Глава 1. Понятие, основные признаки, общественная опасность и тенденции развития профессиональной преступности
Профессиональная преступность, как и любой вид преступности, обладает родовыми признаками (социальный, уголовно-правовой, относительно-массовый, системный характер, временная и территориальная определенность), состоит из целой совокупности преступлений, образующих в своей системе криминальный профессионализм, лиц, их совершивших (в данном случае профессиональных преступников), среды профессиональных преступников, обладает общественной опасностью, которая является повышенной и специфической.
Ядро профессиональной преступности образует криминальный профессионализм. По мнению А.И. Гурова, криминальный профессионализм - это разновидность преступного занятия, являющегося для субъекта источником средств существования, требующего необходимых знаний и навыков для достижения конечной цели и обуславливающего определенные контакты с антиобщественной средой. В этом определении нашли отражение специфические (видовые) признаки криминального профессионализма, с которыми в большей части следует согласиться. Однако некоторые из этих признаков, безусловно, нуждаются в уточнении. Прежде всего, в предложенном автором определении отсутствует указание на то, что криминальный профессионализм представляет собой не что иное, как преступную деятельность, а остальные признаки лишь характеризуют его как определенную разновидность. Отдельная совокупность даже большого количества преступлений, не взаимосвязанных между собой, не представляющих собой единой, целостной системы в виде деятельности, криминального профессионализма не образует (например, совершение одним человеком в течение месяца таких преступлений, как кража, убийство, изнасилование, сбыт наркотических средств, получение взятки, халатность, нарушение правил дорожного движения).
Такой вывод вытекает из сущности самой профессии, определяемой в словарях как основной род занятий, трудовой деятельности, требующей специальных теоретических знаний и практических навыков и являющейся обычно источником существования.
Ключевым в этом понятии выступает категория деятельности, которая представляет собой социальную форму движения материи: способом существования жизни является активность, животных - жизнедеятельность, человека - деятельность. Человеческая деятельность характеризуется в литературе как совокупность осознанных и целенаправленных действий, объединенных в единую систему общим мотивом. Соответственно этому преступная деятельность определяется как система преступных и тесно связанных с ними допреступных и посткриминальных деяний, объединенных общим мотивом. Включение непреступных деяний в преступную деятельность обусловлено тем, что они имеют общий мотив с преступными действиями, включены в единую цепь преступной деятельности. Например, уголовно наказуемым является приготовление к тяжким и особо тяжким преступлениям (ч. 2 ст. 30 УК РФ). Однако любое приготовление образует определенный этап в развитии преступной деятельности, в силу чего является ее составной частью. Посткриминальная деятельность, направленная на сокрытие совершенного преступления, также является определенным этапом преступной деятельности, однако наказание за нее предусмотрено не во всех, а лишь в определенных случаях (ст. ст. 174, 174 -1, 175, 316 УК РФ). Фактическое участие физических лиц, не обладающих признаками субъекта преступления, в преступлении, совершенном лицом, обладающим такими признаками, является составной частью совместной преступной деятельности, однако не может быть признано преступлением. Такое понимание преступной деятельности исключительно важно для профилактики криминального профессионализма в тех сферах деятельности, где он стремится к легализации, используемой им для расширения своего влияния на общество (например, в сфере политики).
Итак, криминальный профессионализм является прежде всего преступной деятельностью, которая обладает такими видовыми признаками, свойственными всякой профессии, как специализация, квалификация, способность быть источником материального существования, принадлежность к определенной преступной социальной среде, в которой она осуществляется.
Специализация предполагает сосредоточение деятельности на каком-либо определенном занятии, приобретение специальных знаний и навыков в конкретной области. Соответственно этому специализация как признак криминального профессионализма состоит в занятии конкретным видом преступной деятельности, который предполагает овладение специальными теоретическими знаниями, практическими навыками и умениями. Например, лица, действия которых квалифицируются как кражи, только тогда могут быть отнесены к профессиональным преступникам, когда они систематически совершают конкретный вид краж. В дореволюционной России среди воров-профессионалов выделялись такие специализации, как медвежатники, совершающие кражи из сейфов, карманники, домушники, совершающие кражи из квартир, майданники (транспортные воры), стопорилы, совершающие хищения с применением холодного и огнестрельного оружия, воздушники, совершающие кражи с возов и лотков на рынках, хапушники, совершающие хищения рывком имущества из рук потерпевшего, кликушники, совершающие кражи из церквей, голубятники, совершающие кражи белья с веревок. Разумеется, что специализация существует и у современных воров-профессионалов. Среди них выделяют лиц, занимающихся кражей антиквариата, карманных воров, «рыночников», совершающих кражи на рынках, «кротов», совершающих кражи у пассажиров метрополитенов, квартирных воров, воров, специализирующихся на угоне автотранспорта, «трясунов» из числа глухонемых, «ширмачей» и т. д. Среди мошенников выделяется более сорока специализаций .
Квалификация в рассматриваемом аспекте предполагает уровень профессиональной подготовленности лица к какому-либо виду деятельности. Иначе говоря, квалификация является качественной характеристикой специализации, показывающей уровень профессионализма определенного лица. Очевидно, что уровень квалификации профессионального преступника является достаточно высоким, что позволяет ему довольно долго и успешно заниматься преступной деятельностью. Виртуозность и изобретательность, которой обладают многие профессиональные преступники, вызывает удивление. Например, в литературе описан актерский талант дореволюционной воровки Соньки Золотая ручка (Софья Блювштейн), которая умела выдать себя за аристократку, очаровать помещиков, дворян, чиновников, являвшихся постояльцами гостиниц, пассажирами поездов, разжалобить их, изобразить влюбленную в них женщину, войти с ними во флирт или половую связь, а затем, усыпив потерпевшего с помощью снотворного или воспользовавшись его естественным сном, совершить у него кражу денег, драгоценностей или других вещей. По свидетельству А. П. Чехова, осужденная Софья неоднократно использовала свою привлекательную внешность и актерские данные, пытаясь сбежать с Сахалина, нарядившись солдатом или очаровав надзирателей, один из которых даже бежал вместе с нею.
Личностный смысл профессиональной преступной деятельности состоит в том, что осуществляющее ее лицо стремится за счет этого обеспечить свои материальные потребности. Именно поэтому преступная деятельность как источник материального существования становится обязательным атрибутом криминального профессионализма. При этом профессиональный преступник может полностью существовать за счет доходов от преступной деятельности, а может лишь частично удовлетворять свои материальные потребности за счет этих доходов. Конечно, за счет преступлений могут удовлетворяться и другие потребности личности. Например, кровавый маньяк Чикатило, убивая свои жертвы, удовлетворял свои извращенные, болезненные половые потребности. Однако в этом он видел личностный смысл своего маргинального существования. Совершаемые им преступления не позволяли даже в малой степени решать его материальные проблемы. Смысл всякой профессиональной деятельности состоит именно в возможности материального существования за счет нее. Поэтому правы те авторы, которые не считают удовлетворение в процессе преступной деятельности потребностей нематериального характера признаком профессиональной преступности.
Отметим, что по указанным причинам профессиональные преступники совершают чаще всего корыстные преступления (кражи, мошенничества, ненасильственные грабежи и т. д.). Разумеется, что эти лица могут совершать и корыстно-насильственные преступления, однако корысть в них является движущим мотивом, а насилие в основном только средством совершения деяния. Не случайно в литературе отмечается, что в «блатном» фольклоре героями былинного жанра будут в основном «медвежатники», карманники и «каталы», а «мокрушники» окажутся героями страшилок.
Сказанное, безусловно, не означает, что отдельные преступники-профессионалы по своим личностным качествам не склонны к насилию. В.Т. Шаламов отмечал, что «воры», научившись в лагерях убивать друг друга в междуусобной «сучьей» войне, стали применять ножи по любому поводу: «Показалось, что повар налил супу мало или жидко - повару в бок запускают кинжал, и повар отдает богу душу. Врач не освободил от работы - и врачу на шею заматывают полотенце и душат его …». Описывает автор и другой случай, когда блатари услыхали, что человека можно убить, если ввести ему в вену воздух. Из чистого любопытства, желая проверить это, они сделали такой укол одному осужденному, и человек умер.
Деятельность профессионального преступника невозможна без его принадлежности к определенной криминальной среде. Эта принадлежность означает не только нахождение лица в окружении себе подобных, общении с ними, но и идентификацию себя с преступным миром. В этой среде преступник находит моральный стимул деятельности, поддержку и относительную безопасность. В общесоциальном смысле эта среда обеспечивает сохранение и воспроизводство криминального профессионализма.
Для среды профессиональных преступников характерны такие специфические черты, как неформальные нормы поведения, специфическая субкультура, органы координации деятельности этой среды, ее закрытый для остального социума характер.
В наибольшей степени эти черты свойственны такой среде профессиональных преступников, как «воры в законе». Становление системы неформальных норм связано с возникновением «воровской идеи», воплотившейся в виде «воровского закона», на основании которого, по мнению Б.Ф. Водолазского и Ю.А. Вакутина, в начале 30-х годов прошлого века произошло слияние авторитетов общеуголовных группировок в местах лишения свободы в сообщество «воров в законе». Смысл «воровской идеи» состоит в том, что вор должен жить отдельно от общества, отвергать социально полезные связи и обязанности. Эта идея представлялась в виде отдельных норм, составлявших содержание «воровского закона»: вору запрещалось заниматься общественно полезным трудом, состоять в общественных организациях, стремиться к досрочному освобождению, заниматься политикой, иметь постоянную семью, заниматься коммерцией, брать в руки оружие для оказания помощи государству (например, для защиты Отечества), оказывать помощь правоохранительным органам, совершать некоторые общеуголовные преступления (например, хулиганство) и т. д. Причем эти нормы предполагали двойной стандарт отношения к тем, кто был вором или был близок к нему по роду деятельности, и к остальной части общества, прежде всего к законопослушной части населения, так называемым «фраерам». Воры свято честны в отношениях друг с другом, однако иное отношение у них к фраерам. Как отмечал В.Т. Шаламов: «Ложь, обман, провокация по отношению к фраеру, хотя бы к человеку, который спас блатаря от смерти - все это не только в порядке вещей, но и особая доблесть блатного мира, его закон. Лживость блатарей не имеет границ, ибо в отношении фраеров (а фраера - это весь мир, кроме блатарей) нет другого закона, кроме закона обмана - любым способом: лестью, клеветой, обещанием … Фраер и создан для того, чтобы его обманывали … ». Не менее хлестко эту мысль выразил А.И. Солженицын: «Урки - не Робин Гуды! Когда нужно воровать у доходяг - они воруют у доходяг. Когда нужно с замерзающего снять последние портянки - они не брезгают и ими. Их великий лозунг - «умри ты сегодня, а я завтра!».В целом можно отметить, что социальные нормы «воровской» среды являются крайней материализацией философии индивидуализма, которая всегда была свойственна криминальной среде. Очень образно мировоззренческий фон каторги конца 19 века выразил русский писатель В. М. Дорошевич словами: «каждому - до себя». Современная версия этой идеи выглядит более развернуто: «Не верь, не бойся, не проси».
Отступление от основных постулатов «воровского закона» жестоко карается. По свидетельству А. И. Гурова, существует три вида санкций за такие нарушения: публичная пощечина, применяемая за мелкие провинности, исключение из воровского сообщества за более серьезные проступки, и, наконец, смерть за самые тяжкие нарушения. В частности, автор описывает, как воры приговорили к смерти своего товарища - карманника Хитрого за то, что он «шпарил деньги», т. е. оставлял лично себе без уведомления других воров часть денег, которые добывал вместе с другими карманниками путем краж. Причем воры, заподозрив в этом своего товарища, проверили свои подозрения, подсунув Хитрому кошелек с купюрами, номера которых были заранее пересчитаны. Часть этих денег Хитрый присвоил и был уличен.
Следует отметить, что воровская среда крайне беспощадна к нарушителям «воровской идеи». В качестве примера сошлемся на следующую ситуацию, которая описывается в литературе. Во время Отечественной войны многие воры добровольно пошли на фронт защищать Родину в штрафные батальоны. Их смелость, привычка к риску, навыки владения оружием делали их неплохими солдатами, заслуги некоторых из них были отмечены боевыми орденами. Однако после демобилизации они, естественно, вновь вернулись к старому ремеслу, были осуждены и попали в места лишения свободы, надеясь на то, что они там будут приняты по-прежнему как воры. Вместе с тем они были отвергнуты «правоверными» ворами, которые ни на шаг не отступили от воровских понятий в годы войны. За оказание содействия государству в борьбе с фашизмом ушедшие на фронт были названы суками и без всяких оговорок отвержены от преступного сообщества. Разумеется, бывших фронтовиков это не устроило, и они начали борьбу за восстановление своих прав, объявив «новый воровской закон», который в некоторой степени смягчал наиболее одиозные ограничения «воровской идеи». Например, ворам разрешалось занимать низовые административные должности в местах лишения свободы (старост, бригадиров и т. д.), в некоторых вопросах взаимодействовать с администрацией исправительно-трудовых учреждений. Безусловно, это был тактический ход сук, необходимый им для того, чтобы при поддержке администрации вернуть себе прежнее привилегированное положение. Воплощение в практику «нового воровского закона» на первых порах было связано с деятельностью вора по кличке «Король», который боролся со своими противниками с помощью особого ритуала. Выстроив в колонии всех осужденных, Король выбирал из них воров и предлагал им следующую альтернативу: становиться сукой, поцеловав приставленный к губам нож, или умирать. Такой способ борьбы вызвал ответное противодействие со стороны «правоверных» воров, которые стали уничтожать сук. В результате на Колыме началось крупномасштабное истребление воровских группировок друг друга.
Специфическая субкультура «воров в законе» включает в себя жаргон, невербальные средства общения, прозвища, татуировки, эстетические потребности (ритуалы, музыкальную и литературную культуру, стиль одежды и манеру поведения). Каждый из этих элементов субкультуры дает достаточно ясное представление о социально-типичных признаках «воров в законе» и одновременно выполняет несколько функций в криминальной среде. На наш взгляд, элементы преступной субкультуры выполняют четыре основные функции, а именно: коммуникативную, являясь специфическим средством устного, письменного или невербального общения преступников между собой; конспиративную, позволяющую обеспечить закрытость криминальной среды для законопослушного общества; опознавательно-стратификационную, позволяющую опознать принадлежность «воров в законе» к лидерам криминальной среды; компенсационную, предназначенную для оправдания преступного образа жизни через термины, имеющие позитивный или социально-нейтральный смысл («авторитет» - известный человек в криминальной среде, «работать» - совершать кражи и т. д.). Безусловно, что каждый из элементов криминальной субкультуры в большей мере выполняет какую-то одну из функций: жаргон в большей степени предназначен для общения, татуировки - для опознания личности, прозвища - для конспирации и т. д. Мало того, выполняемая каждым элементом функция во многом зависит от того, в какой ситуации он используется. Например, если жаргон используется в среде единомышленников, он выполняет в основном коммуникативную функцию, если для межкамерной переписки в тюрьме - конспиративную, если для общения при первой встрече с незнакомым человеком - опознавательную; если для пропаганды преступного образа жизни в законопослушной среде - компенсационную.
Жаргон («блатная музыка») представляет собой сложную смесь из иностранных, интернациональных, современных и устаревших русских слов. Лингвисты отмечают лексическую ущербность этого жаргона, вульгарность, стилистическую размытость и неточность. Вместе с тем жаргон «воров в законе» очень образный, в ряде случаев метафорично отражает суть обозначаемых им явлений. Не случайно специалисты русского языка отмечают его широкое распространение среди населения, в частности таких слов, как «опустить» (унизить), «наехать» (предъявить претензии), «кинуть» (обмануть), «качать права» (доказывать), «разборки» (выяснение отношений между спорящими сторонами), «замочить» (убить), «грузить» (создавать человеку проблемы), «бригада» (преступная группа), «беспредел» (действия, выходящие за рамки общепринятых правил) и т. д. Этот жаргон лежит и в основе общеуголовного жаргона и жаргона мест лишения свободы.
В «блатном» жаргоне можно условно выделить, во-первых, нейтральную лексику, используемую для обыденного употребления («базар» - отвлеченный, пустой разговор, «бухало» - спиртные напитки, «вилы» - опасность, «пахан» - авторитетный человек, лидер в преступной среде, «бык», «торпеда» - физически сильные люди, используемые для решения каких-либо проблем, не требующих умственных усилий, например для избиения предпринимателя, отказавшегося платить преступной группе «теневой налог» и т. д.). Во-вторых, вульгарно-бранную лексику, несущую в себе цинично-негативную оценку каких-либо явлений («агрегат», «ваучер», «вафля», «болт» - мужской половой член, «пидарка» - головной убор, «грелка», «шкура» - проститутка, «лох» - бестолковый, неумный или неопытный в определенном деле человек). В-третьих, арго - часть жаргона, используемая в целях конспирации и приобретающая характер фразеологизмов, т. е. устойчивых сочетаний слов («забить стрелку» - назначить встречу, «держать трассу» - совершать карманные кражи в общественном транспорте, «сесть на хвост» - следить и т. д.). Следует отметить, что среди лингвистов нет единообразного понимания природы и назначения арго. Одни исследователи считают, что фактически арго, сленг и жаргон являются равнозначными понятиями, означающими лексику, используемую в определенных профессиональных или социальных группах. Другие исследователи полагают, что арго - это социально-ограниченная лексика, состоящая из эмоционально-экспрессивных выражений. Третьи - что арго - засекреченный, искусственный язык определенных социально замкнутых групп, в частности, преступного мира. Четвертые полагают, что арго представляет собой стихийно возникающий и формирующий язык, выполняющий в ряде случаев в преступном мире конспиративные функции. Пятые указывают на то, что арго представляет собой разновидность жаргона, т. е. совокупность особенностей речи группы людей, которые по каким - либо причинам хотят засекретить свой язык, сделать его непонятным для окружающих. Последняя точка зрения является наиболее правильной в связи с тем, что не вся лексика, образующая жаргон, способна выполнять конспиративные функции. Как уже указывалось, жаргон образует кроме арго и нейтральная и вульгарно-бранная лексика.
Следует отметить, что «блатной» язык совершенствуется, изменяется в связи с необходимостью самосохранения и под воздействием изменений в обществе.
Дополнением к жаргону выступают невербальные средства общения: жесты («тюремный семафор»), перестукивание по стенке, системе центрального отопления или канализации, позы, мимика и т. д. Эти средства предназначены для конспирации, являются сжатым и быстрым способом передачи информации. Такой способ общения является вынужденным, т. к. несет в себе мало информации, поэтому он применяется там, где невозможно полноценное общение (в СИЗО, тюрьме, в общественных местах при совершении карманных краж, в местах, где происходит игра в карты, на деньги или другие азартные игры).
Прозвища («погоняла», «погремушки») выполняют своеобразную роль клейма, т. е. заменяют фамилию, подчеркивают физические качества преступника или его недостатки, указывают на его положение в преступной среде. В целом прозвища являются основным средством деперсонализации личности, т. к. они обедняют многообразие духовного мира и социальных качеств отдельного человека, выделяют в нем преимущественно одно свойство, значимое для криминальной среды, причем не обязательно положительное и сущностное (например, кличка «кот» у одного из представителей воровской среды означала только его увлечение женщинами).
Отметим, что в юридической литературе нередко имена собственные, даваемые в криминальной среде, называют кличками. Вместе с тем лингвисты термином «клички» обозначают имена собственные животных, а термином «прозвища» - имена собственные людей.
Татуировки по большей части свидетельствуют о демонстрации лицом своей принадлежности к преступному миру и несут информацию о личности ее обладателя (насильственной ориентации, сентиментальности, мировоззрении, местах отбывания наказания и т. д.).
Эстетические потребности «воров в законе» воплощаются в специфические ритуалы, музыкальную и литературную культуру, стиль одежды и манеру поведения. Среди ритуалов особенно выделяется ритуал похорон ворами своих собратьев по «цеху». Воры по большей части личности экзальтированные, поэтому похороны обставляются особо картинно: собирается большое количество криминальных авторитетов, которые подъезжают в сопровождении своей охраны на дорогих иномарках, поминальный обед проходит в престижном ресторане, покойного отпевают в церкви, на могилу ставится роскошный памятник с трогательной надписью, произносятся пышные, клятвенные и проникновенные речи.
Музыкальная культура «воров в законе» предстает в виде сентиментальных, жалобных, задушевных и трогательных песен, примитивных по сюжетной фабуле, банальных по стихотворной форме выражения. Отличительной особенностью этих песен является то, что в них повествование ведется от самого действующего лица. Безусловно, что направленность этих песен связана с романтизацией и легендированием героев преступного мира. Причем в качестве масштаба оценки всех явлений в таких песнях выступают ценности преступного мира. Не случайно девушка из нормальной социальной среды, понравившаяся вору, сравнивается в песне Михаила Круга «Девочка-пай» с проституткой: «В нашей Твери нету таких, даже среди шкур центровых».
Литературная культура «воров в законе» ограничивается своеобразным изложением сюжетов известных произведений классиков русской и зарубежной литературы в форме блатных романов (ударение на первый слог). Причем, нормативная лексика заменяется жаргоном или махровой нецензурщиной, произвольно измененными ударениями слова до неузнаваемости искажаются. Например, в названии трагедии В. Шекспира «Гамлет» ударение делается на последний слог. Оценка личности и поступкам героев дается, разумеется, исходя из системы ценностей воров. В частности, главный персонаж романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» Родион Раскольников осуждается в «литературном» пересказе блатных романов в большей степени не за то, что он совершил убийство двух женщин из-за денег, а за то, что, имея руки, как у «щипача» (нежные, чувствительные руки, необходимые карманнику для совершения краж), не хотел работать (совершать кражи), совершил преступление по-дилетантски («Кровищи-то было, на зоне такого не бывает!»), не воспользовался похищенным, страдал угрызениями совести («Ну, какого вора на место совершения преступления тянет?»). Сам Ф.М. Достоевский заслуживает похвалы не за свою гениальность, а за то, что «сам на зоне парился».
По внешнему виду воры должны выделяться из окружающих, быть аккуратными, подтянутыми, хорошо, ярко и по своеобразной моде одеваться, производить впечатление сильных, рассудительных, умных, собранных и представительных людей, имеющих солидные знакомства и вес в обществе.
В качестве органов, координирующих деятельность воровской среды, выступают «воровские сходки» и «воровской общак». Сходка представляет собой коллегиальный орган воров, на котором они решают наиболее важные вопросы, с которыми сталкивается преступная среда. Наиболее крупные «сходки» представляют собой «воровские съезды», на которых вырабатывается общая стратегия деятельности «воровского движения». Примером такого несостоявшегося съезда является сорванная самарским СОБРом «сходка», на которую собрались 17 января 1997 года под Самарой 23 вора и приближенные к ним криминальные авторитеты. На этой «сходке» предполагалось обсудить вопросы, связанные с поступлением в «воровской общак» денег с АвтоВАЗА и самарских нефтеперерабатывающих предприятий, разрешением конфликтов между преступными группировками из-за взаимных неплатежей и из-за сфер влияния на определенные территории и крупные предприятия, «коронацией в законники» (посвящением в воры), назначением «смотрящих» (ответственных за положение дел от воровской среды) за определенной территорией или сферой экономики и др. Если на сходке решается вопрос о наказании вора за нарушение «воровской идеи», то такие сходки называются «правилками», являющимися своеобразным воровским судом. На таких сходках может быть принято решение об убийстве вора за наиболее серьезные провинности. Исследователи, описывающие процедуру казни воров, подчеркивают ее ярко выраженную ритуальность, связанную с предъявлением нарушителю обвинения, допросом «свидетелей», выражением своего мнения «судьями», жестокость, связанную с тем, что во внимание не принимаются никакие смягчающие обстоятельства (прошлые заслуги, наличие детей на иждивении, сложные жизненные условия и т. д.), а также с тем, что «осужденному» самому предоставляется возможность привести «приговор» в исполнение.
«Общак» некоторыми исследователями понимается не как орган управления, а как своеобразный материальный фонд, в котором происходит накопление денег, а в местах лишения свободы, кроме того, продуктов питания, одежды, других предметов бытового назначения, спиртного и наркотиков (В.В. Зайцев, Н.М. Якушин). Это крайне упрощенное понимание сути «общака», прежде всего в современных условиях, когда идет целенаправленная политика легализации криминальных доходов. В такой примитивной форме общак существовал до середины 80-х годов прошлого столетия, т. е. до перехода нашего общества к рыночной экономике, в определенной мере такая примитивная форма сохранилась и в местах лишения свободы. В настоящее время «общак» - это не спрятанная денежная кубышка на «черный день», а производящий капитал, включенный в реальную экономику в виде материальных ценностей и безналичных денег. Кроме того, «общак» - это определенная финансовая структура, созданная для обслуживания экономических интересов воровской среды. «Общак», как минимум, включает в себя три вида «должностных» лиц: рулевых, принимающих решение о расходовании денежных средств из «общаковой кассы» и избираемых из наиболее образованных и грамотных воров; кассира или хранителя «общака», несущего персональную ответственность за его неприкосновенность; воровских ревизоров, которые проверяют сохранность «общака» и правильность его расходования. «Общаковая касса» формируется из отчислений, осуществляемых преступными группами и отдельными лицами, занятыми преступным промыслом. Расходная часть «общака» состоит из затрат на общие нужды и личные нужды воровской элиты. В общие статьи расходов входит «грев зоны» (переброска в места лишения свободы наркотиков, спиртного, денег, продуктов питания, других предметов потребления), подкуп должностных лиц, осуществляющих коррупционную защиту воровской среды, оказание помощи тем сподвижникам, которые оказались в сложных жизненных условиях, например, вышли из мест лишения свободы. В период перехода России к рыночной модели жизнедеятельности средства из общака стали даваться в долг под проценты. Личные нужды воровской элиты связаны с приобщением воров к тому образу жизни, который принят в среде новоявленной буржуазии (приобретение дорогих автомобилей, особняков, предметов роскоши и т. д.). Следует отметить, что среди воров, придерживающихся старых воровских традиций, такие расходы осуждаются, и за чрезмерные траты виновный привлекается к суровой ответственности, выражающейся в основном в том, что нарушитель должен вернуть под угрозой смерти израсходованное с большими процентами.
Таким образом, «общак» включает в себя, помимо общей кассы, и некоторых лиц, ответственных за финансовые вопросы воровской среды.
Сущностная характеристика профессиональной преступности состоит в раскрытии ее общественной опасности. Общественная опасность каждого вида преступности состоит из ее вредоносности и прецедентности. Вредоносность преступности предполагает возможность наступления от нее последствий приспособительного и преобразовательного свойства. В первом случае преступность никаких изменений в социальной среде не производит, однако негативный характер этих последствий состоит в том, что преступники адаптируются к социальной среде через преступное поведение и приспосабливают свойства этой среды к своей преступной деятельности. Во втором случае преступность негативно изменяет социальную среду. Прецедентность преступности означает возможность ее повторяемости, прежде всего то, что преступление является не единичным эксцессом, а несет в себе свойства человеческой практики. Специфика общественной опасности каждого вида преступности определяется ее характером и степенью.
Характер общественной опасности профессиональной преступности выражается, во-первых, в преступной деятельности, осуществляемой как профессия и порождающей социально-негативные последствия приспособительного и преобразовательного характера, во-вторых, в прецедентности существования этой деятельности.
Степень общественной опасности профессиональной преступности является более высокой по сравнению с преступностью, не относящейся к таковой. Это обусловлено тем, что профессиональная преступная деятельность, в силу повышенного «мастерства» ее субъектов, создает большую вероятность наступления социально-негативных последствий, причем более тяжких, чем обычная преступность. Следует также отметить, что криминальный профессионализм означает ориентацию на длительную преступную деятельность, а существование профессиональной преступной среды является основой для его воспроизводства и развития. Все это повышает прецедентность существования профессиональной преступности.
Кроме того, повышенная степень общественной опасности профессиональной преступности состоит также в том, что она, вместе с некоторыми иными видами преступности (например, организованной), порождает специфический вид последствий - социально-негативную среду, криминализирующую современный социум. Это выражается в следующем.
В экономической сфере происходит криминализация производственных отношений, отчего общество несет материальные издержки. В частности, в предпринимательской деятельности широкое распространение получил рэкет, который выражается в основном профессиональной групповой преступной деятельностью, направленной на отнятие у предпринимателей части прибавочного продукта за счет криминального насилия. Результатом такой деятельности является удорожание производимых товаров и оказываемых услуг, снижение их качества, сужение базы налогообложения из-за сокрытия части прибыли, отдаваемой рэкету.
В сфере социального управления криминализация состоит в выполнении криминалитетом многих функций, аналогичных функциям государственных органов, в частности, в местах лишения свободы. Особо показательным в этом отношении является институт «смотрящих», которые назначаются «ворами» в законе из числа приближенных к ним осужденных. «Смотрящие» занимаются сбором с осужденных денег, продуктов, иных предметов потребления в «общак», при достижении компромисса с администрацией мест лишения свободы помогают ей поддерживать порядок, выполнять производственные задания, оказывают в необходимых случаях осужденным материальную и моральную поддержку при выходе из мест лишения свободы и в других сложных ситуациях. В обязанности «смотрящих» входит также контроль за деятельностью администрации мест лишения свободы с тем, чтобы она не нарушала права осужденных: правила техники безопасности, условия оплаты труда осужденных и т. д. Практика показывает, что «смотрящие» выполняют эти функции иногда эффективнее, чем работники прокуратуры или сотрудники управленческого аппарата исправительных учреждений, осуществляющие ведомственный контроль за местами лишения свободы. В состоянии преступная среда в местах лишения свободы проводить также работу, аналогичную оперативно-розыскным мероприятиям. В целом ряде учреждений преступными авторитетами ведется своеобразная разведывательная и контрразведывательная деятельность. Разведывательная деятельность направлена в основном на установление коррумпированных сотрудников из числа администрации мест лишения свободы, сбор на них компрометирующей информации с целью склонения к сотрудничеству с криминальными структурами. Контрразведывательная деятельность криминальной среды направлена на обеспечение ее закрытости, пресечение возможной утечки информации, выявление негласных сотрудников администрации, распространение дезинформации.
Криминалитет претендует на социальную власть не только в местах лишения свободы, но и во всем социуме. Например, происходит «вымывание» подсудности у судов, входящих в государственную судебную систему. Это означает, что возникающие между субъектами права конфликты, которые вытекают из существующих правоотношений и требуют для своего разрешения судебной процедуры, решаются помимо официального судопроизводства с помощью лидеров и «силовых» структур криминальной среды. Прежде всего речь идет об имущественных спорах, составляющих подсудность арбитражного суда. Такие споры касаются в основном долговых обязательств (выбивание долгов, воздействие на кредиторов в интересах должников и т. д.). Попытки реформировать судебную систему на демократических началах на практике привели к тому, что «теневая» процедура разрешения правовых конфликтов оказалась более эффективной, более быстрой, менее дорогостоящей и имеющей более надежные структуры исполнения решений лидеров преступной среды, чем институт судебных приставов.
Масштабность этого явления позволяет исследователям справедливо утверждать, что в России сформировалась система «теневой юстиции». Эта система включает в себя разрешение на основе норм обычного права и криминальных норм решений по имущественным спорам, а также исполнение этих решений под угрозой криминального принуждения. Мало того, такая модель «правосудия» в отдельных случаях воспринята правоохранительными органами, руководители которых используют подчиненные им спецподразделения в системе теневой юстиции, т. е. для разрешения имущественных споров, передела собственности, возврата долгов. Разумеется, что такая трепетная забота правоохранительных органов об интересах одной из спорящих сторон оплачивается последней. Это явление приобрело настолько развитые формы, что стал наблюдаться в сфере теневой экономики процесс подмены прикрытия предпринимателей со стороны криминальных структур прикрытием со стороны правоохранительных органов («синие» крыши стали заменяться «красными»). Не случайно исследователи стали говорить о своеобразном бюрократическом рэкете.
Следует обратить также внимание на стремление криминальных структур войти в отдельные политические партии и движения. Это явление можно рассматривать одновременно и как вхождение криминалитета в политику, представители которого избираются в законодательные органы по партийным спискам, и как легализацию незаконных доходов, которыми финансируется деятельность этих партий и движений.
3. В сфере социальных отношений криминализация социума состоит в том, что криминальный профессионализм становится средством адаптации целых социальных общностей в сложных экономических условиях. Значительная часть населения втягивается не просто в теневую, а в криминальную экономику. Так, в профессионально действующие преступные группы перерастают целые цыганские общины, занимающиеся сбытом наркотических средств и другими видами криминального предпринимательства. Отсутствие в современном социуме усилий государства, направленных на вовлечение цыган в позитивную деятельность, сохранение родоплеменной организации их общности, не позволяют цыганской общине занять социально-позитивную нишу в общественном разделении труда, усвоить законопослушные нормы и социальные роли, заниматься легальным предпринимательством.
4. В сфере социализации подрастающего поколения криминализация выражается в существовании и деятельности криминогенных территориальных подростково-молодежных группировок, через которые идет интенсивный процесс воспроизводства социальной базы преступного мира. Эти группировки как фактор криминальной социализации несовершеннолетних проявляют себя, во-первых, в том, что создают относительно закрытую антиобщественную среду, находясь в которой подростки приобщаются к криминальным нормам и ценностям, субкультуре, социальным ролям и образу жизни, а также активно воспроизводят криминальный образ жизни в своей жизнедеятельности. Во-вторых, в том, что негативно влияют на многие процессы в социуме, в частности, разрушают позитивную неформальную среду социализации подростков, претендуя на единственно возможную организационную форму объединения несовершеннолетних, негативно сказываются на воспроизводстве рабочей силы и деятельности многих социальных институтов, ухудшают морально-психологический климат среди населения из-за массовых нарушений общественного порядка и других преступлений, вызывающих большой общественный резонанс, способствуют деформации правового сознания. Следует отметить, что криминализация несовершеннолетних в территориальных подростково-молодежных группировках - явление не чисто российское, а характерное для стран, столкнувшихся с интенсивными процессами миграции населения и урбанизации крупных городов.
5. В сфере освоения правового поля криминализация социума выражается, во-первых, в частичной легализации профессиональной преступности. Во-вторых, в использовании профессиональными преступниками имеющихся «пробелов» в праве и существующих правовых норм в противоречии с их социальным назначением. В первом случае криминалитет пользуется неурегулированностью некоторых отношений действующим законодательством. Например, криминальные структуры активно легализовали незаконные доходы, приобретя на них в начале 90-х годов XX века приватизированные объекты, пользуясь тем, что от участников приватизации ранее действующее законодательство не требовало доказывания правомерности происхождения доходов. Во втором случае с помощью права создается дополнительный барьер безопасности для криминалитета от позитивного социального контроля со стороны социума. В ряде случаев представителям криминалитета удается получить депутатский мандат для того, чтобы приобрести депутатскую неприкосновенность. Следует отметить, что освоение правового пространства - это явление не только новое для современного криминалитета. Оно представляет также отступление от определенных устоев такой разновидности профессиональной криминальной среды, как «воры в законе». Отдельные авторы рассматривают такое отступление от традиций воровской среды, которой свойственно негативное отношение к законопослушному образу жизни, как двуличность «воров в законе», как реализацию ими только своих личных целей. На наш взгляд, это поверхностное объяснение глубинной стратегии приспособления криминальной среды к новым социально-экономическим условиям.
6. Криминализация творческой деятельности выражается, во-первых, в том, что один из ее продуктов - криминальная субкультура становится обыденным явлением жизни. В частности, широкое распространение получил криминальный жаргон. Некоторые лингвисты считают это явление нормальным и даже позитивным, способствующим развитию и совершенствованию русского языка. Вместе с тем внедрение жаргона в нормальную социальную среду влечет негативные изменения в сознании и поведении людей. Особенно негативную роль играет вульгарно-бранная часть жаргона. По этому поводу директор Института русской литературы РАН Н.Н. Скатов заметил: «… разрушается иерархия в языке, имею в виду такое чудовищное явление, как внедрение матерщины в нашу лексику. Что скрывать, матерщина с незапамятных времен существовала в нашей жизни, весь фокус в том, как к этому относиться.
То, что слышим порой в фильмах, недавно называлось нецензурщиной, непечатными словами. А мы в условиях отсутствия цензуры печатаем и произносим то, что не печатается и не должно печататься. В то время как брань - страшная вещь, могучее и соблазнительное орудие, тем более что мы изобрели ругань невиданной силы и громадного цинизма». Однако использование даже социально-нейтральных терминов в целях оправдания преступного образа жизни влечет криминализацию и языка, и общественного сознания, т. к. происходит смысловая замена нормального содержания этих терминов на негативное. Например, в обыденном сознании термин «бригада», во многом благодаря одноименному отечественному «киношедевру», ассоциируется не с производственной бригадой, а с группировкой профессиональных бандитов.
На наш взгляд, овладение жаргоном широкими слоями населения способствует снижению в общественном сознании значимости важнейших социальных ценностей. Созвучно этой мысли описание русским поэтом Максимилианом Волошиным терминологического упрощения кровавой бойни периода гражданской войны:
«Брали на мушку», «ставили к стенке»,
«Списывали в расход» -
Так изменялись из года в год
Быта и речи оттенки.
«Хлопнуть», «угробить», «отправить на шлепку»,
«К Духонину в штаб», «разменять» -
Проще и хлеще нельзя передать
Нашу кровавую трепку. («Терминология», 1921)
Безусловно, такая кощунственная терминология смягчала суровую оценку тяжелейшего греха - убийства человека, снижала ценность человеческой жизни.
Следует также отметить, что в художественных произведениях и публицистике пропагандируется терпимое и даже уважительное отношение к представителям криминальной среды. Они становятся забавными персонажами детских книжек. Так, писатель Григорий Остер сочиняет для детей загадки следующего типа: «Один преступник собрался ограбить собственную бабушку и направил на нее два пистолета. Но бабушка сама была старая преступница и направила на внука в два раза больше пистолетов. Сколько всего пистолетов направили друг на друга внук и бабушка?». В публицистике также возвеличивается образ «вора в законе». Например, журналист газеты «Томский вестник» Шерстоваева С. в одной из публикаций выражает неподдельную скорбь по поводу трагической гибели «вора в законе» по прозвищу Дато. Свою позицию автор обосновывает тем, что «воры в законе» выполняют социально полезные функции в обществе, в частности, разрешают некоторые имущественные споры. Статья заканчивается парадоксально: «Нужен ли вор в законе? Может быть. Кто-то же должен править преступным миром, уж скоро он есть. Благодаря ворам в криминальных структурах хоть какой-то порядок есть. Потому что уж если и там начнется развал, первым пострадает порядочный томич, рядовой гражданин. А у милиции и так рук на всех не хватает, как, впрочем, и мест в ИТК.
Не успело еще остыть тело Дато, как его повезли хоронить на историческую родину, в Грузию. А нам, наверное, скоро нового пришлют. Взамен. Пожелаем ему удачи».
Немало преуспели публицисты в идеализации представителей криминалитета новой волны, которые не относятся к «ворам в законе», в частности, красноярского предпринимателя А. П. Быкова.
Особенно странным, на наш взгляд, является определенная романтизация в публицистике образа профессионального преступника, прежде всего «вора в законе», сотрудниками правоохранительных органов.
7. В информационно-психологической сфере криминализация социума состоит, во-первых, в превращении средств массовой коммуникации в мощную детерминанту преступности, способствующую разрушению позитивного правосознания граждан, дискредитации авторитета государственных органов, и, прежде всего, правоохранительных органов, нормативному утверждению криминального образа жизни, разрушению системы государственного и общественного контроля над преступностью. Это стало возможным в результате противоречивого развития средств массовой коммуникации (печати, радио, кинематографа, телевидения). С одной стороны, утрачена неоправданная монополия государства на массово-коммуникативное воздействие, оказываемое на население, с другой стороны, к средствам массовой коммуникации получили доступ деструктивные силы, в частности криминальные структуры, которые навязывают обывателю свои квазиценности, формирующие личность непродуктивной, антисоциальной ориентации. Культивирование маргинального поведения увеличивает круг людей, пользующихся услугами порочного свойства, на которых экономически паразитирует организованная и профессиональная преступность. В частности, обращение к услугам проституток стало обыденным явлением среди «новых русских» в период их многочисленных попоек.
Во-вторых, криминализация социума в указанной сфере состоит также в освоении криминалитетом виртуальной реальности в преступных целях. Пополнение рынка безработных высококвалифицированными специалистами-компьютерщиками, которые не нашли позитивного применения своим способностям, представляет большой интерес для криминальных структур, превращает компьютерную технику в мощное информационное оружие совершения преступлений. Профессиональная преступность, войдя в сферу виртуальной реальности, стала в еще меньшей степени подвергаться контролю со стороны общества, поскольку результаты разработки технических средств защиты от компьютерной агрессии до сих пор не являются достаточно эффективными.
На наш взгляд, создание негативной социальной среды жизнедеятельности, криминализация социума являются основным и наиболее значительным вредом от профессиональной преступности, которая становится одним из сильнейших элементов самодетерминации преступности в целом.
Безусловно, профессиональная преступность - это динамичное явление, имеющее свои тенденции развития, к которым относятся следующие.
Во-первых, «воры в законе» отказались от наиболее обременительных традиций воровской среды, сдерживающих необходимость приспособления последней к изменившимся социально-экономическим условиям. В частности, воры стали заключать браки, т. к. семья является наиболее надежной социальной группой для сохранения и приумножения теневого капитала. Смягчены наиболее жесткие запреты на недопустимость любого сотрудничества или даже нейтральных контактов с государством. Это коснулось даже мест лишения свободы. По утверждению специалистов, криминальным авторитетам стало выгодней сотрудничать с администрацией мест лишения свободы, чем находиться в оппозиции. Об этом свидетельствуют многочисленные «малявы» (письменные послания воров, содержащие толкование воровских понятий), с которыми воры обращаются к остальной части «блатного мира», прежде всего к молодежи. Так, в одной из «маляв», составленной в Нижегородском централе в марте 1994 года ворами «Устимом» и «Седым», указывается: «Не вступайте в порожняковые конфликты с мусорами. Старайтесь приблизить их и использовать в своих целях на благо Общества». Появился даже термин «хороший козел», которым называют осужденного, сотрудничающего с администрацией и одновременно оказывающего помощь в консультировании, оформлении бумаг и т. д. Не обязательным для воров стало личное совершение преступлений, они все больше уходят от непосредственной преступной деятельности, переключаясь на функции общего руководства и консолидации преступной среды. Не характерно для большой части воров бессмысленное транжирование всего похищенного. Несмотря на стремление их к показной роскоши, склонности к порочным и дорогостоящим потребностям (наркотикам, спиртному, проституткам и т. д.), воры принимают меры к вкладыванию криминального капитала в экономику, его легализации. Для воров сегодня не требуется наличие длительного стажа в местах лишения свободы. Мало того, стало возможным получение «звания» «вора в законе» без всякого «тюремного стажа» путем внесения денег в «общак», т. е. фактически путем его покупки. Нарушен и такой традиционный воровской запрет, как невмешательство воров в политику. В частности, грузинские и абхазские воры активно вмешивались в грузино-абхазский конфликт. Некоторые из воров, как уже отмечалось, вступают в непосредственные контакты с представителями политических партий и движений.
В этой связи отметим, что названные изменения не коснулись мировоззренческих основ воровской среды, ее маргинальной и негативной сущности жить за чужой счет, стремления негативно влиять на общество, криминализировать его. Произошедшие изменения лишь позволяют воровской среде мобильно адаптироваться к быстро меняющимся социально-экономическим условиям. В настоящее время из ранее имевших место ограничений на контакты воров с более широким социумом остались только те, которые наиболее просты и удобны для самих воров (не работать, не служить в армии и т. д.).
Во-вторых, социальная среда профессиональной преступности значительно расширилась. Сегодня она представлена не только «ворами в законе», но и представителями других криминальных образований, возникших на основе криминогенных подростково-молодежных хулиганствующих группировок, активно заявивших о себе во второй половине 80-х годов прошлого века, преступных групп спортсменов-вымогателей, сообществ коррупционеров и руководителей-хозяйственников, этнических и национальных землячеств представителей дальнего и ближнего зарубежья и т. д. Условно новое представительство профессиональной преступности именуют в литературе неопрофессионализм, а традиционное воровское движение - ретропрофессионализм. Следует отметить, что становление неопрофессионализма при переходе общества к рынку проходило достаточно интенсивно. Неопрофессионалы энергично и бесцеремонно очищали себе дорогу в социально-экономическом пространстве, вытесняя из него представителей воровского движения, в том числе путем их физического устранения. Например, в г. Красноярске неопрофессионалы сначала полностью нейтрализовали влияние «воров в законе» на экономические процессы, а при попытке последних восстановить это влияние, организовали их отстрел. Оставшиеся в живых воры покинули город. Такое многообразие криминального профессионализма, безусловно, затрудняет борьбу с ним, т. к. дает возможность профессиональному преступнику перемещаться из одной криминальной среды в другую, менять виды преступной деятельности.
В-третьих, следует отметить раскол воровской среды по национальному признаку. Эта тенденция во многом связана с распадом СССР на самостоятельные государства и стремлением российских воров устранить от контроля своей территории выходцев воров с Кавказа. Очевидно, эти национальные противоречия в среде криминального профессионализма обусловлены тем, что с первыми шагами советского общества на пути к рыночной экономике во второй половине 80-х годов XX века выходцы из кавказских республик бывшего СССР быстрее стали приспосабливаться к изменяющимся социально-экономическим условиям, отойдя от наиболее обременительных традиций воровской среды. Именно эти воры без наличия необходимого стажа пребывания в местах лишения свободы стали покупать титул «вора в законе» путем внесения денег в «общак», за что получили от российских воров прозвище «лаврушники», стали заключать браки, вмешиваться в политику, ввязываться в хозяйственную деятельность, легализовывать деньги из общака, вступать во взаимовыгодные контакты с правоохранительными органами. Безусловно, что российские воры хотели быть хозяевами на своей территории, и прежде всего в экономической сфере.
В-четвертых, прослеживается тенденция резкого расслоения среды профессиональных преступников по имущественному признаку. Несмотря на то, что в целом все профессиональные преступники являются социальными паразитами, живущими за счет отнятия части прибавочного продукта, создаваемого законопослушными членами общества, среди них есть состоятельные, удачно освоившие новые экономические отношения, и бедные, в частности, те, которые до сих пор придерживаются чистоты «воровской идеи», не позволяющей вору заниматься накопительством. Воры, придерживающиеся чистоты «воровской идеи», сохранили существенное влияние только в местах лишения свободы, в более широком социуме влияние имеют воры новой формации.
В-пятых, следует отметить также такую тенденцию, как консолидация профессиональной преступной среды. Не случайно что в современный период профессиональные преступники тяготеют к групповой преступной деятельности, а раньше предпочитали действовать в одиночку. Мало того, криминальный профессионализм лежит в основе организованной преступности, тесно смыкается с ней.
В заключение отметим, что указанные тенденции свидетельствуют о расширенном воспроизводстве профессиональной преступности, нарастающей ее общественной опасности.
«Культ блатных оказался заразительным в эпоху,
когда литература иссыхала без положительного героя».
(А.И. Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ»)
«все книги «к разделу «содержание Глав: 7 Главы: 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7.