И. А. Шумпетер. История экономического анализа - Глава 6. Общая экономика: особенности и содержание

И. А. Шумпетер. История экономического анализа >Часть IV. С 1870 по 1914 г. (и далее) - Глава 6. Общая экономика: особенности и содержание

1. Пограничные области: а) Социологические рамки общей экономики; b) Теория народонаселения
2. Видение, предпринимательство и капитал: а) Видение; b) Предпринимательство; с) Капитал
3. Революция в теории ценности и распределения: а) Теория меновой ценности; b) Издержки, производство, распределение; с) Взаимозависимость и равновесие
4. Позиция Маршалла и реальные издержки
5. Процент, рента, заработная плата: а) Процент; b) Рента; с) Заработная плата
6. Достижения в прикладных областях: а) Международная торговля [Только заголовок; параграф не был написан.]; b) Государственные финансы [Не закончен.]; с) Экономика труда; d) Сельское хозяйство; е) Железные дороги, коммунальные службы, «тресты» и картели

1. Пограничные области

а) Социологические рамки общей экономики. ^1-1 Как мы уже убедились, в рассматриваемый период активно развивалась экономическая социология, в особенности исторические и этнологические исследования социальных институтов. Но общая экономика, о которой я намереваюсь здесь рассказать, подверглась лишь незначительному влиянию этих достижений. Ее институциональная схема оставалась практически нетронутой. Иными словами, она пребывала в том состоянии, в котором была оставлена английскими «классиками», в частности Дж. С. Миллем. Нации для экономистов оставались аморфными скоплениями индивидов. Общественные классы были не живыми и борющимися образованиями, но всего лишь ярлыками, прикрепленными к экономическим функциям (или функциональным категориям). Сами индивиды тоже не воспринимались как живые и борющиеся люди: они оставались лишь бельевыми веревками, на которых развешивались тезисы экономической логики. По мере усиления строгости изложения эти веревки стали проступать еще отчетливее, чем в работах предшествующего периода. ^1-2 Критики, насмехались. Они видели в этом плохую социологию и еще худшую психологию. Подобно своим предшественникам первой половины XIX в., они не могли увидеть, что для определенного круга проблем такая методология оказывалась вполне здравой. Учитывая важность соответствующих проблем интерпретации, я сделаю небольшое отступление, дабы еще раз попытаться прояснить суть дела.

В первую очередь марксисты, но также и другие критики обвиняли теоретиков предельной полезности в психологизме, иными словами — в полном забвении истинной проблемы экономической науки, которая заключается в анализе объективных фактов общественного процесса производства, и в подмене этих объективных фактов совершенно второстепенными проблемами психологических реакций или субъективных предпочтений индивидов (см., например, замечание К. Каутского об австрийской школе на с. XIX его предисловия к первому тому Theorien tiber den Mehrwert <«Teорий прибавочной стоимости»> (1905-1910) Маркса). Австрийцы и другие группы, неуместно акцентировавшие «психологические» величины, были сами виноваты в том, что появились эти ошибочные возражения. Возражения марксистов можно опровергнуть следующим доводом: «новые» теории были едва ли более психологичными, чем теория Маркса, который никогда не стеснялся при каждой удобной для себя возможности апеллировать к психологии капиталистов (например, при объяснении накопления). Вдобавок к этому, однако, все больше критиков возражали не столько против психологии как таковой, сколько против гедонистической или иной неудовлетворительной психологии, из которой, по их мнению, экономические теоретики выводили свои утверждения. Эти возражения будут кратко упомянуты ниже (см. главу 7). Здесь мы рассмотрим три других источника критики или непонимания, которые в целях идентификации назовем политическим, социологическим и методологическим индивидуализмом.
Под «политическим индивидуализмом» мы подразумеваем подход с позиций laissez-faire к экономической политике, который в Германии был прозван «смитианством» или «манчестеризмом». Экономистов, построивших свои теоретические системы на основе допущений о поведении индивидуальных домохозяйств и фирм, подозревали в том, что они рекомендуют результаты свободного взаимодействия индивидуальных эгоистичных интересов, которые они описывали. С точки зрения критиков, подобные подозрения подтверждал тот факт, что многие из этих теоретиков были либеральными экономистами в данном смысле и некоторые, например Парето на первом этапе своей карьеры, ставили свою теорию на службу ультралиберальной политике. Но это означало всего лишь, что сторонники laissez-faire среди теоретиков, как и все остальные в тот период, при обсуждении практических приложений теории всякий раз шли на поводу у дурной привычки давать волю своим политическим предпочтениям. Однако, как отмечалось выше, большинство уже не придерживалось ничем не ограниченного laissez-faire и шло в ногу со временем. Англичане и австрийцы поддержали Sozialpolitik и прогрессивное налогообложение. Маршалл заявил о своей симпатии к конечным целям социализма, хотя выразил это в столь покровительственной манере, что вызвал у социалистов только раздражение. Вальраса лучше всего можно охарактеризовать как полусоциалиста, Викселя — как буржуазного радикала. Однако важнее понимать, что политический либерализм в той мере, в какой он поддерживался теоретиками того периода, не имел ничего общего с их теориями предельной полезности. Марксисты, естественно, полагали, что эти теории были придуманы в целях социальной апологетики. Но «новые» теории возникли как чисто аналитические опыты, без всякого отношения к практическим вопросам. И в них отсутствовало что-либо способное служить апологетике лучше старых теорий. Более того, легче утверждать обратное (вспомните, например, эгалитарные следствия «закона» убывающей предельной полезности). Кроме того, именно «буржуазные» экономисты создали в тот период рациональную теорию социалистической экономики (см. ниже, глава 7, § 5). Именно Маршалл, Эджуорт и Виксель низвели до уровня безобидной тавтологии доктрину, утверждающую, что свободная и совершенная конкуренция максимизирует удовлетворение для всех. ^1-3
Под «социологическим индивидуализмом» мы понимаем широко поддерживавшуюся в XVII и XVIII вв. точку зрения, согласно которой суверенный индивид представляет собой базовую единицу исследования в общественных науках. Все социальные феномены сводятся к решениям и действиям индивидов, которые не следует далее анализировать с привлечением надиндивидуальных факторов. В той мере, в какой эта точка зрения представляет собой теорию социального процесса, она, конечно, неприемлема. Однако из этого не следует, что для специальных целей конкретных исследований недопустимо начинать с анализа того или иного поведения индивидов без обращения к факторам, определяющим это поведение. Поведение домохозяйки на рынке можно анализировать, не углубляясь в изучение сформировавших его факторов. Попытка такого анализа может быть продиктована соображениями разделения труда между различными общественными науками и не обязательно подразумевает некую теорию взаимодействия «индивида» и «общества». В этом случае мы говорим о «методологическом индивидуализме». Насколько это понятие применимо к реальной методологии общей экономики того времени?
С одной стороны, формирующее влияние среды, групповых принципов, групповых оценок и т. п. действительно не принималось экономистами в расчет иным образом, нежели у Дж. С. Милля. ^1-4 Это служило одной из причин, по которым историческая школа, сознательно противопоставляя себя традиции, столь сильно акцентировала «этические» аспекты. Маршалл, сделавший в этом направлении больше, чем кто-либо из ведущих теоретиков, все же оставался в рамках установившейся традиции. Верно и то, что неспособность теоретиков пойти дальше этого дала о себе знать — и продолжает это делать — в их трактовке ряда проблем, являющихся тем не менее «чисто экономическими». Однако, с другой стороны, можно показать, что в рамках проблем, интересовавших их в первую очередь, а именно в рамках логики экономических механизмов, методология теоретиков того периода представляла собой методологический индивидуализм. Можно также показать, что ограничения, присущие такому подходу, не смогли существенно повредить реальным результатам.

b) Теория народонаселения. Как мы знаем, теория народонаселения, преимущественно мальтузианская, была неотъемлемой частью общей экономики предшествующего периода. Это означает нечто большее, чем обеспокоенность экономистов давлением роста населения и влияние опасений по этому поводу на их видение социального будущего и их представления об экономической политике. Это означает, что гипотезы о реальных и ожидаемых темпах роста населения вошли в их теоретический аппарат так же, как и закон убывающей отдачи, и что без этих гипотез их теоретический анализ был бы неполным. Поэтому Сениор был вполне прав, причислив разбавленное мальтузианство к основным постулатам экономической теории. Важно уяснить, что в рассматриваемый период ситуация изменилась. Ни один из теоретиков, писавших, скажем, в 1890 г., и не помышлял о том, чтобы поступать, как Сениор. И, по всей видимости, первостепенной причиной в данном случае служило не отсутствие прямого повода для обеспокоенности ростом населения: причиной было то, что система предельной полезности перестала зависеть от конкретной гипотезы об уровнях рождаемости и смертности. Эта теория позволяла принять практически любую удобную для автора гипотезу. Таким образом, теория народонаселения как часть общей экономики стала угасать. На ее месте возникла новая область демографических исследований, проводимых не только экономистами. Вот почему, поскольку мы не можем здесь рассмотреть эту специальную область должным образом, этот предмет теряет для нас насущный интерес и мы покончим с ним следующими тремя замечаниями.

Во-первых, несмотря на утрату своего положения в общей экономике, тема, столь долгое время являвшаяся ее неотъемлемой частью, не была оставлена быстро. Небезынтересно отметить, что большинство ведущих экономистов продолжали придерживаться в той или иной форме мальтузианского тезиса, по крайней мере в применении к неопределенному будущему: Бем-Баверк, Маршалл, Вальрас (в некоторой степени) и особенно Виксель ^1-5 — все они признавали его, хотя уже не опирались на него ни в одной части своих аналитических схем. Остальные продолжали вести в учебниках и монографиях вялотекущую неубедительную дискуссию о достоинствах и недостатках мальтузианского закона народонаселения. ^1-6

Во-вторых, падение уровня рождаемости, которое началось сперва в группах с высоким доходом, затем и в менее состоятельных, сперва в городах, затем и в сельской местности, сперва лишь в отдельных странах, затем практически во всех индустриально развитых государствах, в последующий период дало развитие своего рода мальтузианству наоборот. Иными словами, широко распространилась обеспокоенность экономическими последствиями которых можно ожидать при сохранении тенденций рождаемости и смертности 20-х гг. — экстраполяция, которая, за исключением деталей и технических приемов, воспроизводит мальтузианскую методологию в обратном направлении. ^1-7 В рассматриваемом периоде мы найдем лишь первые ростки этого. Кроме того объяснение самого падения уровня рождаемости (или скорее мотивов для его очевидной непосредственной причины — контрацепции) представляло собой проблему, которую пытались решить с различных позиций. Я должен удовлетвориться упоминанием того, что представляется мне наиболее важным достижением в этой области, хотя и относящимся также к последующему периоду. Это «теория процветания» Момберта, объясняющая падение уровня рождаемости. ^1-8

В-третьих, действительно важный прогресс, достигнутый в этой области, состоит в значительном усовершенствовании методов упорядочения и интерпретации демографического материала. Эти достижения в значительной мере способствовали созданию новой научной дисциплины, упомянутой выше, и вытеснению демографических проблем из сферы компетенции «обычных» экономистов. ^1-9 Это не означает, конечно, что эти проблемы больше не рассматривались в рамках общей экономики. Теория вековой стагнации, или «зрелости», содержит среди основных постулатов гипотезу о народонаселении и, таким образом, подразумевает, что в будущем может возникнуть тенденция, обратная рассмотренной в этом параграфе.

в начало

2. Видение, предпринимательство и капитал

«Революция» в экономической теории, которую мы собираемся рассмотреть, не затронула какие-либо области общей экономики, за исключением ее социологической схемы. Это утверждение не следует понимать так, что области общей экономики, которые не подверглись влиянию «революции», не развивались. Как мы еще не раз убедимся, особенно при рассмотрении теории денег и циклов данного периода, в них наблюдалось существенное продвижение вперед. Однако оно не было существенным образом связано с «новой» теорией ценности и распределения и вполне могло произойти без участия последней. В этом параграфе мы затронем ряд тем, проигнорированных «революционерами» — и тем более Маршаллом, который не ощущал себя революционером, — в рамках наиболее строгого из возможных определений экономической теории.

а) Видение. Прежде всего следует упомянуть видение экономического процесса экономистами. Мы уже знакомы с этим понятием и с той ролью, которую играет видение во всяком научном поиске (см. часть I), и к этому нечего добавить. Ныне совершенно очевидно, что все ведущие теоретики того времени, такие как Джевонс, Вальрас, Менгер, Маршалл, Виксель, Кларк и др., представляли себе экономический процесс по большей части так же, как Дж. С. Милль или даже А. Смит, Иными словами, они ничего не добавили к идеям предшествующего периода относительно того, что именно происходит в экономическом процессе и как в общем и целом этот процесс «работает». Они видели предмет экономического анализа (совокупность явлений, требующих объяснения) во многом таким же, каким его видели Смит и Милль, и все их усилия были направлены на получение более удовлетворительного объяснения этих явлений. Ни одно концептуальное произведение рассматриваемого периода не указывает на новые факты или новый угол зрения. Иллюстрацией тому может служить трактовка конкуренции указанными теоретиками. Их экономический мир, как и у «классиков», был миром многочисленных независимых фирм. С удивительным постоянством они продолжали рассматривать случай конкуренции не только как стандартную ситуацию, которую целесообразно моделировать теоретику для достижения определенных целей, но и как нормальную ситуацию в действительности. Даже фирма, управляемая собственником, сохранилась в экономической теории намного лучше, чем в реальной жизни. Тем не менее великая заслуга теоретиков состоит в том, что они дополнили эти представления анализом, который был весьма передовым по сравнению с анализом «классиков». Как мы увидим, они дали определение конкуренции и все более успешно анализировали ее modus operandi <способ действия;». Они разработали теорию других рыночных ситуаций, таких как чистая монополия, олигополия и т. п. Более того, Маршалл описал случай, когда фирмы быстро перемещаются вниз по убывающим кривым издержек, тем самым ясно указав круг явлений, привлекших внимание теоретиков в 1920-е и 1930-е гг. Но во всех основных положениях видение аналитиков того периода оставалось миллевским. Как бы сильно ни волновали их «тресты» и картели, эти теоретики трактовали их как исключения или, во всяком случае, как отклонения от нормального порядка вещей (см. ниже, < a href=shum247.php#ch4 target=247>глава 7, § 4).

Мы также знаем, что предметом, наиболее тесно связанным с видением, является экономическая эволюция, или, как практически все авторы-немарксисты данного периода продолжали называть ее, «прогресс». В рамках этой концепции не было никаких изменений. Читатель может убедиться в этом, изучив 36-й урок Elements d'economie politique pure (1926) Вальраса. ^2-1 Маршаллианская теория прогресса намного богаче, чем у его современников и предшественников. Но, если оставить только ее «каркас», она сводится все к тому же: рост населения наряду с продолжающимся накоплением приводит к расширению рынков, что стимулирует внутренние и внешние экономии (нововведения в организации и технологии производства, позволяющие сократить издержки). К этим факторам следует добавить неиндуцированные или революционные изобретения, которые появляются сами собой, — все это может, хотя не обязательно в обозримом будущем, быть осложнено действием закона убывающей отдачи в производстве продовольствия и добыче сырья. Все это не является фундаментальным продвижением вперед по сравнению с Дж. С. Миллем или даже А. Смитом. В частности, прогресс трактуется как непрерывный и почти автоматический процесс, который не таит в себе никаких особых феноменов или проблем.

b) Предпринимательство. Большинство исследователей тесно связывают идею экономической эволюции с идеей предпринимательства. Здесь опять-таки аналитическое развитие (хотя и существенное) происходило большей частью по старому пути. Без сомнения, предпринимателя отличали от капиталиста, а его прибыль от процента, и это различение с течением времени становилось все отчетливее. Но в большинстве работ авторы добились немногим большего, чем развитие концепции Милля о трех элементах прибыли или идеи Мангольдта о ренте, получаемой за предпринимательские способности. Различия в объяснениях главным образом заключались в акцентах или формулировках. В этих обстоятельствах будет достаточно краткого обзора. Джевонс и австрийцы (исключая Бёма-Баверка) мало что сказали о данном предмете. Теория Бёма-Баверка была теорией фрикций или неопределенности — как читателю больше нравится. В ней источником прибыли предпринимателя является тот факт, что не все происходит так, как было запланировано. Причиной постоянной положительной прибыли фирмы служит превосходство суждений ее владельца над средним уровнем. Обратите внимание: очевидный здравый смысл, содержащийся в этом объяснении, может легко скрыть его неадекватность. ^2-2 Вклад Вальраса был важным, хотя и отрицательным. Он ввел в свою систему фигуру предпринимателя, который не имеет ни прибылей, ни убытков (entrepreneur ne faisant ni benefice ni perte). Система Вальраса является принципиально статичной теорией (несмотря на некоторые динамические элементы, которые будут рассмотрены в следующей главе), тем самым он выразил убеждение, что прибыль предпринимателя может возникнуть лишь в условиях, которые не удовлетворяют требованиям статического равновесия; при преобладании совершенной конкуренции фирмы в условиях равновесия должны окупать все затраты, не получая прибыли, — утверждение, с которого начинается всякое здравое рассуждение о прибыли. ^2-3 В своем тщательном анализе доходов управляющих Маршалл, однако, пошел дальше большинства, расширив и углубив разработанную Миллем концепцию заработной платы управляющих настолько, что практически создал из нее нечто новое. Он также высказал ряд других полезных предложений. Одно из них заключалось в принятии идеи Мангольдта о ренте, получаемой за предпринимательские способности. Правда, он использовал эту идею не в конкретных целях объяснения прибыли, но в более общем плане — при объяснении всех сверхнормальных вознаграждений личных усилий. Другое предложение заключалось в его концепции квазиренты. ^2-4 Вклад Кларка был наиболее значительным: он впервые связал прибыль предпринимателя, представленную как избыток над процентом (и рентой), с успешным внедрением в экономический процесс технологических, коммерческих или организационных инноваций.

Многие авторы развивали концепцию Милля (или А. Смита), в которой прибыль связывалась с элементом риска. ^2-5 Наиболее удачно это было сделано Хоули и в особенности профессором Найтом. Последнему мы обязаны, во-первых, очень полезным акцентированием разделения между страхуемыми рисками и нестрахуемой неопределенностью. Во-вторых, мы обязаны ему теорией прибыли, которая связала эту нестрахуемую неопределенность, с одной стороны, с быстрыми экономическими переменами, — которые, если не упоминать внеэкономические факторы, являются основным источником этой неопределенности, — и, с другой стороны, с различиями в деловых способностях — которые представляются намного более уместными в объяснении прибылей и убытков в условиях быстрых экономических перемен, чем в каких-либо иных. Таким образом он достиг синтеза, к которому неприменимо основное возражение, высказываемое против обычных теорий риска. Следующий шаг в том же направлении был сделан Доббом. ^2-6 Мы не имеем возможности далее углубляться в анализ обширной литературы по данному предмету. Эта литература заключает в себе и характеризует значительную часть аналитических достижений рассматриваемого периода в 1920-х гг., породивших наиболее яркие исследования в этой области и в конце концов иссякших, если говорить о теоретическом аспекте. ^2-7 Эмпирические исследования, которые в этой области сопряжены с особенными трудностями, не продвинулись дальше первых опытов. По-настоящему успешные исследования фактически начались в 1920-е гг., особенно в Соединенных Штатах, где недостаток материала прежде был почти непреодолимым препятствием. ^2-8

Однако есть еще один момент, который нельзя оставить без внимания. Все упоминавшиеся теории предпринимательской деятельности и вознаграждения предпринимателей функциональны. То есть все они первым делом наделяют предпринимателя существенной функцией в производственном процессе и объясняют его вознаграждение успехом в выполнении этой функции. Несомненно, разные авторы определяли эту функцию по-разному. Но их общим девизом вполне может служить фраза мистера Добба о том, что предприниматели есть люди, «принимающие управленческие решения» в экономической жизни (Dobb M. Capitalist Enterprise and Social Progress. P. 54). Представляя исследования рассматриваемого периода по данной теме как одно из его важнейших достижений в экономическом анализе, мы становимся на ту же самую позицию. ^2-9 Однако поскольку данный предмет связан с центральной фигурой капиталистической экономики и, кроме того, весьма трудно получить касающуюся его надежную фактологическую информацию, то естественно, что всякая функциональная теория должна попасть под подозрение в идеологических искажениях и рано или поздно столкнется со столь же подозрительными контртеориями. Суть последних состоит в утверждении, что предприниматель вообще не выполняет «производительных» функций, а лишь присваивает плоды производительной деятельности других. Подобные теории получили широкое распространение в популярной экономической науке нашего времени. Наш первый вопрос таков: выдвигал ли подобную теорию кто-либо из известных экономистов?

Возможно, читатель подумал о Марксе и марксистах. Если так, то он неправильно понимает обсуждаемую сейчас проблему. На протяжении рассматриваемого периода довольно большое число экономистов не следовали тенденции к различению предпринимателя и капиталиста, а также дохода предпринимателя и дохода на капитал. Все эти экономисты продолжали принципиально отождествлять предпринимателя и капиталиста в том же контексте, в каком это делали Смит и Рикардо. Следовательно, они считали, что прежде всего требует объяснения доход, достающийся капиталу. Среди всех экономистов, придерживавшихся такого подхода, марксисты, как группа, были наиболее важными. Так, марксистская теория эксплуатации есть теория эксплуатации труда капиталом. Поэтому корректно, как это обычно и делалось, причислять эту теорию к теориям процента. Несомненно, предприниматель присутствует в марксистской драме. Но он присутствует в ней за кулисами, и его вознаграждение не является предметом исследования марксистов. Его можно «вставить» в марксистскую систему лишь путем ее немарксистской переинтерпретации. Даже в Марксовом описании процесса концентрации именно крупные капиталисты грабят — «экспроприируют» — более мелких. Как только мы поймем это и, соответственно, исключим из рассмотрения марксистов и авторов, придерживавшихся аналогичных взглядов, ^2-10 нам станет трудно найти каких-либо известных представителей того, что можно назвать «грабительской» теорией предпринимательского вознаграждения. Ближе всего к этому подошел Веблен. Несмотря на необходимость определенных оговорок, мы можем, по-видимому, рассматривать его как научного прародителя популярной теории вышеупомянутого типа. Но, как можно судить по работам Ланге и Добба, современные социалисты в научной среде не относятся к этой группе.

В таких обстоятельствах едва ли стоит тратить время на обсуждение вопроса, являются ли функциональные объяснения роли предпринимателя и его вознаграждения идеологически искаженными и не следует ли их отбросить на том основании, что у их авторов были апологетические устремления. ^2-11 К сожалению, это не решает проблему. Во-первых, функциональные теории не распространяются на все содержание принятого в деловой практике понятия прибыли или убытка. Это обусловлено не только тем, что это понятие включает также вознаграждение факторов, находящихся в собственности предпринимателя (некоторые из этих теорий, особенно более старые, следуя примеру Дж. С. Милля, учитывали их), но также и тем, что предприниматель и даже просто управляющий, а особенно собственник-управляющий, трактуется как получатель «остаточного дохода» (положительного или отрицательного). Поэтому слово «остаток» (residual) в применении к его доходу имеет более определенное значение, чем в отношении других претендентов на долю в общих доходах. Более того, предприниматель или собственник-управляющий, который занимает место между рынками товаров и рынками факторов, имеет больше возможностей для использования благоприятных ситуаций ^2-12 и больше, чем кто-либо, уязвим для подобных действий других людей. Следовательно, общая чистая прибыль как статья дохода в декларации личных доходов предпринимателя является суммой элементов весьма различной природы. Эта сумма в столь же малой степени связана с тем, что мы, принимая определенную теорию, можем считать «чистой» прибылью, в какой общие доходы других людей соотносятся с их «функциональными» доходами. Различие может быть весьма значительным и служит доводом (хотя и не основным) против того, чтобы говорить о тенденции к выравниванию доходов предпринимателей.

Основной довод состоит в том, что доход предпринимателя вообще не является постоянным. Он возникает всякий раз — пользуясь терминологии теории Найта—Добба, — когда предпринимательское решение, принимаемое в условиях неопределенности, оказывается успешным. Доход предпринимателя не находится в определенном соотношении с объемом используемого капитала. Иными словами, доход предпринимателя, который хоть и всегда присутствует, подобно технологической безработице, все же возникает, подобно ей же, из последовательности событий, каждое из которых, будучи уникальным, не может само по себе служить причиной постоянных доходов или постоянной безработицы. Не существует механизма, который выравнивал бы эти «индивидуальные временные» доходы, за исключением выравнивания на нулевом уровне. Но многие теоретики той эпохи прямо или косвенно допускали существование подобной тенденции просто потому, что они так и не избавились полностью от смешивания дохода предпринимателя с доходом на капитал, относительно которого, принимая в расчет риск, действительно можно показать наличие подобной тенденции. Эта тема сложна — хотя и не в том смысле, в котором современный студент-нематематик находит сложной современную теорию, — и мы лишены возможности рассматривать ее здесь подробнее. Но я хотел бы добавить к сказанному, что отчасти по этой же причине мы не должны говорить о «предложении деловых способностей». Английские и другие авторы делали это в силу своей склонности к отождествлению того, что они многозначительно назвали заработком управляющих, с заработной платой. Такой терминологии можно найти оправдание, но она не должна побуждать нас к вычерчиванию кривых предложения предпринимательских услуг, даже если мы верим в кривые предложения любых других видов деятельности.

Во-вторых следует заметить, что предпринимательский доход вне зависимости от его природы в других отношениях практически всегда в той или иной степени связан с монополистическим ценообразованием. Источник этого дохода, каков бы он ни был, обязательно является чем-то таким, что конкуренты (по крайней мере временно) не могут скопировать, так как, если бы они это сделали, не возникло бы какого-либо избытка над издержками (включая в издержки «заработок» предпринимателя). Успешное продвижение нового товара или торговой марки является наилучшей иллюстрацией этого явления. Более того, есть средства, доступные удачливому предпринимателю, — патенты, «стратегия» и т. п., — которые позволяют продлить существование его монополистического или квазимонополистического положения, а также сильно мешают конкурентам «догнать» его. Очевидно, эти соображения можно связать с элементами рассмотренной в предыдущем абзаце ситуации так, что получится некая картина реальности, которая в практических применениях будет лишь слегка отличаться от создаваемой строгой теорией «грабежа». На самом деле мало кто из экономистов придает должное значение этой совокупности фактов и в то же время не преувеличивает его. Именно здесь, а не в фундаментальных вопросах теории проявляются идеологические искажения и политические интересы. В принципе, приверженец функциональной теории имеет полную свободу придавать любой вес «грабительским» действиям. ^2-13 Но большинство экономистов, писавших до 1914 г., недоиспользовали эту свободу в той же мере, в какой многие их предшественники злоупотребляли ею. Не следует забывать, однако, что общераспространенная враждебность к крупному бизнесу и к «трестам», насколько в ней присутствовал какой-либо аналитический смысл, предполагает столь же общераспространенное признание упомянутых фактов.

с) Капитал. Мы должны еще раз засвидетельствовать продвижение вперед, хотя и почти не связанное с «революцией» в теории ценности и распределения. ^2-14 В течение рассматриваемого периода экономисты всех стран обнаруживали склонность к заслуживающему осуждения «методу» разрешения проблем путем поиска значений слов. Имел место спор по поводу понятия капитала, скорее даже несколько споров, ключевой фигурой одного из которых, в частности, был Бем-Баверк, а основной фигурой другого — Ирвинг Фишер. ^2-15 Все это не должно скрыть от нас тот факт, что в действительности была проделана серьезная и небезрезультатная работа, пусть даже отчасти и посредством этого неприглядного «метода». Отметим кратко основные моменты.

Во-первых, известно, что Фишер определял капитал как запас богатства, существующий в данный момент. Анализ должен выиграть от этого в двух отношениях. Он всегда выигрывает, если дополнительно подчеркивается фундаментальное разделение между запасами и потоками. И в данном конкретном случае, как следует из логики Фишера, мы приобретаем промежуточное звено между экономическим понятием капитала и бухгалтерскими капитальными активами. Большинство экономистов продолжали определять капитал как запас товаров, но товаров определенной категории, а не общий запас. ^2-16

Во-вторых, хотя «физические» концепции продолжали пользоваться большей популярностью, начали возникать и «нефизические». Капитал стали рассматривать как фонд или совокупность активов, имеющих денежную форму или оцениваемых в денежном выражении. Эта тенденция хорошо прослеживается и в работах Менгера, который первоначально в своих «Основаниях» определил капитал как «блага высшего порядка», но позже (в статье о теории капитала Zur Theorie des Kapitals, опубликованной в Jahrbtlcher fur Nationalokonomie (July 1888)) назвал его «производительной собственностью... [рассматриваемой] как совокупность продуктивно используемых денежных средств». Это предвосхищает более поздние тенденции, но мы не станем показывать, как возникала эта точка зрения, поскольку в то время она еще не была развита, исключая ряд незначительных случаев. ^2-17 Концепция капитала как дисконтированной ценности потоков ожидаемых доходов возникла еще накануне появления работ Бёма-Баверка и Фишера для определения ценности капитала, а не капитала sans phrase <как такового>. Но должно быть ясно, что это различие меньше, чем были склонны думать некоторые более поздние авторы. ^2-18

В-третьих, большинство авторов придерживались учения о триаде факторов — одним из которых был «капитал» — и о параллелизме элементов этой триады и элементов соответствующей триады доходов (доход предпринимателя стоит особняком). Это справедливо и для Маршалла, несмотря на формальное введение им четвертого фактора — организации.

Итак, все теоретики, придерживавшиеся учения об этой триаде и этом параллелизме, фактически имели сильную аналитическую заинтересованность — нелепо говорить о политической — в таком определении капитала, которое позволило бы поставить его в производстве и распределении на один уровень с факторами земли и труда. Эти теоретики также имели аналитическую заинтересованность (правда, более слабую) в трактовке капитала как однородной величины, увеличение и уменьшение которой имеет недвусмысленное значение. Некоторые достигли этого довольно-таки нелогичным способом, выразив фактор капитала в долларах, тогда как фактор труда — в рабочем времени, а фактор земли — в акрах. Примеры подобной практики можно найти даже в 1930-х гг. ^2-19 В любом случае должно быть очевидно, что всякая подобная попытка количественно определить капитал абсолютно неприемлема в принципе, если под капиталом понимается совокупность физических благ — заводов, машин, смазочных материалов, сырья и т. п. Подобная совокупность благ не может рассматриваться как количество или величина в обычном смысле этого слова, но лишь в том смысле, в котором матрица может быть определена как «комплексная величина». ^2-20 Это еще не все: то же самое относится к факторам земли и труда, ни один их которых также не является однородной величиной. Но и это еще не все. Элементы этих трех «комплексных величин», или матриц, четко не отделены друг от друга, но плавно переходят один в другой. Железнодорожный путь, хоть и создан человеком, выступает как природное благо. Мастерство юриста является — или может трактоваться соответствующим образом — результатом «инвестиций» и т. д. В наши дни все это было убедительно и с непревзойденной энергией показано профессором Найтом, назвавшим «всю концепцию «факторов производства» тяжким бременем экономического анализа», которое «как можно скорее должно быть выброшено из экономических дискуссий». ^2-21 Однако наше согласие с ним должно быть оговорено в двух аспектах. Во-первых, отстаивая свой совершенно правильный взгляд на данный предмет, профессор Найт был весьма несправедлив (и напрасно) к исследованиям предшественников. Как уже было объяснено, триада факторов является одной из тех концепций, введение которых представляет собой шаг вперед, хотя на дальнейших стадиях анализа следующим шагом может оказаться отказ от них. ^2-22 Во-вторых, вряд ли было возможно с легкостью отвергнуть идею факторов производства полностью. Из критических замечаний профессора Найта следует, что он допускает существование бесконечного множества факторов, ^2-23 между которыми нет экономически значимых различий. Но помимо трудностей изложения, которые могут возникнуть при принятии этой точки зрения, существуют значительные различия в мире необходимых атрибутов производства, которые не становятся менее реальными и важными в силу отсутствия четких разделительных линий между ними. Даже попытка учесть эти различия путем рассуждений об идеально чистых и однородных труде, природном факторе и типе капитальных благ — скажем, о лопатах, в точности похожих одна на другую, — едва ли заслуживает причисления к наиболее ужасным преступлениям теоретиков против реализма. Внимательный читатель должен заметить, однако, что этот аргумент не подразумевает возвращения к точке зрения экономистов, упоминавшихся в начале этого абзаца. Все, что я хотел этим сказать, — это то, что отделение физических капитальных благ от труда и земли не обязательно является чем-то сомнительным и что оно может с пользой применяться в анализе структурных взаимосвязей в экономике. Я не стремился защитить первостепенное для этих экономистов намерение сконструировать некую сущность, называемую физическим капиталом, цена услуг которого должна выражаться процентом так же, как цена услуг труда выражается заработной платой, а цена услуг натуральных факторов — рентой. В данный момент мы не рассматриваем процент. ^2-24 Но, дабы исключить неправильное понимание, я хочу сразу заявить, что считаю эту теорию процента совершенно неприемлемой ^2-25 и использование концепции триады в рамках этой теории абсолютно неудачным.

Однако, хотя большинство экономистов и придерживались доктрины триады, тенденция к отходу от нее проявлялась даже среди сторонников концепций «физического» капитала. Часто упоминалась в связи с этим концепция благ «высшего порядка» Менгера (в которой потребительские блага считались благами низшего порядка). Но наиболее сильная атака на триаду была предпринята Бёмом-Баверком. Он не только развенчал вышеупомянутую теорию процента в одном из самых ярких своих критических опытов, но также выступил против идеи о том, что «физический» капитал является отдельным фактором производства, который может рассматриваться наравне с «первичными» (original) факторами, такими как труд и природные блага. ^2-26 Как аналитическая мотивация, так и здравый смысл такого сведения триады к диаде остаются сомнительными. Но в силу оказанного им влияния оно определенно способствовало дискредитации триады. Данную диаду, конечно же, следует отличать от другой, которая более соответствует взглядам профессора Найта и которая становилась все более популярной в конце рассматриваемого периода: все больше экономистов склонялось к сведению в одну категорию природных и капитальных благ на том основании, что характерные черты первых не оправдывают отдельной их трактовки. ^2-27

Наконец, мы должны отметить самую смелую из попыток количественного определения физического капитала, предпринятую Дж. Б. Кларком. Он также включил землю в свое понятие капитальных благ. Но наряду с этим понятием он ввел другое — «чистый капитал», — призванное обозначать запас абстрактных производительных сил. Если бы он определил этот чистый капитал в денежном (или любом ценностном) выражении, конструкция была бы вполне понятной. Но он представлял его как физическую сущность, смысл которой пытался выразить аналогиями. Водопад состоит в любую данную долю секунды из отдельных капель воды, но эти отдельные капли исчезают и сменяются другими, тогда как водопад остается неизменным. Аналогично чистый капитал состоит в любой момент из отдельных капитальных благ; эти капитальные блага (или большинство их) действительно исчезают и сменяются другими, тогда как чистый капитал остается (или может пребывать в устойчивом состоянии) все тем же чистым капиталом. Конечно, таким способом можно описать любую совокупность элементов, например самообновляющееся население, ^2-28 но не стоит обманывать себя уверенностью в том, что подобная конструкция разрешит любые проблемы. Тем не менее Кларк позволял себе такой самообман и самонадеянно полагал, что он выявил существование перманентного фактора производства, порождающего чистый доход.

В-четвертых, событием в этой области, привлекшим наибольшее международное внимание и с тех пор ставшим мощным источником споров и позитивных исследований, стало опубликование теории капитала Бёма-Баверка. Поскольку Джевонс предвосхитил ее основные идеи, целесообразно начать с посвященной теории капитала главы его работы (Theory of Political Economy. Ch. 7). В ней Джевонс провозгласил свое принципиальное согласие с «классической» (рикардианской) традицией и заявил, что намеревается ей следовать. ^2-29 Однако, отмечая — как и Маркс — тот факт, что понятие капитала у Рикардо включало столь несопоставимые вещи, как товары, покупаемые на заработную плату, с одной стороны, и заводы, оборудование и сырье — с другой, он предлагал свести значение термина «капитал» лишь к оплате труда. По-видимому, причина этого была аналогична той, по которой Маркс отделил блага, покупаемые на заработную плату, как переменный капитал от остальных (постоянного капитала). Задавшись вопросом, как лучше всего определить функцию этого капитала, он вполне естественно пришел к ответу, в котором действительно не было ничего нового: этот капитал призван поддерживать труд ^2-30 — при желании он мог бы с тем же успехом сказать «эксплуатировать труд» — в течение времени, необходимого для выполнения рабочими своих заданий. Однако при этом у Джевонса возникает другой поток идей, который не присутствовал в учении рикардианцев. ^2-31 Капитал, как утверждает Джевонс, «позволяет затрачивать труд авансом». Поэтому управление капиталом, состоящим из благ, покупаемых на заработную плату, является необходимым условием для «каких-либо нововведений в производстве товаров, продлевающих средний интервал между моментом фактических затрат труда и достижением окончательных результатов или целей этого труда» (Theory of Politial Economy. P. 248; курсив Джевонса), например при строительстве железной дороги. Время, которое мы можем «финансировать» — в теории Джевонса оно соответствует времени, на протяжении которого мы имеем достаточно потребительских благ для поддержки труда, прямо и косвенно занятого в строительстве дороги, — является поэтому одним из обстоятельств, ограничивающих наш выбор методов производства, а стало быть, детерминантой конечного продукта. Это время, которое теперь входит как в процесс производства, так и в понятие капитала, должно, однако, включать в себя не только время строительства и производства, но и, в том случае, если продуктом являются товары длительного пользования или поток товаров, время разынвестирования (uninvestment) продукта <т. е. его превращения в потребительские блага>. Таким образом, мы подошли к различению «объема инвестированного капитала» (amount of capital invested) и «объема инвестиций капитала» (amount of investment of capital) (последний определяется «умножением инвестированной в любой данный момент порции капитала на период времени, в течение которого она остается инвестированной» (Theory of Politial Economy. P. 249). Далее следуют хорошо известные пояснительные схемы и примеры. Все это является новой концепцией временной структуры производства (или претендует на это). Читателю будет полезно самостоятельно обратиться к Джевонсу. Я осмелюсь попросить лишь о двух вещах: не обращать внимания на детали и сконцентрироваться на основной идее; а также признать, что до сих пор эта идея не является явной и полной бессмыслицей. ^2-32

Уже были приведены доводы, позволяющие считать теорию капитала Вёма-Баверка субъективно оригинальной. Но удобнее трактовать его теорию так, будто бы она являлась развитием идей Джевонса. ^2-33

Прежде всего мы должны отбросить затруднение, возникающее из того факта, что Бем-Баверк, хотя его фонд средств к существованию (subsistence fund) играет ту же роль, что и «капитал, состоящий из товаров, покупаемых на заработную плату» (wage-good capital) Джевонса, ^2-34 определил свой капитал как совокупность промежуточных благ. Мы принимаем концепцию Джевонса, но не можем оставить эту тему, не обратив внимания на предложенную Бёмом-Баверком концепцию промежуточных благ (таких как инструменты и сырье) как потребительских товаров в процессе созревания («богатство в зародыше» (inchoate wealth) Тауссига). В этой концепции есть глубина, которой нет у Джевонса. ^2-35

Далее, вспомнив выделенную Джевонсом связь между временным периодом, который его wage-good capital позволяет нам «финансировать», и применением передовых методов производства, мы обнаружим ту же идею, выраженную еще сильнее в концепции «окольных процессов производства» (Produktionsumwege), т. е. производства потребительских благ через производство промежуточных благ. Дополнительная производительность (Mehrergiebigkeit) передовых технологий столь тесно связана с введением дополнительных стадий производства, — а это в свою очередь связано с увеличением времени, в течение которого данные инвестиции остаются «связанными» (locked up), — что возникает вопрос: действительно ли (опуская сравнительно неважные исключения, которые он описал) Бем-Баверк был в состоянии признать, что существуют такие усовершенствования производства, которые укорачивают этот период, а не удлиняют его. ^2-36 Он постулировал, что продукт данного количества «труда» увеличивается при росте джевонсианского «объема инвестиций капитала». Но он также постулировал, что это увеличение происходит снижающимися темпами. ^2-37 Это равнозначно формулировке закона убывающей (физической) отдачи, который формально аналогичен закону уменьшающейся предельной производительности любого другого фактора: в арифметических таблицах, которыми Бем-Баверк иллюстрировал свои идеи (см., например: Kapital und Kapitalzins. II. Р. 463 и далее по 3-му изд.), он «прилагал», так сказать, последовательные промежутки времени к данному количеству ресурсов (а именно «месячному труду»), Предполагаемое здесь ограничение более строго, чем это необходимо, но с ним Бёму-Баверку было гораздо легче рассуждать, чем без него. Оценивая этот постулат, мы, однако, не должны забывать об одном уроке из практики физиков: постулат можно обосновать не только путем эмпирического обнаружения соответствующих фактов, но и по его результатам.

Наконец, если джевонсианский «объем инвестиций капитала» — который имеет временное измерение — поделить на «объем инвестированного капитала» — который не имеет такого измерения, — мы получим знаменитый «период производства» Бёма-Баверка. Эта величина призвана характеризовать одним числом структуру производства — возможно, в общенациональном масштабе — и служить фундаментальной переменной в теории капитала. Формально она представляет собой «центр тяжести». Представьте себе n частиц с массами m₁, m₂, ... m_n, находящихся на одной прямой. Приняв эту прямую за ось и определив координаты частиц на этой оси как х₁, x₂ ... х_n, мы найдем координату Х их центра тяжести:

Теперь предположим, что вместо п масс частиц буквы т обозначают п количеств физических ресурсов, успешно применяемых в п моментов времени t₁ ... t_n в производстве потребительского блага, которое после некоторого времени хранения ^2-38 продается и потребляется. При таких условиях необходимо либо приравнять эти физические ресурсы к количествам единиц единого однородного измерителя — Бем-Баверк, как и Джевонс, выбрал однородные единицы труда, ^2-39 — либо предположить, что эти ресурсы состоят из порций инвариантного состава. В качестве оси мы теперь примем время, а не расстояние, а за начало координат на этой оси примем тот момент времени, в который происходит продажа потребительского блага. Ясно, что все t окажутся слева от начала координат, т. е. будут отрицательными, и будут уменьшаться по абсолютной величине по мере движения от первого акта инвестирования в t₁ вправо, к началу координат. Выражение ^2-40

которое имеет только временное измерение (так как ресурсные измерения сокращаются), и есть «период производства» Бёма-Баверка. Словосочетание весьма неудачное — более неудачное трудно себе представить — ив значительной степени ответственное за поток враждебной критики. Но смысл самого понятия ясен: это средняя продолжительность временных промежутков между продажей продукта и вложениями всех единиц «инвестированного труда». ^2-41

Потребность в комментариях к этой теории капитала (в дополнение к тем, которые уже были изложены) значительно сокращается тем фактом, что профессор Найт — самый выдающийся ее критик — признал, что при соблюдении всех принятых Бёмом-Баверком допущений она верна. ^2-42 Прежде всего следует еще раз подчеркнуть, что нас в данном случае не интересует теория процента Бёма-Баверка или ее соотношение с каким-либо элементом его теории капитала. Это очень важно. В качестве примера рассмотрим аргумент о том, что в синхронизированном процессе, в котором производство и потребление происходят параллельно и непрерывно, а все его элементы совершенно скоординированы, идея периодов производства теряет всякое значение или даже смысл, и производство может благополучно трактоваться как лишенное временной составляющей. Тогда можно утверждать, что при подобном процессе период производства теряет всякое значение в объяснении процента. ^2-43 Но это не равнозначно утверждению, что данное понятие не может использоваться или даже не имеет смысла при объяснении процента. Даже в «водопаде» Кларка (если считать его абсолютно устойчивым) мы можем, например, попытаться определить время, которое в среднем затрачивается каплей воды на полет сверху вниз. Это будет методом описания некоторых его свойств, хотя и весьма несовершенным. Аналогично период производства Бёма-Баверка мог бы (если принять все его допущения) выражать одну из самых важных характеристик экономического процесса, сколь бы «лишенным цикличности» ни был последний. Это было показано в одном из немногих конструктивных вкладов в теорию капитала Бёма-Баверка, сделанном профессором Маршаком. ^2-44

Во-вторых, мы должны помнить о технических слабостях Бёма-Баверка, из-за которых его идея оказалась намного более открытой для формально успешных атак, чем было бы при более строгом изложении. Однако эта строгость была усилена некоторыми авторами, особенно Гиффордом ^2-45 и Маршаком. В-третьих, несмотря на технические несовершенства, не следует забывать, что понятие периода производства в формулировке Бёма-Баверка было лишь способом представления одного из аспектов экономического процесса при игнорировании остальных. Именно это имел в виду Виксель, сказав, что теория капитала Бёма-Баверка была настолько «абстрактной», что она едва ли могла соответствовать реальности даже в первом приближении. По обеим причинам общая конструкция, без сомнения, выглядит слабой, если не сказать странной.

Некоторые из ее особенностей, вызывающие такое впечатление, могут быть устранены без особого труда. Так, Джевонс отказался от предложения о том, что труд прибавляется к нарастающему промежуточному продукту до тех пор, пока не возникнет конечное потребительское благо, которое тотчас же потребляется. Как уже отмечалось, он включил в анализ процесс разынвестирования (uninvestment), так что его период не был просто периодом производства. Сам Бем-Баверк, вдохновленный Рэ, добавил постепенный износ товаров длительного пользования. Виксель показал, как услуги природных факторов можно учесть наряду с трудом. Его ученик, профессор Окерман (Akerman), также вдохновленный Рэ, в одной из самых важных работ в данной области рассмотрел проблемы основного капитала, который столь странным образом отсутствует в схеме Бёма-Баверка. ^2-46 Одна из особенностей схемы Бёма-Баверка, представлявшаяся наиболее нелепой критикам, — его период производства начинается с состояния, в котором производство осуществляется без каких-либо инструментов и материалов и люди «ловят рыбу голыми руками», — может быть устранена, как только мы признаем, что вся экономическая теория является теорией планирования и неизбежно вынуждена принимать результаты прошлого — заводы, оборудование и всевозможные запасы — как данность. Поэтому мы не должны конструировать экономический процесс ab ovo и, глядя только в будущее, вместо «объема инвестиций капитала» станем рассматривать «объем необходимых инвестиций». ^2-47 Между прочим, это должно также устранить один из мотивов для «сведения» всех капитальных благ к «труду и земле» или к одному труду. Аналогичным образом мы можем избавиться от «линейности» схемы производства Бёма-Баверка — идеи о том, что все продукты возникают как результат процессов, на каждой промежуточной стадии которых к результатам предыдущей стадии ничего не добавляется, кроме труда. Мне также не кажется невозможным вывести из «периодов производства» отдельных фирм необходимый в теории Бёма-Баверка общественный период производства. Но я не вижу удовлетворительного ответа на другое возражение. Для того чтобы концепция структуры капитала Бёма-Баверка удовлетворяла своему аналитическому предназначению, эта структура должна быть физическим фактом, и различные количества продукта, производимые при неодинаковых временных структурах (time-structures), должны быть физически сравнимыми. Чтобы выполнить первое требование, действительно необходим физически однородный ресурс, элементы которого ничем не отличаются друг от друга, кроме временной составляющей. Чтобы выполнить второе требование, продукты, вносимые в таблицы Бёма-Баверка, должны быть одного типа и качества и различаться лишь физическим количеством. Ни одно из этих требований не может быть соблюдено, за исключением особых случаев. Именно это снижает аналитическую ценность теории капитала Бёма-Баверка настолько, что делает ее равнозначной любой неоперациональной иллюстрации какого-либо аспекта реальности. ^2-48 Но теперь читатель вполне может спросить: если мы признаем все это и введем все эти поправки, что останется от теории капитала Бёма-Баверка и, в частности, от его концепции периода производства? Да, от них ничего не останется, кроме основной идеи. И эта идея подтверждает свою жизнеспособность с каждым вызываемым ею критическим откликом или порождаемым ею конструктивным исследованием. ^2-49

в начало

3. Революция в теории ценности ^3-1 и распределения

В этом параграфе мы в самых общих чертах попытаемся сформулировать, в чем состояла эта так называемая революция и каково было ее значение для экономического анализа. Для этого мы должны принять язык теории предельной полезности в ее первоначальной и «не прошедшей критику» форме. Кроме того, мы должны пользоваться прежде всего ее австрийской редакцией, поскольку австрийцы (Менгер, Визер, Бем-Баверк), несмотря на несовершенство техники анализа, смогли сформулировать некоторые фундаментальные аспекты более отчетливо, чем Джевонс или Вальрас. Учение Маршалла возникнет в качестве поучительного контраста как в этом параграфе, так и в следующей главе, где мы перейдем на более высокий уровень — к учению Вальраса. ^3-2

История теории предельной полезности и произошедших от нее направлений будет рассмотрена в главе 7. Но некоторые элементы этой истории необходимы нам прямо сейчас. Менгер отталкивался от того, что представлялось ему очевидными фактами, касающимися человеческих желаний. Он сформулировал их следующим образом: во-первых, существуют различные категории потребностей, вкусов или желаний (Bediirfniskategorien), например потребность в пище, крове, одежде и т. д., которые определяют концепцию «благ» (goods) и могут быть ранжированы в определенном порядке (субъективной) важности; во-вторых, внутри каждой из этих категорий потребностей существует как психическая реальность определенная последовательность желаний дополнительных количеств каждого блага (Bedurfnisregungen), которые мы испытываем по мере потребления все новых и новых количеств блага. Менгер проиллюстрировал это числовой таблицей, которая была воспроизведена профессором Стиглером (Production and Distribution Theories. P. 144), и внимательно рассмотрел значительное количество вопросов, возникающих в связи с этой схемой, — например, насколько возможно представить потребности в числовом виде, учитывая их «растяжимость» и «аморфность». Отбросив эти вопросы, перейдем сразу к постулату (или «закону»), который являлся фундаментальным для «новой» (или «психологической») теории ценности: по мере потребления дополнительных количеств каждого блага интенсивность нашей потребности в дополнительных «единицах» блага монотонно убывает до нуля и предположительно далее — в область отрицательных чисел. Или, если заменить дискретные числа Менгера непрерывной кривой или функцией, а фразу «потребность в дополнительной единице блага» ^3-3 — словосочетанием «предельная полезность»: «предельная полезность какой-либо вещи для всякого человека убывает с каждым приростом того ее количества, которым он уже располагает» (Marshall. Principles. P. 168 <Маршалл. Принципы. Т. I. С. 156>). Отложив на время всевозможные возражения, мы можем вывести отсюда (как сумму или интеграл) понятие общей полезности и заявить, что общая полезность блага для субъекта возрастает до точки насыщения с каждым увеличением количества этого блага, но убывающим темпом.

В той или иной форме это есть то, что Маршалл называл «законом насыщения потребностей» (Law of Satiable Wants), a австрийцы — Gesetz der Bedurfnissattigung. В честь наиболее важного «предшественника» его называют также первым законом Госсена. ^3-4 Сразу же добавим утверждение, которое называется — или должно называться — вторым законом Госсена. В отличие от первого оно не является постулатом. Это теорема: чтобы обеспечить максимальное удовлетворение от любого блага, способного удовлетворять различные потребности (включая труд или деньги), индивид (или домохозяйство) должен употреблять его в этих различных применениях так, чтобы предельные полезности данного блага в каждом из этих применений были равны. ^3-5 На первый взгляд оба утверждения являются не чем иным, как техническими истолкованиями простых тривиальностей. Но мы не должны забывать, что даже самые величественные интеллектуальные структуры зиждятся на тривиальностях, которые сами по себе совершенно неинтересны. Что может быть более тривиальным, чем утверждение о том, что тело, находящееся в покое, пребудет в этом состоянии до тех пор, пока нечто («сила») не приведет его в движение (первый закон Ньютона)? Давайте же рассмотрим структуру, которая была сооружена на этих тривиальностях.

а) Теория меновой ценности. Первой проблемой, которую Джевонс, Менгер и Вальрас — а также Госсен — попытались решить посредством аппарата предельной полезности, была проблема бартера. Как и их «классические» предшественники, они признавали центральное положение меновой ценности, хотя — опять же подобно этим предшественникам — не объяснили в достаточно ясной форме своим читателям и, возможно, сами не в полной мере понимали, что меновая ценность является лишь особой формой универсального коэффициента трансформации, вокруг которого вращается вся логика экономических феноменов, ^3-6 Их теории бартера, или, если вновь использовать термин Уэйтли, их каталлактики (catallactics), значительно различались по техническому совершенству и корректности: вершинное достижение периода содержится в уроках 5-15 «Elements» Вальраса ^3-7. Но все они — включая теорию Госсена — имели одну и ту же цель: доказать, что принцип предельной полезности достаточен для выведения устанавливающихся на конкурентных рынках обменных соотношений товаров, а также условий, при которых ряды возможных обменных соотношений должны заменяться однозначно определенными. Иными словами, они показали то, что А. Смит, Рикардо и Маркс считали невозможным, а именно что меновую ценность можно объяснить в терминах потребительной ценности. ^3-8 Джевонс, Менгер и Вальрас одобрили бы это утверждение. Именно это они имели в виду, претендуя на открытие «причины» (меновой) ценности. Однако, даже если это так, само по себе это не является чем-то выдающимся прежде всего потому, что «парадокс ценности» был, как мы знаем, множество раз разрешен задолго до этого. ^3-9 Важнее то, что «новая» теория обмена была более общей, чем старые ^3-10, и что она оказалась богаче результатами — многие из них принадлежат Эджуорту — даже в случаях, объяснимых с позиций старых доктрин. Но это тоже не является достаточно существенным моментом. Важнее всего то, что «новая» теория обмена, будучи продуктом анализа предельной полезности, явилась новым аналитическим инструментом, обладающим общей применимостью к экономическим проблемам. ^3-11 Это станет более ясно в дальнейшем изложении.

b) Издержки, производство, распределение. Понятия предельной и общей полезности относятся к потребностям потребителей. Поэтому они имеют смысл только в применении к благам или услугам, использование которых позволяет удовлетворять такие потребности. Но Менгер пошел дальше и заявил, что к средствам производства — или, как он их называл, «благам высшего порядка» — применима концепция экономических благ на том основании, что они также удовлетворяют потребности людей, хотя лишь косвенным образом — участвуя в производстве благ, непосредственно удовлетворяющих потребности. Прервемся ненадолго, дабы понять смысл этого аналитического хода, который выглядит столь простым и даже банальным и тем не менее является подлинно гениальным. ^3-12 Он позволяет нам трактовать железо, цемент или удобрения — а также все услуги природных факторов и труда, которые не потребляются непосредственно, — как незавершенные потребительские блага и тем самым расширяет границы применения принципа предельной полезности на всю сферу производства и «распределения». Средствам (факторам, агентам) производства присваиваются потребительные ценности: они приобретают показатели своей экономической важности и отсюда свои меновые ценности на основании того же принципа предельной полезности, который определяет показатели экономической важности потребительских благ и тем самым объясняет меновые ценности последних. Но эти меновые ценности, или относительные цены факторов, с точки зрения производящих фирм являются издержками производства. Это означает, с одной стороны, что принцип предельной полезности распространяется теперь и на феномен издержек, а значит, и на логику аллокации ресурсов (структуру производства). Следовательно, он распространяется на «сторону предложения» экономической проблемы — разумеется, в той мере, в какой все это определяется экономическими соображениями. С другой стороны, это означает, что в той степени, в которой издержки фирм являются доходами до-мохозяйств, все тот же предельный принцип с теми же оговорками автоматически распространяется на феномены формирования доходов или «распределения», которые перестают быть отдельной темой, хотя и могут, конечно, по-прежнему рассматриваться отдельно в целях удобства изложения. Таким образом, весь аппарат чистой экономической теории унифицируется в свете единого принципа — причем в недостижимой ранее степени.

Большинство проблем, возникающих из этой ситуации, могут обсуждаться лишь на уровне, где владычествует Вальрас. Но, хоть я и считаю, что Джевонс обладал видением вышеупомянутых фактов и потому следует отдать ему приоритет, заслуга систематической разработки той теории, на крыльях которой мы движемся сейчас, принадлежит австрийцам и особенно Менгеру, в чьей работе «Основания» содержатся все основные положения. Профессор Стиглер указал на множество «пробелов» в учении Менгера и совершенно справедливо связал их с поглощенностью последнего «пороговыми» проблемами в оценке потребительских благ. Этим фактически объясняется впечатление, что он пренебрегал аспектами издержек. Но, как показал сам Стиглер, Менгер достиг всех существенных результатов. Мы не должны также забывать, что «Основания» были задуманы (в совсем ином смысле, нежели «Принципы» Маршалла) как всего лишь введение. На самом деле детальная разработка теории издержек и распределения австрийской школы была «оставлена» Визеру. Но в техническом плане он был худшим из всех троих великих австрийцев. И возражения против его специфических методов столь довлели над читателями — особенно над Викселем, — что весьма ослабили эффект действительно великого достижения. Бем-Баверк истолковал, развил и защитил теорию ценности Менгера. Но в данной области он не имел и не отстаивал претензий на оригинальность. Самая лучшая формулировка доктрины австрийской школы была представлена позднее Викселем.

Если объяснение меновой ценности средств производства основывается на их косвенной полезности или потребительной ценности для покупателей произведенных с помощью этих средств конечных продуктов, иными словами — если экономическое значение средств производства состоит в их вкладе в удовлетворение потребностей покупателей, естественным образом возникает проблема: как выделить вклад каждого из них при условии, что все «факторы» в равной степени «необходимы» для производства конечного продукта и полное изъятие любого из них в большинстве случаев приведет к нулевому продукту. Самого факта, что некоторые немецкие критики продолжали декларировать неразрешимость этой проблемы и в силу этого неприложимость теории предельной полезности к оценке любых благ, кроме потребительских, причем имеющихся в фиксированных количествах, а значит, ее неприменимость к производству, было достаточно, чтобы показать: проблема действительно была реальной и нетривиальной и ее разрешение являлось необходимым предварительным условием для того, чтобы фундаментальная идея стала аналитически операциональной. Менгер решил проблему методом, аналогичным тому, который он применил для разрешения парадокса ценности. Он признал невозможность выделения вкладов «факторов» в продукт, являющийся результатом их взаимодействия. Но он заметил, что для решения проблемы достаточно определить их предельные вклады (Grenzbeitrag Визера). ^3-13 Последние можно весьма просто определить, изымая последовательно небольшие количества каждого из факторов производства при сохранении постоянных количеств остальных и определяя вызванные этим потери удовлетворения у потребителей продукта или продуктов.

Некоторые технические вопросы, связанные с этой процедурой, ^3-14 будут обсуждены в следующей главе. Но сейчас мы должны отметить, что именно таким образом австрийцы «заново открыли» предельную производительность. Однако их предельная производительность была своеобразной. Чтобы прояснить это, вспомним обычное разделение между физической предельной производительностью и ценностной предельной производительностью. Физическая предельная производительность «фактора» есть прирост продукта, который вызван (последним) бесконечно малым приростом количества этого фактора. Ценностная предельная производительность «фактора» для фирмы ^3-15 равна этому физическому приросту, помноженному на соответствующий прирост общей (валовой) выручки (дохода) фирмы. Оба эти понятия включены в теорию австрийской школы. Но они не входят в число ее основных концепций и были созданы независимо от нее. ^3-16 На самом деле в своей основе предельная производительность австрийской школы была ценностной производительностью, но она не предполагала знание цены продукта: это была не физическая предельная производительность, помноженная на какую-либо цену, но физическая предельная производительность, помноженная на предельную полезность некоторых потребителей. Именно на этом базисе они разработали свою теорию, которая была одновременно теорией и производства, и распределения: инструменты их теории бартера, созданные ранее, были привлечены для сооружения этой теории и иллюстрации действия соответствующих принципов в экономике, основанной на частной собственности.

Далее, эта концепция ценностной или «полезностной» предельной производительности относится к области очевидного здравого смысла только в экономике Робинзона Крузо. В самом деле достаточно разумно предполагать, что Крузо оценивает свои различные скудные средства производства в соответствии с удовлетворением, которое в пределе произойдет от обладания ими. Используя термин Визера, он вполне может вменять эти удовлетворения данным ресурсам (его собственная способность к труду является лишь одним из них) и тем самым в своих собственных практических целях осуществляет подсознательный процесс вменения. Но если мы собираемся утверждать, что аналогичный процесс вменения составляет глубинный смысл механизмов «общества стяжателей» (acquisitive society) (термин Тони (Tawney)), нам необходимо толковать это вменение как косвенно осуществляемое фирмами, которые не испытывают психологического удовлетворения потребителей, а вместо этого во всех случаях .стремятся максимизировать свой денежный выигрыш. Доказательство этого является настоящей проблемой. Его можно произвести (если это вообще можно) только показав, что бартерные или ценовые механизмы свободных рынков «работают» так, чтобы обеспечить результаты, которые были бы, если бы факторы первоначально оценивались так, как их оценивал бы Робинзон, и если бы эти «полезностные» оценки затем превратились в меновые ценности или цены таким же образом, каким «полезностные» оценки потребительских благ превращаются в меновые ценности на рынке простых потребительских благ. ^3-17 Даже сам факт постановки этой проблемы, которая явно не тривиальна и не лишена интереса, является значительным достижением. Но Менгер и Визер, исключая технические дефекты, прошли почти весь путь к фактическому решению это проблемы, вследствие чего решили также фундаментальные проблемы аллокации ресурсов (производства) и ценообразования на эти ресурсы (распределения).

Однако теоретическая конструкция, в которой был воплощен метод вменения, была не только весьма далекой от каких-либо реальных ментальных процессов, которые можно приписывать каким-либо принимающим решения агентам (это не очень важно, принимая в расчет прием «как бы» , присутствующий в данной научной конструкции так же, как и во многих других), но и излишней. Чтобы определить цены факторов и их относительные доли в продукте, нам не требуется знать их полезности. Все, что необходимо знать, — это вкусы покупателей, технологические условия производства и первоначальное распределение собственности на «факторы»; и тогда принцип максимизации чистой выручки, подразумевающий принцип минимизации издержек, сделает остальное. Но австрийцы на каждом шаге анализа настаивали на своей фундаментальной идее. Чтобы достигнуть этого, они считали необходимым распределить между факторами потребительную ценность продукта так же, как между ними в действительности распределяется выручка от продажи продукта. Их идея была в том, что первый процесс (методологическая фикция) должен обеспечить объяснение второго процесса (реальности). Таким образом, их проблема вменения (Zurechnung) приняла следующую форму; вывести функции полезности производительных благ на основе данных функций полезности потребительских благ. Проблема была сильно осложнена их техническими недостатками и привела к появлению внушительного объема литературы (как позитивной, так и критической), в которой, начиная с первоначальных произведений Менгера, Визера и Бёма-Баверка, были исследованы многие тупики и было больше жара, чем света. Нам нет необходимости углубляться в этот предмет. ^3-18 Но что бы мы ни думали о технических достоинствах теории вменения, она выражает глубокую истину, которая не выражается простым утверждением, что производство и распределение связаны с оценкой производительных услуг. Кроме того, эта теория дает удовлетворительную теорию издержек.

Обсуждение предельных полезностей средств производства в духе теории вменения легко приводит к признанию важности для этих предельных полезностей элементов дополняемости и замещаемости ^3-19 факторов и их альтернативных применений. По этому пути австрийцы пришли к тому, что было впоследствии названо теорией альтернативного применения или теорией альтернативных издержек (opportunity costs) ^3-1 — к философии феномена издержек, которую можно выразить так: наши издержки на производство данного продукта равны утраченной полезности других продуктов, которые мы могли бы произвести из ресурсов, пошедших на производство данного продукта.

Спорадически эта теория издержек возникала в прошлом, особенно в «Принципах» Милля, но лишь для объяснения особых случаев, которые не укладывались в устаревшую схему. В качестве общей теории и как объяснение фундаментального общественного смысла издержек — как в капиталистическом, так и в социалистическом обществе — она была новой. Не должно быть сомнений и в том, что она намного улучшает теорию распределения. Но я хотел бы особенно отметить следующий факт: она акцентирует внимание на феномене, который был почти упущен в анализе Маршалла. Рассмотрим аллокацию фактора производства, скажем труда определенного типа, в двухтоварной экономике. По мере того как мы затрачиваем все больше и больше труда на производство товара А и все меньше на производство товара В, предельная полезность товара А будет падать, а предельная полезность товара В — возрастать. Мы можем выразить это так: отдача полезности в производстве товара А является убывающей, а издержки этого производства возрастают. Таким образом, мы вывели из принципа предельной полезности новый «закон убывающей отдачи», который не зависит от какого-либо физического закона убывания и который будет проявляться даже при действии физического закона возрастающей отдачи.

с) Взаимозависимость и равновесие. Если мы посмотрим на суетящиеся толпы людей, работающих и торгующих в стремлении обеспечить свое существование, нам не представит особого труда связать их поведение с желанием прибыли и желанием благ. Но для нас никоим образом не будет очевидным, что процесс, создающий реальный доход, может быть удовлетворительно объяснен — если речь идет о его формальной логике — каким-либо простым принципом или что ему вообще присуща какая-либо внутренняя логика. История аналитических достижений в этой области характеризовалась растущей осведомленностью (сначала частичной, в дальнейшем более общей) о наличии связной логики в экономическом процессе, осведомленностью, впервые получившей осознанную формулировку в работах таких авторов, как Кантильон, Кенэ, А. Смит, Сэй и Рикардо. Но лишь в обсуждаемый период концепция экономического космоса, представляющего собой систему взаимосвязанных величин, была полностью разработана; все ее проблемы были если и не вполне удовлетворительно решены, то по крайней мере ясно изложены и наряду с идеей общего равновесия между этими величинами прочно обосновались в центре чистой теории.

Это было достижением Вальраса. Как только мы понимаем, что именно система общего равновесия является действительно важным достижением, мы обнаруживаем, что сам по себе принцип предельной полезности в конце концов не так важен, как полагали Джевонс, австрийцы и сам Вальрас. Но в то же время анализ схемы Вальраса показывает, что предельная полезность была «лестницей», по которой Вальрас «поднялся» на уровень своей системы общего равновесия. Если принцип предельной полезности и потерял исключительное значение после достижения этого уровня, тем не менее он имел такое значение в эвристическом плане. Это наблюдение проливает новый свет на достижения Джевонса и австрийцев. Они тоже нашли «лестницу». Лишь несовершенство их техники не позволило им подняться до ее вершины. Но они поднялись настолько высоко, насколько позволила их техника. Иными словами; в теории полезности Джевонса— Менгера мы должны видеть теорию общего равновесия в зародышевой форме ^3-21 или, во всяком случае, определенную форму единого принципа, который лежит в основе всякой системы общего равновесия. Хотя они и не выразили это достаточно членораздельно (главным образом потому, что не понимали смысла систем уравнений) и хотя они видели в предельной полезности квинтэссенцию своих инноваций, вместо того чтобы видеть в ней эвристически полезный методологический инструмент, они тем не менее, равно как и Вальрас, находятся среди «отцов-основателей» современной теории. Это справедливо и для Дж. Б. Кларка. Более поздние критики столь наслаждались собственными техническими улучшениями и так стремились отречься от научного родства с Джевонсом и австрийцами, что совершенно не заметили этого.

В каком смысле была совершена революция? Породила ли эта революция новую теорию экономического процесса?

Ответ на первый вопрос зависит от того, что мы обозначаем словом, которым столь часто злоупотребляют. Если мы подразумеваем перемены, являющиеся одновременно радикальными и резкими, то претензия этих пионеров современной теории — претензия на революцию в «чистой» экономической теории — должна быть признана. Конечно, шаткая конструкция Дж. С. Милля побуждала к перестройке, которую осуществили Джевонс, Менгер и Вальрас, и, хотя Маршалл, можно сказать, проделал во многом то же самое путем реформы, а не революции, споры той эпохи ясно свидетельствуют о произошедшем переломе. Мы склонны смеяться над Госсеном, хваставшим, что он свершил подвиг Коперника. Но это хвастовство было не таким чрезмерным, как может показаться на первый взгляд. Замена геоцентрической системы на гелиоцентрическую и замена «классической» системы системой предельной полезности были достижениями одного и того же типа: и то и другое являлось по сути упрощающим и унифицирующим нововведением. Сравнение представляется нам смехотворным лишь в силу различного интеллектуального престижа астрономии и экономической науки. Аналогично мы улыбаемся, узнав, что негритянский полководец и государственный деятель Туссен Лувертюр (1743-1803) называл себя Бонапартом Санто-Доминго. Но это происходит потому, что значение Франции в мире намного превышает значение Санто-Доминго, а не потому, что есть какие-либо глубокие различия между двумя людьми, если каждого из них рассматривать в соответствующей среде. ^3-22

Это сыграло свою роль в появлении привычки, особенно распространенной в Соединенных Штатах: называть «маржиналистскую» теорию неоклассической. Учитывая, сколько элементов старых конструкций и позиций было принято на вооружение «маржиналистами», мы могли бы склониться к одобрению этого наименования. Усилия Маршалла по сохранению преемственности — скорее даже подобия ее — обеспечили дополнительную поддержку этой до некоторой степени уничижительной оценке достижений «революционеров». Но в том, что касается чистой теории, называть теорию Джевонса—Менгера—Вальраса неоклассической не более оправданно, чем называть теорию Эйнштейна неоньютонианской: как мы уже знаем, термин «эклектики» в применении к Маршаллу и его последователям еще более вводит в заблуждение. В этом, однако, он мог обвинить лишь самого себя.

На второй вопрос — в такой его постановке — следует, конечно, ответить отрицательно. Ни одна «теория», если говорить о чистой теории, не может дать полный анализ феноменов, которые она рассматривает. Фактологические допущения столь же важны, сколь и аналитический аппарат, извлекающий из них результаты. ^3-23 Более того, экономическая жизнь является уникальным историческим процессом, а наши авторы не имели иной схемы объяснения экономических перемен, кроме той, которую они унаследовали от А. Смита; даже если бы они и выдвинули свою собственную, по отношению к ней их теория предельной полезности была бы совершенно нейтральной. Наконец, у них не было более точного представления о динамике, чем у их предшественников — «классиков», и они боролись с возникавшими в результате этого затруднениями весьма похожими способами. Может показаться, что если переформулировать наш вопрос в свете этих трех оговорок, то ответ на него должен быть положительным: теоретики предельной полезности явно преуспели в создании основанной на потребительной ценности схемы экономической статики, которая была целостной сама по себе. К сожалению, мы должны продолжить оговорки. Не все проблемы чистой теории могли найти однозначное решение в рамках теории предельной полезности. Мы уже наблюдали примеры, а именно теории предпринимательства и капитала: в этих областях теория предельной полезности совершенно не смогла — и вполне естественно — сузить диапазон возможных расхождений во мнениях. Другим примером «провала» объединительных усилий на основе принципа предельной полезности является теория процента. Это основная причина того, что мы должны будем отдельно заняться обсуждением распределяемых долей дохода (distributive shares) в конце, хотя представившийся случай будет использован, чтобы коснуться и некоторых других вопросов (см. ниже, § 5). Прежде чем сделать это, целесообразно обсудить позицию Маршалла по отношению к анализу Джевонса—Менгера.

в начало

4. Позиция Маршалла и реальные издержки

Прошу читателя освежить в памяти то, что было сказано в предыдущей главе о позиции Маршалла в отношении современных ему и более ранних исследований, весьма сходных (в основных принципах) с его собственными. Учитывая совершенно немаршаллианскую интерпретацию исследований австрийской школы и — в меньшей степени — Джевонса, которая была представлена в предыдущем параграфе, ^4-1 необходимо рассмотреть иную оценку Маршаллом этих исследований и некоторые аргументы, которыми он ее подкреплял. ^4-2

С моей точки зрения, впечатление, которое неизбежно должен получать читатель «Принципов» Маршалла, несмотря на время от времени вставляемые Маршаллом оговорки, таково. Маршалл утверждал: 1) что анализ английских «классиков» настоятельно нуждается в корректирующей переинтерпретации, но в нем нет ничего фундаментально ошибочного; 2) что критика этого анализа со стороны Джевонса и австрийцев во многом была вызвана неспособностью правильно понимать и интерпретировать его; ^4-3 3) что позитивный вклад Джевонса и австрийцев состоял в разъяснении стороны спроса в феноменах рынка, хотя Рикардо, конечно же, не обходил вниманием эти довольно-таки очевидные вещи; 4) что в чрезмерном подчеркивании аспектов спроса Джевонс и австрийцы заблуждались по меньшей мере так же, как Рикардо и Милль заблуждались в противоположном направлении. Эти положения следует рассмотреть под тремя различными углами зрения. Во-первых, в отношении критики Рикардо Джевонсом и австрийцами раздражение Маршалла, хотя отчасти и неоправданное, ^4-4 не было чем-то неестественным. Мы готовы признать, что Николай Кузанский и Коперник не доказывали «ошибочность» геоцентрической теории, они просто сделали в ней некоторые коррективы. Во-вторых, в оценке достижений Джевонса и австрийцев Маршалл по своей натуре и образованию не мог удержаться от сурового отношения к их несовершенной технике. Мы больше не будем останавливаться на этом. В-третьих, однако, интерпретация Маршаллом фундаментального значения этих достижений представляется серьезным (хотя, конечно, непреднамеренным) заблуждением. Именно по этому вопросу наша аргументация в предыдущих параграфах во избежание излишней критики нуждается в дополнительном пояснении.

Маршал иллюстрировал свое критическое отношение к тому, что он считал чрезмерным подчеркиванием аспектов спроса, знаменитым сравнением. «”Принцип издержек производства" и принцип “предельной полезности" несомненно являются компонентами одного всеобъемлющего закона предложения и спроса; ^4-5 каждый из них можно сравнить с одним из лезвий ножниц. Если одно из лезвий остается неподвижным и разрезание совершается за счет движения другого, мы можем с беззаботной краткостью сказать, что режет только второе лезвие; но это заявление не следует делать формальным и усиленно отстаивать». ^4-6 Даже если мы сведем анализ австрийской школы к этому частному вопросу — что подразумевает пренебрежение всеми его более широкими аспектами, — мы все равно должны будем признать, что его основным достижением была именно новая теория предложения и издержек. Только лишь в этом смысле следует понимать слова Джевонса: «Ценность всецело зависит от полезности» (Theory. Р. 1). Следовательно, бессмысленно обвинять Джевонса или австрийцев в стремлении приуменьшить значение той самой теоремы, которую они первыми вывели рационально и которую Визер называл «законом издержек». Они не нуждались в напоминании о двух лезвиях маршаллианских ножниц. Они стремились показать, что оба лезвия состоят из одного и того же материала, т. е. что и спрос, и предложение (независимо от того, имеется ли в виду случай обмена существующих благ или случай их производства) могут быть объяснены посредством «полезности».

Другая форма, в которую Маршалл облек по существу все то же обвинение, по крайней мере на первый взгляд заслуживает большего внимания. И Джевонс, и австрийцы имели обыкновение выражать свои мысли в виде причинно-следственных цепочек, которые шли от ценности потребительских благ к ценности ресурсов, как будто бы полезность некоторого количества потребительского блага была сначала определена независимо и затем, в свою очередь, детерминировала ценность производительных благ, которые затрачивались на его производство. Для более технически подкованного исследователя не составило бы особого труда заметить, что это недопустимо, так как полезность потребительского блага зависит от его количества, а последнее — от издержек его производства. Джевонс и австрийцы были выставлены на посмешище как люди, которых, подобно школьникам, надо учить, что «если три шара А, В и С лежат друг напротив друга в чаше... положение всех трех взаимозависимо и определяется силой тяготения», тогда как эти люди утверждали, «что А определяет В и В определяет С» (Principles. P. 567 <Принципы. Т. III. С. 280>). Но Маршалл как никто другой должен был понимать, что эта критика направлена на технические недостатки, в частности на очевидную неспособность понять логику взаимозависимости, и совершенно не пытался отдать должное сущности критикуемой позиции. Придерживаясь опять-таки сравнения Маршалла, скажем: то, что в действительности сделали Джевонс и австрийцы, не сводится к нонсенсу, в чем их обвиняет данный пассаж, но является чем-то совсем другим; они точно установили, что положение шаров должно описываться единым принципом — силой тяготения в механике, полезностью в экономической теории. Даже половины того великодушия, которое щедро расточалось Маршаллом на Рикардо, могло хватить для признания великого достижения, скрывающегося за плохой техникой, и сведения критики к одному замечанию, которое было бы правомерным, хотя Маршалл так его и не сделал: Джевонс знал математику недостаточно, а австрийцы не знали ее вообще. ^4-7

Единственным другим вопросом, который следует затронуть в связи с этим, являются «реальные издержки» Маршалла. Если бы австрийцы использовали этот термин, они бы обозначили им потребительские блага (в отличие от удовлетворения, получаемого от их потребления), которыми мы «жертвуем», принимая решение производить другие блага. Маршалл же подразумевал под ними «затраты всех различных видов труда, прямо или косвенно занятых в его [товара] производстве; вместе с воздержанием или скорее ожиданием, требуемым для сбережения капитала, используемого в его производстве» (Principles. P. 418). Этот вопрос возник здесь потому, что в то время он обсуждался в рамках общего спора о природе, причинах или «окончательном стандарте» ценности или издержек. Спор был исключительно мен-герианским. Большинство других сторонников «новой» теории ценности, такие как Госсен, Джевонс, Аушпиц, Либен и Кларк — однако не Вальрас, не испытывали опасений по поводу введения как «антиполезности» труда (термин Джевонса), так и воздержания в свои аналитические структуры. Так как все эти авторы отнюдь не собирались реабилитировать «классиков» путем сохранения независимой роли издержек или каким-либо другим способом, этого должно быть достаточно, чтобы показать, что признание антиполезности и воздержания не вредит теории предельной полезности и не означает принятия другой концепции. Но австрийцы придерживались иного мнения. Бем-Баверк и в самом деле активно боролся за то, чтобы свести к минимуму значение обоих понятий, очевидно полагая, что его обязывает к этому преданность теории предельной полезности. Рассмотрим связанные с этим проблемы.

Воздержание, конечно, является очень важным понятием для любого экономиста — сторонника соответствующей теории процента. Но, хотя приверженность этой теории процента, конечно, подразумевает введение воздержания в общую теорию ценности, вопрос всегда рассматривался главным образом в связи с теорией процента, и мы поступим так же (§ 5). Что касается антиполезности труда, у нас есть выбор: либо мы принимаем (при данной численности населения) количество имеющегося рабочего времени как данность (например, как институциональную константу), либо мы делаем его переменной, значение которой требуется определить, — в этом случае наша система содержит еще одно «неизвестное» и еще одно независимое уравнение (согласно которому для каждого работника предельная антиполезность труда должна в условиях равновесия равняться предельной полезности его дохода в виде заработной платы). Выбор варианта в данном случае зависит от соотношения соображений реализма и соображений аналитического удобства. ^4-8 Но дело в том, что наш выбор мало что меняет с точки зрения нашей теоретической модели, поскольку элемент антиполезности воздействует на ценность продуктов лишь через (возможное) влияние на количество предлагаемого труда, а в отношении аллокации предлагаемого количества <труда> оставляет принцип альтернативных издержек нетронутым. Именно последнее обстоятельство всегда имеет первостепенное значение, тогда как антиполезность имеет значение (если вообще имеет) на следующем шаге анализа. Более того, если для нас важно, чтобы наша теория ценности основывалась только на полезности, все, что мы должны сделать, — это заменить антиполезность труда полезностью досуга. ^4-9 Следовательно, своей частично успешной попыткой минимизировать значение антиполезности Бем-Баверк мало чего добился. Но и Маршалл не достиг заметных результатов введением реальных издержек: за исключением специальной функции, которую воздержание должно было выполнять в его теории процента, его можно было бы убрать без особых потерь — не говоря уж о затруднениях, связанных о понятием суммы всех антиполезностей и воздержаний, «прямо или косвенно вовлеченных» в производство товара. Итак, из этой экскурсии мы возвращаемся с тем же результатом, который всегда получаем при рассмотрении характера и значения отклонений Маршалла в том, что считается основами, от анализа Джевонса—Менгера—Вальраса: эти отклонения пренебрежимо малы. ^4-10

в начало

5. Процент, рента, заработная плата

Всякая чистая теория нуждается в фактах, дабы прийти к конкретным результатам. Эту банальность следует повторить, поскольку экономисты привыкли включать определенные конкретные факты в то, что они тем не менее называют чистой теорией. Так, они говорят о «теории» заработной платы как минимума средств к существованию, хотя теорема о минимуме средств к существованию может быть выведена из любой общей теории заработной платы, если мы введем соответствующие фактологические допущения о поведении работников. Но теория предельной полезности нуждается в подкреплении конкретными фактами не только при ее применении к конкретным случаям; она также нуждается в подкреплении дополнительным материалом для выработки общих теоретических утверждений. Как было сказано в конце § 3, сама по себе она не дает какой-либо общей теории процента, хотя предлагает адекватные объяснения ренты и заработной платы. Поскольку именно процент вызывает затруднения, мы начнем с обсуждения теорий процента в рассматриваемый период.

а) Процент. Мы уже знаем, что экономисты данного периода углубили разделение между предпринимательским доходом и процентом. Но большинство из них все еще придерживалось точки зрения, которую мы проследили в истории до Николаев Барбона (часть II, глава 6, § 7b), а именно что процент составляет большую часть доходов бизнесмена — ту часть, которая является результатом применения физического капитала и отдачей от использования физического капитала в том же смысле, в котором рента является отдачей от использования земли, а заработная плата — отдачей от использования труда. В этом отношении весьма важно, что Бем-Баверк в своей критической истории теорий процента рассматривал теории «прибыли» Рикардо и Маркса, не задаваясь вопросом: является ли доход, обозначенный таким способом, в действительности тем же самым, что и «процент». Он ответил бы на этот вопрос во многом так же, как и А. Смит или Дж. С. Милль. Денежный процент оставался для него лишь тенью того процента, который «зарабатывается» предложением физических товаров, в действительности являющихся (хотя, возможно, «в денежной форме») тем, чем обладает капиталист. Это тем более примечательно, если учесть, что исследования самого Бёма-Баверка внесли основной вклад в разрушение этой схемы.

Для начала отметим недостаточное признание того обстоятельства, что критика Бёмом-Баверком существовавших объяснений процента породила новый взгляд на проблему. С большим или меньшим основанием мы можем утверждать, что все теории процента, унаследованные от предыдущего периода, выжили. Даже теоретик такого уровня, как Парето, не испытывал угрызений совести, декларируя, что свойство (физического) капитала приносить процент не является большей проблемой, чем свойство вишневого дерева приносить вишни. ^5-1 Но репутация некоторых простых теорий, обычно удовлетворявших большинство экономистов, быстро ухудшалась. Лишь немногие авторы продолжали утверждать, что, поскольку с помощью бороны можно произвести больше пшеницы, чем без нее, результатом использования бороны должен быть чистый доход. Предостережение Бёма-Баверка о том, что физической производительности капитала недостаточно для обоснования его ценностной производительности, «лишило ветра» паруса теории процента, опиравшейся на производительность, хотя эта теория не была уничтожена мгновенно. ^5-2 Столь же успешно Бем-Баверк показал, что сами по себе «потребительские теории» (use theories) процента (Книс, Менгер, Вальрас) не являлись удовлетворительными: несомненно, услуги благ длительного пользования, таких как дома и автомобили, имеют соответствующие цены, произведение которых на количества этих благ представляет собой доход собственников этих благ; но так как эти товары страхуются и покупаются в рассрочку, то в данном случае нельзя, не обращаясь к каким-либо другим элементам, заключить, что этот доход является чистым доходом. Пренебрегая многими другими теориями, которые получили coups de grace <решительный — фр-> от Бёма-Баверка, мы можем в общем плане сказать, что единственными выжившими теориями были марксистская теория эксплуатации, теория воздержания и, на явно более низком уровне, некоторые формы теорий «переговорной силы» (bargaining power). Из новых теорий, возникших в этот период, мы упомянем только теории Бёма-Баверка и Ирвинга Фишера.

По существу, критика теории процента Маркса Бёмом-Баверком была успешной. Тем не менее эта теория продолжала свою жизнь в рамках марксистской ортодоксии до тех пор, пока без особого шума не была отброшена более поздними теоретиками-социалистами, которые уже не были марксистами. Поскольку мы рассматривали ее ранее (глава 5, § 8), мы обратимся сразу к теории воздержания. Здесь атака Бёма-Баверка оказалась безуспешной не только в том смысле, что она не могла убедить читателей, но и в том смысле, что она была неубедительной сама по себе. ^5-3 Маршалл без особого труда сформулировал объяснение процента, которое принимало в расчет воздержание ^5-4 и при этом не вызывало логических возражений. Фактически он смог возродить еще и теорию производительности, привязав ее к элементу воздержания. Если физический капитал должен приносить не только доход, но и чистый доход, нечто должно предотвращать его рост до точки, в которой выручка будет лишь покрывать издержки. Воздержание претендует — логически — на роль этого «нечто». Вместе с Сениором мы можем называть это издержками, тогда использование капитала приносит доход сверх других элементов издержек. Или мы можем сказать, что воздержание тормозит производство капитальных благ, предотвращая достижение этой точки, — что соответствует версии Карвера. ^5-5 Бем-Баверк нападал на обе версии и, как мне представляется, безуспешно. ^5-6 Большинство авторов, чьи взгляды обнаруживают большее или меньшее родство со взглядами Бёма-Баверка, — такие как Джевонс до него и Феттер после него, — вообще не утруждали себя проблемой воздержания, за исключением Фишера.

Я говорил, что теории «переговорной силы» находились на более низком уровне теоретического анализа. Фактически ни один из теоретиков «первого класса» никогда не выдвигал подобной теории. Тому есть весьма веская причина. В одном случае «переговорная сила», которая призвана объяснить излишек, называемый процентом, заключается во владении каким-либо фактором производства. Тогда апеллирование к переговорной силе собственников фактора производства бесполезно, поскольку истинное объяснение получающегося чистого дохода по-прежнему приходится искать в роли, которую этот фактор играет в экономическом процессе. Таким образом, ни Маркс, ни Бем-Баверк не обращались к переговорной силе капиталиста, хотя этот элемент может быть легко включен в обе теории. Вместо этого оба тщательно стремились показать, как механизмы капиталистических рынков порождают излишек или вознаграждение, для объяснения которого сам термин «переговорная сила» ничего не дает. В другом случае переговорная сила состоит в чем-то отличном от владения фактором производства. Она может состоять, например, в полномочиях по введению налогов, выгодных капиталистам. Но существование подобных полномочий и их адекватность при объяснении феномена процента придется доказывать, а это та задача, которую никогда не поставит перед собой знающий свое дело теоретик. ^5-7 Ограничимся лишь одним примером теории этого типа — теорией надбавки (mark-up theory) Лексиса. Согласно этой теории, процент существует в силу того, что бизнесмены имеют возможность назначать на продаваемые ими продукты цены, которые превышают издержки. Если под издержками мы подразумеваем денежные расходы, то это действительно так, но это не доказывает существования излишка над расходами, включая компенсацию за услуги принадлежащих бизнесмену факторов, оцененных в равновесных ценах. Чтобы установить существование такого излишка, который должен быть достаточно распространенным для объяснения процента, несомненно можно обратиться к несовершенствам конкуренции; но это подразумевает тезис, что при равновесии совершенной конкуренции процента не существует, — а это в свою очередь требует адекватного доказательства.^5-8

Выдающимся достижением периода, игравшим основную роль в дискуссии и оказавшим формирующее влияние даже на многих из самых свирепых критиков, было достижение Бёма-Баверка. Уже отмечалось (см. выше, § 2с), что его произведение сосредоточивалось на весьма упрощенном изображении того, как при данном предложении труда и средств к существованию ставки процента и заработной платы одновременно определяются и в свою очередь определяют органическое строение капитала. ^5-9 Также отмечалось, что эта центральная схема частично независима от объяснения Бёмом-Баверком причин существования процента и в то же время в определенной мере (но недостаточно хорошо) согласована с этим объяснением. Этот факт мы приписали незаконченности его произведения. Теперь нас интересует само это объяснение. Оно построено в терминах благ: Бем-Баверк твердо верил, что деньги в этом вопросе не играют никакой другой роли, кроме выполнения функций технического инструмента, который иногда выходит из-под контроля. ^5-10 Фундаментальное утверждение таково: процент возникает из обмена сегодняшних потребительских благ на будущие и по своей сути является премией (ажио), прибавляемой к цене первых. При такой трактовке проблема состоит в выявлении причин, по которым рынок, где сегодняшние потребительские блага обмениваются на будущие потребительские блага (требования их), обеспечивает при нормальных условиях возникновение этой премии или, иными словами, почему люди, как правило, готовы обещать за предоставление товаров сегодня большее количество товаров того же типа в некотором будущем. ^5-11 Как, вероятно, известно читателю, Бем-Баверк представил три такие причины. Во-первых, человек может быть готов возвратить кредитору большую сумму, чем взял у него, поскольку ожидает улучшения своего положения в будущем. ^5-12 Во-вторых, человек может быть готов обещать возвратить больше, чем он получает, в силу того, что большинство людей не воспринимают будущие удовольствия с тем же острым ощущением реальности, с каким они испытывают удовольствия в настоящем. ^5-13 Индивиды, классы и нации сильно отличаются в этом отношении, и различия в степени осознания будущего являются одним из самых важных факторов, определяющих их судьбу, — внушать эту истину современным экономистам нет необходимости. Но Бем-Баверк, так же как до него Бентам и Джевонс, считал, что некоторая недооценка будущего в этом смысле является обычным свойством нормального человека. Наблюдения за реальным поведением, особенно в государственном секторе, в значительной мере подтверждают эту точку зрения. ^5-14 В-третьих, человек может быть готов платить вознаграждение за сегодняшние блага потому, что владение благами сегодня позволяет ему вступать в физически более продуктивные процессы производства, требующие, по мнению Бёма-Баверка, «более длительного» периода производства (технологическое превосходство сегодняшних потребительских благ; см. выше, § 2с), так что сегодняшний запас потребительских благ может подразумевать увеличение их количества в будущем. Поколение, заставшее эпоху пятилеток в Советской России, скорее всего не преминет отнестись к этому аргументу с некоторым, по крайней мере ограниченным, доверием. Конечно, необходимо акцентировать слово «вступать» намного сильнее, чем это делал Бем-Баверк, допустивший в исследовании «третьей причины» несколько ошибок. ^5-15 Поскольку если мы этого не сделаем, то мы скорее всего угодим в сети аргумента синхронизации: «третья причина» Бёма-Баверка сама по себе не может объяснять какой-либо постоянный излишек, возникающий при продолжающемся повторении процесса данной «длины», после того как последний был запущен и вся экономика приспособилась к нему; только лишь последовательные «продления» периода могут способствовать сохранению процента, даже если нет другой причины для его сохранения. ^5-16

В такой форме это объяснение процента не было принято ни одним известным экономистом. Даже Виксель добавил к нему так много оговорок и улучшений, что его невозможно причислить к последователям Бёма-Баверка в сколько-нибудь строгом смысле. Тем не менее теория процента Бёма-Баверка оказывала не только косвенное влияние, что выразилось в оживлении дискуссии и стимулировании исследований, но и намного более прямое. Это было обусловлено тем фактом, что данная теория вводит упрощение, которое можно принять, не принимая деталей аналитической структуры Бёма-Баверка. Эта упрощенная версия выглядит так: процент возникает из взаимодействия («психологических») временных предпочтений с физической производительностью инвестиций. В этой разбавленной форме теория Бёма-Баверка стала не только одной из теорий процента того периода, но и наиболее широко признанной из всех, хотя каждый автор добавлял свои специфические особенности, которые, как правило, не находили одобрения у сколько-нибудь значительного числа других авторов. Можно было бы привести много примеров. ^5-17 Но самым сильным и ярким достижением этого типа была «теория нетерпения» (impatience theory) Ирвинга Фишера. ^5-18 Словосочетание говорит само за себя, хотя по звучанию указывает только на «вторую причину» Бёма-Баверка. Между тем третья причина у Фишера также присутствует: она появляется в одеянии «инвестиционной возможности» (investment opportunity), которая хоть и очищена от специфических особенностей концепции Бёма-Баверка, тем не менее выражает (но более элегантно) по сути те же факты. ^5-19 Кроме того, Фишер выявил более отчетливо, чем сам Бем-Баверк, тот аспект его анализа процента, который, возможно, является самым важным.

Мы увидели, что большинство немарксистских авторов этого периода продолжали рассматривать процент как доход, стоящий в одном ряду с рентой и заработной платой как вознаграждение за услуги физического фактора производства (зданий, оборудования и т. д., или воздержания), который в свою очередь стоит (в сфере производства) в одном ряду с услугами природных факторов и труда. Теория процента как премии или «ажио» предполагает совершенно иную концепцию. Будучи общей нормой дисконта, распространяющейся на доходы производительных услуг всех видов, процент, так сказать, «кормится» за счет их всех — доходов от услуг физических капитальных благ не меньше, чем от всех остальных. Таким образом, это уже нечто по природе совершенно отличное от всех доходов от производительных услуг (в правильном смысле) ^5-20 — не только от ренты природных факторов и заработной платы фактора труд, но и от доходов, связанных с производительностью капитальных благ. Бем-Баверк показал это неотчетливо, хотя его теории «капитализации» (процесса формирования ценности земли и капитальных благ) ^5-21 достаточно для демонстрации того, что это действительно было его позицией. Но терминология Фишера решила эту задачу. Чтобы подчеркнуть новизну этой точки зрения, отметим снова ее родство в этом отношении с теорией эксплуатации Маркса; при добавлении соответствующей идеологии — и фразеологии — она могла бы быть представлена как новая теория эксплуатации.

Малозначительным последствием было то, что доход от физических капитальных благ уже не мог больше приниматься за процент в той манере, которая шла от Варбона и была одобрена А. Смитом. Сочетание ряда обстоятельств привело к его ассимиляции с рентой природных факторов (см. ниже, § 5b). Более важным последствием было то, что процент теперь вошел в теории ренты и заработной платы в совершенно новом качестве. На самом деле это самая важная причина, почему надо еще раз рассматривать эти вопросы, вместо того чтобы удовлетвориться простой ссылкой на теорию вменения или предельной производительности sans phrase <как таковые — фр.>. ^5-22

b) Рента. Оставив в стороне малозначительные проблемы и различные темные закоулки, мы рассмотрим достижения в данной области в три этапа. Во-первых, мы рассмотрим теорию ренты, которая пыталась объяснить доходы, извлекаемые из собственности на природные ресурсы, вне зависимости от того, можно ли считать последние «неистощимыми» или нет. Во-вторых, мы рассмотрим определенные обобщения из концепции ренты, предложенной этой теорией. В-третьих, мы проследим тенденцию к применению концепции ренты в совершенно иных целях. В каждом из этих трех подразделов мы проследим борьбу старых и новых идей, которая была важной (если не единственной) причиной колебаний, неясностей и ложных проблем. ^5-23

Итак, первое. Что касается ренты от владения природными факторами, то очевидно, что анализ Джевонса—Менгера—Вальраса предоставил вполне хорошее объяснение этого феномена и при условии адекватного дополнения фактами по каждому из конкретных рассмотренных случаев дал бы нам все необходимые «законы» или теоремы о ренте. Все, что надо было сделать, — это воспользоваться ключом, предложенным Сэем или Кантильоном, т. е. признать, что рента есть попросту результат ценообразования на услуги этих факторов производства, и применить предельный принцип к формированию этих цен. Если принять в расчет временные предпочтения Бёма-Баверка, вывод будет звучать так: рента от владения природными факторами равняется дисконтированным ценностям их предельных продуктов. Эта теория автоматически допускает различия в качестве природных факторов одного и того же типа. И объясненная таким образом рента входит или не входит в цены продуктов в точности так же, как заработная плата. Фактически рента в такой интерпретации и заработная плата являются аналогичными феноменами. Главное чисто экономическое различие между ними состоит в том, что общее предложение любого природного фактора во многих случаях может приниматься как фиксированное, а значит, оно не зависит от изменений в цене этого фактора, тогда как общее предложение труда, как правило, более «подвижно». Но это различие не влияет на используемый объяснительный принцип, который остается одним и тем же в обоих случаях. Более того, оно не имеет отношения к вопросу аллокации имеющегося предложения природного фактора между конкретными видами использования: сколько земли при какой ренте за единицу площади имеется в наличии для производства тростникового сахара, если та же самая земля может использоваться и для производства хлопка, — всего лишь вопрос альтернативных издержек. ^5-24

Данная теория, выдвинутая австрийцами и Вальрасом, тем не менее не была принята так широко и с такой готовностью, как можно было ожидать, учитывая ее простоту и удобство. Этому, а также последовавшему в результате выживанию «рикардианской» теории ренты было две причины. ^5-25 С одной стороны, многие экономисты испытывали эмоциональное сопротивление по отношению к теории, которая ставила «нетрудовые доходы» землевладельцев в один ряд с компенсацией работнику за труд в поте лица своего. Подобные эмоции были совершенно иррациональными, так как ничто в этой теории не препятствует экономисту различать сколько ему угодно эти два вида доходов на моральных и политических основаниях. ^5-26 Тем не менее чувства возымели действие и говорили в пользу рикардианской теории, потому что последняя представлялась — на самом деле безосновательно — намного более подходящей для негативных ценностных суждений о земельной ренте. С другой стороны, как мы видели, на протяжении всего рассматриваемого периода сильное влияние на умы многих экономистов сохраняли «классические» доктрины. Из этих доктрин ни одна не распространилась так широко и не получила более прочной славы, чем рикардианская теория ренты. Кроме того, ее было легче защищать, чем другие части «классического» анализа, так как, сформулированная с должной тщательностью, она не утверждала ничего, что было бы решительно неверным. Критика ее Менгером (Grundsatze. P. 144-145) была оправданной, но сводилась лишь к заявлению о том, что необходимость конструирования отдельного теоретического аппарата для объяснения столь важного класса явлений сама по себе указывает на дефекты «классического» анализа. ^5-27 Поэтому защитники были в относительно благоприятном положении. Самым выдающимся среди них был А. Маршалл, который максимально использовал представившуюся возможность защитить Рикардо в арьергардном бою. ^5-28

В любом случае рикардианская теория оставалась в центре обсуждения и внимания даже среди своих оппонентов. Не все они пришли из лагеря предельной производительности, В эпоху, когда общий ценовой анализ столь сильно продвинулся вперед, монопольная теория ренты была обречена на забвение, но не умерла полностью. ^5-29 Были испробованы и другие подходы, но ни один из них не пользовался большим успехом. ^5-30

Второе. Расширения только что обсуждавшейся концепции ренты напрашивались сами собой ввиду того, что трудно провести логически обоснованную разделительную линию между объектами, которые являются и не являются природными факторами, или, — что есть лишь другой способ выражения той же мысли, — ввиду того, что трудно определить отличительные характеристики природных факторов. Так, в противоречии со своим первоначальным определением ренты (доход, извлекаемый из собственности на землю, и другие бесплатные дары природы — Principles. Р. 150) Маршалл отрицал, что плата за разработку недр (роялти) является рентой. ^5-31 Другие авторы были более склонны принять эту аналогию. Но Маршалл не испытывал никаких трудностей с расширением — если это вообще можно назвать расширением — концепции ренты с сельских земель на городские. ^5-32 Гораздо более важным, однако, было одно из его самых удачных созданий — концепция квазиренты или «дохода от применения в производстве уже изготовленных человеком предметов». Она воплощает в себе признание двух фактов, которые были особенно важными в свете новых теорий процента: того факта, что любая цена, уплачиваемая за услуги капитальных благ, аналогична цене на услуги природных факторов, и того факта, что эта аналогия особенно сильна в коротком периоде и ослабевает с увеличением периода, к которому применяется данное утверждение. ^5-33

Другой класс «расширений» вырос непосредственно из рикардианских корней. Человек, продолжавший видеть разумное зерно в рикардианской концепции «дифференциальной ренты», с большой вероятностью мог обнаружить, как сделал ранее Бейли, что подобная дифференциация не ограничивается землей. Мы уже имели случай ^5-34 отметить принадлежавшие Миллю, Мангольдту и Уокеру интерпретации предпринимательских доходов как «ренты, связанной с различием способностей» (rents of differential ability). Маршалл обобщил эту концепцию, хотя, по моему мнению, таким образом только выявил ее пустоту. ^5-35 Аналогично человек, перенявший у Рикардо привычку выводить ренту из физического «закона убывающей отдачи земли», может легко увидеть, что этот феномен присутствует всюду, где бы факторы ни прилагались к фиксированному количеству одного из них: ^5-36 это обобщение концепции ренты Рикардо через обобщение его концепции убывающей отдачи. Если фиксированным фактором являются здания и оборудование — которые действительно могут считаться неизменными в коротком периоде, — то после определенной точки мы будем наблюдать уменьшение физической отдачи последовательных «порций» тех факторов, которые могут варьировать в краткосрочном периоде. В этом случае маршаллианская квазирента выступает как точный аналог рикардианской земельной ренты. ^5-37

В-третьих, ^5-38 тот аспект рикардианской теории, который больше всего привлекал экономистов, ориентированных на политику, можно выразить словами «излишек» или «остаток». Строго говоря, эти слова в приложении к ренте от природных факторов утратили свое значение в анализе Джевонса—Менгера—Вальраса, который более не нуждался в объяснении ренты как «остатка» sui generis и был в состоянии объяснить ее непосредственно и тем же фундаментальным принципом, что и другие типы дохода. Но экономисты вскоре обнаружили, что они тем не менее могут сохранить феномен «излишка». Ренту можно интерпретировать как плату за услуги необходимого элемента производства, но эта плата не является необходимым условием для того, чтобы вызвать предложение соответствующей услуги, как это было в случае услуг капитальных благ и труда, — этот факт представлялся важным для экономической теории благосостояния и налогообложения. Маршалл, перенося акцент на этот «избыточный» аспект ренты, показал, что объяснять его следует следующим образом: услуги природных факторов «свободны от издержек» в том смысле, что ради обладания ими общество не несет «реальных издержек» (антиполезности труда и сбережений). ^5-39 Но если мы попытаемся развить аспект ренты как «незаработанного излишка», мы увидим два момента.

Во-первых, как и ранее с другой позиции, мы обнаружим, что рента, определенная как «излишек», не более привязана к природным факторам, чем рента, определенная как доход от производительности. Аналогичные излишки, т. е. надбавки к платежам, необходимым для обеспечения необходимого предложения товаров и услуг, разбросаны по всему экономическому организму. Многие работники, и не только кинозвезды, получают намного больше того, что необходимо для побуждения их к выполнению соответствующей работы, и во многих случаях они предложили бы больше услуг, если бы им платили меньше за каждую их единицу. Даже если мы поддерживаем гипотезу совершенной конкуренции настолько, насколько это возможно без полной потери контакта с реальностью, она допускает множество выгодных ситуаций — иногда кратковременных, иногда более продолжительных, — в которых возможно получение таких излишков. В условиях монополистической конкуренции (не говоря уже о чистой монополии) ^5-40 такие ситуации должны встречаться еще чаще. В конце концов мы можем включить сюда доходы, обязанные своим появлением «тайному сговору» (искусственно созданная редкость) или специфическим^5-41 институциональным структурам. В наше время возникла тенденция к обозначению всех подобных излишков термином «рента». Хотя в него включены и доходы от собственности на природные факторы, они представляют собой лишь частный случай ренты в этом смысле, теория которой имеет мало общего с теорией ренты, рассмотренной в первой части данного подраздела.

Во-вторых, однако, мы также обнаружим, что часть обсуждаемых нами излишков распадается на два класса, между которыми существует аналитически значимое различие. Рассмотрим природный фактор, абсолютно однородный по качеству, бесконечно делимый и характеризующийся бесконечной легкостью перемещения между различными способами использования (отраслями). Предположим также, что использование этого фактора происходит в условиях совершенной конкуренции. Тогда выбор каждого из способов использования будет определяться тем, что мы назвали альтернативными издержками. Поэтому пользователи фактора могут оказаться перед необходимостью оплатить полную ценность для себя его услуг, и в этом случае при использовании фактора не возникнет никакого излишка. ^5-42 При этом собственники могут получить от любой группы пользователей не больше, чем они могли бы получить от другой. Они не получают никакого излишка сверх альтернативных издержек, хотя их общая выручка может быть (в ином смысле) излишком сверх маршаллианских реальных издержек. ^5-43 В другом классе случаев это не так. Надеюсь, нет необходимости приводить примеры, в которых собственники факторов производства, будь то природные факторы или нет, получают излишки сверх альтернативных издержек: технологических трудностей «трансформации сбережений» в определенные типы капитальных благ достаточно для возникновения у собственников последних выигрышей сверх альтернативных издержек, одновременно являющихся выигрышами сверх реальных издержек; эти выигрыши, по крайней мере в краткосрочном периоде, трудноустранимы даже при ничем не стесненной во всех других отношениях конкуренции. ^5-44 Разделение между излишками сверх реальных издержек, которые одновременно являются излишками сверх альтернативных издержек, и излишками сверх реальных издержек, которые не являются одновременно излишками сверх альтернативных издержек, достаточно важно, чтобы обратить на него внимание читателя, потому что первые не играют, а вторые играют важную роль в процессе аллокации ресурсов. ^5-45

с) Заработная плата. Старая теория заработной платы на основе предельной производительности, разработанная Лонгфилдом и Тюненом, была новым явлением в 1880-х и 1890-х гг., но впоследствии, по крайней мере среди ведущих теоретиков, стала общепринятой до конца периода и после него. Поправка Бёма-Баверка, а именно утверждение, что реальная заработная плата при полном равновесии совершенной конкуренции должна быть равна дисконтированному предельному продукту труда, а не просто предельному продукту труда, приобрела нескольких сторонников после 1910 г., главным образом в Соединенных Штатах, поскольку на чашу весов был положен авторитет Тауссига. ^5-46 Нет нужды долго останавливаться на обсуждении теорий заработной платы, предшествовавших моде на анализ предельной производительности, — отчасти потому, что мы уже узнали необходимый минимум сведений о них. ^5-47 Поэтому достаточно вспомнить, что большинство этих теоретиков заработной платы отвергали теорию фонда заработной платы — некоторые в ошибочном убеждении, что посредством этого они укрепляют позиции трудящихся, — и практически единодушно утверждали, что заработная плата выплачивается не из капитала, а из дохода потребителей (Джордж, Уокер, Сиджуик, Брентано и многие другие). Хотя этот аргумент, как мы знаем, происходит из непонимания теории фонда заработной платы, следует отметить, что он (пусть даже и ненамеренно) вымостил дорогу для теории предельной производительности.

Бросим хотя бы поверхностный взгляд на победное шествие этой теории в применении к заработной плате, оставив в стороне все малозначительные детали. Прежде всего следует упомянуть тезис Джевонса в блестяще оригинальной главе 5 его Theory. ^5-48 Изложение Менгера, однако, абсолютно идентично ему, несмотря на еще большую незавершенность. Более раннюю формулировку Вальраса несколько портит тот факт, что его постоянные производственные коэффициенты, так же как у Визера, исключают возможность учесть замещение между трудом и другими факторами производства в рамках отдельной фирмы. Маршалл утвердил анализ заработной платы с позиций предельной производительности в Англии и добился в нем, возможно, большего успеха, чем желал сам. Но не следует забывать и о различных достижениях Эджуорта (см. в особенности его статью Theory of Distribution (1904), переизданную в Papers Relating to Political Economy (vol. I)). Помимо прочего, он разработал новые концепции для объяснения особых случаев определения ставок заработной платы. Особенно удачной была его идея привлечь теорию международных ценностей для объяснения отношений между работодателями и работниками — трактуя их как различные государства, торгующие друг с другом, — или между неконкурирующими между собой группами работников. Уикстид и особенно Виксель значительно улучшили теорию заработной платы австрийской школы.

Развитие данной теории в Соединенных Штатах было в значительной степени независимым от соответствующего развития в Европе. Теория предельной производительности в очень развитой форме, которая полностью принимала в расчет замещение между факторами производства и подошла «вплотную к современной концепции предельной нормы замещения», была произведена «в готовом виде» Стюартом Вудом, чьи две статьи по данному предмету должны обеспечить ему важное место в истории экономического анализа: ^5-49 Wood St. 1) A New View of the Theory of Wages // Quarterly Journal of Economics. 1888. Oct.; 1889. July; 2) The Theory of Wages // Publications of the American Economic Association. IV. 1889. Одновременно с последним автором (т. е. в том же томе Publications) опубликовал свою теорию заработной платы на основе предельной производительности Дж. Б. Кларк (The Possibility of a Scientific Law of Wages). В 1892 г. появилась Theory of Wages X. M. Томпсона. Тауссиг ввел поправку Бёма-Баверка в американскую теорию заработной платы и тем самым присоединился к «маржиналистам» (Outlines of a Theory of Wages // Proceedings of the American Economic Association. 1910. Apr.).

В остальном я ограничусь упоминанием трех важнейших работ современной эпохи, каждая из которых основана на теории предельной производительности того периода. Первая: Douglas Р. Н. Theory of Wages. 1934, — которая будет еще упомянута как одно из самых смелых исследований, когда-либо предпринимавшихся в эконометрике. Вторая (большие достоинства ее несколько омрачены не вполне адекватным обращением с теоретическими инструментами): Rowe J. W. F. Wages in Practice and Theory. 1928. Третья — самое значительное теоретическое достижение маршаллианцев в этой области: Hicks J. R. Theory of Wages. 1932. Эти работы, как ступени, приведут читателя к началу полемики вокруг кейнсианской теории.

Поскольку рассмотрение некоторых наиболее деликатных вопросов предельной производительности мы вынуждены отложить до следующей главы, сказанного должно быть достаточно (см., однако, ниже — подраздел об экономике труда). Но ввиду того обстоятельства, что до сегодняшнего дня сохранилось непонимание сущности и ценности анализа предельной производительности в специфическом применении к заработной плате, читатель, возможно, милостиво воспримет или даже будет приветствовать нижеследующие пояснительные комментарии, несмотря на повторения в некоторых из них сказанного раньше.

Во-первых, вспомним сказанное выше о различии между предельной производительностью Лонгфилда и Тюнена, с одной стороны, и Джевонса и Менгера — с другой. Концепция Лонгфилда и Тюнена была возрождена Стюартом Вудом и широко используется в наши дни. Сегодняшний учебник просто утверждает, что при полном равновесии и совершенной конкуренции номинальная ставка заработной платы за любой вид труда равна физическому предельному приращению продукта, вызванного «последним» приращением затраченного на его производство труда (предельному продукту труда), помноженному на равновесную цену продукта. Но у Джевонса и Менгера, а также у Маршалла это не было основной концепцией. Их основной категорией был прирост удовлетворения индивидуальных потребителей, испытываемого от упомянутого увеличения количества продукта. ^5-50 Единственной теорией, в которой используется эта категория, является истинная теория вменения, которую следует отличать от простых теорий предельной производительности, в которых она не используется. Но обе трактовки, конечно, приносят одни и те же результаты, и если нас не интересует «глубинный смысл», открываемый, как полагали Джевонс и Менгер, теорией вменения, то мы можем вывести обычную формулу конкурентной ставки заработной платы без применения этой категории. ^5-51 Во многих важных ситуациях, описываемых прикладной теорией заработной платы, нам даже не нужна стандартная формула и мы можем трактовать ставку заработной платы просто как результат взаимодействия спроса и предложения. Именно поэтому в список создателей современной теории заработной платы следует теперь добавить Флиминга Дженкина (часть III, глава 6, § 6f). Он не использовал ничего, кроме простого аппарата спроса и предложения, — принимая как данность все, что может стоять за ним, — и тем не менее смог добиться важных результатов, например касающихся возможностей политики профсоюзов. Но следует отметить важный недостаток его замечательной теории, тем более что он переносит нас к маршаллианскому анализу заработной платы. Анализ, использующий простой аппарат спроса и предложения, является по сути частичным, т. е. он принимает как независимо данные те факторы, которые определяют функции спроса и предложения. Как мы увидим, в отношении столь важного элемента экономической системы, каковым является труд как целое, это неприемлемо. Дабы проиллюстрировать этот момент, рассмотрим его наиболее очевидное практическое следствие. Если мы оперируем заданными функциями спроса и предложения, которые не изменяются при изменениях ставок заработной платы, то мы получим единственную равновесную ставку заработной платы — такую, что всякое ее увеличение создает (или увеличивает) безработицу. И практически все экономисты данного периода подписались бы под этим утверждением, даже применительно к всеобщему увеличению ставок заработной платы. ^5-52

Во-вторых, вспомнив о том, что было сказано о формальном характере теории предельной производительности, зададимся вопросом: в какой степени эта теория дает «причинное» объяснение ставок заработной платы. С одной стороны, ясно, что, для того чтобы объяснить с ее помощью любой конкретный уровень заработной платы, который мы наблюдаем в любом данном месте в любой данный момент времени, необходимо ввести в нее конкретные обстоятельства этого места и времени; и тогда именно эти обстоятельства, такие как доступные количества прочих (комплементарных факторов), а не предельная производительность, могут быть названы истинными или основными причинами данного уровня заработной платы. С другой стороны, так же ясно и то, что ставки заработной платы, будучи элементами системы взаимозависимых величин, определяются одновременно со всеми остальными ее элементами, поэтому даже в чистой теории — т.е. независимо от обстоятельств любой конкретной ситуации — нельзя говорить, что они зависят от предельной производительности так, как об истине в последней инстанции. Видимо, это все, что Маршалл мог иметь в виду, когда писал, что ставки заработной платы определяются на предельном уровне , a не предельным уровнем . Но данный аргумент всего лишь аналогичен аргументу Маршалла о предельной полезности — о трех шарах, покоящихся в чаше, — и допускает аналогичный ответ. ^5-53 В любом случае он не уменьшает ценность теории предельной производительности как инструмента разрешения проблем заработной платы. ^5-54

В-третьих, тот, кто желает использовать предельную производительность труда как объяснительный принцип и как инструмент разрешения проблем заработной платы, должен, конечно, понимать этот принцип и приобрести некоторый опыт в его использовании. При невыполнении этих двух условий он столкнется с многочисленными трудностями, которые в силу особенностей человеческой натуры превратит в многочисленные возражения, особенно если, подозревая апологетические ловушки, ^5-55 он с самого начала испытывал неприязнь к этой теории. Но в рассматриваемый период этому было оправдание. Теория не только была недостаточно развита, чтобы ее полезность стала очевидной — как это сделано, например, в Theory of Wages (1932) Хикса, — но во многих случаях она была сформулирована с ошибками. Некоторые экономисты даже испытывали затруднение в том, чтобы увидеть разницу между предельным продуктом труда и продуктом предельного (наименее эффективного) труда. Другие полагали, что теория предельной производительности в применении к заработной плате разваливается, если увеличение доходов в виде заработной платы или сокращение рабочего времени повышает эффективность труда. ^5-56

В-четвертых, вследствие этого мы обнаруживаем, что многие проблемы труда продолжали трактоваться с помощью инструментов, которые использовались «классиками». Это особенно относится к проблеме машин. Она привлекла много внимания, но ее анализ редко поднимался над старыми аргументами «за» и «против» «теории компенсации». В том виде, в котором она существовала, эта дискуссия о технологической безработице, однако, опровергает кейнсианское обвинение, согласно которому теоретики того периода не знали ни о какой другой безработице, кроме «фрикционной»: технологическая безработица, даже являясь временной, если иметь в виду последствия любого отдельного факта механизации, очевидно, может стать перманентным явлением, если будет непрерывно воспроизводиться. ^5-57 Чисто теоретический вопрос о полной занятости при полном равновесии и совершенной конкуренции будет рассмотрен в следующей главе, а о предложении труда все необходимое было сказано прежде.

в начало

6. Достижения в прикладных областях

[Нижеследующий параграф не был завершен и не был напечатан (на машинке) ко времени смерти Шумпетера.]

Мы неоднократно отмечали, что экономисты того периода, или большинство из них, подходили к вопросам экономической политики (по крайней мере, ко многим из них) в новом духе. В данном параграфе мы не будем снова подробно останавливаться на этом обстоятельстве, вместо чего займемся поиском аналитических достижений, которые выросли из озабоченности экономистов практическими вопросами. Во всех случаях эта озабоченность способствовала продвижению науки вперед, главным образом увеличивая степень владения фактами. Прогресс аналитического аппарата хотя, конечно, и не отсутствовал, но все же был намного скромнее, чем мог бы быть. Кратко рассмотрим наиболее перспективные области анализа (исключая деньги и циклы, которые рассматриваются в главе 8).

Но мы не станем рассматривать развитие в области экономики предприятия (business administration, Privatwirtschaftslehre), включая бухгалтерский учет и «актуарную науку». С самого начала мы подчеркивали, что нет лучшего довода в пользу отделения этой области от общей экономики, чем следующий: значительное большинство экономистов, полагая, что они заняты делами национальной важности, обычно рассматривали детали экономической жизни домохозяйств и фирм как не относящиеся к сфере их внимания и, возможно, как нечто низшее по сравнению с ней. На самом деле этот материал является основным в работе экономиста, если последний идет дальше скудных допущений об индивидуальном поведении, а взаимодействие общей экономики и экономики предприятия является первостепенной необходимостью для обеих областей. Но в течение рассматриваемого периода это взаимодействие было столь незначительным, что все, что мы можем сделать, — это перечислить результаты исследований деловой практики, предпринятых специалистами по экономике предприятия, которые (результаты) не вдохновили экономистов-теоретиков в той же мере, в какой достижения экономической теории не смогли вдохновить экономистов-практиков. ^6-1 Однако отметим, что Маршалл, усиленно изучая поведение бизнесменов, показал важный пример объединения значительных частей общей экономики и экономики предприятия, а Фишер (в Capital and Income) сделал первый шаг к координированию усилий экономиста и бухгалтера. ^6-2

а) Международная торговля. [Этот параграф планировался, но не был написан.]

b) Государственные финансы. Из замечаний, сделанных по этому поводу в главе 2, мы можем вспомнить, что данный период характеризовался тем, что я назвал бы комфортабельными финансовыми условиями, возникшими в результате повышения благосостояния и относительно спокойной обстановки, с одной стороны, и влияния буржуазии на государственные расходы и налогообложение — с другой. Соответственно, давление государственных финансов на экономическую деятельность было слабым — настолько слабым, что оно оправдывало их исключение из общего анализа факторов, детерминирующих экономический процесс. Мы также отмечали, что к концу периода в политической практике начал заявлять о себе новый дух, который не преминул отразиться и на сочинениях экономистов. Это проявилось не только в том, что ведущие академические экономисты, такие как Маршалл, стали одобрять высокое прямое налогообложение — включая налоги на наследство, — но также и в их поддержке того, что было смертным грехом по отношению к духу гладстоновских финансов, а именно политики, которая шла дальше налогообложения доходов и нацеливалась на изменение («исправление») распределения дохода. Примерами могут служить Адольф Вагнер в Германии и А. С. Пигу в Англии. Контр-аргумент, указывающий на возможное неблагоприятное влияние высокого и прогрессивного налогообложения на трудовые усилия и формирование капитала — которое на обывательском уровне воспринималось как курица, несущая золотые яйца, — был весьма популярен во многом потому, что практически все видные экономисты приняли весьма благосклонную к сбережениям точку зрения.

Все больше аналитических усилий вкладывалось в разработку двух старых тем, которые неизбежно должны были выиграть от появления новых теорий. Одной из них была «справедливость». Этические постулаты, конечно, изменялись со временем, и «принцип платежеспособности» и «социальная теория налогообложения» — включая помимо прочего специальное налогообложение привилегий (значение этого термина все время расширялось) — начали приобретать новых сторонников. ^6-3 Но я не имею в виду эти и другие каноны справедливости сами по себе, а лишь подлинно аналитические достижения, которые были порождены их защитой. Провозглашение императивов может быть, а может и не быть делом экономиста; но определенно его делом является рациональное объяснение заданных императивов путем анализа их оснований. О том, сколько предстояло сделать в этом направлении, можно заключить из того факта, что многие экономисты пребывали в полном заблуждении относительно истинного смысла принципов равных, пропорциональных и минимальных жертв. Некоторые думали (я полагаю, ошибка была первоначально допущена Миллем), что принцип равных жертв подразумевает минимальные жертвы; другие считали, что «закон» убывающей предельной полезности дохода сам по себе достаточен для вывода о прогрессивном налогообложении из постулата о равных жертвах. ^6-4 Этот и другие вопросы подобного типа были прояснены несколькими авторами, среди которых я упомяну выдающиеся достижения Эджуорта, Бароне и Пигу. ^6-5 Другой темой было налоговое бремя и его смещение. [Этот параграф не был завершен.]

с) Экономика труда. В главе 2 мы сделали обзор политической обстановки того периода, которая естественно давала мощный импульс к изучению проблем труда. В главе 4 мы отметили некоторые следствия влияния Sozialpolitik (а в еще большей степени ее духа) на экономистов. В § 5с этой главы мы сделали обзор вклада экономической теории в экономику труда. Остается кратко упомянуть описательную, «практическую», или институциональную, часть последней, которая, в силу антипатии практически настроенных экономистов к «теории», так же слабо соотносилась с аналитической экономической наукой, как в большинстве случаев и сегодня. ^6-6 В общем и целом можно сказать, что в рассматриваемый период был заложен (во всех его существенных элементах) фундамент современной экономики труда. Эта дисциплина не вполне достигла статуса признанной специальной области знаний, как это наблюдается в современной американской преподавательской и исследовательской практике. Но количество специалистов, работающих в данной сфере, росло все быстрее. Эти специалисты были принципиальными сторонниками реформирования правовых институтов и имели свои собственные представления о том, что значит «применить разум к человеческим делам». Но такого рода поиск фактов и их практические рекомендации не могли не принести пользу общей экономической теории. В качестве примера возьмем доклад меньшинства Английской комиссии по Закону о бедных (1909). Это плодотворное достижение, явившееся запоздалой реакцией на суровую безработицу, которая была в Англии между 1873 и 1898 гг., продемонстрировало многим экономистам, по-прежнему нуждавшимся в подобном уроке, что безработица иногда весьма слабо поддавалась воздействию факторов, находящихся под контролем работника: во всяком случае, это было (или должно было быть) важным исходным материалом, к которому экономисты-теоретики могли бы применить свои аналитические способности.

Кроме того, стало появляться все большее число монографий и трактатов по проблемам труда. Две знаменитые монографии Беатрис и Сиднея Веббов и трактат (или учебник) Херкнера служат хорошо известными образцами ^6-7 быстро увеличивавшейся в объеме литературы такого рода. Статистические исследования тормозились неадекватностью материала. Но некоторые усилия в этом направлении тем не менее были предприняты во всех странах. ^6-8 Как известно любому, кто читал «Принципы» Маршалла, в общих трактатах уделялось все больше и больше места экономике труда, в том числе ее чисто институциональным аспектам. Учебник фон Филипповича далеко превзошел в этом отношении все прежние. Мы можем подходящим образом завершить эти замечания, снова указав на величайшее достижение в экономике труда человека, который был в первую очередь теоретиком, — Wealth and Welfare ^6-9 (1912) профессора Пигу.

d) Сельское хозяйство. [Планировался, но не был написан.]

е) Железные дороги, отрасли коммунальных услуг, «тресты» и картели. Утверждения, с которых я начал подраздел об экономике труда, можно было бы почти полностью повторить в отношении того, что было сделано на протяжении данного периода в этой области и родственных ей. Опять-таки историк экономической мысли должен был бы отметить не только новые проблемы, но также и новый дух, свойственный попыткам их разрешения. Историк экономического анализа мало о чем может сообщить, кроме богатого «урожая» исторических и «описательных» исследований, некоторые из коих представляют интерес и сегодня. В остальном мы должны ограничиться немногими простыми комментариями, необходимыми для надлежащего завершения нашего обзора.

Любая «порядочная» теория издержек и цен должна быть в состоянии сделать ценный вклад в экономику железных дорог, а последняя должна быть в состоянии отплатить за это, предложив общей теории представляющие интерес конкретные случаи и проблемы. Как отмечалось ранее, взаимодействие экономистов и инженеров открывает большие возможности; и немногие области человеческой деятельности предоставляют такие возможности столь очевидно, как железнодорожный бизнес. Мы находим тому примеры, но они не очень многочисленны, однако в технических журналах можно, по-видимому, отыскать больше. В качестве одного из таких примеров упомяну работу Вильгельма Лаунхардта, который не только исследовал влияние кривых и градиентов функций на операционные издержки, но также создал теорию железнодорожных тарифов, в которой помимо прочего имелась теорема — на ней основывается его аргумент в пользу государственной собственности, — утверждавшая, что общественные выгоды от железных дорог будут максимизироваться, если тарифы не будут превышать — как сказали бы мы — предельных издержек. Из этого следует, что все накладные расходы должны финансироваться из общего дохода государства. Эта теорема широко обсуждается в наши дни после того, как она была независимо вновь открыта профессором Хотеллингом. ^6-10 Это намного интереснее общих слов о желательности национализации или регулирования, которые, конечно, многократно тиражировались.

Однако большинство исследований, примером которых является работа Лаунхардта, были проведены во Франции. Достаточно отметить достижения Шейсона, Пикара и Кольсона. ^6-11 Экономика железных дорог в Англии данного периода, я полагаю, представлена в своих лучших достижениях описательным анализом и небольшим учебником Экуорта. Однако трактовка железнодорожных тарифов профессором Пигу богаче результатами, имеющими значение для общей экономики, ^6-12 особенно в том, что касается противопоставления принципа издержек оказания услуг и принципа их ценности («сколько по данной дороге будет осуществлено перевозок»). Количество американских публикаций о железных дорогах в рассматриваемый период было, боюсь, весьма непропорциональным их качеству. Серьезные аналитические промахи могут быть найдены даже в выдающихся работах, которые в остальных отношениях достойны похвалы. Большинство этих работ совсем забыты сегодня. Учебник Хэдли ^6-13 является одним из не слишком многочисленных исключений. Все аспекты предмета, исторические и институциональные, получили в нем адекватную трактовку. Кроме того, в книге достигнут высокий уровень аналитической корректности; и никто не сможет превзойти эффектный пример, которым автор проиллюстрировал ту истину, что дискриминация может быть выгодной (часто так и происходит) всем затронутым сторонам, включая дискриминируемую (случай с двумя деревнями, производящими устриц, которые не могут снабдить данный рынок, если одна из них не платит более высокий фрахтовый сбор, чем другая). Однако тот факт, что этот случай был представлен как курьезное исключение, а не как следствие, вытекающее из более общей аналитической структуры, в которой отсутствие дискриминации должно представлять собой частный (или ограничивающий) случай, говорит о сравнительно отсталом состоянии анализа.

Как и железные дороги, отрасли коммунальных услуг также по логике должны были оказаться важной прикладной сферой и важным источником конкретных примеров для теоретиков. Однако результатов ^6-14, выдерживающих сравнение с более ранними работами Дюпюи, ^6-15 было достигнуто очень мало. Европейские дискуссии о национализации и муниципализации не представляют, с нашей точки зрения, особого интереса. Бесполезна для аналитического аппарата экономической теории и американская дискуссия о регулировании местных тарифов, в ходе которой поднималась проблема «разумного дохода от истинной стоимости собственности», который с точки зрения Верховного суда дозволено получать предприятиям коммунальных услуг. Многообразные «теории» оценки <имущества>, созданные в целях расчета компенсаций, налогообложения и регулирования цен, произведенные на свет юристами, изобиловали курьезными примерами логической путаницы. Многие экономисты выполнили полезную работу по ее прояснению и смогли, например, после более чем полувековых усилий убедить юристов в том, что попытка определить «разумный» уровень дохода от стоимости собственности, которая сама выведена из ожидаемых доходов, означает порочный круг. Уже этого достаточно, чтобы охарактеризовать уровень развития этой отрасли экономического анализа.

в начало

Примечания

1-1. Я вновь ссылаюсь на: Homan Р. Т. Contemporary Economic Thought. 1928. В этой книге рассматриваются скорее учения обсуждаемого нами периода, чем те, которые были «современными» в 1928 г. Другая ссылка общего характера, которую следует повторить: Stigler G. J. Production and Distribution Theories. 1941.↑

1-2. Этим объясняется выживание и даже рост популярности двух концепций, которые с особым успехом провоцировали радость или гнев критиков. Во-первых, с целью демонстрации определенных аспектов чистой логики выбора некоторые теоретики применяли старую концепцию изолированного индивида, которого они называли Робинзоном Крузо. Чем меньше критик понимал теоретика, тем больше его забавляли попытки экономиста разрешить социальные проблемы путем «дрессировки Робинзона». Во-вторых, в стремлении вскрыть другие аспекты чистой логики экономического поведения некоторые теоретики, например Парето, применяли концепцию экономического человека, homo oeconomicus. В том, как они ее использовали, не было ничего ошибочного. Но критики не обращали внимания на ее реальное применение, замечая лишь саму смехотворную карикатуру, в которой, по их мнению, заключалось представление экономиста о человеческой природе. Неуклюжая защита порою только ухудшала положение дел, хотя во избежание непонимания некоторые лидеры, в частности Менгер и Маршалл, сделали все необходимые оговорки. Удачная фраза последнего о том, что экономист является исследователем обычных устремлений деловой жизни, была шагом в правильном направлении. Следует упомянуть еще два момента. Во-первых, немецкое слово Wirtschaftssubjekt не является синонимом «экономического человека», хотя его часто переводили именно так. Во-вторых, последний термин может быть с легкостью устранен без изменения смысла утверждений, в которых он встречается, — вместо того чтобы говорить «экономический человек поступит так или иначе», мы всегда можем сказать, что тот или иной образ действий должен, например, максимизировать удовлетворение или прибыль.↑

1-3. Степень реальной независимости новой теории ценности от политических предпочтений можно наглядно проиллюстрировать на примере Вальраса и Парето: в своей теории Парето, который был не кем иным, как последователем Вальраса, развил систему последнего во многих технических отношениях. Но в политике между ними была огромная пропасть.↑

1-4. Читатель найдет поучительный анализ этого круга проблем, в особенности, применительно к работам Маршалла, в двух статьях профессора Толкотта Парсонса: (Quarterly Journal of Economics. 1931. Nov.; 1932. Febr.). Wants and Activities in Marshall и Economics and Sociology: Marshall in Relation to the Thought of His Time.↑

1-5. В признании роста численности населения основной угрозой повышению уровня жизни рабочего класса особенно настойчив был Виксель — из-за этого у него даже возникли неприятности с шведским правительством. Заметим мимоходом, что он возродил понятие оптимальной численности населения (см.: Robbins L. The Optimum Theory of Population // London Essays in Economics in Honour of Edwin Cannan. Gregory and Dalton eds. 1927). Тему «Парето и народонаселение» рассматривает в своих поучительных статьях профессор Дж. Дж. Спенглер (см.: Quarterly Journal of Economics. 1944. Aug.; Nov.).↑

1-6. Вероятно, мне следует указать наиболее выдающиеся работы: раннее эссе профессора Ф. А. Феттера Versuch einer Bevolkerungslehre (1894); Das BevOlkerungsgesetz des Т. R. Malthus (Law of Population. 1900) Ф. Оппенгеймера, а также работу Malthus (1909) А. Лориа. Общие обзоры см.: Gonnard R. Histoire des doctrines de la population. 1923; Virgilii F. II problema della popolazione. 1924. Странный всплеск дискуссии (Economic Journal. 1923. Dec.) следует упомянуть лишь для иллюстрации ментальных процессов в среде экономистов. На пороге периода скопления нераспроданных масс продуктов питания и сырья Кейнс утверждал, что в первом десятилетии века «природа» стала менее щедро, чем раньше, вознаграждать человеческие усилия — интересный пример неверной интерпретации последовавшего роста цен на сельскохозяйственную продукцию — и даже что давление растущей массы населения было одной из причин Первой мировой войны, а также Русской революции (sic!). За это он подвергся критике сэра Уильяма X. Бевериджа, выступившего с позиций здравого смысла. Но ничтоже сумняшеся в течение еще некоторого времени Кейнс продолжал утверждать, что мальтузианский дьявол вновь вышел на сцену. Необходимо добавить, однако, что почти никто из экономистов не поддержал это мнение Кейнса. Большинство из них в самом деле видели повод для беспокойства. Но вскоре предмет их беспокойства переместился на 180 градусов.↑

1-7. См., например: Charles Enid. The Twilight of Parenthood. 1934. Наиболее эффектное выражение этой новой тревоги экономистов см. в блестящей статье мистера Р. Ф. Харрода Modern Population Trends (Manchester School. 1939) и ее критике профессором Джоном Джуксом (Jewkes J. The Population Scare // Ibid. 1939. Oct.).↑

1-8. У него было много предшественников в данный период — например, Л. Брентано, — но мы не имеем возможности их рассматривать. Из работ Пауля Момберта см. его статью (Bevolkerungslehre) в Grundriss M. Вебера и его Bevolkerungsentwicklung und Wirtschaftsgestaltung (1932).↑

1-9. Имея возможность подробно рассматривать литературу этого периода, среди чисто статистических исследований мы должны были бы упомянуть работы Лексиса, Кнаппа, Ниббса (Knibbs) и Пирсона. Чтобы не оставлять читателя без ориентиров, я упомяну также такие работы, как Population Problem (1922) Карр-Сондерса; учебник X. Райта (Н. Wright) Population (1923); Measurement of Population Growth (1936) P. P. Кучински (R. R. Kuczynski); и Population Problems in the U. S. and Canada (1926) под ред. Л. И. Даблина (L. I. Dublin). Такой выбор обусловлен моим мнением, что эти работы дают удобные подходы к истории предмета. Думаю, другие выбрали бы иные работы. Одно из достижений периода, вообще не упомянутое нами, — исследование историками демографических проблем прошлого, — должно в конце концов быть признано хотя бы упоминанием имени выдающегося, как мне представляется, исследователя в этой области — Юлиуса Белоха (Beloch J. Die BevOlkerung der Griechisch-Romischen Welt. 1886).↑

2-1. Линия аргументации, интересующая нас сейчас, затуманивается введением принципов предельной производительности, особенно переменных производственных коэффициентов. Но остальное — несмотря на разделение между экономическим и технологическим прогрессом — могло бы быть написано Дж. С. Миллем. См., в частности, теорему на с. 383 книги Вальраса.↑

2-2. Отметим сразу, что Бем-Баверк объединил эту теорию прибыли (как дохода предпринимателя, Unternehmergewinn) с теорией процента (Kapitalzins), которая была теорией прибыли в рикардианско-марксистском смысле. Мы обсудим этот момент ниже.↑

2-3. У Вальраса, конечно, это лишь означает, что фирмы («предприниматели») не должны получать излишки, которые превышают текущий процент на имеющийся у них капитал, рыночный размер ренты, уплачиваемой за используемые ими природные ресурсы и заработную плату управляющих в размере, обычно назначаемом за соответствующие управленческие услуги (в том числе заработок самозанятых управляющих-собственников). Более того, подобные условия должны заключаться в самой природе предельного состояния: если бы это состояние случалось на практике, предприниматель мог бы надеяться на большее, так как реальность никогда не стоит на месте. Таким образом, возражения Эджуорта против концепции entrepreneur ne faisant ni benefice ni perte на том основании, что подобный предприниматель не имел бы мотива к дальнейшим действиям, никак нельзя оправдать. Однако другое критическое замечание напрашивается само собой: Вальрас постулировал нулевую (избыточную) прибыль (в упомянутом смысле), но он не доказал в форме теоремы, что прибыль должна стремиться к нулю. Хотя, приняв другие его допущения, это нетрудно сделать. Таким образом, эта критика, будучи логически обоснованной, является чисто формальной. См. ниже, глава 7, § 7.↑

2-4. Я не имею в виду, конечно, что квазирента идентична прибыли предпринимателя или однозначно увязана с ней. Но она удобна при анализе доходов предпринимателей. Возможно, Маршаллу можно приписать и третье предложение. Кембриджские экономисты в 1920-1930-е гг. стали отличать нормальную прибыль от той непредвиденной прибыли, которая является результатом действия денежной системы. Мы пока еще не готовы к рассмотрению этой схемы. Но мы можем отметить, что obiter dicta (побочные замечания) Маршалла по поводу цикличности кредита и цен содержат зачатки теории непредвиденных прибылей этово типа, а его трактовка заработков управляющих содержит суть теории нормальной прибыли.↑

2-5. Возражения на этот счет уже приводились. Ссылка в тексте относится к работам: Hawley F. В. Enterprise and the Productive Process. 1907; Knight F. H. Risk, Uncertainty and Profit. 1921. Хотя последняя работа хронологически не относится к рассматриваемому периоду, она упомянута здесь вместе с остальными, дабы выявить важную линию аналитического прогресса, корни которой находятся в данном периоде.↑

2-6. Dobb M. Capitalist Enterprise and Social Progress. 1925 (работа уже цитировалась в другом контексте).↑

2-7. Тем не менее я упомяну в этой сноске еще несколько работ, которые по той или иной причине можно считать репрезентативными. Пионером исследований данной проблемы в Америке можно считать Ф. А. Уокера (Walker F.A. 1) The Wages Question. 1876; 2) The Source of Business Profits // Quarterly Journal of Economics. 1887. Apr.). Из недавних работ следует обратить внимание на статью С. А. Таттла (Tuttle С. A. The Function of the Entrepreneur // American Economic Review. 1927. March; см. также его обзор: The Entrepreneur Function in Economic Literature // Journal of Political Economy. 1927. Aug.). В Германии исследования продолжали старую традицию (см., например: Mataja Victor. Der Unternehmergewinn. 1884, а также более раннюю публикацию: Pierstorff J. Die Lehre vom Unternehmergewinn. 1875). Этот вопрос представляет определенный интерес. Почему большая часть этой литературы была либо американской, либо немецкой? Может быть, потому, что фигура предпринимателя была в то время более заметной в Соединенных Штатах и Германии, нежели в Англии и Франции. Может быть, также и потому, что по крайней мере английские экономисты считали функции предпринимателя и его прибыль настолько само собой разумеющимися, что не видели особой необходимости в более глубоком их анализе, чем у Маршалла, — подобно тому как большинство из них считали проблему процента удовлетворительно разрешенной. Но я воспользуюсь возможностью, дабы привлечь внимание читателя к важной работе, в которой затрагиваются, ж>тя напрямую и не рассматриваются, проблемы прибыли и предпринимательства; Lauington F. An Approach to the Theory of Business Risks // Economic Journal. 1925. June.↑

2-8. Одной из причин было то, что американский бизнес в общем и целом не принимал адекватные методы амортизации и калькуляции издержек вплоть до кризиса 1907 г. Поэтому фактологические исследования прибыли были вынуждены иметь дело с грубо приблизительными оценками, которые могли легко ввести в заблуждение.↑

2-9. Однако следует сразу же отметить, что для достаточной обоснованности данных теорий предпринимательской деятельности — или некоторых из них — не обязательно идти дальше утверждения, что эта деятельность является исполнением функции, существенной для капиталистического общества. Как, кем и с какой эффективностью аналогичные функции могут выполняться при любой другой организации общества, например социалистической? — совсем другой вопрос. Что бы об этом ни думали авторы данного периода — это никак не влияет на инструментальную ценность их теорий в применении к капиталистическому процессу.↑

2-10. На тех же основаниях мы исключаем, в частности, различные теории «переговорной силы» (bargaining-power), которые также в первую очередь использовались для объяснения прибыли на капитал.↑

2-11. Конечно, это не исключает возможности того, что идеологические искажения присутствуют в «видении» экономического процесса, которое побуждает экономистов при анализе исторического развития акцентировать функциональный аспект в ущерб другим.↑

2-12. Особым случаем является то, что профессор Роберт А. Гордон назвал «выгодами положения», доступными должностным лицам корпорации (см.: Gordon Robert A. Business Leadership in the Large Corporation. 1945. P. 272). Однако в вышеприведенном тексте я имел в виду более широкую категорию выгод, к которой может быть применен тот же термин, а именно вознаграждений, которые не создаются при выполнении предпринимательской «функции», но могут доставаться тем, кто выполняет эту функцию. Я думаю, справедливо полагать, что обсуждаемые здесь экономисты осознавали этот феномен. В самом деле, им было бы трудно не делать этого.↑

2-13. В этом его преимущество перед сторонниками теорий «грабежа», которые в целях сохранения отличительных признаков своей теории должны утверждать, что предприниматели не имеют никакого отношения к возникающему современному индустриальному аппарату, кроме его разграбления и саботирования его работы: конечно, это легко опровергается как теоретическим, так и историческим анализом.↑

2-14. Анализ формирования капитала (сбережений и инвестиций) в рассматриваемый период см. ниже, в § 5, а также в следующей главе.↑

2-15. Вклад Бёма-Баверка в эту дискуссию содержится во втором томе Kapital und Kapitalzins, а Фишера — в Nature of Capital and Income; см. также труды всех авторов, цитируемых в обеих работах. Параллельно со спором о капитале шел спор о доходе, который любопытным образом возродился в наши дни. Немецкие работы на эту тему были особенно многочисленными, но я упомяну лишь: Меуег R. Wesen des Einkommens. 1887; в остальном отошлю читателя к Фишеру. Поскольку доход тогда еще не играл той роли, которую он играет в сегодняшнем анализе доходов, мы не будем далее углубляться в это понятие. Однако позволю себе напомнить о концепции психического дохода Феттера (Principles. Ch. 6) и о разработке той же концепции Фишером (Nature of Capital and Income. Ch. 10).↑

2-16. Многие были также обеспокоены — как мне кажется, напрасно — разделением между общественным и частным капиталом.↑

2-17. Мы можем, однако, отметить мимоходом, что денежные концепции капитала, без сомнения, имеют некоторое, хотя и небольшое преимущество. Оно заключается в том, что в отличие от физических концепций они имеют непосредственное отношение к капитализму. За пределами круга марксистов и экономистов, в большей или меньшей степени подвергшихся влиянию марксистской доктрины, термин «капитализм» почти не использовался. Маркс, как мы знаем, считал капиталистической такую экономику, в которой физический капитал находится в собственности людей, не являющихся наемными работниками. Можно предположить, что это должно было побудить экономистов-немарксистов искать свои собственные отличительные черты капиталистической экономики. Но этот поиск не дал результатов, если не удовлетворяться такими терминами, как «экономика частного предпринимательства» или «экономика частной собственности», которые не слишком отличаются от марксистского термина.↑

2-18. Возможно, из-за не вполне удачной манеры Бёма-Баверка выражать свои мысли его критики часто не могли заметить, что эта идея — о том, что ценность капитала есть результат процесса «дисконтирования» («капитализации» в специальном значении термина), — является одним из основных моментов теории капитала Бёма-Баверка.↑

2-19. Более утонченная попытка Дж. Б. Кларка количественно определить капитал еще будет упомянута. Мы не рассматриваем ее сейчас, чтобы не отвлекать внимание читателя.↑

2-20. Дабы понять это, неискушенному в математике читателю достаточно прочесть первую страницу главы 2 и первую страницу главы 6 книги Боше (Bocher) Introduction to Higher Algebra, в обоих случаях не утруждая себя изучением последующего текста. Термин «комплексный» в этом его значении не должен смешиваться с понятием «комплексное число».↑

2-21. Цит. по: Econometrica. 1938. Jan. P. 81.↑

2-22. Возможно, профессор Найт был первым, кто признал это, так как самый ранний приверженец триады, Ж.-Б. Сэй, использовал ее как раз для утверждения равнозначности факторов и того взгляда на распределение, которого придерживался и сам профессор Найт. Согласно этому взгляду, «распределение» тождественно ценообразованию на производительные услуги. Триада была грубым, но явно эффективным инструментом для этих целей. Другие примеры подобной несправедливости, которые стоит упомянуть здесь, встречаются в критических высказываниях Найта в адрес доктрины Бёма-Баверка, на которых мы достаточно подробно останавливались.↑

2-23. Строго говоря, количество этих факторов должно быть бесконечным, так как концептуально они образуют континуум.↑

2-24. Как показал профессор фон Хайек (Hayek. The Pure Theory of Capital. P. 5), анализ капитала всегда страдал от слишком большого внимания, уделяемого проблеме процента, которая затмевала собой все остальные проблемы физического капитала. В упомянутой работе читатель найдет множество примеров этих «остальных проблем».↑

2-25. Конечно, в экономической системе все взаимосвязано. Поэтому вышеприведенное заявление не означает, что структура конгломерата, именуемого физическим капиталом, никак не связана с процентом.↑

2-26. Поэтому прискорбно, что теоретик такого уровня, как мистер Калдор, выразил прямо противоположный взгляд на теорию капитала Бёма-Баверка в выражениях, явно противоречащих букве и духу анализа последнего (Econometrica. 1938. Apr. P. 163). Удивительно, что он подкрепил свою точку зрения вопросом: «Если это [а именно доказательство того, что капитал является отдельным фактором производства, а также того, что капитал и процент могут быть введены в аппарат теории производства и распределения наравне с факторами труда и земли] не то, к чему стремится теория, в чем же тогда ее цель?» Коллега профессора фон Хайека не должен был испытывать трудности с ответом на этот вопрос. Напоследок я хотел бы напомнить мистеру Калдору, что Бем-Баверк был автором теории процента, которую наиболее приемлемо называть теорией премии, или теорией ажио.↑

2-27. В зависимости от целей анализа подобное положение может быть удобным или нет. Это все, что следует о нем сказать.↑

2-28. Ф. Дивизиа назвал подобные совокупности ensembles renouveles <обновляющиеся наборы — фр.>.↑

2-29. Принимая во внимание по сути эссеистичный, или «эскизный», характер всей этой книги, я отважусь выдвинуть следующую гипотезу: начиная писать о капитале, Джевонс считал, что это не имеет отношения к той области теории, которую он, по его мнению, революционизировал. Поэтому он действительно намеревался трактовать капитал в «классическом» духе. По мере развития своих старых идей он не мог не отметить возникновение у себя новых. Но, будучи весьма небрежным, он оставил введение в том состоянии, в каком оно было написано первоначально (до того, как он в полной мере определил, что собирается сказать).↑

2-30. Только труд. Весьма странно, что большой враг трудовой теории ценности игнорировал все прочие атрибуты производства.↑

2-31. Однако он мог быть порожден другими авторами, такими как Херн, чью работу Plutology (1863) Джевонс цитировал в данной главе, равно как и в остальных.↑

2-32. Эта просьба может показаться странной, но она вполне мотивирована некоторыми аргументами, высказанными в дискуссии 1930-х гг. Я даже мог бы добавить еще одну просьбу: признать, что «продолжительность» (в том значении, которое с ясностью вытекает из нашего изложения) не является простой технической деталью, лишенной экономического смысла.↑

2-33. Однако очевидно также ее родство с рикардианскими и марксистскими идеями (см. выше, глава 5, § 4).↑

2-34. Фонд средств к существованию у самого Бёма-Баверка страдает тем же недостатком (который был впоследствии устранен Викселем): этот фонд является лишь фондом содержания труда (рассматриваемого как однородный, как и у Рикардо) и не включает средства для оплаты услуг естественных факторов (а возможно, также и самого капитала). Но причиной этому было лишь стремление упростить проблему, столь сложную для аналитической техники автора.↑

2-35. Кроме того, следует кое-что сказать и об обратной стороне медали, т. е. концепции Бёма-Баверка. Его промежуточные продукты являются потребительскими благами в зародыше. Но если рассматривать их под другим углом, они становятся накопленными производительными услугами (каковыми они были для «классиков» — накопленным трудом). Здесь возникает вопрос о «разложении» капитала на «услуги двух первичных факторов», которому Бем-Баверк и особенно его критики придавали столь большое значение. Так как ни один промежуточный продукт с первобытных времен не мог быть произведен только трудом и силами природы, подобное разложение неприемлемо. В то же время в нем нет необходимости, как будет показано в конце этого параграфа.↑

2-36. В связи с бесконечным потоком связанной с этим критики концепции Бёма-Баверка следует помнить о двух моментах. Во-первых, как мы сейчас увидим, Бем-Баверк характеризовал свой окольный процесс величиной, не отражающей время в чистом виде. Его «период производства» может увеличиваться, когда «физическое» время (clock time), занимаемое производственным процессом, не увеличивается — это случай «расширения» (в отличие от «удлинения») структуры капитала — или даже сокращается. Во-вторых, Бем-Баверк должен был бы ясно показать, что его аргументация применима только к «улучшениям», которые с самого начала находятся в пределах технологического кругозора производителей. Изобретения, расширяющие этот кругозор, должны исключаться из рассмотрения, как это всегда делается в обычной теории производства, в которой технологический кругозор («уровень техники») является заданным. Но именно внедрение изобретений — методов производства, которые являются новыми не в том смысле, что они не применялись ранее, а в том, что они не были известны ранее, — как показывают исследования, создает ситуации, в которых принятие «передовой» технологии сопровождается сокращением «периода производства» даже в том значении последнего термина, которое использовал Бем-Баверк. Поскольку мы движемся в рамках данного неизменного технологического кругозора, постулат Бёма-Баверка далеко не абсурден. Чтобы показать это, начнем с рассмотрения экономики, находящейся в состоянии равновесия при совершенной конкуренции; далее предположим (но лишь для упрощения рассуждений), что производительные ресурсы являются заданными, неизменными и (это и в самом деле плеоназм) аллоцированы оптимально. Единственной причиной существования в этих условиях методов производства, явно превосходящих используемые и при этом все еще не применяющихся, несомненно является то, что эти передовые методы не могут «финансироваться» (по терминологии Бёма-Баверка). Но, так как при соблюдении принятых нами условий wage-good capital используется полностью и оптимально, единственная причина этой невозможности, в свою очередь, заключается в том, что передовые методы должны «связать» слишком большое количество капитала на слишком продолжительное время. Предположим теперь, что при прочих равных условиях wage-good capital увеличился. Любой согласится, что это будет способствовать новым инвестициям в производство с более длительным «периодом». Это все, что необходимо. Тезис о том, что часть увеличения будет поглощена заработной платой (а значит, пойдет на финансирование производства для текущего потребления), не может быть возражением и является на самом деле важной частью теории заработной платы Бёма-Баверка. В оправдание критиков следует сказать следующее. Во-первых, в 1888 г., торопясь сдать в печать новые порции рукописи, Бем-Баверк изложил свои доводы неудовлетворительно с самого начала. Во-вторых, когда на него обрушивался поток критики, он часто защищался не лучшим образом (особенно в вопросе изобретений).↑

2-37. Обозначив физический продукт через р, средства производства через а, b, с, ... и время через t, мы получим р = f(a,b,c,...t), т. е. идея на самом деле сводится к введению в производственную функцию временного фактора какого-либо вида (см. ниже, глава 7, § 8). Постулаты Бёма-Баверка следующие: 1) δf/δt>0 и δ²f/δ²<0.↑

2-38. Это небольшое отклонение от начальных условий Бёма-Баверка.↑

2-39. Строго говоря, это должны быть средства к существованию, рассматриваемые как однородная величина. Однако он, очевидно, не пожелал зайти столь далеко.↑

2-40. Значение выражения сделано положительным путем добавления знака «минус», так как все ( отрицательны. Читатель увидит, что рассматривать «инвестиции» как принципиально отрицательную величину вполне резонно с точки зрения «инвестора»: они есть то, что он отдает. Однако Т должно быть положительным.↑

2-41. В работе Rate of Interest Ирвинг Фишер задался вопросом, почему эта взвешенная средняя должна рассматриваться как «корректный» метод измерения периода производства. Несомненно, этот вопрос весьма смущал Вёма-Ба-верка (см.: Exkurs III в 3-м и 4-м изд. Kapital und Kapitalzins. Ill), но в действительности на него было просто ответить. На самом деле вопрос и не должен был возникнуть, так как формула просто определяет то, что Бем-Баверк решил назвать периодом производства.↑

2-42. Этот кратчайший путь имеет, конечно, свои опасности. Кроме всего прочего он лишает читателя выгод, которые последний мог бы получить от упражнений в искусстве теоретизирования при более подробном обсуждении. Дабы компенсировать это, я отсылаю читателя к обзорной статье мистера Калдора (Kaldor, The Resent Controversy on the Theory of Capital // Econometrica. 1937. July), в первых трех сносках которой представлена библиография работ 1930-х гг., включающая, конечно, работы главного действующего лица — профессора Найта. К этой библиографии я должен лишь добавить (кроме: Knight. Reply // Econometrica. 1938. Jan.; Kaldor. Rejoinder // Ibid. 1938. Apr.) следующие работы; Burchardt F. Die Schemata des stationaren Kreislaufs bei Buhm-Bawerk und Marx // Weltwirtschaftliches Archiv. 1931. Oct.; 1932. Jan.; Eucken W. Kapitaltheoretische Untersuchungen. 1934; Thompson J. M. Mathematical Theory of Production Stages in Economics // Econometrica. 1936. Jan. В работе Pure Theory of Capital (1941) профессора фон Хайека не только представлены его самые поздние взгляды, но также получила интересное освещение (в части I) полемика о капитале. Из ранних критиков я упомяну только Фишера (Fisher. Rate of Interest) и фон Ворткевича (Bortkiewicz. Der Kardinalfehler der Bohm-Bawerkschen Zinstheorie // Schmoller's Jahrbuch. 1906). Интересной особенностью последней работы является дух непримиримой враждебности, который столь поразительно отличается от духа, в котором написаны знаменитые критические заметки этого автора о Марксе. Не вполне удачный ответ Бёма-Баверка на обе эти работы содержится в 3-м и 4-м изданиях Kapital und Kapitalzins.↑

2-43. Хотя я сам поднял этот вопрос 40 лет назад, я и сегодня не считаю его хорошо изученным.↑

2-44. Marschak Jacob. A Note on the Period of Production // Economic Journal. 1934. March. Его аргументация представляется выдержанной в ценностных терминах, но в отношении общей ценности существующих товарных запасов к ценности потока готовых потребительских благ ценностные величины взаимно сокращаются.↑

2-45. Gifford. С. Н. Р. The Concept of the Length of the Period of Production // Economic Journal. 1933. Dec.; Marschak J. A Note on the Period of Production.↑

2-46. Akerman Gustaf. Realkapital und Kapitalzins. 1923-1924. См. комментарии Викселя к этой работе, переизданные во втором приложении к его Lectures и собственную частичную переформулировку Окермана в: От den industriella rationaliseringen... (1931). Произведение Эрика Линдаля (в переводе на английский озаглавленное The Place of Capital in the Theory of Price в качестве части III его Studies in the Theory of Money and Capital. 1939) дополняет литературу по данному вопросу рассмотрением его с иных позиций, находящихся ближе к Вальрасу.↑

2-47. Небезынтересно, почему Бем-Баверк не сделал этого. Я думаю, что ответ на этот вопрос следует искать в странной позиции, которая была свойственна всем представителям австрийской школы. Они никогда не удовлетворялись объяснением текущего состояния процесса через предыдущие состояния этого же процесса. Они усматривали во всяком подобном аргументе порочный круг — или по меньшей мере уклонение от фундаментальной проблемы. Всякое действительно «каузальное» объяснение, с их точки зрения, должно быть «генетическим». Оно должно вскрывать (логические) предпосылки феноменов. Поэтому понятие капитала выводилось из условий, в которых капитала не существовало. По сути, в стремлении получить достаточно короткий период Бем-Баверк полагался на постулат ad hoc, гласящий: по мере того как мы углубляемся в прошлое данного промышленного процесса, количества ресурсов, которые были вложены в прошлом, но все еще присутствуют в этом процессе (железо, добытое в эпоху Древнего Рима, может все еще содержаться в современном перочинном ноже), уменьшаются со временем намного быстрее. чем растет время, необходимое для их увеличения.↑

2-48. Подобного рода ситуации встречаются в экономической науке чаще, чем можно предположить. Ряд примеров можно найти в системе Маркса. Другой пример — «фунт ресурсов» (pound of resources) профессора Пигу, который тот сначала ввел (Wealth and Welfare. 1st ed.) и от которого впоследствии отказался. Еще один пример — Маршалловы товарные корзины, которые он применил в своей теории международной торговли. Возможно, проблема не является неразрешимой (см., например: Leontief W. Composite Commodities and the Problem of Index Numbers // Econometrica. 1936. Jan.). В любом случае приведенные примеры показывают, что аргументы, характеризующиеся упомянутыми затруднениями, не обязательно лишены ценности.↑

2-49. Недавняя конструктивная переинтерпретация Бёма-Баверка, которая еще не была упомянута, предпринята Хиксом: Hicks J. R. Value and Capital. 1939. Ch. 17. Она не в духе Бёма-Баверка. Но она доказывает, что идеи Бёма-Баверка волновали профессора Хикса. Профессор Дуглас непреднамеренно воздвиг памятник Бёму-Ваверку в виде рис. 9 своей Theory of Wages (1934. P. 128).↑

3-1. Вместо того чтобы пользоваться этим традиционным понятием, я мог бы также использовать выражение «меновые соотношения» или «относительные цены». В большинстве случаев в теории того периода эти три термина обозначают одно и то же.↑

3-2. Будут рассмотрены лишь некоторые сущностные моменты. Мы не будем пытаться систематически воспроизводить и критиковать формулировки отдельных авторов. Более полный анализ читатель найдет в книге профессора Стиг-лера: Stigler. Production and Distribution Theories. 1941.↑

3-3. Вместо слова «единица» Менгер употребил слово Teilquantitat (частичное количество), которым, как отметил профессор Стиглер, он обозначил мельчайшее, но конечное приращение. Если в целях аналитического удобства мы используем непрерывные функции, мы подразумеваем бесконечно малые приращения. Слово «единица» не является строго корректным. Словосочетание «предельная полезность» принадлежит Визеру (Grenznutzen). Джевонс говорил «последняя степень полезности» (final degree of utility) Вальрас — rarete. Последний термин, который мы несомненно переведем как «редкость», говорит не в пользу противников, которые, как Кассель, хотели отбросить «полезность», но в то же время оставить «редкость». Оборот «потребность в дополнительной единице блага» принадлежит Фишеру, который говорил также о «же-лаемости» (wantability). Парето ввел термин ophelimite elementaire; Кларк — «специфическая полезность» (specific utility).↑

3-4. См. ниже. Приложение к главе 7: «Примечание о полезности».↑

3-5. Менгер говорил о различных потребностях, которые способно удовлетворять благо, как об «удовлетворении до равной степени неотложности». Все это пока вполне верно. Но интересно отметить, сколько сомнений многие авторы высказывали по поводу этого второго закона.↑

3-6. В результате критики, выступавшие с исторических или социологических позиций, еще меньше понимали этих экономистов-теоретиков. Принимая буквально упрощенные схемы, посредством которых последние излагали свой предмет, и обнаружив, например, что эти схемы описывали бартерный обмен потребительских благ, имеющихся в данных количествах, эти критики удивлялись, какое отношение может иметь подобный анализ не только к крупным проблемам общественной жизни, но и к действительно интересным чисто экономическим проблемам производства и распределения. Эссе Веблена The Limitations of Marginal Utility (переизд. в: Place of Science in Modern Civilization. 1919) является превосходным примером этого отношения.↑

3-7. Вальрас был единственным из троих, кто рассмотрел случай трех и более товаров — подразумевающий опосредованный обмен — и удовлетворительно изложил условия равновесия в терминах избыточного спроса. Глава Theory of Exchange Джевонса намного хуже. Трактовка проблемы Менгером вполне удовлетворительна, но не идет достаточно далеко. Когда Бем-Баверк попытался развить теорию Менгера, несовершенство его техники сказалось сразу же, и его знаменитый рынок лошадей незамедлительно подвергся критике со стороны Эджуорта; наиболее важные достижения последнего содержатся в работе Mathematical Psychics, а также разбросаны по многим его статьям. Я специально упомяну одну из них, в Giornale degli Economisti (1891. March); там же читатель найдет интересную статью Артура Верри (1891. June). Все, что читателю необходимо знать о теории бартера по состоянию на конец столетия, содержится в «Принципах» Маршалла (см. главным образом с. 414-416 и Приложение, примечания I, II и XII).↑

3-8. В марксистских терминах это означает, что в сущности «экономика меновых ценностей» (Tauschwertwirtschaft) является также «экономикой потребительных ценностей» (Gebrauchswertwirtschaft), что марксистская ортодоксия отрицала в принципе. Конечно, социализм ничего не выиграет и не проиграет в зависимости от того, какую точку зрения мы примем. Но обе стороны, по крайней мере марксисты, во всех случаях считали, что этот вопрос имеет практическое значение. Не лишним будет отметить, что эта проблема логически не имеет ничего общего с проблемой, обсуждаемой современной популярной экономической литературой: производство для потребления или производство для прибыли.↑

3-9. См., например, выше, часть II, глава 6, § 3. Тем не менее в противовес одной из форм несправедливой критики следует отметить один момент: неправда, что А. Смит, Рикардо или Дж. С. Милль презирали этот подход к экономическим феноменам в силу его тривиальности. На самом деле они не видели, как с помощью «потребительной ценности» можно объяснить «меновую». Они не шли дальше того утверждения, что первая является условием для последней.↑

3-10. Лучше всего это видно в сравнении с трудовой теорией меновой ценности. Последняя, как мы видели, не является «ошибочной», как имели обыкновение повторять «революционеры», особенно австрийцы. Гораздо корректнее говорить, что она объясняет лишь частный случай. Даже там, где она справедлива, теорема о том, что «цены» товаров пропорциональны количествам заключенного в них труда, является не чем иным, как изложением свойства равновесных цен. Она не объясняет процесс формирования этих цен и потому может быть названа теорией цен даже с меньшим основанием, чем утверждение, что в определенных условиях уровень цен будет пропорциональным количеству денег, даже там, где оно корректно, может быть названо теорией денег, или утверждение, что в определенных условиях реальная заработная плата будет равна минимуму средств к существованию, может быть названо теорией заработной платы. Так что «революционеры» не революционизировали существовавшую теоретическую структуру, но возвели свою там, где еще ничего не было.↑

3-11. Это ощущали, но не выразили адекватно сами «революционеры». Отчасти причиной был тот факт, что общеприменимый инструмент — теория максимизирующего поведения — появляется в теории обмена в виде особого случая. Он никогда не выделялся в чистом виде, без несущественных деталей (включая и саму предельную полезность) и не сводился к своим логическим основаниям вплоть до публикации книги П. А. Самуэльсона (Samuelson P. A. Foundations of Economic Analysis. 1947. Chs. 1, 2, 3).↑

3-12. В зачаточной форме этот прием присутствовал уже у Госсена.↑

3-13. Это должно было убедить как маржиналистов, так и их критиков в том, что теория формирования дохода в рамках теории предельной полезности была органически не способна «защитить» капиталистический метод распределения. Очевидно, что «достоинства» (моральные или другие), например, фактора труда не пострадают, если по отношению к имеющимся количествам других факторов работники столь многочисленны, что их предельный вклад невелик.↑

3-14. Интересно отметить некоторые из трудностей, возникавших как у самих австрийцев, так и у их критиков вследствие недостаточной опытности в обращении с соответствующими понятиями. Так, в кругу австрийской школы имела место дискуссия о том, прав ли был Менгер, выбрав в качестве ориентира потери удовлетворения, вызванные потерей небольшого количества какого-либо фактора: некоторые утверждали, что мы должны, наоборот, определять выигрыш, приносимый небольшим увеличением количества какого-либо фактора. Побочная проблема возникает в случае отсутствия непрерывности. Но до тех пор, пока мы рассматриваем фундаментальный принцип в его первичной формулировке, мы имеем право не беспокоиться об этом, и потому все опасения на этот счет происходят лишь от неспособности понять логику бесконечно малых величин — примеры можно найти даже в литературе 1920-х гг. Опять же достаточно рано появилось следующее возражение: если вы изымаете небольшое количество какого-либо фактора из технически отрегулированного действующего производства, вы станете причиной нарушения сложившегося равновесия, которое не только будет не меньшим, чем любое последующее (в результате дальнейших изъятий), но и, более того, настолько расстроит порядок производства, что оставшаяся часть данного фактора станет почти бесполезной, а схема убывающих производительностей «последовательных» единиц фактора — чисто воображаемой. Возникла курьезная ситуация, в которой это и подобные возражения оставались без ответа, поскольку одни теоретики предельной полезности его не знали, а те, которые знали, не считали нужным поделиться этим знанием.↑

3-15. Как физическая, так и ценностная производительности были изначально определены применительно к отдельным фирмам. Но австрийцы, особенно Визер, а также Дж. Б. Кларк, интересуясь социальным процессом в целом, попытались перейти непосредственно к общественной производительности, общественной ценности, общественной предельной полезности. Это породило другой класс проблем, которые типичны для ранней стадии развития анализа. Маршалл и Виксель были гораздо лучше «экипированы» для того, чтобы избежать их. Однако дискуссия об общественной ценности дала мало результатов, и мы не должны углубляться в нее, кроме одного замечания: желание рассуждать в общественных терминах объясняет курьезные полусоциалистические конструкции Визера и Кларка, в которых само общество играет роль направляющей силы.↑

3-16. Именно поэтому в данном случае мы обнаруживаем иной набор предшественников: тогда как в вопросах предельной полезности это были Дюпюи, Госсен и др., здесь мы имеем главным образом Лонгфилда и Тюнена. Это также является причиной того, что Менгер, если он действительно был хорошо знаком с исследованиями Тюнена, не смог обнаружить в них ничего, непосредственно относящегося к его собственным.↑

3-17. Некоторые критики настойчиво утверждали, что теория ценности австрийской школы, будучи теорией оценки потребительских благ, неприложима к поведению людей, производящих не для удовлетворения своих собственных потребностей, а для продажи на рынках. Конечно, это говорит о полной неспособности понять рассуждения Менгера. Другие находили порочный круг в вышеприведенном утверждении на том основании, что производители, ориентирующиеся на рынок, оценивают свои продукты по количеству денег, которое они надеются получить, что подразумевает идею ожидаемых цен — именно то, что и требуется объяснить. Ошибочность этой аргументации должна быть очевидной. Пользуясь возможностью, упомяну сразу еще два порочных круга, в которых обвиняли теоретиков австрийской школы (зачастую члены их собственной группы), хотя и о том и о другом речь пойдет в дальнейшем. Один из них таков: лишь из поведения человека (фактического выбора) мы можем узнать, какое из нескольких количеств (наборов) благ он предпочитает; поэтому является логическим кругом объяснять его выбор его предпочтениями. Другой состоит в следующем: мы оцениваем деньги через блага, которые можно приобрести с их помощью; поэтому, в случае покупки посредством денег является порочным кругом утверждать, что цена определяется величинами полезности двух обмениваемых предметов.↑

3-18. То же мнение энергично выражает профессор Стиглер. Однако он дает и небольшую выборку из этой литературы (Stigler. Production and Distribution Theories. P. 5, note). Его утверждение, что некоторые монографии по данному предмету были чрезвычайно некомпетентны, боюсь, более чем обоснованно.↑

3-19. Идея замещаемости, конечно, была хорошо знакома Тюнену. Но Менгер был первым, кто сформулировал ее в явном виде; «...ясно, что фиксированные количества благ высшего порядка могут быть соединены в производстве способом, которым соединяются химические вещества... [Но] жизненный опыт учит нас, что данное количество какого-либо блага низшего порядка может быть произведено весьма различными комбинациями благ высшего порядка» (Grundsatze. P. 139 [перевод Й.А.Ш.]). Это по крайней мере предвосхитило «закон переменных пропорций» и даже понятие «изоквант». Более того, эта формулировка превзошла более поздний «принцип замещения» Маршалла.↑

3-20. Последний — очень удачный — термин появился в: Green D. I. Pain Cost and Opportunity Cost // Quarterly Journal of Economics. 1894. Jan. — и благодаря энергичной поддержке профессора Найта получил широкое распространение в Соединенных Штатах. Наиболее исчерпывающую трактовку всего этого круга проблем можно найти в: Davenport Н. J. Value and Distribution. 1908 — здесь автор предпочел эквивалентный термин «издержки вытеснения» (displacement cost).↑

3-21. Этот аспект особенно очевиден в работе Визера «Естественная ценность».↑

3-22. Я полагаю, что невозможно, проанализировав два жизненных пути (которые порою обнаруживают поразительное сходство) от блестящего начала до меланхоличного конца, сказать с уверенностью, что в достижениях Туссена Лувертюра было воплощено меньше личной энергии и гения, чем в деяниях Наполеона. Но экономическая наука соотносится с астрономией так же, как Санто-Доминго с Францией.↑

3-23. Теоретики предельной полезности (как и большинство теоретиков до сегодняшнего дня) недостаточно сознавали формальный характер своего анализа. Занимаясь тем, что они называли психологическими фактами, они считали свое учение намного более близким к экономической реальности, чем это было на самом деле. Пользуясь возможностью, я еще раз остановлюсь на лишенной смысла полемике, которая тем не менее представлялась важной многим способным людям, а именно полемике о субъективизме и объективизме в чистой теории в целом и в теории цены в частности. На самом деле «субъективная» теория должна всегда апеллировать к «объективным» фактам (данным), если она собирается достичь конкретных результатов; и всякая «объективная» теория должна всегда выдвигать или подразумевать постулаты или утверждения о «субъективных» факторах поведения. Иными словами, всякая полностью субъективная теория должна быть также и объективной и наоборот, и различия в этом отношении могут возникать только в силу неодинакового акцентирования различных частей задачи аналитика. Тем не менее «проблема» принималась за реальную и всерьез обсуждалась всеми научными группами.↑

4-1. Особо важный момент следует подчеркнуть еще раз. Мы уже видели (глава 5, § 2), что содержание примечания XXI в Приложении к «Принципам» представляет собой ядро теоретического анализа Маршалла. Это примечание является черновым наброском системы общего равновесия. В предыдущем параграфе утверждалось, что теоретический анализ австрийской школы также сводится к эмбриональной — и весьма несовершенной — форме системы равновесия.↑

4-2. Для краткости критические замечания Маршалла в отношении Джевонса будут трактоваться так, как будто они были направлены и против австрийцев, и наоборот. Читатель без труда убедится, что в обсуждаемых случаях это позволительно.↑

4-3. Ничто не иллюстрирует это лучше, чем знаменитая фраза Эджуорта — эхо голоса Маршалла — о том, что Маршалл разогнал туман «эфемерной критики», который долго скрывал «вечные вершины».↑

4-4. Это должно быть ясно из нашего обсуждения в части III. Но мы также знаем, что раздражение Маршалла было более оправданно в отношении критики Милля, чем в отношении критики Рикардо. И хотя Маршалл не высказывался об этом подробно, его можно призвать как свидетеля в пользу нашей точки зрения; он никогда не поддерживал специфически рикардианские элементы «классической» структуры, такие как, например, трудовая теория ценности, которую он «тихо» модифицировал так, что она перестала быть такой, какой ее задумывал Рикардо.↑

4-5. Читатель должен заметить, что это утверждение, хотя оно и может считаться соответствующим учению Милля, является совершенно нерикардианским. Оно — мальтузианское.↑

4-6. Marshall. Principles. P. 569. <В русском переводе, сделанном с другого издания «Принципов», похожий пассаж находится на с. 32 II тома.> Этот пассаж является почти дословным повторением другого пассажа (р. 428 <т. II, с. 32-33>), который приводит к утверждению, что «как общее правило, чем короче рассматриваемый период, тем больше надлежит учитывать в нашем анализе влияние спроса [полезности] на ценность; а чем этот период продолжительнее, тем большее значение приобретает влияние издержек производства на ценность» (р. 429 <т. II, с. 33>). В строгой интерпретации это утверждение, конечно, является столь же истинным, сколь и банальным. Но его общий смысл ведет к заблуждениям. Это лучше всего объяснить аналогией: неправильно говорить, что курсы валют определяются спросом и предложением, если речь идет о бумажных валютах и механизмом золотого стандарта в случае валют, прикрепленных к золоту, следует говорить, что факторы, воздействующие на спрос и предложение, определяют валютные курсы во всех случаях, но в отношении валют, прикрепленных к золоту, механизм золотого стандарта будет, как правило, предотвращать отступление от золотых паритетов, превышающее установленные границы. Аналогично принцип предельной полезности применяется в проблеме ценности и со стороны спроса, и со стороны предложения в любом случае — как в долгосрочном, так и в краткосрочном периоде. Издержки производства не являются независимым принципом, вступающим в силу в долгосрочном периоде. Но принцип предельной полезности, воздействуя на параметры ситуации, будет в долгосрочном периоде (учитывая ряд допущений) приводить к равенству меновой ценности издержкам производства. Подлинные маршаллианцы найдут это замечание излишним. Но мне приходилось сталкиваться с неправильной интерпретацией вопроса столь часто — и столь часто со ссылкой на Маршалла даже у таких компетентных экономистов, как Борткевич, — что я не могу так думать.↑

4-7. Суровость Маршалла была еще более неоправданной потому, что он иногда допускал ошибки того же рода. В Principles мы читаем: «...в стационарном состоянии простейшим правилом служит то, что издержки производства определяют собой ценность» (р. 440 <т. II, с. 53>).↑

4-8. Как, вероятно, известно читателю, уравнение антиполезности было отброшено лордом Кейнсом из соображений реализма. Бем-Баверк также отбросил его из соображений реализма, но несколько иных, а именно: отдельный работник вынужден принимать установленный распорядком рабочий день и не может варьировать количество труда, которое он готов предложить. Но, тогда как Бем-Баверк при желании мог бы ввести уравнение антиполезности в свою теорию, аналитические установки лорда Кейнса требовали отбросить это уравнение.↑

4-9. Это следует рекомендовать в любом случае. Частную проблему, в которой антиполезность играет роль, — например проблему объяснения, почему увеличение ставок заработной платы иногда приводит к уменьшению выполненной работы, — даже легче разрешить при использовании понятия досуга (время досуга размещается на одной из осей диаграммы безразличия, в то время как на другой оси представлена денежная или реальная заработная плата).↑

4-10. Кроме того, трудно понять, как Маршал мог полагать (если он действительно полагал), что введение реальных издержек такого типа каким-либо образом укрепит позицию Рикардо.↑

5-1. Заслуживает комментария и другое суждение Парето. Он считал ошибкой сам поиск «причины» процента. Ставка процента, являясь одним из многих элементов системы общего равновесия, конечно, определялась одновременно с прочими так, что не было никакой необходимости искать какой-либо отдельный элемент, который является «причиной» процента. Чтобы показать ошибочность этой точки зрения на данный предмет, достаточно — как это было в случае возражения Маршалла, заключенного в его аналогии с тремя шарами, покоящимися в чаше, — вспомнить, что утверждение: «процент определяется всеми условиями системы общего равновесия» — не позволяет доказать существование положительной ставки процента. Почему система работает так, что ставка процента положительна, остается особым вопросом, требующим отдельного ответа. Он нуждается в объяснительном принципе, так же как положение шаров в чаше у Маршалла. Таким принципом не является простой факт всеобщей взаимозависимости, существующей между всеми экономическими величинами. Поэтому можно кое-что сказать в пользу разделения, делавшегося Бёмом-Баверком между проблемой существования процента и проблемой факторов, определяющих процентную ставку, каким бы смехотворным это разделение ни казалось на первый взгляд.↑

5-2. [Шумпетер намеревался написать здесь длинное примечание, упоминающее имена Визера, Кларка и Найта.]↑

5-3. Бем-Баверк стремился показать, что всякое обращение к воздержанию предполагает «двойной счет». Возможно, он в самом деле полагал, что тот, кто сберегает, делает выбор между сегодняшними и будущими наслаждениями и если последние правильно дисконтированы, то не остается «места» для дополнительного вознаграждения какого-либо воздержания. Но не следует отрицать, что для него есть «место», если будущие доходы на сберегаемую сумму не дисконтированы. Фактически можно утверждать, что акцентирование «жертвы», связанной со сбережениями, как раз было методом, посредством которого авторы теорий воздержания вводили элемент временнбго предпочтения, хотя Бем-Баверк отказывался это признать. На самом деле, однако, он находил «двойной счет» в попытках авторов теорий воздержания «включить» воздержание как издержки вместе с «трудом», занятым в производстве капитального блага. Этот аргумент я никогда не мог понять. Подобные соображения не спасают теорию воздержания, и не подразумевается, что они должны это делать. Но они избавляют ее от логической ошибки и вновь свидетельствуют о том, что мы назвали логической силой теории воздержания. Но теория может быть ложной по иным, нежели логические ошибки, причинам.↑

5-4. Как мы знаем, он предпочитал (я думаю, без обоснованных причин) термин «ожидание», который был предложен С. М. Мак-Вейном (McVane S. М. Analysis of Cost of Production // Quarterly Journal of Economics. 1887. July).↑

5-5. См.: Carver. Distribution of Wealth. 1904, а также и его раннюю статью: Carver. The Place of Abstinence in the Theory of Interest // Quarterly Journal of Economics. 1893. Oct.↑

5-6. Опять-таки причиной этого было его старание доказать их логическую несостоятельность. Но это не должно привести нас к согласию с теми критиками Бёма-Баверка, которые говорили о неуместной изобретательности, педантичности, метафизичности, не относящейся к делу психологии, и прочем. Если экономическую теорию вообще следует принимать всерьез, то всякая попытка прояснения этого вопроса должна несомненно приветствоваться. Мы не решаем проблемы, теряя к ним интерес.↑

5-7. Так, политическая мощь аграриев в Соединенных Штатах определенно объясняет помимо прочего налог на переработку сельскохозяйственной продукции (processing tax), который был введен для увеличения их [аграриев] выгод в первые дни администрации Рузвельта. Можно утверждать, что этот налог увеличил «прибыль» или «ренту» фермеров. Но ясно, что нельзя привести его в качестве фундаментального объяснения того или другого. То же самое справедливо и для протекционистских пошлин.↑

5-8. Наверное, нет необходимости снова приступать к обсуждению теорий чистого дохода (процента или ренты), которые основываются только на неправильном употреблении концепции монополии и усматривают монопольную прибыль в любой ситуации, где имеется редкий фактор, на том основании, что такой фактор в капиталистическом обществе не является одинаково доступным всем.↑

5-9. Это марксистское понятие в данном случае вполне приемлемо. Слово «капитал» здесь также используется в марксистском смысле. Я думаю, это выражает идею Бёма-Баверка лучше и более кратко, чем его собственная терминология. Кроме того, это демонстрирует и степень подобия двух систем, и степень, в которой Бем-Баверк превзошел марксистскую схему, предложив трактовку проблемы, не имевшей ясной трактовки у Маркса. Однако следует заметить, во-первых, что для полноценного решения этой проблемы необходима намного более сложная система взаимосвязей, чем предложенная Бёмом-Баверком, и, во-вторых, если ввести в анализ долго служащие здания и оборудование, то сразу станет очевидно, что схема Бёма-Баверка принципиально относится к долгосрочному периоду, так как в краткосрочном периоде производственные мощности просто заданы, как и природные факторы, и для них можно установить предельную производительность, причем не в редакции Джевонса—Бёма-Баверка, а в обычном смысле.↑

5-10. Точнее, он придерживался количественной теории денег в ее грубой форме: денежная масса (с учетом скорости обращения) должна покрывать всю товарную массу. Существует поразительный параллелизм между этим утверждением и другим: совокупный фонд средств к существованию покрывает совокупное предложение труда. Оба утверждения напоминают о «классических» теориях (количественная теория денег и теория фонда заработной платы), причем не о самых лучших их фрагментах. Но необходимые коррективы могут быть введены без особых трудностей.↑

5-11. Повторяю, что какие бы другие возражения ни выдвигались против такой постановки проблемы процента, нет смысла возражать против нее на том основании, что она затрагивает психологию. Если мы отбросим аргументацию Бёма-Баверка на этом основании, мы тогда будем должны отбросить аргументации лорда Кейнса и даже Маркса (см., например, рассуждения Маркса о мотивах накопления).↑

5-12. Эта причина намного глубже, чем привыкли допускать критики. Она приложима не только к случаю студента, имеющего состоятельную тетушку слабого здоровья: в прогрессирующем обществе большинство людей могут справедливо ожидать увеличения потока доходов в будущем; тогда как относительно регрессирующего общества Бем-Баверк совершенно прав в своем предположении, что соответствующие ожидания уменьшения потока доходов не сделают эту премию отрицательным для всякого нормального индивида, так что положительные премии, которые будут готовы выплачивать некоторые люди, будут наблюдаться даже в этом случае.↑

5-13. В первом случае — при благоприятных ожиданиях — заемщики недооценивают будущие блага по сравнению с сегодняшними, поскольку они надеются в будущем переместиться вниз по той же самой кривой предельной полезности дохода. Во втором случае — при систематической недооценке будущих удовольствий, которые обещают быть столь же интенсивными, когда станут сегодняшними, — заемщики имеют различные кривые предельной полезности дохода для настоящего времени и для каждого из последующих периодов получения дохода.↑

5-14. Это можно подтвердить только пространным обсуждением исторических фактов, провести которое нам не позволяет ограниченность места. Наше общее впечатление о существовании общей недооценки будущего в современном обществе отчасти может быть последствием существования процента, и поэтому задача выявления «независимой» недооценки, способной стать причиной процента, не так уж проста, особенно в силу обилия явно противоречивых наблюдений. В этом обсуждении пришлось бы также полемизировать со многими высказанными возражениями. Следует упомянуть особенно интересное среди них. Некоторые авторы полагают, что, если бы существовала систематическая недооценка будущего, общество должно было бы готовиться к экономической смерти или самоликвидации. Но именно это общество и делает в действительности, и одной из самых глубоких проблем экономического анализа является объяснение, почему производственные мощности тем не менее расширяются, вместо того чтобы сокращаться. Эта проблема затушевывается постулированием, что экономический механизм поддерживается кем-то, или естественным образом поддерживает сам себя.↑

5-15. Многие из них были исправлены Викселем и его последователями (см. особенно: Wicksell. Zur Zinstheorie (Bohm-Bawerks dritter Grund) // Wirtschaftstheorie der Gegenwart. 1927. Vol. III). Однако в общем и целом этим ошибкам было позволено сыграть чрезмерно большую роль: в отличие от симпатизирующих критиков Маркса, Рикардо или Кейнса критики Бёма-Баверка никогда не брали на себя труд отделить существо его идей от их плохо сшитых одеяний. Пользуясь возможностью, упомяну о двух трудностях, с которыми я сталкиваюсь в своих попытках представить его учение справедливо. Первая — недостаток места. Вторая состоит в том, что у меня есть самый сильный повод, который только может иметь теоретик, для несогласия с Бёмом-Баверком: существование моей собственной, совершенно иной теории процента. Но я не хочу ни навязывать свои взгляды читателю, ни критиковать Бёма-Баверка с моей собственной точки зрения. Поэтому я принимаю его «версию» проблемы и говорю об «ошибке» только в тех случаях, когда ошибочность его утверждения или аналитической схемы может быть доказана с его позиций. [Шумпетер вел знаменитый спор с Бёмом-Баверком по поводу динамической теории процента в Zeitschrift fur Volkswirtschaft, Sozialpolitik und Verwaltung (1913).]↑

5-16. Аналогичное соображение защищает теорию воздержания и от возражения, основанного на синхронизации. Однако в обоих случаях есть и более деликатные вопросы, обсуждать которые мы не имеем здесь возможности. Но я кратко упомяну один из них, который беспокоил как самого Бёма-Баверка, так и его приверженцев и критиков. Все они не испытывали полной уверенности относительно взаимосвязей между «тремя причинами». На первый взгляд все эти причины кумулятивны в том смысле, что все они являются причинами недооценки будущей буханки хлеба по сравнению с сегодняшней. Но это еще не все. Если мы сформулируем третью причину, сказав, что недооценка будущего возникает в силу того, что владение потребительскими благами в настоящий момент позволяет человеку улучшить свое положение в будущем, мы можем приравнять эту третью причину к первой, тем не менее принимая в расчет то обстоятельство, что обладание нынешними благамиявляется условием улучшения нашего положения в будущем лишь в случае третьей причины, но не в случае первой. Но в обоих случаях мы должны учитывать и тот факт, что если вторая причина действует, то увеличение благосостояния в будущем будет «психологически обесценено». И в той степени, в которой это происходит, первый и третий мотивы к выплачиванию вознаграждения ослабляются вторым. Опять-таки на первый взгляд каждая из трех причин (конечно, при условии, что мы в них верим) должна порождать процент даже при отсутствии двух остальных. Сам Бем-Баверк стремился показать: а) что две первые причины не обязательно приводят к появлению процента в отсутствие третьей (см. его полемику с Фишером: Excurs XII в 3-м изд.), но b) что третья причина способна порождать процент сама по себе.↑

5-17. В частности, в этом смысле можно интерпретировать осторожное обращение Маршалла (Principles. P. 142) к производительности капитала и его ориентированности на будущее (prospectiveness). Поэтому лорд Кейнс был вполне прав в своем утверждении, согласно которому то, что я назвал упрощенной версией теории Бёма-Баверка, было общепринятой теорией даже в 1936 г. (см.: General Theory. P. 165). Еще более интересен тот факт, что Кейнс сам принимал ее. Он, правда, объявил ее неадекватной, но лишь в том смысле, что она должна быть дополнена предпочтением ликвидности (General Theory. P. 166 <Кейнс. Общая теория занятости, процента и денег. М.: Прогресс, 1978. С. 231>). Однако у Кейнса (чего не скажешь о всех его последователях) это привело не к отрицанию этой теории, но лишь к ее исправлению.↑

5-18. Фишер впервые разработал эту теорию (еще не заменяя термином «нетерпение» термины «ажио» или «временное предпочтение») в работе Rate of Interest (1907) и затем представил другую версию в книге The Theory of Interest (1930). В предисловии к последней работе он не без оснований писал, что его теория была «в какой-то степени общей» (everyone's theory). Еще более оправданно посвящение Джону Рэ и Евгению фон Бёму-Баверку, «заложившим основы», на которых он «пытался строить».↑

5-19. Поэтому трудно понять, как Фишер в том же предисловии мог написать: «Насколько я знаю, ни один другой автор из писавших о проценте не исследовал потоки доходов и различия между ними или соотношение годовой нормы дохода и издержек». Если числовые таблицы Бёма-Баверка не являются (хоть и неуклюжим) методом представления точек в потоках доходов (продуктов) и различий между ними, то лично мне непонятно, чем же они тогда являются. Пользуясь возможностью, затрону один малозначительный момент. И некоторые критики, и некоторые приверженцы (включая Викселя и Пирсона) усиленно старались интерпретировать теорию процента Бёма-Баверка как теорию производительности, а сам Бем-Баверк, утомленный их настойчивостью, протестовал, но слабо (Geschichte und Kritik. 3rd ed. P. 705, note.). Но его теория является теорией производительности лишь в том смысле, в каком таковыми являются все теории процента, включая теории Маркса и Кейнса. Процент является элементом любой цены; любая цена может быть представлена как результат взаимодействия спроса и предложения; и, как бы мы ни определили капитал, производительные цели должны всегда фигурировать среди факторов, которые мотивируют спрос на него. Однако в любом нетривиальном смысле его теория не похожа на подлинные теории производительности, и, как будет показано, даже прямо противоположна им.↑

5-20. Я говорю о «доходах от производительных услуг в правильном смысле», потому что в термине «производительность», равно как и в термине «фактор производства», существует двусмысленность, делающая неясной ту мысль, которую я стараюсь выразить. В некотором смысле время является фактором производства, а значит, обладает производительностью. В капиталистическом обществе то же можно сказать о деньгах. И для некоторых целей концепция предельной производительности может быть применена и к тому, и к другому. Но ни время, ни деньги не являются фактором, обладающим производительностью в том же смысле, что и труд, земля или лопата. Бем-Баверк утверждал, что его фонд существования был производительным в первом смысле, но не во втором, в точности так же сделал бы и Маркс. Но как он сам, так и его последователи и критики смешивали эти два значения.↑

5-21. Эта теория была развита Викселем, а также Фишером, однако она представляет собой одно из самых характерных достижений Бёма-Баверка. До него в трактовке этой проблемы доминировал аспект издержек. Конечно, предприниматели были задолго до этого хорошо знакомы с процессом дисконтирования в применении к домам или автомобилям. Но именно Бем-Баверк ввел эту практику в экономическую теорию и дал ей теоретическую интерпретацию, подобно тому как Маршалл ввел понятия основных и дополнительных издержек, которые стали новшеством в экономическом анализе, хотя с ними был хорошо знаком всякий предприниматель.↑

5-22. Иными словами, «взаимоотношения между рентой и процентом» теперь стали проблемой, которой не существовало для Дж. С. Милля. См. особенно статью профессора Ф. А. Феттера, носящую такой заголовок: Fetter F.A. The Relations between Rent and Interest // Publications of the American Economic Association. 3rd series. 1904. Vol. V, Febr. А. Маршалл пришел другим путем к понятию квазиренты, «покрывающему» часть этой проблемы. Вдобавок к этому он утверждал, что понятие процента приложимо только к новым инвестициям, а уже инвестированный в здания и оборудование капитал приносит квазиренту, а не процент (Principles. P. 605-606 <Принципы экономической науки. Т. II. С. 300-301>).↑

5-23. Если говорить об учении Маршалла, то его колебания и нерешительность были проницательно проанализированы в: Fetter F. A. The Passing of the Old Rent Concept // Quarterly Journal of Economics. 1901. May. Аргументация профессора Феттера может быть обобщена так, что она отразит мнения значительного числа экономистов.↑

5-24. Наверное, нет необходимости объяснять трактовку случая природных ресурсов, пригодных только к одному виду использования и случаев (таких, как случай виноградника, который может использоваться и как подножный корм для коз), вызывающих аналогичные трудности.↑

5-25. Теории ренты Маркса и Родбертуса не очень-то выиграли от неприятия многими экономистами теории предельной производительности, тем не менее эти теории, конечно, сохранялись в кругу марксистской ортодоксии. Деструктивная критика обеих теорий Л. фон Борткевичем едва ли была необходима для того, чтобы указать экономистам на их слабости (см.: Bortkiewicz L., von. Die Rodbertus'sche Grundrententheorie und die Marx'sche Lehre von der absoluten Grundrente // Archiv fUr die Geschichte des Sozialismus und der Arbeiterbewegung. 1910-1911). Но эти две статьи тем не менее заслуживают упоминания, поскольку они являются превосходными примерами теоретических исследований того типа, который, кажется, совершенно вышел из моды.↑

5-26. Так, Вальрас был активным сторонником земельной реформы, несмотря на тот факт, что он придерживался теории производительности в объяснении ренты.↑

5-27. Иными словами, это критическое замечание просто означало, что для Джевонса—Менгера—Вальраса анализ Рикардо был излишним. Так оно и есть (см. выше: часть III, глава 6, § 6 — о роли теории ренты в рикардианской системе). Грубо говоря, «революционеры» имели возможность выбросить на свалку всю вторую главу Рикардо, за исключением первого предложения второго абзаца.↑

5-28. Маршаллианцы, возможно, смотрят сквозь пальцы на легкое раздражение, которое некоторые читатели Маршалла могут испытывать от того, насколько далеко он зашел в этом отношении, несмотря на тот факт, что (не говоря об остальном) его замечательное резюме своей теории распределения доказывает без всяких сомнений, что он придерживался объяснения ренты в рамках теории предельной производительности. Но он отказывался признать вызванный этим разрыв с общей теорией Рикардо и, например, атаковал Джевонса (который на самом деле был исключительно мягок по отношению к рикардианской теории ренты) за утверждение о том, что «рента входит в цену» (Principles. P. 483, note), как будто это утверждение было явно ошибочным в том его значении, которое подразумевал Джевонс. Читатель может легко удостовериться сам (это должно быть хорошим упражнением), что это не так. Корректирующая формулировка Маршалла (заключенная в кавычки) не содержит ничего ошибочного, но также и ничего, что опровергает подвергнутое критике утверждение Джевонса. Кроме того, утверждение Джевонса было предвосхищено — только без осознания его важности — Дж. С. Миллем.↑

5-29. В качестве примера можно привести книгу Ф. Оппенгеймера: Oppenheimer F. David Ricardos Grundrententheorie (1909; 2nd ed. — 1927).↑

5-30. См., например: Loria Achille. Rendita fondiaria... 1880.↑

5-31. Более того, он делал это на том сомнительном основании, что роялти за разработку недр входят в цену добываемых ископаемых иным образом, нежели рента за сельскохозяйственные земли.↑

5-32. См. также работу Эджуорта по данному предмету (переизданную в томе I его Papers) и книгу Визера: Wieser. Theorie der stadtischen Grundrente. 1909. Последняя воспринимается как дополнение к рикардианской теории ренты с сельскохозяйственных земель, причем предельные участки Рикардо заменены «периферийной» городской землей, которая не приносит более высокой ренты при использовании для строительства, чем приносила бы при своем оптимальном сельскохозяйственном использовании.↑

5-33. Конечно, нет четкой разделительной линии между квазирентой и «собственно» рентой. Если предположить, что большая часть дохода землевладельца также является квазирентой, то можно утверждать, что в каждый данный момент основную массу дохода капиталиста (в марксистском смысле) составляет квазирента. Нет также четкой разделительной линии между квазирентой и заработной платой. Доход врача частично является квазирентой, хотя обычно классифицируется как заработная плата. «Рента» или «квазирента», приносимая участком земли, который был возделан трудами самого собственника, по своей природе является, по крайней мере частично, заработной платой. Небольшое размышление покажет читателю, что в этом есть нечто большее, чем праздная игра понятиями.↑

5-34. [О Бейли см. выше, часть III, § Зс; об интерпретации доходов предпринимателя как ренты от различия способностей см. выше, § 2b.]↑

5-35. Marshall. Principles. VI. Ch. 5, § 7; Ch. 8, § 8. Утверждение в тексте нуждается в защите от двух возможных случаев непонимания. Во-первых, его не следует относить на счет всего содержания двух только что упомянутых параграфов, в которых есть много глубоких замечаний. Во-вторых, его не следует воспринимать как отрицание важности — наоборот, я считаю это первостепенно важным как для экономического, так и для социологического анализа — широкого диапазона вариации «природных» способностей людей. Все, что я имею в виду, — это то, что теория ренты ничего не прибавляет к нашему пониманию роли выдающихся способностей и что называние полученного за их счет дохода рентой ничего не дает (исключая случай, когда с помощью этого мы можем показать — такой на самом деле была цель Вейли, — что неодинаковое плодородие различных участков земли совершенно излишне и в теории, объясняющей доход от собственности на природные факторы).↑

5-36. Повторим, что именно этим способом Дж. Б. Кларк нашел свой путь к теории распределения на основе предельной производительности. По крайней мере, такой вывод из его статьи (dark J. В. Distribution is Determined by a Law of Rent // Quarterly Journal of Economics. 1891. Apr.) представляется естественным. Но для того, чтобы пойти по этому пути, он должен был отречься от союза с Рикардо, для учения которого было существенным утверждение, что феномен ренты характерен лишь для фактора земли.↑

5-37. Точнее, она выступает как точный аналог так называемого второго случая рикардианской ренты, который относится не к приложению капитала и труда к все менее плодородным или более удаленным участкам земли, а к приложению последовательных «порций» капитала и труда к одному и тому же участку земли. Следует заметить, однако, что истинное значение понятия квазиренты вполне независимо от этой аналогии.↑

5-38. Я не собираюсь включать сюда «психологические ренты», которые являются следствием действия «законов» убывающей предельной полезности или возрастающей предельной антиполезности. Одна из них — потребительский излишек — будет рассмотрена позднее (см. ниже, глава 7, § 6 и Приложение). Кроме того, можно говорить о сберегательном излишке, который при желании можно вывести из того факта, что поведение вкладчиков может быть описано в терминах предельного равенства между выгодами от сбережения или потребления дополнительного доллара ресурсов, а отсюда происходит выгода от интрамаржинальных долларов. Можно говорить и о ренте работников (у Маршалла — излишек производителей), которая может быть аналогичным образом выведена из уравнивания в пределе выгод еще одного часа отдыха или работы, что подразумевает выгоду от интрамаржинальных часов работы. Обоснованность этих концепций — это один вопрос; их ценность — совсем другой. В любом случае эти «ренты» <излишки> не следует смешивать с теми, которые связаны с «законами» физической отдачи.↑

5-39. Читатель увидит, что это нечто совсем иное, нежели заявление, что плата за подобные услуги не «входит в цену продуктов».↑

5-40. Опять-таки читатель поймет существенное различие между причислением монопольного дохода к излишкам этого вида и объяснением земельной ренты как монопольного дохода: указанные два понятия не имеют ничего общего. Но трудности, с которыми читатель может столкнуться при этом, свидетельствуют, что называть эти излишки «рентой» неразумно. На самом деле это типичный случай излишней путаницы, созданной приверженностью терминам, которые (как «рента») вызывают отрицательные ассоциации. В отсутствие этой причины уже давно было бы признано, что термин «излишек» выполняет все необходимые функции и в слове «рента» нет необходимости.↑

5-41. Выделив слово «специфическим», я хочу подчеркнуть, что простая ссылка на общие институты капиталистического общества, такие как частная собственность, гораздо чаще прикрывает неспособность экономиста объяснить доход, чем помогает объяснить его. Вот почему, к великому неудовольствию критиков определенного рода, компетентные экономисты всех времен всегда косо смотрели на исследования, в которых некритически использовалось словосочетание «институциональная рента». Другое дело, конечно, там, где существование и modi operandi специфических институциональных факторов могут быть полностью установлены. Примеры — протекционистские пошлины (включая меры некоторых государств, которые фактически сводятся к протекционистским пошлинам), определенные особенности современного трудового законодательства и др.↑

5-42. Это не относится к предельным количествам, если интрамаржинальный «излишек» поглощается выплатами другим факторам. [Шумпетер поставил знак вопроса рядом с этим примечанием и предложением, к которому оно относится.]↑

5-43. Этого момента должно быть достаточно для отрицания всякой идеи об использовании альтернативных издержек в апологетических целях.↑

5-44. Формулировка последнего предложения вдохновлена пассажем из: Pareto. Cours. Vol. 2. § 745 et seq. Роль Парето в этом обобщении одного из аспектов старой концепции ренты, которое стало популярным в англо-американской литературе нашей эпохи, заслуживает упоминания, несмотря на сомнения в достигнутом с его помощью аналитическом прогрессе. Не то чтобы факты, объясненные в теории ренты Парето, являются маловажными. Но я не вижу смысла в «прививании» их к фактам совсем иной природы, которые удовлетворительно описаны теорией предельной производительности. См., однако, исследование одного из последователей Парето, профессора Дж. Сенсини: Sensini G. La teoria della 'rendita'. 1912.↑

5-45. См. особенно: Robinson Joan. The Economics of Imperfect Competition. 1933. Ch. 8. <Робинсон Дж. Экономическая теория несовершенной конкуренции. М., Прогресс, 1986>. Миссис Робинсон может считаться главным авторитетом в «новой» теории ренты, на которую мы бросили взгляд. Чтобы дать возможность заинтересованным читателям заполнить многие лакуны нашего обзора, приведем четыре ссылки, касающиеся предмета этого подраздела: Johnson A. S. Rent in Modern Economic Theory // Publications of the American Economic Association. 3rd series. III. 1902. Nov.; Samsonoff B. Esquisse d'une theorie generale de la rente. 1912; об исследованиях земельной ренты см. особенно: Weiss F. X. Die Grundrente im System der Nutzwertlehre // Wirtschaftstheorie der Gegenwart. Ill / Ed. Hans Mayer. 1928-1932; Otte Gerhard. Das Differentialeinkommen im Lichte der neueren Forschung. 1930 (последняя работа проясняет многие туманные вопросы и между прочим разоблачает пустоту концепции дифференциальной ренты тем более эффективно, что автор не собирался этого делать).↑

5-46. Поправка Бёма-Баверка, как и аналогичная поправка в случае ренты, является простым следствием из его теории процента. Поэтому вопрос о том, насколько она сводится на нет аргументом синхронизации, не является самостоятельным: ответ на него для ренты появляется, как только мы ответим на него для процента. Но здесь возникает другой вопрос: в какой степени теория заработной платы Бёма-Баверка (и Тауссига) должна интерпретироваться как реабилитация теории фонда заработной платы? В самом деле, мы можем так подобрать терминологию, что добьемся значительного подобия (что был склонен делать Тауссиг). И мы можем так интерпретировать учения Рикардо, Мак-Куллоха и Дж. С. Милля, что они станут ее «предшественниками». В целом, однако, я склонен думать, что это затуманивает истинные пути развития доктрин, вместо того чтобы высвечивать их. В системе Бёма-Баверка «капитал» играет настолько иную роль по отношению к заработной плате и действует наряду со столь большим количеством элементов, которых не видели теоретики фонда заработной платы, что подчеркивание некоторого сходства (а оно несомненно существует) скорее запутывает, чем проясняет ситуацию. В любом случае, если нас не удовлетворяет признание в качестве предшественников Джевонса и Рэ, следует подчеркивать родство скорее с Сениором и Марксом, чем с подлинными сторонниками теории фонда заработной платы.↑

5-47. Полемика о фонде заработной платы была прослежена вплоть до рассматриваемого периода (включительно) в нашем описании истории вопроса в части III (см.главу 6, § 6f). О марксистской теории заработной платы см. часть III, глава 6, § 2, 6. Использование элемента переговорной силы в объяснении заработной платы, конечно, аналогично его использованию в объяснении «прибыли». Хотя теоретики заработной платы, не являвшиеся сторонниками теории предельной производительности, и привносили ценные рассуждения (например, они внимательно исследовали соотношение между заработной платой и рабочим временем, с одной стороны, и производительностью работников — с другой; см. известную работу Л. Брентано под соответствующим заголовком (пер. на англ. яз.): Brentano L. Hours and Wages in Relation to Production. 1894), по большей части они обсуждали «классические» проблемы. Две американские работы, однако, поднялись над остальными. Одна из них: Walker F. A. Wages Question. 1876 — излагала теорию «претендента на остаточный доход» residual-claimant;-. Идея была не вполне новой: в сущности (в неявном виде) она уже была у Сениора (Outline. P. 185 et seq.). Но Уокер разработал и пропагандировал ее в своих популярных учебниках. Лучше всего ее изложить в сопоставлении с теорией Рикардо. Последний, как мы знаем, впервые устранил ренту из проблемы цены так, чтобы осталась только сумма «прибыли» и заработной платы. Затем он независимо определил заработную плату (приравняв ее к минимуму средств к существованию), и прибыль стала «остатком» (если не приписывать ему теорию воздержания, чего мы сейчас не делаем). Аналогично Уокер определил прочие доли в распределении дохода независимо, так чтобы «остатком» была заработная плата. Оппоненты (например, Тауссиг) указывали на то, что это противоречит фактам, выраженным в содержании современного трудового соглашения. Но решающее теоретическое возражение заключается в методологии, используемой подобной теорией, т. е. в самой попытке определить независимо какие-либо элементы системы взаимозависимых элементов.

Другая работа: Taussig F. W. Wages and Capital (1896; репринт Лондонской школы — 1932). Она должна быть упомянута здесь, а не среди американских исследований по теории предельной производительности, так как в 1896 г. ее автор еще не принял последнюю. Фактически в этой книге он даже не упоминал ее: нет даже упоминания имени Тюнена. Претензия этой работы на историческое значение заключается в попытке автора (в значительной мере оригинальной) скрестить доктрину Бёма-Баверка с «классической», системой. Но эта работа рекомендуется вниманию читателя и по другой причине: она является мастерским произведением, выполненным в том стиле теоретических рассуждений, который уже совсем вышел из моды. Внимательно читая ее, можно помимо полезных знаний получить представление об этом стиле в лучших его проявлениях.↑

5-48. Интересно отметить, однако, что Джевонс не предполагает дисконтирования предельного продукта труда.↑

5-49. Признание его достижений, но не более того, было высказано профессором Стиглером (Stigler. Stuart Wood and the Marginal Productivity Theory // Quarterly Journal of Economics. 1947. Aug. Ему и принадлежит цитировавшееся выше утверждение.↑

5-50. Если обозначить через U_I, общее удовлетворение покупателя I, через x_j — количество блага j, которое он потребляет, и через L — количество труда, затрачиваемого на производство блага, то искомая величина будет задана выражением (δU_I/δx_j)( δx_j/δL). Это, если отбросить частные производные, выражение Джевонса, которое повторяется в «Принципах» Маршалла. Следует еще раз подчеркнуть, что предельные полезности и предельные продукты, о которых идет речь, являются предельными полезностями отдельных индивидов и предельными продуктами отдельных фирм. Так что не возникает никаких вопросов об общественной оценке, что облегчает наши трудности, хотя рассуждения Визера и Кларка, казалось бы, ставят эти вопросы. Не возникает необходимости и в такой величине, как предельный общественный продукт. Это понятие действительно было введено профессором Пигу как инструмент его экономической теории благосостояния и обсуждалось профессором Эджуортом (см.: Edgeworth. The Revised Doctrine of Marginal Social Product // Economic Journal. 1925. March). Но это была специальная конструкция, служившая специальным целям, и ей нет места в обсуждаемой нами объяснительной теории заработной платы.↑

5-51. Эта обычная формула (предельный физический продукт, помноженный на равновесную цену), конечно, неприложима к случаям, отличным от случая чистой или совершенной конкуренции на всех рынках продуктов и факторов. См. ниже, глава 7.↑

5-52. Особая версия Бёма-Баверка выглядит так: если в состоянии равновесия системе навязывается увеличение ставок заработной платы, то наиболее выгодным становится другой, более длинный «период» производства; однако если его начинают практиковать, то имеющийся фонд средств к существованию оказывается достаточным лишь для меньшего числа работников; поэтому остальные становятся безработными. Обратите внимание на то, что этот аргумент намного превосходит простой аргумент спроса и предложения, а также что он предположительно должен действовать лишь при навязанном извне росте заработной платы, а не при таком, который происходит от увеличения фонда средств к существованию.↑

5-53. Задачу его формулирования оставим читателю в качестве полезного упражнения.↑

5-54. См., например, трактовку проблемы минимума заработной платы в: Pigou. Wealth and Welfare. 1912.↑

5-55. Надеюсь, нет необходимости снова углубляться в этот момент. Однако я, по-видимому, должен добавить, что значительное большинство экономистов, которые защищают повышения номинальной заработной платы или сопротивляются ее снижениям, не должны опасаться признания правильности этой теории, поскольку их аргументы, как правило, основываются на суждениях об обстоятельствах, не имеющих с указанной теорией ничего общего. Немногие будут выдвигать реально конфликтующие с ней аргументы, как только осознают ее содержание с позиций здравого смысла в каждом конкретном случае. Кроме того, сам факт, что теория предельной производительности является предположением о ставке заработной платы, которая должна преобладать в условиях полного равновесия и совершенной конкуренции, достаточен для того, чтобы показать значительное пространство, которое эта теория оставляет без объяснения.↑

5-56. Несмотря на изложение теории замещения Маршаллом, она оставалась далеко не общепринятой даже к концу периода. Именно поэтому статья Чарлза Дж. Баллока (Bullock Charles J. The Variation of Productive Forces // Quarterly Journal of Economics. 1902. Aug.), несмотря на различные недостатки, заслуживает упоминания в качестве крупного достижения.↑

5-57. Ничто не мешает, конечно, определить понятие фрикционной безработицы настолько широко, чтобы включить в него технологическую и другие известные типы безработицы: безработицу, вызванную несовершенством конкуренции; безработицу, вызванную монетарными причинами; безработицу, вызванную колебаниями деловой активности, какой бы ни была их причина, — но тогда обвинение теряет силу, поскольку определенные таким, образом «фрикции» более не являются явно неадекватным объяснением наблюдаемых фактов безработицы. В частности, это обвинение не должно направляться против Theory of Unemployment (1933) Пигу. Для рассматриваемого периода см. особенно: Bevendge W. H. Unemployment. 1909.↑

6-1. Ничто не характеризует ситуацию лучше, чем то обстоятельство, что определенные элементарные утверждения экономической теории (например, об увеличивающихся и уменьшающихся средних издержках) специалисты по экономике предприятия независимо открыли для себя сами.↑

6-2. Упомянем важный, хотя и поздний отклик — книгу профессора Дж. Б. Кэннинга (Canning J. В. Economics of Accountancy. 1929).↑

6-3. Работа Э. Р. А. Селигмена (Seligman E. R. A. Progressive Taxation in Theory and Practice. 2nd ed. 1908) способна заменить собой значительный массив литературы многих стран. Но и в силу выдающегося положения автора, и по причине оригинальности его идеи сделать налогообложение полудобровольным я также упомяну докторскую диссертацию Викселя (Finanztheoretische Untersuchungen. 1896), идеи которой были в дальнейшем частично разработаны Э. Линдалем (Lindahl E. Gerechtigkeit der Besteuerung (Justice in Taxation). 1919).↑

6-4. Это действительно так, если предельная полезность дохода убывает с большей скоростью, чем предполагается гипотезой Даниила Бернулли (см. выше, часть II, глава 6, § ЗЬ). Если она убывает с меньшей скоростью, то постулат о равных жертвах «полезности» требует, чтобы от более высоких доходов выплачивалась меньшая доля, чем от менее высоких (хотя, конечно, большая по абсолютной величине).↑

6-5. Статьи Ф. И. Эджуорта по проблемам налогообложения, одна из которых имеет фундаментальное значение, переизданы в томе II его Papers Relating to Political Economy (1925). Как обычно, его разъяснения подобны тому, что я назвал бы выковыриванием изюма из булки: например, налог на один из взаимозависимых товаров может вызвать падение цен обоих; налог на оба может принести чистую выгоду производителю одного из них — так что нам трудно увидеть всеобъемлющее целое, которое является на самом деле пиковым достижением в данной области в данный период. Работа Э. Бароне (Barone E. Studi di economia finanziaria // Giornale degli Economisti. Apr.—May; June; and July—Aug. 1912) является более всесторонним трактатом, весьма мощным и оригинальным, представшим в форме трех отдельных исследований. Разнообразные достижения А. С. Пигу были окончательно объединены в его книге A Study in Public Finance (1928).↑

6-6. Это не стоит понимать так, что все недостатки были свойственны лишь одной из сторон. Экономисты-«трудовики» действительно выказывали чрезмерную неприязнь ко всему, что выглядело как аналитический изыск, и чрезмерное недоверие к таинственным формулам проводимого теоретиками анализа заработной платы. Они стремились «облегчить себе жизнь» отбрасыванием теоретических аргументов a limine <с порога — лат.>. Но и теоретики не всегда подходили к проблемам экономики труда с надлежащей волей к взаимодействию. Они не всегда стремились обогатить свой анализ фактами и рекомендациями, которые представляли «трудовики». Кроме того, некоторые из них столь же нетерпимо, сколь и экономисты-«трудовики», отвергали с порога чужие аргументы. Были и исключения. Некоторые наиболее заметные из них будут упомянуты в тексте. В целом, однако, кооперация и взаимное плодотворное влияние возникали реже, чем противоположные явления.↑

6-7. Webb В., Webb S. 1) The Public Organization of the Labour Market. 1909; 2) The History of the Trade Unionism. Rev. ed. 1920; Herkner H. Die Arbeiterfrage 1894; настоятельно рекомендую сопоставить содержание и методологию этой книги с содержанием и методологией любого современного американского учебника по экономике труда.↑

6-8. В Англии наряду с обзорным сочинением Бута (Booth. Life and Labour of the People in London. 2 vols. 1889-1891; 17 vols. 1903) см., например, лекции Роберта Гиффена, прочитанные в Королевском статистическом обществе в 1883 и 1886 гг. (Progress of the Working Classes in the Last Half Century и Further Notes on the Progress of the Working Classes in the Last Half Century). С 1895 г. начались выдающиеся публикации А. Л. Боули о заработной плате в Англии. Первая из многих статей — Changes in Average Wages in the United Kingdom between 1880 and 1891 — появилась в Journal of the Royal Statistical Society (1895). Полный список см. в библиографии, приведенной в: Wages and Income in the United Kingdom since I860 (1937). Среди многих попыток преодолеть серьезные трудности, предпринятых в Соединенных Штатах, я упомяну лишь: Nearing Scott. Wages in the United States. 1908-1910 (1911).↑

6-9. Эта работа, по сути, заключает в себе основные идеи предыдущей книги данного автора — Principles and Methods of Industrial Peace (1905). В книге Economics of Welfare < «Экономическая теория благосостояния», М.; Прогресс, 1985>, последовавшей за Wealth and Welfare, экономика труда Пигу встречается в части III, а также в главах 1, 5, 7 и 13 части IV.↑

6-10. Launhardt W. Die Betriebskosten der Eisenbahnen... 1877. Вышеприведенную теорему находим в его работе Mathematische Begrundung der Volkswirthschaftslehre (1885. P. 203), в которой в качестве основной теории принимаются принципы Джевонса и Вальраса. Тем не менее мы должны удовлетворить претензию Лаунхардта на независимое открытие «аналогичного подхода», поскольку признали подобные претензии остальных. В его трактовке содержится несколько оригинальных моментов, все они делают ему честь. Но его почти безжалостное использование определенных форм функций — производящее весьма сомнительные результаты — следует изучать и корректировать, а не осуждать a limine. Я добавлю его работу Kommerzielle Trassierung der Verkehrswege (1872). Автор был профессором Технологического института в Ганновере. Ни Palgrave's Dictionary, ни Encyclopaedia of the Social Sciences не упоминают его имени.↑

6-11. Вводящий в заблуждение заголовок произведения Эмиля Шейсона, которое до краев наполнено оригинальными идеями: Statistique geometrique <« Геометрическая статистика» — фр-> (1887). Издержки и тарифы на железных дорогах — лишь один из нескольких предметов, рассмотренных там в истинном духе эконометрики. Encyclopaedia of the Social Sciences сообщает об этом авторе, что он не привнес ничего нового в социологию или экономическую науку. См. также: Picard А. М. Traite des chemins de fer. 1887; Colson. С. Transports et tarifs. 1890 (Eng. trans. — 1914).↑

6-12. Acworth W. М. 1) Railways of England. 1889; 2) Railways of Scotland. 1890; все еще заслуживает прочтения даже с позиций «чистой теории» его книга Elements of Railway Economics (1st ed. 1905). Вклад Пигу был в рамках схемы, изложенной в Wealth and Welfare (Economics of Welfare. Part II. Ch. 18).↑

6-13. Hadley A. T. Railroad Transportation. 1885.↑

6-14. В качестве примера того вида исследований, который, на мой взгляд, должен был развиться, я могу привести рассмотренный Маршаллом случай с газоснабжением в Питтсбурге.↑

6-15. См. особенно: De la Mesure de I'utilite des travaux publics (1844) и De 1'Influence des peages sur I'utilite des voies de communication (1849); последняя будет упомянута вновь ниже, в главе 7.↑

5rik.ru

Материалы для учебы и работы