8.2. Международные коммерческие арбитражи и "внутренние" третейские суды

В Федеральном законе "О третейских судах в Российской Федерации" отсутствуют признаки, которые бы позволили четко разграничить "внутренний" третейский суд и международный коммерческий арбитраж. Однако такое разграничение можно сделать по "остаточному принципу": все, что не является международным коммерческим арбитражем (а признаки такового зафиксированы в Законе РФ "О международном коммерческом арбитраже"), есть "внутренний" третейский суд.

Пункт 3 ст. 1 Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации" исключает из сферы регулирования этого закона международный коммерческий арбитраж. Таким образом, российский законодатель отверг предложения об унификации в едином законодательном акте норм о международном коммерческом арбитраже и "внутреннем" третейском суде. Такая законодательная концепция представляется оправданной, поскольку, как справедливо отмечается в литературе, противоположный подход не учитывает важных особенностей международного коммерческого арбитража*(468). Развивая эту мысль, юристы отмечают, что "внутренний и международный арбитраж, при наличии многих общих признаков, являются различными правовыми институтами: первый находится внутри одного правового порядка, в то время как арбитраж международный берет начало из транснациональных коммерческих отношений, из плюрализма применяемого права, из конфликта законов и конфликта юрисдикций: если при регулировании внутреннего арбитража приоритетное значение уделяется базовым принципам и стандартам национального права, то при регулировании арбитража международного, напротив, акцент смещается на основополагающие принципы международного частного права, принятые в мировой торговой практике и воспринятые в законодательстве большинства прогрессивных стран"*(469). Специфика международного третейского разбирательства столь существенна, что требует особого правового регулирования, которое с точки зрения юридической техники должно быть осуществлено отдельным законом. Именно таким образом и поступил российский законодатель, приняв Федеральный закон "О третейских судах в Российской Федерации", регулирующий деятельность "внутренних" третейских судов, в то время как деятельность международных коммерческих арбитражей на территории России регламентирована Законом РФ "О международном коммерческом арбитраже".

Справедливым было бы отметить и то обстоятельство, что, несмотря на специфику международного коммерческого арбитража, его значимые отличия от "внутренних" третейских судов, вопросы нормирования деятельности как тех, так и других есть не что иное, как вопросы юридической техники. Опыт самых разных государств свидетельствует о том, что урегулирование деятельности международных коммерческих арбитражей и "внутренних" третейских судов с успехом может осуществляться как посредством единого нормативного акта, так и при помощи двух законов. Вместе с тем особенности юридико-технического характера при регулировании деятельности международного коммерческого арбитража, с одной стороны, и "внутреннего" третейского суда, с другой стороны, в какой-то момент становятся самодовлеющими и влекут определенного рода проблемы в практической деятельности. Так, наличие двух различных законов влечет необходимость применения института подведомственности для распределения дел между "внутренними" третейскими судами и международными коммерческими арбитражами. Это обусловлено значимыми различиями в правовом режиме третейского разбирательства в международном коммерческом арбитраже и во "внутреннем" третейском суде. Важен и субъективный фактор в оценке третейского разбирательства. Как заметила Е.А. Виноградова, "сохраняющиеся отличия в восприятии и в практике обращения к институту так называемого внутреннего третейского суда не позволили применить единые правила юридической техники при регламентации процедурных, процессуальных правил третейского разбирательства"*(470).

В настоящее время российское законодательство разграничивает подведомственность между двумя указанными разновидностями третейских судов, основываясь на критериях субъектного состава лиц, участвующих в третейском разбирательстве, и характере спорного правоотношения. Причем эти критерии сформулированы в Законе РФ "О международном коммерческом арбитраже". Так, в соответствии с п. 2 ст. 1 упомянутого закона к компетенции международного коммерческого арбитража относятся споры из договорных и других гражданско-правовых отношений, возникающие при осуществлении внешнеторговых и иных видов международных экономических связей. Спор может быть передан на рассмотрение международного коммерческого арбитража при условии, если: а) коммерческое предприятие хотя бы одной из сторон находится за границей; б) коммерческая организация (в терминологии Закона Российской Федерации "О международном коммерческом арбитраже" - коммерческое предприятие) создана на территории Российской Федерации, но с участием иностранных инвестиций, осуществленных как иностранными коммерческими организациями, так и международными объединениями и организациями.

Понятие "организация с иностранными инвестициями" сформулировано в специальном законодательстве - инвестиционном. В соответствии со ст. 2 Федерального закона "Об иностранных инвестициях в Российской Федерации" под иностранным инвестором понимается иностранное юридическое лицо, гражданская правоспособность которого определяется в соответствии с законодательством государства, в котором оно учреждено, и которое вправе в соответствии с законодательством указанного государства осуществлять инвестиции на территории Российской Федерации; иностранная организация, не являющаяся юридическим лицом, гражданская правоспособность которой определяется в соответствии с законодательством государства, в котором она учреждена, и которая вправе в соответствии с законодательством указанного государства осуществлять инвестиции на территории Российской Федерации; иностранный гражданин, гражданская правоспособность и дееспособность которого определяются в соответствии с законодательством государства его гражданства и который вправе в соответствии с законодательством указанного государства осуществлять инвестиции на территории Российской Федерации; лицо без гражданства, которое постоянно проживает за пределами Российской Федерации, гражданская правоспособность и дееспособность которого определяются в соответствии с законодательством государства его постоянного места жительства и которое вправе в соответствии с законодательством указанного государства осуществлять инвестиции на территории Российской Федерации; международная организация, которая вправе в соответствии с международным договором Российской Федерации осуществлять инвестиции на территории Российской Федерации; иностранные государства в соответствии с порядком, определяемым федеральными законами.

Для определения правового статуса иностранного юридического лица важным оказывается определять не столько страну принадлежности иностранного инвестора, сколько то обстоятельство, что таковой учрежден не по праву Российской Федерации. При этом необходимо отметить, что международное частное право оперирует различными коллизионными критериями для определения государственной принадлежности того или иного юридического лица, к примеру критерием места его учреждения, критерием основного места осуществления предпринимательской и коммерческой деятельности или критерием места нахождения. Российская официальная доктрина исходит из критерия учреждения юридического лица (в соответствии с п. 1 ст. 1202 ГК РФ личным законом юридического лица считается право страны, где учреждено юридическое лицо). Среди вопросов, относящихся к личному статусу юридического лица, российский законодатель указывает на способность юридического лица отвечать по своим обязательствам (пп. 8 п. 2 ст. 1202 ГК РФ).

Практика международного коммерческого сотрудничества свидетельствует о том, что все большее распространение получают неправосубъектные (квазисубъектные) образования, которые тем не менее выступают в качестве инвесторов и, следовательно, гипотетически могут выступить в качестве участников споров, передаваемых на разрешение международного коммерческого арбитража. Общий подход российского законодателя к определению статуса таких образований заключается в том, что к деятельности иностранных организаций, которые не являются юридическим лицом по иностранному праву, если применимым является российское право, применяются правила, регулирующие деятельность юридических лиц, если иное не вытекает из закона, иных правовых актов или существа отношения (ст. 1203 ГК РФ). Однако вполне резонно возникает вопрос о том, какие же нормы российского законодательства должны быть применимы к регулированию деятельности и статуса таких неправосубъектных образований, если не ясны критерии отнесения их к тем или иным разновидностям юридических лиц по российскому закону. В то же время в данном случае, видимо, следует согласиться с И.В. Елисеевым, который пишет о том, что "простое сравнение признаков такой организации и российских юридических лиц вряд ли поможет сделать обоснованный выбор: ведь их число очень велико, а смысловая нагрузка различна. Видимо, судебно-арбитражной практике придется определить наиболее значимые, сущностные признаки каждой из организационно-правовых форм отечественных юридических лиц с тем, чтобы сопоставление с ними иностранной организации могло иметь с точки зрения права существенное значение"*(471).

Очевидно, что для констатации статуса организации как предприятия с иностранными инвестициями необходимы критерии формального характера. Если предположить, что иностранный субъект приобрел одну акцию российского акционерного общества, уставный капитал которого разделен на 10 млн. акций, то вряд ли можно утверждать, что такое юридическое лицо обладает статусом организации с иностранными инвестициями. Федеральный закон "Об иностранных инвестициях в Российской Федерации" не содержит четкого критерия, который позволял бы однозначно определять, что та или иная организация является предприятием с иностранными инвестициями. В литературе сформулированы предложения, которые бы позволяли определять такой критерий, как так называемый "критерий контроля". Так, Н.Г. Доронина пишет о том, что "если контроль над национальным предприятием осуществляет иностранное юридическое лицо, то указанное национальное юридическое лицо (предприятие) для целей регулирования иностранных инвестиций может быть отнесено к понятию "иностранный инвестор"*(472). Собственно, на этом соображении и построена теория прямых иностранных инвестиций*(473), которая в той или иной степени реализована в российском законодательстве. Теория прямых иностранных инвестиций основывается на экономической сущности отношений по поводу участия в коммерческой организации. Суть подхода заключается в том, что если приобретение пакета акций (долей участия) в коммерческой организации позволяет контролировать деятельность такой организации (назначать должностных лиц, оказывать влияние на принятие решений и т.д.), то такие инвестиции необходимо квалифицировать как прямые иностранные инвестиции. В литературе отмечается, что "отличить отношения по осуществлению прямых иностранных инвестиций от обычных гражданско-правовых сделок по импорту необходимого для предприятия - реципиента инвестиций оборудования, сырья и т.д. можно только на основании критерия преследуемой иностранным инвестором цели - установление контроля над предприятием-реципиентом. Таким образом, на наш взгляд, с юридической точки зрения решающим фактором для определения прямых иностранных инвестиций является признак приобретения инвестором не менее 10% голосующих акций"*(474).

Этот вывод основывается на констатации необходимости признания потребности в формальных критериях, позволяющих определять, что же такое прямые иностранные инвестиции. Вследствие этого в мировой практике, с учетом многолетнего опыта, в качестве прямых иностранных инвестиций принято считать сосредоточение в одних руках 10% голосующих акций организации. Именно такой критерий рекомендуется, к примеру, Организацией экономического сотрудничества и развития*(475). В то же время различные государства при формулировании внутринациональных критериев определения того, что такое прямые иностранные инвестиции, используют собственные подходы. Так, во Франции критерием контроля рассматривается сосредоточение в одних руках 20% и более голосующих акций.

В российском праве ситуация иная. В соответствии со ст. 2 Федерального закона "Об иностранных инвестициях в Российской Федерации" под прямыми иностранными инвестициями понимается приобретение иностранным инвестором не менее 10% доли, долей (вклада) в уставном (складочном) капитале коммерческой организации, созданной или вновь создаваемой на территории Российской Федерации в форме хозяйственного товарищества или общества.

Еще раз подчеркнем, что сама по себе квалификация иностранных инвестиций в качестве прямых не означает того, что организация признается "предприятием с иностранными инвестициями" и вследствие того на нее автоматически распространяется режим действия Закона РФ "О международном коммерческом арбитраже". Вместе с тем критерий "прямые иностранные инвестиции" может быть использован в качестве ориентирующего для определения того, что предприятие обладает необходимыми признаками организации с иностранными инвестициями, что может быть использовано в практике международного коммерческого арбитрирования на территории Российской Федерации.

Таким образом, российское законодательство не содержит четкого критерия, который позволял бы отнести ту или иную организацию, созданную в соответствии с российским правом, к предприятию с иностранными инвестициями. В этой связи представляется безосновательным высказанное в литературе суждение о том, что "коммерческая организация признается предприятием с иностранными инвестициями, если оплата долей участия (паев, акций) в уставном капитале произведена в иностранной валюте либо иностранному инвестору принадлежит более 50% долей участия, оплаченных в валюте Российской Федерации"*(476).

Вышеизложенные суждения о статусе предприятий с иностранными инвестициями оказываются весьма важными с точки зрения подведомственности спора, передаваемого на разрешение третейского суда. Подчеркнем, что нет никаких препятствий к тому, чтобы спор с участием иностранных инвесторов, при наличии определенных условий, был рассмотрен "внутренним" третейским судом. Однако и в этом случае "внутренний" третейский суд, установив, что субъектом спорных правоотношений является предприятие с иностранными инвестициями, обязан при осуществлении судебных процедур руководствоваться Законом РФ "О международном коммерческом арбитраже", который, как известно, в ином правовом режиме регламентирует процесс третейского разбирательства, нежели Федеральный закон "О третейских судах в Российской Федерации".

Особенности урегулирования деятельности международных коммерческих арбитражей и "внутренних" третейских судов связаны с целым рядом обстоятельств, повлиявших на то, что в России действуют два закона, которые устанавливают два правовых режима для деятельности, с одной стороны, международных коммерческих арбитражей, а с другой стороны - "внутренних" третейских судов. К числу таких причин относится то, что международные коммерческие арбитражи на всем протяжении существования советского государства занимались активной деятельностью, в то время как "внутренние" третейские суды получили реальное развитие только в начале 90-х гг. XX столетия. Поддержка со стороны государства международного коммерческого арбитража привела к развитию сильных коммерческих арбитражных учреждений (Международный коммерческий арбитражный суд при ТПП РФ, Морская арбитражная комиссия при ТПП РФ), к участию в их работе авторитетных юристов, которые занимались теоретической разработкой фундаментальных вопросов международного коммерческого арбитрирования и реализовывали свои научные разработки в практической деятельности при разрешении споров в международных коммерческих арбитражах, в том числе и за рубежами нашего государства.

"Внутренние" третейские суды, исчисляя свою историю всего лишь десятилетием, не могут похвастать ни теоретическими разработками в этой области, ни широкой практикой разрешения споров российскими третейскими судами, ни привлечением наиболее авторитетных юристов к разрешению споров (хотя в последнее время ситуация значительно изменяется в лучшую сторону).

В свое время А.Ф. Волков мечтал о том, что "недалеко то время, когда эта форма частного правосудия займет соответствующее положение не только внутри государств, но и в международном общении граждан. Пути к этому пролагает пока одна могущественная торговля, а за нею, конечно, пойдут и остальные отрасли народного труда"*(477). Извилистые пути российской правовой истории продемонстрировали иную схему: сначала в советской действительности первенствовал международный коммерческий арбитраж. И только теперь, под напором рынка и его нужд, похоже, начинает разворачиваться истинный потенциал "внутренних" третейских судов и их укоренение в правовой действительности государства. Таким образом, "внутренние" третейские суды в силу исторических причин в России оказываются менее развитыми, чем основанные же в России международные коммерческие арбитражи. Впрочем, это обстоятельство ни в коей мере не умаляет потенциал развития "внутренних" третейских судов. Более того, успешное развитие российских международных коммерческих судов является надежной опорой для развития внутреннего третейского движения.

Как уже неоднократно указывалось, вопрос о применении международного арбитрирования как способа разрешения споров с участием резидентов Российской Федерации регламентирован в Законе РФ "О международном коммерческом арбитраже"*(478).  Этот закон, в свою очередь, основан на Арбитражном регламенте ЮНСИТРАЛ (1976) и Типовом законе "О международном коммерческом арбитраже" (1985), который был принят Комиссией ООН по праву международной торговли (ЮНСИТРАЛ). Значение Типового закона определяется тем, что его форма "призвана обеспечить гармонизацию национальных законов о третейском суде и одновременно послужить основой для гармонизации и унификации законов не только о международном коммерческом арбитраже, но и о так называемом внутреннем третейском суде"*(479). Кроме того, на Закон РФ "О международном коммерческом арбитраже" сильное влияние оказала Конвенция ООН "О признании и исполнении иностранных арбитражных решений", которая была принята в Нью-Йорке в 1958 г. (Нью-Йоркская конвенция). Одной из задач современного развития законодательства является синхронизация национального законодательства о международном коммерческом арбитраже с установленными на международном уровне стандартами*(480).

Как было указано, в соответствии со ст. 1 Закона РФ "О международном коммерческом арбитраже" на рассмотрение международного коммерческого арбитража по соглашению сторон могут быть переданы споры из договорных и других гражданско-правовых отношений, возникающих при осуществлении внешнеторговых и иных видов международных экономических связей, если коммерческое предприятие хотя бы одной из сторон находится за границей; споры предприятий с иностранными инвестициями и международных объединений и организаций, созданных на территории Российской Федерации, между собой, споры между их участниками, а равно их споры с другими субъектами права Российской Федерации. Таким образом, основной критерий, который позволяет квалифицировать третейское разбирательство как международное, заключается в местонахождении коммерческих организаций в различных государствах. При этом совсем не имеет значения местонахождение третейского суда, который может находиться как в одном из государств, которому принадлежит одна из тяжущихся сторон, так и иметь местонахождение в третьем государстве.

В то же время иные критерии, предусмотренные Типовым законом о международном коммерческом арбитраже (1985), не восприняты отечественным законом "О международном коммерческом арбитраже". Такие критерии, как отмечают исследователи, позволяют признать арбитраж международным, если: за пределами государства, в котором стороны имеют свои коммерческие предприятия, находится либо место арбитража, либо место, где должна быть исполнена значительная часть  обязательств, либо место, с которым наиболее тесно связан предмет спора; или когда стороны прямо выраженным образом договорились о том, что предмет арбитражного соглашения связан более чем с одной страной*(481). При комментировании указанной нормы профессор Е.А. Суханов предостерегает от неправильного ее прочтения. Связано это с неудачным переводом ее англоязычной кальки, содержащейся в Венской конвенции, которая подразумевает не столько предприятие в нашем обычном понимании как субъекта права, сколько место ведения бизнеса, дела*(482).

Таким образом, с точки зрения применения норм законодательства, регламентирующего международный коммерческий арбитраж, достаточно того, чтобы одним из субъектов спорного правоотношения была коммерческая организация, ведущая основной бизнес за пределами государства. Именно это обстоятельство делает ее "нерезидентом", иностранным субъектом, что является необходимым и достаточным условием для квалификации соответствующего арбитража, разрешающего спор с участием иностранного капитала, в качестве международного коммерческого третейского суда.

В то же время в иных государствах, как свидетельствуют исследователи, существуют и иные критерии для определения понятия "международный коммерческий арбитраж". К примеру, во Франции в качестве такого критерия используется понятие "международный характер сделки"*(483), при помощи которого производится разграничение между "внутренним" третейским судом и международным арбитражем.

В практике третейского разбирательства на территории Российской Федерации возникают вопросы разграничения компетенции внутренних и международных третейских судов, состоящих при одной организации. К примеру, при разграничении компетенции Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате Российской Федерации и Третейского суда для разрешения экономических споров при Торгово-промышленной палате Российской Федерации принимается во внимание субъектный состав правоотношений (споры между российскими организациями не подлежат рассмотрению в Международном коммерческом арбитражном суде)*(484). Однако ограничения по субъектному составу возможны исключительно на том основании, что установлен соответствующий запрет в законодательстве или учредительных документах (регламентах, положениях), регламентирующих деятельность данного третейского суда. В то же время постоянно действующий "внутренний" третейский суд вправе рассмотреть спор между российским лицом и иностранным. Однако в целом это не превращает этот третейский суд в международный коммерческий арбитраж, хотя в процессе разрешения спора с участием лиц различной государственной принадлежности такой суд обязан руководствоваться Законом РФ "О международном коммерческом арбитраже".

Так, в постановлении Федерального арбитражного суда Московского округа от 5 июня 2003 г. по делу N КГ-А40/2880-03 кассационный суд подчеркнул, что, несмотря на то, что третейский суд, рассмотревший дело (Коммерческий арбитраж при Московской торгово-промышленной палате), не является международным коммерческим арбитражем, он правомерно применил нормы Закона РФ "О международном коммерческом арбитраже" при разбирательстве спора, вытекающего из внешнеэкономических отношений.

Такой подход к компетенции международных и "внутренних" третейских судов свидетельствует о некоторой условности деления этих третейских учреждений по принципу наименования. Нет никаких препятствий к тому, чтобы спор между субъектами различной национальной принадлежности рассматривался "внутренним" третейским судом по правилам международного арбитрирования. Однако, как представляется, это возможно в тех случаях, когда положения и регламенты такого постоянно действующего третейского суда содержат нормы, допускающие рассмотрение этой категории споров третейским судом. Кроме того, следует отметить, что Федеральный закон "О третейских судах в Российской Федерации" не содержит ограничений по рассмотрению споров только внутреннего характера, равно как в этом законе отсутствуют ограничения для обращений во внутренние постоянно действующие третейские суды иностранным юридическим и физическим лицам. Главное условие, которое должно быть соблюдено в этом случае, - спор должен иметь гражданско-правовой характер. Таким образом, можно сделать вывод о том, что компетенция "внутренних" третейских судов имеет общий характер, в то время как компетенция международных коммерческих арбитражей имеет специальный характер, ограниченный иностранным элементом.

В то же время если третейский суд создавался исключительно как внутренний, его полномочия ограничены в регламенте только рассмотрением внутренних споров (споров, не осложненных участием иностранного элемента), то рассмотрение таким третейским судом спора по правилам Закона РФ "О международном коммерческом арбитраже" должно влечь отмену такого решения либо отказ в его принудительном исполнении вследствие отсутствия компетенции на разрешение такого спора.

Наличие двух законов о третейских судах (коммерческих арбитражей) приводит к определенной конкуренции норм, регламентирующих третейское разбирательство. Это имеет существенное практическое значение. Так, если компетентный государственный суд при разрешении заявлений об оспаривании решения третейского суда или заявлений о принудительном исполнении решения третейского суда неправильно определит нормы закона, которым следует руководствоваться, это может привести к отмене судебного решения.

Кипрская фирма обратилась в арбитражный суд с заявлением о приведении в исполнение решения МКАС при ТПП РФ и выдачи исполнительного листа на его принудительное исполнение. Определением арбитражного суда заявление фирмы удовлетворено и выдан исполнительный лист на его принудительное исполнение. Кассационная инстанция отменила это определение в связи со следующим. Учитывая, что истец обратился с заявлением о выдаче исполнительного листа, а ответчиком заявлены возражения о его выдаче, арбитражному суду следовало руководствоваться положениями ч. 4 ст. 239 АПК РФ, в соответствии с которыми арбитражный суд может отказать в выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения международного коммерческого арбитража по основаниям, предусмотренным международным договором РФ и федеральным законом о международном коммерческом арбитраже. Таким образом, арбитражному суду необходимо было определить правовой акт, подлежащий применению при рассмотрении данного заявления, т.е. установить, имеется ли международный договор, регулирующий отношения между сторонами, или руководствоваться федеральным законом о международном коммерческом арбитраже. Также арбитражному суду необходимо принять к сведению, что основания для отказа в признании и приведении в исполнение решения МКАС содержатся в соответствующих законодательных актах, наличие или отсутствие которых проверяет суд. Суду следует принять к сведению, что в соответствии с Федеральным законом "О третейских судах в Российской Федерации" Временное положение о третейском суде для разрешения экономических споров признано утратившим силу. Его положения, а также положения Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации", действующие в настоящее время взамен Временного положения о третейском суде для разрешения экономических споров, не применяются при рассмотрении заявлений о признании и исполнении решений международного коммерческого арбитража*(485).

Еще одной особенностью деятельности международных коммерческих арбитражей является их право при отсутствии каких-либо указаний о применимом праве применять право, которое определяется на основе коллизионных норм, которые он считает применимыми*(486). Государственные суды, равно как и "внутренние третейские суды", лишены такой возможности, и в этом смысле международные коммерческие арбитражи обладают большей свободой действий.

До принятия Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации" сложились две модели постоянно действующих "внутренних" третейских судов. Одни третейские суды рассматривают споры между российскими субъектами. Другие постоянно действующие "внутренние" третейские суды рассматривают как споры между российскими лицами, так и споры, возникающие из международных экономических отношений между субъектами различной государственной принадлежности. Модель соответствующего третейского суда закрепляется, как правило, в его регламенте, в нормах, определяющих подведомственность рассмотрения споров. Третейский суд, разрешая "внутренний" спор, применяет нормы Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации"; рассматривая же спор международного характера, применяет Закон РФ "О международном коммерческом арбитраже". При этом зачастую регламенты "внутренних" третейских судов предусматривают разрешение международных коммерческих споров с участием иностранных субъектов в качестве профильной деятельности*(487).

Исследователи третейского разбирательства видят определенные неудобства в сохранении в российском законодательстве двух моделей "внутренних" третейских судов*(488). В этой связи предлагается использовать опыт Польши, в которой арбитражный суд при Национальной хозяйственной палате действует на основании двух регламентов. В зависимости от характера разрешаемого спора применяется либо регламент для разрешения международных споров, либо регламент для разрешения споров между польскими субъектами права*(489). Представляется, что решение этого вопроса имеет сугубо юридико-технический характер. Допустимо и целесообразно наличие в постоянно действующем третейском суде, разрешающем как "внутренние", так и международные споры, единого регламента, в котором в различных разделах была бы урегулирована процедура рассмотрения спора в зависимости от субъектного состава тяжущихся лиц.