3.3. Некоторые проблемы характеристики источников третейского процесса

Современный период третейского судопроизводства был начат в 1991 г. с принятием Закона РФ "Об арбитражном суде"*(183). В соответствии со ст. 7 этого Закона допускалось, что по соглашению сторон возникший или могущий возникнуть экономический спор, подведомственный арбитражному суду, до принятия к производству арбитражным судом может быть передан на разрешение третейского суда. Эта единственная статья  закона устанавливала не столько правовые, сколько политические предпосылки воссоздания третейских судов в России.

Важным политико-юридическим документом, на базе которого было сформулировано отношение к третейским судам и их месту в юрисдикционной системе России, стала Концепция судебной реформы в Российской Федерации. В Концепции судебной реформы, в частности, в качестве позитивного момента отмечался плюрализм деятельности третейских судов и подчеркивалась необходимость создания третейских судов не только для каждого отдельного случая, но и на постоянной основе*(184).

До принятия Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации" (2002) существовали определенные проблемы в регулировании деятельности третейских судов. Связано это было в том числе и с тем, что правовое положение третейских судов регламентировалось тремя законодательными актами - Приложением N 3 к Гражданскому процессуальному кодексу РСФСР*(185), Временным положением о третейском суде для разрешения экономических споров, утвержденным Верховным Советом Российской Федерации 24 июня 1992 года*(186), и Законом РФ "О международном коммерческом арбитраже"*(187). Однако, как отмечают юристы, указанные законодательные акты не отвечали признакам системности и комплексности, содержали разные положения по одним и тем же вопросам, что дестабилизировало практику третейского разбирательства. Пробелы в регулировании деятельности третейских судов в какой-то степени восполнялись регламентами возникающих постоянно действующих третейских судов, положениями об их деятельности, принимаемыми в качестве локальных нормативных актов.

Исследователь проблем третейского разбирательства Е.А. Виноградова отмечала, что "в ходе работы над локальными нормативными актами: положениями о третейских судах, регламентами рассмотрения в них споров и другими, стала очевидной недостаточность имеющихся и выполненных в основном применительно к внешнеторговым третейским судам теоретических разработок, содержащих мало научно обоснованных рекомендаций по определению содержания названных локальных нормативных актов"*(188). Таким образом, на момент проведения последней реформы судебной системы (2002) существовала объективная потребность согласования двух законодательных актов, регулирующих деятельность внутреннего третейского судопроизводства и международного коммерческого арбитража.

Кроме того, в условиях отсутствия полноценного регулирования деятельности третейских судов на федеральном уровне, в регионах (субъектах Федерации) с провозглашением лозунга "берите столько суверенитета, сколько хотите" возникла попытка урегулировать самые разнообразные стороны общественной жизни, в том числе и третейское судопроизводство. Следствием этого стало принятие, к примеру, Закона Республики Башкортостан от 14 октября 1994 г.  "О третейском суде"*(189). В Саратовской области была сделана попытка принять законопроект "О третейских судах Саратовской области"*(190). В юридической литературе обсуждались вопросы о правомочности урегулирования третейского разбирательства на уровне субъектов Федерации, причем, как правило, с благожелательных позиций*(191).

В то же время аргументы критиков региональных законодательных актов о третейских судах, с нашей точки зрения, не были всегда точными. Так, В.Г. Пастухов писал о том, что поскольку третейские суды осуществляют свою деятельность в рамках гражданского судопроизводства, которое отнесено к исключительной компетенции Российской Федерации, то "принятие региональных актов о третейском суде будет выглядеть по меньшей мере странно"*(192). Однако деятельность третейских судов нельзя рассматривать как составную часть гражданского судопроизводства. Третейское судопроизводство - самостоятельное комплексное правовое образование, которое хотя и взаимосвязано с гражданским (арбитражным) процессуальным правом, но не является его составной частью. Следовательно, аргументы, апеллирующие к ст. 71 Конституции Российской Федерации, которая относит к исключительной компетенции Федерации гражданское процессуальное право, в данном случае не могут быть положены в обоснование разграничения компетенции федеральных и региональных властей в регулировании третейского судопроизводства.

В настоящее время Федеральный закон "О третейских судах в Российской Федерации" является основным законодательным актом, регулирующим порядок образования и деятельности третейских судов в Российской Федерации. Кроме того, данным законодательным актом регламентированы столь важные вопросы, как исполнение решений, принимаемых третейскими судами, и вопросы определенных государственных гарантий работы третейских судов, без чего не может быть эффективной деятельности данного правового института, призванного в альтернативном порядке разрешать правовые споры, возникающие между субъектами гражданского оборота.

В то же время законодательство о третейских судах, третейском судопроизводстве и исполнении решений третейских судов состоит и из норм, содержащихся в иных федеральных законах, регулирующих те или иные вопросы третейского разбирательства и порядка исполнения решений, принимаемых третейскими судами на территории Российской Федерации. К таким законам относятся прежде всего Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации*(193) и Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации*(194).

Так, в АПК РФ вопросам третейского судопроизводства (точнее, вопросам оспаривания решений третейских судов и порядка их принудительного исполнения путем выдачи компетентными государственными судами исполнительных листов) посвящены гл. 30 и 31. Вопросы третейского судопроизводства регулируются в ГПК РФ в гл. 45, 46 и 47. Между Федеральным законом "О третейских судах в Российской Федерации" и процессуальными кодексами существует прочная связь, суть которой заключается в том, что реализация положений, установленных законодательством о третейских судах, невозможна без инкорпорирования в этот нормативный правовой акт институтов, предусмотренных как арбитражным, так и гражданским процессуальным кодексом. Прежде всего это касается правового механизма, обеспечивающего реализацию решений, принимаемых третейским судом, а также оспаривания решений третейского суда. С другой стороны, законодательство, регулирующее деятельность третейских судов, осуществляет экспансию в процессуальное законодательство, что проявляется в установлении правил, по которым проходит процедура признания оснований для принудительной реализации их решений. Вместе с тем можно констатировать, что как законодательство о третейских судах, так и гражданско-процессуальное (арбитражно-процессуальное) законодательство содержат положения, дублирующие друг друга. Нормы Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации" и нормы гражданского (арбитражного) процессуального законодательства фактически текстуально дублируют друг друга в части урегулирования оснований оспаривания решений третейских судов и принудительного исполнения решений третейских судов (причем как внутреннего, так и международного). Это свидетельствует об избыточности правовой регламентации по указанным вопросам.

В то же время при наличии избыточности в правовом регулировании одних и тех же вопросов можно отметить и неоправданные различия при регламентации одинаковых правовых институтов в АПК РФ, с одной стороны, и в ГПК РФ, с другой стороны. Так, например, в ст. 148 АПК РФ право заявить о наличии третейского соглашения предоставлено обеим сторонам процесса, в то время как в ст. 222 ГПК РФ такое право предоставлено только ответчику. В литературе отмечается, что различный правовой режим этого субинститута неоправданно ставит в неравное положение участников процесса*(195). Таким образом, наличие различных процессуальных кодексов провоцирует различные правовые режимы для ситуаций, которые должны регулироваться одинаковыми методами.

Более того, существуют и прямые противоречия между Федеральным законом "О третейских судах в Российской Федерации" и процессуальными кодексами. Так, в соответствии с п. 5 ст. 45 упомянутого закона в том случае, если заявление о выдаче исполнительного листа подано с пропуском установленного срока либо без приложения всех необходимых документов, компетентным государственным судом выносится определение о возвращении заявления без рассмотрения. В то же время согласно ч. 4 ст. 237 АПК РФ заявление о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского суда, поданное с указанными нарушениями, оставляется без движения либо возвращается лицу, его подавшему (аналогичное правило установлено в ч. 4 ст. 424 ГПК РФ). В литературе эту коллизию предлагается решать в пользу процессуальных кодексов*(196). Подобный подход представляется оправданным, поскольку основан на приоритете в данном случае процессуальных кодексов, регламентирующих деятельность государственных судей по приему заявлений о принудительном исполнении решений третейского суда. В то же время указанное противоречие, несомненно, должно быть устранено, поскольку оно дестабилизирует целостность нормативной системы регулирования деятельности третейских судов. Но с точки зрения концепции законодательства предложение об устранении такого противоречия оказывается не столь значимым (оно естественно). Более важным подобного рода противоречие оказывается в ином аспекте - оно свидетельствует о концептуальных просчетах при конструировании законодательства.

Оценка взаимосвязи между законодательством о третейских судах и процессуальным законодательством, регламентирующим деятельность компетентных государственных судов, важна не только с теоретической, но и с сугубо практической точки зрения. К примеру, возникает вопрос - а возможно ли применение третейскими судами норм процессуального законодательства, регулирующих деятельность государственных судов (судов общей юрисдикции и арбитражных судов) в том случае, если аналогичные процедуры не урегулированы Федеральным законом "О третейских судах в Российской Федерации"? Подобная проблема обсуждалась в юридической литературе, посвященной международному коммерческому арбитражу. На этот счет высказывались отличающиеся точки зрения. Например, В.С. Поздняков полагает, что "ни законодательство о судоустройстве, ни процессуальное законодательство Российской Федерации, в частности ГПК РСФСР и АПК РФ, к международному коммерческому арбитражу не применяются"*(197). Р.А. Петросян, ссылаясь на практику Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате Российской Федерации, пишет о том, что это положение при рассмотрении конкретного дела нашло отражение с некоторыми дополнениями: "В деле N  2/1995 состав арбитража, установив, что ГПК РСФСР и АПК РФ не имеют прямого отношения к МКАС, где ведение разбирательства определяется нормами законодательства, не предусматривающего связанность третейского суда их положениями, вместе с тем посчитал, что это не исключает возможности для арбитров в рамках предоставленного им законом усмотрения разрешать соответствующие вопросы сообразно общим процессуальным положениям"*(198). Эта же проблема встает и при оценке соотношения правил, устанавливаемых Федеральным законом "О третейских судах в Российской Федерации", с одной стороны, и норм, установленных процессуальным законодательством, с другой стороны.

Представляется, что ответы на вопросы, фокусирующиеся в данной проблеме, должны даваться с учетом следующего. Во-первых, поскольку приоритетным для развития третейского процесса является соглашение, достигнутое сторонами, то, если стороны прямо предусмотрели необходимость применения в ходе третейского разбирательства норм процессуального законодательства, это означает, что третейский суд, будучи связан этим соглашением, обязан применять таковые правила. Во-вторых, если стороны в третейском соглашении не оговорили возможность применения каких-либо правил, в том числе и регулирующих деятельность государственных судов, то третейский суд, в случае отсутствия соответствующих норм в Федеральном законе "О третейских судах в Российской Федерации", вправе обращаться к соответствующим нормам процессуального законодательства, регулирующим сходные правоотношения, но в пределах того усмотрения, ограниченность которого диктуется диспозитивным характером процессуальных взаимоотношений сторон. При этом обращение третейского суда к нормам процессуального законодательства должно быть таким, чтобы обеспечивать обеим сторонам третейского разбирательства возможность использовать соответствующие процессуальные права, так же как в равной мере быть носителями одинаковых процессуальных обязанностей.

В свою очередь наличие такой взаимной связи между процессуальным законодательством и Федеральным законом "О третейских судах в Российской Федерации" является основанием для вывода, который делается А.Г. Светлановым: "Автономность третейского суда и его негосударственный характер не дают оснований исключить третейский суд вообще и международный коммерческий арбитраж в частности как институт из сферы процессуального права"*(199). Однако к высказанному замечанию следует добавить, что некоторые нормы Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации" выходят за рамки собственно процессуальных конструкций и находятся в плоскости гражданско-правовых отношений. Поэтому правомерен вывод, к которому приходит А.В. Цихоцкий: "Процессуальное законодательство содержит и "мозаичные включения" частноправовых положений, количество которых в условиях рыночной экономики приобретает тенденцию к росту"*(200). Именно нормы материального характера, нормы частноправовой направленности и создают своеобразие института третейского разбирательства как процедуры разрешения частноправовых споров.

Таким образом, Федеральный закон "О третейских судах в Российской Федерации" является нормативным актом, в целом тяготеющим к процессуальному законодательству цивилистической направленности (гражданское процессуальное право, арбитражное процессуальное право). Однако этим же законом делаются весьма существенные идейно-правовые изъятия из принципов процессуального права цивилистической направленности. Главным образом эти изъятия касаются правовых конструкций, предоставляющих сторонам правовую возможность самостоятельно определять правила третейского разбирательства. Это, в свою очередь, ставит под вопрос возможность квалификации всего массива норм Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации" в качестве процессуальных, поскольку процессуальные правила есть следствие реализации публично-правовых интересов, которые не зависят от усмотрения непосредственных сторон спорного правоотношения. Возможность определять правила третейского разбирательства на основе усмотрения сторон, независимого от воли публичной власти, переводит квалификацию соответствующих правоотношений в договорную плоскость, т.е. в плоскость гражданско-правовых отношений, регулируемых на основании принципа диспозитивности, свободы выбора. Все вышеизложенные соображения дают основания для вывода о своеобразном характере отношений, возникающих в сфере третейского разбирательства. Особенностью этих отношений является то обстоятельство, что в этих отношениях неразрывным образом переплетаются как нормы публично-правовой направленности, так и нормы частноправовой направленности, совокупность которых и порождает феномен третейского процесса, в рамках которого происходит разбирательство споров между субъектами гражданского оборота. Это разбирательство происходит на частной основе, но его эффективность обеспечивается в том числе и государственно-правовыми механизмами, которые включаются, когда один из участников разрешаемого спора уклоняется от добровольного исполнения принятого третейским судом по делу решения. Именно поэтому в юридической литературе обосновывается тезис о том, что в качестве источника третейского процесса выступают не только законы, но и регламенты и даже соглашения сторон*(201).

С точки зрения эффективности правового регулирования важным юридико-техническим приемом является сведение всех норм, регулирующих данную сферу отношений, в одном законодательном акте. Высшей формой концентрации норм, регулирующих ту или иную сферу однородных отношений, является кодификация. Принятие кодекса, как правило, является формальным признаком существования отрасли права (хотя в ряде случаев это, конечно, не так). Однако при квалификации феномена третейского разбирательства, как уже подчеркивалось выше, было бы преждевременно говорить о наличии отдельной отрасли правового регулирования. Следовательно, с юридико-технической точки зрения, равно как с точки зрения исторических традиций, нет оснований для кодификации норм о третейском разбирательстве. Регулирование третейского разбирательства в настоящее время целесообразно осуществлять на основании соответствующих федеральных законов.

Итак, основными источниками регулирования третейского процесса в Российской Федерации являются четыре нормативных акта - Закон РФ "О международном коммерческом арбитраже", Федеральный закон "О третейских судах в Российской Федерации", Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации, Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации. Кроме того, в Гражданском кодексе Российской Федерации существуют нормы, значение которых трудно переоценить. Речь идет о ст. 10 и 11, которые уравнивают третейский суд с государственным судом в обеспечении защиты нарушенных или оспариваемых гражданских прав. Хотя формулировка ГК РФ имеет весьма абстрактный характер и не раскрывает механизмов такой защиты, она оказывается весьма значимой с точки зрения правовой политики, предусматривающей возможность альтернативной государственной системы разбирательства и разрешения гражданско-правовых споров. Конечно, "уравнивание" в правах третейского суда с государственными судами имеет весьма условный и относительный характер, но в контексте выстраивания единой юрисдикционной системы вышеприведенные нормативные положения имеют чрезвычайно важное значение. Третейский суд, создаваемый частными лицами, признается государством в качестве органа защиты субъективных гражданских прав. Таким образом, государство делегирует определенные публично значимые функции третейским судам, которые хотя и рассматривают споры гражданско-правового характера, но вместе с тем играют определенную роль в обеспечении стабильности гражданского оборота и правопорядка в государстве в целом.

Что касается Закона РФ "О международном коммерческом арбитраже", то этот закон создает базу для расширения круга источников третейского разбирательства и применимого третейскими судами права. Так, согласно п. 1 ст. 28 упомянутого закона третейский суд разрешает спор в соответствии с такими нормами права, которые стороны избрали в качестве применимых к существу спора. Это означает, что стороны вправе применять не только правовые нормы какой-либо национальной системы, но и такие международно-правовые документы, как, например, принципы УНИДРУА*(202).

Нормы, регулирующие третейское разбирательство, содержатся не только в "базовых" законах. Обусловлено это тем, что законодатель в "профильных" законах не установил исчерпывающий перечень гражданско-правовых споров, подпадающих под юрисдикцию третейских судов. Таким образом, при регулировании гражданско-правовых отношений в той или иной сфере, равно как и при определении способов защиты гражданских прав в тех или иных сферах, законодатель принужден оговаривать и возможность заинтересованных лиц прибегать к такому способу защиты гражданских прав, как третейское разбирательство.

Нормы, регулирующие третейское разбирательство, а также порядок реализации решений третейских судов, устанавливаются целым рядом иных законодательных актов. К примеру, нормы о третейском суде содержатся в: Водном кодексе РФ (ст. 64), Кодексе внутреннего водного транспорта РФ (ст. 128-129), Трудовом кодексе РФ (ст. 404), Законах РФ "О товарных биржах и биржевой торговле" (ст. 30), "О правовой охране программ электронных вычислительных машин и баз данных" (ст. 18), "Об организации страхового дела" (ст. 35), "О недрах" (ст. 50), "О залоге" (ст. 28), "Об авторском праве и смежных правах" (ст. 49), "О торгово-промышленных палатах в Российской Федерации" (ст. 12), "О правовой охране топологий интегральных микросхем" (ст. 11), Федеральных законах "О закупках и поставках сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия для государственных нужд" (ст. 8), "О природных лечебных ресурсах, лечебно-оздоровительных местностях и курортах" (ст. 17), "О соглашениях о разделе продукции" (ст. 22), "О рынке ценных бумаг" (ст. 15), "Об участии в международном информационном обмене" (ст. 21), "Об исполнительном производстве" (п. 1 ст. 7), "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним" (ст. 28), "Об ипотеке (залоге недвижимости)" (ст. 25), "Об иностранных инвестициях" (ст. 10), "Об информации, информатизации и защите информации" (ст. 23), "Об оценочной деятельности", Земельном кодексе РФ и др.*(203)  Указанные нормативные правовые акты, как правило, оговаривают возможность субъектов регулируемых этими законами правоотношений обратиться в третейский суд с иском о разрешении могущего возникнуть спора на основании соответствующего третейского соглашения. Такая юридическая возможность является альтернативой разрешения правовых споров, осуществляемого компетентными государственными судами (судами общей юрисдикции и арбитражными судами).

Вместе с тем следует подчеркнуть, что такое регулирование имеет эпизодический характер и, по сути, предстает своего рода мозаичными вкраплениями в систему правового регулирования третейского процесса. В целом нормы, содержащиеся в указанных законодательных актах, не оказывают существенного влияния на регулирование отношений в сфере третейского разбирательства, которое (регулирование) базируется на концепции двух основных законодательных актов - Закона РФ "О международном коммерческом арбитраже" и Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации".

Новейшая история российского права зафиксировала случаи, когда попытки урегулирования вопросов третейского разбирательства предпринимались и органами исполнительной власти государства. Так, например, в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 31 августа 1995 г.  N  889 "О порядке передачи в залог акций, находящихся в федеральной собственности"*(204)  допускалась передача рассмотрения соответствующих споров третейскому суду. В Указе Президента был приведен текст третейской оговорки о рассмотрении споров в Третейском суде при Торгово-промышленной палате Российской Федерации. Появление норм о возможности передачи подобной категории споров на рассмотрение Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате Российской Федерации (если стороной являлось иностранное юридическое лицо или предприятие с иностранными инвестициями) и на рассмотрение Третейского суда для разрешения экономических споров при Торгово-промышленной палате Российской Федерации (если стороной являлось юридическое лицо, зарегистрированное в государствах-участниках Содружества Независимых Государств, либо российское юридическое лицо без иностранного участия) было довольно уникальным для российской правовой системы явлением. Вместе с тем на рассмотрение третейских судов допускалась передача только споров, возникающих в связи с исполнением, изменением или расторжением договоров комиссии. Таким образом, споры, связанные с заключением этих договоров или их недействительностью, не могли быть предметом рассмотрения указанных третейских судов.

Источниками регулирования третейского разбирательства на территории Российской Федерации является ряд соглашений, связанных с участием России в Содружестве Независимых Государств. В соответствии с Соглашением о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности (Киевское соглашение от 20 марта 1992 г., ст. 4)*(205), Конвенцией о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам (Минская конвенция 1993 г., ст. 20-23)*(206) предусмотрены правила разрешения споров с участием субъектов частного права договорившихся государств. Одно из основных направлений регулирования в данных межгосударственных актах заключается в предоставлении заинтересованным лицам возможности самим определить способ и порядок разрешения споров. Причем заинтересованные лица ориентируются указанными нормативными актами именно на договорную подсудность, когда спор может быть разрешен, с одной стороны, в компетентном государственном суде, но, с другой стороны, при наличии третейского соглашения - третейским судом.

Продолжает свое действие Конвенция о разрешении арбитражным путем гражданско-правовых споров, вытекающих из отношений экономического и научно-технического сотрудничества, подписанная в Москве 26 мая 1972 г. Эта конвенция предусматривает обязательную подсудность споров хозяйственных организаций стран-участниц арбитражным судам при Торговой палате в стране ответчика или по договоренности в третьей стране - участнице конвенции. В литературе отмечается, что в настоящее время конвенция во многом не отвечает новым экономическим реалиям и утвердившимся в бывших странах СЭВ правовым принципам свободы воли сторон, что делает применимость конвенции на практике проблематичной*(207). Вместе с тем конвенция как источник регулирования споров не утратила своего значения. Так, по одному из дел, находившихся в производстве Третейского суда при Торгово-промышленной палате Санкт-Петербурга, третейский суд не признал себя компетентным рассматривать спор между российской коммерческой организацией (истцом) и монгольской компанией (ответчиком), мотивируя это тем, что упомянутая конвенция предусматривает обязательную подсудность споров арбитражным судам при Торговой палате в стране ответчика или по договоренности в третьей стране*(208).

В контексте проблемы источников следует различать источники правового регулирования третейского разбирательства (которые были проанализированы выше) и источники применения третейским судом норм права при разрешении споров. Поскольку третейские суды рассматривают гражданско-правовые споры, то делают они это на основе норм гражданского законодательства. В п. 1 ст. 6 Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации" указана иерархия нормативных правовых актов, которые применяются третейским судом при разрешении споров. В литературе обращалось внимание на некорректность формулирования указанной нормы*(209). Связано это с тем, что среди источников применения третейским судом норм права указаны нормативные правовые акты, принимаемые субъектами Российской Федерации и органами местного самоуправления. Между тем в соответствии с конституционными установлениями гражданское законодательство отнесено к сфере исключительной компетенции федеральных органов. Следовательно, акты, принимаемые региональными органами власти и содержащие гражданско-правовые нормы, не могут выступать в качестве источников разрешения гражданско-правовых споров, которые отнесены к компетенции третейских судов. В то же время, как справедливо отмечает профессор Е.А. Суханов, в нормативных актах, принимаемых субъектами Российской Федерации и органами местного самоуправления, могут содержаться нормы административно-правового или иного публично-правового характера, которые в некоторых случаях могут служить основанием для отдельных выводов и положений, имеющих значение для разрешения конкретного спора в третейском суде*(210).

Третейское разбирательство как способ разрешения гражданско-правового спора отличают от арбитража по техническим вопросам. Между тем в практике, как отмечают исследователи, имеет распространение неверное представление о "технических" третейских судах как подпадающих под законодательное регулирование третейского суда для разрешения правовых споров, в том числе и в части исполнения принимаемых решений*(211). Однако следует иметь в виду, что "технический" арбитраж не решает вопросов права, т.е. тех вопросов, которые призван разрешать третейский суд.

В некоторых случаях, например по вопросам доброкачественности товара, такой технический арбитраж выполняет функции экспертизы, служащей предпосылкой для разрешения споров в государственном или третейском суде. Как пишут Л.А. Лунц и Н.И. Марышева, технический арбитраж в свое время приобрел большое значение в связи с контрактами на выполнение строительных, проектных, опытно-конструкторских, научно-технических работ и по договорам о передаче и использовании новаторских достижений*(212). Однако что касается "споров технического характера, возникающих при исполнении какого-либо контракта, то поскольку спор не является правовым, рассматривающий его третейский суд вообще не подпадает под правовое регулирование организации и деятельности третейского суда для разрешения правовых споров, а вынесенные решения не подлежат исполнению в принудительном порядке через государственные юрисдикционные органы, они всецело основаны на авторитете принявших такое решение специалистов - третейских судей"*(213).