Каштанка - Антон Чехов
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Неудачный дебют
В один прекрасный вечер хозяин вошел в комнатку с грязными
обоями и, потирая руки, сказал:
- Ну-с...
Что-то он хотел еще сказать, но не сказал и вышел. Тетка,
отлично изучившая во время уроков его лицо и интонацию,
догадалась, что он был взволнован, озабочен и, кажется, сердит.
Немного погодя он вернулся и сказал:
- Сегодня я возьму с собой Тетку и Федора Тимофеича. В
египетской пирамиде ты, Тетка, заменишь сегодня покойного Ивана
Иваныча. Черт знает что! Ничего не готово, не выучено, репетиций
было мало! Осрамимся, провалимся!
Затем он опять вышел и через минуту вернулся в шубе и в
цилиндре. Подойдя к коту, он взял его за передние лапы, поднял и
спрятал его на груди под шубу, причем Федор Тимофеич казался
очень равнодушным и даже не потрудился открыть глаз. Для него,
по-видимому, было решительно все равно: лежать ли, или быть
поднятым за ноги, валяться ли на матрасике, или покоиться на
груди хозяина под шубой...
- Тетка, пойдем,- сказал хозяин.
Ничего не понимая и виляя хвостом, Тетка пошла за ним. Через
минуту она уже сидела в санях около ног хозяина и слушала, ка
он, пожимаясь от холода и волнения, бормотал:
- Осрамимся! Провалимся!
Сани остановились около большого странного дома, похожего на
опрокинутый супник. Длинный подъезд этого дома с тремя
стеклянными дверями был освещен дюжиной ярких фонарей. Двери со
звоном отворялись и, как рты, глотали людей, которые сновали у
подъезда. Людей было много, часто к подъезду подбегали и лошади,
но собак не было видно.
Хозяин взял на руки Тетку и сунул ее на грудь, под шубу, где
находился Федор Тимофеич. Тут было темно и душно, но тепло. На
мгновение вспыхнули две тусклые зеленые искорки - это открыл
глаза кот, обеспокоенный холодными жесткими лапами соседки.
Тетка лизнула его ухо и, желая усесться возможно удобнее,
беспокойно задвигалась, смяла его под себя холодными лапами и
нечаянно высунула из-под шубы голову, но тотчас же сердито
заворчала и нырнула под шубу. Ей показалось, что она увидела
громадную, плохо освещенную комнату, полную чудовищ; из-за
перегородок и решеток, которые тянулись по обе стороны комнаты,
выглядывали страшные рожи: лошадиные, рогатые, длинноухие и
какая-то одна толстая, громадная рожа с хвостом вместо носа и с
двумя длинными обглоданными костями, торчащими изо рта.
Кот сипло замяукал под лапами Тетки, но в это время шуба
распахнулась, хозяин сказал "гоп!", и Федор Тимофеич и Теткою
прыгнули на пол. Они уже были в маленькой комнате серыми
дощатыми стенами; тут, кроме небольшого столика с зеркалом,
табурета и тряпья, развешанного по углам, не было никакой другой
мебели, и, вместо лампы или свечи, горел яркий веерообразный
огонек, приделанный к тумбочке, вбитой в стену. Федор Тимофеич
облизал свою шубу, помятую Теткой, пошел под табурет и лег.
Хозяин, все еще волнуясь, и потирая руки, стал раздеваться... Он
разделся так, как обыкновенно раздевался у себя дома, готовясь
лечь под байковое одеяло, то есть снял все, кроме белья, потом
сел на табурет и, глядя в зеркало, начал выделывать над собой
удивительные штуки. Прежде всего он надел на голову парик с
пробором и с двумя вихрами, похожими на рога, потом густо
намазал лицо чем-то белым и сверх белой краски нарисовал еще
брови, усы и румяны. Затеи его этим не кончились. Опачкавши лицо
и шею, он стал облачаться в какой-то необыкновенный, ни с чем не
сообразный костюм, какого Тетка никогда не видала раньше ни в
домах, ни на улице. Представьте вы себе широчайшие панталоны,
сшитые из ситца с крупными цветами, какой употребляется в
мещанских домах для занавесок и обивки мебели, панталоны,
которые застегиваются у самых подмышек; одна панталона сшита из
коричневого ситца, другая из светло-желтого. Утонувши в них,
хозяин надел еще ситцевую курточку с большим зубчатым воротником
и с золотой звездой на спине, разноцветные чулки и зеленые
башмаки...
У Тетки запестрило в глазах и в душе. От белолицей мешковатой
фигуры пахло хозяином, голос у нее был тоже знакомый, хозяйский,
но бывали минуты, когда Тетку мучили сомнения, и тогда она
готова была бежать от пестрой фигуры и лаять. Новое место,
веерообразный огонек, запах, метаморфоза, случившаяся с
хозяином,- все это вселяло в нее неопределенный страх и
предчувствие, что она непременно встретится с каким-нибудь
ужасом, вроде толстой рожи с хвостом вместо носа. А тут еще
где-то за стеной далеко играла ненавистная музыка и слышался
временами непонятный рев. Одно только и успокаивало ее - это
невозмутимость Федора Тимофеича. Он преспокойно дремал под
табуретом и не открывал глаз, даже когда двигался табурет.
Какой-то человек во фраке и в белой жилетке заглянул в комнатку
и сказал:
- Сейчас выход мисс Арабеллы. После нее - вы.
Хозяин ничего не ответил. Он вытащил из-под стола небольшой
чемодан, сел и стал ждать. По губам и по рукам его было заметно,
что он волновался, и Тетка слышала, как дрожало его дыхание.
- M-r Жорж, пожалуйте!- крикнул кто-то за дверью.
Хозяин встал и три раза перекрестился, потом достал из-под
табурета кота и сунул его в чемодан.
- Иди, Тетка!- сказал он тихо.
Тетка, ничего не понимая, подошла к его рукам; он поцеловал ее в
голову и положил рядом с Федором Тимофеичем. Засим наступили
потемки... Тетка топталась по коту, царапала стенки чемодана и
от ужаса не могла произнести ни звука, а чемодан покачивался,
как на волнах, и дрожал...
- А вот и я!- громко крикнул хозяин.- А вот и я!
Тетка почувствовала, что после этого крика чемодан ударился о
что-то твердое и перестал качаться. Послышался громкий густой
рев: по ком-то хлопали, и этот кто-то, вероятно рожа с хвостом
вместо носа, ревел и хохотал так громко, что задрожали замочки у
чемодана. В ответ на рев раздался пронзительный, визгливый смех
хозяина, каким он никогда не смеялся дома.
- Га!- крикнул он, стараясь перекричать рев.- Почтеннейшая
публика! Я сейчас только с вокзала! У меня издохла бабушка и
оставила мне наследство! В чемодане что очень тяжелое -
очевидно, золото... Га-а! И вдруг здесь миллион! Сейчас мы
откроем и посмотрим...
В чемодане щелкнул замок. Яркий свет ударил Тетку по глазам; она
прыгнула вон из чемодана и, оглушенная ревом, быстро, во всю
прыть забегала вокруг своего хозяина и залилась звонким лаем.
- Га!- закричал хозяин.- Дядюшка Федор Тимофеич! Дорогая
Тетушка! Милые родственники, черт бы вас взял!
Он упал животом на песок, схватил кота и Тетку и принялся
обнимать их. Тетка, пока он тискал ее в своих объятиях, мельком
оглядела тот мир, в который занесла ее судьба, и, пораженная его
грандиозностью, на минуту застыла от удивления и восторга, потом
вырвалась из объятий хозяина и от остроты впечатления, как
волчок, закружилась на одном месте. Новый мир был велик и полон
яркого света; куда ни взглянешь, всюду, от пола до потолка,
видны были одни только лица, лица, лица и больше ничего.
- Тетушка, прошу вас сесть!- крикнул хозяин.
Помня, что это значит, Тетка вскочила на стул и села. Она
поглядела на хозяина. Глаза его, как всегда, глядели серьезно и
ласково, но лицо, в особенности рот и зубы, были изуродованы
широкой неподвижной улыбкой. Сам он хохотал, прыгал, подергивал
плечами и делал вид, что ему очень весело в присутствии тысячей
лиц. Тетка поверила его веселости, вдруг почувствовала всем
своим телом, что на нее смотрят эти тысячи лиц, подняла вверх
свою лисью морду и радостно завыла.
- Вы, Тетушка,посидите,- сказал ей хозяин,- а мы с дядюшкой
попляшем камаринского.
Федор Тимофеич в ожидании, когда его заставят делать глупости,
стоял и равнодушно поглядывал по сторонам. Плясал он вяло,
небрежно, угрюмо, и видно было по его движениям, по хвосту и
поусам, что он глубоко презирал и толпу, и яркий свет, и
хозяина, и себя... Протанцевав свою порцию, он зевнул и сел. -
Ну-с, Тетушка,- сказал хозяин,- сначала мы с вами споем, а потом
попляшем. Хорошо?
Он вынул из кармана дудочку и заиграл. Тетка, не вынося музыки,
беспокойно задвигалась на стуле и завыла. Со всех сторон
послышались рев и аплодисменты. Хозяин поклонился и, когда все
стихло, продолжал играть... Во время исполнения одной очень
высокой ноты где-то наверху среди публики кто-то громко ахнул.
- Тятька!- крикнул детский голос.- А ведь это Каштанка!
- Каштанка и есть!- подтвердил пьяненький, дребезжащий тенорок.-
Каштанка! Федюшка, это, накажи бог, Каштанка! Фюйть!
Кто-то на галерее свистнул, и два голоса, один - детский, другой
- мужской, громко позвали:
- Каштанка! Каштанка!
Тетка вздрогнула и посмотрела туда, где кричали. Два лица: одно
волосатое, пьяное и ухмыляющееся, другое - пухлое, краснощекое и
испуганное, ударили по ее глазам, как раньше ударил яркий
свет... Она вспомнила, упала со стула и забилась на песке, потом
вскочила и с радостным визгом бросилась к этим лицам. Раздался
оглушительный рев, пронизанный насквозь свистками и
пронзительным детским криком:
- Каштанка! Каштанка!
Тетка прыгнула через барьер, потом через чье-то плечо, очутилась
в ложе; чтобы попасть в следующий ярус, нужно было перескочить
высокую стену; Тетка прыгнула, но не допрыгнула и поползла назад
по стене. Затем она переходила с рук на руки, лизала чьи-то руки
и лица, подвигалась все выше и выше и, наконец, попала на
галерку...
Спустя полчаса Каштанка шла уже по улице за людьми, от которых
пахло клеем и лаком. Лука Александрыч покачивался и
инстинктивно, наученный опытом, старался держаться подальше от
канавы.
- В бездне греховней валяюся во утробе моей...- бормотал он. - А
ты, Каштанка,- недоумение. Супротив человека ты все равно, что
плотник супротив столяра.
Рядом с ним шагал Федюшка в отцовском картузе. Каштанка глядела
им обоим в спины, и ей казалось, что она давно уже идет за ними
и радуется, что жизнь ее не обрывалась ни на минуту.
Вспомнила она комнатку с грязными обоями, гуся, Федора
Тимофеича, вкусные обеды, ученье, цирк, но все это
представлялось ей теперь, как длинный, перепутанный, тяжелый
сон...