Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова - Лермонтов М.Ю

I II III

Справочная информация о поэме

«Песня про... купца Калашникова». Иллюстрация В.М. Васнецова. 1891 г.

Ох, ты гой еси, царь Иван Васильевич!

Про тебя нашу песню сложили мы,

Про твово любимого опричника,

Да про смелого купца, про Калашникова;

Мы сложили ее на старинный лад,

Мы певали ее под гуслярный звон

И причитывали да присказывали.

Православный народ ею тешился,

А боярин Матвей Ромодановский

Нам чарку поднес меду пенного,

А боярыня его белолицая

Поднесла нам на блюде серебряном

Полотенце новое, шелком шитое.

Угощали нас три дни, три ночи,

И всё слушали—не наслушались.

I

Не сияет на небе солнце красное,

Не любуются им тучки синие:

То за трапезой сидит во златом венце,

Сидит грозный царь Иван Васильевич.

Позади его стоят стольники,

Супротив его всё бояре да князья,

По бокам его всё опричники;

И пирует царь во славу божию,

В удовольствие свое и веселие.

Улыбаясь царь повелел тогда

Вина сладкого заморского

Нацедить в свой золоченый ковш

И поднесть его опричникам.

— И все пили, царя славили.

Лишь один из них, из опричников,

Удалой боец, буйный молодец,

В золотом ковше не мочил усов;

Опустил он в землю очи темные,

Опустил головушку на широку грудь —

А в груди его была дума крепкая.

Вот нахмурил царь брови черные

И навел на него очи зоркие,

Словно ястреб взглянул с высоты небес

На младого голубя сизокрылого,—

Да не поднял глаз молодой боец.

Вот об землю царь стукнул палкою,

И дубовый пол на полчетверти

Он железным пробил оконечником —

Да не вздрогнул и тут молодой боец.

Вот промолвил царь слово грозное —

И очнулся тогда добрый молодец.

“Гей ты, верный наш слуга, Кирибеевич,

Аль ты думу затаил нечестивую?

Али славе нашей завидуешь?

Али служба тебе честная прискучила?

Когда всходит месяц — звезды радуются,

Что светлей им гулять по поднебесью;

А которая в тучку прячется,

Та стремглав на землю падает...

Неприлично же тебе, Кирибеевич,

Царской радостью гнушатися;

А из роду ты ведь Скуратовых,

И семьею ты вскормлен Малютиной!..”

Отвечает так Кирибеевич,

Царю грозному в пояс кланяясь:

“Государь ты наш, Иван Васильевич!

Не кори ты раба недостойного:

Сердца жаркого не залить вином,

Думу черную—не запотчевать!

А прогневал я тебя—воля царская:

Прикажи казнить, рубить голову,

Тяготит она плечи богатырские

И сама к сырой земле она клонится”.

И сказал ему царь Иван Васильевич:

“Да об чем бы тебе молодцу кручиниться?

Не истерся ли твой парчевой кафтан?

Не измялась ли шапка соболиная?

Не казна ли у тебя поистратилась?

Иль зазубрилась сабля закаленная?

Или конь захромал, худо кованный?

Или с ног тебя сбил на кулачном бою,

На Москве-реке, сын купеческий?”

Отвечает так Кирибеевич,

Покачав головою кудрявою:

“Не родилась та рука заколдованная

Ни в боярском роду, ни в купеческом;

Аргамак мой степной ходит весело;

Как стекло горит сабля вострая;

А на праздничный день твоей милостью

Мы не хуже другого нарядимся.

Как я сяду поеду на лихом коне

За Москву-реку покататися,

Кушачком подтянуся шелковым,

Заломлю на бочок шапку бархатную,

Черным соболем отороченную,—

У ворот стоят у тесовыих

Красны девушки да молодушки,

И любуются глядя, перешептываясь;

Лишь одна не глядит не любуется,

Полосатой фатой закрывается...

На святой Руси, нашей матушке,

Не найти, не сыскать такой красавицы:

Ходит плавно—будто лебедушка;

Смотрит сладко — как голубушка;

Молвит слово—соловей поет;

Горят щеки ее румяные,

Как заря на небе божием;

Косы русые, золотистые,

В ленты яркие заплетенные,

По плечам бегут, извиваются,

С грудью белою цалуются.

Во семье родилась она купеческой,—

Прозывается Аленой Дмитревной.

Как увижу ее, я и сам не свой:

Опускаются руки сильные,

Помрачаются очи бойкие;

Скучно, грустно мне, православный царь,

Одному по свету маяться.

Опостыли мне кони легкие,

Опостыли наряды парчовые,

И не надо мне золотой казны:

С кем казною своей поделюсь теперь?

Перед кем покажу удальство свое?

Перед кем я нарядом похвастаюсь?

Отпусти меня в степи приволжские,

На житье на вольное, на казацкое.

Уж сложу я там буйную головушку

И сложу на копье бусурманское;

И разделят по себе злы татаровья

Коня доброго, саблю острую

И седельце браное черкасское.

Мои очи слезные коршун выклюет,

Мои кости сирые дождик вымоет,

И без похорон горемычный прах

На четыре стороны развеется!..”

И сказал, смеясь, Иван Васильевич:

“Ну, мой верный слуга! я твоей беде,

Твоему горю пособить постараюся.

Вот возьми перстенек ты мой яхонтовый

Да возьми ожерелье жемчужное.

Прежде свахе смышленой покланяйся

И пошли дары драгоценные

Ты своей Алене Дмитревне:

Как полюбишься—празднуй свадебку,

Не полюбишься — не прогневайся”.

Ох ты гой еси, царь Иван Васильевич!

Обманул тебя твой лукавый раб,

Не сказал тебе правды истинной,

Не поведал тебе, что красавица

В церкви божией перевенчана,

Перевенчана с молодым купцом

По закону нашему христианскому...

  *

Ай, ребята, пойте — только гусли стройте!

Ай, ребята, пейте — дело разумейте!

Уж потешьте вы доброго боярина

И боярыню его белолицую!

Читать вторую часть поэмы "Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова">>