§ 3. Преступность — неизбежное следствие досоциалистических  формаций

1. Проблема причин преступности решается советской криминологией на базе марксистско-ленинского исторического материализма, вскрывшего закономерности возникновения и развития человеческого общества и таких его институтов, как государство, право, социально значимое поведение людей, одной из форм которого является преступность. Как уже указывалось, в качестве относительно массового явления, преступность появилась на определенном этапе развития человеческого общества. Ее формы и проявления, состояние, структура и иные характеристики существенно различаются в зависимости от конкретно-исторических условий, в конечном итоге — от социально-экономической формации, к которой она относится. Но, как справедливо отмечено, при всем разнообразии

213

преступления «имеют общие черты в происхождении, причинах и дальнейшей исторической судьбе»41. Рассматривая преступность как социально обусловленное, исторически преходящее явление, советская криминология исходит из того, что причины преступности при социализме могут быть поняты лишь на основе раскрытия этого явления, его происхождения и эволюции, его связи с характером общественных отношений, определяющих социальную жизнь и поведение людей.

Основоположники научного коммунизма впервые указали на социальную природу и историческую обусловленность преступности. Рассматривая преступность как борьбу изолированного индивида против господствующих общественных отношений, Маркс и Энгельс подчеркивали, что подобная позиция «... не возникает из чистого произвола», а «коренится в тех же условиях, что и существующее господство» , то есть в системе частной собственности, социального неравенства, эксплуатации.

Вновь подчеркнем, что преступность — порождение классово-антагонистических отношений. Она возникает с разделением общества на классы как результат противоречий между индивидуальными интересами и потребностями людей и общественными условиями, не обеспечивающими эти потребности и интересы. Указанное противоречие — неизбежное следствие организации общества, при которой орудия и средства производства находятся в руках незначительного меньшинства, обладающего тем самым экономической силой и опирающейся на нее политической властью. Утверждая и защищая свои узкоклассовые интересы, господствующее меньшинство закрепляет их в нормах официальной морали и положительного права, выдавая их за общественно значимые и подменяя ими подлинно общественные интересы. Этот процесс начинается с разложением родового строя, когда социальная организация из орудия народной воли превращается «в самостоятельные органы господства и угнетения, направленные против собственного народа»43. В результате естественное для человека стремление к удовлетворению своих потребностей приводит его к столкновению с требованиями господствующей морали и действующего права, закрепляющими и охраняющими систему социального неравенства и угнетения. Не выражая подлинно общественных интересов, эти требования не могут восприниматься и не воспринимаются большинством членов общества как общественно необходимые, справедливые и лично значимые. Так возникает неизбежный и неотвратимый для классово-антагонистического общества разрыв между личными и «общественными» (а фактически выдаваемыми за таковые) интересами, противопоставление личного «общественному», а личности — обществу. Все это накладывает глубокий отпечаток на нравственные воззрения и моральные установки, культивируя индивидуализм, эгоизм и прочие антиобщественные тенденции, побуждает удовлетворять личные потребности и интересы, не считаясь г общественными установлениями.

214

Сказанное объясняет не только значительное распространение и неудержимый рост различных противоправных, в том числе и преступных деяний в классово-антагонистическом обществе, но и неразрывную органическую связь преступности и с самим характером подобного общества, его социально-экономическим строем. «Общество, ставящее отдельного человека во враждебные отношения ко всем остальным, приводит таким образом, к социальной войне всех против всех, войне, которая у отдельных людей, особенно у малокультурных, неизбежно должна принять грубую, варварски насильственную форму — форму преступления» .

Итак, основная историческая причина преступности — классовое и социальное расслоение общества, господство общественных отношений, построенных на эксплуатации, неравенстве, угнетении, благополучии меньшинства за счет большинства. «Гнусные кодексы о проступках и преступлениях вступают в человеческую историю только следом за частной собственностью и как ее необходимое последствие4 .

Анализируя причины преступности в классово-антагонистическом обществе, следует учитывать неоднородный характер самой преступности, о чем уже говорилось выше.

Господствующие классы эксплуататорских, в том числе современных капиталистических государств, объявляют тяжкими преступлениями борьбу за уничтожение экономического неравенства и социальной несправедливости, против колониального угнетения и расовой дискриминации, за мир и истинно человеческие отношения между людьми. В этих случаях преступной признается деятельность, являющаяся проявлением прогрессивной общественной позиции личности, на которую становится все большее число трудящихся и наиболее передовых представителей других слоев общества. Подобная деятельность направлена на утверждение подлинно общественных интересов — интересов большинства членов общества, и поэтому в глазах этого большинства не считается преступной, хотя она и противоречит нормам уголовного законодательства буржуазного государства. Следовательно, причина подобных «преступлений» — антинародная сущность эксплуататорского государства, его внутренней и внешней политики, объективная историческая необходимость ликвидации классово-антагонистических общественных отношений, частной собственности и эксплуатации, обеспечения мира и социального прогресса.

Помимо указанной государственной, политической преступности в эксплуататорских государствах, особенно буржуазных, широкий размах получают общеуголовные преступления, посягающие, казалось бы, в равной мере на интересы всех членов общества. Таковы преступления против личности (убийства, телесные повреждения, изнасилования и др.), имущественные преступления (кража, грабеж, разбой, мошенничество), преступления против общественного порядка и порядка управления и т. п. Подобные преступления нарушают элементарные, веками известные, тысячеле-

215

тиями повторяющиеся во всех прописях правила общежития. Наличие таких «общечеловеческих» правил общежития отмечал и Энгельс, указывая: «... цивилизация научила людей видеть свой интерес в поддержании общественного порядка, общественной безопасности, общественного интереса»46. Законодательство эксплуататорских государств, устанавливающее наказуемость общеуголовных преступлений, не утрачивает, разумеется, свой классовый характер, но проявляется он обычно не в содержании соответствующих норм (хотя и это в ряде случаев имеет место), а в практике их применения органами юстиции, которые всю тяжесть предусмотренной в законе уголовной репрессии обрушивают на трудящихся, а представителей привилегированных слоев общества всяческими приемами и уловками освобождают от ответственности либо подвергают незначительным наказаниям.

В основе общеуголовных преступлений лежит индивидуалистическая позиция личности — противопоставление индивидуально-личностной потребности интересам других лиц, отдельных социальных групп или общества в целом. Для представителей эксплуатируемого большинства такая позиция обусловлена, во-первых, тем, что во многих случаях требования уголовного закона практически отвечают интересам лишь господствующего класса. Так, охрана частной собственности для неимущего не может быть лично значимой. Во-вторых, и это главное, отношение к господствующей морали и праву складывается у индивида в целом, и если он видит, что эта мораль и это право в основе своей не обеспечивают его интересы и потребности, противоречит им, он отвергает господствующую мораль и право также в целом, приучается не уважать их, не верить в них, искать удовлетворения личных интересов в обход или даже вопреки им. Существующие в капиталистическом обществе тяжелый экономический гнет, бедность большинства населения, ограничение даже самых элементарных его потребностей, нужда и нищенство, лишение человеческих прав и повседневное унижение личного достоинства, не могут не вызывать у трудящегося человека чувство протеста, наповиновение закону, который для него чужд и враждебен, толкает на преступление, как крайнее проявление неуважения к существующему строю. Общеуголовные преступления, совершаемые трудящимися в эксплуататорском обществе, это стихийный протест против социальной несправедливости, следствие конфликта между интересами и потребностями личности, не получающими удовлетворения в рамках данного общества и требованиями действующего права, в том числе уголовного, выражающего интересы не всего общества, а лишь его незначительной части — господствующего класса эксплуататоров. Общеуголовная преступность достигает своего апогея в современном капиталистическом обществе в результате крайнего обострения всех социальных противоречий, на почве которых произрастают индивидуализм и человеконенавистничество, вражда, недоверие человека к человеку, холодный расчет и равнодушие.

216

Следует отметить, что огромный рост классового самосознания пролетариата и всех трудящихся привел к тому, что стихийный протест против социальной несправедливости капиталистического строя в форме «преступлений» все больше и больше уступает место сознательной революционной борьбе.

Преступность в эксплуататорском обществе — это не только преступность эксплуатируемых. Было бы глубоко ошибочно считать, будто преступления совершаются по преимуществу трудящимися. Подобный взгляд усиленно пропагандируется буржуазными юристами и политиканами, не имеет ничего общего с действительностью и преследует откровенно классовые цели. Фактически преступность трудящихся значительно уступает преступности представителей господствующего, эксплуататорского класса.

Еще Аристотель отмечал, что величайшие преступления совершаются людьми вследствие стремления к переизбытку, а не к предметам первой необходимости".

Опираясь на данные американских криминологов, Б. С. Никифоров в свое время пришел к выводу, что «основное содержание проблемы преступности в современных Соединенных Штатах Америки составляет отнюдь не преступность трудящихся, а так называемая организованная преступность, иными словами — преступ-

t,              „              4 8        Т Л1

ность самой господствующей буржуазии» . И это правильно не только для США, но и для других капиталистических государств4 . Крупные хищения и дерзкие аферы, безудержное казнокрадство и ненасытное взяточничество, растление малолетних и надругательство над человеческим достоинством, подкупы, обманы, деспотизм, жестокость — все это весьма характерно для представителей привилегированных слоев буржуазного общества и не идет ни в какое сравнение с незначительными, как правило, преступлениями трудящихся. Как справедливо указывал И. И. Карпец, «...преступность в капиталистическом обществе стала одним из средств существования самого господствующего класса, что ... объясняется сущностью капитализма как общественного строя»' . Каковы же причины преступности тех, кто владеет богатством и властью, на чьей стороне эксплуататорское государство и закон? Отвечая на эти вопросы, следует иметь в виду, что экономическое неравенство эксплуататорского общества ведет не только к разрыву между возможностями удовлетворения своих потребностей трудящимися, с одной стороны, и привилегированными слоями общества, с другой -— но и к различию в характере и объеме самих потребностей имущих и неимущих. У эксплуатируемых классов всей системой господствующих общественных отношений значительно ограничены не только возможности для удовлетворения личных потребностей, но и сами потребности, которые, естественно, не могут получить в таком обществе всестороннего развития. Напротив, паразитическое существование эксплуататоров и широкие, порой неограниченные возможности удовлетворения ими своих потребностей приводят обычно к появлению уродливых, извращен-

217

ных потребностей, удовлетворить которые в рамках даже «своего», эксплуататорского права невозможно. В результате разрыв между уродливыми, извращенными потребностями представителей привилегированных слоев общества, и возможностями правомерного их удовлетворения оказывается значительно большим, чем несоответствие между требованиями закона и разумными требованиями трудящихся.

В то же время различие социального положения в условиях эксплуататорского общества определяет различие индивидуального сознания представителей антагонистических классов этого общества. У трудящегося, особенно пролетария, сильнее, чем у буржуа, развито чувство общественного и слабее индивидуалистические стремления. Это обусловлено его непосредственным участием в общественном труде, необходимостью объединяться для защиты своих прав, для борьбы за свое освобождение. Именно поэтому трудящемуся значительно меньше, чем буржуа, свойственно совершение антиобщественных поступков. А неизбежный в эксплуататорском обществе разрыв между личными потребностями и возможностями их удовлетворения он, как мы уже отмечали, все более и более склонен разрешать не путем совершения преступлений, а борьбой за революционное преобразование общества.

Иное характерно для класса эксплуататоров. Господство частной собственности и капиталистической конкуренции, вызывающее ожесточенную «войну всех против всех», накладывает отпечаток на нравственные воззрения и моральные установки в первую очередь представителей господствующей буржуазии. Страсть к наживе духовно опустошает и принижает человека. Она не оставляет «между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного «чистогана» . Для собственника-накопителя лично значимое сведено почти целиком к узколичностному и ставится превыше всего. Даже требования «своего» классового права воспринимаются им лишь как необходимость, и «... он обходит их, поскольку это удается сделать в каждом отдельном случае, но хочет, чтобы все другие их соблюдали» .

У буржуазии, как известно, две морали — официальная и неофициальная, два права — писанное и исписанное. Официальная мораль и писанное право созданы ею, главным образом, для «внешнего употребления», — как орудия подчинения своим классовым интересам других членов общества. Буржуа соблюдает требования официальной морали и писанного права лишь тогда и постольку, когда и поскольку это необходимо для поддержания его классового господства. Но с неменьшей, а значительно большей легкостью, чем трудящийся, буржуа нарушает требования своего же права, когда они оказываются в столкновении с его узколичными, эгоистическими интересами. Всей своей идеологией, всем строем своей жизни, при котором «различные формы общественной связи выступают по отношению к отдельной личности просто как средства для ее частных целей», буржуа приучен к поклонению

218

лишь одному святому — узколичному, корыстному интересу. В жертву ему он готов принести все, ради него он готов и на преступление. Об этом ярко и образно писал Маркс в «Капитале»0 .

Итак, мы видим, что преступность — продукт и неизбежное следствие досоциалистических, эксплуататорских обществ. Будучи крайним проявлением индивидуалистической позиции личности, преступность проистекает из экономических и социальных условий, формирующих человека, побуждающих и приучающих его игнорировать интересы других лиц, социальных групп или общества в целом во имя личного интереса.

Судьба преступности неразрывно связана с подобными социальными условиями. Смена одной общественно-экономической антагонистической формации другой дала лишь иные формы социального антагонизма, но сам антагонизм оставался, а вместе с ним сохранялись и сохраняются при капитализме коренные причины преступности. Смертельный удар по этим причинам наносит пролетарская революция, создание нового социалистического общества, «общества, — как указывается в Конституции СССР, — законом жизни которого является забота всех о благе каждого и забота каждого о благе всех».