БУРБОНЫ

Мученик или тиран?

То обстоятельство, что Людовик XVI умер не своей смертью, а был казнен по приговору революционного трибунала, накладывает отпечаток трагизма на всю его жизнь и деятельность. Это затрудняет их объективную оценку. До настоящего времени высказываются полярные мнения. Для одних, склонных видеть в Людовике XVI невиноубиенного мученика, он был добрым королем, страстно увлекавшимся охотой и всякими ручными поделками особенно слесарными, но вместе с тем обладавшим и обширными научными познаниями, главным образом в области географии. Для других, считающих его казнь заслуженной карой, Людовик XVI был прежде всего тираном, вставшим на пути прогрессивных преобразований, а потому и сброшенным под колеса истории. К счастью, истина не всегда лежит посредине между крайними суждениями, но потому-то и обнаружить ее непросто.

Трудно отрицать, что Людовик XVI не обладал качествами, необходимыми государственному деятелю. Нерешительность и непоследовательность были у него в характере. Стоит ли удивляться, что неудачи преследовали его по пятам. Вынужденный созвать Генеральные штаты, Людовик XVI не нашел с ними общий язык. А когда депутаты третьего сословия объявили себя Национальным собранием и призвали депутатов двух других сословий присоединиться к ним, чтобы выработать конституцию, он решил им помешать. Однако выдержки ему хватило ровно на четыре дня, по прошествии которых он санкционировал деятельность Национального собрания, фактически уступив ему часть своего суверенитета. Итак, начало эры свободы, равенства и братства? Ничего подобного. Под влиянием придворных кругов Людовик XVI снова круто меняет свою политику - отправляет в отставку популярного среди конституционалистов первого министра Неккера и тайно подтягивает войска, подготовляя роспуск Собрания. Эти действия короля спровоцировали восстание в Париже 14 июля 1789 г. Передумав еще раз, Людовик XVI вернул Неккера и в знак примирения с Парижем надел трехцветную революционную кокарду.

Эти события многое объясняют в поведении Людовика XVI. Его ненависть к революций не вызывает сомнений. Однако на открытый разрыв с ней у него никогда не хватало духа. Все, что он ни предпринимал, страдало половинчатостью и не могло приостановить, если не повернуть вспять, процесс перемен, зато еще больше накаляло общественную атмосферу. Когда в очередной раз распространились слухи о готовящемся перевороте, 5-6 октября 1789 г. толпа парижан захватила Версальский дворец и увезла королевскую семью в столицу, поместив ее как бы под гласный надзор народа в Тюильрийский дворец. А нелепая, ибо закончилась неудачей, попытка короля бежать с семьей из Парижа в ночь с 20 на 21 июня 1791 г. стоила Людовику XVI потери свободы и, главное, доверия.

Незадачливость Людовика XVI, его бесконечные колебания и уступчивость не позволили ему стать лидером контрреволюции, хотя он и являлся ее знаменем, впрочем, больше по должности. С первых дней революции самые деятельные и непримиримые роялисты покинули его. Королевский двор, еще летом 1789 г. многолюдный и пышный (он насчитывал до 6 тыс. человек), начал таять. Часть придворных добровольно оставляла свои должности, отправляясь в эмиграцию; других король увольнял под давлением революционных клубов, как это, например, случилось после "дня кинжалов" 28 февраля 1791 г.

В этот день толпы санкюлотов из Сент-Антуанского предместья двинулись по направлению к Венсеннскому замку, где муниципалитет затеял большой ремонт. "С чего бы это? - задавали они друг другу вопрос. - Уж не готовится ли народу новая тюрьма взамен разрушенной Бастилии?" И Венсенский замок подвергается опустошению. Слухи о новых бесчинствах революционных толп мгновенно достигли столицы. Лафайет во главе национальных гвардейцев направился в Венсенн, чтобы навести там порядок.

Тем временем сотни аристократов, вооружившись кинжалами, спрятанными под длинными полами одежды, стекались в Тюильрийский дворец, чтобы взять под защиту короля и его семью, которым снова, по-видимому, грозила опасность. Лафайету без лишнего кровопролития удалось усмирить толпу и арестовать зачинщиков нападения на замок. И тогда конституционная гвардия, несшая службу в Тюильрийском дворце, без разбору начала хватать подозрительных, обыскивать их, отбирая оружие - у кого кинжал или пистолет, кого и обыкновенное сапожное шило, и с позором выталкивать этих "рыцарей кинжала" на улицу под улюлюканье толпы.

Рвались связи Людовика XVI с аристократическим обществом, его способносгь влиять на события становилась более призрачной. А после неудачной попытки бегства он фактически оказался под домашним арестом. Днем и ночью солдаты Национальной гвардии не спускали глаз с членов королевской семьи, сопровождая их даже во внутренние покои.

Роль укротителя революции оказалась Людовику XVI явно не под силу. Но, может быть, уступая неодолимому течению, он мог направить его в более безопасное для себя лично и во всяком случae вболее мирное русло? Некоторые поступки могут дать повод для такого предположения. 14 июля 1790 г. Людовик XVI принес клятву верности революции, внушив многим надежду на ее счастливое завершение. 14 сентября 1791 г. он с такой же легкостью поклялся соблюдать новую конституцию, предоставлявшую ему исполнительную власть (законодательная вручалась Законодательному собранию). Но в то же самое время он должал интриговать против революции, ведя секретную переписку с европейскими дворами и руководителями контрреволюционной эмиграции. Увидев в развязывании внешней войны последний шанс на спасение монархии, он стал сознательно подталкивать Францию к конфликту с европейскими державами.

Легко понять причины ненависти Людовика XVI к революции: гордыня Капетинга, не желавшего поступиться вековыми правами и привилегиями, и отвращение к черни, все больше задававшей тон не только на улицах Парижа, но и во дворце, и просто человеческий страх перед грубой силой толпы служили непреодолимым препятствием его примирению с ней. Но даже если предположить, что Людовик XVI был искренен в своем согласии сотрудничать с революцией, то и тогда вероятность благополучного исхода его правления в качестве конституционного монарха представляется ничтожной. Лювику XVI, подхваченному потоком событий, не оставалось ничего другого, как нестись вниз по течению в надежде прибиться к спасительному берегу.

Став конституционным монархом, Людовик XVI получил своеобразную передышку. Он вновь пользовался властью и относительной свободой действий. О его престиже заботилось Законодательное собрание, определившее цивильный лист в размере 33 млн ливров, что даже превышало бюджет королевского двора в 1788 г. (31,65 млн ливров). В апреле 1792 г. началась наконец война, которая в соответствии с надеждами роялистов и самого короля и обернулась серией поражений французских войск.

От Людовика XVI в его опасной политической игре требовалось одно - терпение и осторожность. И вдруг 13 июня 1792 г. он, воспользовавшись правом вето, отменил принятые Собранием санкции против священников, отказавшихся присягнуть на лояльность властям. Разразился политический кризис, болезненно отозвавшийся на настроении народных низов. 20 июня в Тюильрийский дворец ворвались рассерженные санкюлоты, кричавшие "Долой г-на Вето!" Практически беззащитный, Людовик XVI сумел успокоить разгоряченных людей, надев фригийский колпак и выпив вместе с ними за здоровье нации". Но остатки доверия к себе со стороны улицы он потерял окончательно.

И когда пришло известие о манифесте герцога Брауншвейгского, командующего армиями противника, который угрожал парижанам карами, если они допустят какой-либо вред королевской семье, реакция последовала немедленно. В ночь с 9 на 10 августа вооруженные отряды снова захватили Тюильрийский дворец. Людовику XVI не оставалось ничего другого, как вместе с семьей укрыться в здании Законодательного собрания. Это его и спасло - дворец вскоре подвергся разгрому, в ходе которого погибли многие из его защитников и обитателей. Три дня королевская семья находилась под защитой Законодательного собрания, пока не было принято решение об отстранении Людовика XVI от власти и переводе с семьей в башню Тампль, бывшее владение ордена тамплиеров, уже на положении узников.

Драматическую перемену в своей судьбе члены королевской семьи внешне перенесли хладнокровно. В башне Тампль их оказалось пятеро - король, королева, их дети Луи Шарль и Мария Тереза, сестра короля Елизавета, не считая любимого камердинера короля Клери и собаки Коко. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, они старались занять себя кто как мог. Елизавета штопала одежду, король и королева занимались образованием детей, играли с ними в кегли. Однако удары сыпались один за другим.

20 сентября 1792 г. новоизбранный Национальный конвент упразднил монархию. Бывший король номинально стал обыкновенным "гражданином Луи Капетом". На основании документов, свидетельствовавших о незаконных связях Людовика XVI с эмиграцией, которые были найдены в Тюильрийском дворце, его обвинили в государственной измене. Процесс над ним начался в Конвенте 20 декабря 1792 г. Уже в середине января следующего года ему был вынесен смертный приговор. Трижды он ставился на голосование, и каждый раз депутаты подтверждали свой вердикт, хотя в одном случае большинством в единственный голос.

21 января 1793 г. Людовик взошел на эшафот, сооруженный на площади Революции (нынешняя площадь Согласия). До последнего мгновения он сохранял достоинство и самообладание, которых так не хватало ему в политической деятельности. Перед самой смертью он, обращаясь к собравшейся вокруг толпе, воскликнул: "Французы! Я умираю безвинно и молю Бога, чтобы моя кровь не пала на мой народ".

Тайна гибели Людовика XVII

"Король мертв. Да здравствует король!" Согласно древнему правилу престолонаследия, корону получает старший из живущих сыновей почившего монарха. Таковым 21 января 1793 г. оказался восьмилетний Луи Шарль, носивший титул Дофина Франции после смерти в 1789 г. своего старшего брата Луи Жозефа. Находившиеся в эмиграции роялисты и провозгласили его королем Людовиком XVII.

Учитывая обстоятельства времени и места, в которых оказался юный принц, трудно сомневаться, что он был обречен либо навсегда остаться в заключении, либо стать жертвой очередного политического убийства. Столь же трудно отрицать, что на весах политики жизнь Людовика XVII в сущности мало что значила, - это доказано всем ходом революции. Но могут ли вообще быть оправдания умышленного убийства ребенка? Только по одной этой причине страдальческая судьба Луи Шарля Бурбона никогда не затеряется на фоне тысяч других жертв гражданской войны. Самое же ужасное заключается в том, что палачи не пожелали ограничиться его физическим устранением. Они предварительно уничтожили его морально, с редким цинизмом рассчитывая в его лице унизить, опозорить всю королевскую семью. Содеянное ими далеко выходит за границы нравственности и приличия.

3 июля 1793 г. Луи Шарля внезапно перевели в другое помещение башни. Так начался чудовищный эксперимент с целью "перевоспитания" юного Капетинга в духе равенства. Этот замысел родился в голове прокурора Парижской коммуны Шометта. В качестве наставников в новой вере к Луи Шарлю приставили комиссара Коммуны сапожника Симона и его жену. В условиях полной изоляции ребенка от семьи и внешнего мира они день и ночь прилагали усилия к тому, чтобы изменить его привычки, сломить волю, привить ранее чуждые представления и ценности. Методы воспитания были соответствующими: лишение пищи, побои, оскорбления в случае строптивости, мелкие поблажки и удовольствия, если мальчик начинал вести себя "правильно". Уже к концу третьего месяца мучители Луи Шарля могли быть довольны. Он вел себя как настоящий санкюлот - сквернословил, богохульствовал, проклинал аристократов и королеву, свою мать. Надо полагать, особое удовлетворение они испытывали, когда он подавал Симону шлепанцы, чистил ботинки его жены, прислуживал им за столом, вытирал полотенцем ноги.

Но все это было только подготовкой к мерзкому спектаклю, разыгранному революционной юстицией осенью 1793 г., во время следствия и процесса по делу "вдовы Капет". Против Марии Антуанетты было выдвинуто обвинение в заговоре против республики. Но одновременно в вину бывшей королеве вменялся разврат в отношении своего сына - инцест. И в роли свидетеля обвинения на этом процессе выступил Шарль. Нет надобности описывать ход так называемого следствия, заключавшегося в допросах Луи Шарля, очных ставках между ним и его сестрой, а также с теткой. Достаточно сказать, что ребенок дал требуемые показания, которые были тщательно запротоколированы. 16 октября Мария Антуанетта была гильотинирована.

История этого процесса настолько невероятна, что с самого начала возникли подозрения о его фальсификации - якобы вместо сына Людовика XVI был предъявлен двойник. Подозрения эти небеспочвенны и по настоящее время не опровергнуты, тем более что остаток жизни и смерть Луи Шарля окутаны тайной. Все это время вокруг имени велись политические торги. Так, освобождения его и его сестры добивался испанский король, их даль-родственник, обещая взамен дипломатическое признание Французской республики. Но о самом Луи Шарле ничего не было известно. Поэтому официальное извещение о смерти узника Тампля 8 июня 1795 г. вызвало недоверие. Распространились слухи о том, что Луи Шарль жив и скрывается под чужим именем. Впоследствии они отозвались небывалой вспышкой самозванства: в разное время к Марии Терезе с просьбой признать в них брата обращались 27 человек. Позднее появились и более веские основания для сомнений в достоверности официальной версии смерти мальчика. Вскрытия его предполагаемого захоронения в 1846 и 1894 гг. не позволили идентифицировать его труп. По-видимому, тайна гибели Людовика VII не будет раскрыта никогда.

Реставрация

Королевский трон, пусть не реальный, а воображаемый, ни при каких обстоятельствах не должен оставаться вакантным. Поэтому 24 июня 1795 г., когда известие о смерти племянника достигло графа Прованского, последний был объявлен королем Людовиком XVIII. Несомненно, он больше подходил на роль политического лидера, чем Людовик XVI. С самого начала революции граф Прованский требовал от своего старшего брата решительного отпора противникам монархии. В 1790 г. он даже пытался отстранить короля от власти, чтобы самому управлять страной в качестве наместника королевства. В 1791 г. он одновременно с Людовиком XVI ударился в бега, но оказался удачливее брата, благополучно добравшись до Брюсселя. Во главе контрреволюционной эмиграции он в 1792 г. воевал против Франции на стороне интервентов, а в 1793 г. помчался в Тулон, занятый в то время англичанами, но опоздал - крепость сдалась в руки республиканцев. Возможно, лишь ухудшение здоровья удерживало его в дальнейшем от ратных подвигов.

После казни Людовика XVI граф Прованский объявил себя регентом при малолетнем короле Людовике XVII. В этом качестве он с 1793 г. пребывал со своим крохотным двором в Вероне, пользуясь гостеприимством правительства Венеции. Там и застало его известие о смерти Луи Шарля. Перемена в статусе поначалу принесла только моральное удовлетворение, осложнив и без того неустроенную жизнь. В 1796 г. Венеция по требованию французского правительства предложила "веронскому королю" покинуть ее пределы.

С этого времени для него начались скитания по Европе: 1797 г. - Бланкенбург в Пруссии; 1799 г. - Митава (нынешняя Елгава) в Латвии; 1801 г. - Варшава; 1805 г. - снова Митава. Таковы лишь основные этапы странствий Людовика XVIII, пока в 1808 г. он не обрел сравнительно спокойное пристанище в замке Хартвел в Англии. Каких только неприятностей не довелось ему испытать за это время - и унижение со стороны якобы дружественных правительств, использовавших беглого короля как карту в своих дипломатических играх, и стесненный быт живущего на благотворительность изгнанника (в Бланкенбурге, например, Людовик XVIII, как какой-нибудь мещанин, был вынужден снимать три комнаты в доме местного пивовара), и полная безысходность впереди: за годы эмиграции жизнь изменилась до неузнаваемости и Бурбоны выглядели какими-то реликтами, забытыми Богом и людьми. Но изредка выпадали на его долю и отрадные мгновения. К таковым, безусловно, относилась встреча Людовика XVIII с "тампльской сиротой" Марией Терезой, которая состоялась в Митаве 8 июня 1799 г., через восемь лет разлуки (в 1795 г. она - единственная из оставшихся в живых узников башни Тампль - была освобождена республиканцами и с тех пор неотлучно находилась при дворе своего, кузена австрийского императора Франца).

Все тревоги, все невзгоды разом отодвинулись в прошлое 5 апреля 1814 г. Около трех часов ночи в замок Хартвел прискакал гонец с долгожданным известием: "Сир, отныне Вы король!"

- "Разве я и раньше не был королем?"

- с этими словами Людовик XVIII отправился спать*. Это ответ человека, непоколебимо уверенного в своих династических правах на корону. Но Людовик XVIII вполне отдавал себе отчет, как непросто ему будет править в стране, где за четверть столетия его отсутствия выросло поколение людей, не знавших Бурбонов и не испытывавших к ним никаких добрых чувств, кроме, может быть, любопытства. Поражение монархии в 1789-1792 гг. послужило для него серьезным уроком. Пожалуй, единственный из Бурбонов, он твердо придерживался мнения: или монархия будет дополнена конституцией, или ее уже не будет никогда.

* Lever E. Louis XVIII. Р., 1988. Р. 333.

24 апреля Людовик XVIII высадился в Кале, откуда отправился в замок Сент-Уан. Здесь в ходе переговоров с делегацией Сената (одной из палат Империи) и был заключен имевший большое значение для всей Европы компромисс между Капетингом и представителями новой Франции: король царствует в силу божественного права, но своим подданным он дарует Хартию, ограничивающую его власть. Он оставляет за собой всю полноту исполнительной власти, а законодательную делит с двухпалатным парламентом. Палата депутатов формируется на основе цензового избирательного права, палата пэров назначается королем.

После долгих лет деспотизма Наполеона I Франция по своему государственному устройству приблизилась к уровню передовых государств того времени - Англии, США. Перед ней открылась возможность прекращения гражданских распрей и мирного эволюционного прогресса, обеспечиваемого механизмами разделения властей, парламентаризма, прав и свобод граждан. И не беда, что начало царствования Людовика XVIII оказалось не безоблачным - "Сто дней" Наполеона, волна белого террора, антиправительственные заговоры и т. д. После исторической эпохи внутренней и внешней войн, подавления свобод, насилия над личностью нельзя было ожидать от французов образцового правосознания. Да и сами правовые механизмы взаимоотношений граждан и государства еще только складывались. В 1817 г. был принят избирательный закон, по которому право голоса получило около 100 тыс. наиболее состоятельных граждан; в 1818 г. - закон о парламентском контроле над государственным бюджетом; в 1819 г. - весьма либеральный закон о печати и т. д. Если вспомнить к тому же, что с началом правления Людовика XVIII наступил долгожданный мир, были урегулированы споры с державами антифранцузской коалиции, быстро стабилизировалось положение в экономике, деформированной десятилетиями войн, то можно было с уверенностью предсказать благоприятное будущее новому режиму.

Достижениями своего правления Людовик XVIII не в последнюю очередь был обязан удачному выбору министров, среди которых особенно выделялся герцог Ришелье. Проницательный политик, талантливый администратор, он обладал большим управленческим опытом, приобретенным за годы эмиграции в должности генерал губернатора Новороссии. С его именем связаны почти все либеральные реформы первых лет Реставрации. Ришелье был инициатором и такой специфической меры, как реорганизация королевского двора.

Нет нужды доказывать, какое важное место занимал этот институт традиционной монархии. До 1789 г. двор представлял собой довольно обособленную часть правящей элиты, что подчеркивалось и формой одежды, и специальным этикетом. После революции, расколовшей элиту на враждующие фракции, сохранение двора в прежнем виде являлось уже вопиющим анахронизмом. К тому же опасным для монархии, что, между прочим, доказали "Сто дней". Суть реформы Ришелье как раз и состояла в том, чтобы превратить двор в инструмент консолидации правящей элиты вокруг законной династии. В 1820 г. часть придворных должностей была упразднена, часть- переименована, а их общее число сокращено. Но главное - широкий доступ к ним получили наряду с дореволюционным дворянством дворянство Империи и буржуазия. Однако реформа оказалась ограниченной: она затронула только личный двор Людовика XVIII, не коснувшись дворов остальных членов королевской семьи.

Проблема престолонаследия

Меры по консолидации правящей элиты, предпринятые в первые годы Реставрации, не были закреплены в дальнейшем. Правила замещения трона в наследственных монархиях, как известно, вносят элемент случайности и непредсказуемости в их развитие, что при неблагоприятных условиях грозит дестабилизацией режима. Жизненный опыт Людовика XVIII служит тому подтверждением. Брат-погодок Людовика XVI, он был первым в ряду потенциальных наследников короля, пока у того не родился сначала один (вскоре умерший), затем другой сын (будущий Людовик XVII). После казни Людовика XVI граф Прованский снова стал кандидатом номер один. Как ни парадоксально звучит, революция помогла ему реализовать свои права на корону. Но когда Людовик XVIII занял наконец трон, проблема престолонаследия еще более осложнилась.

Людовик XVIII был бездетен и лишен надежды когда-либо иметь детей. Его брак с Марией Жозефой Луизой Савойской, которая умерла в 1810 г., был чистой формальностью. Наибольшими правами на корону обладал его младший брат граф д'Артуа. Но к моменту возвращения во Францию оба они были уже немолоды - одному исполнилось 59, другому - 57 лет. Никакой уверенности в том, что Людовик XVIII успеет передать корону своему брату, не могло быть. К тому же сам он, по-видимому, этого не желал, не видя в брате, с которым расходился в политических мнениях, достойного продолжателя начатого им дела созидания конституционной монархии. Правда, у последнего было двое сыновей. К старшему, Луи Антуану, герцогу Ангулемскому, стоявшему вторым в списке вероятных наследников, Людовик XVIII явно благоволил, называя его в кругу близких "надеждой" и видя в нем своего единомышленника. Но тот, как и старый король, был бездетен. А младший сын графа д'Артуа, Шарль Фердинанд, герцог Беррийский, в феврале 1820 г. был убит фанатиком-бонапартистом Лувелем. Линия Бурбонов вообще могла прекратиться на герцоге Ангулемском, если бы через шесть месяцев после гибели своего мужа Мария Каролина, герцогиня Беррийская, не родила сына Генриха, прозванного "дитя чуда". Таким образом, за продолжение династии можно было пока не беспокоиться, зато непосредственное будущее монархии внушало серьезную тревогу.

В начале 20-х гг. здоровье короля, давно страдавшего от подагры, резко ухудшилось. Его совсем перестали слушаться ноги, и отныне все время он проводил в большом кресле-каталке, за что насмешники тут же его окрестили "королем-кресло". Особенно ужасен был последний год жизни Людовика XVIII, когда ему, как младенцу, недоставало сил держать голову, а его обезображенное язвами тело заживо разлагалось, источая запах тления. 16 сентября 1824 г. Людовик XVIII испустил последний вздох.

Последний Бурбон на троне

Корону под именем Карла Х унаследовал граф д'Артуа. Не слишком усердный в науках, легкомысленный и упрямый, склонный к мимолетным увлечениям, но и способный на серьезную привязанность, новый король во многих отношениях был противоположностью своему более основательному и благоразумному предшественнику. Летом 1789 г. граф д'Артуа в спорах с Людовиком XVI настаивал на самых решительных мерах против своевольных депутатов третьего сословия. При этом он настолько скомпрометировал себя, что немедленно после падения Бастилии был вынужден податься за границу. Вокруг него и стала группироваться контрреволюционная эмиграция. Он был непременным организатором и участником всех основных ее военных акций против революционной Франции - кампании 1792 г., высадки десанта на полуострове Киберон и экспедиции в Вандею 1795 г. Поражение монархической контрреволюции заставило его умерить пыл. Он поселился в Англии, где и жил до 1814 г.

Граф д'Артуа был женат на Марии Терезе Савойской, сестре жены Людовика XVIII, но своим вниманием ей не докучал. Исключительное место в его жизни принадлежало другой женщине - графине де Поластрон, двоюродной сестре герцогини Полиньяк, фаворитки Марии Антуанетты. Связь с ней, без преувеличения, определила судьбу будущего короля. Перед своей смертью в 1805 г. мадам де Поластрон взяла с него слово, что он прекратит разгульную жизнь, которую до сих пор вел, и обратится к Богу. С этого времени граф д'Артуа стал ревнителем нравственности и благочестия, попав под влияние духовника своей бывшей любовницы аббата Латиля.

Граф д'Артуа активно участвовал в восстановлении монархии. В марте 1814 г. он вел переговоры с союзниками, а 12 апреля въехал в Париж ив течение нескольких дней до прибытия Людовика XVIII управлял Францией в качестве наместника королевства. Вот когда в полной мере обнаружились его политические расхождения с королем. Он считал чрезмерными те политические уступки, на которые пошел Людовик XVIII ради возвращения трона, и по существу возглавил оппозицию режиму конституционной монархии справа, известную как партия ультрароялистов. Его действия в оппозиции не оставляли места для иллюзий относительно характера будущего правления.

Но поначалу Франция оказала вполне доброжелательный прием новому королю. Слишком свежа была в памяти грустная картина агонизирующего на троне Людовика XVIII, чтобы французы не испытали чувства облегчения, даже радости, при виде этого полного величия и энергии человека. Молва наградила его лестным прозвищем - король-рыцарь. Даже у либералов, стоявших в оппозиции слева к монархии Бурбонов, Карл Х поначалу не вызывал аллергии: одним из первых его шагов в области внутренней политики стала отмена цензуры печати.

Но чуда не произошло. В следующие полтора-два года Карл Х предпринял такие меры, которые ущемляли коренные интересы или убеждения широких слоев населения, в том числе и значительной части правящей элиты. Из армии уволили 250 наполеоновских генералов; закон о святотатстве карал смертной казнью за осквернение святых даров; закон о так называемом миллиарде для эмигрантов (т. е. возмещение ущерба тем, кто в годы революции бежал из страны) оскорблял патриотические чувства большинства французов, разделивших судьбу родины во время революции. Была распущена Национальная гвардия; предпринимались попытки восстановить право первородства (старшинства) при разделе наследства, нарушающие принцип гражданского равенства, и провести "вандальские законы" против свободы печати. Эти, а также другие подобные действия короля и руководимого им правительства привели к расколу в правительственном лагере. Часть консервативной партии под давлением общественного мнения перешла в оппозицию. Страна приближалась к политическому кризису.

Предотвратить его можно было конституционными методами. Для этого было достаточно, чтобы Карл Х пошел навстречу требованиям оппозиции. Но такая политика ему глубоко претила. Он осознавал себя монархом по милости Бога, а не по воле французской нации, а потому и не считал себя связанным в действиях ее мнением. Фактически он отказался от политического наследия Людовика XVIII, который пытался соединить - и на первых порах небезуспешно - божественное право королей с конституционным правом нации. Карл Х предпочитал видеть в Хартии лишь одну из традиционных "вольностей", даруемых королем своим подданным. Он избрал путь отказа от компромисса 1814г., не представляя, что тем самым подрывает политическую основу монархии.

Глубоко символично, что Людовик XVIII за десять лет своего правления так и не выбрал времени для церковной коронации, хотя до него практически не было случая, чтобы король уклонился от таинства миропомазания. Весьма вероятно, что он опасался стать королем "в большей мере", чем того хотели французы. Иначе повел себя Карл X. Стремясь подчеркнуть богоданность своей власти, он короновался 29 мая 1825 г. в Реймском соборе.

Эта средневековая церемония произвела гнетущее впечатление на общество. Значительную его часть шокировал вид Карла X, распростертого ниц перед алтарем. Нелепо выглядел он и тогда, когда в соответствии с древним обычаем обходил ряды золотушных больных, осеняя их крестом и приговаривая: "Король коснулся тебя, Бог тебя исцелит!" (Из 121 больного, которого Карл Х таким образом пользовал, пятеро действительно исцелились.) Многих покоробила и нарочитая роскошь многодневного торжества, собравшего в Реймсе всю столичную знать, дипломатический корпус и многочисленных гостей из разных стран. А праздничное убранство древнего собора, напоминавшее мишуру театральных декораций, вызывало откровенную насмешку. "Где моя ложа?" - слышалось в заполнявшей его толпе*.

На выборах в палату депутатов 1827 и 1830 гг. либеральная оппозиция дважды подряд одержала убедительную победу. Политический кризис достиг величайшего накала. И тогда Карл Х своими действиями ускорил развязку. В августе 1829 г. он назначил правительство во главе с герцогом Жюлем де Полиньяком. Новый глава правительства принадлежал к семье, к которой Карл Х издавна питал привязанность (Жюль был сыном известной фаворитки Марии Антуанетты), но которая еще с дореволюционных времен была крайне непопулярна во Франции. Перед новым правительством Карл Х поставил задачу восстановления королевского абсолютизма.

Во исполнение его воли и появились знаменитые ордонансы 25 июля 1830 г. об отмене свободы печати, роспуске палаты депутатов, повышении избирательного ценза и назначении новых выборов в палату. Можно подивиться самонадеянности правительства - оно не отдало никаких распоряжений на случай массовых беспорядков в столице. Сам Карл X, подписав ордонансы, со спокойной совестью уехал на охоту.

Что из этого получилось, хорошо известно. Протест журналистов и печатников, потерявших работу на основании ордонансов, получил массовую поддержку. На улицах собрались толпы возмущенного люда, которые уже 27 июля стали вооружаться и строить баррикады. Спустя два дня Париж полностью оказался во власти повстанцев. Карл X, пребывавший вместе с семьей сначала в замке Сен-Клу, затем в Рамбуйе, до последнего момента не отдавал себе отчета в происходящем. Прежний опыт (в молодости он был свидетелем восстания 14 июля 1789 г.) его так ничему и не научил. Лишь в ночь с 29 на 30 июля он наконец дал согласие на отставку правительства Полиньяка и отмену ордонансов. Но деятели либеральной оппозиции, верховодившие в Париже, попросту отмахнулись от него. Оставленный всеми, 2 августа Карл Х подписал отречение от престола в пользу своего малолетнего внука.

* Ardisson Th. Louis XX: contre-enquete sur la monarchic. P, 1986. P. 130.

Непросто подвести итог 16 лет правления Бурбонов. Действительно, в конце этого периода Франция была страной во всех отношениях более благополучной, чем в начале. Приметы общего подъема наблюдались в промышленности, сельском хозяйстве, технике, науке, не говоря уже о литературе и искусстве, для которых Реставрация была едва ли не золотым веком. Немалая заслуга в том принадлежала Бурбонам, которые обеспечили стране минимум условий для плодотворной созидательной деятельности - мир и относительно высокий уровень гражданских и политических свобод. Но Бурбоны не сумели до конца использовать тот шанс, который предоставила им история в 1814 г. Вместо того чтобы уверенно повести страну по пути развития парламентаризма, укрепления конституционных прав и свобод граждан, они, особенно в правление Карла X, своими недальновидными действиями способствовали разгоранию гражданских распрей.

Самое короткое царствование

Отрекаясь в пользу внука при живом и дееспособном сыне, Карл Х нарушил главное правило престолонаследия. Но мотивы его поступка можно понять, К моменту подписания Карлом Х отречения стал известен новый правитель Франции - Луи Филипп, герцог Орлеанский. Палаты избрали его наместником королевства. Герцог Орлеанский пользовался мощной поддержкой лидеров либеральной партии, восторжествовавшей в результате восстания 27-29 июля, которые открыто прочили его на королевский трон. Рассчитывать на победу с ним законный наследник короны Луи Антуан, герцог Ангулемский, явно не мог.

В 1830 г. герцогу Ангулемскому исполнилось 55 лет. В раннем детстве, до рождения первенца Людовика XVI в 1781 г., Луи Антуан занимал особое положение при дворе - он обеспечивал продолжение династии. После штурма Бастилии граф д'Артуа увез его вместе с братом за границу. Слишком юный, чтобы с оружием в руках сражаться против революционных армий, Луи Антуан некоторое время вместе с младшим братом Шарлем Фердинандом воспитывался при дворе своего деда по матери, сардинского короля Виктора Амедея III, пока в 1797 г. его не вызвал к себе Людовик XVIII. Предвидя возможность перехода короны к старшему сыну графа д'Артуа, эмигрантский король решил готовить его к многотрудной миссии. Так Луи Антуан вновь, уже в сознательном возрасте, оказался надеждой династии.

Еще в эмиграции определились симпатии Луи Антуана к устройству государственной власти по образцу английской конституционной монархии. Поэтому он в отличие от своего отца одобрил политику Людовика XVIII в 1814 г. и с тех пор не раз оказывал ему ценные услуги. Так было в разгар белого террора, последовавшего за наполеоновскими "Ста днями", когда герцог Ангулемский, стараясь охладить пыл ультрароялистов, отправился в миротворческую поездку по стране, во время которой провозглашал тосты за Хартию и короля. Так было и в период дипломатических осложнений, связанных с революционными событиями на Апеннинском и Пиренейском полуостровах, когда герцог Ангулемский с чувством превосходства наставлял на путь истинный незадачливых королей Испании, Португалии, обеих Сицилий, Сардинии, обучая их искусству управления подданными в духе конституционной монархии "по-бурбонски". Особую известность ему принес военный поход 1823 г. в Испанию, когда он во главе 100-тысячного войска сначала без единого выстрела занял Мадрид, а затем штурмом укреплений на полуострове Трокадеро овладел Кадиксом, вернув трон Фердинанду VII.

Кто знает, как развивались бы события, если бы после смерти Людовика XVIII новым королем Франции стал герцог Ангулемский. Но по закону корона перешла к Карлу X. И герцог Ангулемский стал не более чем тенью своего венценосного отца. Получив титул дофина и место в Государственном совете (высшем органе управления при короле), он своим молчанием поддерживал политику правительства. Одного этого было достаточно, чтобы распрощаться с надеждами на сколько-нибудь широкую поддержку его кандидатуры на трон. Но имелось еще одно обстоятельство, поставившее герцога Ангулемского в более чем непростые отношения с общественным мнением. Он был женат на "тампльской сироте" Марии Терезе. Их супружеский союз, поспешно заключенный в Митаве в 1799 г., был продиктован волей Людовика XVIII. Последний вряд ли предполагал, что тем самым он не только определяет будущее своего любимого племянника, но и взваливает на него тяжкий крест. Мария Тереза, которая оказалась в тюрьме в возрасте четырнадцати лет и пережила там гибель всех находившихся с ней родных, вряд ли была парой Луи Антуану, довольно нескладному, по видимости издерганному человеку, которого за угловатость и порывистость движений за глаза называли "испорченным автоматом" (по аналогии с механическими куклами, в свое время вызвавшими фурор). Во всяком случае, их брак оказался бездетным, как подозревали многие, по причине взаимной холодности супругов. В мнении современников герцог Ангулемский всегда - при всех своих личных достоинствах и недостатках - оставался прежде всего мужем дочери казненного короля. Она была вечным укором, живым напоминанием о кровавых событиях недавнего прошлого. Да и сам облик Марии Терезы не располагал к благодушию. Мужеподобная и неулыбчивая, она, казалось, всегда носила траур по своим замученным близким. Не случайно в народе называли ее "Мадам Злопамятность". Разумеется, мало кто во Франции мечтал увидеть ее королевой.

Карл X, подписав отречение в пользу внука, потребовал и от своего сына поступить так же. Можно представить себе чувства герцога Ангулемского, всю сознательную жизнь готовившегося принять корону и в решающий момент вынужденного от нее отказаться. Но те несколько минут, пока он не подписал отречение, формально он считался королем. Он и вошел в историю династии под именем Людовика XIX, поставив печальный рекорд самого короткого царствования.

Короли-изгнанники

Своим отречением Карл X и Людовик XIX выдвинули на роль спасителя монархии 10-летнего герцога Бордоского, ставшего законным королем Генрихом V. Мог ли он завоевать симпатии народа? Генрих был единственным из живущих представителей династии, на ком не лежала тень контрреволюционного и эмигрантского прошлого. А трагические обстоятельства его рождении способны были вызвать к нему сочувствие. Родители Генриха особой антипатии не внушали. Шарль Фердинанд, герцог Беррийский, злодейски убитый в 1820 г., вел легкомысленный образ жизни и не вмешивался в политику. Под стать своему супругу была и Мария Каролина, дочь неаполитанского короля. Современники удивлялись ее неутомимости в светских развлечениях. Парижане долго помнили балы, которые она стала давать, сняв траур, например "турецкий бал" в 1828 г. или "бал Марии Стюарт" в 1829 г. Словом, Генрих вполне был способен поправить подпорченную репутацию Бурбонов.

Но суть интриги, затеянной старшим поколением Бурбонов вокруг имени наследника, заключалась в другом: они решили ценой учреждения регентства сохранить трон за династией. Герцог Орлеанский не только был признан ими в качестве наместника королевства, но в подписанном ими отречении содержалось прямое распоряжение ему объявить Генриха V новым королем. Однако герцог Орлеанский, сообщив палатам об отречении короля и дофина, ни словом не обмолвился об этом распоряжении.

Попытка удержаться на троне провалилась. Перед Бурбонами вновь пролег до боли знакомый путь на чужбину. 15 августа 1830 г. в Шербуре они оставили французскую землю, которую большинство из них никогда уже не увидели. Они нашли убежище в Англии: сначала - в замке Лулуорт, который снимали у частного лица, а затем - в замке Холируд, пустовавшей резиденции английских монархов в Эдинбурге. Но здесь им было неуютно: то ли их преследовал призрак несчастной Марии Стюарт, то ли слишком досаждали туристы, а может быть, просто раздражал климат этих мест. Осенью 1832 г. Бурбоны переехали в Прагу, где австрийский император отвел им часть своего дворца в Градчанах. Наконец, в 1836 г. они перебрались в небольшой городок Герц (ныне - Гориция в Италии), где и обосновались окончательно, выезжая летом в поместье Кирхберг в окрестностях Вены.

Странную, даже экзотичную картину являла собой эта семья, в которой одновременно насчитывалось три короля. Карл X, хотя и подтвердил по отъезде в эмиграцию отречение в пользу внука, продолжал считать себя королем. Людовик XIX, со своей стороны, относился к документу, подписанному в Рамбуйе, как к клочку бумаги, не имеющему законной силы. Но формально они не оспаривали прав Генриха V. Такая неопределенность болезненно отозвалась в рядах роялистов-легитимистов. Часть из них сохранила верность Карлу X, другие - поддержали в качестве законного короля Генриха V. Так партия сторонников легитимной монархии раскололась на два крыла - "карлистов" и "анрикэнкистов". Лишь смерть Карла Х в 1836 г., заразившегося холерой при переезде в Герц, положила конец этому расколу. Что касается Людовика XIX, то он после смерти отца официально принял титул короля, но с обязательством передать его своему племяннику тотчас по восстановлении монархии Бурбонов.

Еще не улеглось смятение в рядах легитимистов, вызванное расколом, как удар по престижу Бурбонов своими эксцентричными действиями нанесла герцогиня Беррийская. Вознамерившись силой вернуть корону сыну, она в апреле 1832 г. высадилась с горсткой сторонников на побережье Франции близ Марселя, чтобы поднять роялистское восстание и двинуться походом на Париж. Потерпев неудачу, она пробралась в Вандею и повторила попытку - с тем же успехом. Несколько месяцев она скрывалась в Нанте, пока не была арестована и заключена в замок Блэ близ Бордо. Закончилась героическая эпопея в стиле фарса. В тюрьме герцогиня Беррийская родила девочку. Луи Филипп заставил ее официально засвидетельствовать факт рождения у нее дочери. Герцогиня Беррийская призналась, что заключила тайный брак с неаполитанским графом Луккези-Палли. Скандализированные Бурбоны отреклись от нее, запретив впредь видеться с сыном*.

*Castrie de. Le grand refus du comte de Chambord. P, 1970. P. 34-36.

С этого времени воспитанием Генриха занималась Мария Тереза. Можно догадаться, как это отразилось на личности подростка. От опеки близких Генрих избавляется лишь после смерти деда. Он быстро добивается успеха в свете, несмотря на то что несчастный случай на всю жизнь сделал его хромым. Растет и его популярность среди роялистов. Он предпочитает пользоваться не громким именем Генриха V, а весьма почетным, но более скромным титулом графа Шамбора по названию старинного королевского замка в долине Луары, выкупленного на деньги, собранные по подписке, и подаренного ему роялистами. После смерти Людовика XIX в 1844 г. он становится единственным законным претендентом на трон. Тогда же он вместе с теткой переезжает в замок Фросдорф (неподалеку от города Винер-Нейштадт), который отныне становится его резиденцией. Здесь в 1851 г. умирает Мария Тереза - последняя представительница того поколения Бурбонов, которое пережило бурю конца XVIII в.

Революция 1848 г. предоставила Генриху V долгожданную возможность вернуть трон. О ее реальности говорит хотя бы тот факт, что в Законодательном собрании Второй республики (1848-1852) большинство мест принадлежало монархистам, в том числе и сторонникам Бурбонов. Выставь граф Шамбор свою кандидатуру на пост президента республики, кто знает, как разделились бы голоса избирателей, отдавших предпочтение представителю династии Бонапартов. Однако Генрих V оказался достойным воспитанником дочери Людовика XVI - реализацию своего божественного права он ни при каких условиях не мог поставить в зависимость от результата выборов. Провозглашение империи в 1852 г. снова вернуло его к рутинной жизни короля-изгнанника.