VII.3. Юридическое владение

(VII.3.1) Происхождение и правовая конструкция.

Второй важ­нейшей категорией вещных прав, причем сугубо специфической для рим­ского права, возникшей благодаря целому ряду особенностей правовых требований к основаниям вещного права в целом, стало владение (possessio). Но владение не только фактическое, бывшее исходным мо­ментом для любых отношений субъектов и вещи, а особое, превратив­шееся в специализированную категорию вещного права, несколько иную по объему правомочий и по юридической конструкции, чем соб­ственность.

«Владение есть фактическое обладание вещью, соединенное с намерением относиться к вещи как к своей» — этим римская юриспруденция подразумевала ситуации образования особого вещного права на из­начально не свои, чужие вещи, которые попадали в чье-то обладание иными способами, нежели те, которые были предусмотрены для образо­вания полного права собственности. «Владение не только нечто телесное, но имеет также и правовое значение» — чем отмечалось столь важное для признания другими специальных, связанных с владением правомо­чий лица-обладателя, защищаемых правом.

Владение, имея в виду основание возникновения фактического господства над вещью, могло принимать четыре формы: две основные и две дополнительные. В первую очередь владение подразделялось на законное и незаконное, т.е. владение того, кто имел на это право, и того, кто этого права не имел. Законное владение (р. justa) — это владение собственника: он имеет право обладать вещью, обладает ею и знает, что имеет на это право; в случае фактического невладения собственник, или законный обладатель, имеет право вернуть вещь в свое законное владе­ние. Незаконное владение (р. injusta) — это владение несобственника, возникающее по разным жизненным основаниям (не правовым, а именно жизненным, что давало толчок для их переосмысления правом). В за­висимости от основания возникновения незаконного владения оно в свою очередь подразделялось на владение порочное, или недобросовес­тное (р. malae fidei), когда обладатель фактически вещью владеет, но не имеет этого права и знает, что не имеет этого права (попросту говоря, украл или иным образом присвоил вещь), и владение «в доброй совес­ти». Добросовестное владение (р. bonae fidei) возникало тогда, когда об­ладатель вещи не имел права вещью владеть, поскольку у нее имелся собственник, но не знал, что не имеет этого права. Основание владения, единожды возникнув, не могло измениться: вор не мог стать добросовес­тным владельцем, даже если собственник вещи не предъявлял претензии или умер. «Никто себе самому основание владения изменить не может». Однако качество владения было существенно важно для его в дальней­шем правового признания: именно из незаконного, но добросовестного обладания вещью сформировалось особое вещное право — владение юридическое в котором соединялось фактическое обладание вещью, стремление удержать эту вещь в своем обладании и признание правом дозволенными таких стремлений в силу полезности оснований возникно­вения, однако до времени не считавшейся полноправной собственностью по формальным причинам.

Основания, по которым незаконное владение признавалось доб­росовестным, были строго определенными и перечень их в римском пра­ве был исчерпывающим. Добросовестным считался захват брошенного, но неиспользуемого участка земли, причем земли италийской (истори­ческой для Рима), когда собственник неизвестен или слыл отсутствую­щим по неопределенным причинам. Добросовестным обладанием вещью было ее приобретение без предписанных правом формальностей, если стороны не выдвигали друг другу претензий по поводу сделки между ними, и только отсутствие исполнения строго предопределенных правом условий для данной сделки не делало перед лицом закона происшедшее отчуждение переходом собственности. Добросовестным могло считать­ся владение и по причине материального порока вещи, когда приобрет­ший вещь не знал, что приобретает эту вещь у несобственника (по обще­му принципу римского права, в абстрактном виде он не мог приобрести права собственности, поскольку продавший ее был вором или также не­законным добросовестным .владельцем); естественно, что ситуации, ког­да возникала необходимость обосновывать добросовестность своего об­ладания, были связаны со случаями претензий со стороны третьих лиц, прежде всего условных собственников вещи, выпустивших ее из своего фактического владения когда-то и теперь предъявляющих претензию на возвращение вещи или возмещение.

(VII.3.2) Защита и давность владения.

Имея в своем основа­нии фактическое господство лица над вещью, владение имело перед ли­цом правозащиты несомненный приоритет: «Любой владелец уже тем, что он является владельцем, имеет больше прав, чем тот, кто не владеет». Презумпция добросовестности и законности вытекала из самого факта владения, и обратное предстояло доказывать заявляющей о своих правах на вещь стороне. Против посторонних лиц защищалось даже порочное владение: только подлинный собственник вещи имел право предъявить иск о возвращении украденного, а не кто-то третий, случайно узнавший о наличии пропавшей вещи у кого бы то ни было.

Юридическое владение было сформировано преторским правом, поскольку законные нормы римского права не создавали предпосылок для защиты несобственников. При условии «не тайного, не насильственного и не по аренде» обладания вещью претор предоставлял владельцу право­вую защиту посредством интердиктов (см. § IV.4.4). Интердикты пред­полагали защиту не против собственника вещи (что происходило обычным судебным порядком), но против третьих лиц, так или иначе посягнувших на владение, имеющее добросовестное основание. (Впрочем, фактичес­кое владение охранялось в любом случае, даже недобросовестное: так, самовольно нельзя отобрать вещь даже у доказанного вора.) Интердикты по защите владения были двоякими: для владения недвижимостью и для владения движимыми вещами. Интердикт по защите недвижимости был направлен на то, чтобы на необходимое время обеспечить реальное обла­дание вещью и гарантировать лицу прекращение посторонних посягательств на его владение (чтобы третьи лица не распахивали его участок, не вселялись в его дом и т.д.). Интердикт по защите движимых вещей был направлен на обеспечение интересов основного владельца по отношению к другим случайным (поскольку движимые вещи в реальности легко могли выйти из владения: дал кому-то лошадь на день, человека, чтобы поднес­ти ношу и т.п.). В этих случаях споры разрешались арифметически: кто провладел вещью большую продолжительность времени в течение года, тот и считался основным ее обладателем и вещь закреплялась за ним.

В особых случаях использовалось еще одно средство преторской защиты — actio Publiciana, основанный на фикции (см. § IV.4.5). При приобретении вещи без соблюдения необходимых формальностей (что не давало основания для защиты требования о собственности на вещь соответственно исками строгого права) претор предоставлял защиту и против собственника-отчуждателя вещи, и против худших владельцев, если удавалось доказать полную добросовестность приобретения. Суть правовой формы защиты в этом случае заключалась как бы в условной подмене реального, защищаемого добросовестного владения категорией собственности, в которую трансформировалось бы владение по истече­нии установленного законами для данного рода вещей срока. Претор вво­дил фиктивное предположение, что давностный срок как бы истек, и вла­делец получал бы полноценную правовую защиту от любых посягательств на его вещь, даже от недобросовестного собственника, который, «опом­нившись», согласно нормам строгого права сохранял бы все свои право­мочия на вещь. Претор в общей форме закреплял вещь, ставшую предме­том претензии, в имуществе добросовестного приобретателя (in bonis), откуда возникавшее новое по своему основанию право стало условно называться преторской собственностью, или «бонитарным обладанием». Закрепление прав на имущество в порядке «бонитарного обладания» по­лучило применение также в наследовании, когда наследополучатель, доб­росовестно получив имущество, не имел необходимого родственного ка­чества для его получения или не обладал пассивной завещательной способностью, когда передача вещи была проведена в соответствии с интересами сторон или общества, но не отвечала нужным формальнос­тям, а защищать таким образом переданные вещи только как чистое вла­дение значило заранее ставить обладателя в неполноправное состояние по отношению к возможному претенденту.

Юридическое владение (тем более «бонитарное владение») было категорией временной, переходной, способной при определенных усло­виях сформировать полновесное право собственности.

«Дабы собственность вещей не оставалась сомнительной, граж­данским правом было постановлено, что кто добросовестно от человека, который не был хозяином, но которого он считал таковым, купит вещь или получит оную дарением или иным каким-либо законным образом, тот приобретает эту вещь давностью владения: если она движимая, то однолетнею повсюду, если же недвижимая — то двухлетнею, но только на Италийской земле».

Переход юридического обладания в полновесную собственность по истечении давности владения ею (usucapio) стал, таким образом, еще одним способом первоначального приобретения прав собственно­сти на вещь. Сроки такого спокойного и ненасильственного обладания (т.е. когда не предъявлялись никакие иски к владельцу со стороны пре­жних собственников претендентов) устанавливались в зависимости от свойств вещей: для движимых вещей, как выше упоминалось, — в один год, для недвижимых и приравненных к ним — в два; для особых кате­горий недвижимости (провинциальных земель) с конца классической эпохи также применялись давностные сроки в 10 и 20 лет. Помимо это­го с давностью владения сливался, в итоге, общий срок исковой погаси­тельной давности в 30 лет. Условиями, при которых владение могло перейти в собственность по давности были качественные стороны вла­дения; его основание (добросовестное или недобросовестное), отсут­ствие ухищрений во владении вещью. С нововведениями Юстиниана в римское право вошло и принципиальное новшество в отношении неза­конного недобросовестного владения: истечение максимального давностного срока трансформировало титул владения (т.е. продержав втайне украденную вещь 20 лет и тем самым обезопасив ее от возможных заяв­лений собственника, затем уже можно было спокойно продать вещь, и новый приобретатель получал вещь в свою полноценную и всесторонне охраняемую собственность).