ОБЪЕДИНЕНИЕ ДИНАСТИЙ

События 2-4 сентября 1870 г. вернули Бурбонам и Орлеанам надежду на возвращение трона. Тем более что выборы в Национальное собрание, состоявшиеся 8 февраля 1871 г., принесли победу старым монархическим партиям - легитимистам и орлеанистам. Открывалась возможность, не прибегая к насилию, чисто конституционным путем восстановить монархию. Но для этого требовалось объединение сил обеих партий, невозможное без соглашения между династическими ветвями. За долгие годы Второй империи его так и не удалось достигнуть, несмотря на участившиеся контакты между Клермонтом и Фросдорфом. Необходимость в таком соглашении была продиктована еще и тем, что граф Шамбор, неудачно женатый на Марии Терезе Эсте-Моденской, не имел детей и вряд ли мог обзавестись ими в будущем. С его смертью прерывалась старшая ветвь Бурбонов и их династические права с неизбежностью переходили к Орлеанам. Это лишало смысла дальнейшее соперничество между обоими королевскими домами, выгодное отныне лишь их общим противникам - бонапартистам и республиканцам.

Непреклонность графа Шамбора

Летом 1871 г. граф Шамбор тайно под именем графа Меркера посетил Францию. 6 июля он опубликовал манифест, в котором изложил вполне либеральную по духу программу своего будущего правления. Она могла бы удовлетворить орлеанистов, если бы не одно условие - сменить государственный флаг Франции с трехцветного на белый. В обоснование этого требования граф Шамбор заявил: "Генрих V не может отречься от белого флага Генриха IV. Он развевался над моей колыбелью, и я хочу, чтобы он осенял и мою могилу". Это не было обычным упрямством или капризом - трехцветный флаг являлся символом революции конца XVIII в., глубокую антипатию к которой граф Шамбор перенял от старшего поколения Бурбонов. Но последствия нетрудно было предвидеть, ибо этот флаг, признанный и республикой, и империей, и монархией Орлеанов, давно уже приобрел значение не политического, а национального символа. Вряд ли французы могли простить пренебрежительное к нему отношение, тем более что поражение в войне с Пруссией обострило их национальное чувство. Словом, соглашение между Бурбонами и Орлеанами сорвалось.

Два года прошло в бесплодных переговорах между легитимистами и орлеанистами, пока угроза со стороны быстро прибавлявшей в весе республиканской оппозиции не встряхнула их. В мае 1873 г. они добились избрания бывшего маршала империи легитимиста Мак-Магона президентом республики, рассчитывая с его помощью осуществить монархический переворот. 5 августа граф Парижский посетил Фросдорф, чтобы засвидетельствовать свои верноподданнические чувства графу Шамбору как единственному законному претенденту на королевскую корону. Шаг решительный, но более чем спорный, ибо обрекал графа Парижского расплачиваться за ошибки своего "кузена".

Сообщение о посещении Фросдорфа графом Парижским взволновало французов. 4 октября парламентское большинство образовало комиссию из 9 человек, одним из членов которой был депутат Пьер Шенелон (департамент Нижние Пиренеи), по профессии торговец-суконщик, ярый католик и роялист. Комиссия выработала формулу примирения обоих претендентов: "Трехцветное знамя сохраняется. Его можно изменить лишь с согласия короля и национального представительства". Эту формулу Шенелон и повез на одобрение графу Шамбору. 14 октября претендент подписал следующее заявление: "Граф Шамбор оставляет за собой право предстать перед страной и выслушать ее решение, выраженное устами ее представителей, которое было бы совместимо с его честью и которое удовлетворило бы Собрание и нацию".

Шенелон немедленно сообщил политическим друзьям о полном успехе своей миссии. Однако он забыл им сказать, что устно граф Шамбор заявил ему: "Никогда я не откажусь от белого знамени".

И как гром среди ясного неба прозвучало опровержение из Фросдорфа. Оно повергло в отчаяние монархистов, считавших реставрацию делом почти решенным. Не видя иного выхода, они добились продления полномочий Мак-Магона на семь лет в надежде протянуть время до смерти графа Шамбора и потом передать корону графу Парижскому.

Ко времени обсуждения в Национальном собрании законопроекта о семилетнем президентстве граф Шамбор инкогнито прибыл во Францию. Он намеревался в сопровождении Мак-Магона неожиданно предстать перед депутатами, рассчитывая, что в восторге от его смелого поступка они без промедления признают в нем короля. Однако эта романтическая мечта не встретила понимания у президента, выступавшего за правовой способ реставрации монархии. Божественное право королей в очередной раз пришло в столкновение с конституционным правом нации - и потерпело поражение. Граф Шамбор вынужден был вернуться во Фросдорф. Там он еще некоторое время вынашивал планы реставрации, по-видимому не отдавая себе отчета в том, что свой последний шанс он упустил безвозвратно. Франция избежала новых политических потрясений. Своей непреклонностью граф Шамбор в какой-то мере помог упрочению Третьей республики (1870-1940), фактически сорвав планы монархической реставрации.

Граф Шамбор умер во Фросдорфе в августе 1883 г., но похоронен был на кладбище монастыря Кастаньявицца близ Герца, где уже покоились его дед Карл X, дядя Людовик XIX, тетка и воспитательница Мария Тереза, герцогиня Ангулемская, сестра Луиза Мария. С тех пор это кладбище, называемое иногда "Сен-Дени эмиграции", стало местом притяжения легитимистов. Но скитальческая судьба преследовала последних Бурбонов и после смерти. В годы первой мировой войны монастырь оказался в полосе боев и австрийская императрица Цита, внучка Луизы Марии, организовала эвакуацию гробов своих предков в тыл. Вскоре империя Габсбургов распалась и монастырь оказался в Италии. В 1924 г. власти города Гориция, заинтересованные в туристах, вспомнили о Бурбонах и не без труда отыскали их гробы в замке Шёнбрунн. Но прошло еще восемь лет, прежде чем они вернулись на место своего вечного успокоения. Там они находятся и поныне, хотя в 1947 г. еще раз сменили "гражданство", когда территория с монастырем и кладбищем отошла к Югославии (ныне территория Республики Словении).

Воссоединение ветвей

В 1883 г. граф Парижский стал единственным законным претендентом на королевскую корону. В его лице воссоединились старшая и младшая династические ветви. В ознаменование этого он изъявил желание называться не Луи Филиппом II, что было бы естественно для внука Луи Филиппа I, а Филиппом VII. Неосторожные политические действия стоили ему в 1886 г. изгнания в Англию, откуда он оказывал поддержку генералу Буланже, предполагая в нем французского Монка. С упадком буланжизма Филипп VII отошел от активной политики. Умер он в 1894 г.

Его сын Филипп, герцог Орлеанский, стал официальным претендентом под именем Филипп VIII (1869-1926). В молодости он прославился тем, что вопреки закону 1886 г. об изгнании глав и наследников династий, когда-либо царствовавших во Франции, явился на армейский призывной пункт для прохождения военной службы. В дальнейшем Филипп VIII не вмешивался в политику, хотя и не скрывал симпатий к крайне правой организации "Аксьон франсэз". Он был больше известен как дамский ухажер и страстный охотник, объездивший весь мир в поисках экзотической дичи. Его брак с Марией Доротеей Австрийской оказался бездетным.

Со смертью Филиппа VIII титул претендента перешел к младшему сыну Роберта, герцога Шартрского (младшего брата Филиппа VII), Жану, герцогу Гизу, принявшему имя Жан III (1874-1940). Он также не занимался политикой, зато увлекался военной историей и игрой на барабане. Свое время он делил между фамильными замками во Франции и Бельгии и поместьем в Марокко. В 1899 г. Жан III женился на своей кузине Изабелле Орлеанской, дочери герцога Монпансье.

От их брака 9 июля 1908 г. родился сын Генрих, которому по достижении совершеннолетия отец присвоил титул графа Парижского. С 1940 г. он является претендентом под именем Генрих VI. В 1931 г. он женился на Изабелле Орлеанской и Брагансской, дочери Педру Орлеан и Браганса и графини Елизаветы Добрженской. По собственному признанию, граф Парижский давно потерял надежду на реставрацию монархии, хотя и любит вспоминать слова, некогда сказанные ему генералом де Голлем: "В 1965 г. наступит и ваш черед". Но графиня с оптимизмом смотрит в будущее, рассчитывая, что по крайней мере ее внуку удастся вернуть корону. В последние годы супруги жили раздельно. Граф - в Шантийи, где он занимался делами фонда Конде и, несмотря на преклонный возраст, каждое утро совершал прогулку верхом. Графиня делила свое время между Парижем и маленьким городком Э на побережье Ла-Манша. Что не помешало им в 1992 г., хотя и с некоторым опозданием, отпраздновать в кругу многочисленной семьи бриллиантовую свадьбу.

У графа и графини Парижских родилось одиннадцать детей. Старший сын Генрих, граф Клермонский, родился в 1933 г., получил военное образование, но в последние годы работал консультантом туристических фирм, занимался публицистикой и руководил общественным Центром исследований современной Франции. Свободное время посвящал живописи. Успехом пользовались несколько выставок его картин, продажа которых является для него немаловажной статьей дохода. Граф Клермонский был женат на дочери главы королевского дома Вюртемберга герцогине Марии Терезе, от которой у него родилось пятеро детей (три сына и две дочери). В 1975 г. супруги развелись и обратились в Ватикан с просьбой расторгнуть их церковный брак. Развод явился причиной того, что глава королевского дома Франции граф Парижский лишил графа Клермонского титула дофина, передав его второму сыну последнего - Жану, герцогу Вандомскому, который родился в 1965 г. и является офицером французской армии. В 1984 г. граф Клермонский повторно женился на представительнице одного из древних родов испанских грандов Микаэле Кинонес де Леон. С тех пор мир и согласие в доме Франции были восстановлены. Граф Парижский предоставил избраннице своего старшего сына титул принцессы Жуанвильской, что дало основание графу Клермонскому по-прежнему считать себя законным наследником прав на французский трон.

Часть монархистов, однако, оспаривает законность претензий наследников короля Луи Филиппа I на корону Франции. Они обвиняют их в нарушении права первородства (старшинства): Орлеаны являются потомками брата Людовика XIV, т. е. наследуют ему не по прямой линии, между тем как имеются прямые его потомки. Это испанские Бурбоны, которые ведут свою родословную от внука Людовика XIV - Филиппа, герцога Анжуйского, ставшего в 1700 г. испанским королем Филиппом V. В защиту Орлеанов обычно ссылаются на Утрехтский договор между Людовиком XIV и Филиппом V, по условиям которого испанские Бурбоны обязались не претендовать на французскую корону. Как бы то ни было, наряду с вышеприведенной существует и параллельная генеалогия французских королей в изгнании. В соответствии с ней после смерти графа Шамбора (Генриха V) претендентами являлись: Жан III, граф Монтисон (1822-1887), племянник испанского короля Фердинанда VII. Женат на Марии Беатрисе Австрийской-Эсте; Карл XI, герцог Мадридский (1848-1909), сын Жана III. Женат на дочери сестры графа Шамбора, Маргарите Бурбон-Пармской, т. е. правнучке французского короля Карла X; Яков I (дон Хайме), герцог Мадридский (1870-1931), сын Карла XI; Карл XII (1849-1939), второй сын Жана III и дядя Якова I; Альфонс I (1886-1941), кузен Карла XII, потомок испанского короля Карла IV. До 1931 г. являлся королем Испании Альфонсом XIII. Женат на Виктории Евгении Баттенбергской; Генрих VI (дон Хайме), герцог Ан-жуйский и Сеговийский (1908-1975), сын Альфонса I. Был женат на Эммануеле де Дампьер (развелся в 1947 г.). В 1946 г. он официально заявил о своих претензиях на французскую корону; Альфонс II (1936-1989), сын Генриха VI. Герцог Анжуйский и Кадикский*.

*Ardisson Th. Op. cit. P. 238-239. После смерти Альфонса II претендентом считается его сын Людовик XX (род. в 1974 г.). Примеч .сост.

Лжепретендент

Февраль 1919 г. Народы Европы едва оправились от шока первой мировой войны. В адрес мирной конференции, собравшейся незадолго до того в Париже, потоком шли письма и телеграммы с выражением надежд на окончательное торжество разума и справедливости в отношениях между народами. Можно представить себе удивление чиновников, занимавшихся разборкой почты, когда в их руках оказалось письмо, автор которого требовал восстановить, между прочим, и справедливость в отношении "покойного короля Людовика XVII, а также его потомства".

Послание было подписано: "принц Луи Бурбонский". Его автор представился правнуком Людовика XVII, якобы спасшегося от гибели во время революции, но так и не признанного оставшимися в живых членами королевской семьи - ни сестрой Марией Терезой, ни дядьями Людовиком XVIII и Карлом X. В годы Реставрации и Июльской монархии человек, выдававший себя за несчастного сына казненного короля, был известен под именем графа Наундорфа (умер в 1845 г.). И нужно отметить, что доказательства, на которые он ссылался в подтверждение своего королевского происхождения, некоторым современникам не показались вздорными. Луи Филипп I, пришедший к власти, как известно, не самым легитимным способом, всерьез принимал идущую от него угрозу своему трону. 15 июля 1836г. граф Наундорф, находившийся в Париже, был арестован, а все имевшиеся при нем бумаги - изъяты полицией.

С тех пор следы этих бумаг затерялись. Единственное, что удалось установить потомкам графа Наундорфа, по-прежнему считавшими себя принцами королевской крови, - это то, что они не были сразу уничтожены, а скорее всего похоронены в недрах секретных архивов Франции. В 1870 г. с ними якобы ознакомился Жюль Фавр, занимавший после краха Второй империи пост министра иностранных дел.

Делегаты Парижской мирной конференции оставили, разумеется, без внимания письмо "принца Луи Бурбонского". Не дало результатов и его обращение к президенту Французской Республики Раймону Пуанкаре. Точку в деле о притязаниях потомков графа Наундорфа на родовое имя Бурбонов поставило решение апелляционного суда города Парижа, отклонившего 7 июля 1954 г. их иск об установлении родства.

Монархия сегодня?

Династический спор между наследниками Луи Филиппа I и сторонниками Бурбон-Анжуйской династии можно было бы отнести к разряду курьезов, если бы не то обстоятельство, что, согласно -данным социологических опросов, 17% населения Франции поддерживают возврат к монархическому правлению. Это многовато для страны, совершившей несколько антимонархических революций и более столетия живущей при республиканском строе.

На первый взгляд в современной Франции, кроме памятников старины, мало что напоминает о монархии. Традиционные монархические партии не сумели пережить неудачу реставрации в конце XIX в. Первыми сошли со сцены бонапартисты, потерявшие в лице убитого в Африке принца последнюю надежду. Вскоре та же участь постигла орлеанистов, брошенных на произвол судьбы своим лидером. Граф Парижский, возглавивший под именем Филипп VII королевский дом Франции, отрекся от орлеанизма и встал под знамя правоверного легитимизма. Но буланжистский кризис поглотил и эту партию. 90-е годы XIX в. ознаменовались политическим "признанием" республики видными деятелями монархической партии.

Но, безвозвратно канув в историю, партии легитимистов, орлеанистов и бонапартистов оставили глубокий след в политической жизни Франции. К ним генетически восходят некоторые важные черты ее современной политической культуры.

Традиционализм, антипарламентаризм, клерикализм, свойственные политической культуре легитимистов, проявились в деятельности крайней националистической реакции конца XIX - начала XX в. Не случайно в период "дела Дрейфуса" к ней открыто примкнул претендент на престол Филипп VIII. Идеологом этого союза стал Шарль Моррас, приравнявший свой "интегральный национализм" к роялизму: "Чтобы здравствовала Франция, да здравствует король!"

Иная судьба ожидала наследие орлеанизма, в значительной мере воплотившееся в практику парламентаризма Третьей и Четвертой республик. При них правление носило сугубо представительный характер, т. е. народ осуществлял свой суверенитет не путем референдума, выборов главных должностных лиц, а исключительно через своих представителей, таким образом противопоставленных остальным гражданам. В этом трудно не распознать отголосок цензового избирательного права. Именно орлеанистам принадлежит также заслуга "обкатки" тактики политических компромиссов на основе парламентского центра.

Что касается бонапартизма, то присущие ему авторитаризм, антипарламентаризм, плебисцитарный характер правления в известной мере проявились в деятельности генерала де Голля. И бонапартизм, и голлизм опирались на харизматическую легитимность, а потому нуждались в ярком лидере, с которым прежде всего отождествляла себя партия его сторонников.