1.14. Пределы конфиденциальности свиданий адвоката с клиентом

Право на получение квалифицированной юридической помощи, гарантированное ст. 48 Конституции РФ, является одним из важнейших в системе прав и свобод личности. Как уже было отмечено, в гл. 1.6 вступивший в законную силу УПК РФ предоставил подозреваемому, обвиняемому и его защитнику право иметь свидания наедине и конфиденциально, в том числе и до первого допроса (п. 3 ч. 4 ст. 46, п. 9 ч. 4 ст. 47 и п. 1 ч. 1 ст. 53 УПК РФ).

Однако гарантируют ли данные нормы неприкосновенность таких свиданий, да и вообще любых контактов защитника со своим клиентом (по телефону, в общении за пределами помещений и т.п.) от проведения оперативно-розыскных мероприятий, проводимых в порядке, установленном Федеральным законом "Об оперативно-розыскной деятельности"?

Этот крайне актуальный в практике вопрос в актах легального и судебного толкования не рассматривался. В научных работах по данному вопросу высказывались отдельные суждения. Так, авторы одного из комментариев УПК РФ констатируют, что "из требования закона о создании условий конфиденциальности переговоров обвиняемого со своим защитником вытекает запрет проводить оперативно-розыскные мероприятия технического или иного характера в целях получения информации о содержании таких контрактов48.

Мы имеем иную позицию по данному вопросу и уже высказывали ее в научной литературе49. По нашему мнению, субъекты расследования вправе назначать и проводить оперативно-розыскные мероприятия в отношении адвоката и его подзащитного, в том числе, и во время их конфиденциальных свиданий. Безусловно, такое возможно только при наличии предусмотренных законодательством оснований и при строгом соблюдении условий, а так же с соблюдением ряда процессуальных ограничений, касающихся, в частности, использования полученной информации.

Попробуем обосновать эту точку зрения на примере следственной практики автора с анализом ситуации с позиций системы норм права.

В одном из городов Сибири была изобличена преступная группа лиц, занимавшаяся закупкой героина, ввезенного контрабандным путем из Таджикистана, с последующей расфасовкой и перевозкой наркотика в другие городах Сибири и Дальнего Востока. В связи со сложностью дела, многоэпизодностью, межрегиональным характером преступной деятельности была создана следственно-оперативная группа в составе работников прокуратуры, УФСБ и МВД. Заинтересованные лица после ареста членов преступной группы делали попытки спрятать укрывшихся преступников, следы преступления, иным образом противодействовать расследованию.

Так, защитник одной из обвиняемых, гр-ки Б. в ходе следствия предпринял целый ряд незаконных способов защиты. Об этом следственной группе стало известно, в том числе, по результатам оперативного эксперимента, проведенного в строгом соответствии с требованиями ст. 6 п. 14, ст.ст. 7, 8, 11 Закона "Об оперативно-розыскной деятельности" и совместной Инструкции "О порядке предоставления результатов ОРД органу дознания, следователю, прокурору или в суд" (утвержденной совместным приказом ФСБ, ФСНП, МВД, ФСО, ФПС, ГТК и СВР России от 13.05.98).

Оперативный эксперимент был проведен на основании постановления начальника оперативно-розыскного подразделения, по поручению руководителя следственно-оперативной группы о проведении ОРМ, направленных на розыск одного из соучастников преступлений - г-на Таджикистана Х. Была получена и санкция суда на проведение данного вида ОРМ. В ходе его проведения оперуполномоченными были получены данные о том, что находящаяся под арестом обвиняемая Б. знает о конкретном местонахождении и укрывает Х. (своего сожителя), обвиняемого в особо тяжком преступлении. Так по делу появились основания к проведению эксперимента согласно ч. 8 ст. 8 Закона "Об ОРД", т.е. с целью выявления лица, совершившего тяжкое преступление.

Смысл эксперимента заключался в создании для обвиняемой специфической негласной, но полностью контролируемой обстановки, через умелое использование которой оперативникам удалось бы узнать местонахождение разыскиваемого Х. На основании ч. 3 ст. 6 Закона "Об ОРД" в качестве одного из технических средств при проведении эксперимента применялась негласная аудиозапись (НАЗ).

Мы не вправе разглашать более подробно все вопросы организации и тактики данного ОРМ, поскольку законом они отнесены к государственной тайне. Можем лишь заверить, что все было организовано в точном соответствии с Законом "Об ОРД", названной Инструкцией, секретными приказами а также широко распространенными комментариями научного и методического характера50.

Цель эксперимента была достигнута, обвиняемая проговорилась о месте пребывания своего сожителя-соучастника, ее слова были записаны на диктофон, и скрывавшийся Х. на следующий же день был задержан и изобличен. В соответствии с п. 18 названной Инструкции, по материалам НАЗ были подготовлены письменные стенограммы, в точности соответствующие нескольким фонограммам, записанным на аудиокассете. Все материалы были процессуально оформлены в полном соответствии с требованиями уголовно-процессуального закона, законодательства об ОРД и названной инструкции и поступили для приобщения к материалам уголовного дела.

Однако, в качестве одного из побочных результатов оперативного эксперимента на диктофон, кроме прочих бесед, оказался записанным и разговор арестованной Б. со своим защитником.

Из разговора стало известно, что адвокат принимал меры, чтобы разыскиваемый Х. не был найден и ушел от уголовной ответственности. Адвокат поговорил с одним из свидетелей, чтобы тот предупредил Х. о необходимости скрыться. Со слов адвоката: " Чем быстрее его поймают, тем быстрее все дело осложнится еще не известно, что Х. начнет по этому поводу рассказывать ".

Кроме того, адвокат, зная о ранее данных признательных показаниях своей подзащитной, давал ей конкретные указания о том, что из известной ему и ей правды можно говорить на следствии, а что нельзя. К примеру, С. говорил следующее: " чем меньше будешь говорить, чем меньше будешь признавать, тем легче будет на суде"; " главное запомни одно: о том, что там был героин, ты узнала после того как отдала. На тот момент, когда ты таскала пакет, ты не знала, что там лежит". Безусловно, каждый защитник знает: "Как не велико искушение, адвокат не имеет права принимать за клиента решение о том, признавать ему свою вину или нет"51.

Недобросовестный защитник этого искушения не избежал и, убеждая свою арестованную, ссылался на свой опыт и знания в оперативно-розыскной работе, поскольку сам ранее работал оперуполномоченным. Он рассказал ей о некоторых негласных средствах, источниках и методах оперативно-розыскной деятельности, об организации и тактике проведения ОРМ в СИЗО с тем, чтобы его подзащитная была "во всеоружии" против закона. Здесь же он обещал арестованной "нужные" ей встречи в следственном изоляторе, т.е. с ее же сообщниками, говорил, что сам может передавать им информацию записками и иными способами52. Но не только эти данные - результаты ОРМ, подтверждали незаконные способы защиты. В ходе следствия тот свидетель, через которого адвокат пытался укрыть разыскиваемого Х., в своих показаниях подтвердил результаты оперативного эксперимента. В дальнейшем подзащитная Б., огорченная тем, что ее защитник взял с нее деньги, а после этого ни разу не явился на свидания и полтора месяца срывал следственные действия, письменно отказалась от его услуг и наняла другого адвоката. А в присутствии последнего на допросе она полностью подтвердила содержание того разговора.

Эти и ряд других обстоятельств послужили основанием для внесения прокуратурой представления в адрес соответствующего Президиума коллегии адвокатов о нарушении требований ст. 51 УПК РСФСР (ст.ст. 49 и 53 действующего УПК РФ), незаконном противодействии расследованию. В представлении были перечислены допущенные адвокатом нарушения закона, предлагалось возбудить дело о дисциплинарной ответственности в отношении С. и решить вопрос об исключении его из коллегии.

В ответе на представление Коллегия приняла решение объявить адвокату С. выговор. При этом в соответствующем приказе акцент в большей степени был сделан на срыве им следственных действий по делу и предоставлении подзащитному необоснованных гарантий.

У адвоката представление вызвало "праведный гнев". Он направил жалобы по всем инстанциям: в районный суд, в Генеральную прокуратуру и в ФСБ России. Однако при первом же обсуждении жалобы в суде, услышав аргументированные доводы прокуратуры, жалобу он тут же отозвал. Результат рассмотрения остальных жалоб так же был не в его пользу. И Генеральная прокуратура РФ, и ФСБ РФ в удовлетворении жалоб защитнику отказали.

Однако в адрес прокуратуры из Гильдии Российских адвокатов поступило заключение одного из авторитетных ученых. Автор заключения сделал категоричный вывод о том, что действия прокуратуры, следователей и оперативников являются незаконными и грубо нарушают право на защиту. Основная мысль автора - общий вывод о том, что защитник обладает безусловным иммунитетом от проведения ОРМ в отношении него в общении с подследственным. Проще говоря, адвокат наедине с подзащитным имеет права на любые, в том числе и незаконные деяния, а правоохранительные органы ни то, что пресечь, но даже узнать об этом не вправе. А потому "пострадавшего" адвоката следует не только освободить от дисциплинарного взыскания, но и предложить ему жаловаться во все инстанции и требовать возмещения причиненного ему морального вреда. Наказать же, автор заключения, потребовал руководителя следственной группы, всех следователей и оперативников, имевших отношение к эксперименту, а так же надзирающего прокурора, для чего Гильдия так же обратилась в Генеральную прокуратуру РФ.

С подачи Гильдии адвокатов "наказать виновных" гневно потребовала газета "Юридический вестник" (№ 16, август, 2000). Не потрудившись ознакомиться ни с делом, ни с соответствующим законодательством, автор статьи с пафосом гонимого правозащитника обвинила правоохранительные органы в должностных злоупотреблениях, "профессиональной беспомощности" и враждебности правовому государству.

Оба наши оппонента сослались на международные правовые акты, такие, как нормативные акты ООН: "Минимальные стандартные правила обращения с заключенными"53 и "Свод принципов защиты всех лиц, подвергаемых задержанию"54, а в их подтверждение - на российский закон "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений"55, где в ч. 2 ст. 18 установлен запрет для сотрудников места содержания под стражей слышать беседу заключенного с защитником.

Но, во-первых: запрещено именно этим сотрудникам, но не всем субъектам оперативно-розыскной деятельности. Во-вторых: вышеперечисленные правовые акты не гарантируют полной конфиденциальности бесед адвоката с клиентом. Если цитировать полнее (а не выборочно, как это делает автор вышеупомянутого заключения) упомянутый им "Свод принципов", то в п. 3 принципа 18, содержатся 3 основания для ограничения конфиденциальности: 1. Перечень исключительных обстоятельств определяется законом или установленными в соответствии с законом правилами; 2. Когда это необходимо для поддержания безопасности и порядка; 3. Решение судебного или иного органа. По настоящему уголовному делу все три условия соблюдены.

Кроме того, действующая Конституция РФ предусматривает возможность ограничения прав и свобод человека Федеральным законом в целях защиты прав и свобод человека, безопасности общества и государства. ФЗ "Об оперативно-розыскной деятельности" как раз и является таким законом. А он дает право на проведение ОРМ при наличии оснований и соблюдении условий (ст. 7-9 Закона "Об ОРД"). Причем прямых ограничений для их проведения, таких, какие имеются в отношении судей, прокуроров, дипломатических работников и др., в отношении адвокатов Федеральным законом не предусмотрены.

Новый закон об адвокатуре, как и другие нормативные акты, не дает четкого определения конфиденциальности. Пределы объема этого понятия можно уяснить, исходя из анализа некоторых положений этого нормативно-правового акта. Так, с целью обеспечения адвокатской тайны, закон не предусматривает иммунитета адвоката, полного запрета проведения соответствующих ОРМ и следственных действий. Отмечается лишь то, что их проведение в отношении адвоката (в том числе в жилых и служебных помещениях, используемых им для осуществления адвокатской деятельности) допускается только на основании судебного решения (ч. 3 ст. 8 Закона об адвокатуре).

То есть, даже такие ОРМ, проведение которых, согласно закону "Об ОРД", допускается и без судебного решения (оперативное наблюдение, оперативное обследование нежилых помещений, оперативный эксперимент и др.) в отношении адвокатов допускается только с санкции суда. Но каких-то иных условий, а тем более запрета на проведение ОРМ, законодатель не предусмотрел.

Что касается оценки полученных таким образом сведений, то закон об адвокатуре установил важное ограничение, указав, что полученные в ходе таких ОРМ и следственных действий сведения, предметы и документы могут быть использованы в качестве доказательств обвинения только в тех случаях, когда они не входят в производство адвоката по делам его доверителей (ч. 3 ст. 8 Закона об адвокатуре).

Однако и это важное ограничение не распространяется на орудия преступления, а так же на предметы, которые запрещены к обращению или оборот которых ограничен (абзац 2 п. 3 ст. 8 Закона). Таким образом, законодатель ясно дает понять, что, защищая адвокатскую тайну, конфиденциальность свиданий с доверителем, он не гарантирует защитнику безнаказанности за совершение правонарушений и нарушений профессиональной этики.

Автор упомянутого заключения ссылался, в том числе, на Определение Конституционного Суда РФ от 6 июля 2000 г. № 128-О по жалобе гражданина Паршуткина В.В. на нарушение его конституционных прав и свобод п.1 ч.2 ст. 72 УПК РСФСР, а так же на ст. 15 и 16 Положения об адвокатуре РСФСР56. В Определении, в частности, указано, что "гарантии конфиденциальности отношений адвоката с клиентом являются необходимой составляющей права на получение квалифицированной юридической помощи"57.

Но опять-таки не стоило бы оппоненту расширять содержание термина "конфиденциальность" до полной неприкосновенности адвокатов. Ведь в Определении этим термином обозначается прямо указанный в Законе свидетельский иммунитет защитника в отношении обстоятельств, которые ему стали известны в связи с исполнением им обязанностей защитника.

В условиях, когда легальное толкование термина "конфиденциальность" отсутствует, обратимся к доктринальному, научному толкованию данного термина. М.Ю. Барщевский в наиболее общем виде правило конфиденциальности формулирует следующим образом: адвокат должен держать в тайне всю информацию, касающихся обстоятельств и фактов, сообщенных ему клиентом или ставших известными адвокату в связи с выполнением поручения пока не будет на то определенно и однозначно уполномочен клиентом, а так же если это потребуется на основании закона или разрешено (предусмотрено) Правилами профессиональной этики58.

М.С. Строгович, к вопросу об адвокатской тайне отмечал, что обвиняемому и его близким, пользующимся помощью адвоката-защитника, необходимо гарантировать возможность свободно говорить защитнику все, что они считают нужным, без опасения, что сказанное будет обращено во вред обвиняемому59. Д.П. Ватман обращает внимание, что это процессуальное правило (адвокатская тайна) относится, прежде всего, к самим адвокатам60.

Во всех мнениях, на наш взгляд, подчеркивается значение конфиденциальности как обязанности, прежде всего, адвоката о неразглашении получаемых им сведений.

Итак, по смыслу и в своей совокупности, вышеприведенное международное и отечественное законодательство, научная общественность под принципом конфиденциальности понимает гарантии реализации человеком его права на защиту, а не гарантии безнаказанности защитника при совершении им противоправных деяний.

В русском языке термин "конфиденциальный" означает: "секретный, доверительный"61. Если обратиться к вышеуказанному Определению от 6.07.00 № 128-О по жалобе гражданина Паршуткина В.В., то, как представляется, Конституционный Суд РФ констатирует значение конфиденциальности отношений адвоката с клиентом как гарантию конституционных прав на неприкосновенность частной жизни, на квалифицированную юридическую помощь, на защиту. Следовательно, конфиденциальность отношений юридического советника и доверителя можно определить, как такое состояние защищенности информации, при которой последний "может свободно сообщать адвокату сведения, которые не сообщил бы другим лицам" в целях защиты своих прав и интересов. Пункт 3 абзаца 3 Определения указывает, что конфиденциальность является гарантией "того, что информация о частной жизни, конфиденциально доверенная лицом в целях собственной защиты только адвокату, не будет вопреки воле этого лица использована в иных целях, в том числе как свидетельство против него самого". Тем самым, по существу очерчивается круг сведений, не подлежащих огласке - частная жизнь клиента, его личная, семейная и иная охраняемая законом тайна. Встает вопрос: "А является ли сферой частных интересов информация, касающаяся уголовно-наказуемых деяний?" Конституционный Суд РФ в пункте 7 абзаца 3 Определения от 14 июля 1998 г. № 86-О по делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального закона "Об оперативно-розыскной деятельности" по жалобе гражданки И.Г. Черновой указал: "Преступное деяние не относится к сфере частной жизни лица, сведения о которой не допускается собирать, хранить, использовать и распространять без его согласия, а потому проведение таких оперативно-розыскных мероприятий не может рассматриваться как нарушение конституционных прав". Тем самым выявляется очень важная характеристика конфиденциальной информации - непринадлежность к совершению преступления.

Мы согласны с нашими оппонентами в том, что бесспорным нарушением закона было бы использование признания обвиняемого своему защитнику наедине, как доказательства его же вины. Уверен, любой суд исключит такое "доказательство", как не отвечающее требованиям допустимости. Но в нашем примере прокуратура по результатам расследования и не стала оценивать полученные данные ОРМ, как доказательства вины обвиняемой гр-ки Б. В представлении о наказании адвоката речь шла лишь о достаточности этих сведений для решения вопроса о дисциплинарной ответственности адвоката, что не противоречит ни одному из отечественных и международных правовых актов.

К тому же, не только результаты ОРМ, но и допросы очевидцев прямо указывали на те же незаконные действия адвоката С. А уж они-то, без сомнения, допустимы и процессуально и дисциплинарно. Об этом автор вышеупомянутого заключения умолчал, так же, как не дал оценку и нарушениям адвокатской этики (срыв следственных действий, предоставление клиенту необоснованных гарантий и т.д.).

1. Также в своих выводах оппоненты утверждают, что данное ОРМ незаконно уже потому, что не являлось оперативным экспериментом. Якобы, аудиозапись разговора адвоката с подзащитным не указана в перечне ОРМ статьи 6 Закона "Об ОРД". Однако для таких поспешных выводов необходимо, прежде всего, знать все обстоятельства проведения эксперимента, а, кроме того, не следует подменять понятия "вид ОРМ" (оперативный эксперимент в п. 14 ч. 1 ст. 6 ФЗ "Об ОРД") и средство для проведения ОРМ (аудиозапись, указанная в ч.3 ст. 6 этого Закона).

2. Изложенное позволяет сделать некоторые выводы и обобщения:

3. 1. При наличии и соблюдении предусмотренных законом "Об ОРД", уголовно-процессуальным законом оснований и условий, оперативно-розыскные мероприятия, а так же следственные действия (например, контроль и запись переговоров (ст. 186 УПК РФ) могут проводиться в отношении подозреваемых (обвиняемых), даже если в рамках этих мероприятий субъектам их проведения становятся известны содержание бесед подозреваемого (обвиняемого) со своим защитником.

4. 2. Проведение таких мероприятий с соблюдением требований закона не нарушает гарантий конфиденциальности взаимоотношений адвоката со своим подзащитным, установленных законодательством РФ и международными правовыми нормами. Гарантии конфиденциальности свидания подозреваемого (обвиняемого) со своим защитником не следует приравнивать к запретам в проведении ОРМ в отношении отдельных категорий лиц. Такие запреты прямо установлены федеральными законами, и в отношении адвокатов их нет. Имеется лишь одно условие для проведения таких ОРМ - наличие судебного решения.

5. 3. Данные, полученные в ходе названных ОРМ и следственных действий, не могут быть использованы в качестве доказательства вины подозреваемого (обвиняемого), в отношении которого производилось ОРМ. Однако они могут быть использованы как доказательства по уголовным делам в отношении других лиц, но только таким образом, чтобы не ухудшить положения лица, сообщившего эти сведения своему защитнику.

4. Эти данные, если в них содержатся признаки противоправной деятельности защитника, так же могут служить основанием лишения статуса адвоката, решение о котором принимается советом адвокатской палаты по заключению ее квалификационной комиссии.

5. Кроме того, в случае совершения защитником в ходе свидания уголовно-наказуемых деяний, указанные результаты ОРМ и следственных действий могут служить поводом к возбуждению уголовного дела в отношении адвоката и в дальнейшем, надлежащим образом легализованные, выступать в качестве доказательств по делу.

Безусловно, наша позиция не является бесспорной. Многим она может показаться необъективной, "обвинительной".Между тем, нам бы не хотелось, чтобы авторские тезисы вопреки элементарным законам логики кем-то необоснованно расширялись. В некорректной дискуссии принято расширять тезис оппонента, чтобы затем легче и эффектнее можно было его опровергнуть.

Предугадывая некорректные выпады, хотелось бы отметить, что мы не выступаем за насаждение в стране полицейского государства, за "массовое неконтролируемое подслушивание и подглядывание, беспредел спецслужб, пытки и туберкулез в СИЗО, гонения на адвокатуру". Мы так же как, например, И.Л. Петрухин категорически против приоритета интересов борьбы с преступностью над презумпцией невиновности62. Ни один трезво мыслящий юрист не будет отрицать необходимость оставления за стороной защиты определенных привилегий по отношению к стороне обвинения, составляющих favor defensionis (благоприятствование защите).

В данной части исследования мы лишь приходим к выводу о том, что анализ совокупности правовых норм позволяет говорить о законности проведения ОРМ в отношении адвокатов и их подзащитных. Пусть при наличии определенных, достаточно веских оснований и условий, при соблюдении ограничений, однако позволяет. Мы пока не оцениваем полученные выводы с позиции: хорошо - плохо, разумно - не разумно, этично - неэтично. Мы лишь обосновываем соответствие наших выводов критериям законности.

В последующей части исследования, когда мы обратимся к анализу мер нейтрализации незаконной деятельности адвокатов, мы рассмотрим, в том числе, и вопрос о нравственной допустимости тех или иных мер, реализуемых стороной обвинения. Эти меры, на наш взгляд, должны отвечать не только требованиям законности, но и этики. И здесь нет попытки автора противопоставить закон и этику, признать, что одно другому противоречит. Ведь и законодатель в ст. 17 УПК РФ говорит о необходимости оценки доказательств под руководством закона и совести. Правоприменитель, в данном случае следователь, дознаватель, прокурор, должен подбирать те или иные средства и методы нейтрализации, исходя из жестких критериев законности. Но и отобранные таким образом средства и методы должны быть тщательно взвешены на весах профессиональной этики следователя и одобрены судом его человеческой совести.