ГЛАВА VI Политические преступления, детоубийство и проч.

I

Уже на конгрессе по уголовной антропологии в Риме2 я и товарищ мой Laschi сообщили результаты наших первых исследований о политических преступлениях; мы резюмировали антропологические, физические и социальные факторы, которые заставляют человека стряхнуть с себя свойственную ему инертность, забыть свою ненависть к новшествам и стремиться к политическим революциям и связанным с ними особенным преступлениям.

Дальнейшие исследования дозволяют нам изложить более подробно действие некоторых наиболее важных факторов.

Прежде всего заметим, что политическое преступление с антропологической точки зрения представляет не столько покушение на известную организацию, сколько страстное сопротивление могущественному политическому, религиозному и социальному мизонеизму большинства.

Действительно, принимая во внимание, что органический и человеческий прогресс идет медленно, посреди могущественных препятствий, вызываемых внешними и внутренними причинами, и что человек и человеческое общество инстинктивно консервативны, следует признать, что попытки ускорить ход процесса, выражающиеся в порывистых, насильственныхдействиях, не представляют физиологических явлений, и хотя они иногда являются необходимостью для угнетаемого меньшинства, но с юридической точки зрения такие попытки суть антисоциальное явление и, следовательно, преступление.

Но здесь надо различать революции, которые медленно развиваются, подготовляются, представляются неизбежными, наступление которых, быть может, ускоряется каким-нибудь гением или сумасшедшим, и восстания, представляющие лишь продукт быстрого и

1 Actes du 1-ег cougres d'Anthrop. crim. Rome, 1887.

J См.: Акты 1-го интернационального конгресса по уголовной антропологии.

Rome-Turin, 1886-1887 гг.

206

г

искусственного высиживания при чрезмерной температуре, преждевременное появление зародыша, осужденного, поэтому, на верную смерть.

Первые можно назвать физиологическим явлением, вторые — патологическим; первые никогда не считаются преступлениями, потому что общественное мнение их санкционирует и оказывает им поддержку; вторые же всегда равносильны преступлению, ибо они представляют обыкновенный бунт в больших размерах.

Затем существуют промежуточные стадии: это — суть революции, хотя и вызванные действительной необходимостью, но преждевременные. Такие революции кончаются, однако, победой; но в ожидании, пока наступит время их признания, они считаются, само собой только временно, преступлением, которое в ближайшем будущем затем становится героизмом и даже мученичеством.

Наиболее могущественный фактор революций и восстаний — это климат.

II

Раса. Уже Le Bon указал громадное влияние расы на революции.

Во Франции он заметил разницу в характере брахицефалов и долихоцефалов — первые будто бы преданы традициям и однообразию, словом, консерваторы, вторые — революционеры. Но он преувеличил.

В действительности существуют долихоцефалические народы (египтяне, негры, австрийцы, сардинцы и др.), мало склонные к революциям, и брахицефалические народы (овернцы, румыны), — наоборот неконсервативные. 86 итальянских бунтов (1793—1870) приходится на долю преимущественно долихоцефалов (Сицилия, Неаполь, Лигурия, Калабрия), хотя в них участвовало не мало и брахицефалов (33,72%).

Во Франции, сравнивая по Реклю, Топинару и Якоби карту рас с результатами политических выборовза 1877,1881 и 1885 гг., мы вывели заключение, что вообще департаменты, где преобладает лигурий-ская раса, дают больше голосов за республиканцев, так же как и департаменты, населенные гальской расой; последние богаты и гениальными людьми.

Между тем Вандея, Марбилан, Па-де-Кале, Le Nord, les Hautes u les basses Pyrenees, le Gere, la Dordo gne, le Lot населены реакционерами и насчитывают мало гениальных людей.

Существуют, однако, особые условия, например скрещивание нескольких рас, делающие влияние расы еще более выдающимся и активным.

Таковы ионийцы, которые, смешавшись с азиатскими народами (лидийцами, персами), стали более революционными и более разви-

207

тыми, нежели дорийцы; то же мы видим и в наше время на японцах, более подвинувшихся по пути прогресса, нежели китайцы, несомненно, вследствие смешения с малайскими расами.

Прививкой германской крови можно объяснить развитие цивилизации в Польше, а может быть, и то явление, что Франшконте дало наибольшее число революционеров в научной области (Нодье, Фурье, Прудон, Кювье).

Перемена климата, так сказать, климатическое скрещивание, влечет за собой такие же последствия.

Перемена климата подняла семитов в Европе на такую высоту гения, какой они не достигали в Азии. Она же превращает аглосаксонца в американца, более свободолюбивого и более гениального.

Франция представляет замечательное соотношение между расой и гением. Гений преобладает там, где преимущественно живет германская раса (Mame, Meurthe и Moselle, Haute-Marne, Aisne, Seine и Oise и проч.), тогда как в департаментах, где преобладает иберийская раса (Basse и Haute Pyrenees, Ariege, Gers, Lands) или самая чистая кельтий-ская раса (Morbigan, Vandee, Vienne, Charante и проч.) гении встречаются реже. Но даже и здесь нет недостатка в противоречиях; например (как мы доказываем в ГНоште de Genie), потомки бургундцев дают много гениальных людей в Юре и Дубе и очень незначительное число в Соне и Лоаре. Одна и та же раса в Верхней Гаронне дает в 10 раз больше гениев, чем в Ариеже, вдвое больше, чем в Гиере, и в 5 раз больше, чем в Ландах.

В Жиронде их вдвое больше чем в Лангедоке, а в Геро в 7 раз больше, чем в Лозере. Во всяком случае в общем пять департаментов из восьми (66%), дающих наибольшее число гениальных людей, населены бельгийской и гальской расами (последней принадлежит 19% талантливых людей).

Иберийская раса, также как и кимврская, с которой она не имеет ничего общего, дает крайне незначительные цифры.

Сравнивая географическое распределение гениальности во Франции с результатами политических выборов в вышеуказанные годы, видно, что гениальность идет рука об руку с республиканскими наклонностями.

Плотность населения. Легко понять, что там, где население скучено, именно в городах, как то указал впервые Якоби, политические волнения должны встречаться чаще, ибо в больших центрах страсти возгораются легче вследствие взаимных столкновений; и пример распространяется легко. Сюда присоединяется еще в больших рабочих центрах плохо умиротворяющее влияние гениальных людей и очень опасное влияние выбитых из колеи преступников, которые ищут во время политических волнений возможности возвыситься или дать полную волю своим извращенным инстинктам.

Затем в очень населенных центрах надо считаться с эндемической неврастенией; так, Beard нашел, что жажда наживы, возбуждающая страсти пресса, политическая агитация — все это благоприятствует разви-

208

тию неврастении среди всех почти нью-йоркских граждан; а это, в свою очередь, способствует революциям.

При изучении отношения между плотностью населения и монархическими голосованиями во Франции оказалось, что в департаментах с наибольшей плотностью населения общественное мнение более склонно к республиканским воззрениям. Действительно, Нижние Альпы, Ланды, Индр, Шер, Лозер, население которых не превышает 40 жителей на 1 кв. километр, в политических выборах за 1887,1881 и 1885 гг. дали значительное количество голосов монархической партии.

То же самое замечается по отношению к департаментам Bougen, Верхних Пиринеев, Гер, Авейрона и др., имеющих 60 жителей на 1 кв. километр.

Не менее любопытны выводы, полученные при изучении отношений между революциями и гениальностью, являющейся признаком и следствием развития. Замечено, что высокое развитие и революция особенно часты у промышленных народов и у более умных народов, как, например, во Флоренции, Париже, Женеве, прозванной в 1500 году городом недовольных и, несомненно, бывшей самым цивилизованным городом Швейцарии.

То же было и в Греции с Афинами, городом, столь склонным к революциям и насчитывавшим в цветущую эпоху цивилизации 56 знаменитых поэтов, 21 оратора, 12 историков и литераторов, Йфилосо-фов и ученых и 2 таких выдающихся законодателей, как Дракон и Солон, тогда как Спарта почти не знала революций и гениев (по Schal'ro не более двух гениев); здесь, впрочем, несомненно, оставалось не без влияния и орографическое положение этих городов.

Обилием гениальных людей наряду с очень развитой культурой объясняются сильное развитие цивилизации в Польше и ее политическая неустойчивость, вызвавшая впоследствии ее падение, несмотря на то, что Польша обладала всеми антиреволюционными свойствами, будучи расположена на равнине, в холодном климате, населенная славянской и, следовательно, брахицефалической расой.

По той же причине (незначительной плотности населения) земледельческие департаменты насчитывают мало республиканцев, а промышленные департаменты — много.

Женщины принимают большое участие в стачках (Zola) и восстаниях и незначительное участие — в революциях. Статистика дает для коммуны 27% женщин, тогда как в итальянской революции число их не превышало 1 %; то же замечается и по отношению к гениальности, встречающейся у женщин, как исключение, даже в области искусств. Однако женщины принимали большое участие в христианском движении, а в настоящее время участвуют в нигилистическом движении, но как в том, так и в другом случаях их побуждает надежда на улучшение своей участи и на уравнение права. Заметим, что славянская женщина образованнее всех других европейских женщин и что большее число холостяков заставляет их искать себе иной деятельности.

209

Сумасшествие и преступность находятся в прямом отношении с числом республиканских голосов.

Присутствие одного гениального помешанного Кола ди-Риенци или одного великого гения, как Marcel, и даже человека не гениального, а просто хитрого и преступного, как Буланже, Каталина, Дона-то, Кореи, Сакетти и др., достаточно для возбуждения больших политических волнений.

III

Наконец, укажем на сочинение Balestrini, который применяет наши основные начала к уголовной теории выкидыша (Dell'aborti e dell'infanticide, 1888).

Он доказывает, что наказание в этом случае должно быть значительно уменьшено, ибо зародыш, в особенности в первые месяцы, представляет для современного общества, свободного от теологических воззрений, скорее, животное, чем человека, и это, если позволено так выразиться, скорее животно-убийство, чем человекоубийство.

Tarde, Sarraud, Дриль первые пытались применить нашу новую отрасль знания к юридическим вопросам, равно как Ferri и Garofalo, которых можно причислить к французам, судя по их сочинениям. В особенности укажу на «Riparazione deldanno» Garofalo — исследование, которое должно рассеять страхи, высказанные Maxime Du-Сатр'ом относительно опасности нашей школы. В этом сочинении исследуются средства, какими можно было бы покрывать убыток, причиненный правонарушением.

Он предлагает следующее: в преступлениях против собственности, если преступник состоятелен, вознаграждение, предложенное виновным до или после осуждения, влечет за собой уменьшение наказания наполовину: наказание уменьшается лишь на четверть в преступлениях против личности. Если вознаграждение получено потерпевшим путем суда, то осужденный не пользуется никаким сокращением срока наказания1.

Если пострадавший отказывается принять вознаграждение за понесенный им ущерб, то предложенная сумма переходит в штрафную кассу; так же поступают и в том случае, если пострадавший сам ответствен за совершенное преступление. Касса могла бы выплачивать вознаграждение пострадавшим в случае несостоятельности преступника2.

1 И в этом случае благоразумно делать льготы; тогда преступник будет иметь основание не сопротивляться законными и незаконными средствами взыскам. (Прим. ред.)

* Таким образом, преступления, совершаемые из мести и злобы, чтобы заставить потерпевшего пострадать материально (например, поджог нежилого строения) потеряли бы смысл и уменьшились бы (ср. Гражданский иск Л. Берлина. СПб., 1888. № 25. С. 36). (Прим. ред.)

210