§ 1. Современные криминологические концепции, определяющие практику воздействия на преступность в Западной Европе

К 70-м гг. криминология в западных странах достигла определенной зрелости, показателями которой можно считать:

— во-первых, значительный уровень теоретического осмысления сущности преступности. Западные криминологические теории раскрыли различные стороны этого явления, выявили его причины, показали возможные направления воздействия на криминальный феномен;

— во-вторых, государственные структуры стали серьезно относиться к криминологическим исследованиям: на их проведение начали выделять значительные денежные средства, во многих странах были созданы криминологические учреждения (институты, исследовательские центры и т. п.), немало рекомендаций криминологов реализовались в практической деятельности по воздействию на преступность.

Огромное число преступлений, увеличивавшееся из года в год, парализовало страхом немалую часть населения стран Западной Европы. Преступность инициировала недовольство капиталистической государственной системой не только У беднейших слоев "общества всеобщего благоденствия", но также у представителей среднего класса и даже элитарных групп, которым не удавалось найти безопасность за высокими стенами собственных замков и в бронированных автомобилях. Радикалы взяли на вооружение марксистский тезис о том, что в условиях капиталистического общества государство никогда, ни при каких условиях не сможет справиться с преступностью. Все больше и больше людей стали сомневаться в жизнеспособности капиталистической системы. В этих условиях поиск эффективных мер обуздания чреступности стал одним из условий выживания буржуазной государственности. Политики решились на проведение достаточно радикальных социальных реформ — благоприятным политическим фоном для таких реформации было то, что в ряде стран Европы к власти пришли социалисты,

а в Португалии президентом стал коммунист Алваро Куньял. Самые смелые и достаточно дорогостоящие рекомендации криминологов находили поддержку.

Социальное реформирование как инструмент воздействия на преступность в Западной Европе

В 70-е годы в большинстве стран Запада акцент в воздействии на преступность делался на общественные преобразования и на перевоспитание преступников. Первое направление обслуживали социологические теории преступности, второе — клиническая криминология.

Социальные реформы были направлены на уменьшение разрыва в экономическом положении бедных и богатых, на ограничение безработицы, усиление социальной поддержки безработных (увеличение материальной помощи, содействие профессиональной переподготовке, национализация ряда производств и создание дополнительных рабочих мест). Значительное место в социальном реформа-торстве занимало решение жилищной проблемы: избавление европейских городов от гетто и трущоб, предоставление бездомным муниципального жилья. Теоретической основой всех этих глобальных общественных преобразований была концепция аномии, социальной дезорганизации. Государственные деятели практически признали справедливость данного диагноза, с помощью которого криминологи констатировали болезненное состояние западного социума. Была предпринята попытка путем указанных реформ гармонизировать капиталистическое общество.

Значительное место среди реформаторских мер воздействия на преступность занимала забота о несовершеннолетних и молодежи. Криминализация подрастающего поколения всегда ведет к росту преступности. В Бельгии был принят Закон о молодежи, который предусматривал ряд организационных мер, направленных на оказание педагогической и материальной помощи юным согражданам. Для рассмотрения уголовных дел в отношении несовершеннолетних стали создавать специальные суды, которые много внимания в ходе судебных разбирательств уделяли выяснению условий воспитания делинквента (такой термин был принят, чтобы не клеймить молодых людей званием преступника), тщательно исследовалась его личность, серьезнейшее внимание уделялось анализу возможности перевоспитания подростка. Практика назначения наказаний в таких судах была мягче, в качестве альтернативных наказаний применялись, например, возложение обязанности участвовать в общественных работах, регулярно посещать воспитательные мероприятия или опреде

ленные молодежные клубы. Аналогичные законодательные акты приняли парламенты и ряда других западноевропейских стран. В Швейцарии по примеру Бельгии создали целую. службу молодежи, включавшую департаменты организации досуга и отдыха, социальной помощи, медико-педагогическую службу и службу опекунства. В некоторых европейских странах возникли оригинальные педагогические службы, состоявшие из уличных воспитателей, которые работали по ночам в общественных местах. Все эти учреждения позволяли находить адекватные подходы для направления в социально полезное русло трудных подростков. В основе всех этих реформ лежали различные теоретические модификации концепции дифференциальной ассоциации.

В конце 70-х интересное исследование молодежной преступности провел криминолог из Геттингенского университета (ФРГ) И. Древенс. Он пришел к выводу, что проведением антиалкогольной кампании можно значительно снизить уровень криминала в молодежной среде. Им была разработана схема соответствующей кампании. И. Древенс предложил систематически проводить социально-психологические профилактические обследования, которые помогли бы выявить молодых людей, попавших в неблагоприятные условия (что обычно ведет к злоупотреблению алкоголем, наркотиками и совершению преступлений). Если таким молодым людям своевременно оказать материальную, психологическую и педагогическую помощь, то вероятность удержания их от преступлений окажется весьма высокой.'

Апогей клинической криминологии

В 70-е гг. огромной популярностью пользовалась клиническая криминология, на базе которой возникли и были реализованы на практике так называемые подходы лечения преступников, "обращения", некарательного воздействия на них, дифференциации мер воздействия. Лидировали в этом направлении Франция и Италия, где криминологи клиницисты пользовались большим авторитетом и оказывали значительное влияние на формирование государственной политики реабилитации заключенных. Надежда на то, что ученым удастся найти способы превращения преступников в добропорядочных граждан, была настолько сильной, что практически ни одна европейская страна не осталась в стороне от соответствующих модификаций карательной судебной политики и пенитенциарной системы. И если во многих госу-

дарствах достаточно осторожно относились к практике неопределенных приговоров и все повышающейся роли медиков в процессе определения сроков тюремного заключения, то значительная гуманизация карательной политики имела место практически во всех европейских странах. Штрафы, предостережения, условное осуждение и так называемое полузаключение (на выходные или на ночное время) стали практиковаться даже в скандинавских странах, которые всегда харатеризовались достаточным консерватизмом в области реформ пенитенциарной системы. Во Франции в результате пенитенциарной реформы, которая была проведена в августе 1985 г., существенно гуманизировались условия отбывания тюремного заключения. Во французских тюрьмах была организована социально-воспитательная служба. Заключенные получили возможность получать профессиональное образование, учиться в различных учебных заведениях и получать необходимую медицинскую помощь за пределами пенитенциарного учреждения без постоянного контроля со стороны тюремной администрации.'

Неоклассицизм в западноевропейской практике воздействия на преступность

В Германии, где теория и практика воздействия на преступность длительный период оставалась невосприимчивой к англо-американским и франко-итальянским новшествам, в этот период отмечается ренессанс теории Ф. Листа. Надо отметить, что многие теоретические положения Ф. Листа в это время стали весьма популярны. Его идея о том, что наказанию подлежит не преступление, а преступник, стала девизом криминологов-клиницистов и реформаторов пенитенциарной практики. Теоретические положения Ф. Листа о социальной природе преступности и о возможности исправления преступников определенных типов были переосмыслены соотечественниками великого ученого и легли в основу гуманизации практики воздействия на преступность в Федеративной Республике Германии. Наряду с социальными преобразованиями, направленными на уменьшение экономического неравенства, существенные изменения претерпела карательная политика. Последняя выразилась в общем уменьшении сроков тюремного заключения по судебным приговорам, широком внедрении в судебную практику альтернативных наказаний. В федеральных землях были созданы

молодежные суды. Основой карательной практики стали следующие теоретические положения:

— репрессия не может быть единственным ответом государства на преступления;

— суровые репрессивные меры необходимо применять в отношении преступников, не осознавших несправедливость преступных деяний, не раскаявшихся в содеянном. Основная задача уголовного наказания — доходчивым образом дать понять, что общество имеет право защищать свои ценности, если их не уважают и не признают;

— необходимость применения сурового наказания должна быть так обоснована в судебном приговоре, чтобы в справедливости ее не оставалось сомнений. В приговоре необходимо показать незаконность деяния, раскрыть ценности, которые защищает уголовный кодекс.

Существенно изменился и режим отбывания тюремного заключения. Тюремные камеры в странах Европы постепенно стали больше походить на гостиничные номера, а отдельные тюрьмы, отличавшиеся особым комфортом, стали называть домами отдыха. Некоторые наши сограждане, оказавшиеся волей судеб за решеткой в западноевропейских странах, были весьма довольны тамошними условиями. Например, из Дании один наш соотечественник написал родственникам письмо о том, что он задержан полицией и находится в тюрьме, но при этом просил не волноваться, потому что это не тюрьма, а очень хорошая гостиница, его там хорошо кормят и условия жизни очень хорошие.' Заключенные начали активно участвовать в общественной жизни, учиться в высших учебных заведениях, приобщаться к творчеству. Многие заключенные стали заниматься живописью (в основном в стиле примитивизма), их картины выставлялись в художественных галереях. Произведения заключенных охотно покупали любители экзотической тюремной живописи. Общественность стала регулярно поддерживать контакты с лишенными свободы. Да и сами заключенные иногда брали шефство над обездоленными из свободного мира, о которых они узнавали из газет: оказывали материальную помощь матерям-одиночкам, сиротам.

Ренессанс гуманизма в отношении к беднейшим слоям общества и преступникам длился около десяти лет. В некоторых странах он затянулся на несколько десятилетий, но практически во всех европейских странах (за исключением Швейцарии) в средине 80-х гг. все возрастающая преступность заставляла искать более действенные меры воздействия на нее.

Успехи системного воздействия на преступность в Швейцарии

Швейцария стала своеобразным островком безопасности в бурном море стремительно растущей европейской преступности. Исследования криминологов показали, что к числу причин, препятствующих росту преступности в этой

стране,относятся:

— медленные процессы урбанизации (в Швейцарии нет городов с миллионным населением);

— децентрализация промышленности и отсутствие крупных промышленных центров с сопутствующими трущобами и нищетой;

— низкая мобильность населения, преобладание коренных жителей (тех, у кого несколько поколений прожили в одном месте) с устоявшимися традициями поведения и социального контроля;

— сознание гражданской ответственности у населения за социальные процессы в стране, в том числе и за преступность (швейцарцами владеет глубоко укоренившаяся в общественном сознании вера в необходимость взаимной помощи и солидарности. Среди местных жителей распространена поговорка: в Швейцарии каждый себе полицейский);

— децентрализация полиции и ориентация ее на интересы общины;

— отсутствие чрезвычайных реакций на преступления (лишь незначительное число правонарушителей берется под стражу, альтернативой лишения свободы очень часто является условное осуждение, среди приговоров к лишению свободы преобладают краткосрочные);

— замужние женщины в Швейцарии меньше всех в мире заняты профессиональным трудом, отсюда крайне низкий уровень преступности среди молодежи (возрастные группы до 18 лет почти не отягощены преступлениями);

— школьное воспитание исключает вседозволенность, содержит много запретов, учитель имеет очень высокий социальный и экономический статус.'

К этому можно добавить, что среди молодежи в Швейцарии нет безработицы и семейное воспитание в стране, где велика роль сельской общины, весьма патриархально. 2/3 приговоров к лишению свободы швейцарские суды выносят условно.2 Но Швейцария была исключением. В иных

странах Западной Европы криминальная ситуация становилась все более драматичной.

Поворот к политике жесткого реагирования

Социологические исследования показывали, что чувство неизбежности и страха перед преступлениями стало преобладающим среди граждан западноевропейских государств. Правоохранительные органы были обвинены в отсутствии твердости. Общественность требовала прекратить заигрывать с преступниками. Лозунг "Преступник должен сидеть в тюрьме" становился все более популярным.

Для этого периода характерно ужесточение карательной политики, усиление полицейских сил, интерес к рекомендациям криминологов значительно снизился, эксперименты в области воздействия на преступность стали встречаться в штыки, криминологические исследования в значительной мере были свернуты (например в 1984 г. в Бельгии был закрыт научный центр по изучению преступности несовершеннолетних). Возник опасный феномен отчуждения между наукой и практикой: практики не желали воспринимать выводы науки, а ряд криминологов отказались от ориентации на поиск эффективных мер воздействия на преступность.

Большинство западноевропейских политиков сделали ставки на жесткие меры, которые не требовали серьезной интеллектуальной проработки.' В этих условиях популярность возвратилась к классическим теориям общей и частной превенции. От исправительной пенитенциарной модели в ряде европейских стран стали отказываться в пользу жестко репрессивной. Тюрьму вновь стали рассматривать не как средство воспитания, а как орудие запугивания и изоляции общественно опасных элементов. Некоторые исследователи выделяют в странах Европы три вида политики по отношению к заключенным:

— жестко репрессивная политика запугивания;

— пенитенциарная политика с акцентом на исправление преступников;

— изоляционизм (политика, в которой главная ставка делается на то, чтобы отделить здоровую часть общества от общественно опасных элементов и не более).2 Неоклассицизм стал главенствующей теоретической концепцией, положенной в основу политики воздействия на преступ-

ность. Например, в 1988 г. в Швеции в результате реформ уголовного законодательства прочно утвердился бентамов-ский принцип пропорциональности'. Однако карательные меры, которые оказались не намного дешевле, чем социальные реформы, не оправдали надежд европейцев. Наряду с ростом количества тюрем и числа заключенных достаточно интенсивно продолжала расти и преступность. Та же Швеция стала лидером по уровню преступности в Европе.

Реформы полицейской системы

Полиция, на материальное обеспечение которой общество тратило значительные средства, оказалась бессильной удержать натиск преступности, несмотря на многократное увеличение ее рядов. Весьма показателен в этом отношении пример Великобритании. После прихода в 1979 г. к власти М. Тетчер правительство во главу угла своей внутренней политики поставило борьбу с преступностью. Причем основной акцент был сделан на укрепление полицейских сил. Расчет строился на создании хорошо оснащенной полиции, наделенной повышенными властными полномочиями. Однако полицейский эксперимент "железной леди" оказался малоэффективным. Рост преступности остановить не удалось. На всем протяжении 80-х гг. расходы на полицию увеличились в три раза, но в то же время количество только зарегистрированных преступлений удвоилось. Полномочия полиции были значительно расширены, а раскрываемость преступлений снизилась. Более того, снизился традиционно высокий авторитет полиции в глазах общественности.2 Таким образом, если в 70-е гг. под огнем критики за неуспехи в воздействии на преступность оказывались политики-реформаторы и криминологи, то теперь ответственность за рост преступности возлагали на полицейскую, судебную и пенитенциарную системы. Уровень раскрываемости был невысок, судебные приговоры казались недостаточно строгими, а уровень рецидива, напротив, был весьма значителен. Особую опасность приобрел феномен организованной преступности, которая постепенно приобрела транснациональный характер и стала малоуязвимой для полицейского воздействия. В этих условиях Полицейский фонд Великобритании организовал углубленные криминологические исследования,

основной задачей которых было выяснение возможности полицейских сил влиять на развитие криминальных процессов в обществе. Исследования показали, что полиция может оказывать на динамику преступности в стране весьма ограниченное воздействие. Полицейские могут посадить в тюрьму отдельных преступников, но не в состоянии прекратить, например, ночные грабежи или ограничить рост этих грабежей.' Все больше специалистов в области борьбы с преступностью стали приходить к выводу о справедливости афоризма: "Апеллировать в избавлении от преступности к полицейским мерам и пенитенциарной политике — это все равно, что с помощью зонтика пытаться остановить дождь".2

Горькие реалии вынудили политиков сделать вывод о том, что преступность — крепкий орешек, и избавиться от нее с помощью исключительно карательных мер, какими бы жесткими они ни были, невозможно. Национальные системы воздействия на преступность, многие элементы которых практически работали на холостых оборотах, обрели прежнюю значимость. Наряду с сохранением репрессивных мер вновь стали развиваться различные механизмы социального контроля и ранней превенции.

Серьезным изменениям была подвергнута полицейская деятельность. Реформирование полиции в Европе пошло в двух направлениях. В большинстве стран функции этой организации стали расширяться и изменяться. О том, что полиция должна в большей мере ориентироваться на потребности региональной общины, а полицейские — выполнять функции защитников, воспитателей и опекунов, много говорилось в 60-е и 70-е гг., были предприняты некоторые меры в этом направлении, однако резкое усиление карательной составляющей антикриминальной политики переориентировало развитие полицейских сил, которые взяли на вооружение жесткий стиль. В конце 80-х гг. изменение акцентов полицейской деятельности стало актуальной потребностью. Полицейские во многих западноевропейских странах стали заниматься воспитательной работой с несовершеннолетними, консультировать население по проблемам эффективной защиты от преступников, оперативно решать проблемы межличностных отношений, пресекая развитие конфликтов. Да и структура полицейских органов стала меняться в плане ориентации на решение соци-

альных проблем. Например, на улаживание межэтнических конфликтов, которые нередко выливаются в крупномасштабные преступления. В этих целях в датской полиции были созданы специальные межэтнические отделения.'

Роль судебных органов в воздействии на преступность

В зоне критики оказалась и система правосудия. Общественность требовала, чтобы судьи повернулись лицом к проблемам общества. В основном от них ожидали ужесточения карательной политики. Но не только этого. По мнению ученых и представителей различных социальных слоев, действия правосудия должны быть понятны жертве, преступнику и общественному мнению. Судебные инстанции были вынуждены ужесточить карательную политику. На 1 сентября 1989 г. в европейских странах насчитывалось 315 тыс. заключенных (76 заключенных на 100 тыс. жителей). Это значительно меньше, чем в США или Канаде (соответственно более 300 и 110), но больше, чем в Японии (50).2 Однако ученые-криминологи понимали, что тюрьма может не только удержать от преступлений, но и, наоборот, стать началом преступной карьеры. Поэтому они побуждали правительства искать меры воздействия на преступность, не связанные с лишением свободы. В 1984 г. в Бельгии была принята законодательная новелла, в соответствии с которой преступник, приговоренный к тюремному заключению на срок, не превышающий 5 лет, может избежать тюрьмы, выплатив государству сумму, определяемую прокурором. Но широкого распространения эта практика не получила.

Шведский криминолог Бу Свенсон попытался возродить интеракционистский подход применительно к экономической преступности: "Если предположить, что преступление — это осмысленное поведение и что оно больше объединяет, чем разъединяет преступников и непреступников, то возникает совершенно новый подход к работе по предупреждению преступлений. В этом случае внимание направляется больше на среду, где совершаются преступления, и на связанные с ними обстоятельства".3 Однако в конструировании мер воздействия на преступность шведский криминолог достаточно осторожен, он явно боится скатиться на путь радикальной криминологии. По этому поводу он, в частности, отмечает: "И вообще, правильнее считать, что не следует предпринимать крупномасштабные

меры для ликвидации экономической преступности или преступности вообще. Такого рода меры имеют настолько большое влияние на общество, что для их введения необходимы совершенно иные политические и более убедительные мотивы, чем просто желание более успешно бороться с преступностью".1 Анализируя этот вывод Б. Свенсона, надо заметить, что тотальная криминализация общества, ставящая под угрозу законность и государственность (как это имеет место, например, в Колумбии, где предвыборная кампания теперешнего президента Эрнеста Сампера финансировалась мафией)2, может оказаться весьма убедительной причиной для крупномасштабных радикальных мер.

Несмотря на осознание невозможности справиться с преступностью одними лишь карательными мерами, отказываться от них в большинстве европейских стран не спешат. Например, в Англии в начале 90-х гг. было проведено ужесточение уголовного и уголовно-процессуального законодательства. Удвоились (до 2 лет) сроки максимальных наказаний для малолетних преступников. Для трудноисправимых подростков 12—14 лет стали создаваться центры перевоспитания. При создании таких центров во многом был учтен положительный опыт аналогичных учреждений Китая и Кубы. Ужесточилась и практика вынесения судебных приговоров, судьи чаще стали апеллировать к длительным срокам лишения свободы. Было ограничено право обвиняемого не отвечать на вопросы и право быть отпущенным под залог. При решении вопроса об освобождении под залог решающим стало мнение потерпевшего. Ужесточение уголовной репрессии прошло и в других европейских странах. Например, до 1978 г. в Нидерландах только 11% приговоров в качестве меры наказания предусматривали лишение свободы на срок более 6 месяцев (в Швеции — 17%, Германии — 70%). В настоящее время приговоров, предусматривающих лишение свободы на срок более года, в Нидерландах выносится 85% (в большинстве западноевропейских стран краткосрочных приговоров выносится не более 3%).3 Как видим, к рекомендациям Ф. Листа здесь прислушались. В Швеции количество заключенных возросло со 163 тыс. в 1988 г. до 167 тыс. в 1991 г.4 Во Фран-

оп

ции в период с 1980 г. по 1992 г. количество заключенных возросло на 20%. Основной причиной роста количества заключенных явилось увеличение длительности сроков наказания. В 80—90-е гг. множество новых тюрем было построено в европейских странах.' В Брюсселе в качестве идеологической поддержки решительных мер борьбы с преступностью международная общественность организовала так называемый Белый марш, одним из лозунгов которого был: "Мир опасен не из-за тех, кто причиняет зло, а из-за тех, кто позволяет им делать это".

Интеграционные процессы в Западной Европе поставили на повестку дня вопрос об унификации уголовной политики на базе извлечения из опыта каждой страны положительных аспектов. 19 октября 1992 г. Совет Европы принял рекомендации по вынесению приговоров. В соответствии с этими рекомендациями срок лишения свободы должен зависеть от типа преступления. Альтернативные санкции не должны быть слишком широки во избежание судейского произвола.2 В то же время европейские ученые признали, что сформулировать четкие универсальные принципы назначения наказания им пока не удается — проблема оказалась слишком сложной.3 Кстати, интеграционные процессы в Западной Европе скорее отрицательно сказались на криминальной ситуации в большинстве стран. Объединение европейских стран в единый союз и предельное упрощение межгосударственных перемещений во многом упростило совершение преступлений и уход преступников от ответственности. Кроме того, это способствовало своеобразному переливу преступности из одних государств в другие. Например 42% преступлений в Швейцарии в 1991 г. было совершено иностранцами.4

Вполне прогнозируемым на фоне ужесточения карательной практики судов было возрождение интеракцио-нистского подхода в западноевропейской криминологии. Теоретики стигмы не позволяют жителям "европейского дома" успокаивать себя повышением уголовных санкций, которое на деле нередко оказывается лишь подыгрыванием общественному мнению и имитацией борьбы с преступностью. По данным ряда криминологических исследовании,

ужесточение у голо в но-правовых мер может оказаться лишь "бумажным тигром" на фоне коррумпированной полицейской системы. По оценкам ряда специалистов, 97% преступлений в Великобритании остаются безнаказанными.' Не дало положительного результата ужесточение уголовных наказаний за совершение преступлений с использованием огнестрельного оружия. Все больше и больше полицейских служб в Англии стали вооружаться — гордость туманного Альбиона, безоружный полицейский, постепенно уходит в прошлое.2 Столь же плачевна картина и в других странах Европы. В Швеции, например, две трети зарегистрированных преступлений остаются нераскрытыми, в то время как немалая доля их вообще не регистрируется.3 Криминологические исследования показывают, что ужесточение уголовного наказания и снижение уровня преступности редко совпадают.4 Преступность и количество заключенных не связаны жестко. Лишь в отдельные годы можно было увидеть зависимость между ослаблением карательной политики и ростом преступности. Эти временные промежутки не так уж велики: случаи снижения уровня заключенных на фоне роста преступности отмечались в США в 1960 г., в Германии и Австрии в 1980 г. В основном же увеличение количества заключенных и рост преступности — это сопутствующие процессы.5

Серьезным аргументом в пользу теории стигмы стал следующий факт: по длительности сроков лишения свободы рекорд принадлежит США, и по уровню. преступности — тоже. Напротив, в Швейцарии и Японии практика назначения уголовных наказаний достаточно мягкая, и уровень преступности один из самых низких. Весьма неутешительны оказались и статистические данные об уровне пенитенциарного рецидива: 65% английской молодежи, а также 80% малолетних преступников в течение 2 лет вновь попадают на скамью подсудимых после освобождения из пенитенциарного учреждения.6

Ряд английских исследователей пришли к выводу, что изменения в системе уголовного правосудия не могут существенно уменьшить рост преступности. Нереалистично относиться к системе правосудия как к инструменту, который вообще может решить проблему преступности или в очень большой степени уменьшить уровень преступности.* Они напомнили постулат Э. Дюркгейма: наказание имеет смысл лишь для восстановления попранного чувства справедливости среди тех, кто не нарушал закона. Постепенно в западноевропейских государствах стал возрождаться интерес к иным мерам превенции.2

Научно-технический прогресс против преступности

В связи с бурным развитием науки и техники на использование технических новинок в борьбе с преступностью в ряде западных стран были возложены особые надежды. Например, в 1992 г. на нескольких автодорогах Лондона было установлено 40 скрытых телекамер, которые автоматически фиксировали транспортные средства, превышающие установленную скорость движения, записывая на пленку скорость, время и номерной знак автомобиля нарушителя. Положительный эффект этой технической новации был настолько велик, что полицейское управление заказало еще 260 таких телекамер. Помимо телекамер, в Великобритании используются и автоматические фотоаппараты, которые могут сделать за несколько секунд две фотографии автомобиля, превышающего допустимую скорость. Фотоснимки используют как доказательство правонарушения в ходе полицейского дознания.3 Практику дистанционного наблюдения взяли на вооружение и представители криминальной полиции. Когда в английском городке Эрдрай в 1992 г. установили десять видеокамер, число преступлений сократилось на 75%, а раскрываемость возросла вдвое и составила 70%.4

Положительный британский опыт взяли на вооружение и в других странах Европы. Княжество Монако было практически полностью покрыто сетью телеслежения за

потенциально опасными точками. Телевизионные камеры работают круглосуточно и могут быть либо зафиксированы на одном субъекте, либо в движении "просматривать" определенный участок местности.

Особенно эффективно технические меры применялись для предотвращения и пресечения угонов автомобилей, волна которых подобно эпидемии распространилась по всем развитым странам. В этих целях, например, специально оборудованный автомобиль оставлялся как приманка в местах, где наиболее часто отмечались случаи угонов транспортных средств. Если преступник похищал автомобиль, то через несколько минут он автоматически останавливался и блокировал похитителя внутри салона (глушился двигатель, срабатывали стопоры дверей и стекол, включалась звуковая сирена, посылался радиосигнал вызова полиции)'. Для пресечения угонов активно используются также передающие датчики, установленные на транспортные средства. С помощью этих датчиков полиция пеленгует местонахождение угнанного автомобиля.

Заметный эффект в уменьшении тяжких последствий неосторожных преступлений имело изменение акцентов в их профилактике. Исследования показали, что ориентация на создание дополнительных систем безопасности в самой конструкции технических средств более перспективна, нежели разработка правил безопасной эксплуатации их и создание контрольных структур, обеспечивающих соблюдение данных правил. Например, когда количество летальных исходов вследствие дорожно-транспортных происшествий стало национальной проблемой во многих развитых капиталистических странах, правительство обязало производителей автомобилей внести ряд изменений в конструкцию транспортных средств с целью придания им противо-ударных характеристик. В результате удалось сохранить много жизней.

Архитектурная криминология

Достаточно интересным является новое архитектурное направление в практике предупреждения преступлений. Еще в 1978 г. в Висбадене состоялся первый международный симпозиум по вопросам планирования городского строительства и связи между архитектурой жилых районов и ростом преступности. В 80-х и 90-х гг. исследования в этом направлении продолжались.

Психологи установили, что высотные дома нередко оказываются источниками депрессии горожан. Городские жилища, в которых концентрируется огромное количество людей (в одном доме подчас можно поселить жителей нескольких деревень), меняют стиль отношений между ними. Такой тип жилищ продуцирует эмоциональную разобщенность людей, способствует развитию безличных, холодных контактов между людьми. В этом мире (который стали называть каменными джунглями), несмотря на многолюдность, человек начинает чувствовать себя одиноким и беззащитным. По данным виктимологических исследований, в различных странах мира в среднем 45% потерпевших становятся жертвами преступлений около дома, 37% — вдали от дома, но в закрытых, недоступных визуальному наблюдению окружающих местах.' Местная община — коллектив соседей, которые готовы оказывать поддержку друг другу, чьим мнением люди могли бы дорожить и взаимоотношения с которыми (одобрение-осуждение) могли бы оказаться эффективным механизмом социального контроля — практически нежизнеспособна в каменных джунглях. Исследования криминологов архитектурного направления установили, что нередко образование общины соседей зависит от того, огорожен ли жилой массив забором, имеется ли непроходной двор. В замкнутых жилых зонах люди привыкают друг к другу, и появление там чужака не проходит незамеченным. Преступники стараются избегать таких жилых комплексов.

Растущее сосредоточение людских масс в промышленных центрах значительно снижало эффективность деятельности полиции, возможности предупреждения преступлений и оперативного реагирования на них. Нередко проходят многие недели, прежде чем одинокие люди, умершие или убитые в своей квартире, будут обнаружены. В высотных жилых домах регистрируется в семь раз больше преступлений, чем в малоэтажных жилищах. Причем чем больше этажность дома, тем больше вероятность преступлений. Дома выше семи этажей в четыре раза чаще подвергаются разбойным нападениям и ограблениям, чем дома с шестью и менее этажами. 32% всех разбойных нападений в домах совершаются в лифтах. В этой связи в ряде стран лифты стали оснащать телекамерами, с помощью которых портье может видеть, что происходит в кабине.2 Оказалось, что архитектурный стиль больших городов нередко ини

циирует преступления и облегчает их совершение. Эти аспекты стали учитывать в практике градостроительства:

при проектировании новых районов (приоритет стал отдаваться малоэтажным коттеджам) и реконструкции старых. Например, в одном из районов Лондона (Стоунбридже) особенности застройки весьма затрудняли действия полицейских по задержанию преступников: узкие улочки исключали использование автомобилей, наличие большого количества тупиков,закоулков, проходных дворов, подвалов и подземных проходов делали неуязвимыми преступников, и полицейские погони всегда оканчивались неудачно. Там открыто торговали наркотиками, кражи со взломом стали практически нормальным явлением, прохожий, случайно оказавшийся в этом районе, почти гарантированно подвергался нападению. В целях избавления английской столицы от этого рассадника преступности по ходатайству правоохранительных органов муниципалитет принял решение о сносе ряда домов и перепланировке Стоунбриджа. Архитектурные особенности, создававшие криминогенный ландшафт, были устранены. Жителям Стоунбриджа министерство жилищного строительства выделило по 1 тыс. фунтов стерлингов для оборудования каждой квартиры этого квартала системой сигнализации и иными средствами защиты (бронированными дверьми с полицейскими замками, оконными решетками и т. п.).1

Этот опыт был перенесен и за океан. Когда полицейские потерпели фиаско в контроле преступности в некоторых районах Нью-Йорка, на помощь им пришли архитекторы: "По разработанному плану реконструкции района дома, где жили бандиты, были снесены. Теперь на этих пустырях будут строить двухэтажные коттеджики".2

Новые подходы в борьбе с наркоманией в Западной Европе

Огромное внимание в борьбе с преступностью уделяется превентивным мерам, направленным на предупреждение наркомании у подростков и излечение от нее, а также социальную реабилитацию лиц, страдающих этим не-дугом. В борьбе с наркотией немалый резерв подрыва социальной базы организованной преступности. Деятельность наркомафии, имеющей огромную сеть распространителей

"белой смерти", является одним из мощнейших факторов распространения наркотии в обществе. Среди мер противодействия наркомафии во многих европейских государствах стали практиковать своеобразный метод от противного: наркотические вещества, не относящиеся к сильнодействующим и в отношении которых не фиксируется ярко выраженный эффект наркотической зависимости, делают вполне доступными. Например, в Голландии так называемый опиумный закон запрещает хранение и употребление героина, кокаина, ЛСД, гашишного масла и амфетомина, но разрешает употребление и хранение с целью употребления производных конопли. Полиция Голландии не предпринимает никаких мер по изъятию наркотических средств, хранимых для личного пользования, не подвергает аресту за перепродажу менее 30 г продуктов переработки конопли. Небольшие порции наркотиков из конопли можно беспрепятственно приобрести в молодежных центрах. В то же время при обнаружении сильнодействующих наркотиков полиция без промедления принимает жесткие меры. Аналогичная политика по отношению к наркоманам стала проводиться и в Дании.*

Принятие такого рода мер позволяет решить сразу две глобальные проблемы: существенно подрывается экономическая основа деятельности мафиозных структур, а кроме того, предотвращается социальная изоляция наркоманов.

В борьбе с наркотией много внимания уделяется установлению контактов с наркоманами, оказанию им специальной помощи. В этих целях создаются р.еабилитационные центры, где наркоманам оказывается медицинская, психологическая, педагогическая помощь, оказывается содействие в приобретении профессии и трудоустройстве. Немаловажную роль в предупреждении возникновения склонности к наркотикам играет круглосуточная служба психологической помощи, работники которой по телефону или при личном общении помогают молодым людям выйти из тупиковых ситуаций, избавиться от стрессов и найти способы нейтрализации тех или иных проблем, не прибегая к попытке заслониться от реальности с помощью наркотиков.

Воспитательная работа среди молодежи, в которой активно участвуют лица, избавившиеся от наркотической зависимости, а также инфицированные вирусом СПИДа, также оказывает сдерживающее воздействие.

Весьма интересным представляется анализ проектов антинаркотического законодательства в Италии. В качестве вариантов глобальной стратегии обсуждались четыре варианта, которые содержат весь спектр мирового опыта в данной области:

— вариант первый заключался в легализации всех наркотических средств и обеспечении их свободной доступности;

— второй предусматривал свободное обращение наркотических веществ, изготавливаемых на основе канабиса (продажу их в табачных киосках), и контролируемое обращение кокаина и героина (распространение по медицинским рецептам);

— третий вариант предусматривал, что героин в общедоступных медицинских учреждениях должен находиться под жестким медицинским контролем;

— последний проект предусматривал недоступность всех видов наркотиков.

В этих проектах сконцентрированы все возможные варианты стратегии борьбы с наркотией.

Виктимологические меры защиты от преступности

Дальнейшее развитие получило виктимологическое направление воздействия на преступность. В конце 80-х гг. в ряде стран Европы обсуждался вопрос о наделении потерпевшего правом прекращать судебное преследование преступника в случае примирения с обидчиком. Эти идеи выдвинули криминологи-интеракционисты. Однако они не были реализованы в Европе, поскольку результаты аналогичного эксперимента в США и Канаде не дали положительного результата: совершив одно преступление, преступники нередко вновь подвергали жертву угрозам насилия, требуя примирения и прекращения угловного дела.

Виктимологи разработали концепции пассивной и активной защиты. К пассивной защите стали относить использование бронированных автомобилей, строительство Домов, похожих на крепость, наем телохранителей, которые служат живым щитом, ношение бронежилетов и т. п. Под активной понимали самозащиту и защиту, осуществляемую другими людьми (пресечение нападения). Виктимологи рекомендуют делать свою жизнь менее прогнозируемой — это может затруднить подготовку нападения.

Исследования немецких виктимологов показали, что Жертвами нападений преимущественно являются мужчины (их доля составляет от 62 до 70%). Противоположная картина в случаях совершения разбоев, ограблений или покушений на ограбление. Здесь вероятность стать жер-

твой выше у женщин. Наибольшую долю потерпевших составляют лица в возрасте от 21 года до 30 лет (интересно, что именно эта возрастная группа меньше всего опасается пострадать от преступлений). Среди лиц моложе 21 года и старше 40 лет доля виктимизации относительно невелика. В зависимости от вида преступлений варьирует и наиболее виктимный возраст. Вероятность стать жертвой краж со взломом выше у лиц в возрасте 60 лет и старше. Лица в возрасте от 21 года до 30 лет больше всего подвержены стать жертвой сексуального принуждения, нападений или угроз.'

Виктимологические исследования вскрыли весьма интересный феномен. В Восточной Германии коэффициент преступности ниже, чем в Западной: например в Боварии (бывшая ГДР) коэффициент преступности 4913 преступлений на 10 000 населения, а в Западном Берлине соответственно 16 500/100 000, в Гамбурге — 16 997/100 000, Бре-мене — 13 972/100 000. При этом, несмотря на то, что коэффициент преступности в Восточной Германии ниже, чем в Западной, страх восточных немцев перед преступностью явно выше.2 По мнению X. Кури, причина такого состояния кроется в том, что население Восточной Германии имеет меньше опыта в противостоянии преступности. А К. Сессар полагает, что рост преступности представляет чрезвычайную проблему лишь в случаях, когда исходный уровень преступности весьма низок (как это имело место в бывшей ГДР), в Западной Германии этот феномен стал практически нормой и уже никого не шокирует.3 В то же время межнациональные виктимологические исследования показывают:

наиболее велик страх перед преступностью среди населения Германии, Англии и США.4

Государственная поддержка виктимологической профилактики заключается, с одной стороны, в предоставлении гражданам специальной информации, с другой — в финансировании специальных программ по обеспечению дополнительной защищенности граждан от преступности. Весьма эффективной была проводившаяся в европейских странах пропагандистская кампания "Надежная дверь", в этой кампании участвовали как государственные, так и общественные органы.

Роль общественности в воздействии на преступность

Ориентация граждан на то, что их безопасность во многом находится в их собственных руках, способствовала развитию общественной инициативы: люди стали объединяться для взаимной поддержки в противодействии преступности. В начале 80-х, когда была сильна надежда на то, что с преступностью удастся справиться профессионалам, если их будет много и если их надлежащим образом экипировать и обучить, практика показала, что расширение полицейских штатов не принесло ожидаемого результата. Надежды на их вездесущесть и оперативность также оказались сильно преувеличенными. И тогда начали возрождаться общественные структуры воздействия на преступность.

В Великобритании на добровольной основе в помощь полиции привлекаются граждане. В соответствии с планами правительства этой страны численность подразделений "добровольной стражи" в перспективе достигнет 5 млн. человек — цифра весьма внушительная. На добровольных помощников возлагаются обязанности по патрулированию и поиску сигналов о преступлениях. Они не вооружены, не имеют особой униформы. Узнав о преступлении, сообщают о нем по рации дежурному полицейскому подразделению быстрого реагирования — пресечение преступлений не входит в их функции.

В Дании, Франции, Нидерландах, Швеции, Великобритании и Германии возникли общественные советы по предупреждению преступлений. Главным директором Шведского совета по предупреждению преступности стал известный ученый, криминолог Свенсон Бу. Правление этих советов, как правило, возглавляют авторитетные политики. Например, в германской земле Шлезвиг-Голылтейн в правление вошли министр внутренних дел, министр культуры, министр юстиции и министр по социальной защите. В задачу этих советов входит уточнение картины преступности за счет выявления латентного криминала и вскрытие ее причин, носящих локальный характер, — тех факторов, на которые можно эффективно воздействовать на местном Уровне. Совет оказывает материальную и педагогическую помощь неполным семьям и семьям наркоманов и алкоголиков, содействует организации досуга подростков, консультирует администрацию школ и учителей о возможностях предупреждения преступлений на школьном уровне, о ме-Р&Х защиты потенциальной жертвы. Например, ученики Старших классов стали дежурить на опасных перекрестках и помогать детям переходить дорогу. Советы консультиру-

ют полицейских о методах предупреждения преступлении. Криминологический всеобуч охватывает, помимо полицейских, судей, прокуроров, учителей, архитекторов, градостроителей, социальных работников. Упомянутый совет по предупреждению преступлений в земле Шлезвиг-Гольш-тейн планирует создание академии по предупреждению преступлений.*

По инициативе датского общественного совета по профилактике преступлений в стране была существенно изменена молодежная политика. В пятимиллионной Дании создали почти семь тысяч подростковых и молодежных клубов, центров досуга и кружков по интересам (самого широкого спектра: от любителей конного спорта до филателистов). По инициативе Совета в парламент Дании был внесен законопроект о замене судов для молодежи конфликтными советами, задача которых — находить наиболее эффективные способы наказания подростков и молодых людей за совершение противоправных действий. В соответствии с теорией стигмы они стремятся избежать навешивания неприятных ярлыков на юных граждан, только начинающих свой путь в жизни. Весьма популярны в Дании труды А. С. Макаренко, его система перевоспитания трудных подростков успешно прижилась на скандинавской земле. Особый акцент в перевоспитании правонарушителей делается на том, чтобы подросток почувствовал вкус к труду, сумел найти в добросовестном труде и мастерстве заменитель криминальных импульсов типа побуждений к вандализму или агрессии. И усилия датчан принесли положительные результаты: за десятилетие (с 1979 г. по 1989 г.) уровень тяжких преступлений среди молодежи Дании уменьшился в два раза.2

В Австрии, Бельгии, Ирландии, Италии и Швейцарии функционируют специальные комиссии по координации полицейских и административных мероприятий, направленных на предупреждение преступлений.

Интересной особенностью деятельности общественности в странах Западной Европы было то, что она создавала не только оперативные группы и педагогические ассоциации, но и научные структуры, которые активно проводили криминологические исследования, организовывали обмен опытом, учреждали специальные печатные органы.

Эти исследования дали импульс новому направлению криминологических разработок — так называемой микрокриминологии. Основная задача микрокриминологии — разработка мер ситуационной профилактики, объекты которой потенциальные жертвы, а меры направлены на изменение условий, затрудняющих действия преступников.

По рекомендации ученых в 1989 г. на транспортной сети Парижа была создана группа вмешательства численностью 8 человек. Эффективность ее деятельности была настолько высока, что к 1993 г. ее штат увеличился до 200 человек. Эта частная охранная служба имеет на вооружении резиновые дубинки, аэрозольные бомбы, баллончики со слезоточивым газом и наручники. Для связи с центральным постом используются портативные радиопередатчики. Агенты работают в патрульных группах из трех человек, нередко они усиливаются проводниками со служебными собаками.'

Британский опыт приватизации правоохранительной и пенитенциарной системы

В 80-х гг. мир стал свидетелем крупномасштабного эксперимента. Политика глобальной приватизации, проводившаяся кабинетом М. Тетчер в Великобритании, привела к. приватизации многих служб, осуществляющих воздействие на преступность: от тюремных структур до органов поддержки обвинения в суде. В последнее десятилетие явно наметилась тенденция по перепоручению второстепенных функций полиции гражданским предприятиям. Например, Конвоированием заключенных занимаются частные фирмы. В .этой стране функционирует ряд частных тюрем. Стал формироваться исправительно-коммерческий комплекс.2 Полиция планирует предать частным структурам ряд других функций, которые, по мнению специалистов полицейского ведомства, являются второстепенными и мешают выполнению главного: пресечению преступлений и обеспечению привлечения преступников к уголовной ответственности.3 К числу таких второстепенных функций относят:

— розыск без вести пропавших людей;

— обучение граждан методам обеспечения собственной безопасности;

— розыск потерянных вещей;

— розыск пропавших собак;

— контроль за соблюдением тишины;

— осуществление полицейского обслуживания мероприятий, сопровождающихся большим скоплением людей;

— выдача лицензий на право пользования огнестрельным оружием.'

Королевская обвинительная служба также пошла по пути приватизации — частные юридические фирмы могут быть приглашены для того, чтобы представлять сторону государственного обвинения в судебных процессах.2

При многих положительных моментах такой реорганизации правоохранительной системы (она стала более дешевой, сохранившиеся силы оказалось возможным сконцентрировать на решении наиболее сложных задач воздействия на преступность) общий итог эксперимента по глобальной приватизации оказался отрицательным. В перспективах приватизации государственных служб разуверились даже ближайшие сподвижники М. Тетчер. Один из них, М. Фридеман, подвел горькие итоги этого эксперимента в книге с красноречивым названием "Нет такого понятия, как бесплатный завтрак". Весьма красноречиво название и еще одной статьи — "Продаваемое правосудие".3 Приватизация тюрем поставила немало проблем.4 Видимость экономичности обернулась глубинными негативными процессами разложения государственной службы после ее приватизации. Тюрьмы, находившиеся в ведении частных предприятий, отрицательно зарекомендовали себя. Факты взяточничества там фиксировались несоизмеримо чаще, чем в государственных, нарушения режима стали нормой. Большинство из них вновь были переданы в ведение государства. Было отмечено и такое негативное явление, как утрата групповой морали, которая до приватизации не считалась серьезным положительным фактором. Но после ее утраты стало очевидно, что такие понятия, как чувство долга, преданность своему делу, призвание, не были пустыми фразами и попытка заменить их формализованными критерия

ми, по которым осуществлялись денежные выплаты, потерпела фиаско.1 Политика приватизации различных ветвей государственной службы оказалась под большим вопросом.2 В 1991 г. по сравнению с предыдущим преступность в Великобритании возросла на 16% — в этом году в Соединенном Королевстве было зарегистрировано 6 млн. преступлений.3 Был ли вызван столь интенсивный рост преступности неудачей приватизационной политики, сказать трудно. Однако несомненно одно: успеха в борьбе с преступностью приватизация правоохранительной системы не принесла.

Некоторый интерес представляют размышления английского ученого Дж. Паттена об истоках роста преступности в английском обществе. По его мнению, причину роста преступности следует искать в благополучии, демократии и свободе как атрибутах западного образа жизни. В его трактовке концепция государства всеобщего благоденствия предусматривает высокий уровень преступности как плату за упомянутые привилегии.4 Возможно, рассуждения Дж. Паттена не лишены определенных оснований. Однако вряд ли можно считать, что высокий уровень преступности в лондонском районе Стоунбридже вызван благополучием его жителей и всеобщим благоденствием. Весьма показателен и следующий эпизод социальной жизни "общества всеобщего благоденствия": летом 1992 г. по Великобритании прокатилась волна массовых беспорядков. Жители Бристоля, Ковентри, Блэкберна и других британских городов, возмущенные свертыванием социальных программ, начали погромы. Они встречали градом камней и бутылками с зажигательной смесью посланных для их усмирения полицейских.5 Аналогичные волнения имели место и во Франции, где голодные жители разгромили несколько складов с продовольствием. Даже в такой богатой стране, как Америка, насчитывается 25 млн. человек, живущих впроголодь.6 Возведением баррикад отреагировали шведские рыбаки и фермеры на присоединение их страны к Общеевропейскому Союзу, что существенно сказалось на снижении их жизнен-

ного уровня. По поводу свободы в демократическом обще-стве^весьма красноречиво высказался венгерский криминолог И. Вай: "Что это за свобода, если 1/3 населения может оказаться жертвой преступления, если каждый свободен лишь для того, чтобы оказаться жертвой преступления и постоянно испытывать страх".'

Влияние на преступность крупномасштабных социальных перемен в странах Восточной Европы

Вступление в "европейский дом" бывших социалистических государств также способствовало дальнейшему росту преступности в Европе: с одной стороны — процесс реформ в строгом соответствии с теорией Дюркгейма инициировал обвальный рост криминала в постсоветских государствах, а с другой — так называемая красная мафия, перешагнув национальные границы, вышла на криминальную арену во всех развитых европейских странах (впрочем, процессы проникновения американской и европейской мафии на восток не менее интенсивны).

В конце 80-х — начале 90-х гг. в странах Восточной Европы проходил интенсивнейший процесс криминализа-ции населения. Например, в Венгрии в 1980 г. регистрировалось всего 130 тыс. преступлений, а в 1991 г. — почти полмиллиона (практически четырехкратный рост).2 Причину столь резкого роста преступности Йозеф Вай усматривает в социальной несправедливости, социальной дезорганизации, ошибочной идеологии, недостатке знаний о том, как надо воздействовать на преступность, генетических и психических отклонениях у некоторой части населения, отрицательной отягощенности алкоголизмом и наркоманией, недостатках функционирования системы правового регулирования, принуждения исполнения законов и предупреждения преступлений.3

В бывшей ГДР в начале 90-х гг. преступность возросла почти в два раза, по отдельным видам — почти в три раза. В Берлине, например, в 1991 г. регистрировались каждые три дня убийство, каждый день изнасилование, 80 хищений автомобилей, 130 краж со взломом, 100 актов насилия. В 1991 г. коэффициент преступности в южных областях Германии составлял 3000/100 000, а в северных, где наивысший уровень безработицы, — 5000/100 000. Особую

распространенность приобрели экономические преступления, на которых преступники наживают миллионы марок, оставаясь безнаказанными. Одной из основных причин роста преступности был развал полицейской системы бывшей ГДР и как следствие резкое снижение раскрываемое™ до 30%. По данным опроса населения, 85% жителей немецких земель, ранее относившихся к ГДР, не верят в способность полиции контролировать преступность, 65% — боятся выходить из дома по вечерам.'

В результате взаимодействия западной и восточной культур в странах бывшего восточного блока распространилась и стала популярной "конфликтная" модель поведения в обществе. Эта модель ведет как к возникновению конфликтного поведения (на базе распространившейся в общественном сознании внутренней готовности к конфликту), так и принятию за должное конфликтов и определенных форм насилия.2

Криминогенные процессы, проходящие в станах Восточной Европы показали, что низкий уровень преступности — значительная социальная ценность, утрата которой не компенсируется повышением уровня жизни. Реформы показали, что преступность очень чутко реагирует на социальные перемены и изменения в политической системе. ГДР традиционно относилась к странам с одним из самых низких в мире уровней преступности и высоким уровнем жизни. После интеграции с ФРГ уровень жизни восточных немцев упал, а преступность многократно возросла, что начинает инициировать возрождение идей марксизма на родине их автора. Две части Германии вновь оказались криминологическим полигоном, который позволил увидеть, каким образом влияют на преступность различные социальные процессы и насколько мощным средством воздействия на преступность (как в плане ее роста, так и в плане разрушения) является социальная реформация.