Трансформация понятия собственности

1. В 1803 году Савиньи выпустил свою книгу о владении, кото­рая дала общее направление и тон науке права всего 19 века. Книга эта фактически в течение целого века рассматривалась, как откровение, как высшее руководство вообще, и в частности, для всего вещного права. Не было конечно, недостатка и в критике отдельных частностей и даже основной позиции Савиньи. Пылкий Иозеф Колер в своем учебнике Гражданского права в главе о владении, позволил себе высказаться да­же следующим образом: «Бартолус был самостоятельным мыслителем, Савиньи же предпочел подчинить свои мысли миру чужих мыслей; это, правда, было предварительным условием для исторического обзора, но и осталось только предварительным условием; и никто не был столь чужд действительно исторической обработке права, как сам Са­виньи».

— 26 —

Но вся эта картина мало вреда причинила понятию о владении, как таковом. Самым заботливым образом, как и раньше, продолжали изу­чать, анализировать это понятие и освещать его с самых разнообраз­ных сторон. Знаменательно также, что еще при втором чтении граж­данского уложения в Рейхстаге, считали необходимыми дебатировать о таком незначительном институте, как право собственника отыскивать свою вещь на участке, принадлежащем другому лицу (§ 867 Герман. Гр. Улож.), тогда как все остальное вещное право быстро и без всяких прений было принято.

Как далеко все это отстоит от великих проблем нашей современ­ности!

Как незначительна та роль, которую играет в действительной жизни теория Савиньи о владении, видно хотя бы из того, что лишь в залах суда мы едва встречаем это понятие в виде вспомогательного сред­ства в заключительных фразах адвокатских объяснений: «кроме того, иск основан на нарушении владения».

В настоящее время нас интересует, в первую очередь, собствен­ность. Но она то, в сравнении с чрезмерным подчеркиванием, владения, оставлялась без внимания т. н. пандектной доктриной и даже была в за­гоне. И, как бы то ни было, учение о собственности постепенно попало на совершенно неправильную колею.

2. Это было вызвано тем, что умышленно, во имя образования особой категории понятий, вследствие абстрактного доктринерства, уче­ние о собственности создано и развито исключительно на основе частного права. Это было ошибкой, имевшей огром­нейшие последствия.

В начале 19-го века подобное отношение, пожалуй, могло быть до­пустимым. Ученые со своей точки зрения могли доставить себе удоволь­ствие сохранить собственность «в чистоте», без т. н. инородных тел. Даже ограничение понятия собственности на основах «чистого» частного права в тогдашних судебных учреждениях не внушало никаких опасений. Фактически публичное право мало могло еще сказать тогда по вопросу о праве собственности. Надо помнить, что только незадолго до того была воспринята из французской революции «свобода собственности» и ее «гарантии», а это обозначало в те времена возможно более полного устранения всяких правительственных мероприятий.

Между тем, административная власть государства выросла до бесконечности, и все экономические категории, в том числе и собственность, подверглись особенно сильному натиску с ее стороны. В скрытом виде это проявлялось, прежде всего, в местном праве отдельных областей империи. И лишь позже прибавились различнейшие им­перские законы. Впрочем, совершенно безразлично, посредством какой группы законов были проведены фактические ограничения собственно­сти. В случае надобности, всякий может привести этому достаточное ко­личество примеров. Различнейшие мероприятия промышленной, стро­ительной и лесной полиции, насильственное и принудительное объединение лесовладельцев или владельцев рыбных промыслов, использование (теперь, правда, не столь уже важное), земель для военных целей и мно­жество других явлений, всплывают с быстротой молнии перед нашим умственным взором. Война, с ее бесчисленными мерами реквизиций, запрещением вывоза, прекращением деятельности одних и слиянием дру-

— 27 —

гих фабрик, наконец, революция с ее принудительным ведением хо­зяйства в домах, эксплуатируемых для жилья, с ее «самоуправляющи­мися органами» в угольном, рудничном хозяйстве и в других отраслях промышленности,—все они местами сжали собственность до такой сте­пени, что от той идеологической «свободы», с которой начался 19-й век, остались незначительные следы. Все это приводилось в исполнение при сознательном игнорировании частноправового порядка. Отделение юсти­ции от администрации, оказало еще более обостряющее действие. Имен­но поэтому многочисленные вторжения административных властей вы­шли за пределы частного права. В то время, как власти старались пока­зать, будто частная собственность осталась ненарушимой, последняя фактически была весьма поколеблена.

Все же нельзя упускать из виду, что и в частноправовой области были произведены значительные изменения. Началось это с картелей; концерны мы в настоящее время можем пока считать заклю­чительной формой. И формы, возникшие на основе частной доброволь­ной инициативы, обнаруживали во многих направлениях существенное ограничение собственника. То обстоятельство, что большая часть, по-видимому, и не относится к области вещного права, как, например, зна­чительное изменение акционерного права, не должно нас вводить в за­блуждение. Это находится в связи со вторым кардинальным сдвигом по­нятия собственности, который будет изложен ниже под лит. 3. Во вся­ком случае, это сильное влияние картелей и концернов с определенной точки зрения растет параллельно влиянию администра­тивной власти государства. Это две великих силы, которые, как уже теперь показывают железнодорожная проблема и осуществление т. н. репарационных платежей, могут между собою даже конкуриро­вать.

Что же представляет в сравнении с такой силой худосочная соб­ственность по германскому Гражданскому Уложению?

3. При всех этих явлениях, с почти ослепительной ясностью, об­наружилось дальнейшее превращение собственности, которое еще глуб­же раскрывает пред нами ее содержание.

Мы можем рассматривать собственность в состоянии по­коя и в состоянии движения. Оба эти состояния, понятно, не совсем исключают друг друга. Но основной тон зависит только от одного из них. Это обстоятельство накладывает особый отпечаток на все вещное право, затем дальше—на всю правовую жизнь и через нее на все культурные и политические отношения.

Кто придерживается первого способа рассмотрения, как это сделал прошлый век и вместе с ним германское Гр. Улож., тот защищает в пер­вую очередь, обладание, помещает центр тяжести в самое распреде­ление жизненных благ и не заботится о том применении, которое эти блага испытывают в руке обладателя, защищаемого законом. Это по необходимости должно повести к тому, что обладатель может свои блага, по своему усмотрению, уничтожать, что он может их использо­вать самым хищническим образом, что он, осуществляя свое право собственника, совсем или почти совсем не подчинен

— 28 —

контролю со стороны закона. Здесь пред нами выступает т. н. абсолютная собственность, научно и со всей полнотой разрабо­танная романистами 19-го века, философски связанная с явлениями индивидуализма и политически подвергающаяся страстным многочи­сленным нападкам как «твердыня капитализма».

Напротив, кто выдвигает на первый план второй способ рассмотрения, который характерен для современного развития (отнюдь не исключительно революционного), кто, таким образом, рассматривает собственность в ее движении, ее применении, ее меняющемся использовании, и именно так подходит к правовому регулирова­нию ее, тот (ибо всякое право представляет собой установление границ и пределов), раньше всего будет склонен к тому, чтобы выступить про­тив чрезмерной возможности использования. Для него главное значение уже имеет не состояние обладания, не совершившееся уже распределение благ, ненарушимое покойное владение, а справедливое установление границ возможности использования, контроль, постоянный контроль над применением. И это должно его привести к совершенно другому основному положению относительно проблемы распределения. Основ­ным положением является уже не обладание, но участие в текущем про­цессе, в управлении, в доходности, в прибыли.

4. В связи с этим подымает свою голову идея, которую окрестили звучным словом «социализация». И тотчас же, многие начинают пугаться и уклоняются от того, чтобы сталкиваться с таким крупным явлением.

Но это неправильная точка зрения. Само собою разумеется, что это слово не должно быть применяемо в смысле партийно-политическо­го лозунга, но как идея научная, из духа времени возникшая. С этой точки зрения давать себе отчет в том, что находится в ста­дии развития, представляет собою больше, чем научное удовольствие, это является прямо таки обязанностью.

- 29 -

Практические попытки социализации ближайшей современности в деталях своих не могут быть названы благоприятными по своим послед­ствиям.

Но они все в целом несут одинаковый отпечаток и дают, таким об­разом, возможность определить постоянную линию развития. Правда, формально собственность осталась еще в руках отдельного предприни­мателя, но этот отдельный предприниматель значительно ограничен в своей свободе хозяйственного движения тремя силами, а) своим союзом (возможно, достигшим ступени самоуправляющейся корпорации), б) участие рабочих (и других экономических слоев, как-то: торговцев, потребителей и т. д), и в) высшим надзором государственных органов, который в руках актуального ми­нистра может принять диктаторский характер.

К этим новейшим попыткам нужно присоединить еще и те наблю­дения, которые уже и в довоенное время были доступны тому, кто при исследовании понятия собственности не закрывал глаз на публично-пра­вовые воздействия (как они выше очерчены).

Получается общее впечатление значительной силы, от которого будущая догматика ни в коем случае не сможет отрешиться:

1. Первое—это сознание общей связи всех правовых явлений, затрагивающих собственность во всем ее объеме, независи­мо от того, содержатся ли они в частном праве, или вытекают из права публичного. Просто невозможно рассекать на две половины тот право­вой материал, который касается собственности. Это значит, что пу­блично-правовые воздействия вовлекаются в субстанцию соб­ственности. От них уже нельзя отделаться просто, как от внешних по­бочных влияний, соприкасающихся с собственностью.

2. Второе—это сознание, что центр тяжести понятия собственно­сти надо искать не в обладании, а в использовании.

3. И третье—должна быть возможность привлечь несколько факторов к понятию собственности, а именно к использованию ее. Это преимущественно должно быть произведено таким образом, что, наряду с частным собственником, исстари защищаемым германским Гражданским Уложением, должен быть привлечен какой-нибудь могу­щественный фактор, представляющий собою общество.

— 30 —

Само собой разумеется, что эти три явления не обязательно должны быть налицо в каждый отдельный момент и при каждом единичном яв­лении собственности. Вполне достаточно, если доказана возмож­ность подобного способа мышления. Практическое их применение, т. е. применение их при подходящих обстоятельствах, будет уже тогда не вопросом науки, а вопросом политики, и может быть предоставлено дальнейшему будущему.