Первые секретари региональ­ных комите­тов КПСС

Первые секретари столичных горкомов КПСС

Председа­тели обл­исполкомов

Всего

50

41

50

141

Остались на руководящих административных постах

8

5

20

33

Перешли на предприятия государственного сектора

16

18

11

44

Перешли в

частный сектор

19

13

14

46

Покинули регион

7

5

5

17

Исходя из очевидной кадровой преемственности правящего слоя, многие ученые и публицисты полагают, что у власти осталась лишь слегка подновленная номенклатура, в среде которой произошла смена поколений. Развитие номенклатуры, однако, имеет логику и пределы своего развития. Ясно, что с распадом тоталитарной систе­мы номенклатура превращается в иное социальное образование (об­разования). Нужен анализ обстоятельств и результатов этой трансформации, а не повторение привычного, мертвого слова.

Важнейшей структурной реформой, определившей не просто расстановку сил в правящем слое, но изменение самой природы господствующих групп, стала приватизация. При всем различии в оценках этой беспрецедентной по размаху и скорости социально-экономической реформации, эксперты (не служащие в ГКИ) практически единодушно отмечают разительное несоответствие как способов ее осуществления, так и результатов - официально заявленной задаче «народной» приватизации по созданию «широкого слоя собственников». При этом почти столь же единодушно эксперты (в отличие от политиков) оговариваются, что по-другому в России вряд ли могло и быть. «Российская чековая приватизация, - замечает К.Г.Холодковский, - не стала исключением в ряду тех реформ, результаты которых существенно расходятся с заявленными целями». К этому можно добавить, что благодаря такому существенному расхождению чековая приватизация, пожалуй, и была проведена. Упреки В.А.Найшуля либеральным реформаторам в «нелиберальности» их приватизационного проекта, не учитывающего сложившиеся в системе административного торга связи и обычное право - в том числе право на административную ренту - оказались напрасными.

При определении приоритетов и нормативных условий приватизации оппонентами высшего государственного руководства выступали следующие группы интересов: ведомственная бюрократия, региональная номенклатура, директорат, а также новые предприниматели; при этом властвующие группы, апеллируя к общественности, манипулировали интересами производственных коллективов и бюджетников. Отношения любой пары из перечисленных сторон представляют собой самостоятельный узел противоречий (нужно добавить, что региональная номенклатура раскололась на еще одну конкурирующую связку: региональная администрация - муниципалитеты крупных городов). Ведомственное и региональное чиновничество боролось - в том числе друг с другом - за жесткий административный контроль над приватизацией (разрешительный порядок, ограниченность и неспешность) и связанную с ним административную ренту. Представляющие в основном торговый и ссудный капитал новые предприниматели, которые и должны были платить указанную ренту, в целом были заинтересованы в открытом и конкурентном характере приватизации (но успешно приспособились и к бюрократическому монополизму, о чем будет сказано ниже). Особое значение имела позиция директората - главного претендента на плоды приватизации. Уже с принятием в 1990 г. Закона РСФСР «О предприятиях и предпринимательской деятельности» директора получили значительную независимость не только от бюрократической опеки, но вообще от государственного и социального контроля. Странное положение практически независимого распорядителя «еще государственной» собственности, не отвечающего ни капиталом, ни должностью, объективно предоставляет наилучшие возможности для реализации частного интереса. Поэтому директора в своем большинстве, защищая обретенную независимость от ведомственной и региональной бюрократии, были заинтересованы не столько в скорой приватизации, сколько в продлении «переходного периода».

По мере того, как приватизация становилась государственной кампанией, директорат, ссылаясь на «интересы трудовых коллективов», и в целом пользуясь поддержкой работников своих предприятий (что определялось целым рядом факторов: корпоративное единство в борьбе за льготы, клиентельная зависимость и традиция советско-заводского патернализма, боязнь «капиталиста» и неприя­тие «чужаков-нахлебников»), сумел добиться выгодных для себя нормативных условий. Речь идет прежде всего о продаже основных фондов по остаточной стоимости и о так называемом втором варианте приватизации (который, как известно, стал основным: 70% акционировавшихся предприятий) - этот вариант наиболее близок сложившемуся в 1989-1992 гг. «переходному» положению. Н.К.Кисовская, изучив перипетии партийно-политической борьбы вокруг приватизации, пришла к выводу, что Верховный Совет не смог активно влиять на приватизационную политику - ее монополизировал ГКИ, опираясь на поддержку Президента и руководствуясь «революционной целесообразностью», отстаивая однажды принятую позицию и обвиняя оппонентов в защите интересов номенклатуры. «Но вот что удивительно, - отмечает исследователь, - почему - при всем накале кампании против «генералов от индустрии» и «номенклатурной приватизации» - ГКИ не сумел поставить какие-либо заслоны на ее пути? Не признавало ли молчаливо ведомство Чубайса директорат своим естественным союзником?»

Между тем отношение директората к приватизации «по-Чубайсу» не было ни однозначным, ни постоянным. Аналитики фонда «Об­щественное мнение» зафиксировали раскол директората по этому вопросу в зависимости от конкурентоспособности той или иной отрасли и конкретного предприятия. В 1995 г. происходит резкий перелом в отношении директоров к приватизации крупных предприятий: доля ее сторонников снизилась до 1/3, а доля противников выросла почти до 3/5. Рост антиприватизационных настроений объясняется тем, что завершившаяся ваучерная приватизация обернулась для директората уменьшением возможностей получать госдотации, усилением экономической ответственности за конкурентоспособность предприятия, ростом конфликтности в отношениях с работниками и акционерами.

Иными причинами обусловлено критическое отношение к приватизации в госаппарате: управленцев не устраивает то, что реальная собственность уходит к директорам, а вся тяжесть социальной ответственности и социального недовольства ложится на плечи местных администраций. Конфликт директората и бюрократии, отражают, например, социологические данные об отношении населения к деятельности местных властей. При наблюдаемом в 1993-1995 гг. росте общественных симпатий к местным властям, директора оказались единственной (!) социальной группой, в которой число оценивающих положительно работу областных или республиканских властей не только не растет, но и сокращается. Отмечен­ная напряженность имеет любопытный и несколько неожиданный эффект: если на начальном этапе приватизации негативную реакцию управленцев вызывали преимущественно предприниматели, то сейчас в глазах чиновничества предприниматель оказывается привлекательнее директора. Профессор Клямкин и его коллеги полагают, что, видя в предпринимателях не только возможных выгодных покупателей госсобственности на «послеваучерном» этапе приватизации, но и союзника в борьбе против «зарвавшегося» директорского корпуса, бюрократия пытается вернуться на поприще активной хозяйственной деятельности.

Собственно говоря, аппарат хозяйственное поприще и не оставлял. С началом реформ повсеместно расцвело предпринимательство администраций: органы государственной власти и органы местного самоуправления создавали товарные и финансовые пулы - распорядителями таких фондов, как правило, назначались заместители главы соответствующей администрации; привыкшие к функциональному синкретизму советско-хозяйственного аппарата чиновники в новых рыночных условиях стали осваивать оптовый бартер, учреждали биржи и торговые дома, акционерные общества и совместные предприятия. Со временем такая простота и непосредственность совмещения государственной власти с распоряжением государственной собственностью сохранилась лишь местами (из ряда вон выходящий случай - Корпорация Калмыкия, по замыслу основателей совпа­дающая с Республикой Калмыкия). Функциональному и институциональному разделению способствовало в большей степени не упорядочение законодательства (оно до сих пор в беспорядке), а упорядочение чиновничества: созданы различного рода специализированные коммерческие структуры с тем или иным участием органов власти, в эти структуры и перешла значительная часть чиновников, сохранив при этом тесные связи с соответствующими администрациями. Финансовая власть администраций основывается не только, а может быть и не столько на распределении бюджетных средств, сколько на распоряжении весьма значительными внебюджетными фондами. Последние формируются за счет занижения доходной части при принятии бюджета (полученные «незапланиро­ванные» доходы идут во внебюджетный фонд), а также за счет неофициального оброка с предприятий, расположенных на подвластной территории.

При таком положении дел невозможно провести границу между «общественным» предпринимательством администраций и частным (частно-корпоративным) предпринимательством администраторов. Когда отсутствует система публичного контроля, слова «государ­ственная» или «городская» в названиях новообразованных кампаний, еще не делают их публичными корпорациями, равно как возглавивших эти кампании администраторов-предпринимателей - государственной буржуазией (под таковой принято понимать высший управленческий персонал государственных экономических институтов). Речь в данном случае скорее идет о разновидности бюрократического капитала, о его отрасли: выступающие коммерческими агентами администраций структуры, которым бесплатно или за бесценок передаются казенные помещения и средства связи, предо­ставляются кредиты и льготы, занимаются реализацией неконтролируемых обществом предпринимательских проектов. Получающих прибыль предприимчивых чиновников принято определять как бюрократическую буржуазию. Феномен бюрократической буржуа­зии хорошо описан в литературе, посвященной процессам модернизации в развивающихся странах. Бюрократическая буржуазия в идеальнотипическом истолковании не тождественна коррумпирован­ному чиновничеству: коррупция сама по себе еще не превращает чиновника-взяточника, расхитителя в предпринимателя, если полученные нечестным путем средства не вложены в какое-либо дело. При этом эксперты подчеркивают низкую экономическую эффективность бюрократического капитала. При большом удельном весе бюрократического капитала его неэкономичность оборачивается неэффективностью экономики в целом - крайней монополизированностью и отсутствием условий для цивилизованной конкуренции, в чем и заинтересована бюрократическая буржуазия.

Бюрократический капитал, будучи результатом сращивания чиновников-дельцов с частным предпринимательством, помимо того, что он связан с коррупцией государственной службы, деформирует и само предпринимательство. Проблема не только в снижении эффективности последнего за счет прибавления к собственно экономическим издержкам производства затрат на обеспечение возможно­сти вообще заниматься предпринимательством. Заражая предпринимателей привычкой к административному монополизму, рассекая предпринимательский слой на группировки, действующие - каждая под своей административной «крышей» - и враждующие друг с другом, бюрократизация частного предпринимательства препятствует его социальному созреванию, то есть становлению предпринимательского класса, сознающего свои общие, стратегические интересы, готового взять на себя бремя общественного лидерства и ответственности. Именно это мы наблюдаем сегодня в России. Част­ный капитал, в основном торговый и ссудный, значительно укрепил свои позиции, активно участвуя в «малой» приватизации, освоив, наряду с валютными сделками, биржевые и внебиржевые операции с ваучером, а главное - наладив тесные связи с чиновничеством и депутатским корпусом на всех уровнях властной иерархии. При этом прямо-таки напрашивается историческая аналогия с Россией предреволюционной. Сходство процессов впечатляет и не может не настораживать. Тем более, что есть фактор, принципиально отличающий, буржуазную эволюцию российского общества в начале и в конце XX в.: в сегодняшнем сращении предпринимательства и госаппарата активно участвует организованная преступность, и ее размах, техническая оснащенность, национальная и интернациональная организация представляют самую большую угрозу российской государственности.