2. Необходимость масштабного взгляда на проблему неразработанности науки о власти

Мы с сожалением констатируем, что до сих пор не существовало науки о власти (кратологии). Но это верно лишь в общем плане. Дело в том, что в данной области знания предшественники сделали очень мно­гое. Чтобы это увидеть, надо все сделанное переосмысливать, переоце­нивать и истолковывать заново. Здесь предстоит и прорыв в науке, и формирование обновленной науки XXI века.

При этом следует принимать во внимание два принципиальных об­стоятельства.

Во-первых, необходимо более глубоко исследовать становление, оформление, развитие за столетия и тысячелетия тех или иных кон­кретных представлений, взглядов, понятий и концепций о власти в раз­ных странах и на разных языках (греческом, латинском, персидском, индийском, японском, китайском, русском, английском, французском, немецком, итальянском, испанском и др.). Например, политика во вре-

* Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 200. ** См. там же. Т. 39. С. 64—84.

46

мена Аристотеля фактически толковалась прежде всего как совокуп­ность знаний о власти, как наука о власти; ныне же к Аристотелю воз­водят истоки политологии, а сама политология оттеснила на обочину потребность в науке о власти.

Во-вторых, надо понять, как много своеобразия привносится при переводе с одного языка на другой, тем более с языков далеких эпох на язык наших дней, в понимание и истолкование любых вопросов, и в ча­стности в понимание власти, ее видов, правления, управления, политики и т. д. Это связано с неадекватностью понятий в различных языках, их нетождественностью. Если уж в одном и том же языке меняется, разви­вается, наполняется новым смыслом, содержанием то или иное кон­кретное слово (тем более понятие), как это, к примеру, произошло в русском языке со словами "спутник", "информация", "демократия", то что же тогда говорить, когда произведения мыслителей минувших ве­ков и тысячелетий переводятся с их родных языков на современные языки. Разве не встает вопрос о существенной трансформации былых текстов и смыслов в угоду нашему времени?

Однако еще не стало правилом принимать в расчет это своеобра­зие, эти детали, хотя и очень важные. Но в нашем случае такие вопро­сы не обойдешь вниманием, ибо речь идет о весьма принципиальном яв­лении: фактическом конституировании ключевой области знания — на­уки о власти (кратологии). Научная точность, объективность, справедливость, чистота научного поиска обязывают более вниматель­но, более пристально и ответственно вчитываться в труды мыслителей прошлого.

Ведь мы, с большим трудом перейдя к науке о политике (политоло­гии), в оформлении науки о власти (кратологии) делаем пока лишь пер­вые шаги. Только отдельные темы о власти включены сейчас в те или иные программы и пособия по политологии.

Не решен даже ключевой вопрос о том, что чему предшествует: власть — политике или политика — власти и какую именно науку надо в первую очередь осмысливать, оформлять, формировать.

По нашему глубокому убеждению, речь должна идти в первую оче­редь о власти, а уже затем о политике как о линии поведения 1) той или иной власти, 2) тех, кто стремится к власти, 3) тех, кто вообще занима­ет какую-либо позицию в любых делах, в том числе в чисто обыденных, житейских.

Дело в конце концов не в том, что власть является якобы порожде­нием, продуктом политики, объектом устремлений политиков. Дело в том, что именно власть — изначальное, фундаментальнейшее социаль­ное явление; что же касается политики, то она есть пр<»'\'ьт, произ­водное от власти, ее порождение, ее инструмент, ее орудие, ее функция.

Только те, кто борется за власть и добивается своей цели, говорят, что их политика привела их к власти. В действительности же власть да­ет жизнь политике, а не политика рождает власть, хотя именно за ту или иную власть порой и ведется напряженная политическая борьба.

В общей системе научного знания основополагающей областью является наука о власти, а следом за ней, из нее, в ее развитие, во имя конкретизации и детализации науки о власти существует наука о по­литике.

Следует признать, что с таких позиций, в таком соотношении власть и политика фактически впрямую не рассматривались. По боль­шей части, по крайней мере в советские времена, речь шла о политике

и лишь в связи с политикой порой говорилось и о власти. Подобный подход обычно подтверждался ссылками на ведущих представителей политической мысли, таких, как Платон, Аристотель, Цицерон, Фома Аквинский, Н. Макиавелли, Т. Гоббс, Дж. Локк, Вольтер, Ш. Л. Мон­тескье, Г. В. Ф. Гегель, М. Вебер, Б. Н. Чичерин, и многих других мыс­лителей от древности до наших дней.

А ведь если вчитаться в их труды внимательнее, то при всем значе­нии политики и политического первое место в них отводится все же вла­сти и властителям. И еще более странно, что многочисленные сужде­ния, подводящие к выводу о необходимости науки о власти и даже пря­мо говорящие о науке о власти, выпадали из поля зрения многих исследователей.

Нам представлялось, что об этом нужно было бы подробно сказать в данной монографии. Однако материал оказался столь велик, столь об­ширен и значителен по содержанию, столь принципиально важен в ка­нун третьего тысячелетия и у истоков информационного, подлинно де­мократического общества, что он требует многих новых, фундамен­тальных и желательно международных исследований. Мы приведем лишь некоторые, наиболее существенные принципиальные соображе­ния выдающихся мыслителей прошлого и кратко скажем' о целом айс­берге идей, давно уже ждущих своего творческого переосмысления и реализации.

Итак, каковы примеры того, что выдающиеся умы человечества уже издавна в первую очередь говорили впрямую о власти (а не о поли­тике в ее наших нынешних истолкованиях), говорили собственно и о са­мой науке о власти (правлении, властвовании, владычестве, управлении и т. п.)?

Если очень внимательно, обращаясь к источникам, анализировать древнюю историю, начиная с выдающихся памятников мысли Древнего Рима и Греции, Египта и Персии, Индии, Китая и Японии, можно найти массу подтверждений необычайному интересу к власти. Тема власти и науки о власти в истории, пронизывающая всю жизнь человечества с древнейших времен, еще ждет фундаментальных исследований.

На протяжении многих веков у крупных мыслителей и государ­ственных деятелей зрели, обретали жизнь, становились известными и признанными, использовались на практике разнообразные (и уни­кальные, и стандартные, и тривиальные) идеи науки о власти, точнее говоря, различных наук о власти. Здесь и оценка сути и роли власти и многообразия ее типов, видов и форм, характеристика специфики различных видов, процедур, технологий властвования и этапов, ста­тики, статистики, динамики, эволюции, подъемов и спадов, кризисов, восхождений, расцвета, одряхления и гибели того или иного рода власти со всеми ее отличиями, приметами, аксессуарами, символикой и т. д.

Если не просто выискивать, чем не соответствовали недавним дог­мам Цицерон (106—43 до н. э.), Августин Блаженный (345—430), Фома Аквинский (1226—1274) или же Давид Юм (1711—1776), Б. Н. Чичерин (1828—1904), Лев Шестов (1866—1938) и т. д., то мы увидим, сколь мно­гое для своего времени, для своих народов и стран, для философии и кратологии сделали многочисленные выдающиеся мыслители различ­ных эпох.

Сегодня многие имена возвращаются из небытия, переиздаются многие произведения, но остается еще множество чрезвычайно инте-

ресных трудов, которые могут так и не дойти ни к сегодняшнему любо­знательному читателю, ни к читателю наступающего третьего тысяче­летия. От этого серьезно страдает и наука вообще, и кратология в част­ности.