§ 17. Общественное сознание

Литература: Nowikow, Conscience et volonte sociales, 1897; Фулье, Современная наука об обществе, 1895, стр. 151-201; Wundt, System der Philosophie, 3 изд. 1907, стр. 343-372; Kistiakowsky, Gesellschaft und Einzelwesen, 1899, стр. 111-205; Izonlet, La cite moderne, 5 изд. 1898, стр. 84-124.

В ежедневной прессе, в речах политических ораторов, в исторических сочинениях, приходится постоянно встречать выражения, вроде: общественное настроение, национальный характер, народная воля и т.п. Какое значение приписывается этим выражениям со стороны тех, кто ими пользуется? Имеется ли при этом ввиду определить одним собирательным названием черты характера, желания, мысли, господствующие в преобладающей массе индивидов, составляющих данное общество, данный народ или данную национальность? Или, может быть, при этом ставится задача выйти за психику индивидов, составляющих общество, и установить психические свойства и психические переживания самого общества, как чего-то совершенно самостоятельного. Другими словами, исчерпывается ли общество совокупностью индивидуальных сознаний, или же общество имеет свое мышление, свою волю, свои чувства? Иначе, существует ли у общества сознание, отличное от сознания составляющих его индивидов?

Представление о существовании, рядом с индивидуальными сознаниями, особого общественного сознания, лежало в основании учения исторической школы правоведения. Народный дух (Volksgeist), заложенный в каждом народе при самом появлении его на историческую сцену, и неизменный, несмотря на постоянную смену во времени народных клеток, был явным выражением взгляда на общество, как на носителя особой души. Как ни различны оказались пути, по которым пошли историческая школа и философская школа, вдохновленная Гегелем, но исходное начало у них было общее, - это признание коллективного духа, который у одних принимал национальный вид, a y других являлся в качестве мирового абсолюта.

Утверждение психической самостоятельности общества, утверждение присущего ему сознания, имеет не мало сторонников в настоящее время. Конечно, скорее всего это направление могло найти себе почву в Германии. Самым видным представителем его в настоящее время следует признать Вундта, который выдвинул идею коллективного духа (Gesammtgeist). Вундт возражает против мнения, будто коллективный дух не обладает истинной реальностью, будто "все, что происходит в духовной жизни, совершается индивидами и для индивидов"*(149). По мнению Вундта в основе такого мнения лежит два ошибочных предположения: 1) что изначала дано только индивидуальное духовное бытие, а духовное общение является прекращением, в силу соединения, этого состояния изолированности; 2) что все результаты общения являются только продуктами индивидов, так что все общественное творчество сводится к внушению и усвоению от одного к другому. Но опыт не дает нам изолированного человека. "В опыте нам дана общность индивидов, составляющая условие физического развития и в еще большей степени такой фактор духовной жизни, от которого нельзя мысленно отрешиться". Речь, обычаи, религиозные воззрения - это продукты не индивидов, потому что они не могли бы возникнуть без общения. Вундт опасается, однако, и не без основания, что его коллективный дух может показаться мистическим существом. "Конечно, говорит он, верно, что нет коллективного духа, стоящего вне индивидов и существующего независимо от них". В действительности индивид, как самознающая себя духовная личность, возможен не отдельно от общения, а с ним и в нем. Все же Вундт признает, что "реальность коллективной жизни так же изначальна и прочно обоснована, как и реальность индивидуальной жизни"*(150).

Такие же взгляды встречаем и во Франции*(151). Их развивает, напр., Изулэ. Наш организм состоит из огромного количества клеток, из которых каждая есть частное "я", а клетки мозга составляют "я" публичное. Если перейти от организма к государству, то встретится то же различие. Каждый человек есть "я", и притом публичное "я" по отношению к своему физическому организму, и в то же время частное "я" по отношению к общественному организму. В общении людей (антропоидов) имеется толпа и избранники (l'elite), т.е. частные люди и публичные люди. Отсюда вывод, что как мозг есть душа тела, так государство, представленное избранниками, есть душа политического тела. Изулэ полагает, что это единственно реалистическая точка зрения*(152). С точки зрения Эспинаса общество образуется именно связующим единицы сознанием. Улей или муравейник представляются ему одаренными общим сознанием, - это совместно мыслящие и чувствующие существа*(153). Настаивающие на существовании общественного сознания, отличного от сознания составляющих общество индивидов, применяют двоякий прием для доказательства своего положения. С одной стороны они утверждают бытие общественного сознания на основании результатов, которые не могли бы быть произведены индивидами. С другой стороны они подвергают сомнению индивидуальное сознание, разлагая его на массу сознаний клеток, составляющих организм, хотя из того что индивид есть сумма сознаний, не следует, чтобы всякая сумма сознаний создавала индивида.

Допустим, что с биологической точки зрения не так легко ответить, что такое индивидуальный организм. Согласимся, что для нас остается непостижимым, как из массы клеток, обладающих самостоятельной жизнью, и независимо от их смены, создается самосознание организма. Но все же остается непоколебимым, что мы сознаем себя отдельно от общественной среды, т.е. от других индивидов. Это дано нам нашим внутренним опытом. Какой опыт дает нам представление об общественном сознании? Если мы знаем о сознании других индивидов и о психических их переживаниях, то только чрез посредство чувственных впечатлений. Внешние выражения другого индивида, переданные нам нашим телом мы переводим на наш язык, при помощи нашего собственного словаря: что мы переживали бы душевно, когда делали бы такие телесные движения языка, глаз, головы, всего корпуса. Откуда же воспринимаем мы общественное сознание, лишенное телесной оболочки? Если действительно существует общественное сознание, то где же оно воплощается? В каждом ли общественном союзе? Или только в народе, в нации, в целом человечестве? Что способно обособить одно общественное сознание от другого? А, допуская иерархию общественных сознаний, не приближаемся ли мы вновь к абсолютному мировому духу?

Язык, говорят, не может быть созданием индивидов, это общественный продукт. Конечно, человек не мог бы понимать мысли, чувства другого и сам выражать их другим звуками своего голоса, если бы не встречи с иными индивидами. Но разве это уже общество? Львы понимают рев в различных его оттенках, но эти животные обществами не живут и потому их звуки голоса, которыми они передают друг другу свои чувства, не могут считаться общественным продуктом. Если считать обществом половые сближения, тогда, конечно, вне общества индивид немыслим, потому что без этого условия невозможно было бы его индивидуальное существование. Но тогда весь мир состоял бы в общественном бытии, а мы различаем индивидов, живущих общественно и живущих вне общества, и даже некоторые считают человека, в противоположность животному, от природы общественным.

Никакой общественной души не существует или, по крайней мере, мы ничего о ней не знаем, потому что ее проявления нам не даны в опыте. Общественные настроения, стремления, симпатии разрешаются всегда в сумму психических состояний тех индивидов, которые составляют общество. Индивиды выбывают, сменяются другими, а общественное сознание может сохраниться, но это вовсе не говорит в пользу того, что существует какое-то независимое от индивидов сознание. Дело в том, что нарождающиеся в той же среде новые индивиды, при своем вступлении в общественную жизнь, проникаются уже готовыми идеями и потому общая картина остается неизменной, несмотря на смену индивидов. Одно поколение незаметно сменяет другое. Взяв среднюю в историческом или статистическом разрезе, мы определяем типическое индивидуальное сознание, которое и признаем за общественное. Вся задача в определении общественного сознания состоит в способности быстро уловить переживания в большинстве индивидов или по закону больших чисел. Общественное сознание проявляется или в массе впечатлений или в силе впечатлений, исходящих от индивидов, передающих свое настроение, свои мысли, свою волю многим единицам. Общественное сознание, как господствующее психическое переживание, имеет огромное значение для всей общественности, так как оно указывает каждому индивиду, с какой стороны он может ожидать себе сочувствия или противодействия.

Но все, что составляет внешний продукт общественного сознания, есть дело индивидов. Язык, нравы, верования зарождаются, развиваются, укрепляются только в индивидах и от них передаются другим. Чем большую роль играет сознательность в общественной жизни, тем это становится очевиднее. Новые слова, красивые обороты изобретаются индивидами, от них переходят к подражателям и затем становятся общественным достоянием, общественным продуктом. Так же шло развитие языка и на низших ступенях культурного развития, только личное влияние менее замечалось. Странно утверждать, что "чем более восходим мы к зачаткам речи, обычаев, религиозных воззрений, тем менее мы можем мыслить их как изобретение индивидов"*(154). С ростом общественности общественное сознание усиливается, а между тем его действие, к удивлению, оказывается слабее.

He стоят ли однако в противоречии с отрицанием общественной души такие факты, которые говорят нам с очевидностью, что толпа людей способна сделать то, чего не мог бы сделать в отдельности ни один из тех, кто входит в ее состав? Разве можно отрицать, что в толпе настроение способно подняться на такую высоту ожесточения, при которой толпа может совершить отвратительное дело, стоящее ниже нравственных понятий каждого из индивидов, возбуждающее впоследствии омерзение в каждом участнике. Но толпа способна не только на сверх-злое дело*(155). Она может подняться и на высоту геройского подвига, стоящего выше сознания каждого индивида в отдельности. Примером может служить знаменитая ночь 4 августа 1789 года, когда дворяне в национальном собрании отреклись без вознаграждения от своих исторических прав на крестьянский труд, о чем некоторые из них пожалели на другой день, когда остались сами с собой. Но не общественное собрание совершило то, на что не был способен каждый в отдельности, воспитанный в известном круге понятий. В толпе, где каждый быстро переживает и внешне проявляет свои чувства, психическое состояние одного немедленно передается другим, присоединяет новый мотив к их повышенному настроению, и само воспринимает их высокий тон. "Точно так же зерна пороха, лежащие одно возле другого, воспламеняются одно за другим, но каждое отдельно, и затем уже образуют поток пламени"*(156).