5. Международная судебная практика

Международная судебная практика довольно четко придерживается того положения, что договор устанавливает правоотношения только между участниками. Относительно того, что договор не создает прав для третьих государств, можно сослаться на ряд судебных решений, из которых видно, что такое право не может возникнуть, если оно прямо не предусмотрено договором. Только участники обретают права по договору. В деле об о. Клипертон арбитр определил, что Мексика не может предъявлять претензию Франции на основе Берлинского акта 1885 г., в частности, на том основании, что она не была в числе подписавших Акт*(681). В деле о лесах Центральных Родопов арбитр определил, что поскольку Греция не является участницей "Константинопольского договора, то она не имеет юридических оснований предъявлять претензии, базирующиеся на соответствующих положениях этого Договора"*(682).

В своем решении по делу о германо-австрийском таможенном союзе Палата международного правосудия определила, что, поскольку Испания не является стороной в Версальском договоре, она не может на него ссылаться*(683).

Общее положение по рассматриваемому вопросу было сформулировано в особом мнении судьи Дрейфуса по делу о Свободных зонах следующим образом: "Сама структура международно-правовой системы демонстрирует, что при отсутствии специальной нормы, отменяющей общие принципы, право третьего государства требовать выполнения выгодных для него положений может возникнуть лишь в силу соглашения между договаривающимися сторонами - с одной стороны и третьим государством - с другой"*(684).

В силу суверенного права государств решать путем взаимного соглашения дела, относящиеся к их компетенции, третьи государства, для которых такое соглашение является res inter alios acta, не вправе вмешиваться в процесс его заключения и осуществления. При рассмотрении Международным Судом пограничного спора между Буркина-Фасо и Мали представители Мали утверждали, что речь идет о границе, которая доходит до границы Нигера. Поэтому Суд не может определить между ними границу без участия Нигера. Суд отверг этот аргумент и определил: "Стороны могут в любое время заключить соглашение об определении их границы и соглашение такого рода, будучи обязательным для них в силу принципа pacta sunt servanda, не может быть причиной протеста (would be not opposable) со стороны Нигера"*(685).

Для того чтобы договор порождал права и обязательства для государства, его статус участника должен быть четко оформлен. При рассмотрении Постоянной палатой международного правосудия дела о некоторых германских интересах в польской Верхней Силезии Польша претендовала на некоторые права в отношении Германии на основе конвенции о перемирии 1918 г. и протокола Спа 1920 г. Ни в одном из них она не участвовала. Польский представитель утверждал, что его страна молчаливо присоединилась к обоим актам в результате своего поведения и что заявления о признании Польши де-юре, сделанные союзными державами и Германией в период мирных переговоров, сделали Польшу стороной, имеющей право на выгоды, вытекающие из соглашения о перемирии. Это мнение было поддержано лишь одним судьей - лордом Финли.

Большинство судей отклонило польскую аргументацию, указав, что ни один из упомянутых актов не содержит условий о праве присоединения к нему и что такое право не может предполагаться. Палата определила, что "договор создает право только между государствами, являющимися в нем сторонами; в случае сомнения никакие права не могут быть выведены из него в пользу третьих государств"*(686).

Аналогичной позиции придерживается и Международный Суд. В решении по делу о Юго-Западной Африке 1966 г. Суд определил: "Не будучи сторонами в актах о мандате, они могут получить на их основе лишь такие права, какие недвусмысленно ими предусмотрены, прямо или с необходимостью подразумеваются"*(687).

Вопрос о значении для третьих государств общего многостороннего договора обстоятельно обсуждался Международным Судом при рассмотрении в 1969 г. дела о континентальном шельфе Северного моря*(688). Дания и Нидерланды утверждали, что положения Женевской конвенции о континентальном шельфе обязательны для не участвующей в ней Германии в качестве обычных норм общего международного права. Отметив, что Конвенция не обязательна для Германии как договор, они считали, что Конвенция или установленный ею режим стал обязательным для Германии иным путем. В результате поведения, официальных заявлений и других действий Германия в одностороннем порядке приняла обязательства по Конвенции или признала ее в качестве общеприменимой.

Суд счел, что "только совершенно определенный и очень последовательный курс поведения государства в положении Федеративной Республики может оправдать поддержку Судом" подобных утверждений. Если конвенция предусматривает определенный способ, при помощи которого она становится обязательной, "то не так просто предположить, что государство, которое не выполнило этих формальностей, тем не менее каким то образом оказалось связанным иным путем" (с. 26). Это положение не совсем корректно, поскольку практически все договоры содержат постановления о порядке их принятия и, следовательно, вопрос не существует.

Вызывает сомнение и положение о том, что "если бы дело шло не об обязательстве, а о праве, т.е. если бы государство, будучи вправе ратифицировать или присоединиться, претендовало на права в соответствии с конвенцией на основе заявленного желания быть связанным ею или поведения, свидетельствующего о признании конвенционного режима, то можно было бы просто сказать, что, не став стороной в конвенции, оно не может претендовать на какое-либо право в соответствии с ней до тех пор, пока соответствующее намерение и принятие не осуществятся в предписанной форме" (с. 26). Как видим, по существу отрицается возможность приобретения третьим государством права, что противоречит общепризнанной норме.

Суд все же признал возможность принятия конвенционного режима третьим государством при наличии ситуации эстоппеля. Последний был определен следующим образом: если бы "Федеративная Республика была ныне лишена возможности отрицать применимость конвенционного режима в силу прошлого поведения, заявлений и т.д., которые не только ясно и последовательно свидетельствуют о принятии этого режима, но также были причиной, побудившей Данию или Нидерланды, полагаясь на такое поведение, в ущерб себе изменить положение или иначе пострадать" (с. 26).

В результате рассмотрения вопроса о возможности подразумеваемого признания третьим государством конвенционного режима так, как он был поставлен заявителями, Суд пришел к выводу: "Опасности доктрины, выдвигаемой здесь Данией и Нидерландами, если бы она получила общее применение в сфере международного права, едва ли нуждаются в подчеркивании" (с. 27).

Далее Суд перешел к рассмотрению утверждения о том, что Германия связана содержащимися в Конвенции положениями, поскольку они стали нормами общего международного права. По мнению заявителей, до заключения Конвенции право континентального шельфа находилось в стадии становления. Процесс определения и консолидации формирующегося обычного права имел место в результате работы Комиссии международного права, отзывов правительств на эту работу и самой Женевской конференции. Это формирующееся обычное право было кристаллизовано в результате принятия Конвенции.

По этому поводу Суд заявил: "Какой бы действительностью это утверждение ни могло обладать, по крайней мере, в отношении некоторых частей Конвенции, Суд не может признать его в отношении положения о разграничении". В обоснование своей позиции Суд сослался на то, что Конвенция допускает оговорки к этому положению и потому оно является чисто конвенционным. Нормы общего обычного права "по самой своей природе должны обладать равной силой для всех членов международного сообщества и потому не могут быть объектом любого права на одностороннее исключение: Соответственно следует полагать, что когда по любой причине нормы или обязательства такого рода воплощены или отражены в определенных положениях конвенции, то они должны фигурировать среди тех, в отношении которых право на односторонние оговорки не предоставляется или исключается" (с. 39).

Касаясь возможности превращения конвенционной нормы в норму общего международного права, которая становится обязательной даже для не участвующих в конвенции государств, Суд заявил: "Нет сомнения в том, что этот процесс вполне возможен и время от времени имеет место; он действительно представляет один из признанных методов, при помощи которых новые нормы обычного международного права могут формироваться. Вместе с тем такой результат не может с легкостью рассматриваться как достигнутый" (с. 41).

Для достижения такого результата соответствующее положение, во всяком случае потенциально, "должно носить по своей сути нормотворческий характер с тем, чтобы оно могло рассматриваться как образующее основу для общей нормы права" (с. 42). Необходимым условием является также, чтобы "практика государств, включая практику тех, интересы которых затронуты особо, была достаточно распространенной и действительно единообразной в смысле соответствующего положения; она также должна осуществляться таким образом, чтобы демонстрировать общее признание того, что речь идет о норме права или юридическом обязательстве" (с. 43).

Из сказанного видно, что Суд, признав в принципе возможность приобретения договорными положениями обязательной силы для третьих государств в качестве обычных норм, вместе с тем ограничил эту возможность довольно жесткими условиями. Решение Суда было принято 11 голосами против 6. Пятеро из 6 представили особые мнения, выражающие несогласие с решением.

В своем особом мнении вице-председатель Суда В.М. Корецкий обратил внимание на далеко идущее развитие процесса кодификации международного права, организованного ООН в невиданном ранее масштабе. На первом этапе проект конвенции разрабатывается Комиссией международного права, состоящей из юристов с признанной компетентностью. Проект получает многочисленные отзывы правительств и активно обсуждается в литературе. Он обсуждается Генеральной Ассамблеей и, наконец, принимается конференцией, в которой участвует подавляющее большинство государств. На этом основании В.М. Корецкий пришел к выводу: "Масштаб и полнота этого процесса формирования и формулирования принципов и норм международного права должна вести к пересмотру в новом свете того, что было принято как результат такой кодификационной работы" (с. 156).

В.М. Корецкий заключил, что Женевские конвенции по морскому праву 1958 г. "внесли существенную определенность в эту область международного права; принципы и нормы международного морского права, сформулированные таким путем, стали общими принципами этого права с почти невиданной быстротой" (с. 157).

Аналогичные доводы привел в своем особом мнении судья Танака, который пришел к выводу, что рассматриваемое правило "окончательно обрело статус обычной нормы, что было ускорено законодательной функцией Женевской конвенции" (с. 175). Мнение о "законодательной функции" Конвенции представляется недостаточно обоснованным.

По мнению судьи М. Ляхса, "является общепризнанным, что положения международных актов могут приобретать статус общих норм международного права". При этом он указал на то, что "договоры, обязывающие многие государства, a fortiori, способны давать такой эффект:" (с. 225). Особо было отмечено значение того, что договор принимается представительным большинством государств (с. 227). Аналогичное мнение было высказано и судьей Соренсеном (с. 247).

Таким образом, возможность создания общим многосторонним договором прав и обязательств для третьего государства в результате превращения его положений в нормы общего обычного права была признана Судом, хотя и с рядом ограничений. Более широкий подход нашел выражение в особых мнениях судей.

***

Анализ международной практики дает основания констатировать существенные перемены в статусе третьих государств, обусловленные их растущей взаимозависимостью и необходимостью обеспечить общие интересы совместными усилиями. Представляется, однако, что углубление взаимосвязанности государств не только не уменьшает значение общего правила о третьих государствах, но и придает ему дополнительное значение, одновременно расширяя и усложняя его содержание. Это обстоятельство отмечается видными юристами, которые подчеркивают, что указанное правило непосредственно вытекает из принципа уважения суверенитета государств, сущности международного права и международного договора, в основе которых лежит добровольное соглашение суверенных субъектов*(689). Председатель Комитета полного состава Венской конференции по праву договоров нигерийский юрист Т. Элайес пишет, что основанием существования в международном праве "этого правила является не только общая концепция права договоров, но и суверенитет и независимость государств"*(690).