2.3. Региональная унификация коллизионных норм

Выход российских предприятий на внешний рынок и реализация ими международных коммерческих контрактов, заключаемых с иностранными фирмами, создание ими в европейских странах предприятий с иностранными инвестициями, введение в странах Европейского союза правил, направленных на защиту прав потребителя и внутреннего рынка и обязательных для иностранных экспортеров товаров и услуг, обусловливают необходимость изучения права ЕС, затрагивающего международные коммерческие контракты.

Учитывая серьезные различия национального коллизионного и материального права стран ЕС, где насчитывается по крайней мере 13 правовых систем, которые значительно отличаются друг от друга <*>, а также факт участия в ЕС в настоящее время 15 стран, а в ближайшем будущем - 22 стран, в 60-е годы ХХ в. возникла идея унификации коллизионного права. Предпосылками реализации данной идеи явилось превращение Европейских Сообществ в Европейский союз и возросшая необходимость юридического обеспечения свободы передвижения капиталов, товаров и услуг, равно как и граждан, что привело к осознанию необходимости обеспечения единообразия коллизионных норм, регулирующих указанные отношения. Успех Брюссельской конвенции 1968 г. и Луганской конвенции 1988 г. о юрисдикции и исполнении судебных решений по гражданским и торговым делам доказал возможность реализации в ЕС договоренностей на уровне международных конвенций. Еще одна предпосылка состояла в отсутствии позитивных результатов универсальной унификации коллизионных норм в сфере международных контрактов, поскольку соответствующие Гаагские конвенции не получили достаточного распространения и с их помощью не удалось достичь единообразия даже в рамках Европейского континента.

--------------------------------

<*> Lando O. European Contract Law. P. 1, 2, 4.

История создания Римской конвенции о праве, применимом к договорным обязательствам, восходит к 1967 г., когда правительства Бельгии, Нидерландов и Люксембурга предложили Европейской комиссии рассмотреть возможность унификации коллизионных норм и их кодификации на основе проекта конвенции Бенилюкса. Первое заседание рабочей группы состоялось 26 - 28 февраля 1969 г., а в целом процесс разработки Конвенции занял более десяти лет.

При подготовке конвенции учитывались три основания в пользу унификации именно коллизионных, а не материально-правовых норм: во-первых, данная тенденция соответствовала ходу процесса исторического развития международного частного права; во-вторых, в тот период существовала необходимость срочного обеспечения правовой определенности в наиболее важных для европейской интеграции секторах экономики; в-третьих, явным было стремление инициаторов работы содействовать предупреждению усиления различий между коллизионными нормами государств-членов.

Первоначально на встрече Брюссельской рабочей группы 20 - 22 октября 1969 г. были определены следующие приоритетные направления:

- право, применимое к собственности, включая интеллектуальную собственность;

- право, применимое к договорным и внедоговорным обязательствам;

- право, применимое к форме сделок и доказательствам;

- общие вопросы международного частного права - обратная отсылка, применение иностранного права, приобретенные права, публичный порядок;

- дееспособность и представительство.

В 1978 г. рабочая группа решила ограничиться подготовкой конвенции, охватывающей сферу только договорных обязательств, и исключила правила о причинении вреда, поскольку в большинстве стран ЕС к таким обязательствам применяется одинаковая отсылка к закону места совершения деликта и унификация таких правил не требуется. Рабочей группой было проведено восемь заседаний, и в целом проект конвенции был подготовлен в феврале 1979 г. Он был передан Совету ЕС, который направил его в страны-члены. По получении от них замечаний окончательный текст был подготовлен рабочей группой на заседании в марте - апреле 1980 г., а 19 июня того же года Конвенция была открыта для подписания. Она вступила в силу в отношениях между всеми подписавшими ее странами с 1 апреля 1991 г. (в отношении Испании, Португалии, Нидерландов и Ирландии ее правила применяются с 1992 г. в зависимости от времени вступления ее в силу для каждого государства). Такой значительный интервал между подписанием и вступлением Конвенции в отношении всех подписавших ее стран в силу объясняется продолжительным периодом, который заняла ее ратификация странами Европейского союза. В то же время по мере ее ратификации отдельными государствами - членами ЕС ее правила применялись для разрешения возникавших споров: например, для Германии она вступила в силу с 25 июля 1987 г., для Бельгии - с 14 июля 1987 г., для Люксембурга - с 27 марта 1986 г., для Дании - с 9 мая 1984 г. <*>.

--------------------------------

<*> В зарубежной доктрине данной Конвенции уделялось много внимания. В качестве примера можно привести следующие работы: Bonomi A. Il Nuovo Diritto Internazionale Privato dei Contratti: La Convenzione di Roma del 19 giogno 1980 e entrata in vigore // Banca, borsa e titoli di credito. 1992. LV. P. 36 - 107; Jacquet J-M. Aperзu de la Convention de Rome // L'europeanisation de droit international prive. Vol. 8 de l'Academie de droit europeen de Treves. ed. par Lagarde, P. et Hoffman, B. von. Koln: Bundesangezeiger, 1996. P. 21 - 32; Lando O. European Contract Law // The American Journal of Comparative Law. 1982. N 2. P. 653. В отечественной доктрине следует выделить исследование А.А. Маковской (см.: Маковская А.А. Унификация международного частного права в рамках ЕЭС: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. М.: Институт государства и права РАН, 1992). Уделялось внимание данной Конвенции и в учебниках по международному частному праву: Богуславский М.М. Международное частное право. С. 59 - 60; Звеков В.П. Международное частное право. Курс лекций. С. 67. Конвенции был посвящен и ряд статей: Бардина М.П. Римская конвенция о праве, применимом к договорным обязательствам // Внешняя торговля. 1991. N 11; Бардина М.П. О праве, применимом к договорным обязательствам в странах ЕЭС // Хозяйство и право. 1997. N 4; Вилкова Н.Г. Региональная унификация коллизионных норм // Юридический мир. 1997. N 10. Текст Конвенции приведен в Приложении.

В первую очередь Римская конвенция 1980 г. определяет круг договоров, на которые распространяется ее действие. В соответствии со ст. 1 она применяется к договорным обязательствам в любой ситуации, связанной с выбором между правом различных государств. Следовательно, при разрешении на основании Конвенции соответствующей категории споров судами стран ЕС они будут определять применимое право на основании данной Конвенции независимо от национальности участвующих в них хозяйствующих субъектов, а не только в отношении субъектов из стран ЕС.

В период действия ГК РСФСР 1964 г. данный вопрос имел существенное значение для российских участников международных коммерческих контрактов с точки зрения предсказуемости применимого права. С принятием Основ гражданского законодательства, а затем и третьей части ГК РФ, коллизионные привязки которых в принципе совпадают с коллизионными критериями для соответствующих контрактов в Римской конвенции 1980 г., результат применения Конвенции вполне предсказуем. Вместе с тем нельзя переоценивать значение данного различия, так как в период действия ГК РСФСР 1964 г. международные коммерческие контракты заключались специализированными внешнеторговыми организациями, в этих контрактах по большей части осуществлялся выбор применимого права и содержалась оговорка о разрешении могущих возникнуть споров в международном коммерческом арбитраже.

Теоретический и практический интерес представляет вопрос о том, должен ли международный коммерческий арбитраж (постоянно действующий и ad hoc), а также Арбитражный суд МТП при проведении слушания на территории стран ЕС при разрешении споров из международных коммерческих контрактов применять Римскую конвенцию 1980 г. при отсутствии ссылки в контракте на применимое право. Исследование данной проблемы выявляет отсутствие в зарубежной доктрине обращения к данной проблематике.

Общепринятым и получившим отражение в Модельном законе ЮНСИТРАЛ и принятых на его основе национальных законах о международном коммерческом арбитраже принципом является предоставление решающему составу арбитров правомочий применить право, которое они сочтут применимым (согласно Регламенту Арбитражного института Торговой палаты Стокгольма - право и правовые нормы, согласно Регламенту Арбитражного суда МТП - правовые нормы, которые арбитры сочтут применимыми). Однако ни Модельный закон, ни национальные законы о международном коммерческом арбитраже не содержат ответа на вопрос: на основании каких коллизионных норм состав арбитров "находит" применимое право? Данная проблематика должна быть рассмотрена применительно к каждому из указанных видов международного коммерческого арбитража.

Институционный международный коммерческий арбитраж, не являясь частью системы правосудия страны своего местонахождения, функционирует чаще всего при ТПП либо этой страны, либо ее региона. В одних странах он функционирует в соответствии с национальными законами о международном коммерческом арбитраже, в других, например во Франции, соответствующие предписания включены в Гражданско-процессуальный кодекс. Поэтому институционный международный коммерческий арбитраж не является вненациональным и полностью автономным от страны своего местонахождения. Такой арбитраж при разрешении споров обязан исходить из приоритета международных соглашений, в которых участвует страна его учреждения, включая ситуации выбора применимого права; практика МКАС при ТПП РФ подтверждает данный вывод.

В дополнительном исследовании нуждается вопрос применения Римской конвенции 1980 г. международным коммерческим арбитражем ad hoc. Возможность формирования такого международного коммерческого арбитража вытекает из национальных законов о международном коммерческом арбитраже, однако порядок их формирования и деятельности в них не регламентирован. Представляется, что данный вид арбитража является вненациональным. Еще более сложный вопрос применения Римской конвенции 1980 г. возникает при разрешении спора из международного коммерческого контракта согласно Регламенту Арбитражного суда МТП, который функционирует в рамках неправительственной международной организации в соответствии с собственным Регламентом и является действительно международным.

Какие критерии или их совокупность могут быть приняты за основу в последних двух случаях для применения Римской конвенции 1980 г.: местонахождение коммерческих предприятий в странах, ратифицировавших ее, проведение заседаний в стране - участнице Римской конвенции 1980 г. или какие-либо иные? В этой связи по-новому видятся развиваемые учеными именно стран - участниц Римской конвенции 1980 г. идеи lex mercatoria; в создании особой системы неправовых предписаний им видится возможность уйти от ответа на данный вопрос.

К числу договоров, на которые распространяется действие Римской конвенции 1980 г., отнесены также договоры трудовые и договоры, заключаемые в различных государствах для личного пользования (ст. ст. 5, 6). Данное правило представляет собой отход от принципов, согласованных в ходе универсальной унификации коллизионных норм в Гаагских конвенциях, и отражает позицию стран Европейского союза. Частично это связано с тем, что многие отношения, возникающие при заключении трудового договора, регламентируются во всех странах-участницах нормами гражданского законодательства, а также наличием между ними свободного рынка товаров, услуг и труда. Вместе с тем с учетом личного и потребительского характера этой категории договоров Конвенцией предусмотрен ряд правил защитного характера, обеспечивающих по меньшей мере защиту, предоставляемую правом государства, к которому принадлежит наиболее слабая сторона (наемный работник - в первом случае и потребитель - во втором).

Наряду с этим в Конвенции подробно выделены не подпадающие под ее предписания вопросы, хотя и регламентируемые гражданским (и торговым в подлежащих случаях) правом; критериями их выделения явились характер и специфика договоров (как в случае договоров перевозки и страхования рисков, возникающих на территории стран ЕС), процессуальная природа вопросов (в связи с выбором арбитража или суда), специфический характер отношений, хотя и могущих быть связанными с договорами, но обладающих собственной значимостью и особенностями (обязательства по оборотным документам), личный характер возникающих отношений (отношения с агентом, брачно-семейные отношения); выделены также вопросы, регламентируемые корпоративным правом.

Исходя из приведенных критериев, Римская конвенция 1980 г. не распространяется на соглашения об арбитраже или выборе суда, обязательства по траттам, чекам, векселям и иным оборотным документам в том случае, если обязательства по таким оборотным документам возникают из самого характера этих документов; ею не регулируются вопросы, затрагивающие личный статут или правоспособность физических лиц, договорные обязательства, касающиеся завещаний и наследования, возникающие из семейных отношений права и обязанности, включая вопросы собственности, а также отношения по опеке, связанные с браком или с иными родственными отношениями, включая обязанность по содержанию незаконнорожденных детей.

Исключены из сферы ее применения также вопросы, регулируемые законодательством о компаниях или иных корпоративных и единоличных организациях в отношении создания, регистрации, правоспособности, внутренней организации или ликвидации компаний или иных корпоративных или единоличных организаций, а также личной ответственности руководителей и служащих по обязательствам компании или организации; вопросы о том, полномочен ли агент связывать обязательством представляемого или правомочен ли орган юридического лица связывать обязательством это юридическое лицо перед третьими лицами. Она не затрагивает также вопросы доверительной собственности и взаимоотношений между распорядителем имущества, доверительным собственником и бенефициаром.

Кроме приведенных исключений, правила Римской конвенции 1980 г. применяются к договорным обязательствам в любой ситуации, связанной с выбором между правом различных государств (ст. 1). При этом Конвенция применяется в договаривающихся государствах в отношении договоров, заключаемых после даты вступления Конвенции в силу для такого государства (ст. 17).

Предоставляемая Римской конвенцией 1980 г. сторонам договора свобода выбора применимого права проявляется в ряде ее правил. Во-первых, в ст. 3 Конвенции выделяются три способа определения применимого права: а) такой выбор должен быть явно выраженным; б) он может прямо вытекать из условий договора; в) он может следовать из обстоятельств конкретного дела <*>.

--------------------------------

<*> Согласно ст. 166 Основ гражданского законодательства 1991 г. выбор сторонами применимого права должен следовать из договора; в ст. 1210 третьей части ГК РФ предусматривается, что соглашение сторон о выборе подлежащего применению права должно быть прямо выражено или должно определенно вытекать из условий договора либо совокупности обстоятельств дела. Определение применимого права самими сторонами чаще всего встречается в практике МКАС (см.: Розенберг М.Г. Международный договор и иностранное право в практике МКАС при ТПП РФ. М.: Статут, 1999. С. 32 - 59; Вилкова Н.Г. Конвенция ООН 1980 г. о договорах международной купли-продажи товаров и практика МКАС при ТПП РФ // Хозяйство и право. 1995. N 9).

Во-вторых, осуществляя выбор, стороны могут договориться о праве, применимом к договору в целом или только к его части (следует отметить, что Основами гражданского законодательства такая возможность не предусматривалась, тогда как п. 4 ст. 1210 части третьей ГК РФ предоставляет сторонам договора такую возможность).

В-третьих, согласованное сторонами в рамках данной Конвенции право применяется, даже если оно не является правом одного из Договаривающихся Государств (ст. 2). Следовательно, стороны внешнеэкономической сделки из двух стран - участниц Конвенции могут избрать в качестве применимого права право любого третьего государства.

В-четвертых, стороны могут в любое время договориться о подчинении договора какому-либо иному праву, помимо права, которым он регулировался ранее, даже если это являлось более ранним выбором на основании ст. 3 или иных положений Конвенции. Любое изменение сторонами применимого права после заключения договора не наносит ущерба формальной действительности договора или правам третьих лиц (ст. 9; согласно п. 3 ст. 1210 части третьей ГК РФ выбор сторонами подлежащего применению права, сделанный после заключения договора, имеет обратную силу и считается действительным без ущерба для прав третьих лиц с момента заключения договора).

Для выявления наличия и действительности соглашения сторон о выборе применимого права используются общие правила ст. ст. 8, 9 и 11 Конвенции относительно материальной и формальной действительности договора в целом.

Весьма подробно Римской конвенцией 1980 г. определяется соотношение норм применимого права и императивных норм. Это объясняется тем, что хотя впервые правило о применении императивных норм появилось в Гаагской конвенции 1978 г., но, поскольку число государств - участников Конвенции более чем скромно, закрепление данного правила в Римской конвенции, ставшей основным источником коллизионного права в странах ЕС, имеет важное значение.

В Конвенции выделяется несколько вариантов соотношения применимого права и императивных норм:

а) той страны, право которой является применимым на основании выбора сторон. Согласно ст. 3, тот факт, что стороны избрали иностранное право, сопровождается он или нет выбором иностранного суда, и если все остальные обстоятельства дела в момент избрания связаны только с одной страной, не затрагивает применения правил данной страны, которые не могут быть изменены договором, именуемых в Конвенции "императивные нормы";

б) третьей страны при наличии двух условий: во-первых, тесной связи конкретной ситуации с этой страной, если по праву этой последней страны императивные нормы должны были бы применяться вне зависимости от применимого права. При рассмотрении вопроса о возможности применения таких императивных норм должны приниматься во внимание их существо и цели, а также последствия их применения или неприменения;

в) страны суда, причем данное правило имеет весьма широкую сферу действия, поскольку в ст. 7 указано, что ничто в данной Конвенции не препятствует применению императивных норм страны суда в ситуации, когда они являются императивными независимо от применимого к договору права;

г) особый случай не применения, а "учета" права страны, в которой осуществлялось исполнение, следует из правила ст. 10 - в отношении способа исполнения и действий, которые должны быть предприняты в случае ненадлежащего исполнения.

Как отмечает Э. Жейме, во-первых, не все императивные нормы третьих стран должны приниматься во внимание, а только те, которые в свете международного характера ситуации подлежат применению, например правила экспортного контроля и т.п. Если такие правила имеют международный интерес, судья обязан исследовать, каким образом конкретная ситуация имеет связь с данной правовой системой. Более того, "применение императивных норм любого другого государства должно быть обосновано с точки зрения его природы и цели" <*>.

--------------------------------

<*> Jayme E. The Rome Convention on the Law Applicable to Contractual Obligations (1980) // International Contracts and Conflicts of Laws. A collection of Essays. Ed. By Sarcevic P. M.: Nijhoff, 1990. P. 36 - 49.

Таким образом, Римская конвенция 1980 г. сохраняет широкую возможность применения императивных норм; новым и необычным для действующего отечественного международного частного права является возможность применения императивных норм третьей страны и страны суда. Соответствующее правило предусмотрено в ст. 1192 части третьей ГК РФ. Во-первых, в ней приводится общая характеристика императивных норм как императивных норм права, регулирующих соответствующие отношения независимо от подлежащего применению права. Во-вторых, аналогично Римской конвенции 1980 г. данная статья ГК РФ допускает при применении права какой-либо страны применение судом императивных норм права другой страны. В-третьих, речь идет о применении императивных норм права не любой страны, а лишь права страны, имеющего тесную связь с отношением. В-четвертых, в данной статье части третьей ГК РФ приводятся основные характеристики таких императивных норм, которые призваны регулировать соответствующие отношения независимо от подлежащего применению права.

При отсутствии выбора сторонами применимого права такой договор регулируется правом государства, с которым он имеет наиболее тесную связь. Римская конвенция 1980 г. исходит из презумпции, что договор имеет наиболее тесную связь со страной, в которой сторона, осуществляющая исполнение, являющееся характерным для данного договора, имеет в момент заключения договора свое обычное местожительство или в которой находится административный центр корпоративной или единоличной организации. Однако если договор заключается в рамках обычной торговой или профессиональной деятельности такой стороны, то такой страной будет являться страна местонахождения ее основного коммерческого предприятия, а если согласно условиям договора его исполнение должно осуществляться в ином месте, чем местонахождение ее основного коммерческого предприятия, - страна местонахождения такого иного места.

Наряду с приведенным критерием Конвенция содержит ряд конкретных исключений:

а) в отношении договоров, предметом которых является право собственности на недвижимость (критерием наиболее тесной связи является в этом случае страна местонахождения такой недвижимости);

б) в отношении договора перевозки товаров критерий определения наиболее тесной связи отличается от общепринятого и более многогранен. В таком договоре, если страна, в которой в момент заключения договора перевозчик имел свое основное коммерческое предприятие, является также страной местонахождения погрузки или разгрузки или страной основного местонахождения коммерческого предприятия грузоотправителя, презюмируется, что договор имеет наиболее тесную связь с данной страной (в качестве договора перевозки рассматривается также простая отправка по чартер-партии или по иным договорам, основной целью которых является перевозка товара). Данные исключения вполне соответствуют признанным коллизионным критериям, в частности, правилам ст. 1211 части третьей ГК РФ, ст. 166 Основ гражданского законодательства 1991 г. В указанной статье ГК РФ приводятся критерии определения права страны, с которой договор наиболее тесно связан по следующим договорам: строительного подряда и договору подряда на выполнение проектных и изыскательских работ; договору простого товарищества, а также договору, заключенному на аукционе, по конкурсу или на бирже.

При отсутствии выбора сторон о применимом праве ст. 4 Конвенции предписывает объективный тест, причем в этом отношении данное правило не является типичным для европейского коллизионного права (что явствует из содержания Гаагских конвенций) и обязано своим происхождением американским источникам, в частности Restatement Second of the Law of Conflict of Laws <*>. Общее правило п. 1 ст. 4 Римской конвенции 1980 г. предусматривает, что договор регулируется правом страны, с которой он имеет наиболее тесную связь, а для определения этой наиболее тесной связи на основании п. 2 ст. 4 презюмируется, что договор имеет наиболее тесную связь со страной, в которой сторона, осуществляющая характерное (типичное) исполнение (characteristic performance), имеет свое обычное местопребывание в момент заключения договора. В п. 5 данной статьи имеется исключение, по которому принцип характерного (типичного) исполнения может не учитываться, если из обстоятельств дела в целом явствует, что договор имеет наиболее тесную связь с иной страной.

--------------------------------

<*> Это отмечалось, в частности, К. Надельманном (Nadelmann K. Impressionism and Unification of Law: The EEC Draft Convention on the Law applicable to Contractual and Non-Contractual Obligations // 24 American Journal of Comparative Law. 1976. P. 5).

В ст. 10 Римской конвенции 1980 г. приведен незамкнутый перечень вопросов, которые регулируются правом, как избранным сторонами, так и определяемым в соответствии с ее коллизионными критериями; в частности, этим правом регулируются: а) толкование договора; б) исполнение договора; в) последствия неисполнения договора, включая компенсацию за убытки, в рамках полномочий, предоставленных суду процессуальными нормами; г) различные способы погашения обязательств, а также сроки приобретательной и исковой давности; д) последствия ничтожности договора.

Кроме того, в отношении способа исполнения и действий, которые должны быть предприняты в случае ненадлежащего исполнения, подлежит учету право страны, в которой осуществлялось такое исполнение. Нельзя не отметить неопределенность данного правила, поскольку из него неясно, кто, каким образом и до какой степени должен осуществлять учет права страны исполнения договора. Представляется, что данное правило сужает пределы автономии сторон и тем самым ограничивает предоставленное Конвенцией сторонам право выбора применимого права.

Отдельно установлен Конвенцией принцип определения права, применимого к передаче права требования (ст. 12) и к суброгации (ст. 13).

Римской конвенцией 1980 г. установлен и объем применения права, регулирующего договор: согласно ст. 14, право, регулирующее договор в соответствии с Конвенцией, применяется, в том что касается договорного права, в полном объеме, включая правила, которые создают презумпцию права или распределяют бремя доказывания.

Отдельные правила предусмотрены Римской конвенцией 1980 г. для определения материально-правовой и формальной действительности договора.

Согласно ст. 8, наличие и действительность договора или любого его условия определяется законом, который регулировал бы данный договор согласно Конвенции, если бы такой договор или его условие были действительными. Однако сторона может сослаться на закон страны, в которой она имеет свое обычное пребывание, для выяснения того, что она не выражала согласия, если из обстоятельств явствует, что было бы неразумно определять последствия ее поведения в соответствии с указанным правом.

В отношении формальной действительности договора Римская конвенция 1980 г. в ст. 9 предусматривает ряд правил, связанных с тремя ситуациями: местонахождением участников договора, заключением договора через представителя, а также с действиями представителя и действиями в отношении существующего или будущего договора.

Во-первых, договор, заключенный между лицами, которые находятся в одной и той же стране, является формально действительным, если он в отношении формы удовлетворяет требованиям права, которое регулирует такой договор в соответствии с данной Конвенцией, или права страны места его заключения.

Во-вторых, договор, заключенный между лицами, находящимися в разных странах, является формально действительным, если в отношении формы он удовлетворяет требованиям права, которое регулирует такой договор в соответствии с данной Конвенцией, или права одной из указанных стран.

В-третьих, при заключении договора представителем страна, в которой действует этот представитель, является надлежащим государством для указанных целей.

В-четвертых, правовое действие в отношении существующего или будущего договора является формально действительным, если оно удовлетворяет требованиям либо права, которое регулирует или регулировало бы договор в соответствии с Конвенцией, либо права страны, где было совершено действие.

Специальные правила определения формальной действительности предусмотрены для договоров личного пользования, а также тех договоров, предметом которых является право собственности на недвижимость или право пользования ею (в последнем случае такие договоры регулируются в отношении формы императивными предписаниями права страны места нахождения такой недвижимости, если согласно нормам этого права такие предписания применяются независимо от страны, в которой заключен договор, и независимо от права страны, регулирующего такой договор).

Договор или иной документ, направленный на создание правовых последствий, может доказываться путем представления любых доказательств, признаваемых законом суда или любым иным законом, упомянутым в ст. 9 о формальной действительности договора, в соответствии с которым договор или иной документ являются формально действительными, при условии, что такой способ доказательства может быть проверен судом.

Поскольку, как отмечалось, Римская конвенция 1980 г. допускает расщепление коллизионной привязки и регулирование части договора правом другого государства, если такая часть договора имеет наиболее тесную связь с этим другим государством, возникает вопрос о критерии определения такой тесной связи. Видимо, в этом случае подлежат применению указанные выше критерии определения такой наиболее тесной связи части договора с другим государством.

Конвенция не допускает обратной отсылки: согласно ст. 15, применение права любой страны, определенного данной Конвенцией, означает применение действующих в этой стране норм права, за исключением норм международного частного права.

Важное правило предусмотрено ст. 16 Римской конвенции 1980 г., в которой указывается, что в применении права, определенного на основании ее предписаний, может быть отказано лишь в том случае, когда такое применение явно несовместимо с публичным порядком суда.

Поскольку Конвенция носит не универсальный, а региональный характер, в ней установлен приоритет права ЕС: согласно правилу ст. 20, она не затрагивает действия положений, определяющих по отдельным вопросам выбор применимого права в отношении обязательств из договоров, которые содержатся или могут содержаться в документах учреждений Европейского союза или в национальных законах, гармонизированных путем применения указанных документов.

Вместе с тем Конвенция не затрагивает применения международных конвенций, в которых участвует или может участвовать Договаривающееся Государство (ст. 21), следовательно, такие конвенции сохраняют свою силу в отношении вопросов, урегулированных в них, даже при наличии аналогичного правила Римской конвенции 1980 г., что весьма важно для участников международного коммерческого оборота из стран, не являющихся участниками Европейского союза, поскольку данное правило позволяет сохранить результаты универсальной унификации, достигнутой в рамках ООН.

Унификация коллизионных норм в странах Латинской Америки происходила, как и на европейском континенте, с конца XIX в. С одной стороны, страны Латинской Америки явились чемпионами в деле унификации права (что отмечалось в гл. 1); с другой стороны, при наличии многочисленных конвенций, не вступивших в полном объеме в силу, вряд ли можно говорить о всеобъемлющем характере унификации коллизионных норм на данном континенте.

Первая предпринятая на Американском континенте попытка унификации касалась вопросов не частного, а публичного международного права, когда в Панаме в 1826 г. перуанская делегация представила некоторые основы для подготовки Кодекса международного права, отражавшие особенности данного региона, и в течение последующих десятилетий состоялся ряд дипломатических конференций, где рассматривались проблемы международного публичного права, представлявшие важность для народов данного континента. И только во второй половине предыдущего столетия внимание было сосредоточено на вопросах частного международного права.

Другой особенностью унификационных процессов на данном континенте является признание в конце XIX в. Конгрессом в Лиме <*>, что наиболее важными для Латинской Америки являются разработка национальных коллизионных норм и координация политики в отношении разрешения споров на межамериканском уровне, нежели унификация гражданского или торгового права. В связи с таким подходом идея разработки унифицированных кодексов материального права не нашла поддержки, и до настоящего времени на континенте осуществляется унификация именно коллизионных норм (наиболее яркими примерами ХХ в. являются Кодекс Бустаманте 1928 г. и Конвенция Мехико 1994 г.).

--------------------------------

<*> Первый договор о коллизионных нормах относительно личного статута и правоспособности, брака, наследования, международной юрисдикции и исполнения иностранных судебных решений, состоящий из 8 глав и 60 статей, был подписан в Лиме 9 декабря 1877 г. представителями семи государств (Аргентины, Боливии, Венесуэлы, Коста-Рики, Перу, Чили и Эквадора). Однако договор в силу не вступил, будучи ратифицированным только Перу. Причиной этого явилось широкое применение принципа домицилия при определении личного статута.

Третьей особенностью унификационных процессов на латиноамериканском континенте является осуществление в течение почти ста лет, вплоть до создания в 1948 г. Организации американских государств, унификационной деятельности исключительно на субрегиональном уровне (что подчеркивалось в гл. 1).

Наиболее успешным результатом усилий по кодификации принципов коллизионного права, юрисдикции и признания судебных решений на региональном уровне остается панамериканский Кодекс международного частного права, известный под наименованием Кодекс Бустаманте, принятый в Гаване 20 февраля 1928 г. VI конференцией американских государств. С учетом темы данной главы следует остановиться на правилах Кодекса относительно выбора права, применимого к международным коммерческим договорам <*>. Кодекс разделен на четыре книги ("Международное гражданское право"; "Международное торговое право"; "Международное уголовное право"; "Международный процесс") и содержит 437 статей.

--------------------------------

<*> См.: Дурденевский В.Н. Избранные источники по международному частному праву. ВИЮН. М.: Юриздат, 1941. История принятия Кодекса Бустаманте приводится в гл. 1. Текст Кодекса опубликован в кн.: Международное частное право. Иностранное законодательство. М.: Статут, 2000. С. 746 - 798.

Вступительный раздел содержит общие принципы, согласно которым в дальнейшем формулируются коллизионные привязки. В ст. 3 этой главы дается пояснение в отношении принципов определения применимого права. Кодекс исходит из возможности использования одной из трех формул прикрепления: во-первых, формула, согласно которой закон следует за индивидом даже при его перемещении через границу, - личный закон или внутренний публичный порядок; во-вторых, формула, согласно которой закон является одинаково обязательным как для собственных индивидов, так и для иностранцев, - территориальный или локальный закон или международный публичный порядок; в-третьих, формула, согласно которой закон применяется исключительно на основе волеизъявления сторон, именуемый "избираемый добровольно закон или частный порядок". В последующих главах Кодекса применительно к каждому виду правоотношений с иностранным элементом фиксируется соответствующая формула прикрепления.

Первая книга Кодекса, озаглавленная "Международное гражданское право", состоит из четырех глав: о физических и юридических лицах, включая брачно-семейные отношения, и об имуществе, обязательства и договоры. Вторая книга, озаглавленная "Международное торговое право", в свою очередь, включает четыре раздела: коммерсанты, о торговых договорах, о морской торговле и воздушном сообщении, о давности. Третья книга посвящена международному уголовному праву, четвертая - международному процессу, включая исполнение решений, вынесенных в иностранном государстве.

При определении закона, на основании которого регламентируются права и обязанности сторон договора, Кодекс исходит из принципа автономии воли сторон. Согласно общему правилу ст. 184, договоры должны быть толкуемы по общему правилу согласно закону, который их регулирует. Однако, когда этот закон оспаривается и должен вытекать из молчаливо выраженной воли сторон, законодательство, определенное на этот случай ст. ст. 185 и 186, будет применяться в качестве презюмируемого, даже если это решение приведет к применению к данному договору закона, отличного от результата истолкования воли сторон. В договоре присоединения подлежит применению закон страны, в которой была подготовлена оферта (ст. 185); в отношении других договоров в первую очередь применяется закон, который является общим для двух договаривающихся сторон, а при его отсутствии - закон места заключения договора (ст. 186). Кроме того, в Кодексе содержится ряд отдельных правил в отношении типовых контрактов, договоров купли-продажи, аренды, ренты, займа, гарантии, залога и ипотеки, а также в отношении квазидоговоров. Отдельные коллизионные привязки установлены для договора фрахтования (ст. 284).

Кодекс был ратифицирован лишь 15 государствами (Боливией, Бразилией, Чили, Коста-Рикой, Кубой, Доминиканской Республикой, Эквадором, Сальвадором, Гватемалой, Гаити, Гондурасом, Никарагуа, Панамой, Перу и Венесуэлой), причем девять из них сделали оговорки (Боливия, Бразилия, Чили, Коста-Рика, Доминиканская Республика, Эквадор, Сальвадор, Гаити и Венесуэла); особенно серьезной являлась оговорка пяти из этих девяти государств о том, что Кодекс не применяется во всех случаях противоречия внутреннему праву (Боливия, Коста-Рика, Чили, Эквадор, Сальвадор). Шесть же государств (Аргентина, Колумбия, Мексика, Парагвай, США и Уругвай) отказались от его подписания, причем США ссылались на то, что в компетенцию федерального правительства не входит подписание соглашений по вопросам частного права, которые входят исключительно в компетенцию штатов.

Несмотря на это, Кодекс Бустаманте остается первым в мире успешным опытом унификации широкой сферы коллизионного права, продолжает действовать между указанными пятнадцатью государствами и сохраняет свое значение для Латинской Америки как наиболее всеобъемлющий источник международного частного права. Несомненной заслугой составителя Кодекса является включение в него принципа автономии сторон в выборе применимого к международному коммерческому договору права, который, хотя и более полувека спустя, был признан Конвенцией Мехико 1994 г. в качестве основополагающего.

Во второй половине XX в. региональная унификация в Латинской Америке продолжает ограничиваться в основном сферой коллизионного права, однако она приобретает более целенаправленный характер. В течение 20 лет эти страны обсуждали возможность гармонизации положений Кодекса Бустаманте с положениями договоров Монтевидео 1940 г. и с первым американским Сводом коллизионных норм (First US Restatement of Conflicts of Laws). Ведущая роль в этом процессе принадлежала созданной в 1948 г. Организации американских государств, Межамериканский юридический комитет которой занимался этими вопросами и рекомендовал, в частности, созвать специальную конференцию по вопросам международного частного права. В апреле 1971 г. Генеральная Ассамблея ОАГ приняла решение создать Межамериканскую конференцию международного частного права, и начиная с 1975 г. специализированные межамериканские конференции по частному праву (Inter-American Specialized Conferences on Private International Law - CIDIP) созываются каждые пять лет (результаты их деятельности рассмотрены в гл. 1).

Интерес к гармонизации и унификации усилий в отношении международных контрактных обязательств проявился достаточно давно. Первоначальная идея кодификации правил о выборе права договора возникла на CIDIP-II в 1979 г. Затем при включении данного вопроса на CIDIP-IV выявились расхождения относительно признания принципа автономии сторон при выборе применимого права <*>, высказывались мнения о неразработанности этой проблемы в региональном плане, а также о целесообразности присоединения к уже существующим конвенциям (именно на этой конференции была принята резолюция, рекомендовавшая странам - членам ОАГ присоединиться к Гаагской конвенции 1986 г. о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров). Однако большинство представителей стран Американского континента высказалось за региональное урегулирование данной проблемы, полагая, что даже если они присоединятся к Гаагской конвенции, то, учитывая небольшое членство государств в ней, окажется, что только государства Американского континента будут связаны ее положениями, а универсальной унификации достигнуто не будет.

--------------------------------

<*> Обзор различных позиций содержится, в частности, в работе В. Фреснедо де Агирре (Fresnedo de Aguirre V.C. La autonomia de la voluntad en la contractacion international. Montevideo, 1991).

Итогом данной сессии было одобрение "Основ, предложенных Конференцией для изучения в будущем темы о праве, применимом к международному контракту", где содержалось высказывание в пользу автономии воли и в основном принимались подходы Римской конвенции 1980 г. о праве, применимом к договорным обязательствам. Упомянутые Основы были разработаны на базе предварительного проекта, представленного Ж.Л. Сикейросом, с уточнениями, внесенными Собранием экспертов в области международных контрактов, которое состоялось в г. Туксоне, Аризона, США, 11 - 14 ноября 1993 г.

Пятая межамериканская специальная конференция по частному праву - CIDIP-V Организации американских государств - состоялась в Мехико 14 - 18 марта 1994 г. В ходе ее работы 17 латиноамериканских государств, США и Канада приняли Межамериканскую конвенцию о праве, применимом к международным контрактам (далее - Конвенция Мехико) <*>. Конвенция состоит из 30 статей, в которых изложен подход, значительно отличающийся от посвященных той же проблеме Римской конвенции 1980 г. и Гаагских конвенций 1955 и 1986 гг.

--------------------------------

<*> Конвенция ратифицирована двумя странами - Мексикой и Венесуэлой и с 15 декабря 1996 г. действует в отношениях между ними. Конвенция подписана также Боливией, Бразилией и Уругваем (см.: Вилкова Н.Г. Межамериканская конвенция о праве, применимом к международным контрактам (Конвенция Мехико 1994 г.) // Право и экономика. 1997. N 4. С. 62 - 66; Региональная унификация коллизионных норм и международные коммерческие контракты // Юридический мир. 1997. N 10). Текст Конвенции приведен в Приложении.

Имея предметом регулирования определение права, применимого к международным контрактам, Конвенция Мехико в ст. 1 определяет такой контракт как договор, стороны которого имеют обычное место жительства или коммерческие предприятия в различных Договаривающихся Государствах, или как договор, имеющий объективную связь более чем с одним Договаривающимся Государством. При этом, как и Римская конвенция, Конвенция Мехико не содержит предметного перечня международных контрактов.

Согласованное в Межамериканской конвенции определение не ограничивается общепризнанным критерием, из которого исходят как конвенции, направленные на унификацию коллизионных норм (Гаагские конвенции 1978 и 1986 гг.), так и конвенции, в которых унифицированы материально-правовые нормы (Венская конвенция 1980 г. о договорах международной купли-продажи товаров, Оттавские конвенции 1988 г. о международном финансовом лизинге и о международном факторинге), принимающим во внимание местонахождение коммерческих предприятий сторон соответствующих договорных отношений в различных государствах - участниках таких Конвенций.

При определении предмета регулирования конвенции составители использовали два критерия: с одной стороны, объективный критерий, совпадающий с используемым в других конвенциях и состоящий в указании на местонахождение коммерческого предприятия или местожительство участников контракта, и, с другой стороны, критерий субъективный, позволяющий осуществить поиск такой объективной связи контракта с правом более чем одного государства. Необходимость в определении международного характера того или иного контракта возникает в двух случаях: во-первых, данный вопрос может стоять перед самими участниками контракта при согласовании применимого права; во-вторых (что имеет значительно большее значение) при возникновении в суде или арбитраже спора, например в связи с неисполнением одной из сторон принятых на себя обязательств. При этом суд или арбитраж должны выяснить, правомерно ли согласование сторонами применимого к их контракту права, иного, чем право страны суда или арбитража. При отсутствии такого выбора они должны определить применимое к спорному контракту право. Нельзя не обратить в этой связи внимание на то, что, говоря об "объективной связи", конвенция не дает критериев ее определения.

Конвенция применяется также к контрактам, одной из сторон которых являются государства или государственные агентства, если стороны в явно выраженной форме не исключили ее применения. В то же время любое Договаривающееся Государство может в любое время в период подписания, ратификации или присоединения к Конвенции заявить, что она не будет применяться ко всем или к определенным категориям контрактов, одной из сторон которых являются государства или государственные агентства, а также заявить о тех категориях контрактов, к которым конвенция неприменима. Это правило закреплено только в данной Конвенции и отражает позицию, состоящую в признании гражданско-правового характера за контрактами, заключаемыми государством или его органами (см. п. 3 ст. 1).

Аналогично Гаагской конвенции 1986 г. и Римской конвенции 1980 г. Конвенция Мехико в ст. 2 не ограничивает автономию сторон, признавая подлежащим применению и право государства, не являющегося участником Конвенции. Это означает существенное отступление в позиции многих латиноамериканских государств, которые традиционно выступали против указанного принципа (как отмечалось, именно из-за включения в Кодекс Бустаманте данного правила многие страны этого континента не ратифицировали этот документ).

Как и в Римской конвенции, в данной Конвенции выделены случаи неприменения ее правил, в частности, к:

а) семейному статусу физических лиц, правоспособности сторон или к последствиям ничтожности или недействительности контракта вследствие недееспособности одной из сторон;

б) договорным обязательствам, связанным с вопросами наследования и завещаний, с семейными обязательствами или иными обязательствами, вытекающими из семейных отношений;

в) обязательствам по оборотным документам;

г) обязательствам, возникающим в связи со сделками с ценными бумагами;

д) соглашению сторон об арбитраже или выборе суда;

е) праву о компаниях, включая наличие, правоспособность, функционирование или ликвидацию коммерческих компаний и юридических лиц в целом.

Кроме того, положения Конвенции Мехико неприменимы к тем контрактам, в отношении которых имеется самостоятельное урегулирование международными конвенциями, действующими между государствами - участниками данной Конвенции (например, Венской конвенцией 1980 г.).

Статья 7 (п. 1) Конвенции в ясной форме определяет, что договор регламентируется законом страны, избранным сторонами. При этом во втором предложении данной статьи допускается не только прямо выраженный, но и подразумеваемый выбор права (как и в Римской конвенции, что отсутствует, однако, в Гаагской конвенции 1986 г.); тем самым Конвенция Мехико предоставляет судьям и арбитрам значительный простор для усмотрения. Ссылка на поведение сторон и на положения контракта позволяет исходить из подразумеваемого намерения с целью достижения желаемого результата, особенно в том, что касается действительности соглашения.

Вслед за Римской конвенцией 1980 г. третья фраза п. 1 ст. 7 Конвенции Мехико допускает расщепление коллизионной привязки и согласование к отдельным частям контракта применения права различных государств. Как и Римская конвенция, Конвенция Мехико позволяет сторонам в любое время договориться о подчинении контракта в целом или его части какому-либо иному праву, помимо права, которым он регулировался ранее, независимо от того, что право, ранее регулировавшее контракт, было избрано сторонами. Однако такое изменение не затрагивает формальной действительности первоначального контракта или прав третьих лиц.

Правило о том, что выбор сторонами соответствующего суда не обязательно означает выбор применимого права, отражает универсальный подход к данному вопросу.

Приведенные правила ст. 7 Конвенции Мехико представляют кардинальное изменение позиции доктрины и судебной практики стран Американского континента. В течение более чем столетней унификационной деятельности принцип автономии сторон в выборе применимого к их договору права ими не признавался. Напомним, что Конференция международного частного права 1889 г. в Монтевидео приняла в числе прочих конвенцию, в которой молчаливо отвергался принцип автономии воли сторон. Данное решение впоследствии было повторено в Договоре о межнациональном гражданском праве (Монтевидео, 1940 г.). Известный уругвайский коллизионист Квинтин Альфонсин полагал, что автономия воли сторон представляет чужеродный элемент в коллизионном праве и, несмотря на его солидную историю, заслуживает скорее порицания и недоверия, нежели одобрения. Отрицательное отношение к автономии воли сторон затрагивало и процессуальные аспекты: до недавнего времени в странах Латинской Америки сохранялось весьма подозрительное отношение к выбору сторонами контракта центра по разрешению споров, а арбитражные оговорки контрактов во многих странах Латинской Америки имели сомнительную действительность <*>.

--------------------------------

<*> Аlfoncin Q. Teoria del Derecho Privado International. Montevideo, 1955. P. 19.

Однако и в настоящее время на Американском континенте сохраняется более чем сдержанное отношение к автономии сторон. Это проявляется, например, в том, что хотя ст. 1.105(1) Единообразного торгового кодекса США и Второй свод коллизионных правил Restatement Second of the Law of Conflicts of Laws (§ 187) в явно выраженной форме признают право частных сторон на выбор права какого-либо штата, регламентирующего их сделку, тем не менее в этой же статье предусмотрено, что избранное таким образом право должно иметь надлежащую связь с данным штатом <*>. Но даже и данный достаточно либеральный Второй свод коллизионных правил в отношении последствий материальной действительности требует, чтобы при отсутствии связи избранного права со сделкой стороны доказали наличие какого-либо иного разумного критерия.

--------------------------------

<*> Единообразный торговый кодекс США / Пер. с англ. Научный редактор и автор введения проф. С.Н. Лебедев. М.: МЦФЭР, 1996.

В отношении коллизионного критерия на случай отсутствия соглашения сторон об избрании применимого права первоначально в проекте Конвенции Мехико был сформулирован тот же подход, что и подход Римской конвенции 1980 г.: критерий характерного (типичного) исполнения - the characteristic performance test. На конференции в Мехико возникли серьезные возражения, поскольку некоторые участники полагали увязывание международных контрактов с национальным правом, не отвечающим требованиям международной торговли. Эта позиция соответствует традиционным взглядам доктрины данного континента. Еще в 40-е гг. ХХ в. Квинтин Альфонсин высказывался о необходимости освобождения международных контрактов от причуд национальных законов. По его мнению, ни один из имеющихся коллизионных критериев: ни lex personalis, ни lex loci contractus, ни lex solutionis - не может удовлетворительно разрешить проблему. Он полагал, что правом, регламентирующим международные сделки, должно быть (по его терминологии) подлинно "международное частное право" вненационального характера, а основным препятствием применения данного принципа он считал отсутствие надлежащего органа, который формулировал бы соответствующие правила <*>.

--------------------------------

<*> Alfoncin Q. Teoria del Derecho Privado International. P. 19.

Важные правила, отличающиеся от правил Гаагских конвенций 1978 и 1986 гг. и Римской конвенции 1980 г., предусмотрены Конвенцией Мехико для определения применимого права при отсутствии его выбора сторонами. В ст. 9 данной Конвенции приводятся два основных критерия, которые могут быть использованы судом или арбитражем. Во-первых, "если стороны не избрали применимое право или если их выбор оказался недействительным, договор регулируется правом государства, с которым он имеет наиболее тесные связи". При этом, согласно п. 2 ст. 9, "суд принимает во внимание все объективные и субъективные элементы договора при определении права государства, с которым он имеет наиболее тесные связи, - the closest ties".

Во-вторых, при определении применимого права учитываются общие принципы международного коммерческого права, признанные международными организациями. Помимо этого ст. 10 Конвенции Мехико для обеспечения справедливости и равенства в конкретном случае допускает применение руководств, обычаев и принципов международного коммерческого права, а также общепринятых торговых обыкновений и практики.

Обращение к обсуждению этого вопроса при подготовке Конвенции Мехико показывает, что первоначально делегация США предложила включить в Конвенцию следующее правило: "Если стороны не избрали применимого права или если такой выбор признан недействительным, контракт регламентируется общими принципами международного коммерческого права, принятыми международными организациями". Затем после дискуссии была принята следующая формулировка п. 2 ст. 9 (после указания на субъективный и объективный элементы): "Также принимаются во внимание общие принципы международного коммерческого права, признаваемые международными организациями".

В доктрине отмечалось, что разработанное Конвенцией Мехико решение представляется превосходящим весьма неопределенное правило ст. 4 Римской конвенции. Сторонам контракта, естественно, лучше, если их договорные отношения определяются правилами современного и хорошо продуманного документа (например, Принципами международных коммерческих договоров УНИДРУА), который отражает потребности коммерческой практики лучше, чем какое-либо национальное право, так как последнее не всегда отвечает международным стандартам и несовременно. Коммерсанты, которые не избрали применимое право, вряд ли будут возражать против применения такого современного и функционального набора контрактных правил. Кроме того, более справедливо применение таких наднациональных норм, нежели предоставление одной из сторон привилегии пользоваться ее собственным правом <*>.

--------------------------------

<*> Juenger F.K. The Inter-Amеrican Convention on the Law Applicable to International Contracts: Some Highlights and Comparisons. P. 392.

Весьма подробные правила анализируемой Конвенции касаются обязательного применения императивных норм. Во-первых, несмотря на положения ст. ст. 7 и 9, обязательному применению подлежат императивные нормы страны суда. Во-вторых, согласно ст. 11, суду принадлежит право решения, будет ли он применять императивные нормы закона другого государства, с которым контракт имеет наиболее тесную связь. При этом неизбежно возникновение вопроса о том, какие же нормы иностранного права, подлежащего применению к их договорным отношениям, стороны могут избирать и какова предсказуемость и ценность такого выбора. Далее ст. 11 предоставляет разрешающему спор органу право не только учитывать императивные правила страны суда, но также строго следовать политике иностранных юридических систем, с которыми контракт имеет тесную связь. Это может включать, например, антитрестовские правила закона третьей страны или закона страны потребителя по защите данной категории участников коммерческого оборота.

Статья 13 Конвенции Мехико, аналогично п. 1 ст. 9 Римской конвенции 1980 г., содержит предписания относительно альтернативных правил, направленных на сохранение действительности международных контрактов. В том, что касается формы контракта, заключенного между лицами одного и того же государства, такой контракт является действительным в отношении его формы, если он удовлетворяет требованиям либо права, которое регулирует его в соответствии с данной Конвенцией, либо права того государства, в соответствии с которым контракт является действительным, либо права места исполнения контракта.

Контракт, заключенный лицами, находящимися в момент его заключения в разных государствах, признается действительным в отношении его формы, если он удовлетворяет требованиям либо права, которое регулирует его по существу, либо права государства, в котором он заключен, либо права места исполнения контракта.

В ст. 17 Конвенции Мехико предусматривается, что отсылка к праву какой-либо страны должна служить разрешению вопроса по существу и не может влечь обратной отсылки на основании его коллизионной нормы (что соответствует подходу и Римской конвенции 1980 г.).

Конвенция Мехико представляет первый опыт унификации коллизионных норм о внешнеэкономическом договоре, распространяющийся на весь Американский континент. Имевшиеся до ее принятия документы носили региональный характер. Принятые в Конвенции основные подходы в целом совпадают, как отмечалось, с европейским подходом и подходом документов универсальной унификации. Ее значение возрастает еще более, если учесть существовавшее в течение длительного времени отрицательное отношение в странах континента к автономии сторон в выборе применимого права.

К недостаткам данной Конвенции следует отнести неопределенный коллизионный критерий, а также право суда применять императивные нормы законов своей страны и не применять императивные нормы права другой страны.

Обращение к унификации коллизионных норм странами Восточной Европы и другими странами, входившими в Совет Экономической Взаимопомощи (СЭВ), выявляет значительные достижения в этой области. Одной из первостепенных задач данной организации с момента создания в 1949 г. была признана необходимость унификации норм, регулирующих отношения из международных коммерческих контрактов, в первую очередь из договора международной купли-продажи (поставки) товаров.

Отличительной особенностью такой унификации явилось избрание собственного метода унификации в виде достижения международно-правовых договоренностей в виде Общих условий поставок товаров, а вслед за ними и иных Общих условий, которые относятся к известному в практике международных отношений типу рекомендаций, способных при определенных условиях создавать права и обязанности в отношениях между государствами. Как было показано Е.Т. Усенко, обязательная сила ОУП СЭВ базировалась не на тех внутригосударственных актах, которыми они вводились в действие в каждой из стран (что означало бы, что страны могут менять ОУП в одностороннем порядке), а на том, что ОУП СЭВ являются международным соглашением, принятым на основе квалифицированной рекомендации СЭВ, в силу чего принявшие их государства связаны международными обязательствами. Такие ОУП были введены в действие внутригосударственным актом, имеющим значение трансформации их во внутригосударственное право, в силу чего они обязательны для хозяйствующих субъектов этих стран <*>. Как отмечал И. Сас, ОУП СЭВ не действовали как общие условия, применяемые по воле сторон, а представляли собой правовую норму, являющуюся юридической основой соглашения сторон <**>.

--------------------------------

<*> См.: Усенко Е.Т. Формы регулирования социалистического международного разделения труда. С. 346 - 349.

<**> См.: Сас И. Общие условия поставок СЭВ. М.: Юрид. лит., 1978. С. 86.

Возможность региональной унификации материально-правовых норм международной поставки (что рассматривается в гл. 3) и коллизионной нормы этими странами была обусловлена рядом экономических и юридических предпосылок:

- плановым характером товарооборота, определяемым межправительственными соглашениями на пятилетние и годовые периоды;

- принятием в рамках указанных межправительственных договоренностей соответствующими государствами обязанности по обеспечению реализации согласованного товарооборота путем создания для соответствующих участников внешнеторгового оборота необходимых условий для заключения и исполнения контрактов;

- осуществлением внешнеторговой деятельности на основе принципа монополии внешней торговли, для реализации которого во всех странах были созданы самостоятельные внешнеторговые организации;

- обеспечением экономической возможности реализации такой деятельности применяемыми в тот период административными планово-регулирующими мерами;

- принадлежностью стран СЭВ к одной правовой семье, что в значительной степени облегчило нахождение общих решений;

- использованием накопленного опыта универсальной унификации права международной купли-продажи товаров;

- обеспечением юридической возможности реализации такой деятельности путем согласования на региональном уровне единообразных предписаний, на основании которых участники внешнеторгового оборота заключали и исполняли соответствующие контракты.

В становлении правового режима внешнеторговой поставки одним из создателей данного документа, М.Г. Розенбергом, выделяется шесть этапов <*>, в течение которых процесс унификации внешнеторговой поставки развивался от модели Общих условий поставок в виде типовых Общих унифицированных коммерческих условий контрактов на взаимные поставки товаров стран-участниц (ОУП 1951 г.), двусторонних ОУП, оформляемых двусторонними соглашениями, разработки единых ОУП, в разных редакциях применявшихся с 1 января 1958 г., до прекращения в 1991 г. деятельности СЭВ.

--------------------------------

<*> См.: Розенберг М.Г. Международное регулирование поставок в рамках СЭВ. С. 22 - 24.

Характерно, что разработанные на первом этапе ОУП 1951 г. не были обязательными, а представляли типовые условия, которые учитывались странами при разработке на их основе двусторонних ОУП. На основании этих типовых условий было создано 28 двусторонних общих условий, которые в тот период являлись приложением к двусторонним межправительственным соглашениям о товарообороте, в силу чего их применение было обязательным (за исключением предусмотренных преамбулой случаев специфики товара и/или особенностей его поставки), и действовали до принятия в 1958 г. многосторонних ОУП.

Страны СЭВ первоначально в 1958 г., а затем в 1968 г. осуществили первую региональную унификацию норм о договоре международной купли-продажи (поставки) и создали единую нормативную систему, применяемую к отношениям из данного договора.

Унификация в виде ОУП была осуществлена в виде прямой унификации, охватывавшей и материально-правовые, и коллизионные вопросы. Коллизионная норма, отсылающая к материальному праву страны продавца по вопросам, не урегулированным или не полностью урегулированным ОУП, была включена уже в первую многостороннюю редакцию данного документа. Хотя действовавшее в тот период материальное право отдельных стран содержало различные коллизионные нормы, странам удалось достичь единообразия. Причем согласована была ими коллизионная отсылка к материальному праву страны продавца, соответствующая правилу Гаагской конвенции 1955 г., т.е. отсылка, отражавшая современные тенденции коллизионного права.

В ОУП СЭВ получили отражение не только материально-правовые и коллизионные вопросы, - что само по себе представляет выдающееся достижение унификации, - в них были включены и нормы об исковой давности и предъявлении претензий; практически впервые в мире в них в обязательной форме был согласован арбитражный порядок разрешения споров из внешнеторговой поставки.

Данный документ (как и Общие условия монтажа, Общие условия технического обслуживания) обеспечил единообразие в регулировании международных коммерческих контрактов на региональном уровне и представлял составную часть общего правового регулирования в рамках СЭВ.

Таким образом, странам - членам СЭВ удалось не только согласовать прогрессивную коллизионную привязку, но и в течение почти полувека применять данную норму в отношениях внешнеторговой поставки между внешнеторговыми организациями их стран, что странам Западной Европы удалось достичь на уровне региональной унификации только с принятием в 1980 г. Римской конвенции, а на уровне универсальной унификации всеобъемлющее урегулирование отсутствует (Гаагская конвенция 1955 г. принята всего восемью странами и не получила широкого распространения, а Гаагская конвенция 1986 г. в силу так и не вступила).

Анализ коллизионных норм стран СНГ позволяет сделать вывод, что эти страны в новых условиях в определенной степени повторяют путь, ранее пройденный европейскими и иными зарубежными странами. Становление государственности, выявление собственных особых черт, обусловленных национально-историческими особенностями, не может не сопровождаться раздумьями о нахождении собственного правового регулирования. Поэтому естественно стремление государств СНГ к нахождению областей и сфер взаимодействия, представляющих для них первоочередной интерес и направленных на обеспечение наиболее адекватных форм взаимодействия их хозяйствующих субъектов. При этом, однако, не могут игнорироваться те основополагающие принципы, на которых строится рыночная экономика во всех странах независимо от особенностей их правовых систем: свобода договора, свобода конкуренции и корпоративное право как основание для объединения лиц и капиталов.

Однако опыт мирового развития свидетельствует, что свобода договора не может быть безграничной. С одной стороны, в каждой стране она регламентируется правилами внутреннего публичного порядка или государственного регулирования, с другой - в международном коммерческом обороте она сдерживается тем, что при заключении договора происходит столкновение и взаимное согласование волеизъявлений сторон договора, принадлежащих к разным экономическим и правовым системам.

Такое согласование происходит на двух уровнях: частноправовом и публично-правовом. На частноправовом уровне стороны контракта согласовывают его коммерческие, финансовые и юридические условия именно на основе представленной каждой из них ее правовой системой свободы договора. На уровне публично-правового государства - ставят задачу согласования с помощью методов международного права в виде международных конвенций тех правил поведения, которые затем после ратификации или присоединения к конвенциям становятся частью внутринационального права и применяются их соответствующими хозяйствующими субъектами.

Естественно поэтому стремление государств к нахождению, во-первых, областей и сфер взаимодействия, представляющих первоочередной интерес для государств с целью обеспечения наиболее адекватных форм взаимодействия их коммерсантов, и, во-вторых, к достижению договоренностей относительно реализации таких форм взаимодействия.

В нашей стране в сфере регулирования международного коммерческого оборота за сравнительно небольшой отрезок времени произошли значительные изменения: правило ст. 566 ГК РСФСР 1964 г. о том, что при отсутствии соглашения сторон о выборе применимого права к их отношениям подлежит применению право страны места заключения внешнеэкономической сделки, было заменено правилом ст. 166 Основ гражданского законодательства 1991 г., воспринявшим современную концепцию принципа характерного исполнения, т.е. обращения к месту осуществления исполнения, характерного для данного договора, - праву страны продавца в договоре купли-продажи, комиссионера - в договоре комиссии, поверенного - в договоре поручения и т.п. Данные подходы развиты и дополнены в части третьей ГК РФ, принятой в ноябре 2001 г. Обращение к системе права суверенных республик - членов Содружества Независимых Государств приводит к такому же выводу: при принятии государствами СНГ на основе Модельного ГК собственных гражданских кодексов происходит косвенная унификация коллизионных норм, которые в этих странах совпадают, будучи основанными на Модельном ГК.

В рамках СНГ имеются определенные достижения в сфере унификации как материально-правовых (что рассматривается в гл. 3), так и коллизионных норм: Соглашение о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности, от 20 марта 1992 г. и Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам от 22 января 1993 г. Особенностью данных международных соглашений является подчиненный характер коллизионного регулирования отношений, возникающих в сфере международного коммерческого оборота, поскольку в основе своей они имеют иной предмет регулирования. Так, из тринадцати статей Соглашения о порядке разрешения споров только одна - ст. 11 - устанавливает правила применения гражданского законодательства стран СНГ, фиксируя коллизионные привязки по ряду вопросов.

В частности, в связи с договорами установлены критерии определения личного статута юридических лиц и предпринимателей (включая форму и порядок выдачи доверенности); коллизионные нормы для отношений, вытекающих из права собственности, включая права на имущество, являющееся предметом сделки; коллизионные нормы для определения обязательственного статута сделки и исковой давности. При этом обязательственный статут сделки определяется по законодательству места ее совершения, что противоречит установленным в законодательствах Беларуси, Казахстана, России и Украины коллизионным нормам, а также подходам, принятым в универсальных и региональных международных конвенциях. Понимая несоответствие положений Соглашения современным реалиям, участники международных коммерческих операций из стран СНГ согласовывают правила о применимом праве непосредственно в контрактах.

При рассмотрении в МКАС споров из международных коммерческих контрактов возникает неоднозначная ситуация: в отсутствие согласования сторонами контракта применимого права при разрешении спора российской фирмы с партнером из страны СНГ применяется отсылка к праву страны места заключения контракта (как предусмотрено ст. 11 Соглашения); при разрешении спора российской фирмы с партнером из иной страны МКАС, по общему правилу, исходят из отсылок, содержащихся в Основах гражданского законодательства. Следовательно, заключенный российской фирмой договор международной купли-продажи товаров при отсутствии в нем согласования о выборе применимого права в отношениях с контрагентом из Беларуси или с Украины будет регулироваться правом страны места заключения контракта, а в отношениях с контрагентом из Эстонии или Германии - правом страны продавца, что не может быть признано удовлетворительным и способствующим ясности и определенности коммерческого оборота <*>.

--------------------------------

<*> Соответствующие дела приводятся М.Г. Розенбергом в кн.: Международный договор и иностранное право в практике МКАС. С. 35 - 36.

В Соглашении о порядке разрешения споров отсутствуют и коллизионные привязки для отдельных видов международных коммерческих контрактов; за его рамками остались и иные важные проблемы применения иностранного права.

Анализ Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам выявляет ее направленность на урегулирование указанных отношений применительно в первую очередь к гражданам каждой из договаривающихся сторон, что следует из ст. 1. Вместе с тем положения Конвенции применяются также к юридическим лицам, созданным в соответствии с законодательством договаривающихся сторон (п. 3 ст. 1).

Конвенция регламентирует правила обращения в учреждения юстиции договаривающихся государств, к которым согласно ст. 1 относятся суды, прокуратура и иные учреждения, к компетенции которых относятся гражданские, семейные и уголовные дела. Учитывая, что международный коммерческий арбитраж, будучи третейским судом, не является государственным учреждением юстиции и не обладает полномочиями на исполнение судебных поручений, к нему правила Конвенции не относятся.

Конвенция содержит ряд коллизионных норм: об определении правоспособности юридического лица (ст. 23); о возникновении и прекращении права собственности на имущество, являющееся предметом сделки (п. 4 ст. 38); об обязательственном статуте сделки (ст. 41).

В двух приведенных международно-правовых документах содержится одна и та же коллизионная норма, определяющая обязательственный статут сделки и отсылающая к законодательству места ее совершения, если иное не предусмотрено соглашением сторон. Хотя круг стран - участниц указанных соглашений не совпадает, однако следует подчеркнуть, что данная коллизионная привязка не соответствует действующему для внешнеэкономических сделок коллизионному критерию в России, Беларуси, Казахстане и Украине, противоречит Модельному ГК для стран СНГ (ст. 1255) и не соответствует современным тенденциям коллизионного права, отраженным в универсальных и региональных конвенциях по коллизионным вопросам.

Поэтому совершенствование подходов в коллизионной сфере в рамках СНГ является весьма актуальным. Прежде всего должен быть решен вопрос о месте унификации коллизионных норм в системе правового регулирования в рамках СНГ. Весьма важными при этом являются два вопроса: о содержании унифицированных коллизионных норм и о нахождении адекватного метода их унификации.

Прошедший после создания СНГ десятилетний период, бывший периодом становления национальных государственно-правовых систем в странах-участницах, выявляет необходимость создания единообразного коллизионного режима для внешнеэкономических сделок, заключаемых их хозяйствующими субъектами. Представляется, что в рамках СНГ существует единство в отношении содержания коллизионных норм в указанной сфере, что подтверждается не только наличием Модельного ГК для стран СНГ, но и тем фактом, что на основе данного Модельного ГК в шести странах СНГ приняты новые ГК (в России - ч. ч. I - III ГК). Унификация коллизионных норм должна быть предметной и затрагивать сферу реализации международных коммерческих контрактов.

В отношении же выбора адекватного метода унификации в странах СНГ ясности нет. Унификация коллизионных норм через принятие во всех странах СНГ гражданского законодательства на основе Модельного ГК может занять длительный период. Прежде всего сам объем Модельного ГК предполагает не только его изучение, но и соотнесение зафиксированных в нем предписаний со сложившимися и во многом отличающимися в отдельных странах СНГ принципами и подходами. Кроме того, в данный Модельный кодекс отдельными странами могут быть внесены изменения и дополнения в предписания относительно коллизионных норм (как и по другим вопросам), что приведет к отсутствию ясности и предсказуемости коллизионного режима международных коммерческих контрактов.

Не следует недооценивать и морально-этический и религиозный факторы, проявляющиеся, в частности, в приверженности ряда стран СНГ христианским ценностям, а других стран СНГ - мусульманским воззрениям. Имеет значение и своеобразное понимание некоторыми странами СНГ принципа государственного суверенитета и независимости, а также особенности их отношения к переговорным процессам.

Более реальным поэтому представляется международно-правовой способ обеспечения предсказуемости в отношении применимого права по внешнеэкономическим сделкам. Подтверждением положительного отношения стран СНГ к унификации является постоянное возрастание числа стран СНГ - участниц Венской конвенции 1980 г.

Механизмом создания единого коллизионного режима для внешнеэкономических сделок могло бы стать соглашение стран СНГ, создающее единый коллизионный режим для таких сделок. При этом нами учитывается наличие Конвенции о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г. Основой для создания единообразного регулирования коллизионных вопросов могли бы стать признанные коллизионные принципы универсальных и региональных унификационных актов, а также положения заключительного раздела Модельного ГК.

В таком документе могли бы найти отражение три основные группы вопросов. Во-первых, закрепление автономии воли сторон при выборе применимого права (что является общепризнанным в рамках универсальной и региональной унификации коллизионных норм); во-вторых, согласование коллизионных привязок для основных внешнеэкономических сделок; в-третьих, установление единых принципов последствий применения коллизионных норм, включая соотношение абсолютно императивных норм страны суда или арбитража и норм применимого права.

С принятием в рамках СНГ подобного соглашения были бы устранены различия в действующем в них коллизионном праве и установлен единый правовой режим в отношении коллизионных аспектов внешнеэкономических сделок, заключаемых хозяйствующими субъектами указанных стран. Создание в СНГ на уровне международного соглашения единого коллизионного регулирования, соответствующего принципам универсальной и региональной унификации, означало бы еще один шаг в достижении общего правового режима в рамках СНГ. Кроме того, это имело бы положительное значение и для иностранных фирм из стран, не входящих в СНГ, поскольку наличие международного соглашения по коллизионным вопросам внешнеэкономических сделок означало бы для них ясность и предсказуемость будущего их коммерческого контракта, заключаемого с предприятием из страны СНГ, и значительно облегчало бы реализацию таких контрактов.

Рассмотрение международно-правовых инструментов унификации коллизионных норм позволяет сделать некоторые выводы.

1. Становление национальных правовых систем, окончательно завершившее в XIX столетии процесс удовлетворения выявившихся потребностей международного коммерческого оборота и отношений иного рода (трудовых, брачно-семейных, наследственных и т.п.), обусловило возникновение проблемы применения иностранного законодательства и выработки достаточных критериев определения, закон какого государства и на каком юридическом основании должен быть применен соответствующим компетентным судом для разрешения спорной ситуации.

Идея унификации коллизионных норм возникла под влиянием ряда обстоятельств. Во-первых, расширяющимся международным коммерческим отношениям становится тесно в рамках внутринационального права; во-вторых, коллизионные нормы в праве отдельных государств неодинаковы; в-третьих, по многим коллизионным вопросам отсутствуют предписания в национальном законодательстве.

Сторонники идеи унификации именно коллизионных норм исходили из того, что при наличии единообразных коллизионных норм возникнет ситуация предсказуемости и ясности в отношении применения иностранного права.

В силу гомогенности правовых систем стран Латинской Америки первые попытки унификации коллизионных норм имели место именно там.

2. Основным инструментом унификации коллизионных норм является международная конвенция, что естественно, поскольку при ратификации государствами такой конвенции в их внутреннее законодательство вносятся соответствующие изменения. Это свидетельствует также о том значении, которое придается государствами изменению их внутреннего законодательства, что проявляется в необходимости ратификации таких конвенций парламентами соответствующих государств.

3. Хотя движение в Европе за унификацию коллизионных норм в сфере международного коммерческого оборота возникло в начале века, когда в 1908 г. Институт международного права принял проект конвенции о коллизионных нормах, регламентирующих договорные обязательства, тем не менее по различным причинам первая Гаагская конвенция, призванная унифицировать коллизионные нормы в сфере права международной торговли, была принята лишь в 1955 г. и вступила в силу только в 1964 г. Естественно, наличие формально универсальной конвенции с учетом ограниченного числа ее участников не означает наличия действительно универсальной унификации.

4. Исторический анализ развития доктрины автономии сторон при выборе применимого права выявляет совпадение на первом этапе унификации (в Европе и в Латинской Америке - в конце XIX и в начале XX вв.) в отрицательном отношении к подобной свободе сторон в выборе применимого к их договору права. На втором этапе - после создания ООН и ЮНСИТРАЛ, иных международных организаций - с развитием международных экономических отношений произошло кардинальное изменение отношения к автономии сторон при выборе применимого права.

Впервые на уровне универсальных международных конвенций автономия сторон при выборе применимого права была закреплена в Гаагской конвенции 1955 г. в отношении купли-продажи товаров, затем в Гаагской конвенции 1978 г. - в отношении представительства. Последнее двадцатилетие характеризуется заключением в рамках региональных (Европа и Америка) конвенций, также закрепляющих данный принцип прежде всего в отношениях международного коммерческого оборота.

Традиционное непринятие данного принципа в США и в странах Латинской Америки заменилось его признанием (хотя и с определенным ограничением).

5. Значительная эволюция имеет место в отношении способа выражения согласованного сторонами применимого права в сфере международных коммерческих контрактов. Первый унификационный акт (Гаагская конвенция 1955 г.) в качестве способа выражения согласованного сторонами права выделяет только положения договора, иными словами, только данный критерий признается Конвенцией в качестве решающего для определения воли сторон в отношении применимого права.

Исторический метод исследования выявляет постепенное изменение отношения к способу выражения волеизъявления относительно применимого права: Гаагская конвенция 1986 г. в ст. 7 требует, правда, в виде исключения, чтобы соглашение сторон о выборе права было явно выражено или прямо вытекало из условий договора и поведения сторон, рассматриваемых в их совокупности; Гаагская конвенция 1978 г. в ст. 5 помимо наличия явно выраженного согласия сторон предусматривает, что такой выбор может следовать с разумной определенностью из условий договора и обстоятельств дела; Римской конвенцией 1980 г. воспринят в ст. 3 вышеуказанный критерий Гаагской конвенции 1978 г. с дополнением его альтернативной возможностью (такой выбор права должен быть явно выражен или разумно следовать из условий договора или из обстоятельств дела). Данный подход закреплен законодательством ряда государств (в том числе США, Китая и др.) и принят в качестве основного принципа в Конвенции Мехико 1994 г. Его включение в Гаагскую конвенцию 1986 г. свидетельствует о возрастающем влиянии на унификационные процессы подходов стран общего права, прежде всего США.

Таким образом, в Гаагских конвенциях к основному способу выражения согласованной воли сторон в договоре последовательно добавляется поведение сторон, обстоятельства дела, причем выбор применимого права может следовать с разумной определенностью из прямо выраженного условия договора и из обстоятельств дела. Римская конвенция 1980 г. допускает возможность определения применимого права либо на основании договора, либо исходя из обстоятельств дела.

6. В отношении коллизионной привязки можно выделить неодинаковые подходы универсальных и региональных конвенций, согласованных в рамках ЕС (Римская конвенция) и ОАГ (Конвенция Мехико).

Все рассмотренные Гаагские конвенции исходят из принципа типичного исполнения, отсылая к праву страны местонахождения коммерческого предприятия продавца (Конвенции 1955 и 1986 гг.) и к праву страны местонахождения коммерческого предприятия агента (Конвенция 1978 г.). Он является менее определенным, чем коллизионная привязка к праву страны продавца, поэтому его применение зависит не только от обстоятельств дела, но и от доказательства особенностей деловых отношений между сторонами. Вместе с тем, учитывая неодинаковое отношение стран - участниц переговоров по заключению Гаагской конвенции 1986 г., она допускает возможность оговорки о неприменении данного правила.

Коллизионный критерий Римской конвенции 1980 г. представляет определенный синтез принципа типичного исполнения Гаагских конвенций и выраженного в Конвенции Мехико подхода. Данный вывод следует из выделения на первом месте в п. 1 ст. 4 "права страны, с которой он имеет наиболее тесную связь", и использования в п. 2 ст. 4 для определения этой наиболее тесной связи презумпции, согласно которой договор считается имеющим наиболее тесную связь со страной, в которой сторона, осуществляющая характерное (типичное) исполнение (characteristic performance), имеет свое обычное местопребывание в момент заключения договора.

Принципиально иной подход принят в Конвенции Мехико 1994 г., в ст. 9 которой в качестве коллизионного критерия приводится право государства, с которым договор имеет наиболее тесную связь; при определении же этого права должны быть приняты во внимание любые объективные и субъективные моменты. Также учитываются общие принципы международного коммерческого права, признанные международными организациями.

Новым для отечественного коллизионного права является отсутствовавшее в Гаагских конвенциях 1955 и 1978 гг. и впервые сформулированное в Гаагской конвенции 1986 г. правило о том, что выбор сторонами договора купли-продажи может ограничиваться частью договора, а также правило о том, что стороны могут в любое время договориться о подчинении договора в целом или его части какому-либо иному праву, помимо права, которым он регулировался ранее, независимо от того, что право, ранее регулировавшее договор, было избрано сторонами (это предусмотрено также и ст. 3 Римской конвенции 1980 г.). Любое изменение сторонами применимого права после заключения договора не наносит ущерба формальной действительности договора или правам третьих лиц.

Включение соответствующих правил в часть третью ГК РФ и в Модельный ГК для стран СНГ означает признание в нашей стране данных правил, представляет собой косвенную унификацию и еще один шаг к достижению универсальной унификации в сфере коллизионных норм для международных коммерческих контрактов.

7. Впервые в Гаагской конвенции 1955 г. выделяются вопросы, на которые она распространяется. Впоследствии с рядом уточнений они в качестве основы приводятся и в других Гаагских конвенциях.

8. Важно отметить практическое значение Гаагской конвенции 1955 г.: представляя первый современный опыт универсальной унификации коллизионных норм, она не только вступила в силу и остается действующей между ратифицировавшими ее странами в настоящее время, но ее правила оказали значительное влияние на последующие международно-правовые акты в сфере коллизионного права. Хотя ряд ее правил сформулирован в весьма общей форме, иногда достаточно архаично, именно она, а не призванная заменить ее Гаагская конвенция 1986 г., во многом дополненная и усовершенствованная, продолжает действовать и в настоящее время.

9. Особого упоминания требуют правила Гаагской конвенции 1978 г. о праве, применимом к отношениям представительства (агентским отношениям) при международной купле-продаже. Интерес представляет формулирование правил о применимом праве в зависимости от неодинаковых сфер деятельности представителя.

В целом подход Гаагской конвенции 1978 г. к коллизионным принципам определения применимого права в гл. II и III совпадает. Общим является закрепление коллизионной отсылки к праву страны места нахождения коммерческого предприятия представителя (агента) и исключения по указанным далее вопросам из этого коллизионного критерия в пользу права страны места осуществления представителем своих действий, если в этой стране он имеет свое коммерческое предприятие. Сопоставительный анализ упомянутых глав и толкование содержащихся в ней правил позволяют сделать вывод о том, что стороны договоров о представительстве могут избирать право, регламентирующее только их собственные, "внутренние" отношения. Возникающие же из этих договорных отношений другие вопросы, имеющие, если можно так выразиться, "внешний характер", например последствия действий представителя без полномочий или с превышением полномочий, независимо от согласованного сторонами права будут регулироваться правом страны места нахождения коммерческого предприятия представителя.

10. Другим явлением, появившимся в 70-е годы и впервые закрепленным в ст. 16 Гаагской конвенции 1978 г., а затем нашедшим свое отражение в ряде национальных законов о международном частном праве, а также в части третьей ГК РФ, является правило о применении императивных норм государства, с которым ситуация имеет тесную связь, если и поскольку, согласно праву этого государства, его предписания подлежат применению независимо от права, определенного на основании коллизионных норм. Впоследствии данное правило было закреплено в Римской конвенции (ст. ст. 2 и 7) и в Конвенции Мехико (ст. 11).

11. Составители Конвенции Мехико восприняли общий подход Гаагских конвенций и ограничились унификацией коллизионных норм в сфере международных коммерческих контрактов (в отличие от Римской конвенции 1980 г., которая имеет более широкую сферу применения).

Впервые после признания в Кодексе Бустаманте автономии сторон при выборе применимого к их договору права, значение которого было снижено вследствие того, что, во-первых, лишь небольшое число государств ратифицировало Конвенцию и, во-вторых, возможность использования оговорок о применении судом собственного права значительно уменьшила унификационный эффект данного документа, в рамках ОАГ принята Конвенция об унификации коллизионных норм в сфере международных коммерческих контрактов. Автономия сторон в ясной форме следует из предписаний п. 1 ст. 7 Конвенции Мехико. При этом такой выбор права может быть не только прямо выраженным, но и подразумеваемым (как и в Римской конвенции, что отсутствует, однако, в Гаагской конвенции 1986 г.); тем самым Конвенция Мехико предоставляет судьям и арбитрам значительный простор для усмотрения. Ссылка на поведение сторон и на положения контракта, как уже отмечалось, предоставляет возможность исходить из подразумеваемого намерения с целью достижения желаемого результата, особенно в том, что касается действительности соглашения.

12. Опыт универсальной и региональной унификации коллизионных норм может быть использован и для совершенствования правового режима коммерческих сделок между фирмами, предприятиями и организациями стран СНГ. Создание единого экономического пространства, образование свободной таможенной зоны обеспечивает товаропотоки с экономической точки зрения. Одновременно на повестку дня встает вопрос и о правовом обеспечении внешнеэкономического оборота между ними. Различия в коллизионных привязках не могут не создавать неопределенность при заключении внешнеэкономических сделок (договоров).

Представляется, что предложение согласования юридико-технического механизма обеспечения предсказуемости в отношении применимого права по внешнеэкономическим сделкам является своевременным.

Хорошим примером в этой связи является Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам от 22 января 1993 г.

Основой соглашения стран СНГ, имеющего целью создание единого коллизионного режима для внешнеэкономических сделок, могли бы стать признанные коллизионные принципы универсальных и региональных унификационных актов, а также принципы соответствующего раздела Модельного кодекса, отраженные в ГК, принятых рядом стран. Принятие такого соглашения не только означало бы достижение в региональной унификации коллизионных норм, но и способствовало бы тем самым сближению с правовым режимом, существующим на универсальном и региональном уровнях.