4. Проблемы власти и науки о власти в отечественной мысли
Обратившись к экскурсу в прошлое философской, общественно-политической и духовной мысли человечества, мы оставляли в стороне огромный пласт знаний, накопленных за более чем тысячелетний период в России. Это грандиозная совокупность идей, представлений, доктрин, концепций, относящихся к феномену власти и рожденных за время с момента возникновения Руси и до наших дней.
Здесь идеи самих властителей разных эпох, людей из их близкого окружения и их оппонентов. Здесь и положения нормативных актов, и творения правовой мысли, нашедшие отражение в разного рода сводах законов, и переводы трудов, пришедших в Россию из близкого и далекого зарубежья, особенно начиная с XVII века, и произведения отечественных мыслителей разных веков. Напомним лишь имена наших известных соотечественников конца XIX — начала XX века: М. А. Бакунин, В. В. Берви-Флеровский, Н. А. Бердяев, А. А. Богданов, С. Н. Булгаков, В. И. Вернадский, Р. Ю. Виппер, В. М. Гессен, Н. Я. Данилевский, Е. В. Де-Роберти, И. А. Ильин, Н. И. Кареев, Б. А. Кистяковский, М. М. Ковалевский, Н. М. Коркунов, П. Л. Лавров, В. И. Ленин, Л. И. Мечников,
П. Н. Милюков, Н. К. Михайловский, С. А. Муромцев, П. И. Новгородцев, Г. В. Плеханов, В. С. Соловьев, П. А. Сорокин, Н. А. Столыпин, П, Б. Струве, Е. В. Тарле, М. И. Туган-Барановский, В. М. Хвостов, Б. Н. Чичерин, Г. Ф. Шершеневич, С. Н. Южаков, П. С. Юшкевич. Можно было бы назвать и многих других. Еще более велик список их трудов, и обозреть это богатство очень непросто.
Постараемся показать, какого подъема достигла собственно крато-логическая мысль в России, несмотря на всю специфику ее судеб на рубеже XIX—XX веков в условиях монархического строя. Если об этом времени принято говорить как о серебряном веке отечественной поэзии и прозы, музыки и живописи, то с не меньшим основанием можно назвать вторую половину XIX — начало XX века временем подлинного подъема, расцвета, серебряным веком отечественной философии, социологии, истории, права и даже кратологии. И ярких имен в эту пору много, и достойных произведений. Удивительно и обилие высказанных идей, так и не нашедших в массе своей ни понимания, ни поддержки и, естественно, реализации. Многие из них непосредственно относились к проблемам власти, кратологии.
Многое из высказанного около ста лет назад не утратило глубины мысли, свежести суждений и актуальности по сию пору. И часто это были идеи, не допускавшиеся к распространению, использованию и даже упоминанию в 20—80-е годы XX века в такой, казалось бы, образованной стране, как Советский Союз. В первую очередь это относилось к наукам, каким-либо образом входившим в сферу идеологии, политики и власти (государственной власти, или — по терминологии недавнего времени — политической власти). Разумеется, на глубокое научное осмысление этого фундаментального явления XX века уйдут еще многие годы, а то и десятилетия. Но эту работу надо начинать проводить уже сейчас. Пора начать заново переосмысливать теоретическое наследие наших отечественных предшественников — все богатство их идей и соответствующую их односторонность и даже ограниченность.
Покажем на примерах, каким образом тема власти как научная проблема ставилась и освещалась наиболее видными исследователями около полутора веков назад.
Крупнейшей фигурой той поры являлся Б. Н. Чичерин (1828— 1904). Практически неизвестным остается его огромное творческое наследие. На наш взгляд, при всем обилии, казалось бы, юридических, философских и политических произведений центральная тема его трудов — власть. Сейчас трудно найти пять томов его "Истории политических учений" (1869—1902), его трехтомный труд "Курс государственной науки" (1894—1898) и "Философию права" (1900). Думается, что на основе только названных публикаций можно написать не одну книгу о взглядах Б. Н. Чичерина на власть и защитить не одну докторскую диссертацию.
Б. Н. Чичерин исходил из необходимости обращения к познанию места и роли человека, смысла его жизни, управляющих ею законов, и именно для этого он внимательно в течение десятилетий изучал труды виднейших мыслителей разных стран, анализировал и систематизировал их взгляды.
Начиная свою "Историю политических учений", Чичерин писал: "...в истории политических учений всего удобнее исследовать историческое развитие человечества и отыскать управляющие им зако-
ны"*- О" аргументировал это следующим образом: "Человек, как свободное существо, имеет личные, эгоистические стремления; он нередко действует в ущерб другим. Общежитие невозможно там, где этим стремлениям предоставляется полный простор, где каждый может безнаказанно вторгаться в область-чужой воли, а так как на добровольное воздержание нельзя рассчитывать, то остается прибегнуть к принуждению. Необходима общественная сила, подчиняющая себе силы частные. Это и есть общественная власть, представительница единства союза. Она составляет первый и основной элемент всякого общества, а тем более... государства. Она дает обществу бытие, ибо без нее нет единства, нет целого, а есть только разрозненные члены.
Однако существование общественной власти и подчинение частей целому не уничтожают свободы членов. Человек по природе своей существо свободное. Таким он остается и в обществе. Он подчиняется общежитию, но имеет при этом в виду удовлетворение личных своих целей, которые не достигаются в одиночестве. Сожительство с другими подвергает его свободу ограничениям, но не уничтожает ее совершенно. Повинуясь власти, человек не становится рабом, который служит выгодам другого. Между господином и рабом, собственно говоря, нет человеческого общества, ибо нет отношения лица к лицу, а есть только отношение лица к вещи, к живому орудию. Во всяком другом обществе, а потому и в государстве, свободное лицо с его правами, с его интересами составляет коренной и необходимый элемент.
Свобода выражается в праве; человек имеет права, потому что он свободное существо. Но кроме прав он имеет и обязанности. Человек не только свободное, но и разумное существо, а потому он свои действия возводит к общим правилам, которыми определяются его отношения к другим. Эти общие правила составляют закон, истекающий из разума и налагающий на человека нравственное принуждение или обязанность. Закон есть третий и необходимый элемент всякого общества. Без него есть только произвол власти, уничтожающий свободу, или безграничная свобода, разрушающая общежитие. Закон заключает в себе нравственное начало государственного устройства"**.
Поэтому Чичерин считал, что очень важно выделить "четыре основные элемента всякого общества: власть, закон, свобода и общая цель"***.
Именно эти исходные идеи и пронизывают творчество Чичерина. Обращаясь к произведениям мыслителей древнего мира (начиная от Платона, Аристотеля и Цицерона), средних веков и нового времени, Чичерин глубоко вникает в суть кратологических идей, выявляет их сильные стороны, высказывает свои оценки и собственные взгляды как сторонника просвещенной монархии и развивает их в многочисленных произведениях.
Так, говоря о "Политике" Аристотеля, он отмечает, что это "самое замечательное из всех политических сочинений, которые когда-либо являлись в свет. Это единственное, которое соединяет в себе высшие
* Чичерин Б. Н. История политических учений. М., 1869. Ч. 1. С. 4. ** Там же. С. 6—1. *** Там же. С. 8.
философские взгляды с глубоким многосторонним пониманием действительности... Это единственное сочинение вместе философское, юридическое и политическое"*. Характеризуя светскую и церковную власть, верховную, государственную власть, Чичерин обращается к разнообразным видам и проявлениям власти, рассмотренным Аристотелем: тимократии, аристократии, демократии, тирании, политии, республике. Это позволяет ему высказываться в пользу самодержавия, где власть сосредоточивается в лице царя**, и ставить вопрос о среднем классе***.
Обращаясь к взглядам Цицерона, Чичерин отмечает: "Из общения непосредственно вытекает потребность власти. Всякое государство, говорит Цицерон, для того чтобы иметь прочность, должно управляться каким-либо советом или властью. Эта власть может быть вручена одному, нескольким или всем. Отсюда три образа правления: монархия, аристократия и демократия. Каждый из них имеет свои достоинства, а потому может быть терпим, но каждый имеет и существенные недостатки"****. Чичерин обращает внимание, что уже по опыту Древнего Рима "власть — первая основа государственного быта"*****.
Несмотря на многочисленные обращения к феномену власти и ее характеристикам, Чичерин еще не говорит о науке о власти. Он и многолетний свой труд называет "История политических учений" и неоднократно пользуется понятием "политическая наука", одобрительно отзываясь, в частности, о "немецкой политической науке"******.
Но если исходить из существа взглядов Чичерина и содержания его работ, то становится ясно, что значительная часть опубликованных им трудов фактически посвящена суждениям о власти, кратологической проблематике. Так, уже в первой части "Истории политических учений" наряду с уже названными проблемами затрагиваются проблемы императорской власти, всемирной монархии, полновластия, папской власти, семейной власти, княжеской власти, а также потребности в единой, нераздельной, неограниченной власти*******.
Во второй части рассматриваемого труда внимание Чичерина привлекают оценки власти такими исследователями, как Г. Греции, Гоббс, Кумберланд, Боссюэ, Спиноза и др.
Во взглядах французского идеолога абсолютизма XVII века епископа Боссюэ Чичерин выделял идею о том, что "учение о власти начинается... от Бога"********, а также оценки Боссюэ родительской власти, власти патриархальной, царской, монархической. Передавая взгляды Боссюэ и фактически солидаризируясь с ними, Чичерин писал: царская власть — "форма самая естественная, ибо она имеет свое основание и свой прообраз в отеческой власти. По этому самому это — власть наиболее прочная, а вследствие того и самая сильная"; "нет лучшего едине-
* Чичерин Б. Н. История политических учений. Ч. 1. С. 57. ** Там же. С. 65. *** Там же. С. 67. **** Там же. С. 87. ***** Там же. С. 90. ****** См.: напр.: Чичерин Б. Н. История политических учений. М., 1877.
Ч. 4. С. 5, 6. ^^^+*** "т*-....-- 'i ' ^ ^" "- --
******* Там же. Ч. 1. С. 89, 90, 254, 428, 429, 442 и др. ******** Там же. М„ 1872. Ч. 2. С. 93.
дня, как под властью одного начальника"*; "монархическая власть, го-дорит Боссюэ, имеет четыре главных свойства: это власть 1) священно 2) отеческая, 3) абсолютная, 4) подчиненная разуму"**.
В третьей части своей "Истории политических учений" Чичерин рассматривал взгляды Гельвеция, Гольбаха, Т. Пэна, Руссо, Мабли, Юма, Беркли, Бентама, Канта, Гумбольдта, Фихте и других мыслителей, выделяя их суждения о власти.
В целом Чичерин, еще только приступая к изучению истории политических учений, исходил из характеристики четырех основных общественных союзов, которые, согласно его концепции, включают все основные общественные элементы (власть, закон, свободное лицо и общая цель). К этим четырем союзам он относил семейство, гражданское общество, церковь, государство***. Их власть он и выделял прежде всего.
Чичерин аргументировал свой подход следующим образом: "Первый союз — семейство. Оно основано на полном внутреннем согласии членов, на взаимной любви, которая составляет жизнь семейства. Отдельные лица не имеют здесь своих особых интересов, но все сливается в один общий семейный интерес, который связывает всех. Это цельный, органический союз, созданный самою природой; это вместе с тем и идеал человеческого общества. Следовательно, здесь преобладает начало общей цели, составляющей внутреннюю связь всех элементов и приводящей их к гармоническому единству. Второй союз, гражданское общество, заключает в себе совокупность всех частных отношений между людьми. Здесь основное начало — свободное лицо с его правами и интересами. Здесь господствует частное или гражданское право с различными его формами: владение, собственность, договор. Третий союз, церковь, воплощает в себе начало нравственно-религиозное; в нем преобладает элемент нравственного закона. Наконец, четвертый союз, государство, господствует над всеми остальными. Он представляет собой преимущественно начало власти, вследствие чего ему принадлежит верховная власть на Земле. Это отличительный признак государства. Однако в политическом теле заключаются и все другие элементы, а потому возможно перенесение на него начал, господствующих в других союзах. Такое смешение союзов бывает в действительности, но еще более в теории. Отсюда происходят воззрения на государство, которые в противоположность первым, основным, можно назвать второстепенными. Из перенесения на государство начал семейного быта возникает учение патриархальное, из построения государства на началах частного права — учение патримониальное, или вотчинное, наконец, из подчинения государства началам церковным — учение теократическое. Последнее имеет наибольшее значение и в жизни, и в теории, ибо другие союзы, семейство и гражданское общество, естественно, подчиняются государству; церковь же, господствуя в нравственно-религиозном мире, нередко предъявляет притязание и на владычество в области политической. Притом теократическое учение дает государству высшее освящение, возводя его к верховному началу бытия, к Богу"****.
* Чичерин Б. Н. История политических учений. Ч. 2. С. 94. ** Там же. С. 95. *** См. там же. Ч. 1. С. 9. **** Там же. С. 9—10.
Так мыслил Чичерин. Для нас это уже история политических и кратологических учений. Но продолжать игнорировать приведенные оценки и суждения нельзя, ибо без них не понять самой истории науки о власти.
Следует обратить внимание на то, что через тридцать с лишним лет, как бы подводя итоги своего анализа, Чичерин писал: "...государство является верховным союзом на Земле; ему поэтому присваивается верховная власть. Во всяком разумно устроенном человеческом обществе такая власть необходима, ибо без нее невозможно соглашение разнообразных его элементов: надобно, чтобы кто-нибудь разрешал возникающие между ними столкновения. Но она не может принадлежать ни гражданскому обществу, которое есть собрание дробных сил, ни церкви, которая принудительной власти не имеет; она может принадлежать только государству, которое сочетает в себе оба элемента, юридический и нравственный. Поэтому государство вкратце может быть определено как союз людей, образующих единое целое, управляемое верховною властью"*. "Из того, что государство есть верховный человеческий союз, не следует, однако, что оно упраздняет остальные. Оно призвано над ними господствовать, но не заменять их. Каждый из предшествующих союзов отвечает существенным, постоянным и неотъемлемым потребностям человека; каждый из них выражает известную сторону человеческой жизни, а потому все они сохраняют относительную самостоятельность, подчиняясь верховной власти государства, но отнюдь не поглощаясь им"**. "В качестве союза, представляющего собой общество как единое целое, оно (государство. — В. X.) призвано осуществлять все те цели, которые составляют совокупный интерес этого целого. Сюда относятся прежде всего внешняя и внутренняя безопасность"***.
Отметим, что идея безопасности и власти органично пронизывала творчество Чичерина.
Излагая идеи Гоббса, он еще в 1872 году специально подчеркивал необходимость стремления человека к мирному общежитию и далее отмечал, что для "...соблюдения естественного закона нужна безопасность, а для достижения безопасности нет иного средства, как соединение достаточно значительного числа людей для взаимной защиты. Люди должны согласиться между собою и действовать заодно для общего блага"****.
Продолжая наш экскурс к основным идеям одного из наиболее плодотворно трудившихся отечественных мыслителей, укажем, что Чичерин в работе "Государство и земство" писал об очень важном аспекте в соотношении общества и государства: "Отношения государства и общества в новейшее время подвергались весьма обстоятельному обсуждению, которое привело к совершенно прочным результатам. Ни один человек, имеющий сколько-нибудь ясные понятия о самых элементарных началах публичного и частного права, не сомневается в том, что общество есть нечто отличное от государства. Только социалисты, мечтающие о коллективном обладании всеми орудиями производства, смешивают эти две разнородные сферы; но это обнаруживает только полное
* Чичерин Б. Н. Философия права. М„ 1900. С. 302. ** Там же. С. 303. *** Там же. С. 304. **** Чичерин Б. Н. История политических учений. 4.2. С. 31.
11^ неведение и непонимание основных начал общественной жизни. Государство есть союз народа, как единое целое, управляемое верховной дластью. Ему поэтому подчинены все частичные сферы деятельности и все частичные отношения, существующие в его пределах. Но это не значит, что оно поглощает их в себе и делает их органами и орудиями в своих целях. Государство видит совокупные интересы, которым подчиняются частные, но последние сохраняют свою относительную самостоятельность. Люди, входящие в состав государства, остаются свободными лицами, преследующими свои частные цели и имеющими права, которые принадлежат им в качестве граждан. Так, они обладают собственностью, размер которой определяется не положением их в государстве, а их собственной деятельностью и их частными отношениями... Совокупность... частных отношений, существующих в пределах государства и подчиняющихся ему как представителю интересов целого, но образующих, однако, свою самостоятельную сферу деятельности, и есть то, что называется обществом"*.
Думается, что эти суждения об обществе и государстве и их соотношении могут послужить уточнению и наших нынешних подходов к решению этой теоретической и практической проблемы. В нынешней гуманитарной, общественно-кратологической и правовой мысли эти вопросы нуждаются в дополнительном осмыслении и проработке.
Чичерин говорит и о своем понимании разделения власти на отдельные отрасли, вытекающие из самого ее назначения. "Эти отрасли суть власть законодательная, судебная и правительственная. Первая представляет отношение власти к закону, вторая — к свободе, третья — к государственной цели. Последнюю можно разделить на две: на власть военную и административную, из которых первая имеет в виду безопасность, а вторая — благоустройство. В совокупности они представляют полное осуществление государственных целей, а с тем вместе и идеи государства"**.
Чичерин касается многих злободневных проблем своего времени, приобретающих сейчас растущую теоретическую и практическую актуальность. Так, отстаивая идеи земства и самоуправления, он писал: "Истинный дух земских учреждений есть дух самоуправления, то есть заведования своими собственными делами на основании своих собственных решений. Это начало прилагается прежде всего к уездам как основным земским единицам, а затем и к губернии как воздвигающейся над ними высшей единице, призванной восполнять, а не регулировать и регламентировать деятельность первых. Только признание этого начала может обеспечить согласное действие земства и открыть ему широкую будущность"***. Дело здесь не только в том, что в конце XX века в России сторонником земства выступает А. И. Солженицын, но и в том, что следует глубоко осмыслить весьма своеобразную, типично русскую земскую практику.
Заслуживает внимания и то, что Чичерин, только коснувшись в 60-е годы проблемы средних классов, в 1900 году заявлял: "Естественные вожатые демократии суть средние классы, в которых достаток соединяется с образованием и трудом. И тут различаются классы средних землевладельцев, средних капиталистов и затем многочисленные так
* Чичерин Б. Н. Вопросы политики. М„ 1904. С. 82—84. ** Чичерин Б. Н. Философия права. С. 321. *** Чичерин Б. Н. Вопросы политики. С. 129.
называемые либеральные профессии, техники, ученые, художники, медики, адвокаты, составляющие умственное зерно средних классов. Из них выходит умственная аристократия, и они являются главным двигателем демократического прогресса. При правильном развитии общественных элементов эти профессии составляют источник более или менее значительных доходов, а потому здесь достаток соединяется с образованием"*.
Следует отметить, что, уделяя большое внимание вопросу развития образования и считая утопией возможность получения одинакового высшего образования для представителей разных классов-в условиях материального неравенства, Чичерин связывал этот вопрос и с демократией: "Если же образование по необходимости распределяется в обществе неравномерно, то очевидно, что руководящею частью должна быть самая образованная часть, то есть зажиточные классы. Поэтому демократия никогда не может быть идеалом человеческого общежития. Она дает преобладание наименее образованной части общества"**. В этой связи Чичерин ставил под сомнение возможность народовластия, утверждая, что "народовластие есть идеал без приложения"***. Видимо, иначе мыслитель, симпатизировавший монархизму, думать не мог. На редких книгах Чичерина, имевшихся лишь в некоторых библиотеках, в свое время стояли штампики "на руки не выдавать" или "погашено". Для того чтобы понять, почему это происходило, надо знать, как Чичерин относился к марксизму и что писал о К. Марксе.
Отношение Чичерина к марксизму было откровенно отрицательным. Обращаясь к оценке взглядов К. Маркса в пятой части своей "Истории политических учений", он посвятил ему более 70 страниц текста. Характеристика Маркса, идущая вслед за суждениями о взглядах Ласса-ля, начинается таким пассажем: "Ни по силе ума, ни по таланту, ни по разнообразию сведений, ни по философскому смыслу он не может сравняться с Лассалем, но он сделал то, о чем Лассаль только мечтал: он дал теоретическое построение социальной утопии"****. Завершается этот раздел еще более резким выпадом: "Влияние Маркса в современном мире представляет, можно сказать, самый колоссальный пример человеческой глупости, какой встречается в истории мысли"*****.
Приходится сожалеть, что вместе с ограждением от "хулы" марксизма отечественный читатель оказался отторгнут от очень многих разумных взглядов и раздумий Чичерина. Именно поэтому мы и решили привлечь внимание ко взглядам и кратологическим суждениям такого фундаментального исследователя, как Чичерин.
Наконец, еще раз подчеркнем, как глубоко оценивал власть на рубеже веков Б. Н. Чичерин. Власть, по его словам, призвана "охранять закон и сдерживать свободу. Она составляет центральное звено всякого общественного порядка; это — владычествующий в нем элемент. По самой природе вещей власть может быть вверена только физическому лицу или лицам, но эти физические лица являются представителями общества как целого, владычествующего над отдельными особями. Выработанное правом понятие об юридическом лице находит здесь полное и,
* Чичерин Б. Н. Философия права. С. 279—280. ** Там же. С. 276. *** Там же. С. 317.
**** Чичерин Б. Н. История политической мысли. Ч. 5. С. 155. ***** Там же. С. 227.
притом, необходимое приложение. Оно составляет юридическое выражение идеи союза как целого, господствующего над частями. Но именно потому, что власть вверяется физическому лицу, как представителю общества, оно должно употреблять ее не в виду частных своих интересов, а в интересах целого"*.
У нас нет возможности столь же подробно излагать характеристики идей других наших отечественных мыслителей. Но надо постоянно иметь в виду, что российская кратологическая мысль имеет очень основательную базу, и это, несомненно, будет показано многими другими авторами.
Характерно, что к проблематике власти обращались очень многие исследователи второй половины XIX — начала XX века. Это связано с развитием философской, исторической и правовой науки, становлением и развитием социологии, распространением марксистского учения и стремлением его представителей и сторонников занять соответствующее достойное место и вытеснить другие социальные взгляды.
Эволюция кратологической мысли, хотя она так и не именовалась, во многом сопровождала процессы развития прежде всего правовой и социологической мысли, ибо власть является характернейшим элементом и признаком собственно человеческого общества, а государственная власть, как власть верховная, находит отражение и закрепление в праве (государственном праве).
С XIX века в России все более заметно проявляется взаимодействие общественно-кратологической мысли с зарубежной (мировой) мыслью. Это выражается в значительно растущем числе контактов российских и зарубежных ученых, выездов россиян в Европу, изданий и переизданий трудов зарубежных ученых в России.
С полным основанием известный российский ученый-социолог Н. И. Кареев (1850—1931) счел необходимым специально выделить группу таких русских юристов-социологов, как В. И. Сергеевич, С. А. Муромцев, М. М. Ковалевский, Н. М. Коркунов, Б. Н. Чичерин, В. М. Хвостов, Е. В. Спекторский, Е. И. Гальперин, Г. Ф. Шершеневич, Н. А. Гредескул, П. И. Новгородцев, Б. А. Кистяковский, Л. И. Петра-жицкий. Если Кареев отмечал у этих ученых интерес к обществу, социологии, экономике, то для нас важно еще и то, что почти каждый из них проявлял внимание к проблематике власти и внес полезный вклад в оформление российской кратологической мысли. Более того, в рассматриваемый нами период именно в связи с основными этапами становления и развития социологической мысли в России происходит и заметное восхождение кратологической мысли. Применительно к социологии ныне принято выделять: Первый этап — 1860—1890 годы. Как и на Западе, социология в России возникла в лоне позитивистской доктрины.
Второй этап — 1890—1900 годы. Для этого этапа характерна острая критика позитивистской методологии. Ведущей социологической школой становится неокантианство (Б. А. Кистяковский, 1868—1920, Л. И. Петражицкий, 1867—1931, П. И. Новгородцев, 1866—1924 и др.). Представители старых школ (Н. И. Кареев, М. М. Ковалевский и др.) во многом уточняют свои позиции. Утверждается экономический материализм (или марксистская социология), причем в двух вариантах: ортодоксальный марксизм (Г. В. Плеханов, В. И. Ульянов-Ленин) и неортодо-
* Чичерин Б. Н. Философия права. С. 229—230. 3 В. Ф. Халипов 65
ксальный, "легальный" марксизм (П. Б. Струве, 1870—1944, Н. А. Бердяев, 1874—1948, С. Н. Булгаков, 1871—1944, М. И. Туган-Баранов-ский, 1865—1919), весьма близкий с точки зрения методологии к неокантианству.
Третий этап в развитии русской социологии — начало XX века — был насильственно прерван в 1922 году установками РКП(б) и пролетарской власти*.
Именно в такой хронологической последовательности шло и восхождение российской кратологической мысли, обогащавшейся переводами зарубежных авторов. В эти годы вопросы теории власти получили освещение и развитие в трудах философов, правоведов, социологов.
Казалось бы, далекий от кратологии выдающийся российский философ В. С. Соловьев в своем произведении "Оправдание добра. Нравственная философия" (1899) очень вдумчиво отнесся к идее разделения властей. Правда, в его взглядах немало своеобразия; например, судебную власть он считал второй и т.д. Но это лишь придает особый колорит его суждениям. Приведем развернутые суждения Соловьева, которые несут на себе печать времени и отражают своеобразие его понимания затрагиваемых проблем: "...Три различные власти — законодательная, судебная и исполнительная — при всей необходимой раздельности (дифференциации) не могут быть разобщены (и тем менее должны вступать в противоборство между собою), так как они имеют одну и ту же цель: правомерное служение общему благу. Это их единство имеет свое реальное выражение в одинаковом их подчинении единой верховной власти, в которой сосредоточивается все положительное право общественного целого, как такого. Это единое начало полновластия непосредственно проявляется в первой власти — законодательной, вторая — судебная — уже обусловлена первою, так как суд не самозаконен, а действует согласно обязательному для него закону, а двумя первыми обусловлена третья, которая заведует принудительным исполнением законов и судебных решений. В силу этой внутренней связи, без единства верховной власти, так или иначе выраженного, невозможны были бы ни общеобязательные законы, ни правильные суды, ни действительное управление, т. е. самая цель правомерной организации данного общества не могла бы быть достигнута. Само собою понятно, что должная связь трех властей нарушается не только их разобщением и враждебным противуположением, но также, с другой стороны, смешением их и извращением естественного между ними порядка, когда, например, вторая власть — судебная — подчиняется не первой, а третьей, ставится в зависимость не от единого закона, а от различных органов власти исполнительной"**.
А вот как писал о власти известный дореволюционный ученый-юрист Г. Ф. Шершеневич (1863—1912) в своем труде "Общая теория права": "Юридическое определение не только не способно объяснить реального существа того, что мы называем государством, но оно кроет в себе опасность затемнить перед нами истинную сущность явлений, происходящих в государстве.
* См.: История социологии: Учеб. пособие / Под общ. ред. А. Н. Елсукова. Минск: Высшая школа, 1993. С. 229—230; см. также: Новикова С. С. История развития социологии в России. М.: Воронеж, 1996. С. 23.
** Соловьев В. С. Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1988. Т. 1. С. 460—461 см также с. 73.
66
Понятие о государстве только одно — социологическое. Характеризующий понятие о государстве момент власти, по своей давности и сложности, требует особого рассмотрения.
Самостоятельность государственной власти, которой она отличается от других властей, в своем раскрытии обнаруживает свойства государственной власти. Самостоятельность характеризует государственную власть как независимую, высшую, неограниченную и неделимую. Ни одно из этих свойств в отдельности не покрывает собою понятие о государственной власти*.
Во втором томе рассматриваемого труда Шершеневич подробно говорил о власти в связи с характеристикой публичного и частного права.
Отечественные ученые тщательно анализировали проблематику власти в связи с обращением к истории римского права, и в частности к истории институтов публичного права. Интересна в этом отношении "История римского права" И. А. Покровского**.
Весьма заметную роль в разработке взглядов на власть как социальный феномен сыграли Многие зарубежные ученые***. Покажем это на примере Р. Иеринга (1818—1892) и Л. Гумпловича (1838—1909).
Еще в 70-е годы XIX века немецкий мыслитель Иеринг писал: "Абсолютным, обусловленным целью самого государства требованием представляется то, чтобы государственная власть являлась в пределах государства высшею, преобладающей над всякой другой властью. Всякая другая власть, будет ли она исходить от отдельного лица или будет принадлежать многим, должна быть под государственною властью, последняя должна быть над нею..."****.
Иеринг отмечал, что "Право есть политика власти. Но само собой разумеется политика не отдельного, конкретного случая, — это политика близорукого, политика глупца, недостойная названия политики, — а, напротив, политика разумная, дальновидная, никогда не теряющая из виду абстрактной, т. е. постоянно подлежащей преследованию цели в связи с целями человеческой жизни, — следовательно, политика, которая сознает, что низшей или мимолетною выгодою следует поступиться для достижения высшей, продолжительной"*****.
Много внимания государственной власти, ее исследованию уделял немецкий исследователь Л. Гумплович, особенно в своей книге "Общее учение о государстве" (1877). Об этом говорит уже сам методологически стройный перечень глав этой книги: понятие государства; происхождение государства; основание государств в Европе; социальные элементы государства; нация и национальность; общественные формы; развитие государства; формы государства; государственное управление; парламентаризм; обычай и право; пра-
* Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. Т. 1. Вып. 1. М., 1995 (по изданию 191&—1912). С. 182.
** Покровский И. А. История римского права, 2-е изд. Пг„ 1915. С. 29—33, 87—96,97—114.
*** ДайсиА. В. Основы государственного права Англии. Введение в изучение английской конституции / Пер. с англ. 2-е изд. М.: Тип. т-ва И. Д. Сытина, 1907. 671 с.; Дюги Пеон. Конституционное право. Общая теория государства / Пер. с фр. М.: Тип. т—ва И. Д. Сытина, 1908. 957 с. и др. **** Иеринг Р. Цель в праве. Спб., 1881. С. 232. ***** Там же. С. 190.
во и наука о нем; государственный правопорядок; международные отношения; систематика наук о государстве и праве*.
Во вступительном очерке к этой книге русский переводчик-исследователь И. Н. Неровецкий писал: "Это был социолог-государственник, монист, верно преданный заветам естествознания и стремившийся поставить государственную науку на позитивную почву"**.
Уделяя главное внимание государствоведению, Гумплович определял государство как "естественно возникшую организацию властвования, предназначенную для охраны определенного правопорядка"*** и критиковал определения государства Велькера (1790—1869), Моля (1799—1875), Аренса (1808—1874), Гербера (1823—1891), Гегеля (1770—1831) и др.
Отметим, что Гумплович еще в 1877 году, говоря о политике, заявлял: "Мы имеем в виду область политики; и не в том смысле, в каком слово это употреблялось у Аристотеля и других греческих писателей; ... Только государственное право может считаться "наукой", политика же является лишь своего рода "тактическим учением", катехизисом правил для жизни и деятельности входящих в состав государств людей"****. Гумплович серьезно критиковал Гольцендорфа, который в 1869 году в Берлине в своей книге "Принципы политики" излагал политику как науку.
Можно представить, как же эволюционировали и переменились наши взгляды с тех пор, если мы сегодня, как правило, считаем политику наукой, а о науке о власти практически почти не говорим. Тем не менее, обращаясь к прошлому отечественной мысли, следует еще раз подчеркнуть, что фактически все сколько-нибудь крупные мыслители России на рубеже XIX—XX веков обращались к проблематике власти, к богатому идейному содержанию и лексикону этой области знания.
А. Н. Бердяев в своей книге "О назначении человека", вышедшей в 1931 году в Париже, задаваясь вопросом о природе власти, писал, что в человеке, по выводам психопатологии, "ослаблены инстинкты его природы, инстинкт половой и инстинкт власти, подавлены и вытеснены цивилизацией, создавшей болезненный конфликт сознания с бессознательным"*****.
Как видим, проблематика власти столь богата, широка, многогранна еще и потому, что ее истоки восходят не только к рациональному в человеке, но и к инстинктивному, не только к продуктам сознания, но и к бессознательному.
Таковы власть и ее природа в мире человека, в мире живого. Это уже само по себе указывает на необходимость для науки прежде всего идти к власти, исходить из осмысления власти, а затем уже выстраивать и политику, и науку о политике, т. е. политологию.
Серьезнейший перелом в постановке и налаживании теоретико-методологических исследований власти был конечно же связан с Октябрем 1917 года. Революция — сначала в теории, а потом и на практике — перенесла смысловые ударения, иначе расставила акценты в науке о власти. Главным в науке стало обращение не собственно к власти, а к
* Гумплович Л. Общее учение о государстве. Спб„ 1910. С. Ill—VII, ** Там же. С. XVI. *** Там же. С. 36. **** Там же. С. 464, 467. ***** Бердяев Н. А. О назначении человека. М.: Республика, 1993. С. 60.
политике, борьбе за власть, революции, диктатуре пролетариата. Советам, вопросам руководящей и направляющей роли коммунистической партии, а в перспективе — к проблемам отмирания государства, а значит, и собственно государственной власти, перенос в установках на перспективу упора на общественное коммунистическое самоуправление.
Но это особая глава в истории отечественной и мировой кратологи-ческой мысли. Задача нашего труда видится в том, чтобы привлечь к этому внимание и высказать несколько исходных идей, побудить к последующей перспективной разработке данной проблематики, проблематики сложной, дискуссионной, но для изучения крайне нужной и не подлежащей дальнейшему откладыванию.
Итак, как же развернул кратологическую проблематику в науке и на практике год 1917-й?
Естественно, что в теоретических установках, а еще более в практических делах миллионов, вершивших Октябрьскую революцию и осуществлявших ее курс в последующий период, сказывались программные установки марксизма, большевистской партии. Главные из них следующие:
а) установление диктатуры пролетариата — с фактическим креном собственно к диктатуре, а не к пролетариату;
б) отказ от мировой практики разделения властей, а отсюда — уход от теории власти, от разделения трех ветвей власти к концентрации, соединению в единых органах Советской власти законодательной и исполнительной властей и отодвигание судебной власти на задний план, непризнание ее властью;
в) провозглашение принципа коллективного руководства — с фактическим игнорированием коллективности, особенно в высших органах;
г) упор на единоначалие не только в армии, но и в других сферах деятельности и введение кратких периодов деятельности комиссаров в армии в условиях массовых репрессий против командных и политических кадров;
д) уход в теории и на практике от собственно властного лексикона в сторону повседневных и постоянных рассуждений о руководящей и направляющей роли коммунистической партии.
Эти ключевые моменты отражены в первую очередь в основополагающих теоретических трудах марксизма XIX века и особенно советских времен — К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина, И. В. Сталина, других руководителей КПСС.
Фактическая реальная власть РКП(б), ВКП(б), КПСС и ее руководителей была беспредельной, но об этой власти (кроме Советской власти) даже в последние годы существования СССР речь не шла.
Вот почему даже такой идеологический центр и законодатель теоретических изысканий, как Институт Маркса—Энгельса—Ленина— Сталина при ЦК ВКП(б) (затем Институт марксизма-ленинизма), в целом обходил собственно властную проблематику в течение десятилетий. Наиболее показательны в этом отношении предметные указатели к сочинениям классиков марксизма-ленинизма.
В 1969 году вышел "Справочный том к Полному собранию сочинений В. И. Ленина". В первую его часть входил предметный указатель, составленный 35 научными сотрудниками. В предисловии к нему отмечалось: "Предметный указатель призван помочь читателям лучше и глубже овладевать идейным богатством ленинского наследия. Он со-
ставлен к 55 томам Полного собрания сочинений, включающим около 9000 произведений и документов В. И. Ленина. В указателе имеется несколько тысяч понятий, которые содержат сотни тысяч отсылок к ленинскому тексту... При работе над подготовкой этого издания авторский коллектив взял за основу схему указателя к 4-му изданию Сочинений В. И. Ленина. Однако при этом проведена большая работа по ее улучшению с учетом опыта, накопленного за многие годы работы над изучением ленинского идейного наследия. Значительное увеличение объема работы (в прежнем указателе было расписано 35 томов, включавших 3000 документов и произведений В. И. Ленина) также потребовало нового подхода к составлению схемы. В предметный указатель включены новые важные, актуальные рубрики, которых в прежнем издании не было"*.
Таким образом, в рассматриваемом предисловии подчеркнуто, что в указателе имеется несколько тысяч понятий и что в данный указатель введены новые важные рубрики.
Вправе ли мы ожидать тщательного изучения проблем власти в трудах Ленина? Конечно, вправе. Писал ли Ленин о власти? Да, писал. Указатель свидетельствует, что о диктатуре буржуазии и пролетариата он высказывался тысячи раз, о демократии — множество раз, о бюрократии — около 400 раз**.
Но ведь он говорил и непосредственно о власти, ее разновидностях, и о Советской власти, хотя и меньше, чем о названных выше явлениях и понятиях. Имеется ли в указателе понятие власти? Нет. В указателе нет рубрики "Власть", нет рубрики "Государственная власть", нет рубрики "Советская власть", нет и модного в советскую пору понятия "Политическая власть". И неудивительно, что, кроме "бюрократии" и "демократии", нет вообще никаких других "кратий" (а ведь их в русском языке более полусотни).
Автору данной книги, подготовившему кратологический словарь "Власть", нетрудно назвать до 1000 понятий, прямо связанных со словом "власть", а вот в указателе к главному собранию политических произведений в СССР понятию и явлению "власть" места не нашлось.
Можно ли было в таких условиях ожидать внимания к теории власти, разработки "науки о власти"? Конечно же нет.
То, что это не случайность, подтверждает и второй по значимости источник советских времен — состоящий из трех частей "Предметный указатель ко второму изданию Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса"***. В этом указателе появляются две небольшие рубрики: "Власть законодательная и исполнительная" и "Государственная власть"****.
Если "власть" как феномен в предметных указателях к произведениям К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина не пользовалась должным вниманием, да и в самом марксизме-ленинизме ее заслоняла диктатура пролетариата, то разве можно было рассчитывать на глубокую, концептуально продуманную, всестороннюю науку о власти?
* Справочный том к Полному собранию сочинений В. И. Ленина, Ч. 1. М.: Политиздат, 1969. С. Ill—IV. ** См. там же. С. 136—143, 125—133, 63—65.
*** Предметный указатель ко второму изданию Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса (1—39 тома). Ч. 1. А—М. М.: Политиздат, 1978. Ч. 2. Н—Я. М.: Политиздат, 1978 (40—50 тома). М.: Политиздат, 1986. **** См. там же. Ч. 1. С. 94, 141; Ч. 2. С. 38, 57—58.
И еще одно обстоятельство надо иметь в виду — это то, что марксизм трактовался как имеющий три источника (немецкая классическая философия, английская политэкономия и французский утопический социализм) и три составные части (философия, политэкономия и научный коммунизм). Здесь тоже дело не доходило до адекватного феномену власти разговора. И при всей важности хотя бы политэкономии, материального производства, собственности во всех ее видах, рынка вполне можно утверждать, что власть как реальный многоплановый феномен не только стоит в одном ряду с экономикой, но и нередко ею управляет.
Казалось бы, фантастически выглядит прорыв идей К. Маркса, ф. Энгельса, В. И. Ленина к умам, сознанию и деяниям сотен миллионов людей на всей планете в целом ряде поколений. Но жизнь показывает, что все-таки не за ними закрепляет история роли своих первых лиц.
Или, скажем, не так уж и давно в СССР миллионам людей внушалась мысль о том, что идеи и дела Н. С. Хрущева (в пору его правления), или Л. И. Брежнева (в пору его правления), или М. С. Горбачева (в пору его правления) войдут на века в благодарную память народов. Но прошло совсем немного времени, и каждый из названных руководителей КПСС уже получил свое место на страницах летописи истории.
Науке пришлось пройти через ленинский, сталинский и постсталинский периоды, чтобы наконец-то начать осмысливать явление власти, и прежде всего государственной власти, в России до 1917 года, в Советской России и Советском Союзе.
В России первые обстоятельные работы о сути, особенностях, роли и многообразии форм власти начали появляться после взлета кратоло-гической мысли в конце XIX — начале XX века, потом лишь в конце 80—х годов XX века, а затем уже после 1991 года. Это была пора, когда начинало осмысливаться явление тоталитаризма в годы Советской власти и влияние этой власти на процессы экономической, социальной, политической, духовной и научной жизни. Здесь можно выделить по крайней мере три группы книг. 1. Первая серьезная попытка осмысления феномена власти в последние годы Советской власти.
Назовем следующие издания: Ф. Бурлацкий, В. Мушинский "Народ и власть" (М., 1986); А. П. Бутенко "Власть народа посредством самого народа" (М., 1988); В. М. Карельский "Власть. Демократия. Перестройка" (М., 1990); С. А. Никольский "Власть и земля" (М., 1990); Ю. Феофанов "Бремя власти" (М., 1990) и др.
II. Первые теоретические труды, посвященные становлению науки о власти.
В их числе: "Философия власти". Под ред. В. В. Ильина (М., 1993); М. И. Колесникова, В. Ф. Борзунов "Социология власти" (М., 1994); В. Ф. Халипов "Власть. Основы кратологии" (М., 1995); В. И. Ефимов "Власть в России" (М„ 1996); В. Ф. Халипов "Введение в науку о власти" (М., 1996); "Россия: власть и выборы" (М., 1996); В. Ф. Халипов "Власть. Кратологический словарь" (М., 1997) и др.
III. Публикации, посвященные осмыслению прошлого власти в СССР, ее проявлениям в разных сферах жизни, в том числе и негативным воздействиям на ключевые области жизни, науки, искусства.
В числе книг такого рода: Е. И. Чазов "Здоровье и власть. Воспоминания "кремлевского врача" (М., 1992); В. Сойфер "Власть и наука. История разгрома генетики в СССР" (М„ 1993); А. Богданова "Музыка
и власть (постсталинский период)" (М., 1995); Ф. Д. Бобков "КГБ и власть" (М., 1995); "Социология и власть. Документы и материалы. 1953—1968". Под ред. Л. Н. Москвичева (М„ 1997) и др.
Есть основания считать, что все такого рода издания убедительно свидетельствуют о становлении в России системы знаний о власти. Это тем более важно, что сам феномен власти рассматривается многопланово, все более полно и доказательно.
К проблемам власти и ее различных проявлений обращаются ученые, деятели литературы и искусства, а также многие лица, оказавшиеся волей судеб на руководящих постах.
Не случайно, например, М. Петрачев в "Независимой газете" 29 ноября 1997 года опубликовал статью "Партия власти в России — это "Союз писателей" с подзаголовком "Страсть к сочинению книг компенсирует профессиональные неудачи политиков всех властей". Автор отмечает, что эту тягу российских политиков к писательскому труду подметил еще на заре века Максим Горький. Троцкому и Тухачевскому писательские откровения стоили жизни. В период застоя предвестниками будущего литературного потока на Олимпе власти стали мемуары Хрущева, Жукова и Брежнева. Затем в литературную нишу ринулась первая когорта оставшихся не у дел прорабов перестройки. Писателями от политики стали: Александр Яковлев, Михаил Горбачев, Егор Лигачев, Валентин Павлов, Вадим Бакатин и многие другие бывшие партийные лидеры. Газета называет и ряд других имен*.
Для нас существенно иное: сегодня и книжный рынок, и библиотеки основательно насыщены литературой о властной практике конца XX века. А если учесть, что весьма значителен и поток литературы этого рода за рубежом, то сейчас как раз подошел тот момент в развитии науки, когда есть все необходимые и достаточные основания для того, чтобы начать развивать поистине новое серьезное и перспективное направление — науку о власти (кратологию). Более того, это не просто одна область знания, это — целая группа областей, целая система наук.
А если ставить вопрос в более широком плане, то не пора ли в гигантском здании современной науки наводить порядок по существу — заново выстраивать систему естественных, технических и общественных наук во всем обилии их областей и отраслей, осмысливать и смело развивать новые области знания, переконструировать существующие, уводить с первых ролей конкретных лиц, как не оправдавших надежд и т. д.? А в нашем случае разве не стоит поставить структуру наук с головы на ноги: власти — свое (первое место), а политике — свое (последующее место)?
Приведем еще и такой современный аргумент. Когда в системе вузовского преподавания в 1991/92 учебном году надо было удержать гуманитарные науки, то свою роль сыграло и оперативное введение преподавания политологии. К сожалению, с течением времени по мере деполитизации жизни и в связи с неумелым преподаванием политологии к ней стал падать интерес, и ныне, согласно данным Центра социологических исследований Госкомвуза, "наибольшее неприятие опрошенных студентов (даже у "чистых" гуманитариев) вызывает курс по-"итологии"**.
* См.: Независимая газета. 1997. 29 нояб. С. 8.
** Высшая школа в зеркале социологии. Вып. 1. Тенденции развития российской высшей школы. Ярославль, 1997. С. 154.
Ученые, проводившие исследования в октябре 1996 года и опросившие в 40 вузах России 2000 студентов, пришли к неутешительному выводу: тот факт, что лишь 35,6% студентов считают для себя полезным изучение политологии, свидетельствует прежде всего "о неспособности коллективов многих кафедр политологии, сформированных из бывших преподавателей истории КПСС и научного коммунизма, полностью освободиться от прежних мировоззренческих и идеологических догм, кардинальным образом переосмыслить происходящие общественно-политические процессы и соответственно перестроить свои учебные курсы"*.
Видимо, сказывается и доставшееся от былых времен излишнее усердие педагогов в ненужных рассуждениях о политике и политизации, в пропаганде надоевшей молодежи сугубо политической проблематики вместо активного привлечения внимания к вопросам государственной жизни и государственной власти, к сугубо конституционной проблематике и необходимости введения жизни не в так называемое политическое русло, а в русло конституционное, государственное. Именно такой подход отвечает установкам нынешнего законодательства на пребывание вне политики широкого круга государственных служащих (в том числе военнослужащих).
Подведем итоги анализа, проведенного в данной главе. Власть в ее различных видах и формах с давних пор, со времен возникновения на заре цивилизации представлений о жизни человека и общества, пользуется все возрастающим вниманием. К ее осмыслению и истолкованию обращались многие выдающиеся умы человечества и многие правители разных времен и народов.
К нашим дням накоплен достаточный материал для обдуманного, квалифицированного, нацеленного на перспективу построения системы знаний о власти, точнее — системы наук о власти. Такова главная цель этой книги. Теперь мы приступаем непосредственно к систематизации знаний, относящихся к сфере власти.
* Высшая школа в зеркале социологии. Вып. 1. Тенденции развития российской высшей школы. С. 154—155.
«все книги «к разделу «содержание Глав: 31 Главы: < 8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. >