4. Константы мужского самоутверждения

Осознанные установки, которые легче всего улавливают вербальные тесты, меняются быстрее и полнее, чем глубинные диспозиции, от которых зависит мужское поведение. Многие традиционные константы мужского самоутверждения и самооценки не исчезают, а скорее смягчаются и видоизменяются.       

Я вижу несколько таких констант.

1. Общая модель мужского поведения и мотивации по-прежнему предполагает проекцию во-вне, желание стать чем-то, потребность в достижении (Need for Achievment) и инструментальный, в противоположность экспрессивному, стиль жизни. Конкретное содержание этой потребности - чем именно мужчина хочет стать, чего и как он хочет достичь - может меняться и варьироваться, но базовый тип мотивации остается тем же самым. Отмечаемое психологами уменьшение разницы в этом отношении между современными мужчинами и женщинами обеспечивается изменением не столько мужской, сколько женской психики, повышением уровня притязаний и реальных достижений женщин как в семейно-бытовых, так и в социально-производственных отношениях. Похоже на то, что разница между мужчинами и женщинами уменьшается за счет изменения не столько мужчин, сколько женщин.

2. Сохраняется извечная мужская потребность отличаться от женщин. Дистинкция, отделение, отмежевание от изначально женского, материнского начала - необходимый аспект мужской самоидентификации. Быть мужчиной - значит прежде всего не быть женственным.. Хотя этот процесс чаще всего описывается в психоаналитических терминах, его признают практически все психологические теории.

Маскулинная дифференциация начинается с отделения мальчика от первоначального симбиоза с материнским организмом и продолжается в виде серии других «уходов» и «отделений», символизируемых такими «хирургическими» метафорами как обрезание пуповины или крайней плоти (Бруно Беттельхейм) или «мужская рана». Маскулинность - своего рода реактивное образование, протест против материнской опеки, распространяемый затем и на других женщин.

Этот разрыв жизненно необходим. Слишком нежная и одновременна властная материнская любовь делает мальчика пассивным, неприспособленным к жизненным трудностям. Однако это отделение болезненно и травматично. Одно из средств его психологического оправдания и легитимации - мужское презрение к женственности, поэтизация исключительной мужской дружбы (и одновременно - ненависть к гомосексуальности) . Тема ненависти к матери и страха перед женщинами часто встречается в мифологии и искусстве.

3. Важнейшим социальным институтом, способствующим формированию и поддержанию специфических маскулинных ценностей, самосознания и стиля жизни остается иерархическое мужское сообщество.

Говоря словами Шекспира, «сын женщины есть тень мужчины, а не его подобие» (Шекспир. Генрих IV, часть 2, акт 3, сцена 2). Мальчика делают мужчиной не женщины, а другие мужчины, будь то собственный отец, с которым он идентифицируется, или взрослые мужчины, совершающие над ним обряд инициации, или сообщество однополых сверстников, о которых Франсуа Мориак писал, что они лучшие воспитатели, чем родители, потому что они безжалостны

В древних обществах закрытые мужские сообщества (муж­ские дома, возрастные группы и т.п.) и связанные с ними обряды инициации были институционализированы и имели священное, сакральное значение. Обобщение этнографических данных по 186 доиндустриальным обществам3 показало, что в жизни мальчиков группы сверстников играют значительно большую роль, чем в жизни девочек. Мальчики раньше отделяются как от родительской семьи, так и от общества взрослых мужчин, и имеют больше внесемейных обязанностей. Мальчишеские группы отличаются высокой внутригрупповой и межгрупповой соревновательностью, имеют выраженную иерархическую структуру и дисциплину. Кроме того девичьи группы обычно функционируют на основе принятых в данном обществе норм и правил, тогда как юношеские часто конфликтуют с ними, у мальчиков значительно больше антинормативного поведения, и взрослые считают это нормальным.

Раннебуржуазное европейское общество пыталось ослабить эти мужские узы, сосредоточив социализацию детей в родительской семье или передав их в руки профессиональных взрослых воспитателей. Однако неформальные однополые группы неизменно воссоздаются самими мальчиками как в школе (даже при совмест­ном обучении), так и вне ее, а дети, замеченные в нарушении этих символических границ и в кросс-гендерном поведении, подвергаются стигматизации и дискриминации. Несмотря ни на какие педагогические усилия, специфические нормы мужского общения, языка и ценностей сохраняются и передаются из поколения в поколение. Верность своей группе - важнейшая нравственная ценность мальчиков и юношей. Хотя совместное обучение, преобладающее в большинстве западных стран, имеет много бесспорных плюсов с точки зрения воспитания гендерного равенства и смягчения мальчишеской агрессивности, у некоторых педагогов оно вызывает сомнения. Именно в однополых группах сверстников мужчины вырабатывают тот специфический кодекс чести, на который они оглядываются (и иногда корректируют его) в последующей жизни.

4. Гомосоциальность, ориентация на общение преимущественно или исключительно с представителями собственного пола, отличающая мужчин от женщин, существует и за пределами подросткового возраста.

Теме male bonding посвящена огромная антропопологическая, историческая и психологическая литература.. Одни ученые, например, автор знаменитого бестселлера «Мужчины в группах» (1969) Лайонел Тайгер, считают мужскую гомосексуальность част­ным проявлением более общего феномена мужской солидарно-сти. Другие, напротив, видят в мужском товариществе и дружбе проявления неосознанного, латентного гомоэротизма.

Как бы то ни было, даже после исчезновения древних мужских союзов эмоциональные привязанности и внесемейное общение мужчин оставались однополыми. В 1710 г. в Лондоне на 800.000 населения было около 2000 исключительно мужских кофеен. Позже их сменили разнообразные закрытые для женщин мужские клубы. Сегрегация в общении консолидировала маскулинность, поэтому мужчины всячески охраняли ее, но одновременно затрудняла взаимопонимание мужчин и женщин. Английская писательница Джейн Остин писала в 1816 г., что «одна половина мира не может понять удовольствий другой половины».

В современном обществе число и удельный вес исключительно мужских сообществ и учреждений резко уменьшилось. Даже армия перестала быть чисто мужским институтом. Однако потребность в закрытом для женщин общении с себе подобными у мужчин по-прежнему велика, а исключительное мужское товарищество и мужская дружба остаются предметами культа и возрастной ностальгии.

Подчас трудно понять, являются ли исключительно мужские формы развлечений и массовой культуры, как футбол или рок-музыка, проявлением специфики мужских групповых интересов или же их главный смысл заключается именно в консолидации мужской обособленности. Соревновательный спорт и рок-музыка непосредственно служат утверждению фаллического начала, мужской силы и солидарности, а приобщение к ним психологически эквивалентно ритуалу мужской инициации.

Чем заметнее присутствие и влияние женщин в публичной жизни, тем сильнее мужчины ценят такие занятия и развлечения, где они могут остаться сами с собой, почувствовать себя свободными от женщин, нарушить стесняющие их правила этикета, расслабиться, дать простор агрессивным чувствам и эмоциям. Это сопряжено с известными социальными издержками (хулиганство, пьянство, акты вандализма), но выполняет важные компенсаторные функции и потому не может быть искоренено.

5. Сохраняются, несмотря на ломку гендерного разделения труда и ослабление соционормативных канонов маскулинности, и определенные когнитивные гендерные различия, особенно в направленности интересов и содержании деятельности. Даже когда мужчины и женщины делают практически одну и ту же работу, они часто делают ее не совсем одинаково и руководствуются разными мотивами. Хотя глобальные теории о различиях мужского и женского стиля мышления (например, Кэррол Гиллиган) остаются спорными и не имеют строгого эмпирического подтверждения, а индивидуальные вариации перевешивают межполовые, существование таких различий мало у кого вызывает сомнения.

Например, современные отцы значительно чаще «традиционных» ухаживают за детьми и играют с ними. Т. е. они выглядят более «женственными». Но при более тщательном анализе выясняется, что женские игры с ребенком обычно являются продолжением ухода за ним (матери стараются его успокоить, убаюкать и т.п)., когда как мужчины делают противоположное - подбрасывают ребенка, пробуждают его активность.

Современные мужчины почти не уступают женщинам в заботе о собственном теле, охотно выставляют его напоказ, тратят огромные деньги на косметику, что раньше считалось недопустимым и т.д. Выставленное на всеобщее обозрение обнаженное мужское тело демонстрирует уже не только силу и самообладание, но и свои эмоциональные возможности, становится средоточием чувственного наслаждения и сексуального соблазна. Тем не менее мужской канон красоты отличается от женского, «унисекс» нравится сравнительно немногим.

Глобальная «феминизация» мужчин - такое же упрощение, как всеобщая «маскулинизация» женщин. Речь идет о снятии нормативных запретов и ограничений, что позволяет проявиться индивидуальным свойствам, не обязательно связанным с полом. Половые различия при этом становятся более индивидуализированными и тонкими.

6. Сохраняет актуальность и такая особенность «мужского характера» как агрессивность и склонность к насилию. Эта проблема вызывает особенно жаркие споры среди ученых и публицистов.

Одни авторы утверждают, что мужчины самой природой предназначены быть насильниками и агрессорами, потому что агрессивное поведение детерминируется и стимулируется тестостероном, а попытки его модификации эквиваленты кастрации или психологической девирилизации мужчин.

Другие, напротив, считают мужскую агрессивность следствием неправильного воспитания мальчиков и требуют его изменения. По мнению популярной американской писательницы Мириам Мидзян, автора книги «Мальчики останутся мальчиками. Как разорвать связь между маскулинностью и насилием»4 (1991), спасти человечество от мужской агрессивности можно путем радикального изменения воспитания мальчиков. Мальчиков нужно с раннего детства готовить к отцовству, учить мирно разрешать конфликты, а также поощрять участие отцов в воспитании детей. Над поведением взрослых мужчин также нужен контроль и цензура. Следует запретить все виды агрессивных спортивных игр, включая футбол и бокс, дети должны смотреть по ТВ только специальные программы, без агрессии и секса, подросткам не следует продавать диски хеви-металл и т.д.

Лично я скептически отношусь к подобным рекомендациям, в основе которых лежит желание вывести новую породу смирных «домашних» мужчин. Мужская агрессивность действительно имеет природные предпосылки, но она не является чисто биологическим феноменом и не всегда бывает антисоциальной. Понятия агрессии и насилия (violence) не совпадают и оба явления могут быть как антисоциальными, так и вполне нормативными. Под агрессивностью многие психологи понимают высокую соревновательность, энергию, предприимчивость, готовность и умение отстаивать свои интересы, стремление к власти и т.п. Вероятность сочетания этих мотивов или их реализации с применением насилия зависит, с одной стороны, от принятых в обществе методов разрешения конфликтов и наличия так называемой «культуры насилия», а с другой - от индивидуальных особенностей личности.

В животных и примитивных человеческих сообществах эти два момента часто переплетаются. В книге Ричарда Рэнгэма (известный приматолог, профессор биологической антропологии Гардвардского университета) и Дейла Петерсона «Демонические самцы. Обезьяны и происхождение человеческого насилия»5, получившей высокую оценку специалистов-приматологов, приводятся страшные, но убедительные данные о жестокости и агрессивности самцов, причем именно эти качества обеспечивают конкретному      самцу высокий ранг и господствующее положение в стаде. Од-нако формы и характер внутригруппового насилия (против кого оно направлено и в чем проявляется) зависят от особенностей видового образа жизни. У некоторых видов самки прибегают к насилию чаще, чем самцы, а кое-где самцы вообще весьма миролюбивы.

У человека соотношение агрессии, доминантности, насилия и антисоциального поведения еще сложнее. Механически вывести его из уровня тестостерона невозможно. Во-первых, нужно различать базовый, более или менее постоянный уровень тестостерона и его временные, ситуативные флуктуации. Во-вторых, надо различать соревновательно-доминантное и агрессивно-насильственное поведение. В-третьих, между уровнем тестостерона и поведением существует обратная взаимосвязь. Замеры уровней тестостерона в ситуации соревнования (испытывались участники теннисных и борцовских соревнований, студенты-медики после экзамена и соискатели должностей после собеседования) показали, что у победителей уровень тестостерона резко повышается, а у проигравших остается тем же или снижается. При этом ключевым фактором был не сам по себе тестостерон, а достижение успеха: в результате переживания успеха, достижения в борьбе секреция тестостерона повышается, но предсказать по уровню тестостерона, кто победит, невозможно. Кстати, это верно и для женщин6.

Как показывают психологические исследования, отнюдь не все мужчины и мальчики напористы и агрессивны. Агрессивность мальчишеских групп и мужских компаний - не столько индивидуально-психологический, сколько групповой феномен: сильным и агрессивным мальчикам легче завоевать господствующее положение в иерархической структуре мальчишеской группы. Это способствует утверждению соответствующего стиля взаимоотношений и системы ценностей, которые предъявляются остальным в качестве нормы, независимо от их индивидуальных качеств. Мальчики учат друг друга драться, быть крутыми и не допускать «нежностей телячьих».

Отождествление маскулинности с насилием психологически типично не столько для сильных, сколько для слабых мужчин, которые не уверены в своей маскулинности и которым кажется, что их всюду подстерегают опасности. Это характерно, в частности, для многих политических экстремистов, как ультраправого, так и ультралевого толка. Американский террорист Тимоти МакВей, устроивший знаменитый взрыв в Алабаме, по воспоминаниям его армейских сослуживцев, был весьма ранимым и неуверенным в себе человеком, который изо всех сил старался казаться крутым. В автобиографии лидера американских ультраправых Пэта Буканана обращают на себя внимание рассказы не только о его бесчисленных драках в школе, но и о тиране-отце, который подвергал сына регулярным поркам. При этом и дома, и в школе действовал строгий запрет на выражение нежных чувств: «Обнаружение эмоции и чувства считалось недостойным мужчины, мы должны были стоически относиться к боли»7.

Психологи предполагают, что более терпимое и доброжелательное отношение к проявлениям эмоциональной чувствительности у мальчиков способствует снижению накала их потенциальной агрессивности, а социальный плюрализм позволяет ей локализоваться в каких-то социально приемлемых каналах (соревновательный спорт или рок музыка). На этом основана педагогическая стратегии психологического «разоружения» мужчин и воспитания мальчиков в духе мира и сотрудничества.

В сентябре 1997 г. ЮНЕСКО провела даже специальное совещание экспертов на тему «Роль мужчин в перспективе культуры мира». В своем докладе «Оружие и мужчина» Роберт Коннел говорил, что «есть более чем убедительные свидетельства того, что основными проводниками насилия в современном мире являются мужчины, а его культурной основой в большинстве обществ служит мужской характер».

В результате пятидневных дискуссий эксперты «пришли к выводу, что работа, связанная с ролью мужчин в свете проблем насилия и мира, может быть успешной только в рамках более широкого движения в направлении равенства между мужчинами и женщинами и отказа от насилия» и сделали ряд социально-педагогических рекомендаций, вроде того, что школьная система долж­на «прививать мальчикам, девочкам и преподавателям навыки разрешения конфликтов, выражения эмоций и межгрупповой коммуникации» и «разрабатывать учебные планы и учебники, которые наглядно свидетельствуют о ненасильственном и неагрессивном поведении мужчин».

7. Сохраняются и некоторые особенности мужской сексуальности. При всем выравнивании мужских и женских сексуальных сценариев, молодые мужчины по-прежнему отождествляют маскулинность с сексуальностью, осмысливая последнюю главным образом количественно - размеры пениса, сила эрекции, частота сношений и количество женщин.

Каковы бы ни были социокультурные истоки и судьбы фаллического символизма и фаллократии, мужская эрекция, как сказал бы В. И. Ленин, - это объективная реальность, данная (или не данная) нам в ощущении, к которой все мужчины, да и женщины, весьма чувствительны. Говоря словами Виктора Ерофеева, «мужчина начинается с утренней эрекции. В большинстве случаев он ею и заканчивается»8.

Мужская сексуальность остается более экстенсивной, предметной, не связанной с эмоциональной близостью, и переживается не как отношение, а как завоевание и достижение. Почти каждый юный Вертер по-прежнему втайне завидует Дон Жуану. Многие юноши ассоциируют взрослость с началом сексуальной жизни, причем вирильность отождествляется с потенцией, а ее реализация - с агрессией и насилием. Печальное подтверждение этого - статистика изнасилований. Около четверти всех изнасилований и половину сексуальных преступлений против детей совершают подростки и юноши.

Как и в других случаях насильственной агрессии, сексуальное насилие является совместным результатом переплетения социокультурных и индивидуально-психологических факторов. Американские студенты, совершившие сексуальные нападения на женщин, отличаются, прежде всего, сексистскими установками, отношением к женщине как объекту, причем эти установки разделяют друзья и товарищи этих молодых людей. В то же время      важнейшая психологическая черта молодых мужчин, ведущих интенсивную сексуальную жизнь и имеющих связи с большим количеством женщин - любовь к новизне и риску, с которой коррелируют гипермаскулиность, физическая привлекательность, эмоциональная раскованность и повышенный уровень тестостерона9. Иными словами, эти молодые люди объективно сексуальнее других и полнее персонифицируют в себе традиционные ценности маскулинности - предприимчивость, смелость, раскованность, любовь к риску и т.д.

Это дает им серьезные преимущества перед сверстниками. По данным американского лонгитюдного исследования10, мальчики, которые обладали наибольшей популярностью среди сверстников в 6 классе, не только сохранили свое ведущее положение в старших классах, но и раньше других начали сексуальную жизнь и имели больше сексуальных партнерш. Это значит, что девушки любят тех же самых мальчиков, которые пользуются популярно­стью в мальчиковых группах. Но - оборотная сторона медали - именно эти юноши наиболее склонны проявлять сексуальную агрессию и злоупотреблять доверием своих подружек, а также пить и пользоваться наркотиками.

Этот пример убедительно показывает несостоятельность любых простых решений. С моральной точки зрения, Дон Жуан - фигура отрицательная, безнравственная и социально опасная. Но, даже оставив в стороне его потенциальную репродуктивную ценность (в свете эволюционной биологии, Дон Жуан производит больше потомков, чем застенчивый Вертер, а его активность и энергия могут быть социально полезными), он нравится многим женщинам и гомосексуальным мужчинам. Перевоспитать его едва ли возможно, если же его истребить - пострадают все те, кому он нравится (даже если им приходится из-за него плакать). А в свете логики сохранения окружающей среды, Дон Жуан имеет не меньше прав на существование, чем уссурийский тигр, - тоже не бог весть какой вегетарианец.

Столь же привлекательные и столь же опасные типы, с аналогичными психофизиологическими свойствами, есть и среди женщин. Кармен на роль положительной женщины-матери явно не годится. Но если мамы всякие нужны, мамы всякие важны, то и папы тоже.

Литература

1. См.: Barker-Benfield G. J. The Culture of Sensibility. Sex and Society in Eighteenth-Century Brittain. The Univ. of Chicago Press, 1992

2. См.: Hofstede G. and Associates. Masculinity and Femininity. The Taboo Dimension of National Cultures. Sage Publications, 1998.

3. Schlegel A. and Barry H. Adolescence. An Anthropological Inquiry. NY: Free press, 1991.

4. Miedzian M. Boys will be boys: Breaking the link between masculinity and violence. NY: Doubleday, 1991.

5. Wrangham R. and Peterson D. Demonic Males. Apes and the Origins of Human Violence. Boston: Houghton Mifflin, 1996.

6. См.: Kemper T. D. Social structure and testosterone: Explorations in the socio-bio-social chain. Rutgers University Press, 1990. Новейшие данные о связи тестостерона и доминантности у мужчин см.: Круглый стол по статье Mazur A. and Booth A. Testosteron and Dominance in Men в журнале Behavioral and Brain Sciences, 1998. Vol. 21. Р. 353-397.

7. Цит. по: Savran D. Taking it like a man. White masculinity, masochism and contemporary American culture. Princeton Univ. Press, 1998. Р. 209.

8. Ерофеев В. Мужчины. Изд. 3. М.: Подкова, 1999. С. 6.

9. Bogaert А. F. and Fisher W. A. Predictors of university men’s number of sexual partners. Journal of Sex Research, 1995. Vol. 32, № 2. P. 119-130.

10. Feldman S. S. et al. Patheways tp early sexual activity: A longitudinal study of the influence of peer status. Journal of Research in Adolescence, 1995. Vol. 5. P. 387-412.

Осознанные установки, которые легче всего улавливают вербальные тесты, меняются быстрее и полнее, чем глубинные диспозиции, от которых зависит мужское поведение. Многие традиционные константы мужского самоутверждения и самооценки не исчезают, а скорее смягчаются и видоизменяются.       

Я вижу несколько таких констант.

1. Общая модель мужского поведения и мотивации по-прежнему предполагает проекцию во-вне, желание стать чем-то, потребность в достижении (Need for Achievment) и инструментальный, в противоположность экспрессивному, стиль жизни. Конкретное содержание этой потребности - чем именно мужчина хочет стать, чего и как он хочет достичь - может меняться и варьироваться, но базовый тип мотивации остается тем же самым. Отмечаемое психологами уменьшение разницы в этом отношении между современными мужчинами и женщинами обеспечивается изменением не столько мужской, сколько женской психики, повышением уровня притязаний и реальных достижений женщин как в семейно-бытовых, так и в социально-производственных отношениях. Похоже на то, что разница между мужчинами и женщинами уменьшается за счет изменения не столько мужчин, сколько женщин.

2. Сохраняется извечная мужская потребность отличаться от женщин. Дистинкция, отделение, отмежевание от изначально женского, материнского начала - необходимый аспект мужской самоидентификации. Быть мужчиной - значит прежде всего не быть женственным.. Хотя этот процесс чаще всего описывается в психоаналитических терминах, его признают практически все психологические теории.

Маскулинная дифференциация начинается с отделения мальчика от первоначального симбиоза с материнским организмом и продолжается в виде серии других «уходов» и «отделений», символизируемых такими «хирургическими» метафорами как обрезание пуповины или крайней плоти (Бруно Беттельхейм) или «мужская рана». Маскулинность - своего рода реактивное образование, протест против материнской опеки, распространяемый затем и на других женщин.

Этот разрыв жизненно необходим. Слишком нежная и одновременна властная материнская любовь делает мальчика пассивным, неприспособленным к жизненным трудностям. Однако это отделение болезненно и травматично. Одно из средств его психологического оправдания и легитимации - мужское презрение к женственности, поэтизация исключительной мужской дружбы (и одновременно - ненависть к гомосексуальности) . Тема ненависти к матери и страха перед женщинами часто встречается в мифологии и искусстве.

3. Важнейшим социальным институтом, способствующим формированию и поддержанию специфических маскулинных ценностей, самосознания и стиля жизни остается иерархическое мужское сообщество.

Говоря словами Шекспира, «сын женщины есть тень мужчины, а не его подобие» (Шекспир. Генрих IV, часть 2, акт 3, сцена 2). Мальчика делают мужчиной не женщины, а другие мужчины, будь то собственный отец, с которым он идентифицируется, или взрослые мужчины, совершающие над ним обряд инициации, или сообщество однополых сверстников, о которых Франсуа Мориак писал, что они лучшие воспитатели, чем родители, потому что они безжалостны

В древних обществах закрытые мужские сообщества (муж­ские дома, возрастные группы и т.п.) и связанные с ними обряды инициации были институционализированы и имели священное, сакральное значение. Обобщение этнографических данных по 186 доиндустриальным обществам3 показало, что в жизни мальчиков группы сверстников играют значительно большую роль, чем в жизни девочек. Мальчики раньше отделяются как от родительской семьи, так и от общества взрослых мужчин, и имеют больше внесемейных обязанностей. Мальчишеские группы отличаются высокой внутригрупповой и межгрупповой соревновательностью, имеют выраженную иерархическую структуру и дисциплину. Кроме того девичьи группы обычно функционируют на основе принятых в данном обществе норм и правил, тогда как юношеские часто конфликтуют с ними, у мальчиков значительно больше антинормативного поведения, и взрослые считают это нормальным.

Раннебуржуазное европейское общество пыталось ослабить эти мужские узы, сосредоточив социализацию детей в родительской семье или передав их в руки профессиональных взрослых воспитателей. Однако неформальные однополые группы неизменно воссоздаются самими мальчиками как в школе (даже при совмест­ном обучении), так и вне ее, а дети, замеченные в нарушении этих символических границ и в кросс-гендерном поведении, подвергаются стигматизации и дискриминации. Несмотря ни на какие педагогические усилия, специфические нормы мужского общения, языка и ценностей сохраняются и передаются из поколения в поколение. Верность своей группе - важнейшая нравственная ценность мальчиков и юношей. Хотя совместное обучение, преобладающее в большинстве западных стран, имеет много бесспорных плюсов с точки зрения воспитания гендерного равенства и смягчения мальчишеской агрессивности, у некоторых педагогов оно вызывает сомнения. Именно в однополых группах сверстников мужчины вырабатывают тот специфический кодекс чести, на который они оглядываются (и иногда корректируют его) в последующей жизни.

4. Гомосоциальность, ориентация на общение преимущественно или исключительно с представителями собственного пола, отличающая мужчин от женщин, существует и за пределами подросткового возраста.

Теме male bonding посвящена огромная антропопологическая, историческая и психологическая литература.. Одни ученые, например, автор знаменитого бестселлера «Мужчины в группах» (1969) Лайонел Тайгер, считают мужскую гомосексуальность част­ным проявлением более общего феномена мужской солидарно-сти. Другие, напротив, видят в мужском товариществе и дружбе проявления неосознанного, латентного гомоэротизма.

Как бы то ни было, даже после исчезновения древних мужских союзов эмоциональные привязанности и внесемейное общение мужчин оставались однополыми. В 1710 г. в Лондоне на 800.000 населения было около 2000 исключительно мужских кофеен. Позже их сменили разнообразные закрытые для женщин мужские клубы. Сегрегация в общении консолидировала маскулинность, поэтому мужчины всячески охраняли ее, но одновременно затрудняла взаимопонимание мужчин и женщин. Английская писательница Джейн Остин писала в 1816 г., что «одна половина мира не может понять удовольствий другой половины».

В современном обществе число и удельный вес исключительно мужских сообществ и учреждений резко уменьшилось. Даже армия перестала быть чисто мужским институтом. Однако потребность в закрытом для женщин общении с себе подобными у мужчин по-прежнему велика, а исключительное мужское товарищество и мужская дружба остаются предметами культа и возрастной ностальгии.

Подчас трудно понять, являются ли исключительно мужские формы развлечений и массовой культуры, как футбол или рок-музыка, проявлением специфики мужских групповых интересов или же их главный смысл заключается именно в консолидации мужской обособленности. Соревновательный спорт и рок-музыка непосредственно служат утверждению фаллического начала, мужской силы и солидарности, а приобщение к ним психологически эквивалентно ритуалу мужской инициации.

Чем заметнее присутствие и влияние женщин в публичной жизни, тем сильнее мужчины ценят такие занятия и развлечения, где они могут остаться сами с собой, почувствовать себя свободными от женщин, нарушить стесняющие их правила этикета, расслабиться, дать простор агрессивным чувствам и эмоциям. Это сопряжено с известными социальными издержками (хулиганство, пьянство, акты вандализма), но выполняет важные компенсаторные функции и потому не может быть искоренено.

5. Сохраняются, несмотря на ломку гендерного разделения труда и ослабление соционормативных канонов маскулинности, и определенные когнитивные гендерные различия, особенно в направленности интересов и содержании деятельности. Даже когда мужчины и женщины делают практически одну и ту же работу, они часто делают ее не совсем одинаково и руководствуются разными мотивами. Хотя глобальные теории о различиях мужского и женского стиля мышления (например, Кэррол Гиллиган) остаются спорными и не имеют строгого эмпирического подтверждения, а индивидуальные вариации перевешивают межполовые, существование таких различий мало у кого вызывает сомнения.

Например, современные отцы значительно чаще «традиционных» ухаживают за детьми и играют с ними. Т. е. они выглядят более «женственными». Но при более тщательном анализе выясняется, что женские игры с ребенком обычно являются продолжением ухода за ним (матери стараются его успокоить, убаюкать и т.п)., когда как мужчины делают противоположное - подбрасывают ребенка, пробуждают его активность.

Современные мужчины почти не уступают женщинам в заботе о собственном теле, охотно выставляют его напоказ, тратят огромные деньги на косметику, что раньше считалось недопустимым и т.д. Выставленное на всеобщее обозрение обнаженное мужское тело демонстрирует уже не только силу и самообладание, но и свои эмоциональные возможности, становится средоточием чувственного наслаждения и сексуального соблазна. Тем не менее мужской канон красоты отличается от женского, «унисекс» нравится сравнительно немногим.

Глобальная «феминизация» мужчин - такое же упрощение, как всеобщая «маскулинизация» женщин. Речь идет о снятии нормативных запретов и ограничений, что позволяет проявиться индивидуальным свойствам, не обязательно связанным с полом. Половые различия при этом становятся более индивидуализированными и тонкими.

6. Сохраняет актуальность и такая особенность «мужского характера» как агрессивность и склонность к насилию. Эта проблема вызывает особенно жаркие споры среди ученых и публицистов.

Одни авторы утверждают, что мужчины самой природой предназначены быть насильниками и агрессорами, потому что агрессивное поведение детерминируется и стимулируется тестостероном, а попытки его модификации эквиваленты кастрации или психологической девирилизации мужчин.

Другие, напротив, считают мужскую агрессивность следствием неправильного воспитания мальчиков и требуют его изменения. По мнению популярной американской писательницы Мириам Мидзян, автора книги «Мальчики останутся мальчиками. Как разорвать связь между маскулинностью и насилием»4 (1991), спасти человечество от мужской агрессивности можно путем радикального изменения воспитания мальчиков. Мальчиков нужно с раннего детства готовить к отцовству, учить мирно разрешать конфликты, а также поощрять участие отцов в воспитании детей. Над поведением взрослых мужчин также нужен контроль и цензура. Следует запретить все виды агрессивных спортивных игр, включая футбол и бокс, дети должны смотреть по ТВ только специальные программы, без агрессии и секса, подросткам не следует продавать диски хеви-металл и т.д.

Лично я скептически отношусь к подобным рекомендациям, в основе которых лежит желание вывести новую породу смирных «домашних» мужчин. Мужская агрессивность действительно имеет природные предпосылки, но она не является чисто биологическим феноменом и не всегда бывает антисоциальной. Понятия агрессии и насилия (violence) не совпадают и оба явления могут быть как антисоциальными, так и вполне нормативными. Под агрессивностью многие психологи понимают высокую соревновательность, энергию, предприимчивость, готовность и умение отстаивать свои интересы, стремление к власти и т.п. Вероятность сочетания этих мотивов или их реализации с применением насилия зависит, с одной стороны, от принятых в обществе методов разрешения конфликтов и наличия так называемой «культуры насилия», а с другой - от индивидуальных особенностей личности.

В животных и примитивных человеческих сообществах эти два момента часто переплетаются. В книге Ричарда Рэнгэма (известный приматолог, профессор биологической антропологии Гардвардского университета) и Дейла Петерсона «Демонические самцы. Обезьяны и происхождение человеческого насилия»5, получившей высокую оценку специалистов-приматологов, приводятся страшные, но убедительные данные о жестокости и агрессивности самцов, причем именно эти качества обеспечивают конкретному      самцу высокий ранг и господствующее положение в стаде. Од-нако формы и характер внутригруппового насилия (против кого оно направлено и в чем проявляется) зависят от особенностей видового образа жизни. У некоторых видов самки прибегают к насилию чаще, чем самцы, а кое-где самцы вообще весьма миролюбивы.

У человека соотношение агрессии, доминантности, насилия и антисоциального поведения еще сложнее. Механически вывести его из уровня тестостерона невозможно. Во-первых, нужно различать базовый, более или менее постоянный уровень тестостерона и его временные, ситуативные флуктуации. Во-вторых, надо различать соревновательно-доминантное и агрессивно-насильственное поведение. В-третьих, между уровнем тестостерона и поведением существует обратная взаимосвязь. Замеры уровней тестостерона в ситуации соревнования (испытывались участники теннисных и борцовских соревнований, студенты-медики после экзамена и соискатели должностей после собеседования) показали, что у победителей уровень тестостерона резко повышается, а у проигравших остается тем же или снижается. При этом ключевым фактором был не сам по себе тестостерон, а достижение успеха: в результате переживания успеха, достижения в борьбе секреция тестостерона повышается, но предсказать по уровню тестостерона, кто победит, невозможно. Кстати, это верно и для женщин6.

Как показывают психологические исследования, отнюдь не все мужчины и мальчики напористы и агрессивны. Агрессивность мальчишеских групп и мужских компаний - не столько индивидуально-психологический, сколько групповой феномен: сильным и агрессивным мальчикам легче завоевать господствующее положение в иерархической структуре мальчишеской группы. Это способствует утверждению соответствующего стиля взаимоотношений и системы ценностей, которые предъявляются остальным в качестве нормы, независимо от их индивидуальных качеств. Мальчики учат друг друга драться, быть крутыми и не допускать «нежностей телячьих».

Отождествление маскулинности с насилием психологически типично не столько для сильных, сколько для слабых мужчин, которые не уверены в своей маскулинности и которым кажется, что их всюду подстерегают опасности. Это характерно, в частности, для многих политических экстремистов, как ультраправого, так и ультралевого толка. Американский террорист Тимоти МакВей, устроивший знаменитый взрыв в Алабаме, по воспоминаниям его армейских сослуживцев, был весьма ранимым и неуверенным в себе человеком, который изо всех сил старался казаться крутым. В автобиографии лидера американских ультраправых Пэта Буканана обращают на себя внимание рассказы не только о его бесчисленных драках в школе, но и о тиране-отце, который подвергал сына регулярным поркам. При этом и дома, и в школе действовал строгий запрет на выражение нежных чувств: «Обнаружение эмоции и чувства считалось недостойным мужчины, мы должны были стоически относиться к боли»7.

Психологи предполагают, что более терпимое и доброжелательное отношение к проявлениям эмоциональной чувствительности у мальчиков способствует снижению накала их потенциальной агрессивности, а социальный плюрализм позволяет ей локализоваться в каких-то социально приемлемых каналах (соревновательный спорт или рок музыка). На этом основана педагогическая стратегии психологического «разоружения» мужчин и воспитания мальчиков в духе мира и сотрудничества.

В сентябре 1997 г. ЮНЕСКО провела даже специальное совещание экспертов на тему «Роль мужчин в перспективе культуры мира». В своем докладе «Оружие и мужчина» Роберт Коннел говорил, что «есть более чем убедительные свидетельства того, что основными проводниками насилия в современном мире являются мужчины, а его культурной основой в большинстве обществ служит мужской характер».

В результате пятидневных дискуссий эксперты «пришли к выводу, что работа, связанная с ролью мужчин в свете проблем насилия и мира, может быть успешной только в рамках более широкого движения в направлении равенства между мужчинами и женщинами и отказа от насилия» и сделали ряд социально-педагогических рекомендаций, вроде того, что школьная система долж­на «прививать мальчикам, девочкам и преподавателям навыки разрешения конфликтов, выражения эмоций и межгрупповой коммуникации» и «разрабатывать учебные планы и учебники, которые наглядно свидетельствуют о ненасильственном и неагрессивном поведении мужчин».

7. Сохраняются и некоторые особенности мужской сексуальности. При всем выравнивании мужских и женских сексуальных сценариев, молодые мужчины по-прежнему отождествляют маскулинность с сексуальностью, осмысливая последнюю главным образом количественно - размеры пениса, сила эрекции, частота сношений и количество женщин.

Каковы бы ни были социокультурные истоки и судьбы фаллического символизма и фаллократии, мужская эрекция, как сказал бы В. И. Ленин, - это объективная реальность, данная (или не данная) нам в ощущении, к которой все мужчины, да и женщины, весьма чувствительны. Говоря словами Виктора Ерофеева, «мужчина начинается с утренней эрекции. В большинстве случаев он ею и заканчивается»8.

Мужская сексуальность остается более экстенсивной, предметной, не связанной с эмоциональной близостью, и переживается не как отношение, а как завоевание и достижение. Почти каждый юный Вертер по-прежнему втайне завидует Дон Жуану. Многие юноши ассоциируют взрослость с началом сексуальной жизни, причем вирильность отождествляется с потенцией, а ее реализация - с агрессией и насилием. Печальное подтверждение этого - статистика изнасилований. Около четверти всех изнасилований и половину сексуальных преступлений против детей совершают подростки и юноши.

Как и в других случаях насильственной агрессии, сексуальное насилие является совместным результатом переплетения социокультурных и индивидуально-психологических факторов. Американские студенты, совершившие сексуальные нападения на женщин, отличаются, прежде всего, сексистскими установками, отношением к женщине как объекту, причем эти установки разделяют друзья и товарищи этих молодых людей. В то же время      важнейшая психологическая черта молодых мужчин, ведущих интенсивную сексуальную жизнь и имеющих связи с большим количеством женщин - любовь к новизне и риску, с которой коррелируют гипермаскулиность, физическая привлекательность, эмоциональная раскованность и повышенный уровень тестостерона9. Иными словами, эти молодые люди объективно сексуальнее других и полнее персонифицируют в себе традиционные ценности маскулинности - предприимчивость, смелость, раскованность, любовь к риску и т.д.

Это дает им серьезные преимущества перед сверстниками. По данным американского лонгитюдного исследования10, мальчики, которые обладали наибольшей популярностью среди сверстников в 6 классе, не только сохранили свое ведущее положение в старших классах, но и раньше других начали сексуальную жизнь и имели больше сексуальных партнерш. Это значит, что девушки любят тех же самых мальчиков, которые пользуются популярно­стью в мальчиковых группах. Но - оборотная сторона медали - именно эти юноши наиболее склонны проявлять сексуальную агрессию и злоупотреблять доверием своих подружек, а также пить и пользоваться наркотиками.

Этот пример убедительно показывает несостоятельность любых простых решений. С моральной точки зрения, Дон Жуан - фигура отрицательная, безнравственная и социально опасная. Но, даже оставив в стороне его потенциальную репродуктивную ценность (в свете эволюционной биологии, Дон Жуан производит больше потомков, чем застенчивый Вертер, а его активность и энергия могут быть социально полезными), он нравится многим женщинам и гомосексуальным мужчинам. Перевоспитать его едва ли возможно, если же его истребить - пострадают все те, кому он нравится (даже если им приходится из-за него плакать). А в свете логики сохранения окружающей среды, Дон Жуан имеет не меньше прав на существование, чем уссурийский тигр, - тоже не бог весть какой вегетарианец.

Столь же привлекательные и столь же опасные типы, с аналогичными психофизиологическими свойствами, есть и среди женщин. Кармен на роль положительной женщины-матери явно не годится. Но если мамы всякие нужны, мамы всякие важны, то и папы тоже.

Литература

1. См.: Barker-Benfield G. J. The Culture of Sensibility. Sex and Society in Eighteenth-Century Brittain. The Univ. of Chicago Press, 1992

2. См.: Hofstede G. and Associates. Masculinity and Femininity. The Taboo Dimension of National Cultures. Sage Publications, 1998.

3. Schlegel A. and Barry H. Adolescence. An Anthropological Inquiry. NY: Free press, 1991.

4. Miedzian M. Boys will be boys: Breaking the link between masculinity and violence. NY: Doubleday, 1991.

5. Wrangham R. and Peterson D. Demonic Males. Apes and the Origins of Human Violence. Boston: Houghton Mifflin, 1996.

6. См.: Kemper T. D. Social structure and testosterone: Explorations in the socio-bio-social chain. Rutgers University Press, 1990. Новейшие данные о связи тестостерона и доминантности у мужчин см.: Круглый стол по статье Mazur A. and Booth A. Testosteron and Dominance in Men в журнале Behavioral and Brain Sciences, 1998. Vol. 21. Р. 353-397.

7. Цит. по: Savran D. Taking it like a man. White masculinity, masochism and contemporary American culture. Princeton Univ. Press, 1998. Р. 209.

8. Ерофеев В. Мужчины. Изд. 3. М.: Подкова, 1999. С. 6.

9. Bogaert А. F. and Fisher W. A. Predictors of university men’s number of sexual partners. Journal of Sex Research, 1995. Vol. 32, № 2. P. 119-130.

10. Feldman S. S. et al. Patheways tp early sexual activity: A longitudinal study of the influence of peer status. Journal of Research in Adolescence, 1995. Vol. 5. P. 387-412.