§ 49. Эдикт 1553 г.

Первая попытка урегулирования вотчинно-ипотечного оборота на новых началах, сулящих ему обеспеченность и гласность, на более обширной территории Франции, им. в странах писанного (римского) права, относятся ко второй половине 16 в., когда оборот характеризуется и в провинции значительным оживлением.

Таков именно эдикт Генриха II от 3 мая 1553 г.*(626). По обыкновению, эдикт начинается жалобами на злоупотребления негласностью переходов собственности и возникновения вещных прав. Для устранения этих .злоупотреблений эдикт и вводит следующие начала.

Вещное право всякого рода (собственность, ипотека, рента и т. д.), не может быть приобретено на недвижимость по сделкам между живыми иначе, как только путем записи титула в книгу (инсинуации и регистрации). И только с момента такой записи вещное право начинает свое абсолютное действие в отношении третьих лиц. Владение не имеет тут значения. И если бы несколько лиц производили свое вещное право от одного и того же ауктора, то, не взирая на момент вступления во владение кого-либо из них, управомоченный признается тот, кто раньше совершил запись своего права.

Но в отношении контрагентов запись не требуется, как необходимая. Уступка началу записи была сделана и в другом направлении; именно, записи подлежали права, ценность которых не ниже 50 ливров (50 livres tournois); права низшей ценности освобождались от записи.

Запись совершалась по месту нахождения недвижимостей в особо для того учреждаемых регистратурах при судах.

От этой-то организации законодатель и ожидал водворения порядка в вотчинно-ипотечном обороте. Но многого такая организация не могла дать; в ней мы находим лишь несколько развитой институт римского права, им. actus publicns, далекий от непогрешимости. Организация не исключала ни виндикаций, ни оспариваний ипотек, даже в 3-х руках находящихся. Publica fides не была свойственна этой регистратуре. К внутренним недостаткам организации присоединялись и внешние: реестры велись в хронологическом порядке безо всякой системы, - отчего обозримость их была крайне неудовлетворительной*(627). Наконец, организация вовсе не касалась молчаливых законных ипотек; эти ипотеки не подлежали записи, а они служили всегда и везде огромным тормозом успешному ходу реального кредита.