8. Изменять общество

В последних главах мы привели две различных модели общества и, соответственно, два различных способа его изучения. Первая модель представляет общество как самовоспроизводящуюся структуру, где даже нарушители порядка - лишь «отклоняющиеся», а социальные нововведения кажутся необъяснимыми. Во второй модели общество воспринимается как непрерывно  продолжающийся   созидательный   процесс,   в  котором социальная   действительность   конструируется   человеческим мышлением, поступками и представлениями. Первая модель неизменна, статична, вторая - динамична, изменчива. Это наиболее «чистые» модели общества, так сказать, парк и море.

Мы говорили также, что в научном смысле объяснение социального феномена непременно предполагает абстрагирование от отдельного индивида как действующего субъекта. Однако если ставится задача попять разнообразные общественные отношения, то следует рассматривать их как созданные н результате человеческой деятельности и анализировать, какие мотивы при этом были у людей как индивидов. При этом трудно использовать  полученные   знания  для   реформирования  общества,   поскольку все предположения о том, как общество должно быть устроено, в своей основе строятся на вненаучных оценках. Рациональный научный анализ никогда не сможет дать ответ об «истинности» или «ошибочности» этих оценок. Каждый человек исходит из своей системы ценностей, и именно множественность взглядов, критериев и поступков приводит к невозможности высказать что-то истинное об «обществе-в-себе». Первая модель общества представляет его в виде объективной структуры, вторая - в виде результирующей суммы отдельных действий множества людей.

Дискуссия между представителями этих двух подходов к изучению общества красной нитью проходит через всю историю социологии. Сторонники первой модели считают, что последователи второй - ненаучны, а те упрекают первых в том, что. прикрываясь священным именем науки, они упрощают и типизируют человеческие жизни. Первые полагают, что вторые позволяют себе субъективный произвол, а те - что первые, исходя из своих абстрактных понятий, манипулируют людьми. Суть дискуссии - в различиях между моделями общества, из которых исходят эти традиции, а также в разногласиях по поводу того, что следует понимать под научным знанием об обществе.

Но существует еще третье направление, основная задача которого - дать рекомендации желающим изменить общество. Истоки этого направления можно отыскать в острой критике феодальных общественных отношений философами эпохи Просвещения; но еще в большей степени это направление обязано своим появлением различным революционным движениям, что стремились преобразовать буржуазное общество в XIX веке. Впоследствии, когда выросло рабочее движение и была выработана социалистическая программа, это направление получило возможность институционализации помимо университетов. Несмотря на наличие некоторых изолированных «школ» (например, Франкфуртской), немало воды утекло, пока это направление благодаря возрождению марксизма, вызванному студенческими волнениями 1968 года, присоединилось к социологическим дискуссиям. Одновременно в социологию был привнесен новый момент: наука отныне должна использоваться не только для объяснения или понимания общества, но и для его изменения.

Разумеется, уже много лет назад существовали повстанческие движения и предпринимались различные попытки изменить угнетающие общественные отношения. Но по мере своего развития данное «третье» направление привнесло важный фактор научности в направленность общественных преобразований. Революция должна основываться на познании основ буржуазного общества; в ином случае революционеры рисковали позволить индивидуальной воле, а не существующим общественным отношениям, быть главной движущей силой революции, как писал первый представитель этого направления Карл Маркс. В отличие от других теоретиков, просто предлагавших более или менее заманчивые модели «блаженной страны будущего», Маркс полагал, что к социалистической революции приведет естественная закономерность развития буржуазного общества. Поэтому он называл свои теории «научным социализмом», в отличие от разнообразных форм «утопического социализма».

Развитие социологии,  одновременно исследующей  закономерности общественного развития и показывающей общество в широком аспекте, ставит исследователя перед массой специфических задач. Ведь если сами законы общественного развития ведут прямо к революции, то люди ничего не могут с этим поделать. У Маркса же тем не менее указано, что именно люди творят историю, т.е. процесс развития общества. Для сравнения можно вспомнить, что мы представляли общество в виде парка или   моря.   Мы  говорили   уже,   что   общество  предстает   как «парк», когда мы рассматриваем его с большой высоты, с высокого уровня абстракции. Мы говорили также, что модель «моря» соответствует  картине   общества,   которое  создается  самими людьми, а исследователь рассматривает ее с более низкого уровня абстракции. Единственный способ, позволяющий одновременно увидеть общество и в виде «парка», и в виде «моря», - изменение уровня абстракции, когда мы, совершая обзорные полеты, можем набирать высоту и снижаться. Примерно таким же образом способность к познанию, по Марксу, может перемещаться между различными уровнями абстракции. Без этого марксовский научный социализм рискует раствориться либо в предопределенности «парковой» теории революции, либо в «мореплавательной» теории революции как результата чьей-то личной воли. К такому выводу придет любой исследователь; если он хочет делать революцию, он должен «приземлиться» и практически действовать вместе с остальными.

Но картина общества как самовоспроизводящейся структуры все же не более абстрактна, чем картина общества по Марксу. Он поднялся еще на один уровень и высказался об истории. Историю человечества он представил состоящей из периодов    образования     более     или     менее     жестких     структур, прерывающихся более или менее насильственными и бурными переворотами. Каждая общественная формация, какие бы жесткие структуры в ней ни образовались, со временем отмирала и преобразовывалась в нечто иное, обновленное. Это относилось также и к современной Марксу эпохе буржуазного общества, хотя множество людей, в том числе и обществоведов, полагало, что это общество будет существовать вечно. Подобные взгляды всегда имеют место, отмечал Маркс, приступая к анализу на-

правления развития современного ему общества или, другими словами, «вскрывая законы развития буржуазного общества».

Степень жесткости и неизменяемости различных структур - внутренняя особенность каждого конкретного общества. Это касается и структур, созданных буржуазным строем, в частности капиталистической экономики. Вот почему Маркс посвятил почти всю свою жизнь анализу этой структуры. В его анализе люди предстают почти полностью подчиненными экономическим законам. Однако на базе знания этих законов можно, по Марксу, впоследствии сформулировать политическую программу действий, нацеленную на устранение господства законов над людьми, т.е. на аннулирование того, что анализируется. Это кажется непостижимым, если не принимать во внимание, что речь идет об умении менять уровни абстракции, передвигаться между анализом действительности и практической деятельностью в ней.

Капиталистическая экономика в анализе Маркса весьма динамичная структура. Единственное, что остается в ней неизменным, - это ее основа, капиталистические отношения между владельцем капитала, который должен свой капитал приумножать, и наемным рабочим, который должен продавать свою рабочую силу для того, чтобы получить возможность выжить. На отношениях между «двумя основными классами буржуазного общества - буржуазией и пролетариатом» - основывается большинство других общественных отношений. Быстрая урбанизация, расширение рынка товаров, развитие коммуникаций и банковских систем, появление профсоюзов и политических партий, изменение характера семейных отношений и возникновение подростковой субкультуры - эти и многие другие явления могут в своей основе объясняться и пониматься в связи с «неутолимой капиталистической жаждой прибавочной стоимости». Однако каким же образом люди смогут изменить эту систему?

Капиталистическая экономика, полагал Маркс, по своей природе имеет тенденцию к социализации, к обобществлению. Существует тенденция к концентрации и централизации капитала, и все больше структур общества попадают в зависимость от него. При этом кризисы, являющиеся неизбежными для системы, будут затрагивать все большую часть общества. Все большие группы, чтобы выжить, будут попадать «в зависимость от капитала». Каждый раз, когда общество будут сотрясать экономические кризисы, все большее число людей будет осознавать, что эти кризисы не столько «кризисы общества», сколько «кризисы капитализма», и что для «спасения общества» необходимо «пожертвовать капиталом». Те организации, профсоюзы и политические партии, которые когда-то были созданы наемными рабочими для отстаивания своих интересов перед лицом капитала, будут в конце концов вынуждены перейти границы капиталистической системы, когда она сыграет свою историческую роль.

Тогда вновь наступит период быстрых социальных преобразований. Маркс не хотел рассуждать об обществе, которое придет на смену. Он желал «всего-навсего», чтобы рабочее движение признало его анализ и вытекающие из этого анализа политические цели: упразднение наемного труда (и при этом капитала тоже). Для достижения этой цели, полагал Маркс, рабочим следует действовать таким образом, чтобы стало возможным перейти границы внутренних противоречий, заложенных в природе буржуазного общества. Марксовский анализ законов движения    капитала    должен,    таким    образом,    применяться    для упразднения этих законов. Данное обстоятельство не сделало сам анализ менее научным. Напротив, именно благодаря возможности объективного познания общества рабочему движению следует формулировать свою политику, считал Маркс.

Когда в конце XIX века его идеи были подхвачены, прежде всего в Германии и в России, их содержание все же претерпело некоторые изменения. Немецкий марксизм носил более реформистский характер, в то время как в России Ленин развивал в первую очередь его революционную сторону. Вскоре марксизм стал для социал-демократического движения совершенно неинтересен; в России же благодаря Сталину он истолковывался все более догматически. В течение длительного времени «марксизм» отождествлялся с  «русской политикой»,  и на  Западе только очень немногие теоретики пытались развивать это учение. Однако после смерти Сталина, последовавшей в  1953 году, и особенно в 60-е годы, появилось большое количество разнообразных школ марксистской традиции, которые перечитывали Маркса и давали новые истолкования его трудов. В настоящее время эти школы дебатируют между собой гораздо менее напряженно, чем прочие социологические направления. Многие сделали определенные  практические выводы  из  своего  знакомства  с Марксом, решив, что нужно действовать, а не продолжать теоретизировать. Следствием чего стала необозримая поросль теоретических школ и политических группировок, неизменно апеллирующих к Марксу.

Вопрос о взаимодействии между изучением общества и возможностью его изменения считается на сегодняшний день весьма сложным и спорным. Помимо прочего, проблема заключается еще и в том, что «движение» во многих западных странах не имеет интереса к «теории», а теоретики изолированы от «движения». Кроме того, на Востоке марксизм уже использовался для осуществления социальных преобразований. Можно, конечно, утверждать обратное, что он скорее использовался для того, чтобы воспрепятствовать изменениям в этих обществах. По этому вопросу возник спор с другим направлением науки об обществе, теорией действия, которое интенсивно развивалось прежде всего в 70-е годы; это направление трактовало преобразования не как всеобщий переворот в буржуазном обществе, а скорее как попытку изменить и улучшить жизненные условия для отдельных изучаемых групп, с которыми и работали социологи. Сторонники теории действия поэтому прежде всего ориентированы на определенные группы в обществе, как-то: заключенных в местах лишения свободы, социально отверженных или безработных. Однако с помощью исследований такого рода можно анализировать (с целью разрешения) и проблему рабочих мест, и жилищные проблемы. Главная задача исследователя - не объяснять жизненные взаимоотношения людей и не пытаться понять их побуждения, хотя исследование включает в себя и эти факторы, нет, основная цель состоит в том, что исследователь и его подопечные должны действовать совместно, чтобы изменить наименее приемлемые отношения. Если цели достичь не удается - исследование сводится к одному из традиционных направлений «объяснения» или «понимания».

Однако ориентированность на действие не только цель исследования. Это еще и метод приобретения знаний. Существует мнение, что реальное общество не отражается ни в статистических таблицах различных институтов, ни с помощью методов «понимания». Это ясно даже из официальных юридических формулировок законов, служебных документов или из ответов на анкеты. Реальное общество - это человеческие будни, то, как люди живут, работают, в какие контакты с властями вступают, над чем смеются и т.д. Поэтому исследование такого рода должно приближаться к повседневной жизни, особенно когда работаешь с выделенными группами. Исследователи находятся на столь конкретном уровне, что для них даже может оказаться затруднительным дистанцироваться от «объектов их научных интересов», чтобы вообще как-то суметь их увидеть, Все знают, насколько трудно бывает разглядеть то, что находится слишком близко, и поэтому, когда на определенной стадии исследования наблюдатель должен покинуть своих сотоварищей по проекту, чтобы проанализировать полученные материалы, возникает множество «солидаритарных» конфликтов, разочарований и просчетов. Вдруг оказывается, что исследователь должен сделать предметом своего анализа не каких-то отвлеченных индивидов, а людей,    с   которыми   он   работал   бок   о   бок.   Очень   многие сторонники «метода действия» могут рассказать о трудностях «колебаний» процесса между фазами «соучастия» и «наблюдения» в процессе работы. Однако в природе исследования такого рода заложено перемещение от соучастия в общественной жизни к истолкованию последней. Соучастие дает исследователю знание характера действительности, а наблюдение помогает установить более широкие связи этой действительности. Обе стадии вместе должны дать знание, которое сможет привести к преобразующим действиям. К сожалению, в большинстве случаев общественные структуры проявили себя настолько сильными и способными к сопротивлению, что можно насчитать лишь ничтожное количество примеров, когда удавалось осуществить какое-то значительное изменение в сложных социальных отношениях.

Все эти проблемы, в частности марксистская попытка изменения действительности, находятся в точке пересечения между изучением общества и жизнью в обществе. Исследователь такого рода обязан хотя бы по несколько часов в сутки или какое-то определенное время вести тот образ жизни, который он изучает. Познание происходит в реальной действительности, а не абстрактно. В то же время задачей исследователя является осуществление теоретического анализа, чтобы таким образом получать то знание, которое нельзя получить из непосредственной жизни в обществе. Если не справляешься с подобной «перепасовкой» между абстрактным и конкретным - существует две опасности расщепления проводимого исследования. Одна - когда удовлетворяются объяснением или пониманием, а другая - когда удовлетворяются действиями ради действий. Карл Маркс посвятил свою жизнь попытке перекинуть мостик через пропасть между наукой и преобразованием. Он прекрасно осознавал, какие проблемы скрываются в перемещении между изучением общественной жизни и участием в ней. Точно так же и любой исследователь, да и вообще любой человек, который хочет использовать свои знания в целях преобразования, должен учиться перемещаться между теоретическим анализом и практической деятельностью.

На самом деле такое же взаимодействие мыслей и поступков существует у каждого человека, хотя нередко это происходит совершенно неосознанно. Люди мысленно «теоретически анализируют» перед тем, как совершить какой-нибудь поступок, однако теории чаще бывают плодотворными, если на действительность взглянуть свежим взглядом. Зачастую подобные непривычные подходы могут основываться на институционализированных общественных идеологиях. Задача этих идеологий - создавать глобальные постижимые и ясные связи, которые были бы неосязаемы для отдельного человека. Поэтому мнение, что идеологии созданы, чтобы воспроизводить самих себя, правдиво, когда люди им подчиняются. Существует также множество идей, которые, будучи опубликованы и неоднократно воспроизведены, поддерживают сохранение тех общественных отношений, исследованию которых они посвящены. Некоторые утверждают, что большинство разделов социологии состоит в конечном счете из подобных самовоспроизводящихся идеологий. В таком случае следовало бы признать, что такая идеология призвана обслуживать особую общественную группу интеллектуалов и служить для их самолегитимизации, в то время как остальным гражданам она относительно неинтересна. Наверное, многие и в самом деле считают, что социологи заумными словами повторяют прописные истины, давно уже всем известные. Чем меньше социологов осознает, какая это опасность для науки - превратиться в идеологию, тем больше риск, что это произойдет. Еще и по этой причине следует подвергать критическому пересмотру социологические знания, особенно в том случае, если они нацелены на преобразования. Иначе научное знание рискует опуститься до властного фактора в борьбе различных группировок общества, властного фактора, который драпируется в «научную мантию».

В последних главах мы привели две различных модели общества и, соответственно, два различных способа его изучения. Первая модель представляет общество как самовоспроизводящуюся структуру, где даже нарушители порядка - лишь «отклоняющиеся», а социальные нововведения кажутся необъяснимыми. Во второй модели общество воспринимается как непрерывно  продолжающийся   созидательный   процесс,   в  котором социальная   действительность   конструируется   человеческим мышлением, поступками и представлениями. Первая модель неизменна, статична, вторая - динамична, изменчива. Это наиболее «чистые» модели общества, так сказать, парк и море.

Мы говорили также, что в научном смысле объяснение социального феномена непременно предполагает абстрагирование от отдельного индивида как действующего субъекта. Однако если ставится задача попять разнообразные общественные отношения, то следует рассматривать их как созданные н результате человеческой деятельности и анализировать, какие мотивы при этом были у людей как индивидов. При этом трудно использовать  полученные   знания  для   реформирования  общества,   поскольку все предположения о том, как общество должно быть устроено, в своей основе строятся на вненаучных оценках. Рациональный научный анализ никогда не сможет дать ответ об «истинности» или «ошибочности» этих оценок. Каждый человек исходит из своей системы ценностей, и именно множественность взглядов, критериев и поступков приводит к невозможности высказать что-то истинное об «обществе-в-себе». Первая модель общества представляет его в виде объективной структуры, вторая - в виде результирующей суммы отдельных действий множества людей.

Дискуссия между представителями этих двух подходов к изучению общества красной нитью проходит через всю историю социологии. Сторонники первой модели считают, что последователи второй - ненаучны, а те упрекают первых в том, что. прикрываясь священным именем науки, они упрощают и типизируют человеческие жизни. Первые полагают, что вторые позволяют себе субъективный произвол, а те - что первые, исходя из своих абстрактных понятий, манипулируют людьми. Суть дискуссии - в различиях между моделями общества, из которых исходят эти традиции, а также в разногласиях по поводу того, что следует понимать под научным знанием об обществе.

Но существует еще третье направление, основная задача которого - дать рекомендации желающим изменить общество. Истоки этого направления можно отыскать в острой критике феодальных общественных отношений философами эпохи Просвещения; но еще в большей степени это направление обязано своим появлением различным революционным движениям, что стремились преобразовать буржуазное общество в XIX веке. Впоследствии, когда выросло рабочее движение и была выработана социалистическая программа, это направление получило возможность институционализации помимо университетов. Несмотря на наличие некоторых изолированных «школ» (например, Франкфуртской), немало воды утекло, пока это направление благодаря возрождению марксизма, вызванному студенческими волнениями 1968 года, присоединилось к социологическим дискуссиям. Одновременно в социологию был привнесен новый момент: наука отныне должна использоваться не только для объяснения или понимания общества, но и для его изменения.

Разумеется, уже много лет назад существовали повстанческие движения и предпринимались различные попытки изменить угнетающие общественные отношения. Но по мере своего развития данное «третье» направление привнесло важный фактор научности в направленность общественных преобразований. Революция должна основываться на познании основ буржуазного общества; в ином случае революционеры рисковали позволить индивидуальной воле, а не существующим общественным отношениям, быть главной движущей силой революции, как писал первый представитель этого направления Карл Маркс. В отличие от других теоретиков, просто предлагавших более или менее заманчивые модели «блаженной страны будущего», Маркс полагал, что к социалистической революции приведет естественная закономерность развития буржуазного общества. Поэтому он называл свои теории «научным социализмом», в отличие от разнообразных форм «утопического социализма».

Развитие социологии,  одновременно исследующей  закономерности общественного развития и показывающей общество в широком аспекте, ставит исследователя перед массой специфических задач. Ведь если сами законы общественного развития ведут прямо к революции, то люди ничего не могут с этим поделать. У Маркса же тем не менее указано, что именно люди творят историю, т.е. процесс развития общества. Для сравнения можно вспомнить, что мы представляли общество в виде парка или   моря.   Мы  говорили   уже,   что   общество  предстает   как «парк», когда мы рассматриваем его с большой высоты, с высокого уровня абстракции. Мы говорили также, что модель «моря» соответствует  картине   общества,   которое  создается  самими людьми, а исследователь рассматривает ее с более низкого уровня абстракции. Единственный способ, позволяющий одновременно увидеть общество и в виде «парка», и в виде «моря», - изменение уровня абстракции, когда мы, совершая обзорные полеты, можем набирать высоту и снижаться. Примерно таким же образом способность к познанию, по Марксу, может перемещаться между различными уровнями абстракции. Без этого марксовский научный социализм рискует раствориться либо в предопределенности «парковой» теории революции, либо в «мореплавательной» теории революции как результата чьей-то личной воли. К такому выводу придет любой исследователь; если он хочет делать революцию, он должен «приземлиться» и практически действовать вместе с остальными.

Но картина общества как самовоспроизводящейся структуры все же не более абстрактна, чем картина общества по Марксу. Он поднялся еще на один уровень и высказался об истории. Историю человечества он представил состоящей из периодов    образования     более     или     менее     жестких     структур, прерывающихся более или менее насильственными и бурными переворотами. Каждая общественная формация, какие бы жесткие структуры в ней ни образовались, со временем отмирала и преобразовывалась в нечто иное, обновленное. Это относилось также и к современной Марксу эпохе буржуазного общества, хотя множество людей, в том числе и обществоведов, полагало, что это общество будет существовать вечно. Подобные взгляды всегда имеют место, отмечал Маркс, приступая к анализу на-

правления развития современного ему общества или, другими словами, «вскрывая законы развития буржуазного общества».

Степень жесткости и неизменяемости различных структур - внутренняя особенность каждого конкретного общества. Это касается и структур, созданных буржуазным строем, в частности капиталистической экономики. Вот почему Маркс посвятил почти всю свою жизнь анализу этой структуры. В его анализе люди предстают почти полностью подчиненными экономическим законам. Однако на базе знания этих законов можно, по Марксу, впоследствии сформулировать политическую программу действий, нацеленную на устранение господства законов над людьми, т.е. на аннулирование того, что анализируется. Это кажется непостижимым, если не принимать во внимание, что речь идет об умении менять уровни абстракции, передвигаться между анализом действительности и практической деятельностью в ней.

Капиталистическая экономика в анализе Маркса весьма динамичная структура. Единственное, что остается в ней неизменным, - это ее основа, капиталистические отношения между владельцем капитала, который должен свой капитал приумножать, и наемным рабочим, который должен продавать свою рабочую силу для того, чтобы получить возможность выжить. На отношениях между «двумя основными классами буржуазного общества - буржуазией и пролетариатом» - основывается большинство других общественных отношений. Быстрая урбанизация, расширение рынка товаров, развитие коммуникаций и банковских систем, появление профсоюзов и политических партий, изменение характера семейных отношений и возникновение подростковой субкультуры - эти и многие другие явления могут в своей основе объясняться и пониматься в связи с «неутолимой капиталистической жаждой прибавочной стоимости». Однако каким же образом люди смогут изменить эту систему?

Капиталистическая экономика, полагал Маркс, по своей природе имеет тенденцию к социализации, к обобществлению. Существует тенденция к концентрации и централизации капитала, и все больше структур общества попадают в зависимость от него. При этом кризисы, являющиеся неизбежными для системы, будут затрагивать все большую часть общества. Все большие группы, чтобы выжить, будут попадать «в зависимость от капитала». Каждый раз, когда общество будут сотрясать экономические кризисы, все большее число людей будет осознавать, что эти кризисы не столько «кризисы общества», сколько «кризисы капитализма», и что для «спасения общества» необходимо «пожертвовать капиталом». Те организации, профсоюзы и политические партии, которые когда-то были созданы наемными рабочими для отстаивания своих интересов перед лицом капитала, будут в конце концов вынуждены перейти границы капиталистической системы, когда она сыграет свою историческую роль.

Тогда вновь наступит период быстрых социальных преобразований. Маркс не хотел рассуждать об обществе, которое придет на смену. Он желал «всего-навсего», чтобы рабочее движение признало его анализ и вытекающие из этого анализа политические цели: упразднение наемного труда (и при этом капитала тоже). Для достижения этой цели, полагал Маркс, рабочим следует действовать таким образом, чтобы стало возможным перейти границы внутренних противоречий, заложенных в природе буржуазного общества. Марксовский анализ законов движения    капитала    должен,    таким    образом,    применяться    для упразднения этих законов. Данное обстоятельство не сделало сам анализ менее научным. Напротив, именно благодаря возможности объективного познания общества рабочему движению следует формулировать свою политику, считал Маркс.

Когда в конце XIX века его идеи были подхвачены, прежде всего в Германии и в России, их содержание все же претерпело некоторые изменения. Немецкий марксизм носил более реформистский характер, в то время как в России Ленин развивал в первую очередь его революционную сторону. Вскоре марксизм стал для социал-демократического движения совершенно неинтересен; в России же благодаря Сталину он истолковывался все более догматически. В течение длительного времени «марксизм» отождествлялся с  «русской политикой»,  и на  Западе только очень немногие теоретики пытались развивать это учение. Однако после смерти Сталина, последовавшей в  1953 году, и особенно в 60-е годы, появилось большое количество разнообразных школ марксистской традиции, которые перечитывали Маркса и давали новые истолкования его трудов. В настоящее время эти школы дебатируют между собой гораздо менее напряженно, чем прочие социологические направления. Многие сделали определенные  практические выводы  из  своего  знакомства  с Марксом, решив, что нужно действовать, а не продолжать теоретизировать. Следствием чего стала необозримая поросль теоретических школ и политических группировок, неизменно апеллирующих к Марксу.

Вопрос о взаимодействии между изучением общества и возможностью его изменения считается на сегодняшний день весьма сложным и спорным. Помимо прочего, проблема заключается еще и в том, что «движение» во многих западных странах не имеет интереса к «теории», а теоретики изолированы от «движения». Кроме того, на Востоке марксизм уже использовался для осуществления социальных преобразований. Можно, конечно, утверждать обратное, что он скорее использовался для того, чтобы воспрепятствовать изменениям в этих обществах. По этому вопросу возник спор с другим направлением науки об обществе, теорией действия, которое интенсивно развивалось прежде всего в 70-е годы; это направление трактовало преобразования не как всеобщий переворот в буржуазном обществе, а скорее как попытку изменить и улучшить жизненные условия для отдельных изучаемых групп, с которыми и работали социологи. Сторонники теории действия поэтому прежде всего ориентированы на определенные группы в обществе, как-то: заключенных в местах лишения свободы, социально отверженных или безработных. Однако с помощью исследований такого рода можно анализировать (с целью разрешения) и проблему рабочих мест, и жилищные проблемы. Главная задача исследователя - не объяснять жизненные взаимоотношения людей и не пытаться понять их побуждения, хотя исследование включает в себя и эти факторы, нет, основная цель состоит в том, что исследователь и его подопечные должны действовать совместно, чтобы изменить наименее приемлемые отношения. Если цели достичь не удается - исследование сводится к одному из традиционных направлений «объяснения» или «понимания».

Однако ориентированность на действие не только цель исследования. Это еще и метод приобретения знаний. Существует мнение, что реальное общество не отражается ни в статистических таблицах различных институтов, ни с помощью методов «понимания». Это ясно даже из официальных юридических формулировок законов, служебных документов или из ответов на анкеты. Реальное общество - это человеческие будни, то, как люди живут, работают, в какие контакты с властями вступают, над чем смеются и т.д. Поэтому исследование такого рода должно приближаться к повседневной жизни, особенно когда работаешь с выделенными группами. Исследователи находятся на столь конкретном уровне, что для них даже может оказаться затруднительным дистанцироваться от «объектов их научных интересов», чтобы вообще как-то суметь их увидеть, Все знают, насколько трудно бывает разглядеть то, что находится слишком близко, и поэтому, когда на определенной стадии исследования наблюдатель должен покинуть своих сотоварищей по проекту, чтобы проанализировать полученные материалы, возникает множество «солидаритарных» конфликтов, разочарований и просчетов. Вдруг оказывается, что исследователь должен сделать предметом своего анализа не каких-то отвлеченных индивидов, а людей,    с   которыми   он   работал   бок   о   бок.   Очень   многие сторонники «метода действия» могут рассказать о трудностях «колебаний» процесса между фазами «соучастия» и «наблюдения» в процессе работы. Однако в природе исследования такого рода заложено перемещение от соучастия в общественной жизни к истолкованию последней. Соучастие дает исследователю знание характера действительности, а наблюдение помогает установить более широкие связи этой действительности. Обе стадии вместе должны дать знание, которое сможет привести к преобразующим действиям. К сожалению, в большинстве случаев общественные структуры проявили себя настолько сильными и способными к сопротивлению, что можно насчитать лишь ничтожное количество примеров, когда удавалось осуществить какое-то значительное изменение в сложных социальных отношениях.

Все эти проблемы, в частности марксистская попытка изменения действительности, находятся в точке пересечения между изучением общества и жизнью в обществе. Исследователь такого рода обязан хотя бы по несколько часов в сутки или какое-то определенное время вести тот образ жизни, который он изучает. Познание происходит в реальной действительности, а не абстрактно. В то же время задачей исследователя является осуществление теоретического анализа, чтобы таким образом получать то знание, которое нельзя получить из непосредственной жизни в обществе. Если не справляешься с подобной «перепасовкой» между абстрактным и конкретным - существует две опасности расщепления проводимого исследования. Одна - когда удовлетворяются объяснением или пониманием, а другая - когда удовлетворяются действиями ради действий. Карл Маркс посвятил свою жизнь попытке перекинуть мостик через пропасть между наукой и преобразованием. Он прекрасно осознавал, какие проблемы скрываются в перемещении между изучением общественной жизни и участием в ней. Точно так же и любой исследователь, да и вообще любой человек, который хочет использовать свои знания в целях преобразования, должен учиться перемещаться между теоретическим анализом и практической деятельностью.

На самом деле такое же взаимодействие мыслей и поступков существует у каждого человека, хотя нередко это происходит совершенно неосознанно. Люди мысленно «теоретически анализируют» перед тем, как совершить какой-нибудь поступок, однако теории чаще бывают плодотворными, если на действительность взглянуть свежим взглядом. Зачастую подобные непривычные подходы могут основываться на институционализированных общественных идеологиях. Задача этих идеологий - создавать глобальные постижимые и ясные связи, которые были бы неосязаемы для отдельного человека. Поэтому мнение, что идеологии созданы, чтобы воспроизводить самих себя, правдиво, когда люди им подчиняются. Существует также множество идей, которые, будучи опубликованы и неоднократно воспроизведены, поддерживают сохранение тех общественных отношений, исследованию которых они посвящены. Некоторые утверждают, что большинство разделов социологии состоит в конечном счете из подобных самовоспроизводящихся идеологий. В таком случае следовало бы признать, что такая идеология призвана обслуживать особую общественную группу интеллектуалов и служить для их самолегитимизации, в то время как остальным гражданам она относительно неинтересна. Наверное, многие и в самом деле считают, что социологи заумными словами повторяют прописные истины, давно уже всем известные. Чем меньше социологов осознает, какая это опасность для науки - превратиться в идеологию, тем больше риск, что это произойдет. Еще и по этой причине следует подвергать критическому пересмотру социологические знания, особенно в том случае, если они нацелены на преобразования. Иначе научное знание рискует опуститься до властного фактора в борьбе различных группировок общества, властного фактора, который драпируется в «научную мантию».