Глава VI Защитники и противники ломброзианства в России

Царская Россия, как известно, была «тюрьмой народов». Здесь гнет капиталистический сочетался с гнетом самодержавным, еще сохранились многие остатки крепостничества, продолжавшие мешать беспрепятственному развитию буржуазных отношений. Революционное движение систематически демократизируется, и рабочий класс начинает играть все большую и большую роль в этом движении. Среди передовой части рабочего класса получают распространение идеи марксизма, в конце столетия появляются первые сочинения В. И. Ленина. В тот период преобладающее большинство русской интеллигенции выступало против царского правительства с позиций либерализма. В области криминологической ІІ уголовно-правовой либералы резко критиковали ломброзиан-ство, поддерживаемое в России лишь явными консерваторами. В дальнейшем, с расширением движения масс, особенно после 1905 г., либералы делают резкий крен вправо и защищают царизм. Для борьбы с «крамолой» мирно объединяются бывшие идейные «противники»: «классики», «антропологи» и «социологи».

«Либералы, — писал Ленин, - - отличаются от консерааторов (черносотенцев) тем, что представляют интересы буржуазии, которой необходим прогресс и сколько-нибудь упорядоченный правовой строй, соблюдение законности, конституции, обеспечение некоторой политической свободы.

Но эта прогрессивная буржуазия еще более боится демократии и движения масс, чем реакция. Отсюда вечные стремления либералов к уступкам старому, к соглашениям с ним, к защите многих коренных устоев старины» '.

До 1905 г. либеральная интеллигенция ратовала за буржуазную демократию, за ликвидацию остатков крепостничества, за обеспечение некоторой политической свободы, а следовательно, выступала против реакционных идей Ломброзо. Так, например, крупный русский юрист Н. Д. Сергиевский, представитель классического направления в уголовном праве, будучи в 80-х годах XIX в. весьма умеренным либералом, писал в своей работе «Антропологическое направление в исследованиях о преступлении и наказании»: «Влияние цивилизации и образованности Ломброзо признает неблагоприятным. По его мнению, надо уничтожить суд присяжных как склонный к оправданию преступников, а также право помилования. Преступников надо уничтожать как вредную породу... Ломброзо мракобес. Он требует уничтожения публичности и гласности судопроизводства, стеснения права печати, соб-

Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 21, с. 472.

181

раний н проч. Он рекомендует как идеал состояние    восточных деспотий»2.

Исключительно резко критиковал взгляды «антропологов» проф. Казанского университета Н. Г. Грегорович. В 1896 г. он прямо заявил, что учение Ломброзо обязано своим успехам не развитию и усовершенствованию медицинской науки, а газетной рекламе, «падкости зевак до всякого шарлатанства», главным обра-зо.м социально-политическим стремлениям, которым оказалось на руку изобретение «особой породы» людей, живущих среди общества, которых можно будет на основе известных одним антропологам признаков преступности объявить вне закона н устранить из человеческого общества всякими пригодными к тому мерами — преимущественно беспощадными.

«...Учение Ломброзо, - - подчеркивал Грегорович, - - вносит в государственную и общественную жизнь принцип неравенства людей между собой; этохму-то принципу и обрадовалась всесильная плутократия и она-то обеспечила __успех этих бесчеловечных учений»3.

Любопытно, что Грегоровнч, пожалуй, наиболее четко из всех буржуазных ученых подчеркивал сугубо классовый характер учения антропологов, как, впрочем, и социологов, «научно обосновывающих» «общественную необходимость» беспощадной растра-вы капиталистического государства с «опасными» для него людьми. Так, в одной из своих работ Грегорович писал: «По мнению антропологов, преступник опасный человек, а опасный человек — точно бешеная собака. Поэтому нужно прежде всего избавиться от опасного человека каким бы то ни было способам... Здесь полное безразличие к соразмерности тяжести наказания с тяжестью преступления, полное беззаконие... Решительным признаком опасности признается рецидив, особенно в нищенстве, безработице; для борьбы с этими опасными людьми рекомендуются самые беспощадные меры... Обществу нужно бороться не с придуманной антропологами преступностью, а с фарисейской благотворительностью, с безвыходным положением всеми отверженного н преследуемого за каждый даровой кусок хлеба бедняка, ругаемого бессмысленным, придуманным антропологическими школами названием «преступник». Всю эту антропологическую затею, - - резюмирует он, - - следовало бы обойти презрительным молчанием, если бы оно не оказалось пригодным орудием опасных для общественного мира сил, доказавших свое могущество в новейшем законодательстве -- систематическое преследование нищих н пр.»4.

2              «Юридический вестник», 1882, Л° 2, с. 212, 220—221.

3              Цитируется по кн.:  Е с п п о в    В.  Очерки  русского    уголовного    права. M ,

1904, с. 37—Зв.

4              Грегорович    Н.  Вопросы  так  называемого    уголовного    права.  Казань,

1897, с. 36—38, 73.

182

Следует отметить, что не только опециалисты-юристы, но и представители самых различных кругов тогдашней интеллигенции — философы, писатели, журналисты и пр. — подвергают лом-брозианство суровой критике. Так, философ-идеалист Э. Л. Рад-лов в весьма острой статье «Чезаре Ломброзо и уголовная антропология» писал в 1892 г., что последнее сочинение главы итальянской школы — «Новейшие успехи науки о преступнике» •— блещет полным отсутствием логики и здравого смысла. Смешны рассуждения Ломброзо о признаках нормальных людей и преступников.

«У нормальных людей нос или кривой (26,8%), или волнлс-тып (25,4%)... а воры преимущественно имеют нос прямой (40,4%), широкий (53,28%) и т. п. Лсшброзо находит, что белокурые расы более склонны к революциям, а черные --к бунтам. Он противоречит сам себе, ибо несколькими страницами ранее сказал, что Италия и Испания имеют наибольшее число революций. Количество революций, - - говорит он, - - прямо пропорционально длине человеческого роста... Многословие и хвастовство — отличительные черты сочинений Ломброзо... он исходит из зоологической точки зрения на преступника. К политическим преступникам, — подчеркивает Радлов, — г. Ломброзо относит и государственных деятелей, и религиозных энтузиастов - - одним словом, всех выдающихся людей. Нормой для Ломброзо служит средней руки буржуа, который ничем не выделяется, копит деньги и плодит детей, -- все остальные преступники»5.

Географ и социолог, Л. И. Мечников, будучи убежденным противником царизма, подчеркивал выгодность для последнего идей ломброзианства и правильно утверждал, что преступление есть явление не биологическое, а социальное.

«Не только преступление, - - писал он, —• но и сам человек-преступник, на которого антропологи-криминалисты указывают как на корень всего зла, есть продукт той же социальной почвы» 6.

Надо, однако, иметь в виду, что уголовно-антропологические идеи все же нашли своих, правда весьма немногочисленных, защитников среди наиболее реакционных кругов тогдашнего общества. Так, ярый черносотенец, организатор позорного дела Бей-лиса, министр юстиции с 1906 по 1915 г. И. Г. Щегловитов в своей статье «Репрессия суда присяжных в России», опубликованной в 1897 г., наряду с яростными нападками на «суд улицы» предлагает усилить наказания против преступников, которых «ничего не может исправить, ибо их пороки врожденны»7. «О неизлечимости» многих преступников, а следовательно, о необходимости их изоляции в целях «защиты общества» писали иногда

ь «Русское обозрение», 1892, август, с. 837, 848, 854, 857, 859;

6              Мечников Л.  И.   Уголовная  антропология.  — «Русское  богатство»,   1886,

№ 3—4, с. 106.

7              «Гражданское и уголовное право», 1897, кн. 3, с. 9.

183

реакционные газеты, особенно «Новое время». Критика уголовно-антропологических идей проводилась не только в печати, но и устно на различных конгрессах, диспутах и т. п. И здесь находились немногие защитники антропологов, как правило консерваторы. Так, в журнале «Вестник Европы» за 1890 г. указывалось, что через месяц в Петербурге должен собраться IV Международный пенитенциарный конгресс. Самый важный вопрос, входящий в программу конгресса, -- это вопрос о том, есть ли прирожденные преступники? Доклад по этому вопросу, составленный В. Д. Сдасовичем от имени комиссии Петербургского юридического общества, разрешает его в смысле безусловно отрицательном. Ни один из признаков прирожденных преступников ло «теории» Лоді'брозо не установлен с полной достоверностью. Статистика может показать эти признаки и у совершенно честных людей. Антропологическая теория, - - подчеркивает буржуазно-либеральный журнал, -- ведет к признанию «смертной казни, что возмутительно и бесчеловечно». «С мнением Спасовича, - - указывалось далее, - - согласилась почти единогласно вся комиссия, кроме одного г. Латышева, весьма консервативно настроенного. Г. Латышев •— сторонник антропологов хотя и отвергает казнь, но стоит за ссылку (лучше на отдаленный изолированный остров), соединенную с пожизненным заключением и тяжкими работами»8.

Любопытно, что на международных конгрессах криминальной антропологии идеи Ломброзо подвергались весьма серьезной критике, причем наиболее резкой со стороны русских юристов. Так, на IV конгрессе в Женеве, состоявшемся в 1896 г., Ломброзо сделал обширный доклад, в котором, основываясь на большом статистическом материале, утверждал наличие врожденной преступности, т. е. все то, что с такой неослабной энергией он защищал в течение трех десятилетий.

Ломброзо, с некоторыми оговорками, защищали целый ряд иностранных юристов и психиатров, как например, Ферри, Винк-лер, Оттоленги, Гарофалл0, и многие другие. Из представителей России одна Тарновская поддерживала Лом>брозо. Все же остальные — Фойницкий, Дриль и Закревский — резко выступали против взглядов «антропологов».

Как и следовало ожидать, «Ломброзо с упорством настаивал на своем учении... Никакие конгрессы, — оказал он, — не будут в состоянии поколебать его идей, основанных на 40-летнем олы-те и на слишком 50 000 отдельных наблюдений»9.

К числу немногочисленных защитников уголовно-антропологического направления в России следует также отнести криминалиста А. П. Лихачева, прокурора Петербургского окружного суда, автора ряда работ по уголовному праву и статистике, одновременно сотрудничавшего в черносотенной газете «Новое вре-

8 «Вестник статистики», 1890, т. 3, с. 354—356, 356.

9Розенбах  П. Четвертый  конгресс  криминальной  антропологии.— «Журнал министерства юстиции», 1896, № 9, с. 171—172.

184

мя» и придерживающегося самых реакционных политических взглядов. Лихачев — противник суда присяжных и сторонник жестоких репрессий против «неисправимых преступников». Он противник распространения просвещения среди народа и улучшения его экономического положения. Он восторженно отзывается о Ломброзо и Ферри и всеми своими высказываниями характеризует себя как явного обскуранта.

«Уменьшается ли преступность с развитием цивилизации? — вопрошает Лихачев. — Солидные статистические исследования отвечают на этот жгучий вопрос отрицательно» 10.

По мнению автора, наряду с другими причинами, повышение материального и культурного уровня «простолюдинов» является серьезным «фактором», способствующим росту числа преступлений.

«Возвышение зарплаты, - - пишет Лихачев, - - и улучшение общих условий жизни особенно увеличивает число преступлений против нравственности: улучшенное питание увеличивает избыток сил, который ищет себе нередко выход в удовлетворении животного чувства» п.

Подобные рассуждения, достойные «зубра — помещика», не требуют комментариев, так же как и следующие: «Элементарное образование, в настоящее время распространяющееся в народе', есть орудие обоюдоострое. Увеличивая восприимчивость ко всему доброму, оно увеличивает и способность к злу. Грамотность открывает возможность совершать некоторые более тонкие преступления... Учение в народной школе ослабляет индивидуальность» 12.

Для «доказательства» этого Лихачев приводит несравнимые статистические данные о преступности «в неграмотной России и в Саксонии, где высоко стоит народное образование» и где преступность и самоубийство («явления, по Лихачеву, одного порядка») во много раз выше. Он вполне солидаризируется с Ломброзо и Феріри по вопросу о существовании «неисправимых преступников», которые «представляют собой антропологическую разновидность и в современном обществе являются со свойствами низших рас, отличаясь поэтому от нормального человека из среды цивилизованного народа» 13.

Лихачев полностью присоединяется к точке зрения Ферри, который считает вполне допустимым смертную казнь для природных преступников, но, не желая «раздражать толпу», рекомендует заменить казнь неисправимых преступников пожизненным заключением.

Исключительно показательны рассуждения Лихачева, повторяющие, по сути дела, мысли Ферри о том, откуда происходят

10 Лихачев А. Новые работы в  области уголовной статистики и антропологии.— «Журнал гражданского и уголовного права»,  1883, № 3, с.  1.

11 Там же, с. 2. 2 Там же, с. 4. 13 Лихачев А. Указ, соч., с. 10.

185

«прирожденные преступники». Эти рассуждения буквально насыщены ненавистью реакционера к «низшим классам», многие представители которых якобы самой природой обречены на преступления. Отсюда «обоснование» беспощадных репрессий к «неисправимым преступникам». Классовый характер таких взглядов совершенно очевиден. Они непосредственно направлены на защиту самодержавно-буржуазного государства от любых «нарушителей порядка», без труда объявляемых неисправимыми преступниками.

По мнению Лихачева, в обществе существуют три класса, резко отличающиеся друг от друга в отношении преступности. «Выс-шии класс, — лицемерно утверждает Лихачев, - - не преступен, так как наследственность, религиозность и нравственные убеждения, санкции собственной совести и общественного мнения делают, естественно, честными его представителей. Для этого класса уголовный кодекс не нужен» 14.

Вполне понятно, что к такому классу относятся состоятельные, образованные и религиозные люди, образцом которых является для Лихачева «средний» русский барин.

«Другой класс, -- пишет он, — низший, состоит из лиц, труднодоступных идее нравственности и честности, потому что они лишены всякого образования н воспитания, поглощены первобытной, почти животной борьбой за существование, наследуют от предков и передают потомкам анормальный организм, в котором часто оказываются свойства первобытной, низшей расы, проявляется атавизм. Из этого класса выходят прирожденные, неисправимые преступники. Для них бесполезны временные наказания» !5.

Совершенно ясно, о какой низшей расе, порождающей «неисправимых» преступников, которых необходимо «навсегда» удалять от .«честных людей», здесь идет /речь. Речь идет о широких трудящихся массах, о десятках миллионов городских и сельских пролетариев, задыхающихся под гнетом самодержавия и капитализма, что неминуемо обрекало многих из них на нищету, бродяжничество и преступность. Но Лихачеву, так же как и другим реакционерам-антропологам, до этого, конечно, нет никакого дела. Они не хотят этого видеть и в апологетических целях стремятся завуалировать действительные корни преступности антинаучными рассуждениями о биологических особенностях «неисправимых» людей. Далее Лихачев говорит о третьем, «общественном классе лиц, не родившихся преступниками, но и небезусловно честных, доступных идеям права и нравственности (каким? — С. О.), получивших известное образование и воспитание. Из этого класса, -- поясняет автор, -- выходят случайные преступники. Наказание для них может быть полезным» 16. Другими словами, случайные преступники не представляют особую опасность для

14            Лихачев А. Указ, соч., с. 15.

15            Там же.

16            Там же, с. 16.

186

господствующего класса. Их можно подвергать обычным наказаниям. Таким образом, Лихачев наиболее откровенно из всех русских антропологов показал сугубо классовый характер ломбро-зианства, используемого реакционными кругами тогдашнего общества в своекорыстных интересах.

Показательна для политических взглядов Лихачева трактовка самоубийств, которые он рассматривает по-расистски, как устранение «низших», не приспособленных к «цивилизованной» жизни индивидов. О действительных причинах самоубийств Лихачев, естественно, умалчивает, клеймя самоубийц как преступников, нарушающих «вековые» устои общества. Полностью солидаризируясь в этом отношении с западноевропейскими антропологами, он пишет в своей другой работе: «Самоубийцы суть преступники. Их поступок подлежит позору. Как и убийцы, самоубийцы суть самолюбивые эгоисты с противообщественными стремлениями. Общество не может совершенствоваться без удачного подбора более развитых личностей. Оно без сожаления смотрит на исчезновение личностей недоразвившихся, эгоистичных, лишенных великодушных качеств, составляющих нашу цивилизацию»17.

Явным человеконенавистничеством, лютой злобой ко всему тому, что в ка-кой-то мере является протестом против существующих норм, установленных антагонистическим государством, пропитаны приведенные слова. Лихачев умышленно не замечает экономических причин самоубийств, так же как и проституции, о которой он, соглашаясь во всем с французским антропологом Шоси-нанем, приводит такое высказывание последнего: «Проституция кажется нам гораздо опаснее самоубийства. Самоубийство является лишь средством общественного .подбора, способом самопроизвольного исчезновения негодных личностей. Другое дело проституция. Когда проститутки воспроизводят, они создают новые существа, столь же вредные, как они сами» 18.

Обидевшись, очевидно, за потребителей «живого товара», которые, как правило, принадлежали к представителям «хорошего общества», Лихачев «глубокомысленно» пишет: «Автор забывает, что качество детей зависит не исключительно от качества матерей» 19. Комментарии, как говорится, излишни.

В своей работе «Преобразования в уголовном судопроизводстве, предлагаемые последователями итальянской школы уголовного права», Лихачев считает совершенно правильным точку зрения Ферри, который опровергает презумпцию невиновности обвиняемого, «принятую в современном уголовном судопроизводстве». Предположение невиновности, по его мнению, неуместно в уголовном процессе.

17            Лихачев  А.  Новые работы  в  области  уголовной  статистики.— «Граждан

ское и уголовное право», 1803, № 1, с. 126.

18            Лихачев   А.  Самоубийства в  Западной    Европе и  Европейской    России.

Спб., 1882, с. 131.

19            Там же.

187

Лихачев, основываясь на якобы «частных и необоснованных оправданиях суда присяжных», требует максимального сокращения компетенции «суда улицы». Он абсолютно согласен с Ферри, не допускающим «амнистии, называя ее юбилеем преступления», и с Гарофалл0, требующим самых жестоких наказаний для самых легких преступлений, если они совершены «преступными типами».

В заключение хотелось бы еще раз подчеркнуть, что если социологическое направление в криминологии и уголовном праве в России являлось на определенном историческом этапе относительно прогрессивным, то антропологическое направление было с самого начала своего возникновения сугубо реакционным, вполне отвечающим политическим взглядам и интересам наиболее консервативной части господствующих классов. Вполне понятно, что монархические круги тогдашнего общества, черносотенная печать поддерживали идеи антропологов в рассматриваемый нами период. Особенно это имело место во время проведения так называемых контрреформ, т. е. ряда реакционных мероприятий правительства Александра III, проведенных в России в 1889—1894 гг. и имевших целью укрепление самодержавия за счет пересмотра умеренно-буржуазных реформ 60—70-х годов. Еще в большей степени это наблюдается в начале XIX в.

Однако надо иметь в виду, что, не говоря уже о революционных демократах, преобладающая часть тогдашней буржуазно-либеральной интеллигенции выступала против контрреформ царского правительства, поскольку они поддерживали и всячески укрепляли сословные привилегии, вотчинно-полицейс'кую власть помещиков и тем самым мешали свободному развитию капитализма в России. Вот почему антропологические идеи не находили поддержки среди либерально настроенных юристов, которые в своем большинстве были тогда сторонниками социологического направления.

Совершенно прав проф. М. Д. Шаргородский, который писал: «Заслуживает внимания тот факт, что в условиях вдрокой России до революции 1905 года буржуазная наука уголовного права находилась в известной мере в оппозиции к действовавшему уголовному законодательству и отрицательно относилась к существующей системе наказаний, поскольку она содержала еще большее количество пережитков феодализма. Буржуазные авторы требовали буржуазной реформы законодательства»20.

20 Шаргородский  М.   Наказание  по   уголовному  праву  эксплуататорского общества. М., 1957, с. 292.