16.6. Комплексные психолого-психиатрические экспертизы по факту самоубийства

Для определения юридического значения комплексной су­дебной психолого-психиатрической экспертизы (КСППЭ) по факту самоубийства необходимо рассмотреть, с какой целью она назначается, какие возможные правовые последствия вытекают из того или иного экспертного заключения.

Как показывает практика, одной из ситуаций, когда назнача­ется такая экспертиза, является предположительный вывод сле­дователя или суда о самоубийстве. Если у судебно-следственных органов нет четкой уверенности в том, что имел место факт са­моубийства (а не убийства или несчастного случая), то здесь экспертное заключение играет важную роль для выяснения тех или иных обстоятельств, характеризующих личность суицидента. Но и в таких ситуациях недопустимо использовать экспертные выводы в качестве доказательства при определении рода смерти. Так, человек может находиться в депрессии, высказывать суици­дальные мысли и намерения и именно в этот промежуток вре­мени стать жертвой убийства (отравления, повешения и т. д.). В данном случае использование экспертного заключения о нали­чии, например, депрессивного состояния у подэкспертного, со­провождавшегося суицидальными намерениями, в качестве до­казательства того, что он действительно совершил самоубийство, будет несомненной судебной ошибкой.

Исходя из этого предпочтительнее назначать КСППЭ при наличии доказанности факта самоубийства. При этом суд и следствие обычно сталкиваются с проблемой квалификации ста­тей УК РФ. Во-первых, это ст. 110 УК РФ: доведение до само­убийства или покушения на него путем жестокого обращения с потерпевшим или систематического унижения его личного дос­тоинства. Во-вторых, ч. 3 ст. 131 УК РФ: изнасилование, .... по­влекшее за собой тяжкие последствия... (в число которых входит и самоубийство потерпевшей, последовавшее в результате изнасилования). В обоих случаях основной целью суда при квалифи­кации этих статей является доказательство наличия или отсутст­вия причинно-следственной связи между действиями обвиняе­мого (изнасилованием или действиями, подпадающими под оп­ределение «жестокое обращение или систематическое унижение личного достоинства») и фактом самоубийства потерпевшего.

Предметом КСППЭ по факту самоубийства является психи­ческое состояние подэкспертного, предшествовавшее самоубий­ству. Это обстоятельство в совокупности с основной целью суда — установить наличие или отсутствие причинно-следственной свя­зи между действиями обвиняемого и фактом самоубийства — и определяет круг вопросов, ответы на которые в экспертном за­ключении дадут возможность использовать их как доказательст­во по делу в целях содействия установлению истины.

Формулировки вопросов. В постановлении следователя или оп­ределении суда должны формулироваться следующие два вопроса.

1) В каком психическом состоянии находился подэкспертный в период, предшествовавший самоубийству (смерти)? Данный вопрос касается периода, предшествовавшего смерти, в случа­ях, когда речь идет о предположительном самоубийстве. Экс­пертное заключение, квалифицирующее такое психическое со­стояние, не являясь доказательством при определении рода смерти, может пролить свет на некоторые обстоятельства, ха­рактеризующие личность подэкспертного. При назначении экспертизы по факту доказанного самоубийства необходимо сформулировать вопрос о периоде, предшествовавшем уже не смерти, а самоубийству.

Ответ на поставленный вопрос имеет основополагающее значение для экспертного заключения о наличии причинной связи этого состояния с действиями обвиняемого. Клинико-психологический анализ (при наличии полных материалов уго­ловного дела и медицинской документации) позволяет дать точ­ную квалификацию психологического состояния человека в пе­риод, предшествовавший суициду, описать его возникновение и динамику развития. Квалификация такого психического состоя­ния включает определение индивидуально-психологических осо­бенностей, клиническую и психологическую диагностику пси­хического состояния.

Экспертное исследование индивидуально-психологических особенностей подэкспертного должно включать этико-психологический анализ (поскольку суицидальное действие всегда акт морального выбора), диагностику особенностей самосознания, определение черт личности и характера. Необходимо квалифици­ровать тип суицида — рациональный либо аффективный. Рацио­нальные самоубийства — это обдуманные суициды с длительным и постепенным формированием решения покончить с собой, об­думыванием способов самоубийства, места и времени осуществ­ления своего намерения. При аффективных самоубийствах реше­ние о суициде принимается непосредственно под воздействием интенсивных и значимых эмоций и является импульсивным. Важный компонент при данной экспертизе — выявление мотивов или психологического смысла самоубийства. В суицидологии описаны такие типы мотивов, как протест, призыв, избежание (наказания или страдания), самонаказание и отказ. Особое вни­мание в экспертном заключении должно обращаться на измене­ние личности в «переломные» моменты его жизни (потеря рабо­ты, смерть близких, ситуации сильного унижения и т.п.).

Диагностика собственно психического состояния человека в интересующий судебно-следственные органы период обычно включает клиническую, нозологическую или синдромальную оценку этого состояния, определение характера социальной дезадаптации личности, сущности его кризисного или аффективного состояния, анализ динамики переживаний и т.д. Только точная и полная квалификация психического состояния подэкспертного в период, предшествовавший самоубийству, позволяет правильно ответить на основной вопрос судебно-следственных органов.

2) Существует ли причинно-следственная связь между действия­ми обвиняемого (указать: изнасилование или такие действия, кото­рые квалифицируются как жестокое обращение или систематическое унижение личного достоинства) и психическим состоянием потер­певшего в период, предшествовавший самоубийству? Часто этот во­прос формулируют таким образом: каковы возможные причины возникновения этого состояния? Подобная формулировка пред­ставляется менее удачной, ибо причин возникновения и развития пресуицидального состояния может быть много, а суд интересует только одна причинная связь — между уголовно значимыми дей­ствиями обвиняемого и самоубийством потерпевшего.

Проиллюстрируем это следующим примером. Девушка 16 лет была изнасилована группой подростков, и впоследствии у нее развилось депрессивное состояние непсихотического уровня со стойкими суицидальными мыслями, ощущением непереносимо­сти сложившейся ситуации, что привело ее к попытке само­убийства путем отравления. Однако среди причин развития та­кого психического состояния можно назвать и ее личностные особенности в виде повышенной ранимости, уязвимости, устой­чивых ценностных представлений о женской чести. В то же время клинико-психологическое исследование показало, что де­прессивное состояние девушки усугубилось в результате субъек­тивно непереносимых для нее допросов в качестве потерпевшей, а также из-за неправильного поведения ее матери, занявшей не сочувствующую, а осуждающую дочь позицию.

Ясно, что в таком случае факт группового изнасилования не выступает в качестве единственной причины, а является одним (хотя и основным) из факторов, обусловивших возникновение психического состояния, приведшего к попытке самоубийства.

В других случаях при квалификации психического состояния подэкспертного как психического основной причиной самоубий­ства могут быть, к примеру, психопатологические бредовые моти­вы, а внешние воздействия находятся (либо не находятся) в при­чинной связи с возникновением такого состояния. Поэтому более корректной, а главное, отвечающей задачам суда или следствия является формулировка вопроса о наличии или отсутствии при­чинной зависимости психического состояния подэкспертного, предшествовавшего самоубийству, от действий обвиняемого.

Следует отметить, что конечное установление такой связи — прерогатива суда, поэтому эксперты не могут говорить об отсут­ствии искомой причинной зависимости, их ответы ограничива­ются двумя вариантами: либо в заключении делается вывод о наличии причинно-следственной связи между действиями обви­няемых и пресуицидальным психическим состоянием подэкс­пертного лица, либо мотивированно указывается на невозмож­ность установления подобной связи.

Типичные ошибки при формулировке вопросов. Как правило, такие ошибки связаны с постановкой вопросов, хотя в целом и входящих в компетенцию экспертов-психиатров или психологов, но не имеющих юридического значения именно в рассматри­ваемом предметном виде экспертизы.

1) Находился ли подэкспертный в период, предшествовавший смерти, в психическом состоянии, предрасполагающим к само­убийству? С точки зрения современных научных представлений в психологии ответ на данный вопрос будет тавтологией: если был факт самоубийства, то этому должно было предшествовать какое-либо психическое состояние, обусловившее принятие решения (в результате длительного обдумывания или эмоцио­нальное, импульсивное) покончить с собой. Более того, между психическим состоянием человека и самоубийством как дейст­вием, поступком существует только вероятностная связь, ибо нет таких психических состояний, которые неизбежно приво­дили бы к суициду.

В любом кризисном состоянии один человек расположен к аутоагрессии, другой — к внешней агрессии, третий — к поиску конструктивных путей выхода из сложившейся ситуации и т. п. Иными словами, количество вариантов личностного реагирова­ния на конфликтные и фрустрирующие воздействия, даже при наличии суицидальных мыслей и намерений, достаточно боль­шое. Поэтому нельзя оценивать какое-либо психическое состоя­ние человека как предрасположение к самоубийству.

2) Мог ли потерпевший в момент совершения самоубийства отдавать себе отчет в своих действиях или руководить ими? Во­прос представляет собой механический перенос формулы не­вменяемости в экспертизу по факту самоубийства. Данная формула юридически значима только в отношении обвиняе­мых. В отношении другой процессуальной фигуры — лица, по­кончившего жизнь самоубийством, оно никоим образом не раскрывает причинной связи его психического состояния с действиями обвиняемых.

Насилие, жестокое обращение или унижение личного досто­инства могут обусловить развитие психогенного заболевания, ко­торое, достигая психотического уровня, может препятствовать суициденту осознавать значение своих действий и контролировать их. В то же время непонимание своих суицидальных действий может зависеть и от хронического душевного заболевания, абсо­лютно не связанного с какими-либо действиями обвиняемых.

Кроме того, во многих случаях утвердительный ответ на по­ставленный вопрос может затушевывать искомую причинную связь, давая возможность защите" обвиняемого отрицать сам факт насилия, жестокого обращения или унижения, аргументируя это тем, что подобные факты существовали только в воображении душевнобольного, не понимающего, что происходит вокруг.

Формулировка данного вопроса корректна только в ситуаци­ях, когда лицо, пытавшееся покончить жизнь самоубийством, является одновременно и обвиняемым в преступлении, связан­ном с его суицидальной попыткой. Например, военнослужащий совершает незавершенный суицид (остается в живых) и обвиня­ется в членовредительстве.

3) Какие индивидуально-психологические особенности подэкспертного могли оказать существенное влияние на его поведение в момент совершения самоубийства? Здесь тоже можно констатиро­вать механический перенос, ибо вопрос имеет юридическое значе­ние в отношении обвиняемых. Как правило, под существенным влиянием индивидуально-психологических особенностей на пове­дение имеется в виду ограничение способности адекватно осозна­вать окружающее, свои поступки, произвольно и осознанно регу­лировать и контролировать собственные действия вследствие ка­ких-либо аномалий личности неболезненного характера. Ответ на этот вопрос также не имеет значения для квалификации по ст. 110 или ч. 3 ст. 131 УК РФ.

4) Какие индивидуально-психологические особенности подэкспертного могли способствовать принятию им решения о самоубийстве?

5) Находился ли подэкспертный в момент совершения самоубий­ства в состоянии аффекта? Последние два вопроса в целом кор­ректны, но неполны. Ответ на них, как указывалось выше, явля­ется обязательным компонентом экспертного заключения при квалификации психического состояния подэкспертного в период, предшествовавший самоубийству, в котором определяется тип суицида, раскрывается роль индивидуально-психологических осо­бенностей в динамике пресуицидального психического состояния, в том числе в формировании мотивации и принятия решения о самоубийстве или в развитии аффективного состояния вследствие внешних, ситуативных воздействий.

Поэтому по отношению к вопросу о квалификации психиче­ского состояния лица, предшествовавшего самоубийству, данные вопросы излишни, хотя и могут вноситься в определение суда в качестве уточняющих.

В ситуации предположительного вывода судебно-следственных органов о самоубийстве КСППЭ назначается для выяснения тех или иных обстоятельств, характеризующих личность подэкс­пертного, но экспертные выводы не могут служить доказательст­вом при определении рода смерти. Ф.С. Сафуанов считает, что Юридическое значение имеют следующие вопросы.

1) В каком психическом состоянии находился подэксперт­ный в период, предшествовавший самоубийству (смерти)?

2) Существует ли причинно-следственная связь между дейст­виями обвиняемого (указать, какими) и психическим состояни­ем потерпевшего в период, предшествовавший самоубийству?