1. Понятие и значение относительно определенных предписаний в уголовно-процессуальном праве

В качестве эпиграфа к рассматриваемому вопросу вполне оправдано использовать образное высказывание С.С. Алексеева о том, что "право напоминает … не матрицу, на которой запрограммированы все возможные варианты человеческих поступков, по которым "печатается" поведение людей, а скорее обширную "раму", состоящую из такого рода программ и ячеек, различных объемов и форм, всегда четко очерченных, но всегда оставляющих пространство для собственного поведения участников общественных отношений" [1]. Действительно, рассмотрение заявлений и сообщений о преступлениях, расследование уголовных дел, осуществление по ним правосудия было бы немыслимым без предоставления правоприменителю на законодательном уровне возможности выбора вариантов поведения, решений.

Обусловлено это прежде всего тем, что в своей деятельности правоприменитель сталкивается с огромным спектром жизненных ситуаций, различными их оттенками, которые невозможно учесть в процессе нормотворчества. "Естественно, правовое регулирование не может быть индивидуальным для каждого уголовного дела" [2]. В.И. Ленин указывал, что "сочинить такой рецепт или такое общее правило… которое бы годилось на все случаи, есть нелепость" [3].

Зная об этом, законодатель и формирует "раму", очерчивающую границы поведения исполнителя. Здесь учитывается целый ряд факторов как общего, так и специального (индивидуального) значения. К числу основных, на наш взгляд, можно отнести следующие. Во-первых, характер общественных отношений, регулируемых правом. Так, относительная определенность гипотез и диспозиций материальных отраслей права (в частности, уголовного права) значительно уступает по объему диспозитивности, присущей процессуальным отраслям права (например, уголовно-процессуальному праву). Во-вторых, возможность выбора поведения не строится по одному шаблону и в рамках отдельной отрасли права. В зависимости от социальной значимости регулируемых отношений законодатель и здесь дифференцированно подходит к вопросу определения свободы выбора действия или решения. Например, следователю в отдельных случаях предоставляется значительный простор в принятии решения о приглашении специалиста для участия в процессуальном действии (ч. 1 ст. 58 УПК РФ), в других ситуациях право такого выбора отсутствует, поскольку участие специалиста возведено в ранг обязательного (ч. ч. 1 ст. ст. 178, 191 УПК РФ). В-третьих, немаловажное значение имеет мнение законодателя о том, насколько право выбора может быть допустимо с учетом обстановки, сложившейся в обществе и в том числе в правоприменительной практике. Предоставление правоприменителю широкого выбора поведения может привести к росту числа злоупотреблений должностными обязанностями, своеобразной "вольнице". Напротив, жесткие рамки будут сковывать деятельность по реализации права, порождать проблемы, препятствовать достижению целей и задач. Поэтому выбор "золотой середины" - процесс архисложный, но весьма значимый.

Для сопоставления "уровня доверия" законодателя в части предоставления правоприменителю возможности выбора, усмотрения приведем следующий пример. По законодательству Великобритании право производства ареста (такой арест в нашем понимании больше схож с задержанием подозреваемого) предоставляется не только должностным, но и частным лицам. В обобщенном виде основания ареста без судейского решения можно свести к следующим: 1) любой подданный Ее Величества вправе арестовать всякого, совершившего или совершающего в его присутствии преступление, влекущее арест; 2) любой подданный Ее Величества вправе арестовать всякого, в отношении которого есть разумные основания полагать, что он совершил преступление, влекущее арест; 3) констебль вправе арестовать любое лицо, которое он вне разумных сомнений подозревает в намерении совершить преступление, влекущее арест [4]. Представляется, что такой значительный допуск в усмотрении правоприменителя может иметь место не в любом обществе и государстве.

С позиции законодательной техники, предоставление правоприменителю возможности выбора достигается путем создания правовых предписаний с относительно определенным содержанием [5].

Следует отметить, что в общей теории права и в теории уголовного процесса уделялось значительное внимание исследованию сущности, характера, иных аспектов, связанных с существованием в праве относительно определенных предписаний. Тем не менее единство взглядов по некоторым вопросам не достигнуто.

Во-первых, относительно определенные формулировки, по мнению отдельных авторов, в структуре права существуют в виде правовых норм. Так, Н.Л. Гранат и В.В. Лазарев отмечают, что "относительно определенные нормы (выделено нами - Авт.) не содержат всех указаний и допускают возможность вариантов с учетом конкретных обстоятельств" [6]. Суждения того же плана можно обнаружить в работах В.В. Храпанюка [7] и других авторов.

Во-вторых, рассматривая вопросы классификации правовых норм, в теории права выделяют, например, нормы, именуемые управомочивающими, императивными, поощрительными, рекомендательными и т.п. Однако по степени и объему дозволенности эти правовые нормы могут быть относительно определенными.

Согласно учению о структуре правовой нормы, которое разработано в рамках общей теории права, она имеет характерное внутреннее строение: гипотезу, санкцию и диспозицию. В настоящее время в теории права не существует единого подхода к определению состава правовой нормы. Довольно веские аргументы высказаны в пользу как трехчленной (гипотеза, диспозиция, санкция), так и двухчленной (гипотеза и санкция либо диспозиция и санкция) [8] ее структуры. Не касаясь научного спора об этом, отметим лишь одно: правовая норма структурирована. Значит, не исключается такая ситуация, когда один из элементов нормы по степени категоричности правового предписания будет иметь абсолютно определенный характер, а другой элемент - относительно определенный. Так, гипотеза ст. 221 УПК РФ указывает "прокурор рассматривает поступившее от следователя уголовное дело с обвинительным заключением и в течении 5 суток принимает по нему одно из следующих решений…", далее в диспозиции дан перечень возможных вариантов решения, т.е. предполагается выбор одного из них с учетом конкретных обстоятельств дела. Аналогичное положение можно наблюдать при анализе ч. 1 ст. 145 УПК РФ, а также ряда других статей. Более того, даже в одной структурной единице правовой нормы (например, в гипотезе) возможно сочетание абсолютно определенных и относительно определенных признаков [9]. Поэтому согласиться с авторами, связывающими относительно определенные формулировки в праве с правовой нормой можно лишь в тех случаях, когда все структурные элементы нормы имеют относительно определенный характер. В противном случае речь, на наш взгляд, должна идти о правовой норме, имеющей смешанный характер применительно к категоричности правового предписания.

Алексеев С.С. Теория права. - М., 1993. - С. 87.

Томин В.Т. Острые углы уголовного судопроизводства. - М., 1991. - С. 66.

Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 41. - С. 52.

См.: Ковалев В.А., Чаадаев С.Г. Органы расследования и судебная система Великобритании. - М., 1985. - С. 16.

В качестве синонима термина "относительная определенность" в науке используется "гибкость закона" - "такой способ закрепления правовых предписаний, при котором то или иное правовое решение принимается с учетом конкретных обстоятельств дела либо личности субъекта на основе правосознания лица, применяющего норму". (Питецкий В.В. Соотношение формальной определенности и гибкости Уголовного кодекса Российской Федерации 1996 года // Актуальные проблемы правоприменительной практики в связи с принятием нового Уголовного кодекса Российской Федерации. - Красноярск, 1997. - С. 47).

Общая теория права и государства. - М., 1994. - С.121.

См.: Храпанюк В.Н. Теория права. - М., 1995. - С. 233.

См., напр.: Теория государства и права // Под ред. Н.Г. Александрова. - М., 1974. - С. 461 - 474.

См.: Лупинская П.А. Доказательства и доказывание // Курс советского уголовного процесса: (Общая часть). - М., 1989. - С. 480.