ПРОИЗВОЛ и насилия в малолетство Ивана Грозного.

Утверждавшийся монархический абсо­лютизм своими отрицательными сторонами дал себя уви­деть и почувствовать князьям и боярам Московского государства преимущественно в малолетство Грозного. Хотя отдельные лица и страдали от самовластья Ивана III и его сына, но в общем Иван и даже Василий умело пользовались своей властью. В их крепких руках эта власть как никак все же служила преимущественно го­сударственным, национальным целям, а не личным стра­стям и прихотям. Не то стало по смерти Василия, в малолетство его сына — Ивана Васильевича. Умирав­ший Василий желал, чтобы бояре сообща и дружно пра­вили после него государством. Призвав их к себе, он говорил им: «с вами держал я русскую землю, вы мне клятву дали служить мне и моим детям; приказываю вам княгиню и детей своих, послужите княгине и сыну моему, поберегите под ним его государства. Русской земли, и всего христианства от всех недругов, от бесерменства и от латинства, и от своих сильных людей, от обид и от продаж, все заедин, сколько вам Бог помо­жет». Но это желание было уже не осуществимо. Васи­лий до известной степени отучил бояр от дружной совместной деятельности на пользу государства, верша дела сам-третей у себя в спальне. Тот же порядок стал действовать и после его смерти. Его молодая вдова Еле­на Васильевна стала вершить всякие дела сначала втро­ем — с дядей Михаилом Глинским и со своим любим­цем, князем Иваном Овчиной Телепневым-Оболенским, а потом и вдвоем — с этим последним. Но правительни­ца стала пользоваться своей властью уже в угоду своим личным чувствам и пристрастиям. Она посадила в зак­лючение дядю своего Михаила, укорявшего ее за зазор­ное поведение, арестовала князей Ивана Федоровича Вольского и Ивана Михайловича Воротынского с деть­ми, по всем данным, за то, что те выражали неудоволь­ствие против князя Овчины-Оболенского. Крутое само­властие Елена обнаружила и в других случаях, угождая, главным образом, своему фавориту. Результатом этого был заговор, жертвой которого пали и сама правитель­ница, и ее фаворит. По известию Герберштейна, Елену отравили; а на седьмой день после ее смерти был аресто­ван и ее фаворит. Его уморили голодной смертью в тюрьме, арестованных же из-за него лиц освободили из заключения.

Во главе правительства стал после того первенство­вавший в боярской думе князь Василий Васильевич Шуйский с братьями. Казалось бы, что на этот раз уста­новится уже правление боярской думы, а не личное. В дей­ствительности так не вышло. Шуйские, овладев малолет­ним государем, ввели такой же личный произвол, который господствовал и при Елене. Они стали больше всего забо­титься о повышении своей родни, приятелей и доброхо­тов, которым раздавали именем малолетнего государя чины и должности. Люди, осмелившиеся им противоре­чить, попадали в тюрьму и на плаху. Таким образом, например, они посадили в тюрьму князя Ивана Федоро­вича Бельского, а дьяку Федору Мишурину отрубили голову. Иван Шуйский по смерти своего брата Василия низложил митрополита Даниила и возвел на его место Иоасафа; освободив по просьбе нового митрополита кня­зя Бельского, он немного времени спустя велел снова  посадить его в тюрьму и там умертвить. Митрополит  Иоасаф также едва было не погиб от его клевретов, был  низложен и отправлен в заточение в Кирилло-Белозерский монастырь. По смерти Ивана Шуйского господами  положения сделались его родственники: Иван и Андрей Михайловичи Шуйские и князь Федор Михайлович Скопин-Шуйский, которые также стали свирепствовать против своих врагов и соперников. Таким образом, самовла­стие великого князя сменилось горшим самовластием бояр. За это время в Москве разыгрывались дикие сце­ны варварства и жестокостей не только на площадях, в тюрьмах, но и в самом дворце, в присутствии государя-ребенка. Например, 3 января 1542 года клевреты Шуй­ского ночью стали кидать камни в келью к митрополиту Иоасафу. Спасаясь от них, митрополит бросился во дво­рец. Преследователи гнались за ним во дворец, ворва­лись в спальню к великому князю и сильно перепугали его. Не найдя митрополита во дворце, они отправились вслед за ним на Троицкое подворье и чуть было его не убили там. 9 сентября 1543 года клевреты Шуйских в столовой избе дворца, в присутствии государя и митро­полита Макария, схватили любимого государем боярина Федора Семеновича Воронцова, били его по щекам, обо­рвали платье и хотели убить до смерти. Насилу госуда­рю и митрополиту удалось спасти Воронцова. Все эти насилия и жестокости, совершавшиеся в личных и партийных целях, сильно всколыхнули московское бо­ярство и в лучшей его части должны были зародить стремление к изменению такого положения вещей. Ак­тивно эти стремления пробудились тогда, когда с пол­ной ясностью обнаружилось, что самовластие боярских партий начинает заменяться еще более жестоким и нео­бузданным произволом юного царя.