Глава 4. Компенсация морального вреда во Франции

 Поскольку моральный вред не выделяется во французском законодательстве как отдельный вид вреда, то и состав оснований ответственности за его причинение совпадает с общими основаниями ответственности за причинение вреда:

 - наличие морального вреда, т.е. умаления личных неимущественных благ;

 - виновное противоправное действие причинителя вреда;

 - причинная связь между противоправным действием и моральным вредом.

 То обстоятельство, что понятие морального вреда является порождением судебной практики, обусловливает ориентацию судей при определении размера компенсации на ранее вынесенные решения. В этом аспекте французская судебная практика сходна с германской. При этом размер компенсации морального вреда сильно зависит от обстоятельств конкретного случая.

 Иногда он может выражаться в символической сумме, как, например, в деле, когда истец потребовал от своей супруги и ее любовника компенсации морального вреда, причиненного ему прелюбодеянием соответчиков  (100). С учетом "смягчающих" обстоятельств дела, которые суд не счел возможным изложить в решении, с супруги была взыскана символическая компенсация в размере одного франка, а с любовника было взыскано 100 франков. В другом деле  (101) истица предъявила иск к городу в связи с тем, что ее без достаточных оснований остановил на улице полицейский и поинтересовался, зарегистрирована ли она в органах санитарного надзора. Суд присудил истице символическую компенсацию в 1 франк, причем в решении суда было указано, что ранее этот суд отрицательно относился к искам о компенсации морального вреда, а в этом деле впервые счел возможным проявить великодушие.

 Здесь следует сделать небольшое отступление от основной темы и сказать о весьма больших различиях в "судейском менталитете" в разных государствах. В решениях английских, американских и французских судов отражается образ судьи - человека, рассуждающего, сомневающегося, далекого от категоричности в суждениях, иногда даже (как это видно на примере последнего решения) способного к юмору. В решениях же германских и российских судов подобного не наблюдается.

 Интересно, что при этом именно германское законодательство и судебная практика в части компенсации морального вреда обнаруживают наибольшее сходство с российскими. Подобные различия в отношении судов государств с прецедентной системой права объясняются, по-видимому, как раз особенностями самой правовой системы, когда судья одновременно оказывается творцом правовых норм и чувствует большую ответственность за обоснованность и последствия принимаемого решения.

 В нашу задачу не входит общий сравнительный анализ различных правовых систем, но необходимо отметить, что решения английских и американских судов производят лучшее впечатление по сравнению с германскими и российскими судебными решениями с точки зрения их обоснованности и применяемой юридической техники. Представляется, что это не является следствием различий в юридической квалификации судей, поскольку российские и германские судьи вовсе не уступают в квалификации их английским и американским коллегам. Видимо, дело именно в различиях в судейском менталитете, обусловленных особенностями указанных правовых систем.

 Возвращаясь к основной теме, отметим, что французское законодательство и судебная практика не ограничивают личные неимущественные права и блага каким-либо определенным перечнем и допускают компенсацию морального вреда в огромном количестве случаев, что объективно повышает правовую защищенность этих благ. Французским судьям не приходится колебаться в том, расценивать ли как правонарушение, например, обнародование личных писем, разглашение сведений, касающихся частной жизни человека, несанкционированное использование имени. Соответственно не возникает проблем и в отношении признания права на компенсацию морального вреда и присуждения таковой. Поэтому же во французском праве, в отличие от германского, не пришлось создавать искусственную конструкцию некоего "всеобщего права личности". Любой вред правам личности заранее признается подлежащим компенсации.

 Поскольку французское право не пошло по пути разработки отдельных законодательных конструкций, которые определяли бы подлежащие защите права личности и таким образом ограничивали бы их круг, вопрос о защите поднимается при рассмотрении самых разнообразных видов споров. Например, суд, признавая недействительным условие завещания о том, что переходящее к наследнице имущественное право прекратится в случае, если она выйдет замуж за человека определенного вероисповедания, обосновывал свое решение, в частности, тем, что подобное условие нарушает одну из важнейших свобод человека - свободу вступления в брак по своему усмотрению  (102). С аналогичных позиций судебная практика рассматривает как посягательство на супружеские права одного из супругов нарушение другим супругом вытекающих из брака обязанностей, в особенности нарушение супружеской верности. В последнем случае суды без колебаний присуждают компенсацию за причиненный моральный вред, хотя, как было показано выше, с учетом обстоятельств конкретного дела размер компенсации может оказаться символическим.

 В отношении защиты путем компенсации морального вреда "классических" неимущественных прав и благ, например чести и достоинства, права на имя, права на собственное изображение, права на неприкосновенность сферы личной жизни, французское право сходно с германским и российским. Так, признается недопустимым опубликование изображения без согласия изображенного, за исключением опубликования изображения в общественных интересах и ряда других случаев.

 В качестве примера можно привести дело  (103), где истцы - супружеская пара - предъявили иск к газете, без их согласия опубликовавшей снимок, на котором истцы были сфотографированы перед пизанской башней в чрезвычайно рискованном одеянии. Снимок был опубликован в контексте статьи, в которой сатирически обсуждались вкусы итальянских туристов. По мнению суда, ответчик должен был заретушировать лица истцов на снимке, чтобы сделать их неузнаваемыми, но так как не сделал этого, ответствен за свое неправомерное поведение. Вместе с тем суд счел, что истцы, представ на фоне пизанской башни на всеобщее обозрение в таком виде, также отчасти виновны в наступивших неблагоприятных последствиях. Суд первой инстанции присудил компенсацию каждому из истцов в размере 2 тыс. франков; этот размер был снижен апелляционной инстанцией до 500 франков. Представляется, что о вине потерпевших в данном случае правомерно было бы говорить, если бы их одежда нарушала нормы общественной нравственности; в ином случае их готовность позировать в общественном месте в экстравагантном виде могла быть принята во внимание только как фактор, доказывающий незначительность причиненного морального вреда, поскольку опубликование снимка означало лишь расширение и без того значительной аудитории очевидцев зрелища.

 В другом деле  (104) иск о компенсации морального вреда был предъявлен к газете известным французским актером Жераром Филипом в связи с тем, что корреспондент газеты проник в госпиталь, где находился на лечении 9-летний сын актера, и сделал его фотоснимок; снимок был помещен в газетной статье, где сообщалась подробная информация о болезни ребенка. Ссылка ответчика на то, что информация о болезни сына известного актера имеет общественное значение, успеха не имела; суд счел опубликование снимка и самой статьи недопустимым вмешательством в частную жизнь, и иск был удовлетворен.

 В аналогичном деле  (105) иск был предъявлен к газете известной актрисой Марлен Дитрих в связи с тем, что в газете было опубликовано интервью актрисы, в котором она рассказывала о своем жизненном пути; в действительности актриса не давала ни самого интервью, ни разрешения на публикацию. Несмотря на то что содержащиеся в публикации сведения соответствовали действительности и в основном были уже известны публике, парижский суд счел публикацию недозволенным вмешательством в частную жизнь и вынес решение в пользу истицы, взыскав с ответчика 1,2 млн. франков. Такой высокий размер взысканной суммы объясняется тем, что актриса одновременно с компенсацией морального вреда потребовала возмещения упущенной выгоды: по ее утверждению, она сама собиралась опубликовать свои мемуары и в результате неправомерных действий ответчика вынуждена была отказаться от этого намерения.

 Весьма часто поводом для предъявления исков о компенсации морального вреда становится обнаружение истцом малоприятного для него сходства с каким-либо литературным персонажем. В каждом таком случае суду приходится решать вопрос о том, были ли нарушены личные неимущественные права.

 Так, рассматривая дело по иску французского военнослужащего, находившегося во время войны в лагере для военнопленных и обнаружившего совпадение своего имени с именем персонажа романа - французского офицера, который отговаривает своего товарища от побега из немецкого лагеря для военнопленных, суд счел, что автор романа должен был проявить надлежащую осмотрительность и выяснить, не носит ли такое же имя какой-либо реальный офицер, находившийся в плену во время войны  (106).

 На протяжении уже более века французская судебная практика предоставляет правовую охрану тайне личной переписки, исходя из недопустимости разглашения получателем личного письма его содержания без согласия отправителя. Ранее это правило основывалось на презумпции наличия "молчаливого соглашения" о неразглашении содержания письма между отправителем и получателем, иначе говоря, право на тайну личной переписки рассматривалось как обязательственное право, вытекающее из договора. В настоящее время признано, что это право не является абсолютным личным неимущественным правом и все остальные обязаны воздерживаться от его нарушения.

 Так, в 1928 г. французским судом было рассмотрено дело по иску Ромена Роллана к издательству, которое хотело распространить письма истца к другому писателю и в качестве рекламы напечатало выдержки из этих писем в своем каталоге. Суд счел, что из упомянутых в каталоге писем лишь одно носило личный, доверительный характер, а во всех остальных содержались соображения истца, ранее высказывавшиеся им в его книгах и статьях, и издательство вправе было их распространять; но в то же время опубликование выдержек из писем без согласия их автора незаконно во всех случаях, поэтому истцу была присуждена компенсация морального вреда в размере 2 тыс. франков  (107). Очевидно, здесь суд провел определенную аналогию с защитой прав автора на неприкосновенность произведения.

 Разрешения автора письма не требуется, когда в ознакомлении с его содержанием существует охраняемый законом интерес - например, при ознакомлении с письмами, представленными в суд в процессе производства по делу. Аналогичный подход применяют французское законодательство и судебная практика и в отношении охраны тайны телефонных переговоров. Правда, здесь можно встретить достаточно неожиданные решения - как, например, в случае, когда подразделение уголовных расследований установило потерпевшим (ответчикам в гражданском процессе) подслушивающее устройство, чтобы установить личность неизвестного, который постоянно звонил потерпевшим и осыпал их бранью. Прослушивание увенчалось успехом: было установлено, что звонки производила истица. Очевидно, исповедуя принцип "лучшая оборона - наступление", она предъявила к ответчикам еще один иск на основании ст.1382 ГКФ - о компенсации морального вреда, причиненного нарушением тайны телефонных переговоров. Этот иск был удовлетворен  (108).

 Гражданско-правовая защита чести и достоинства путем компенсации морального вреда также основана на применении ст.1382 ГКФ; на практике применение этой нормы ГКФ связано с составами преступлений, предусмотренных в ст.29 французского Закона о печати от 29 июля 1881 г., где за публичное оскорбление и распространение порочащих сведений (диффамация) предусмотрено уголовное наказание  (109).

 Требование о компенсации морального вреда, причиненного оскорблением, обычно предъявляется в виде гражданского иска в уголовном судопроизводстве. Уголовное судопроизводство в связи с оскорблением признается обязательным, если унижены честь и достоинство судьи или государственного служащего. Уголовное дело по обвинению в диффамации прекращается, если обвиняемый оказывается в состоянии доказать соответствие распространенных сведений действительности. Однако представление таких доказательств исключается, если порочащие сведения затрагивают личную жизнь потерпевшего. Если обвиняемый оказывается не в состоянии подтвердить достоверность распространенных сведений, то закон исходит из презумпции "недобросовестности" его действий. Но и здесь обвиняемый может доказать обратное, но для этого уже недостаточно просто доказать, что он был уверен в достоверности распространенных сведений. Он должен доказать, что распространенная информация им была тщательно проверена и распространена в законных целях и в наиболее осторожной при данных обстоятельствах дела форме.

 Как можно видеть, здесь уголовно-процессуальное законодательство Франции фактически допускает отступление от принципа презумпции невиновности. В российском уголовно-процессуальном законодательстве такого отступления от упомянутого принципа не существует, что, безусловно, соответствует концепции правового государства. Вместе с тем специфика субъективного состава клеветы такова, что доказать наличие прямого умысла у клеветника практически невозможно, поэтому количество обвинительных приговоров по делам о клевете ничтожно мало.

 В ст.13 Закона о печати детально регламентирован институт опровержения порочащих сведений. Право дачи опровержения (в отличие от ст.152 ГК РФ, во французском законе под правом на опровержение понимается право на опубликование ответа) предоставлено каждому, кто имеет достаточные основания считать, что распространенные в средствах массовой информации сведения непосредственно или опосредованно затрагивают его лично. При этом не имеет значения, содержалось ли в сообщении утверждение о факте или выражение мнения, носило ли оно информационный или критический характер, было ли упомянуто имя потерпевшего.

 В напечатании опровержения может быть отказано только в случаях, если оно:

 - противоречит закону или добрым нравам;

 - причиняет ущерб законным интересам третьих лиц или чести и достоинству журналиста;

 - превышает по объему само опровергаемое сообщение (для печатных изданий опровержение может занимать до 50 строк независимо от объема опровергаемого сообщения; максимальный объем опровержения - 200 строк)  (110).

 В случае смерти потерпевшего французская судебная практика признает право его близких на компенсацию морального вреда. В этой ситуации под моральным вредом понимается отрицательное воздействие смерти потерпевшего на чувства близких (здесь можно говорить о моральном вреде как о страданиях).

 В судебной практике определен круг лиц, которые относятся к категории "близких" в целях компенсации морального вреда. Это лица, которые состояли с умершим в родстве или супружестве. Круг управомоченных на компенсацию морального вреда лиц постоянно претерпевает изменения в сторону его расширения. Так, с 1935 г. судебная практика включает в этот круг приемных детей и воспитанников; с 1956 г. - жениха и невесту; с 1970 г. - сожителя или сожительницу, причем независимо от того, состояли ли они в период сожительства в действительном браке с третьим лицом  (111). Но необходимо заметить, что если причинение морального вреда родственникам и супругу презюмируется, то иные лица должны для приобретения права на компенсацию морального вреда доказать, что в силу близких отношений с потерпевшим они претерпели значительные страдания. С 1964 г. судебная практика признает право близких на компенсацию морального вреда, причиненного в связи не только со смертью потерпевшего, но и с причинением тяжкого вреда его здоровью  (112). Наконец, нельзя не упомянуть о состоявшемся в 1962 г. судебном решении по иску о возмещении вреда, предъявленному собственником лошади, противоправно убитой ответчиком. Суд не только присудил истцу возмещение имущественного ущерба, но и, приняв во внимание чрезвычайную привязанность хозяина к погибшему животному, обязал ответчика компенсировать причиненный моральный вред  (113).