать добровольным отказом от преступления.
В тех случаях, когда участие субъекта в организации шайки было незначительным и он затем, на стадии исполнения шайкой преступления, добровольно в преступлении не участвовал, такое лицо может быть освобождено от ответственности на основании ст. 8 или примечания к ст. 6 УК РСФСР и соответствующих статей УК других союзных республик.
Специфические черты носит добровольный отказ члена банды. Согласно ст. 593 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик, бандитизм признается оконченным преступлением с момента организации вооруженной банды. Поэтому организация банды или вступление в состав банды дает уже оконченный состав бандитизма. По делу Ш. и других, организовавших банду, но не успевших совершить ни одного из намеченных бандитских нападений, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР в определении от 22 декабря 1947 г. указала: «Подсудимые должны быть признаны виновными не в приготовлении или покушении на бандитизм, а в бандитизме, хотя их преступные цели и не были осуществлены по не зависящим от них обстоятельствам»1.
Добровольный отказ от бандитизма возможен лишь на подготовительной к самому созданию банды стадии, в частности путем добровольного выбытия из организуемой, но еще не организованной банды2. С момента организации банды путь к добровольному отказу членов банды закрыт. Но. безусловно, если член банды сообщит органам власти о готовящемся бандитском нападении и таким путем предотвратит нападение, указанный субъект не может быть признан социально опасным и в связи с этим должен быть вовсе освобожден от ответственности на основании ст. 8 УК РСФСР.
*
Добровольный отказ является безусловным основанием ненаказуемости лица за начатое, но не оконченное преступление. Каковы
1 Судебная практика Верховного Суда СССР, 1947, вып. IV, стр. 22.
2 Вместе с тем и такое лицо, если оно не сообщило органам власти об организации банды, может быть привлечено к ответственности за недоносительство о бандитизме по ст. 5913 УК РСФСР.
394____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
же основания устранения уголовной ответственности лица при добровольном отказе?
Недостаточное внимание, которое до сих пор уделялось в нашей уголовно-правовой литературе этому вопросу, привело к разноречивому и, можно сказать, несколько поверхностному его решению.
Так, проф. А. А. Пионтковский пишет: «Признание добровольного отказа обстоятельством, устраняющим уголовную ответственность за совершенную предварительную преступную деятельность, вызывается следующими соображениями. Во-первых, добровольно оставленное покушение или приготовление указывает на отсутствие общественной опасности лица, совершившего это покушение или приготовление, и на отпадение, вместе с тем, и общественной опасности совершенного приготовления или покушения. Во-вторых, возможность избежать уголовной ответственности, отступив от уже начатого покушения или приготовления, может побудить лицо прекратить уже начатую преступную деятельность. Преступник}7 в этой стадии развития преступной деятельности все еще открыт путь для отступления. Этим создается возможность предотвратить в некоторых случаях совершение преступлений1.
Т. Л. Сергеева считает единственным «основанием для освобождения от наказания лица при его добровольном отказе... создание таким путем возможности предотвращения преступлений. При помощи этого института у лиц, вставших на путь преступной деятельности, создается стимул для того, чтобы своевременно отказаться от ее продолжения»2.
И. И Слуцкий относит добровольный отказ вместе с необходимой обороной и крайней необходимостью к обстоятельствам, исключающим общественную опасность деяния3.
И. С. Тишкевич считает, что так же, как и в случаях, предусмотренных примечанием к ст. 6 УК РСФСР, лицо, добровольно отказавшееся от преступления, лишь формально выполняет состав преступления4.
1 Советское уголовное право. Часть Общая. М., 1952, стр. 283.
2 Г. Л. Сергеева. Вопросы вины и виновности в практике Верховного Суда СССР. М., 1950, стр. 151.
3 И. И. Слуцкий. Обстоятельства, исключающие общественную опасность. Автореферат докторской диссертации. М., 1954, стр. 5.
И. С. Тишкевич. Понятие приготовления и покушения в советском уголовном праве. Автореферат кандидатской диссертации, 1953, стр. 12.
Часть I. Уголовное право 395
Ни одно из приведенных оснований устранения ответственности лица при добровольном отказе не является, на наш взгляд, верным.
Отсутствие общественной опасности лица, уж не говоря о том, что подобный аргумент весьма отдает социологизмом (все буржуазные криминалисты приводили эту ссылку на отпадение при добровольном отказе социальной опасности субъекта), не может быть признан убедительным и по следующим соображениям. Наш закон содержит специальную норму — ст. 8 УК РСФСР и соответствующие статьи УК других союзных республик, согласно которой не применяется наказание к лицам, признанным к моменту расследования или рассмотрения дела в суде не общественно опасными. Но эти статьи применяются лишь к лицам, которые совершили общественно опасное деяние — оконченное преступление, покушение или приготовление. Вопрос о применении или неприменении к таким лицам наказания решает суд, исходя из конкретных обстоятельств дела и, прежде всего, исходя из характеристики лица, его поведения к моменту расследования дела и пр.
Всего этого нет при добровольном отказе. Судебно-следст-венные органы не принимают к своему производству дела, если установлен добровольный отказ от преступления. В случае, когда уголовное дело было возбуждено и при его расследовании был установлен добровольный отказ обвиняемого, дело немедленно прекращается. Суд при установлении указанного факта выносит оправдательный приговор. При этом никакого значения не имеет общественная и служебная характеристика лица. Даже если субъект характеризуется по общественной и служебной линии отрицательно, все равно он при добровольном отказе не подлежит ответственности, так как в отличие от лица, освобождаемого от наказания на основании ст. 8 УК РСФСР, он не совершил общественно опасного, виновного и противоправного деяния.
Нельзя согласиться и со вторым доводом, который приводится в нашей литературе в качестве основания устранения уголовной ответственности лица при добровольном отказе превентивными соображениями законодателя, направленными на стимулирование своевременного отказа от преступления.
Наше социалистическое государство воспитывает советских граждан как активных строителей коммунистического общества, в духе строжайшего соблюдения советских законов. Уголовное зако-
396____________________________Н. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
нодательство в целом и каждая его норма в отдельности тоже содействуют осуществлению этой воспитательной задачи. И хотя в институте добровольного отказа задачи общего и специального предупреждения выражены весьма отчетливо, они не могут рассматриваться как специальные основания устранения ответственности лица, которое добровольно отказалось от преступления.
Если основанием ответственности является наличие в действиях лица состава преступления, то, очевидно, отсутствие состава преступления, а не задачи общей и частной превенции, должно быть основанием для освобождения от ответственности.
Нельзя признать правильным утверждение И. И. Слуцкого, что основания освобождения от ответственности при добровольном отказе аналогичны основаниям освобождения от ответственности лица, действующего в состоянии необходимой обороны или крайней необходимости. Справедливо критикует это утверждение в своей работе проф. Н. Д. Дурманов. Он пишет: «И. И. Слуцкий соединяет в одну группу совершенно несоединяемые понятия. Действия, совершенные в состоянии необходимой обороны и крайней необходимости, общественно полезны от начала до конца. Действия же, выражающиеся в добровольном отказе, представляют собой только прекращение общественно опасной деятельности того же самого лица. Эти действия только погашающие уголовную ответственность за совершение преступления... Добровольно отказавшийся не вносит в общественную жизнь ничего положительного. Он только прекращает свой же собственный общественно опасный проступок»1.
Неверно и приведенное выше мнение И. С. Тишкевича. В действиях лица, добровольно отказавшегося от преступления, нет и формальных признаков преступления. Для состава оконченного преступления не хватает преступного результата, для приготовления и покушения — признака ненаступления преступного результата по не зависящим от субъекта обстоятельствам.
Основанием освобождения от ответственности при добровольном отказе следует считать отпадение в таких случаях вины лица и общественной опасности деяния.
1 Н. Д Дурманов. Стадии совершения преступления по советскому уголовному праву. М., 1955, стр. 192.
Часть I. Уголовное право 397
Добровольным прекращением преступной деятельности или активным предотвращением наступления преступного результата лицо доказывает, что оно не желает более причинения преступного ущерба социалистическим общественным отношениям, что, напротив, оно желает прямо противоположного — ненаступления указанного ущерба.
Добровольный отказ лица от начатого преступления свидетельствует также об отпадении общественной опасности деяния.
До добровольного отказа от преступления лицо создает своими действиями опасность причинения преступного ущерба. Это обстоятельство служило главным аргументом буржуазных криминалистов против Возможности установления, так сказать, «нормальных оснований» освобождения от ответственности лица при добровольном отказе. Они твердили: бывшее невозможно сделать небывшим. Раз опасность правоохраняемым благам уже имела место, значит, никакими последующими действиями ее нельзя ликвидировать. Отсюда поиски «особых» оснований устранения ответственности лица при добровольном отказе в задачах общей и частной превенции.
Между тем, несмотря на внешнюю убедительность приведенных аргументов относительно необратимости событий, они бьют мимо цели.
От чего субъект ни при каких условиях не может добровольно отказаться? От уже совершенного преступления, от уже совершенных приготовительных действий и совершенного покушения, от имевших место, но оказавшихся неудачными подстрекательства или пособничества. Но ведь субъект, добровольно отказавшийся от преступления, не совершает ни одного из этих деяний. Начав преступную деятельность, субъект действительно создает опасность причинения вреда правоохраняемым объектам. Однако лицо привлекается к ответственности не просто за создание опасности, а за совершение определенного уголовно наказуемого деяния: преступления, покушения, приготовления, соучастия. Для ответственности за преступление недостает преступного результата. Для ответственности за приготовление и покушение недостает второго, кроме опасности причинения ущерба, признака— ненаступления преступного результата по не зависящим от лица обстоятельствам. Всего этого еще не было. Вместе с тем опасность же, которую создает субъект, он может ликвидировать путем добровольного отказа.
398____________________________Я. Ф. Кузнецова. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
Следовательно, основаниями устранения ответственности лица, добровольно отказавшегося от совершения преступления, является отпадение как вины этого лица, так и общественной опасности деяния, то есть отсутствие в действиях лица признаков состава преступления.
Идеи, изложенные в работе, воплотились в главе 6 УК РФ (ст. 29-31)
Статья 29. Оконченное и неоконченное преступления
1. Преступление признается оконченным, если в совершенном лицом деянии содержатся все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом.
2. Неоконченным преступлением признаются приготовление к преступлению и покушение на преступление.
3. Уголовная ответственность за неоконченное преступление наступает по статье настоящего Кодекса, предусматривающей ответственность за неоконченное преступление, со ссылкой на статью 30 настоящего Кодекса
Статья 30. Приготовление к преступлению и покушение на преступление
1. Приготовлением к преступлению признаются приискание, изготовление или приспособление лицом средств или орудий совершения преступления, приискание соучастников преступления, сговор на совершение преступления либо иное умышленное создание условий для совершения преступления, если при этом преступление не было доведено до конца по не зависящим от этого лица обстоятельствам.
2. Уголовная ответственность наступает за приготовление только к тяжкому и особо тяжкому преступлениям.
3. Покушением на преступление признаются умышленные действия (бездействие) лица, непосредственно направленные на совершение преступления, если при этом преступление не было доведено до конца по не зависящим от этого лица обстоятельствам.
Часть 1. Уголовное право
399
Статья 31. Добровольный отказ от преступления
1. Добровольным отказом от преступления признается прекращение лицом приготовления к преступлению либо прекращение действий (бездействия), непосредственно направленных на совершение преступления, если лицо осознавало возможность доведения преступления до конца.
2. Лицо не подлежит уголовной ответственности за преступление, если оно добровольно и окончательно отказалось от доведения этого преступления до конца.
3. Лицо, добровольно отказавшееся от доведения преступления до конца, подлежит уголовной ответственности в том случае, если фактически совершенное им деяние содержит иной состав преступления.
4. Организатор преступления и подстрекатель к преступлению не подлежат уголовной ответственности, если эти лица своевременным сообщением органам власти или иными предпринятыми мерами предотвратили доведение преступления исполнителем до конца. Пособник преступления не подлежит уголовной ответственности, если он предпринял все зависящие от него меры, чтобы предотвратить совершение преступления.
5. Если действия организатора или подстрекателя, предусмотренные частью четвертой настоящей статьи, не привели к предотвращению преступления исполнителем, то предпринятые ими меры могут быть признаны судом смягчающими обстоятельствами при назначении наказания.
«все книги «к разделу «содержание Глав: 70 Главы: < 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. 22. 23. >