Правовая идеология Гедемана

Все движется, все течет, все изменяется. Так учил еще старик Гераклит, философ древней Греции. Нельзя дважды войти в одну и ту же реку,—говорил он; мало того—река, в которую ты погружаешь свое тело, не та, из которой ты выходишь на берег, ибо за время тво­его пребывания в воде, состав ее изменился.

В мире социальных отношений так же нет ничего вечного, неиз­менного, постоянного. Поколения человечества сменяют одно другое, системы хозяйства уступают место друг другу. Изменяются способы производства и формы распределения. Раб, отдававший продукт своего труда целиком своему господину, отошел в область истории и был за­менен крепостным. Наступила система крепостного строя, где произво­дитель отдает помещику лишь часть своего продукта. Но и крепостной строй уступил место системе частного капитализма, где производитель-рабочий, как древний раб, создает не для себя, а для собственника средств производства. Но это не есть повторение пройденного пути человечества, не восстановление рабства древнего мира. Раб был вещью, он не имел прав, он не был свободным. Но зато господин обязан был содержать раба до его смерти, лечить его и кормить его семью. При системе же частного капитализма, владелец предприятия сводит свои заботы о рабочем до минимума голодной заработной платы и не берет на себя расходов по содержанию его семьи. Содержателю парижских омнибусов содержание лошади обходится дороже жалованья кондуктору.

Но тот же рабочий с его голодной заработной платой пришел на смену не только крепостному: фабрика вытесняет ремесло. Ремес­ленник производил продукт своими средствами производства, из своего материала и в свою пользу. Он становился собственником произведен­ной им вещи. Рабочий производит чужими машинами из не своего сырья и в пользу фабриканта. Рабочий никогда не собственник продукта фабрики, за свой труд он получает лишь наемную плату. Но зато он «свободен»; как равный против равного стоит он на рынке труда против капиталиста и в праве не согласиться на предлагаемые ему фабрикан­том условия работы. Такова система частного капитализма и правовая идеология класса, создавшего эту систему и защищающего ее. Но еще Луи Блан сказал, что такая свобода означает свободу умереть голод­ною смертью.

В социальном мире сменяются одна другою системы производства и формы распределения, способы присвоения прибавочной ценности. Вместе с ними меняются и системы права, как порядка общественных отношений по производству и распределению.

- 4 -

Право общества, основанного на системе рабства, уступило свое место праву строя крепостного. Крепостное право заменилось «свобод­ным» правом аренды. Ремесленный строй городов с его цеховым правом вытеснен правом «свободного» договора рабочего с предпринимателем. Буржуазия в своих целях и классовых интересах создала принципы «свободного» права и ввела Кодекс Наполеона, построенный на этих принципах. Это есть «кодекс взыскания долгов, судебного запрета и принудительной продажи с молотка», как сказал Маркс («18 брюме­ра»). Но этот кодекс нужен буржуазии для защиты ее частной соб­ственности, и его принципы будут существовать и, существуя, действо­вать, пока будет существовать частная собственность.

Свобода действий и защищающее ее «свободное» право нужны были буржуазии. Это способствовало развитию частной инициативы и содействовало накоплению капиталов. Лозунг средины XIX века: Enrichissez-vous! (Обогащайтесь!) означал так же: производите. Это была эпоха личного обогащения путем индивидуального производства, не объединенного в систему. Каждый индивид мог стать владельцем средств производства, производить за свой страх, продавать за свой риск и потому класть барыши в свой карман.

Но капитал имеет тенденцию к концентрации, из небольших раз­меров вырастает в колоссальную силу. Он становится орудием развития промышленности, не знающим себе преград. Он борется со своими кон­курентами и вытесняет слабейших.

Но действие вызывает противодействие—этот закон физических явлений применим и к миру социальных отношений. Возрастающая сила крупного капитала, заставляет его противников в борьбе организовать свои силы, сложить их вместе и выступить на защиту своих интересов. Отдельные владельцы средств производства, собственники небольших капиталов, объединяются в коллективы и стремятся бороться с крупным капиталом организованным путем. Разрозненность единичных сил за­меняется их организациею в систему. Личность подчиняется коллек­тиву, индивид действует по указанию объединения. Право личности усту­пает праву союза.

То же явление мы имеем и в классе пролетариата. Отдельный рабочий среди стихии буржуазной свободы стоит перед лицом голодной смерти. В борьбе за свое существование он организуется в одно целое с теми, чье положение в процессе производства сходно с его положе­нием. Он отдает свою свободу личности, несущую за собою свободу умереть с голоду, свободе над ним созданного им союза. Личность подчиняется коллективу, право личности уступает праву союза.

Так естественное развитие частно-капиталистической системы производства и распределения с естественной необходимостью вытесняет право личности и на его место ставит право союза. Так интерес инди­вида подчиняется интересу коллектива. В этом—логика развития обще­ственных отношений, того, что называется социальным прогрессом.

Кто привык мыслить диалектически, тот понимает, что настоящее переменно будущим, отрицающим настоящее. Тот понимает, что разви­тие индивидуализма неминуемо приведет к его отрицанию, к появлению коллективизма. Тому ясно, что право личности, доведенное до макси-

— 5 —

мальных пределов своего развития, приводит к анархии производства, к условиям гибельным для самой личности, и как реакция—к созданию нового права—права союза. На место права личности становится право коллектива, подчиняющее себе право индивида. На место интереса от­дельного лица выступает коллективный интерес, сначала отдельных группировок и слоев, чтобы затем перейти в ярко выраженную орга­низацию интересов целого социального класса.

Кто привык обосновывать идеологию на материальном фунда­менте, кто в основу своего отношения к историческим сменам мировоз­зрений кладет принцип: бытие определяет сознание,—тот понимает, что правовые воззрения лишь отражения всей совокупности эко­номических явлений. И как нет сил заставить реку катить свои воды вверх против естественного ее течения, так нет средств повернуть вспять колесо истории и заставить капитал рассыпаться на отдельные кусочки. Система частного капитализма не может создать условий для благосостояния отдельных человеческих особей и для безболезненного процветания права личности. Так же точно нет в мире никаких сил, чтобы поставить единичного рабочего в положение, равное с работода­телем, и создать ему условия пользования всеми благами права личности в системе частного капитализма.

История человечества и общественных отношений ведет к отри­цанию личности, как хозяйственного центра. Она же ведет и к отри­цанию права личности, как носителя хозяйственной инициативы. Лич­ность сменяется коллективом, и ее право уступает праву коллектива

Развитие частного капитализма приводит к новым формам хозяй­ства. Хозяйство индивида сменяется хозяйством коллектива. Отдель­ный предприниматель уже не самостоятельный распорядитель даже и своем предприятии. Он объединил свою деятельность с деятельностью других таких же, как и он, отдельных ранее, предпринимателей.

Отдельное предприятие уже подчиняет свою работу воле союза отдельных предпринимателей, иначе оно умрет в борьбе с крупным капиталом. На место свободных действий отдельных предпринимателей выступают их объединения: картели, синдикаты, тресты. Над всеми ими царит капитал финансовый и всем им диктует свою волю, которой они хотят противопоставить свои объединенные силы. Так будет продол­жаться, пока дальнейший рост финансового капитала не сделает из этих объединенных сил своих слуг и исполнителей своих велений.

Это объединение отдельных предпринимателей создает новые формы хозяйства и через то новую его систему. Так родится новое право—хозяйственное, о котором не думали наши предки.

Крушение старых форм хозяйства повлекло к крушению старых форм права. Свободная инициатива личности создавала иллюзию неподвижности права. Право казалось неподвижным, пока никто на свободу частной инициативы не посягал. Но развитие экономической жизни вы­звало смену явлений—инициатива личности уступила место творчеству коллектива, и свобода личности получила ущемление. Появилось строительство новых форм хозяйства и создание нового права. Экономиче­ский базис еще не выкристаллизовался, и потому формы нового права

- 6 -

еще недостаточно окрепли. Отсюда всем стало ясно, что право дви­жется. Как будто оно раньше было в состоянии застоя!

Мировая война и германская революция 1919 г. лишь ускорили создание новых форм общественной жизни. Они оказались силою, уско­рившею появление новых форм хозяйства. Смена старого новым приняла характер катастрофический, старое рушится с лихорадочной поспеш­ностью, а новое рождается в хаосе обломков. Кто не понимает исто­рии, тот поражен и удручен быстрой сменой явлений.

* * *

К числу пораженных грандиозностью событий принадлежит и старик Гедеман. Сквозь запыленные окна Йенского университета он ви­дит, как смена старых форм жизни коснулась и этого мирного городка. Там, за стенами старинного здания науки, творится новая жизнь: хо­зяйство частное сменяется хозяйством социального коллектива, новые формы хозяйства создают новое понимание права. Но он видит лишь обломки старого, которые мешают ему разглядеть новое социальное здание во всей его полноте. И потому он еще во власти старых форм, он еще под обаянием старой системы. Он стоит среди обступившего его огромного количества деталей нового, не находящихся в согласии со старой системой. И потому он сомневается в их «конституцион­ности».

Его окружает «тесным кольцом пестрый калейдоскоп явлений», из которого где-то вдали начинает вырисовываться нечто новое: «поня­тие о хозяйственном праве». Для него это—невиданное дотоле зре­лище. Всю свою жизнь он имел дело с проявлениями частной инициа­тивы, с правом свободной личности, не стесняемой порчами какого-то «хозяйственного» права. И он сомневается: не мираж ли это хозяй­ственное право? Не есть ли это лишь преходящее явление, вызванное мировою катастрофою? — Привыкший к старым формам, он грезит прошлым и убежден, что старое вернется, хотя в сильно измененном виде. Он верит, что хозяйственное право—призвано лишь для нашего времени,—эпохи хаоса и создания революции, хотя и имеет корни в прошлом. И он утверждает, что «исполнив свое призвание, оно может отойти в область истории».

В чем же он видит призвание хозяйственного права? В том же, в чем и призвание права естественного: в укреплении права личности, в развитии условий для свободы индивида и его инициативы. Но он не знает одного закона истории: бытие определяет сознание, идеология эпохи есть результат хозяйственного развития этой эпохи. То, что для XIX века казалось естественным и неотъемлемым правом личности, в действительности было только необходимы следствием раз­вития частного капитализма. С переходом частно-капиталистических отношений в свое отрицание, право личности уже не отражает системы хозяйства XX века и потому должно сойти со сцены.

Хозяйственное право для Гедемана вовсе не есть особое право. Хозяйственность—это лишь «оттенок», «основной тон» всего права настоящего момента. Напряженность, подвижность, смена явлений—вот причина этого оттенка современного права. Эта хозяйственность весьма

- 7 -

высокого напряжения, подготовлялась уже давно и во время революции достигла «определенной кульминационной точки».

Эта же хозяйственность наших дней, эта напряженность нашего времени переустройства форм жизни не есть явление вечное. Оно окон­чится. Все успокоится, все придет в норму, к общему благополучию, к гармонии интересов. И вновь засияет свобода личности и ее право. Таковы грезы и мечтания Гедемана.

Но это же хозяйственное напряжение вызвало и подчинение лич­ности коллективу. Оно же привело и к праву союзов с их доминирую­щею над правом личности ролью. Правда, право союзов как будто под­готовлялось уже давно, но обострилось лишь сейчас и притом под влия­нием революции. Но и это право профессиональное, право союзов— явление временное. И это подчинение личности союзу, это умаление прав личности—есть явление историческое и потому преходящее. Вечное же это—личность и право личности. Они будут существовать и впредь всегда, вечно, неизменно.

А потому задача нашего времени,—так мыслит Гедеман,—проне­сти сквозь наше бурное время идею личности во всей ее чистоте, со­хранить право личности от подавления ее правом союзов. Конечно, лич­ность не так просто и скоро подчинит свою волю воле коллектива. Между ними существует борьба: личность стремится сохранить свою самостоятельность. Но в этой борьбе Гедеман видит нечто иное: он ви­дит в ней «стремление личности вновь восстановить свою самостоятель­ность по отношению к союзам». И в этом он усматривает «первую ступень к ближайшей будущей эпохе», когда вновь наступит царство личности и господство ее права. Так идеализм, воспитанный на праве личности, создает себе иллюзию, а действительность принимает за ми­раж.

Право личности вновь появится в полной силе, в полном блеске— так мыслит Гедеман. Но оно будет действовать в условиях, сильно из­мененных. Ибо вся правовая обстановка движется, развивается, изме­няется. В жизнь вступают новые формы права, хотя и под старыми этикетками. Причина этому—хозяйственное напряжение.

Возьмите право собственности: «всем известны те сильные огра­ничения, которым подвержена теперь собственность, и которые дово­дят ее почти до полного бессилия». Но это не будет бессильная соб­ственность, нет—«она преображается в живую, находящуюся в движе­нии, силу». Из состояния покоя, она переходит в движение. Момент обладания переходит в использование, возможность спокойного владе­ния заменяется необходимостью осуществления. Покой сменяется дви­жением, и право переходит в социальную функцию. Спокойное обладание отошло на задний план, а решающее зна­чение осталось за осуществлением хозяйственных функций, содержа­щихся в собственности». А потому собственность уже отрывается от своего субъекта и «оказывается в зависимости лишь от хозяйственного напряжения», то есть от всего народного хозяйства, а не от воли соб­ственника, не от желаний личности.

Возьмите право акционерное. Раньше на первом плане стояло спокойное обладание акциею. Теперь решающее значение приобрело

- 8 -

«распределение власти», связанной с акциею. Акция, спокойное обла­дание которою давало лишь право на спокойное получение дивиденда, сменяется борьбою за власть, за осуществление активных прав, связан­ных с акциею. «Пакеты» акций становятся средством «влияния на те­кущий хозяйственный процесс».

Возьмите право, касающееся договоров поставки, и на них отра­зилось хозяйственное напряжение наших дней. «Верность договорам» уступила перед обесценением денег, и принцип разорительности разру­шил прежнюю веру в святость соблюдения договоров.

Это же хозяйственное напряжение, и только оно—так думает Гедеман—привело к расслоению нации. Да, скажем мы, Burgfrieden трещит по всем швам, мир раскололся на две части: одна—за старые формы хозяйства, другая—за новые. Одна—за инициативу индивида, за право личности; другая—за массовое действие, за право коллектива. Но причина этого отнюдь, не в хозяйственном напряжении наших дней, расслоение общества и борьба внутри общественных сил, так же стары, как история человечества с момента появления частной собственности. Они базируются на хозяйственном процессе, но только не одни ч наших дней, а всей истории всего человечества...

Профессор Гедеман—человек не нашего лагеря: он—индивидуа­лист, сторонник права личности, этой основы буржуазной идеологии. И все же его мысли для нас полны интереса. Он создал в Европе целую школу. Он один из тех немногих юристов буржуазного лагеря, который связал право с экономикой. Но он не утверждает, подобно Штаммлеру, что экономика и право составляют разные стороны хозяйственной жизни. Он обосновывает право на экономике и изменения правовых ин­ститутов объясняет причинами хозяйственными. Придавая большое зна­чение хозяйственному напряжению наших дней, он не говорит, что только оно вызвало изменения в области права. Корни этого он видит глубже—в общественных отношениях до мировой войны, в хозяйствен­ной жизни своей страны до разразившейся в ней революции. Под этим углом зрения он рассматривает трансформацию правовых идей; с ножом анатома он изучает изменения правовых понятий и с микроскопом естествоиспытателя он следит за переходом правовых институтов в дру­гие формы. Его вывод состоит в том, что под старыми названиями жизнь создаст совершенно новое содержание. Трансформация эконо­мики вызывает трансформацию права.

Его ошибка—в вере в право личности, в переоценке личности для будущего. Эту ошибку мы понимаем: она объясняется всей прошлой его идеологией. Разделять ее мы не будем. Но ознакомиться с идеологиею замены развития правовых институтов из них самих развитием права на почве экономики для многих из нас далеко не излишняя роскошь. Это ведет к пониманию права, творимого нами и нашими современ­никами.

Ал. МАЛИЦКИЙ.

- 9 -