§11 Влияние различных обстоятельств на дееспособность

Литература: Мейер. Русское гражданское право, стр. 56-83; Дювернуа. Чтения по русскому гражданскому праву, I , стр. 298-372; Анненков.- Система гражданского права, I, стр. 152-214; Георгиевский. Признание гражданской неправоспособности по причине безумия, сумасшествия, глухонемоты н немоты («Ж. М. Ю.» 1903, №1); П. Ж и д. Гражданское положение женщины с древнейших времен, 1902.

Относительно дееспособности в русском законодательстве содержится довольно много ограничительных постановлений. Некоторые из них сохраняются только, как исторический остаток, другие, напротив, объясняются разумными требованиями всякого общежития или особенностями современного склада общественных отношений.

1. Возраст. Физическая и психическая зрелость человека наступает нескоро после рождения, и это обстоятельство не может не быть принято во внимание законом. Для уяснения себе отношения к согражданам, для понимания каждого совершаемого акта, для оценки выгоды и ответственности, соединяемые с каждой сделкой, необходимо достижение умственной зрелости и приобретение некоторого житейского опыта. Поэтому ни одно законодательство не допускает дееспособности для малолетних из опасения, что, пользуясь ей, они только повредят собственным интересам. Однако, определение зрелости в каждом отдельном случае представило бы значительные затруднения и грозило бы злоупотреблениями со стороны близких и заинтересованных лиц, показания которых были бы самые важные. Поэтому теперь общепринят другой способ определения зрелости и способности к совершению юридических сделок. Закон, устанавливая один возраст (большею частью 21 год), соединяет с ним предположение о наступившей зрелости. Имея свои преимущества, такой порядок не чужд н недостатков, соединяемых обыкновение с подведением всех случаев под одну норму. Возможно, что лицо достигнет зрелости ранее законной срока и тогда для него было бы тяжело находиться под излишней опекой; возможно, наоборот, что лицо останется умственно неразвитым и По достижении срока и тогда было бы опасным оставить его без руководителя. Неудобство первого рода избегается во французском законодательстве при помощи, так называемых, эмансипации, т. е. признания несовершеннолетнего, начиная с 15 (родителями) или 18 лет (за отсутствием родителей семейным советом) до срока способным стать в положение, сходное с положением нашего несовершеннолетнего. Эта система, если устранить исключительные случаи эмансипации, устанавливает резкий переход от полной недееспособности к полной дееспособности. Напротив, по новому германскому уложению дети до 7 лет совершенно недееспособны, а с 7 до 21 года несовершеннолетние сами заключают сделки, но с согласия опекуна; только для сделок, клонящихся исключительно к их выгоде, например для принятия дара, не требуется и этого согласия (§ 104 п. 1 и § 107). С достижением 18 лет возможна эмансипация, открывающая полную дееспособность (§ 3).

В древнем русском праве мы не находим срока, с которого лицо признавалось совершеннолетним. Вероятно, зрелость определялась в каждом конкрет-' ном случае, Более всего сохранилось указаний на 15-летний возраст, как такой, который допускает свободу свободной деятельности. Так, в Патерик Печерском находится рассказ, как некий муж Иоанн оставил, умирая, своего сына 5 лет другу своему Сергию с тем, чтобы тот, когда сын подрастет, отдал ему золото и серебро; и сын, достигнув 15 лет, потребовал выдачи ему отцовского имущества. В московский период этот срок повторяется довольно часто: дети служилых людей с достижением 15 лет верстались поместьями, по Судебнику 1550 девицы владели данными им на прожиток поместьями только до 15 лет; по Уложению Алексея Михайловича кабала, данная лицом, не достигшим 15 лет, признавалась недействительной. По указу 1723г. дворянам повелено, оставя науку, поступать 15 лет на службу. В 1785 году Екатерина II установила, определенно возраст совершеннолетия в 21 год, что сохранилось и теперь.

Право на полное распоряжение имуществом и свобода вступать в обяза-: тельства приобретаются не прежде, как по достижении 21 года от рождения (т. | X, ч. 1, ст. 221). Наше законодательство не знает эмансипации, но взамен того] оно устанавливает постепенное расширение дееспособности. В этом отношении , существует (т. X, ч. 1, ст. 2131) различие между малолетними (до 17 лет) и j несовершеннолетними (до 21 года). Малолетний не может ни управлять непо-1 следственно своим имением, ни распоряжаться им, ни отчуждать его по каким! бы то ни было укреплениям, а, следовательно, и уполномачивать на то от себя! других (т. X, ст. 217 и 218). Таким образом, малолетний совершенно лишен! возможности совершать юридические сделки: во всех делах его заменяет one-] кун, который сам совершает сделки, ото имени малолетнего.

Однако, сделки, заключенные малолетним, нельзя считать безусловно! недействительными. Так как ограничение дееспособности установлено в ннте-| ресах малолетних, то только с их стороны' или со стороны опеки возможно! опровержение силы заключенной сделки. Контрагенты же малолетнего не могут] освободиться от обязательства ссылкою на недееспособность другой стороны.} Для опровержения сделки, заключенной малолетним, нет необходимости доказывать ее невыгоду для его интересов.

С достижением 14 лет, малолетний может просить о смене опекуна и назначении ему другого лица в качестве попечителя, но на положение опекуна (т. X, ч. 1, ст. 219), причем опека не обязана непременно назначить то лицо, на которое указывает малолетний, даже устранять прежнего. С этим же возрастом соединяются и иные случаи, когда воля малолетнего принимается в соображение при установлении юридических отношений: при ссылке родителей по приговору уголовного суда, дети старше 14 лет по собственному желанию следуют за ними или нет (Уст. о ссыльных, ст. 258), для усыновления 14-летнего требуется его согласие (т. X, ч. 1, ст. 149), малолетним дозволяется делать вклады в ссудо-сберегательных кассах и распоряжаться ими без участия опекуна (т. XI, ч. 2 Уст. кред. по прод. 1895, разд. V, ст. 32). Но вне этих случаев права малолетнего, по достижении им 14 лет, не увеличиваются, и всякое даваемое с его стороны согласие на какой-либо акт считается по-прежнему ничтожным (т. X, ч. 1, ст. 219).

Большую трудность представляет определение объема дееспособности несовершеннолетнего, в виду неясности и противоречий в постановлениях закона. Достигший 17-летнего возраста вступает в управление своим имением; но делать долги, давать письменные обязательства и совершать акты и сделки какого-либо рода, а равно и распоряжаться капиталами, где-либо в обращении находящимися, или получать таковые обратно из кредитных установлений, может не иначе, как с согласия и за подписью своих попечителей, без чего никакие выданные им обязательства не могут считаться действительными (т. X, ч. 1, ст. 220). Очевидно, что лицо с 17 лет приобретает способность совершать само юридические сделки, но только с одобрения попечителя. Сделка, заключенная попечителем самостоятельно, помимо несовершеннолетнего, должна быть признана недействительной (кас. реш. 1876, № 488). Притом это одобрение должно быть даваемо по поводу каждой сделки, а не в виде общего разрешения, потому что это не согласовалось бы с задачей попечительства, состоящей в определении, соответствует ли сделка интересам несовершеннолетнего или нет (кас. реш. 1872, № 1092). Поэтому согласие попечителя должно быть выражено или на самом обязательстве несовершеннолетнего или в особом акте, но так, чтобы не было сомнений, что разрешение дано на совершение именно данной сделки (кас. реш. 1875, № 981). Так как попечитель призван соблюдать интересы несовершеннолетнего, то сделка, заключенная последним в пользу попечителя, должна быть признана недействительной (кас. реш. 1874, № 314).

Наиболее трудным представляется определение того круга сделок, которые несовершеннолетний в праве совершить самостоятельно, не испрашивая согласия попечителя. С одной стороны, закон предоставляет ему управление имением, с другой стороны - запрещает совершение сделок какого-либо рода, что, очевидно, находится в противоречии. Наша практика склоняется к тому, чтобы устранить несовершеннолетнего от актов, направленных к отчуждению и обременению недвижимости, к совершению кредитных сделок. Напротив, ему разрешается продавать недвижимость, приобретать ее на наличные деньги, получать проценты с капитала, отдавать дом в наем, искать и отвечать на суде. Но такое расширение дееспособности не согласуется с выражением закона и с целью попечительства. При значении движимости, какое она имеет в нас время, отчуждение ее не может быть предоставлено самому несовершени нему. Это значило бы предоставить ему право продавать и закладывать i бумаги, как ни велика была бы их стоимость, распродать все домашнее i запродать за много лет вперед урожаи, продать весь лес на сруб. Очевидно, < все эти сделки не соответствуют представлению об .управлении имс Следовательно, признавая неправильной вообще попытку переименс разрешаемые несовершеннолетнему сделки, мы должны, напротив, внимание на каждую сделку в отдельности и определять не выходит ли он пределов управления, вызывается ли она задачами управления. Только соответствии данной сделки с целью управления, можно признать за ней дическую силу. Так, например, несовершеннолетний, которому достался может производить ежегодный ремонт, но не капитальный, может еда квартиры или целый дом по договору найма, нанимать дворника и при несовершеннолетний обладатель имения может продавать продукты поля, < леса, огорода, покупать необходимые машины и инструменты, нанимать ; чих, но не управляющего, продавать лес, насколько частная вырубка не; ет неприкосновенности леса, как целого.. Всякая сделка, которая не i задачами управления, должна быть признана недействительной, независимо ее наименования или объекта. Так как процессуальная дееспособность об) ливается материальной, то необходимо признать, что несовершеш вправе предъявлять иски и отвечать по предъявленным к нему, без уча попечителя, лишь тогда, когда основанием иска служит сделка, вызва задачами управления, хотя закон наш как будто имел в виду лишить не шеннолетнего всякой процессуальной самостоятельности (Уст. гр. суд. ст.

Последствием сделки, заключенной несовершеннолетним вопреки будет недействительность ее (т. X, ч. 1, ст. 222). На основании такой сделки! может быть предъявлен иск даже по достижении совершеннолетия, и если это лицо само пожелало исполнить обязательство, то такое исполнение мс встретить препятствие со стороны кредиторов (при несостоятельности). Одна недействительность сделки, заключенной несовершеннолетним без согла попечителя, не будет безусловной: она только опровержима и, конечно, • тем лицом, чьи интересы имел в виду охранить законодатель. Коп несовершеннолетнего не имел никакого права ссылаться на недействительн сделки. В громадном большинстве случаев со стороны несовершенноле вопрос о недействительности заключенной им сделки возбудится только когда сделка окажется для него вредной. Но из этого нельзя выводить, только при этом условии возможно опровержение сделки и что на опров щем сделку лежит обязанность доказать не только возраст одного из кои агентов, но и невыгодность заключенной им сделки.

Недействительность сделки, заключенной несовершеннолетним, без согл сия опекуна, не должна вести к обогащению ни той, ни другой стороны. Все, < на основании ее получено другим контрагентом от несовершенноле должно быть возвращено. Основанием иска будет не сделка, а несогласие законом обогащение одного лица за счет другого. На том же основании все' что получил несовершеннолетний в силу недействительной сделки от другого контрагента, должно быть возвращено последнему, но только тогда и настолько, когда и насколько оно находится налицо в имуществе несовершеннолетнего, - купленная лошадь, заказанная одежда и т. п., вообще если полученную несовершеннолетним вещь можно выделить из имущества его без ущерба для целости имущества. Бели же полученные вещи не находятся более в составе имущества, то взыскание не может быть направлено на последнее, иначе это было бы нарушением цели и смысла законного запрещения. В самом деле, представим себе случай займа, сделанного несовершеннолетним с целью кутежа: если кредитору предоставить право взыскать выданные деньги с имущества несовершеннолетнего, то это будет равносильно признанию действительности сделки, не говоря уже о пренебрежении самой защиты интересов опекаемого. В сущности, из закона мы могли бы вывести еще более строгое отношение к контрагенту. Купивший имущество заведомо у несовершеннолетнего без надлежащего на то разрешения или без требуемого существующими об этом законами согласия попечителей, сверх возвращения купленного имения без всякого вознаграждения, подвергается уголовной ответственности (т. X, ч. 1, ст. 2181 Улож. о нак., ст. 1689). Следовательно, закон как бы исключает всякую возможность возмещения ущерба, понесенного контрагентом несовершеннолетнего. Однако, ввиду противоречия такого предложения, с принципом необогащения на чужой счет, мы должны допустить возвращение полученного в указанных пределах.

Кроме упомянутых общих сроков совершеннолетия существуют еще специальные для некоторых гражданских актов, которые будут указаны в соответственных местах. Женитьба или замужество до 21 года не имеют у нас никакого влияния на дееспособность, подобно тому как во Франции, где эти факты ставят несовершеннолетнего в положение эмансипированного.

2. П о л. Исторически выработались типы женщины, как домашней хозяйки, и мужчины, как добывателя вне дома средств, для существования семьи. Этим определилось, что только мужчине приходится вступать в сделки, что женщина непривычная к ним и неопытная в деле житейском, не должна без согласия мужа совершать какие-либо юридические акты. На этом начале основывается на Западе идея опеки мужа над женою. До сих пор по некоторым западным законодательствам (Франция) замужняя женщина в отношении дееспособности поставлена наравне с несовершеннолетним, лишена права искать и отвечать на суде. Только в самое последнее время замечается стремление расширить ее деятельность (Германия).

В имущественном отношении женщина поставлена в России лучше, чем в западных государствах. Все равно, замужем она или нет, русская женщина пользуется такой же гражданской дееспособностью, как и мужчина. Исключения из этого положения незначительны и находят себе некоторое объяснение в столкновении последствий сделок с идеей неразрывного совместного сожительства супругов, а) Замужняя женщина не вправе без согласия мужа обязываться по векселю (Уст. веке., ст. 2), потому что в прежнее время неисполнение по вексельному обязательству влекло за собой тюремное заключение, б) Замужняя женщина не вправе без согласия мужа вступать в договор личного найма (т. X, ч. 1, ст. 2202), потому что личный наем соединяется с отношениями, несогласными с правами мужа, и с удалением от места жительства мужа. Нет никакого основания ограничивать понятие личного найма в данном случае наймом в личное услужение (прислуги), как это делает наша практика. Всякий договор личного найма может оказаться несовместимым с правом личной власти мужа, следовательно, сюда подходят случаи поступления на сцену по контракту с антрепренером, найма в гувернантки, конторщицы, и т. п. Закон не указывает, чтобы договор найма, заключенный женой без согласия мужа, был недействителен. Поэтому следует признать, что муж может только прекратить дальнейшее отношение. Так как это право мужа вытекает из его права личной власти, то за ним всегда сохраняется возможность разрушения договора, несмотря на отдельный вид, данный им жене (кас. реш. 1871, № 504), или даже на выраженное согласие; в последнем случае он отвечает за имущественный ущерб, причиненный контрагенту жены. Только относительно найма на фабричные работы закон постановляет, что жена может вступить в договор без согласия мужа, если последний выдал ей отдельный вид на жительство (т. XI 2, Уст. пром., ст. 90).

3. Здоровье. Признавая за каждым лицом право вступать в юридические отношения, закон рассчитывает на нормальное состояние физических и умственных способностей. Болезненное состояние здоровья лица, делающее его неспособным к тем именно сделкам, в которые оно вступает, и особенно психическое расстройство или недоразвитость, препятствующее уяснить себе значе-' ние совершаемых актов,- являются основаниями для ограничения дееспособно- < ста. Так, неспособность к совокуплению составляет препятствие к совершению ' брака (т. X, ч. 1, ст. 45 п. 1, 48, 49), заразительная болезнь женщины мешает ей наниматься в кормилицы или няньки под угрозой уголовного наказания (Улож.*^ о наказ, ст. 855), слепой не может быть свидетелем у нотариуса (Нот. пол. ст. 87 п. 1). Особенное внимание обращает наше законодательство на сумасшедших и глухонемых.

а) Ненормальное состояние умственных способностей составляет препят-| ствпе для некоторых сделок, хотя бы душевная болезнь и не была официальным порядком. Признаются недействительным брак, совершенный в| сумасшествии одного или обоих супругов (т. X, ч. 1, ст. 37 п. 1), и духовнь завещания, составленные не в здравом уме и твердой памяти (т. X, ч. 1, ст. 1017):! Но для признания недействительными всех вообще юридических сделок, совер*| шенных безумными и сумасшедшими, как лицами недееспособными, необхо димо удостоверение такого состояния их в установленном порядке. По ванша родственников, опекунов, попечителей или наследников (т. X, ч. ст. 367') или по собственной инициативе губернатора, который получил до верные сведения, что эти лица опасны в общежитии или, по крайней мере, не1 могут управлять имением (т. II, изд. 1892, ст. 337), производится во врачебном! отделении губернского правления освидетельствование предполагаемого! больного. Если присутствие признает действительность помешательства, протокол с вопросами и ответами препровождается в 1 департамент Сената. С| момента признания Сенатом (или губернским правлением, когда свидетельствуемый крестьянин) наступает по закону ограничение дееспособности сумасшедшего, о чем доводится до общего сведения посредством публикации в Сенатских Объявлениях (прод. 1890, т. X, ч. I, ст. 374). Опека, говорит закон, не налагается в момент признания присутствием сумасшедшего, но принимаются губернским начальством меры к сохранению имущества больного (т. X, ч. 1, ст. 374). Неясным представляется, какие административные меры могут быть принимаемы в тот довольно продолжительный промежуток времени, который пройдет между постановлением присутствия и утверждением постановления со стороны Сената, и какова будет сила сделок, заключенных сумасшедшим в это время при недостаточности административного надзора. Очевидно, доказывать ненормальное состояние в момент совершения сделок для опровержения ее нет необходимости, потому что оно признано только что в официальном порядке. Следовательно, вопреки словам закона, ограничение дееспособности наступит со времени признания лица сумасшедшим в врачебном отделении.

Опека над сумасшедшими приравнивается к опеке над малолетними (т. X, ч. I, ст. 377). Следовательно, сумасшедшие, если бы они даже остались на свободе, лишены совершенно дееспособности. За них заключают сделки опекуны. Поэтому недействительны составленные ими завещания (т. X, ч. 1, ст. 1017 п. 1), совершенная ими продажа (т. X, ч. 1, ст. 1383), залог (т. X, ч. 1, ст. 1627) и, по аналогии, все остальные сделки. Они лишены и процессуальной дееспособности (т. XVI, ч. 1; Уст. гр. суд., ст. 19). Заключенная самим сумасшедшим сделка может быть опровергнута опекою, но не контрагентом сумасшедшего. Ограниченная вследствие душевной болезни дееспособность может быть восстановлена только по удостоверении в том же самом порядке, что больной выздоровел.

Ь) Относительно глухонемых возникает естественное предположение, что, в силу своих природных недостатков, они не в состоянии достичь той зрелости, приобрести тот опыт, которые необходимы для понимания значения совершаемых юридических актов. До 21 года немые и глухонемые находятся под опекой на общем основании (т. X, ч. 1, ст. 381) с той только разницей, что для них нет расширения дееспособности по достижении 17 лет; следовательно, они находятся на положении малолетних вплоть до совершеннолетия. По достижении этого возраста им производится освидетельствование тем же порядком, какой установлен для сумасшедших. Если окажется, что свидетельствуемый может свободно изъяснять свои мысли и изъявлять свою волю, то предоставляется ему право управлять и распоряжаться своим имуществом наравне с прочими совершеннолетними, хотя Сенат, в виду опасности полной свободы для их имущества, может, но не обязан, назначать к ним попечителей и поставить таким образом навсегда в положение несовершеннолетних. Если освидетельствование приведет к обратному заключению, то глухонемые и немые продолжают до конца своей жизни оставаться под опекой на положении малолетних (т. X, ч. 1, ст. 381). «Отсюда следует, что, тогда как, по общему правилу, всякий, достигший совершеннолетия, предполагается уже, в силу самого закона, дееспособным до тех пор, пока не будет ограничен (например вследствие душевной болезни), относительно глухонемых действует обратное предположение: и по достижении совершеннолетия они продолжают считаться недееспособными до тех пор, пока, по освидетельствовании, не будет признана за ними дееспособность» (кас. реш. 1883, № 51). От этого, совершенно правильного, взгляда Сенат в последнее время отступил (кас. реш. 1896, № 44), признав, что сделки глухонемых, хотя бы и не освидетельствованных в способности изъявлять волю, будут действительны, если обнаружится фактически полное основание совершенного ими. Такое толкование несогласно со смыслом ни ст. 381, т. X, ч. 1, ни ст. 76 прил. к ст. 708 т. X ч. 1, по которым глухонемой приравнивается к малолетним и лишенным рассудка. Поэтому следует придерживаться первого взгляда Сената. Совершенные самим глухонемым сделки подлежат опровержению только с его стороны, так как ограничение дееспособности установлено исключительно в интересах больных.

4. Расстройство имущества. К ограничению дееспособности приводит иногда расстройство имущества, а именно при расточительности и несостоятельности. Германское уложение вводит новый вид ограничения -вследствие пьянства, когда человек подвергает себя и свое семейство опасности впасть в состояние крайней нужды (§ 6 п. 3). Нашему законодательству последняя форма неизвестна, если только она не сливается с расточительностью.

а) Основания, почему ограничивается дееспособность расточителей, могут быть различны. Можно предположить, что мотовство нередко обуславливается ненормальным состоянием умственных способностей. Можно опасаться за судьбу детей, воспитанных в чрезмерной роскоши, когда родители расточают все свое имущество, так что со временем дети окажутся не в состоянии продолжать прежний образ жизни и невольно будут натолкнуты на незаконные способы добывания средств. Но менее всего можно согласиться с тем соображением, что правительство всегда является опекуном над взрослыми гражданами и по мотивам чисто нравственным должно удерживать их от разорения. Такая опека не согласуется с задачами современного государства, лежит вне фактической возможности и противоречит той свободе распоряжения, которая составляет основное начало гражданских прав. Между тем наше законодательство принимает именно последнее основание для ограничения дееспособности расточителей, - предупреждение и пресечение роскоши безмерной и разорительной, обуздание излишества, беспутства и мотовства (Уст. о пред, и пресеч. преет, изд. 1890, ст. 150).

Ограничение дееспособности наступает только после признания в установленном порядке лица расточителем. Последствием признания лица расточителем является лишение его гражданской дееспособности в сфере имущественных отношений наравне с малолетними; способности же вступать в чисто личные юридические отношения, не угрожающие целости его имущества, расточитель не может быть лишен, например права заключить брак, поступить на службу, принимать на себя обязанности по договору личного найма, принимать на себя доверенности. Над имуществом расточителя учреждается опека, которая производит все распоряжения, касающиеся до его имения, управляет всеми его делами, выполняет все его обязательства. Расточители же вовсе отстраняются от права на продажу или залог своего имения и на заключение всякого рода обязательств (Уст. пред, и прес. преет., ст. 152). Опека выдает ему только доходы с имения или часть их, если необходимо еще обеспечить положение семьи. С этим положением не вполне согласуется постановление Устава гражданского судопроизводства (ст. 20), в силу которого лица, состоящие под опекой за расточительность, не лишаются права искать и отвечать на суде, но обязаны уведомлять о каждом возникшем деле надлежащее опекунское учреждение. Сенат, который прежде отрицал за опекуном над расточителем право искать и отвечать на суде по имущественным делам расточителя без уполномочия со стороны последнего (кас. реш. 1873, № 801), позднее пришел к противоположному заключению (кас. реш. 1890, №66). Решение это приводит к невозможным последствиям. Распоряжение одним и тем же имуществом присваивается двум отдельным лицам, из которых каждый может выступить истцом и ответчиком. Чем и как устранить возможное и вероятное противоречие их распоряжений? В действительности право судебного представительства, несомненно, принадлежит только опекунам, так как процессуальная дееспособность обуславливается дееспособностью материальной. Единственный исход в этом противоречии может быть найден, если признать, что ст. 20 имеет в виду круг тех отношений (личных), для которых расточитель сохраняет свою дееспособность.

Закон, указывая порядок и основания учреждения опеки за расточительность, допускает возможность восстановления дееспособности, вследствие совершенного и доказанного исправления лица, подвергнутого опеке (Уст. о пред, и прес. преет, ст. 150, прил. I, ст. 6). Но легче всего удостоверить расточительность, чем исправление от мотовства, особенно, когда расточитель лишен был имущественных средств и не мог обнаружить хозяйского благоразумия. Поэтому-то учреждение опеки за расточительность в действительности, можно сказать, бесповоротно.

Ь) Другой случай, когда имущественное расстройство влечет ограничение дееспособности - это несостоятельность. Такое ограничение может быть вызвано опасением, как бы несостоятельное лицо не увеличило своих долгов, не запутало еще больше и без того расстроенные дела. Для ликвидации его дела и для возможно равномерного удовлетворения всех кредиторов, у несостоятельного отнимается управление и распоряжение его имуществом и передается конкурсному управлению, которое за него предъявляет иски в суд и отвечает на суде (Уст. суд. торг., ст. 521 и 552). Опасность новых сделок со стороны несостоятельного для имущества его, собранного в конкурсную массу, могла бы быть устранена постановлением, в силу которого исполнение по таким сделкам не обращается на конкурсную массу, а только на имущество, оказавшееся у несостоятельного должника после окончания конкурсного производства. Так именно поступают законодательства французское и германское. Но наше законодательство иным путем достигает указанной цели обеспечения интересов кредиторов: оно признает сделки, заключенные несостоятельным должником недействительными (т. X, ч. 1, изд. 1887г., ст. 708, приложения 1 ст. 55). Банкротский устав 1800 года, из которого извлечена1 ст. 55 (по изд. 1900 г., т. X, ч. 1, ст. 770), предписывал все акты, совершенные от лица несостоятельного, «ставить в ничто». Однако Сенат стал в последнее время на иную точку зрения (кас. реш. 1896, № 19, 1903, № 22). По его мнению, «факт объявления должника несостоятельным влечет для него не совершенную потерю его гражданской дееспособности, а только ее ограничение, и притом настолько, насколько оно необходимо для ограждения имущественных прав и интересов его кредиторов, участвующих в конкурсе». С первым положением необходимо согласиться: несостоятельный не лишается дееспособности, а лишь ограничивается в ней. Но второе положение не может быть признано верным и представляет собой толкование закона не по точному смыслу, а по соображению практических удобств или неудобств его применения, которое отрицает сам Сенат (кас. реш. 1890, №40).

Недействительность сделок, однако, нельзя считать безусловной: так как она установлена в интересе кредиторов, то сделки могут быть опровергаемы со стороны конкурсного управления. Таким образом, несостоятельные должники оказываются ограниченными в своей дееспособности. Из цели этого ограничения вытекает, что несостоятельные должники, как и-расточители, не лишены права самостоятельно устанавливать юридические отношения чисто личные, не отражающиеся на их имуществе (кас. реш. 1882, J* 167). Так, они могут вступать в брак, разводиться, усыновлять н узаконивать детей, наниматься по договору личного найма или доверенности.

Соответственно установленному ограничению в материальной дееспособности, право искать и отвечать на суде переходит от несостоятельного должника к конкурсному управлению, за исключением: а) тех дел, которые основаны на сохраненной ему дееспособности и Ь) тех дел, в которых конкурсное управление выдает несостоятельному свидетельство, что оно отказывается от их ведения (Уст. гр. суд., ст. 21). Ограничение дееспособности наступает со дня постановления судом определения о признании лица несостоятельным (кас. реш. 1895, №58). Дееспособность несостоятельного должника восстанавливается с окончанием конкурсного производства.