§ 7. Социологическая криминология

Традицию социологической криминологии в XIX в. заложили такие ученые, как А. Кетле, Г. Тард, Э. Дюркгейм. В XX в. наибольшее распространение социологическая кри-

минология получила в США. Одной из причин бурного развития социологического направления криминологии в США было совпадение: в 20-е гг. нашего столетия в Чикагском университете сформировалась одна из крупнейших в мире социологических школ, этот же город оказался одним из эпицентров американской преступности. Преступность, которая, подобно спруту, опутала все американское общество и затрагивала все социальные слои, вынудила чикагских ученых сделать ее изучение приоритетным направлением своих научных изысканий. Руководил исследованиями профессор Эрнест Берджесс. С тех пор традиционно криминология в США считается социологической наукой и ее изучают на социологических отделениях университетов.

Интересным результатом исследований чикагских ученых был выявленный Клифордом Шоу и его сотрудниками феномен неравномерности распределения преступности по районам города: наибольший уровень преступности фиксировался в гетто и районах сосредоточения беднейших слоев населения.' Исследователи установили корреляцию преступности с такими факторами, как величина квартирной платы, количество пропущенных уроков школьниками (в районах, где много убогих жилищ с символической квартплатой, уровень преступности наиболее высок, то же касается и пропуска уроков).

Чикагские социологи получили много интересного фактического материала, который они интерпретировали на теоретическом уровне. Они в значительной мере дали импульс процессу теоретического осмысления преступности, который в конце 30-х гг. в США ознаменовался рождением ряда криминологических теорий социологического направления.

Криминологическое развитие концепции аномии

Наибольшей популярностью среди социологов того времени пользовалась концепция аномии. В 1938 г. в статье "Урбанизация как образ жизни" американский социолог Л. Вирт высказал мысль о том, что городской образ жизни

ведет к отчуждению и аномии.2

В том же году в "Американском социологическом обозрении" Роберт Мертон опубликовал статью "Социальная структура и аномия".3 В указанной статье Р. Мертон ис

пользовал дюркгеймовскую концепцию аномии применительно к проблемам криминологии. Одна из главных идей Р. Мертона заключалась в том, что основной причиной преступности является противоречие между ценностями, на достижение которых нацеливает общество, и возможностями их достижения по установленным обществом правилам. Это противоречие приводит к тому, что человек, не сумевший получить эти ценности по всем правилам, начинает отрицать правила и стремится получить их любой ценой. Статья Р. Мертона дала мощный импульс использованию феномена аномии при объяснении причин преступности.

В 1961 г. ученик Мертона Р. Кловард и его сотрудник Л. Олин опубликовали монографию "Преступность несовершеннолетних и возможности: теория молодежных криминальных групп".' Авторы убедительно показали, что общество, прививая подросткам различные ценности, мало заботится о том, является ли их достижение реальным для большинства молодых людей. В действительности овладеть этими ценностями законными способами могут лишь немногие. Большинство вынуждено проявлять "ловкость" — нарушать нормы морали и требования закона. Когда молодые люди из идеального мира, созданного нравоучениями воспитателей, попадают в реальную жизнь, они начинают испытывать разочарование и фрустрацию. Типичная реакция на это:

— создание воровских шаек, в которых посредством хищений, молодые люди получают возможность жить в соответствии с господствующими в обществе стандартами потребления;

— объединение в агрессивные банды, которые снимают напряжение, вызванное общественной несправедливостью, совершением актов насилия и вандализма;

— вступление в антисоциальные группировки, где молодые люди, употребляя наркотики, алкоголь, уходят в себя, замыкаются в тесном кругу сверстников, озабоченных теми же проблемами, и таким путем пытаются заслониться от окружающего их коварства и лицемерия.

Эта книга произвела сильное впечатление на Р. Кеннеди, по инициативе которого был принят закон о предупреждении преступлений несовершеннолетних. Л. Олин возглавил специальную программу расширения возможностей Молодежи. Миллионы долларов из государственных и част-

ных фондов были выделены для обеспечения этой программы. Результаты ее реализации были достаточно скромными, тем не менее, по мнению некоторых криминологов, она позволила несколько снизить темпы роста молодежной

преступности.1

Одновременно со статьей Р. Мертона в 1933 г. появилась работа Торстона Селлина "Конфликт культур и преступность".2 Если Р. Мертон проанализировал конфликт между культурными ценностями и возможностями их получения, то Т. Селлин рассмотрел в качестве криминогенного фактора конфликт между культурными ценностями различных сообществ. Основой его гипотезы стали результаты чикагских исследователей, установивших повышенный уровень преступности в кварталах некоренных американцев (негров, пуэрториканцев, итальянцев). Т. Селлин своей теорией конфликта культур попытался объяснить этот феномен. Однако его теория оказалась более значимой и позволила объяснить не только преступность иммигрантов, но и раскрыла криминогенность противоречий между различными социальными группами. По существу, Т. Селлин трансформировал марксистскую теорию классовых противоречий, устранив ее наиболее острые и революционные аспекты, несколько уменьшив ее масштаб, что позволило применять ее не только к анализу противостояния двух частей общества, но и к противоречиям более мелких социальных формирований.

Суть теории конфликта культур заключается в том, что различные воззрения на жизнь, привычки, стереотипы мышления и поведения, различные ценности затрудняют взаимопонимание людей, затрудняют сочувствие и сопереживание, могут вызывать озлобление в отношении представителей иных культур. В отдельных случаях правовые и моральные нормы, господствующие в обществе, могут оцениваться как выгодные лишь определенным социальным группам, поэтому их отрицание не вступает в противоречие с ценностями, распространенными на других этажах общества.

На основе этой теории американский социолог А. Коэн

в 1955 г. разработал концепцию субкультур.3

А. Коэн еще более уменьшил масштаб социальных групп и рассмотрел особенности культурных ценностей криминальных объединений (банд, сообществ, группировок).

В этих микрогруппах могут формироваться свои миникуль-туры (взгляды, привычки, умения, стереотипы поведения, нормы общения, права и обязанности, меры наказания нарушителей норм, выработанных такой микрогруппой) — этот феномен получил название субкультуры. Как правило, криминальная субкультура находится в противоречии с господствующими в обществе ценностями. Попадая в преступную группу, восприняв ее субкультуру, человек как бы освобождается от иных социальных запретов, более того, их нарушение нередко бывает одной из норм криминальной субкультуры.

Практические выводы из этой теории заключались в необходимости контролировать процессы иммиграции, принятия мер по сближению культур различных социальных слоев и групп, устранения элементов, вызывающих их противоречия. Эта теория показывает, насколько глубоки корни преступности. Изменение культуры — процесс достаточно длительный, поэтому и процесс воздействия на преступность не может носить моментный характер. Коррекция криминогенных качеств правонарушителей подчас невозможна без разрушения криминальной субкультуры, которая, подобно стенам средневекового замка, защищает криминальное сознание от воспитательных воздействий общества. Ряд криминологов провели оригинальное исследование субкультуры заключенных методом включенного наблюдения. Ученые жили в тюрьмах вместе с заключенными. Их наблюдения и личный опыт показали, насколько сильное парализующее воздействие с точки зрения перевоспитания осужденных преступников оказывает существование особой субкультуры заключенных.*

Теория стигмы

1938 г. был поистине урожайным для криминологии. Он ознаменовался появлением интересной работы ученого из Колумбийского университета Френка Танненбаума "Преступность и общество".2 Ф. Танненбаум попытался применить к решению криминологических проблем социологическую теорию интеракционизма чикагского профессора Д. Г. Мида. Джордж Герберт Мид рассматривал общественную жизнь как серию социальных ситуаций и типичных реакций людей на поведение окружающих (интеракций). По Д. Миду каждому индивиду общество определяет ка-

кую-то роль, в которую тот "вкладывает себя, как актер", его поведение определяется социальными ожиданиями и стереотипами.' Справедливости ради следует заметить, что основная парадигма интеракционистов еще в прошлом веке была сформулирована русским писателем: "Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали — и они родились".2 Применив эти положения к проблемам объяснения преступного поведения, Ф. Танненбаум достаточно убедительно доказал, что неправильное реагирование общества на преступления является одним из наиболее значимых криминогенных факторов. Он развил мысль М. Ю. Лермонтова и доказал, что если подростка все оценивают негативно, то он утрачивает многое из того положительного, что есть у каждого человека. Отрицательные оценки имеют две стороны: они удерживают от антиобщественных поступков, но при неумелом их применении (Ф. Танненбаум называет этот процесс чрезмерной драматизацией зла) они могут инициировать кримина-лизацию личности. Наклеивание негативных ярлыков нередко приводит к тому, что этот ярлык становится компасом в жизни молодого человека. "Многие общественно опасные деяния совершаются подростками как шалость, а воспринимаются окружающими как проявление злой воли и

оцениваются как преступления-"3

Надо заметить, что в конце 30-х гг. многими социологами со всей остротой был поставлен вопрос о том, справедливо ли рассматривать в качестве общественно опасных только те деяния, за которые закон предусматривает уголовное наказание. Теоретически схема уголовного законотворчества такова: то или иное поведение расценивается как общественно опасное — принимается закон, запрещающий его под угрозой уголовного наказания. Реально же далеко не все, что запрещается законом под страхом уголовного наказания, представляет опасность для общества. Нередко уголовно-правовые запреты защищают интересы весьма незначительной части общества, и их соблюдение приносит всему обществу не пользу, а вред. Социологи вслед за Р. Гарофало пытались найти неправовые определения преступления и преступности. Справедливость и эффективность уголовной репрессии ставились под сомне

ние. Разработанная Ф. Танненбаумом концепция "недопустимости драматизации зла" в значительной мере впитала эти идеи. Она легла в основу интеракционистского подхода к изучению преступности, который впоследствии трансформировался в теорию стигмы.

Стигма в переводе с латинского означает клеймо. Из истории мы знаем, что клеймение преступников делало их изгоями, и такая мера борьбы с преступностью нередко инициировала новые самые тяжкие преступления как ответную реакцию на социальное отторжение. Этот факт был общепризнанным, и его брали за аксиому авторы данной теории.

Теория стигмы основывалась на многих философских и социальных теориях. Ее истоки можно увидеть в христианской заповеди "не судите — да несудимы будете". Теоретики анархизма рассматривали государство как начало озлобляющее человека. По их мнению, все религиозные учения призывали человека к доброте, но государство, основанное на насилии, отрицает всеобщую любовь и способствует проявлениям зла.1 И если критики различных форм стигматизации не заходили так далеко, чтобы отрицать само государство, то многие формы его деятельности по воздействию на преступность они ставили под сомнение, рассматривая их не только как неэффективные, но и как вредные.

Эта теория достаточно полно раскрывала глубинные механизмы криминального рецидива, с ее помощью удалось интерпретировать многие эмпирические данные. Например, еще в 1934 г. супруги Глюк установили, что факт привода подростка в полицию оказывает гораздо большее влияние на выбор преступной карьеры, чем осуждение:

среди имевших приводы уровень рецидива был выше, чем среди судимых.2

На развитие теории стигматизации значительное влияние оказала гипотеза Т. Селлина о том, что в поисках отличий преступников от непреступников криминологи исследуют различия между осужденными и неосужденными. В действительности же среди "несудимой части общества" преступников также немало, и среди неосужденных различия между преступниками и непреступниками несущественны.3

Эту гипотезу в значительной мере подтвердил Э. Са-терленд, который открыл и исследовал феномен белово-

ротничковой преступности. Э. Сатерленд проанализировал факты хищений, злоупотреблений служебным положением, коррупции, хозяйственных и экономических преступлений, совершаемых представителями высших слоев общества. Результаты его анализа ошеломили современников. Преступления, совершаемые "сливками общества", многократно превосходят по своей общественной опасности и по размеру материального ущерба традиционную преступность. Кражи, совершаемые представителями трущоб, оказались каплей по сравнению с морем хищений в лакированном мире бизнеса. Парадоксальным результатом его исследований было следующее: несмотря на то, что степень общественной опасности преступлений представителей низших слоев общества ниже, вся мощь карательной машины обрушивается именно на них. Криминальные представители респектабельного общества, как правило, остаются безнаказанными. Это научное открытие привело исследователя к достаточно острой политической проблеме:

"Почему закон применяется по-разному к преступникам в белых воротничках и к другим преступникам".' Таким образом, из исследования Э. Сатерленда логически вытекал вывод о том, что те, кто попал в поле зрения судебной системы и находится в тюрьмах (контингент, на основе изучения которого криминологи конструируют свои теории), — лишь незначительная часть реального криминального мира, это наименее ловкие и наиболее обездоленные

из преступников.

Эти выводы имели колоссальный резонанс во всем мире, в свое время они произвели эффект разорвавшейся бомбы, осколки которой долетели и до России. Вот как оценил ситуацию в нашей стране один из ведущих российских криминологов В. В. Лунеев: "Наиболее "неучтенными" преступлениями оказываются коррупция и хищение государственного имущества. По нашим подсчетам соотношение фактических и регистрируемых преступлений этого типа — примерно 1:1000. В целом учету органов внутренних дел поддается так называемая преступность бедности — злодеяния, совершаемые маргиналами и слабоадаптированными субъектами. А самая опасная — "преступность богатства, власти и интеллекта" — в "бухгалтерию" МВД, как правило, не попадает".2

Э. Сатерленд пришел к заключению, что три четверти лиц, содержащихся в тюрьмах штатов, не являются преступниками в полном смысле этого слова, однако соответствующее криминальное клеймо, поставленное на них судебной системой, инициирует процесс их отчуждения от общества. Вслед за Р. Гарофало он предлагает существенно расширить рамки применения штрафных санкций с тем, чтобы "снять клеймо преступления со значительной части судебных дел".1 Главный практический вывод Э. Сатерленда заключается в необходимости ограничения применения карательных мер, поскольку они неэффективны, несправедливы и путем стигматизации обрекают человека на преступную карьеру.

Последующие исследования латентной преступности подтвердили выводы Э. Сатерленда. И. Валерстайном, К. Вайлом, Р. Портфельдом и другими исследователями был установлен факт практически тотальной криминализации взрослого населения.2 Эти данные заставляли серьезно задуматься, имеют ли право одни нарушители осуждать других.

Значительный вклад в развитие теории стигматизации внесли американские криминологи Эдвард Лемерт и Говард Беккер. Э. Лемерт в 1951 г. опубликовал книгу "Социальная патология", в которой он рассмотрел этапы криминализации личности. По Э. Лемерту эти этапы таковы:

— нарушение человеком правил поведения;

— интеракция окружающих людей в форме отрицательной оценки;

— вторичное правонарушение, вызванное чувством обиды и враждебным отношением к окружению;

— осуждение, влекущее стигматизацию;

— укрепление лица на преступном пути, восприятие роли преступника.3

Г. Беккер в книге "Аутсайдеры: социологическое исследование отклоняющегося поведения" продолжил разработку данной теории (он назвал свой подход теорией деви-антности — отклоняющегося поведения).4 Г. Беккер проанализировал жизненный путь пятидесяти наркоманов и пришел к выводу, что отклоняющееся поведение не имеет принципиальных внутренне присущих ему особенностей и если

бы общество воздержалось от негативных ярлыков (стигматизации), то это имело бы положительные последствия. К аналогичным выводам (о криминогенное™ некоторых функций полиции) на основе анализа жизненного пути курильщиков марихуаны пришел и Д. Янг.1 Эту достаточно спорную идею (которая, возможно, справедлива для некоторых форм отклоняющегося поведения) через двадцать лет попытался развить и изложить более популярно Георг Зим-мель: "Бедность как социологическая категория возникает не в результате какой-то нехватки или лишения людей чего-то, а за счет того, что они начинают получать поддержку вообще или по нормам и программам социального вспомоществования. Таким образом... бедность — это, собственно говоря, феномен, определяемый не в количественном отношении, а в плане реакции, появляющейся в ответ на какое-то состояние; то есть здесь происходит то же самое, что и с преступлением, дать непосредственное определение которому очень трудно, но которое квалифицируют как "действие, подлежащее общественному наказанию".2 Иногда сторонники этой концепции в качестве аргумента используют средневековый феномен "охоты на ведьм" (этот процесс периодически повторялся в той или иной форме и позже, например, в период маккартизма в США). Общество создало иллюзорную проблему общественной опасности ведьм. Для решения ее было сожжено множество женщин. Однако с тем же успехом можно было бы отказаться от преследования ведьм — никакого вреда обществу это не причинило бы, современная практика убедительно подтверждает это.3

Определенный интерес представляет подход Г. Бекке-ра к периодизации преступной карьеры. По результатам его исследований, в большинстве случаев первичное нарушение, социальных норм носит случайный характер. Затем движущей силой правонарушений становится выгода или удовольствие, связанное с самими действиями либо с их результатом. Арест и осуждение закрепляют за человеком статус преступника (официально — на период тюремного заключения, реально — практически навсегда). На четвертой стадии, как правило, происходит активная реализация социального статуса и социальной роли, которыми общество заклеймило осужденного, — реализация в форме серии

преступлений. Вершиной криминализации по Г. Беккеру является вступление человека в банду преступников, где по максимуму реализуются все криминальные возможности индивида.1

Ряд криминологов установили негативную роль средств массовой информации при освещении преступлений и формировании общественного стереотипа преступника как жестокого, кровожадного, одним словом, жуткого типа (стереотипа далеко неадекватного). Теория стигмы развивалась во многих направлениях и привлекала все новых и новых сторонников.2

Характеризуя данное направление криминологической науки, немецкий ученый Ганс Йоахим Шнайдер отмечал, интеракционистов интересует не различие между преступниками и непреступниками, их мало волнует вопрос о том, почему люди ведут себя не в соответствии с социальными нормами. Они критически относятся к предмету традиционной криминологии и традиционным методам подавления преступности. "Интеракционистские анализы направлены на то, чтобы исследовать по возможности всех людей и все институты, участвующие в процессах криминализации и декриминализации, то есть преступников, жертв преступлений, инстанции формального и неформального контроля, и таким образом получить представление обо всем процессе возникновения и предотвращения преступности".3

Таким образом, основные положения теории стигматизации сводятся к следующему:

— не существует абсолютных признаков преступления, определение того или иного деяния в качестве преступного зависит исключительно от реакции людей;

— преступники практически ничем не отличаются от непреступников. Различия между осужденными и неосужденными (выявленными и невыявленными) преступниками более существенны;

— воздействие судебной системы и карательного аппарата на преступность носит скорее негативный, нежели позитивный характер, оно причиняет обществу больше вреда, чем пользы;

— не следует "драматизировать зло", важна не кара, а меры, которые могли бы удержать человека от преступления, предотвратить раскол общества на два враждующих лагеря: преступников и непреступников.

Теория стигмы оказала значительное влияние на практику противостояния преступности. Она вновь привлекла внимание к проблеме карательных мер, продемонстрировав их существенные недостатки: избирательную направленность (избирательность, исключающая их воздействие на наиболее опасных преступников); положительный эффект общего предупреждения нередко нейтрализуется отрицательным эффектом стигматизации (негатив массовой стигматизации в обществе может превосходить позитив

удержания).

Эта теория предполагала коррекцию практики воздействия на преступность в следующих направлениях:

— расширение некарательных мер;

— поиск и внедрение карательных мер, исключающих стигму (например, телесные наказания);

— поиск путей снижения эффекта стигматизации применительно к карательным мерам, отказаться от которых не представляется возможным;

— отказ от ряда карательных мер (например краткосрочного тюремного заключения).

В воздействии на преступность представители этого направления предлагают опираться не на машину подавления, а на системную перестройку основных начал общественной жизни: последовательное увеличение справедливости, честности, доброты, человеколюбия в обществе будет отрицать преступность. На начальном этапе значительную роль будет играть система пресечения преступлений (без карательных мер и связанной с ними стигматизации). В последующем предполагается возможность эффективного воздействия на преступность без жестких мер.

Эту устремленность можно считать выражением идеала гуманизма в криминологии. К сожалению, в реальной практике полностью воплотить этот идеал пока не удалось никому. Однако многие рекомендации теоретиков криминологического интеракционизма реализованы на практике и дали положительные результаты: в большинстве стран отказались от краткосрочного тюремного заключения. Само тюремное заключение в ряде стран модифицировали таким образом, что полного отчуждения преступника от общества не наступает (его отпускают домой на выходные, а иногда и после рабочего дня, заключенные участвуют в общественной жизни, встречаются с политическими деятелями, по

лучают образование, развивают творческие способности, для широкой публики организуют выставки работ заключенных и т. п.). Во многих странах возникли общественные движения связи с заключенными и оказания им помощи в период после освобождения из тюрьмы. Процент судебных приговоров, связанных с лишением свободы, в большинстве стран мира неуклонно снижается, соответственнно в обществе уменьшается доля лиц, пораженных стигмой тюрьмы. В ряде стран стало практиковаться неполное заключение, позволяющее заключенному продолжать заниматься своей обычной работой или учебой (в места заключения осужденный обязан являться вечером и в выходные дни).' Норвежский криминолог И. Анденес поставил вопрос о необходимости разработки новых мер общественного реагирования на преступления: "Специалистам в области наказаний в будущем следует предусмотреть формы этой реакции, отличные от классических санкций, но способные обеспечить поддержание общественного порядка, без которого жизнь в обществе становится невозможной. Эти формы могут носить характер частных предупреждений, предварительных санкций, а также могут осуществляться в виде помощи, создания благоприятных условий, советов, которые необходимо выполнить, чтобы пользоваться определенными преимуществами и поддержкой. Такое вмешательство не будет автоматически носить характер порицания или нравственного осуждения, которые неразрывно связаны с классическими наказаниями или мерами, даже в самом смягченном виде".2 Во многом благодаря изысканиям авторов этой теории в странах Запада декримина-лизировали гомосексуализм и довольно лояльно относятся к наркоманам.3

Теория стигмы пользуется популярностью среди зарубежных криминологов, ее влияние на практику весьма существенно. Эта теория позволяет радикально изменить угол зрения на феномен преступности и меры воздействия на нее. Во многом общество оказалось не готово к ее реализации на практике, в этом смысле ее можно считать теорией, устремленной в будущее.

Теория дифференциальной ассоциации

Профессор Иллинойсского университета Эдвин Сатер-ленд (1883—1950) внес свою лепту в развитие теории стигмы, однако наиболее значительным вкладом этого ученого в науку является создание оригинальной криминологической концепции. Его концепция, получившая название теории дифференциальной ассоциации, во многом основывалась на идеях Г. Тарда о подражании как основе человеческого общения. Но если Г. Тард признавал важность физиологических предпосылок преступности (да и Э. Дюркгейм одной из причин социальной дезорганизации считал вырождение отдельных граждан), Э. Сатерленд объяснял преступность исключительно на основе факторов социальной жизни. При объяснении причин преступности он не использовал никаких гипотез о биологических задатках преступного поведения. Уже в своем учебнике по криминологии, изданном в 1924 г., (это было одно из первых учебных криминологических изданий в США) он заложил основы социологического понимания преступности. Не исключено, однако, что полностью отказавшись от биологической концепции Ломброзо, одну из главных идей своей теории Сатерленд почерпнул именно у знаменитого итальянца, который в своей книге привел интересный факт из жизни африканского племени балантов: "Лучшие воры пользуются у них уважением и хорошо оплачиваются как учителя, преподающие детям уроки воровства".1 В этой же книге Ломброзо приводит наблюдение французского криминалиста Видока: "Жены разбойников гораздо опаснее своих мужей:

они систематически приучают детей к противозаконному ремеслу, награждая их за каждое преступление".2

В 1939 г. в объемной монографии "Принципы криминологии" Сатерленд сформулировал свою идею в виде развернутой концепции, включающей несколько пунктов. Суть теории Э. Сатерленда заключалась в следующем:

— преступное поведение ничем принципиально не отличается от других форм человеческой деятельности, человек становится преступником лишь в силу своей способности к обучению;

— преступное обучение включает восприятие криминогенных взглядов, привычек и умений. Именно эти отрицательные качества личности, которые формируются в результате негативных социальных влияний (подражания

плохому примеру), и только они лежат в основе преступного поведения;

— и последний пункт, который собственно и дал название его теории, заключается в том, что человек обучается преступному поведению не потому, что имеет к этому особые преступные задатки, а потому, что криминальные образцы чаще попадаются ему на глаза, и у него устанавливается более тесная связь с такими людьми, у которых он может перенять криминогенные взгляды и умения. Если бы тот же самый подросток с детства был включен в другой круг общения, он вырос бы совсем другим человеком.

Дифференцированные, различные социальные связи определяют направление воспитания ребенка: если он вращается в респектабельном обществе, то усваивает стандарты правопослушного поведения. Если же он поддерживает связь с преступными элементами, то и усваивает соответствующие стандарты мышления и поступков.

Э. Сатерленд ввел два психологических элемента в свою теорию. Первый заключался в том, что преступные взгляды, ориентации и умения усваиваются в группе при личном неформальном общении. Формальный подход воспитателей в школе, а также родителей, не имеющих психологического контакта с детьми, часто бьет мимо цели, и воспитательные усилия этих лиц нередко имеют нулевой эффект. Подлинным воспитателем такого подростка оказываются участники неформального общения в группе правонарушителей. В большинстве случаев правонарушители и не думают никого воспитывать, однако их авторитет оказывается решающим фактором подражания.

Сущность второго элемента заключается в теоретическом положении очень похожем на постулат И. Бентама:

лицо становится преступником в результате преобладания у него взглядов, благоприятствующих нарушению закона, над взглядами, не благоприятствующими этому.

Отдавая приоритет субъективным факторам преступного поведения, ученый не преуменьшал и значения объективных условий: "Преступное поведение — частично функция условий. Например, в тюрьмах мужчины не совершают изнасилований женщин, поскольку и те и другие содержатся раздельно".1 В первом изложении теории дифференцированной связи Э. Сатерленд отмечал, что к истокам первичной преступности (преступности тех, кто впоследствии учит преступному поведению подростков) относятся социальная дезорганизация, социальная мобильность, конкурен-

ция, конфликт культур. При этом он отмечал, что его теория предназначена для объяснения систематического преступного поведения. Криминальные реалии американского общества давали немало аргументов в пользу теории обучения. В 1931 г. в США образовалось преступное сообщество "Коза ностра", в рамках которого функционировала так называемая корпорация "Убийство". Это преступное объединение проявляло серьезную заботу о подготовке кадров. Ученики убийц вплоть до овладения профессией получали зарплату (50 долларов в неделю). Обучение начиналось с мелких заданий — кражи автомобилей для перевозки трупов после совершения убийства наставниками. Программа обучения включала приобретение техники "взбучки" (жестокого избиения) и "измордования" (избиения до полусмерти), а также умения вести себя в полиции в случае ареста. Практикантам предоставлялась возможность воочию наблюдать убийство, совершавшееся профессионалами. Руководители преступных групп постоянно вербовали новых учеников, наблюдая за местными подростками, набивающими себе руку в мелких налетах. Среди них отбирались наиболее способные.'

В последующих изданиях монографии "Принципы криминологии" Сатерленд отказался от того, что его теория предназначена для объяснения систематического преступного поведения. Этот отказ был обусловлен стремлением сделать теорию всеобщей и самодостаточной, однако это привело к утрате ею многих аспектов практической ценности и сделало ее более уязвимой для критики.

После первого издания "Принципов криминологии" теория Э. Сатерленда сразу же завоевала много сторонников среди ученых. И несмотря на периодические попытки со стороны отдельных криминологов и социологов доказать ее теоретическую несостоятельность и малую практическую ценность2, она до сего времени весьма популярна. По оценке В. Фокса, к 1970 г. в специальных и научных журналах было опубликовано около 70 статей, посвященных теории дифференцированной связи. Многие ученые утверждают, что дифференцированная связь остается главной социологической идеей в криминологии.3

Для развития и практической адаптации этой теории очень много сделал ученик Э. Сатерленда профессор До

нальд Кресси. Весьма острой критике концепция дифференцированной связи подвергалась со стороны бихевиористов. Однако их критика была конструктивной, и органичное сочетание теории Э. Сатерленда с положениями бихевиористов, с одной стороны, сделало ее более научно обоснованной и практичной, с другой стороны — это положило начало интегрированию разрозненных концепций, претендующих на открытие радикальных путей избавления человечества от социального зла, в единую и всеобъемлющую теорию.

Бихевиористы Р. Бюргесс и Р. Акерс дополнили теорию Э. Сатерленда концепцией оперантного поведения. На основании объяснения поведения по схеме "стимул—реакция" эти ученые модифицировали основные положения Э. Сатерленда следующим образом: преступному поведению обучаются в результате того, что эти формы поведения приводят подростка и тех, у кого он учится, к полезным и приятным для них результатам. Научение преступному поведению происходит тогда, когда оно подкрепляется более сильно, чем непреступное.1

Концепция Э. Сатерленда практическими работниками нередко интерпретировалась как теория дурной компании. И несмотря на то, что Д. Кресси возражал против этой обедняющей ее трактовки, в таком виде она сыграла весьма положительную роль в усовершенствовании досуга подростков. Опираясь на эту теорию многие энтузиасты стали сближаться с подростками, входить в их группы, чтобы разрушить дурные компании изнутри или придать им положительную направленность. К такой деятельности привлекали лиц из числа бывших преступников, порвавших со своим криминальным прошлым. Эта практика приобрела относительную распространенность, энтузиасты-одиночки нашли поддержку у многих благотворительных организаций и фондов, в США были созданы даже соответствующие программы борьбы с подростковой преступностью. Они получили информационную поддержку в печати, кино, на телевидении (экраны многих стран обошел сериал "Неоновый всадник", где пропагандировалась сатерлендовская методика коррекции преступного поведения путем изменения связей подростков).

Научное значение теории Э. Сатерленда заключалось в том, что он попытался объяснить преступное поведение на основе анализа взглядов, жизненных ориентации, оценок, умений и привычек людей. Такой подход дал мощный

импульс криминологическим исследованиям в этом направлении, и появилась целая серия теорий (теории контроля, устойчивости, социальных связей, дрейфа, референтной группы, несовпадающих предложений), ставящих в основу объяснения причин преступности и разработки мер профилактики феномен обучения. Детально анализировался процесс обучения преступниками-профессионалами своих помощников из числа молодых правонарушителей. Некоторые ученые стали рассматривать тюрьму как школу преступности. Были выработаны определенные рекомендации по делению заключенных на группы и их раздельному содержанию, чтобы воспрепятствовать обмену криминогенным опытом.