_ 20. 2. Consumptio. 3. Отличие плодов от капитала

С первого взгляда всякому ясно, что возвратить fructus extantes вообще легче, нежели fructus consumpti. Это обстоятельство объясняет особенности нашего института лишь в том случае, если предположить, что право желало предоставить добросовестному владельцу в виду его достохвальной честности особое преимущество насчет собственника. Сбережение добросовестному владельцу труда и хлопот было бы здесь как раз подходящим подарком. Но если не верить в эти особые милости гражданского права по отношению к незнающему владельцу, тогда вопрос усложняется. Обыкновенно права верителей, собственников и других управомоченных не изменяются смотря потому, трудно ли или легко другой стороне удовлетворить их притязания. Часто трудность удовлетворения влечет за собою для обязанного еще большие затруднения и неудобства, как-то необходимость вознаградить за вред, уплатить неустойку и т. п. Разные послабления в этой области и отступления от общих начал современного частноправного строя экономических отношений едва ли были бы разумны в виду того, что известная степень строгости и последовательности права собственности и обязательственного права необходимы с точки зрения экономической и культурновоспитательной.

Один из самых основных и существенных принципов современного общественного строя состоит в обеспечении собственнику доходов от предмета его собственности. Наш институт представляет очевидно ограничение этого коренного принципа; в пользу такой непоследовательности должны существовать особые основания.

Собственник лишается доходов от своей вещи вследствие consumptio co стороны добросовестного владельца. Какое значение может здесь иметь consumptio?

Для выяснения этого значения мы позволим себе начать с несколько тривиальных примеров. Первоначальное значение выражения consumptio - проглотит, съесть. У животных и примитивных людей соответственное явление имеет то решающее значение, что поймавший добычу или собравший плоды лишается добытых благ, если он возвратится к месту их нахождения после съедения их другим животным или человеком. Он может только прогнать или умертвить противника и воспользоваться лишь остатками, если таковые extant.

Теперь представим себе следующий возможный случай. Какое-либо животное проглотило случайно кусок бумаги, на котором сообщалась весьма важная для нас, но еще нам неизвестная тайна. Смотря по обстоятельствам, возможно, что животное будет немедленно убито для того, чтобы узнать эту тайну. Во всяком случае здесь возникает вред; необходимо разрушить живой организм.

Если бы то же сделал человек, то помочь делу невозможно, потому что для открытия тайны пришлось бы пожертвовать человеческою жизнью.

Теперь более романистическая аналогия: Seius застроил в свое здание bona fide или заведомо строевые материалы, принадлежащие Тицию. Здесь произошла, так сказат, не физиологическая, а механическая consumptio. Аналогия с физиологическим поглощением состоит в том, что для извлечения застроенного бревна необходимо разрушить постройку. Этот случай предусмотрен законом XII таблиц.

Lex duodecim tabularum neque solvere permittit tignum furtivum aedibus vel vineis iunctum neque vindicare (quod providenter lex effecit, ne vel aedificia sub hoc praetextu diruantur vel vinearum cultura turbetur): sed in eum, qui convicttis est iunxisse, in duplum dat actionem (1. 1 D. de tign. iuncto 47,3).

Стало быть, Titius, узнав, где находятся украденные у него бревна, получит лишь extantia tigna, т.-е. Лишь незастроенные бревна. Его право собственности на застроенные бревна не может быть осуществлено. Мотив закона состоит, конечно, не в оказании милости правонарушителю, который пользуется чужими материалами для своих целей, а в bonum publicum, в народнохозяйственных соображениях. Ограничение права собственности должно здесь предотвратить разрушение построек и виноградников (ne vel aedificia sub hoc praetextu diruantur vel vinearum cultura turbetur). Обыкновенно осуществление гражданских притязаний не вредит народному хозяйству. Известное хозяйственное благо переносится только из одного хозяйства в другое. Мало того, гражданское право вообще и в особенности те принципы его, которые касаются менового оборота, устроены так, что они способствуют движению хозяйственных благ туда, где эти блага имеют большую ценность и полезность; осуществление правил гражданского права вообще ведет к увеличению народного благосостояния, к умножению хозяйственных благ путем передвижения объектов к тем субъектам, которые из них могут извлечь особенно большую пользу с точки зрения производства или потребления (к подходящим дестинатарам). Здесь, напротив, последовательное проведение принципа частной собственности влекло бы за собою уменьшение народного богатства. Это было бы передвижение, соединенное с разрушением хозяйственных благ; такое разрушение предупреждает институт tignum iunctum (точно так же, как и соответственные более общие правила гражданского права, как то: inaedificatio, implantatio, avulsio, adiunctio)*(90).

Предыдущие примеры представляют конкретный символ нашего института. Институт tignum iunctum представляет наглядное воплощение той же мысли, которая в более скрытом и отвлеченном виде лежит в основе принципов деления доходов между собственником и добросовестным владельцем. Дом или организм это символы целого имущества в развитой экономической жизни. Чтобы более наглядно выразить нашу мысль, посмотрим на имущество в эпоху особенно развитой экономической жизни, в наше время, и притом на имущество, которое принимает участие в хозяйственном обороте, не лежит закопанным в земле или не хранится спокойно в чулке или в банке, а живет экономическою жизнью.

Такое имущество есть стройный организм, есть здание, которое имеет свой фундамент, свои стены, крышу и т. д. Это здание, из которого нельзя вынимать встроенных балок, иначе оно рухнет. Это машина, из которой нельзя вынуть ни одного винтика; иначе остается одна мертвая масса без движения.

Имущество деятельного сельского хозяина не хранится в кассе, а вложено в землю, в машины и орудия, в рабочий скот. Если бы имущество его лежало в кассе, внезапное лишение части имущества произвело бы только то последствие, что его богатство соответственно бы уменьшилось, а какое либо другое имущество соответственно увеличилось. Абсолютного вреда нет. Но если его имущество живет экономическою жизнью, то последствия окажутся более серьезные. Предположим, из имущества сельского хозяина внезапно изъяли часть земли. Но этот кусок земли исполнял известную роль в хозяйстве, напр.. в этом году был предназначен на посев кормовых трав. Вследствие лишения этого куска земли вся система хозяйства придет в расстройство. Потребуется несколько лет, пока хозяин, поделив оставшееся количество земли на новые части, восстановит правильный севооборот. Так как для всякого рода посева при правильном хозяйстве должна быть в каждом году предназначена определенная част, напр. 1/9, всей земли, то вследствие нового деления участков придется на различных частях земли несколько лет, напр. 9, сеять не то, чего требует, нормальное хозяйство. Далее, для меньшего количества земли окажется излишним известное количество скота и орудий обработки. Придется излишние части инвентаря продать, вероятно, много ниже нормальной цены. За то придется купит корму для скота, потому что этого необходимого продукта хозяин у себя не имеет.

Еще много опаснее отнять у хозяина часть рабочего скота или орудий обработки. В этом случае или хозяйство придет в расстройство, или появится долг; а если кредит исчерпан? Тогда появится в хозяйстве болезни, порок, может быт, неизлечимый.

Возьмем другого производителя-фабриканта или ремесленника. Всякая часть их имущества есть часть сложной машины. Менее всего представляет опасности взят ту часть их имущества, которая состоит в деньгах. Но и деньги у них праздно не лежат. они предназначены на закупку материала, на ремонт, на уплату срочного долга и наем рабочих. Какое бы ни было их предназначение, внезапное изъятие этих денег из кассы может нанести удар всему хозяйственному плану, всей наперед определенной системе хозяйства; оно не будет уменьшением имущества только на изъятую сумму, а может повлечь за собою экономический вред, много раз больший. Если фабрикант не может купить материала для производства или уплатить рабочим, то часть его постоянного капитала не принесет обыкновенной пользы; если внезапно изъять из его кассы 1000, то народное имущество не потерпит вследствие перенесения этой тысячи в другое имущество никакого убытка, но дальнейшим последствием этого перенесения может быть уменьшение национального богатства на 10,000.

Было бы излишне приводить здесь подобные соображения О хозяйстве купца, банкира и т. п. Их имущества подвергаются подчас разрушению вследствие опоздания какого-либо ожидаемого платежа.

Существо современного производительного частного хозяйства состоит в том, что всякая составная часть имущества имеет определенное производительное значение и соответственную специальную форму. Органы частнохозяйственных организмов дифференцированы. Важнейшее явление в этой области состоит в делении имущества на постоянный и оборотный капитал. Постоянный капитал имеет производительное значение лишь постольку, поскольку он оплодотворяется достаточным оборотным капиталом. В постоянном капитале можно в свою очередь различать разные составные части, которые исполняют самостоятельную и для производительности всего хозяйства необходимую функцию. То же имеет место по отношению к оборотному капиталу. Эта дифференциация органов и функций ведет необходимо к тому явлению, что отсутствие какого-либо хозяйственного органа влечет за собою несоразмерный вред, который может многократно превысить ценность недостающего органа.

Дифференциация хозяйственных органов развивается исторически. На низких ступенях развития частное хозяйство так же мало дифференцировано, как примитивные организмы.

Как от организма низкой ступени развития можно отделить половину, три четверти без прекращения жизни, так и от имущества низкого экономического типа можно безвредно отнять большую или меньшую часть. Если бы у библейского Якова отняли половину его имущества, т.-е. половину его кочующих стад, и отдали другому. произошло бы не больше как деление имущества на две равно полезные и жизнеспособные части, как и прежде. Но из развитого организма, из сложной машины, из стройного здания, из имущества развитой экономической жизни нельзя внезапно изъять какой-либо части, иначе прекратится жизнь, остановится движение, падет здание, произойдет потеря, превышающая много раз ценность изъятой части.

Мало этого, не только каждое отдельное имущество в развитом обороте составляет один организм, одно здание, но и совокупность отдельных имуществ есть одно большое здание, одна большая машина, машина национального производства. Одно имущество опирается на другое. Разрушение одного имущества распространяет экономическую смерть и разрушение вокруг себя. Что производит экономическое падение одного фабриканта, купца, банкира? Рабочие лишаются заработка, прочие производители части сбыта своих продуктов; люди, имевшие отношения кредита с павшим имуществом, сами разоряются и распространяют далее разорения вокруг себя. Экономические кризисы общие и частные, говорят слишком убедительно. Система имущества это дом из карт. Строят его долго и терпеливо, но достаточно несколъких минут, чтобы падение одной карты постепенно повлекло за собою разрушение всего дома.

Продолжаем наше сравнение. Tignum iunctum это есть вещь приведенная в органическую связь со зданием; это есть вещь, вошедшая в органическую связь с имуществом.

Но между отношением tignum к целому зданию и части имущества к целому есть важная разница. Tignum iunctum играет в здании роль механическую; изъятие tignum iunctum влечет за собою разрушение дома по механическим законам тяготения, как изъятие части организма влечет смерть по биологическим причинам.

Части имущества соединены иначе. они соединены планом будущего производства, предусмотрительностью. Изъятие части имущества влечет за собою смерть и разрушение не механически, а вследствие неоправдания хозяйственного плана. Поэтому изъятие это не действует смертельно, если оно было предусмотрено в хоз. плане.

Если фабрикант знает, что в следующем году или месяце ему придется уплатить такую-то сумму по векселю, то в его хозяйственном плане является особый предусмотренный пост. Посредством соответственных операций он отделяет постепенно от своего имущества требуемую сумму или, имея уже теперь эту сумму, не соединяет ее с имущественною машиною, напр., не расширяет объема производства, или вводить ее в машину производства так, что к требуемому сроку может ее опять освободить. Точно также сельский хозяин, предусматривая, что он может лишиться определенного куска земли, не введет его в общую систему хозяйства, а будет так хозяйничать, чтобы отнятие этого куска не повею за собою замешательства и расстройства всего хозяйства, напр., не построит на спорном участке своих хозяйственных зданий.

С этой народно-хозяйственной точки зрения, а не с точки зрения честности или нечестности следует обсуждать и объяснять правила О bona или mala fides, о знании или незнании о чужом праве. Только с этой точки зрения можно понять гражданскополитическое значение римских правил о bonae fidei possessio и достигнуть правильного регулирования этого вопроса в будущих гражданских уложениях. Bonae fidei possessio есть опасное и вредное явление в народном хозяйстве, потому что она ведет необходимо к ошибочному хозяйственному плану. Она причиняет в своей сфере такого же рода вред, как опасные явления природы: огон, падеж скота, градобитие, или как экономические опасности: кризисы, уничтожение рынков сбыта в соседних государствах путем запретительных пошлин и т. п.

Потрясения, причиняемые частному хозяйству (и косвенно народному хозяйству) вредными явлениями природы, предупреждаются страхованием. Вред от bona fides гражданское право должно нейтрализовать ограничением осуществления тех прав, к которым bona fides, как незнание, относится. И действительно, римское право содержит систему норм, исполняющих эту экономическую функцию.

В области bonae fidei possessio сюда относится прежде всего usucapio, давность владения. Вследствие usus, вследствие постепенного сращения чужой вещи с хозяйством добросовестного владельца чужая вещь превращается в tignum iunctum в экономическом смысле. Чтобы предотвратить хозяйственное разрушение, которое является последствием внезапного изъятия вещи из хозяйственного организма? осуществление собственности ограничивается известным пределом времени, напр., десятилетним сроком. С течением времени вообще владелец делается все более и более правильным дестинатаром вещи, а невладелец перестает быть таковым. С хозяйственным организмом владельца вещь срастается; от хозяйственного организма невладельца она отчуждается, потому что не играет в нем никакой роли ни на деле, ни в хозяйственном плане. В пользу того, что невладеющий собственник с экономической точки зрения является вообще мало годным дестинатаром вещи, что соответственное экономическое благо не имеет для него существенного значения, говорит часто и то обстоятельство, что он в течение столь продолжительного времени не проявил достаточного желания и энергии, чтобы осуществить свое право. С другой стороны, институт давности создает для собственников, дорожащих вещью, мотивы позаботиться своевременно о выяснении юр. положения и осуществлении своего права, так что этим косвенно уменьшается масса и продолжительность ошибочных и опасных хозяйственных положений. Одним словом, институт давности представляет особый юридический способ такого распределения благ, которое увеличивает народное богатство (или предупреждает его уменьшение), потому что соединяет хоз. блага с экономически правильными дестинатарами, не допускает болезненной операции извлечения tiguum iimcturn из хозяйственного здания владельца*(91).

С той же экономической точки зрения следует обсуждать и римские правила об издержках, сделанных владельцем чужого участка, в частности отношение римского права к добросовестным и к недобросовестным владельцам. Господствующее мнение объясняет последнее очень просто. Римское право милостиво относится к добросовестным людям и карает недобросовестность. Правила о возмещении издержек одною ступенью строже по отношению к недобросовестному владельцу, нежели по отношению к добросовестному. Последнему возмещаются необходимые и полезные издержки. первому только необходимые. Сообразно с этим взглядом составители германского проекта гражданского уложения (первого чтения) видят в невозмещении imp. utiles недобросовестному владельцу poena privata за его недобросовестность и, следуя общепринятому принципу, что poenae privatae римского права не должны теперь иметь значения, устраняют в проекте всякое различие между добросовестными и недобросовестными владельцами.

Между тем из источников видно, что уже римские юристы глубже понимали этот вопрос и в частности в невозмещении imp. utiles видели не наказание за нечестность, а только естественное последствие того, что malae fidei possessor может предвидеть угрожающее ему отнятие участка и сообразовать с этим свои хозяйственные планы и поступки. Так, напр., в 1. 38 D. de . ?. 5, 3 находим совершенно рациональное замечание: de se queri debeat, qui sciens in rem alienam impendit. Точно также в _ 30. J. de rer. div. 2, I читаем: nam scienti alienum esse solum potest culpa obici, quod temere aedificaverit in eo solo, quod intellegeret alienum esse. Позволить знающему владельцу (scienti alienum esse solum) делать т. н. полезные издержки насчет собственника было бы в высшей степени опасно. Эти издержки и их размер (в отличие от imp. necessariae) не определяются наличными потребностями хозяйства. а могут быть производимы в любом размере и направлении. Malae fidei possessor мог бы посредством них произвольно и умышленно обременят собственника не по средствам последнего или производить такого рода изменения, для которых собственник не является годным дестинатаром, которых собственник не мог и не сумел бы производительно эксплуатировать. Право не может поощрять владельца к такому экономически вредному поведению, а, напротив, должно создать для него мотивы воздержаться от произвольного обременения управомоченного. Это достигается законом о невозмещении не необходимых издержек. Если же в конкретном случае знающий владелец не принял во внимание, что он производит издержки на чужой участок, и потом не получает возмещения этих издержек, то он не может жаловаться на объективный правопорядок, а только de se queri debet. Иное положение незнающего владельца, который считает участок своим, и собственное хозяйство и имущество которого могло бы подвергнуться опасному потрясению и разорению, если бы объективное право не приняло во внимание его извинительного заблуждения и не обеспечило бы его против случайной потери. Bonae fidei possessor действительно мог бы жаловаться на неразумность права, несовершенное устройство которого ведет к таким скрытым опасностям. Весьма важная и существенная задача гражданского права состоит в том, чтобы субъектам частных хозяйств гарантировать плоды их закономерной хозяйственной деятельности, чтобы производители спокойно и безопасно могли составлять и исполнять свои хозяйственные планы, не опасаясь скрытых подводных скал, парализующих их энергию и предприимчивость и подвергающих их хозяйство, а также личное и семейное благосостояние неожиданным опасностям и потрясениям.

Что причиною различного отношения права в различных случаях к т. н. полезным издержкам является не добросовестность или недобросовестность в обыденном смысле, а возможность или невозможность правильного хозяйственного расчета в зависимости от scientia или ignorantia, не трудно было бы убедиться путем индуктивного сопоставления различных правовых норм, касающихся возмещения итр. utiles. Здесь не место для приведения и разбора всего относящегося сюда материала и мы ограничимся лишь одним фрагментом, где о недобросовестности субъекта, сделавшего imp. utiles, речи быть не может, а между тем он не получает возмещения. 1. 9 _ 1 D. locati 19, 2 гласит:

Нис subiungi potest quod Marcellus libro sexto digestorum scripsit: si fructuarius locaverit fundum in quinqiieimium et decesserit, heredem eius non teneri, ut frui praestet, non magis quain insuja exusta teneretur locator conductori. sed an ex locato teneatur conductor, ut pro rata temporis, quo fruitus est, pensionem praestet, Marcellus quaerit, quemadmodum praestaret, si fructuarii servi operas conduxisset vel habitationem, et magis admittit teneri eum: et est aequissimum. idem quaerit, si sumptus fecit in fundum quasi quinquennio fruiturus, an recipiat et ait non recepturum, quia hoc evenire posse prospicere debuit. quid tamen si non quasi fructuarius ei locavit, sed si quasi fuiidi dominus videlicet tenebitur: decepit enim conductorem: et ita imperator Antoninus cum divo Severo rescripsit.

В обоих случаях очевидно на стороне арендатора нет никакой недобросовестности. В первом случае, т.-е. если он знает, что заключил договор аренды с узуфруктуаром, он находится в благоприятном положении знающего владельца, т.-е. он может составить осторожный и правильный хозяйственный план. Если он тем не менее поп prospexit, то сам виноват в своей потере. Напротив, если он по извинительному заблуждению полагал, что арендует участок от собственника, то он находится в положении незнающего владельца. Он не мог предвидеть, что участок может быть у него отнят до истечения срока аренды. Его хозяйственный план при всей осторожности с его стороны должен был заключать в себе важную ошибку. Против последствий такой deceptio его страхует положение о возмещении издержек.

Отсюда между прочим видно, почему после litis contestatio не возмещаются imp. utiles, почему litis contestatio и в области возмещения издержек ведет за собою последствия mala fides. Начало процесса есть предостережение, которое ведет к осторожному и правильному хозяйственному поведению. Прежний bonae fidei possessor может с этого момента исправить свой хозяйственный план. Он впредь не будет приводит свое хозяйство в органическую связь со спорным участком, напр., не будет возводить на нем новых построек. Напротив, он может воспользоваться временем процесса для того, чтобы подготовить эвентуальное отделение спорного участка от своего хозяйства, дабы это отделение могло быть произведено по возможности без вреда и хозяйственных потрясений. Правило римского права о невозмещении imp. utiles после litis contestatio создает для владельца мотивы для этого экономически разумного поведения, а отнюдь не имеет в виду наказать владельца за то, что против него возбужден процесс.

Столь же разумная экономическая политика лежит в основании римских правил об imp. necessariae и voluptuariae. Imp. necessariae являются необходимым условием нормального хода хозяйства, кто бы им ни заведывал. Упущение их влекло бы за собою разрушительные последствия для хозяйства, как такового, и в этом смысле собственник является тоже годным дестинатаром imp. necessariae, сделанных владельцем. Поэтому право должно устранить мотивы воздержания от этих издержек и вообще гарантировать недобросовестному владельцу и в частности всякому владельцу после L. С. полное их возмещение, что римское право и делает. Imp. voluptuariae, сооруж±ния, сделанные владельцем для личной прихоти или роскоши, обыкновенно не нашли бы в последующем хозяине годного дестинатара, а только обременили бы его, может быт, скромный бюджет необходимостью возмещения: римское право советует владельцам чужих имений etc. воздерживаться от производства этих издержек. поставляя им на вид, что они им возмещены не будут*(92).

Найдя экономическое значение bona fides, как источника ошибочных частнохозяйственных планов, как источника опасного сращения чужих хозяйственных благ с хозяйством "добросовестного" субъекта, мы можем приступить к объяснению функции нашего института в народном хозяйстве. Но прежде мы должны еще найти существо различия между плодами и прочими хоз. благами, играющего важную роль в нашем институте.

Чтобы определить причинную зависимость правил нашего института от того, относятся ли известные хозяйственные блага к плодам или нет, мы соответственно нашему методу должны привлечь для индуктивного сопоставления другие правовые явления, где различие между плодами и прочими хоз. благами тоже не остается без влияния. Подробная индуктивная переработка соответственного материала для определения экономического существа понятия fructus и значения этого понятия для цивильной политики находится в другом нашем сочинении "Lehre v. Emkommen" (__ 3.16)и мы можем поэтому сослаться на это сочинение и воспользоваться здесь непосредственно следующим, там подробно обоснованным общим положением: существо плодов (fructus) состоит в том, что они представляют потребительный фонд boni patris familias. Это между прочим выражается и в этимологии слова fructus, которое собственно означает предмет хозяйственного и умеренного потребления (frugi, frugalitas). Соответственно периодичности наших потребностей bonus pater familias заботится о том, чтобы этим потребностям соответствовал периодический (периодически возвращающийся) потребительный фонд (fructus, reditus, rendita, revenue) и потребляет только такие прибыли, которые способны к периодическому возвращению (но не единовременные прибыли, напр., наследство, легат, thesaurus, partus ancillae и т. п., которые причисляются к капиталу). Принципу периодичности дохода противоречит умаление или истощение источника дохода, поэтому с понятием frui соединяется постулат salva rerum substantia. Для хозяйственной правовой политики, в частности для финансовой политики (напр., ordinarium и extraordinarium бюджета, определение объектов обложения, в частности и в особенности объекта подоходной подати*(93) и политики гражданского права эти общие постулаты (объективированные в понятии: доход, fructus, reditus) имеют весьма важное значение: нормы права, регулирующие хозяйственные явления, должны вообще принимать их во внимание и не мешать или даже положительно содействовать их осуществлению. Эти же хозяйственные постулаты необходимы и для понимания многочисленных правил римского права о fructus, жежду прочим и правила ? fructus при actio hypothecaria. Оставляя здесь в стороне весь прочий индуктивный материал римского права, дающий приведенные общие положения, мы все-таки считаем нужным сказать несколько слов об отношении actio hypothecaria к плодам в виду того, что здесь мы находим поразительную аналогию с принципами нашего института. В закладном праве точно так же. как и в учении о добросовестном владении, имеет важное значение деление fructus на consumpti и extantes, a именно залогоприниматель может путем actio hypothecaria требовать от залогодателя только fructus extantes. Потребление плодов освобождает залогодателя от всяких обязанностей по отношению к fructus (1. 16 _ 4 D. de pign. 20,1). Так как это положение не зависит от bona fides владельца заложенной вещи, то здесь мы имеем особенно годный материал для индуктивного (вывода или) подтверждения значения различия между fructus и не fruсtus. Здесь это значение выступает в более ясном и чистом виде, так как здесь элиминировано влияние усложняющего фактора, действующего в нашем институте-bona fides. В самом деле основание особых правил о плодах в области закладного права в высшей степени ясно и очевидно. Правило, по которому в иске залогопринимателя к залогодателю речь может идти только о fructus extantes, a плоды, потребленные до litis contestatio, судья игнорирует (nam de antecedentibus fructibus nihil potest pronuntiare, nisi extent et res non sufficit), санкционирует лишь нормальное хозяйство, делая возможным залогодателю, несмотря на залог имения, поступать с доходами сообразно с их назначением, т.-е. потреблять их. Сама вещь и ее капитальные приращения должны путем сохранения их хозяйственно-физической целости служить реальным обеспечением для верителя. Но плоды не предназначаются для сохранения и право такового не требует иначе залог имения вел бы за собою для залогодателя невозможность продолжать нормальное хозяйство и жизнь. Плоды. которые на деле еще не потреблены, представляют fructus extantes и выдаются залогопринимателю, поскольку они необходимы для обеспечения его требования*(94).