II. Допустимость доказательств в классическом понимании. Проблема «позитивной» допустимости доказательств
Данный аспект допустимости доказательств наиболее полно исследован в процессуальной науке. Вместе с тем взгляды на содержание данного правила, его толкование отличаются достаточным разнообразием. По нашему мнению, это вызвано тем, что ст. 54 ГПК РСФСР и ст. 57 АПК РФ носят бланкетный характер, что инициирует дискуссии при определении круга тех норм, к которым отсылает данное правило.
Например, длительное время считалось, что допустимость доказательств распространяется только на свидетельские показания и действует в случае установления фактов сделок. При этом одни авторы распространяют это правило лишь на те сделки, по отношению к которым (в связи с нарушением формы) запрещено ссылаться на свидетельские показания. Другие – также на сделки, для которых законом установлена простая или нотариальная форма, а равно требование об их государственной регистрации, нарушение коих влечет их недействительность.
В настоящее время господствует точка зрения, что в этом аспекте допустимость доказательств применяется и для установления фактов, лежащих в основе и других правоотношений, распространясь на другие средства доказывания. Данная позиция была впервые высказана Ю.М. Жуйковым на основании анализа ст. 260 ГПК РСФСР, в соответствии с которой в случае предъявления заявления о признании гражданина недееспособным обязательно назначение судебно-психиатрической экспертизы. Впоследствии она была убедительно развита А.Г. Калпиным и М.К. Треушниковым.
а) Сопоставление требований гражданского процессуального и арбитражного процессуального законов
При определении круга норм, к которым отсылают правила ст. 54 ГПК РСФСР и ст. 57 АПК РФ в их сопоставлении, возникают сложности и иного характера. В соответствии со ст. 54 ГПК РСФСР ограничение в использовании средств доказывания для установления отдельных обстоятельств дела могут быть установлены только законом, тогда как в соответствии со ст. 57 АПК РФ также и иным нормативным правовым актом. Расширение круга источников, которыми может устанавливаться допустимость доказательств, за счет включения в него не только законов, но и иных нормативных правовых актов, предпринятое в АПК РФ, безусловно, отвечает требованиям развития принципа состязательности и дальнейшей формализации процесса. Вместе с тем указанное отличие ст. 54 ГПК РСФСР от ст. 57 АПК РФ может привести к различному разрешению сходных по существу дел (дел, в основе которых лежат единые группы материальных правоотношений) судами общей юрисдикции и арбитражными судами на том основании, что в одних случаях ограничения в использовании отдельных средств доказывания, закрепленные в нормативных правовых актах, будут приниматься в расчет, а в других нет. Выход из сложившейся ситуации может лежать в сфере расширительного толкования ст. 54 ГПК РСФСР, признании возможности отнесения к источникам, которыми устанавливается допустимость доказательств в гражданском процессе, не только законов, но и нормативных правовых актов меньшей юридической силы.
Тем более что подобный подход уже давно знаком науке.
Вместе с тем было бы не верно утверждать, что данный подход носит в настоящее время универсальный характер, поскольку он касается главным образом требования об установлении причины и степени утраты профессиональной трудоспособности специально управомоченным органом, исключительно документального подтверждения факта неправильности записи в трудовой книжке, некоторых других случаев. При этом первое из указанных требований имеет к тому же законные основания. Главным образом на закон – ст. 51 Основ законодательства об охране здоровья граждан от 22 июля 1993 г., предписывающую обязательность проведения военно-врачебной экспертизы для установления факта и причин получения военнослужащим повреждения здоровья при исполнении обязанности военной службы, а не на конкретизировавшие его нормы гл. VII Положения о военно-врачебной экспертизе, утвержденного постановлением Правительства РФ от 20 апреля 1995 г., в обоснование нарушения ст. 54 ГПК РСФСР сослался заместитель Председателя ВС РФ в протесте на решение В.-Пышминского городского суда по иску Б. к акционерному обществу «Военно-страховая компания», в котором данные обстоятельства были установлены на основании других средств доказывания.
В пользу принципиальной возможности расширительного толкования требований ст. 54 ГПК РСФСР в отдельных случаях также свидетельствует судебная практика. При этом подобное толкование применяется судами в том плане, в каком оно вытекает из содержания норм, к которым ст. 54 ГПК РСФСР непосредственно отсылает.
Так в своем постановлении #G0от 24 августа 1993 г. N 8 «О некоторых вопросах применения судами #M12291 9003425Закона РСФСР «О приватизации жилищного фонда в РСФСР»#S, в редакции постановления Пленума #M12291 9007425от 21 декабря 1993 г. N 11#S, с последующими изменениями и дополнениями, Пленум ВС РФ дал следующее разъяснение содержания ст. ст. 7, 8 Федерального закона и «О приватизации жилищного фонда в РСФСР» от 4 июля 1991 г., с последующими изменениями и дополнениями: #G0если гражданин, подавший заявление о приватизации и необходимые для этого документы, умер до оформления договора на передачу жилого помещения в собственность или до регистрации такого договора местной администрацией, то в случае возникновения спора по поводу включения этого жилого помещения или его части в наследственную массу необходимо иметь в виду, что указанное обстоятельство само по себе не может служить основанием к отказу в удовлетворении требования наследника, если наследодатель, выразив при жизни волю на приватизацию занимаемого жилого помещения, не отозвал свое заявление, поскольку по независящим от него причинам был лишен возможности соблюсти все правила оформления документов на приватизацию, в которой ему не могло быть отказано. Вот каким образом было истолковано данное руководящее разъяснение в конкретном деле. Б. обратилась в суд с иском о признании за ней права собственности на квартиру, нанимателем которой была ее сестра В., обосновав свое требование тем, что в 1993 г. ее сестра подала заявление о приватизации своей квартиры, однако после ее смерти в 1995 г. выяснилось, что договор приватизации заключен не был. Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения кассационной инстанцией, в удовлетворении исковых требований отказано. Отменяя состоявшиеся по делу постановления и направляя дело на новое рассмотрение, Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ в частности указала, что не ясно в связи с чем, отказ В. от приватизации был оформлен актом, составленным должностными лицами органа местного самоуправления, а не путем отзыва заявления о приватизации, как того требует п. 8 постановления Пленума ВС РФ #G0от 24 августа 1993 г. N 8 «О некоторых вопросах применения судами #M12291 9003425Закона Российской Федерации «О приватизации жилищного фонда в Российской Федерации»#S, в редакции постановления Пленума #M12291 9007425от 21 декабря 1993 г. N 11#S, с последующими изменениями и дополнениями. Таким образом, Судебная коллегия ВС РФ до некоторой степени подвергла сомнению доказательственное значение не предусмотренного постановлением Пленума ВС РФ документа.
Вместе с тем и данный довод не может быть признан, носящим универсальный характер, так как в отдельных случаях к допустимости доказательств в судах общей юрисдикции применяется ограничительное толкование.
#G0Например, в соответствии с законом на государственные органы, органы местного самоуправления, учреждения, предприятия и их объединения, общественные объединения, на должностных лиц, государственных служащих, действия (решения) которых обжалуются гражданином, возлагается процессуальная обязанность документально доказать законность обжалуемых действий (решений). В этой связи военным судом Дальневосточного военного округа по делу по жалобе полковника медицинской службы Чекарева Ю.В. на действия начальника медицинской службы Дальневосточного военного округа, связанные с привлечением заявителя к дисциплинарной ответственности, был признан необоснованным вывод военного суда Хабаровского гарнизона о том, что в соответствии с ч. 2 ст. 6 Федерального закона «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан» от 27 апреля 1993 г., с последующими изменениями и дополнениями, обстоятельства проведения разбирательства при привлечении военнослужащего к дисциплинарной ответственности подлежат исключительно документальному подтверждению, поскольку ст. ст. 48, 86 Дисциплинарного устава Вооруженных Сил РФ, регламентирующие порядок осуществления такого расследования, не предписывают обязательной письменной формы его проведения. Иными словами, суд в данном случае счел, что требования ч. 2 ст. 6 Федерального закона «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан» о том, что лицо, чьи действия (решения) обжалуются, обязано обосновать законность своих действий (решений) при помощи исключительно письменных доказательств, подлежат применению лишь в том смысле, в каком обязанность документирования обжалуемых действий (решений) возложена на него в соответствии с иными нормативными правовыми актами, непосредственно регламентирующими порядок принятия решения или совершения обжалуемых действий. Данный вывод суда второй инстанции представляется единственно верным, так как иной подход к поименованной проблеме противоречил бы самой сути управленческой деятельности.
Таким образом, основным доводом в отношении констатации необходимости расширительного толкования содержания ст. 54 ГПК РСФСР в части признания возможности отнесения к источникам, которыми могут устанавливаться ограничения в использовании отдельных средств доказывания в гражданском процессе, не только законов, но и нормативных правовых актов меньшей юридической силы, является все же невозможность различного разрешения сходных по существу дел (дел, в основе которых лежат единые группы материальных правоотношений) судами общей юрисдикции и арбитражными судами на том основании, что в одних случаях ограничения в использовании отдельных средств доказывания, закрепленные в нормативных правовых актах, будут приниматься в расчет, а в других нет. С другой стороны, однозначно говорить о самой возможности применения анализируемого требования ст. 57 АПК РФ, а тем более о необходимости аналогичного расширительного толкования ст. 54 ГПК РСФСР в настоящее время преждевременно, поскольку оно не соотносится с требованиями ст. 1 ГПК РСФСР и ст. 3 АПК РФ, закрепляющими, что регулирование гражданских процессуальных и арбитражных процессуальных правоотношений допускается на основании Конституции РФ, федеральных конституционных законов и федеральных законов. Иными словами, данный вопрос должен быть решен внесением изменений и дополнений в ГПК РСФСР и АПК РФ.
б) Формы сделок в гражданском праве
С учетом отмеченной нами несогласованности в содержании ст. 54 ГПК РСФСР и ст. 57 АПК РФ в их сопоставлении вернемся теперь к анализу содержания отдельных случаев допустимости доказательств. Исторически данный аспект допустимости доказательств сложился под воздействием наличия различных форм сделок и последствий их нарушения. В этой связи представляется целесообразным начать анализ содержания отдельных случаев допустимости доказательств с рассмотрения именно этого вопроса.
Исходя из содержания материально-правовых норм, возможно выделить следующие примерные критерии отграничения различных видов сделок друг от друга:
а) в отношении отграничения письменной формы сделки от устной:
- несоблюдение простой письменной формы сделки юридических лиц между собой и с гражданами (п. 1 ч. 1 ст. 161 ГК РФ);
- несоблюдение простой письменной формы сделки граждан между собой на сумму, превышающую не менее чем в десять раз установленный законом минимальный размер оплаты труда (п. 2 ч. 1 ст. 161 ГК РФ).
Необходимо также учитывать, что не требуют письменной формы следующие сделки:
- исполняемые при их совершении (ч. 2 ст. 159 ГК РФ);
- совершенные во исполнение договора, заключенного в письменной форме, если это не противоречит законодательству, иным правовым актам и договору (ч. 3 ст. 159 ГК РФ).
При этом для отдельных видов договоров установлены некоторые изъятия из изложенных правил, в частности:
- договор дарения, сопровождаемый передачей дара одаряемому, может быть совершен устно, за исключением случаев, когда дарителем является юридическое лицо и стоимость дара превышает пять установленных законом минимальных размеров оплаты труда, или даром является недвижимое имущество (ст. 574 ГК РФ);
- договор аренды между гражданами на срок менее года может быть заключен устно (ч. 1 ст. 609 ГК РФ);
- договор найма жилого помещения (ст. 674 ГК РФ), договор хранения, предусматривающий обязанность хранителя принять вещь на хранение (ч. 1 ст. 887 ГК РФ) всегда должны быть заключены в письменной форме;
- авторский договор об использовании произведения в периодической печати может быть заключен в устной форме, а в остальных случаях – только в письменной.
Кроме того, по общему правилу письменная форма договора считается соблюденной, если письменное предложение заключить договор принято посредством выполнения указанных в этом предложении действий (отгрузки товаров, предоставления услуг, выполнения работ, уплаты соответствующей суммы и т.п.), если иное не предусмотрено законом, иными правовыми актами или не указано в самой оферте (ч. 3 ст. 434, ч. 3 ст. 436 ГК РФ);
б) в отношении сделок несоблюдение простой письменной формы, которых влечет их недействительность:
- несоблюдение простой письменной формы внешнеэкономической сделки (ч. 3 ст. 162 ГК РФ);
- несоблюдение простой письменной формы соглашения о неустойке (ст. 331 ГК РФ);
- несоблюдение простой письменной формы договора о залоге, за исключением договора об ипотеке, а также договора о залоге движимого имущества или прав на имущество в обеспечение обязательств по договору, который должен быть нотариально удостоверен (ч.ч. 2, 4 ст. 339 ГК РФ);
- несоблюдение простой письменной формы договора поручительства (ст. 362 ГК РФ);
- несоблюдение простой письменной формы соглашения об уступке требования или переводе долга, если основное обязательство должно быть совершено в простой письменной форме под угрозой недействительности сделки (ст. ст. 389, 391 ГК РФ);
- несоблюдение простой письменной формы договора купли-продажи (мены) недвижимости (ст. 550 ГК РФ);
- несоблюдение простой письменной формы договора дарения движимого имущества в случаях, когда: дарителем является юридическое лицо и стоимость дара превышает пять установленных законом минимальных размеров оплаты труда; договор содержит обещание дарения в будущем (ч. 2 ст. 574 ГК РФ);
- несоблюдение простой письменной формы договора аренды зданий и сооружений на срок менее одного года (ст. 651 ГК РФ);
- несоблюдение простой письменной формы кредитного договора (ст. 820 ГК РФ);
- несоблюдение простой письменной формы договора банковского вклада (ст. 836);
- несоблюдение простой письменной формы договора страхования, за исключением обязательного государственного страхования (ст. 940 ГК РФ);
- несоблюдение простой письменной формы договора доверительного управления движимым имуществом (ст. 1017 ГК РФ);
в) нотариальное удостоверение сделок обязательно в случаях, указанных в законе, а также в случаях, предусмотренных соглашением сторон, хотя бы по закону для сделок данного вида эта форма не требовалась (ч. 2 ст. 163 ГК РФ). К первой из поименованных групп сделок, в частности относятся:
- договор о залоге движимого имущества или прав на имущество в обеспечение обязательств по договору, который должен быть нотариально удостоверен (ч.ч. 2, 4 ст. 339 ГК РФ);
- соглашение об уступке требования или переводе долга, если основное обязательство должно быть совершено в нотариальной форме (ст. ст. 389, 391 ГК РФ);
- договор ренты, за исключением договора, предусматривающего отчуждения недвижимого имущества (ст. 584 ГК РФ);
- завещание (ст. ст. 540, 541 ГК РСФСР);
г) по общему правилу, сформулированному в ч. 1 ст. 164 ГК РФ сделки с недвижимостью подлежат государственной регистрации. В этой связи следует учитывать, что под действие данного правила не подпадают:
- соглашение об уступке требования или переводе долга, если основное обязательство хотя и связано с оборотом недвижимости, но не требует государственной регистрации (ст. ст. 389, 391 ГК РФ);
- договор купли-продажи или мены недвижимости, за отдельными исключениями, например, купли-продажи или мены предприятий и жилья (поскольку в данном случае государственной регистрации подлежит не сам договор, а переход права собственности по нему – ст. ст. 550, 551, 558 ГК РФ);
- договор аренды транспортных средств (ст. ст. 633, 643 ГК РФ);
- договор аренды зданий или сооружений на срок менее одного года (ст. 651 ГК РФ);
- договор найма жилого помещения (ст. 674 ГК РФ).
Кроме того, в соответствии с ч. 2 ст. 164 ГК РФ законом могут быть предусмотрены случаи государственной регистрации сделок с движимым имуществом определенных видов. К ним следует отнести договор коммерческой концессии, регистрируемый в органах, осуществляющих государственную регистрацию юридических лиц, а равно договор коммерческой концессии на использование объекта, охраняемого в соответствии с патентным законодательством, регистрируемый помимо прочего и в патентном ведомстве (ст. 1028 ГК РФ);
д) возможно также выделить в отдельную группу договоры, требующие как нотариального удостоверения, так и государственной регистрации:
- договор об ипотеке (ч.ч. 2, 3 ст. 339 ГК РФ);
- соглашение об уступке требования или переводе долга, если основное обязательство должно быть совершено в нотариальной форме и подлежит государственной регистрации, если иное не предусмотрено законом (ст. ст. 389, 391 ГК РФ);
- договор ренты, предусматривающий отчуждение недвижимого имущества, и договор пожизненного содержания с иждивением (ст. 584 ГК РФ).
в) Допустимость доказательств, связанная с формой сделок
- последствия несоблюдения простой письменной формы сделок
Как уже отмечалось, в зависимости от последствий нарушения формы все перечисленные сделки возможно подразделить на две большие группы. Первая из них влечет следующее последствия: несоблюдение простой письменной формы сделки лишает стороны права в случае спора ссылаться в подтверждение сделки и ее условий на свидетельские показаний, но не лишает их права приводить письменные и другие доказательства, за исключением случаев, прямо указанных в законе или соглашении сторон, когда несоблюдение простой письменной формы сделки влечет ее недействительность (ч.ч. 1, 2 ст. 162 ГК РФ).
Таким образом, под действие этого правила подпадают сделки, которые в соответствии с законом или соглашением сторон не могут совершаться устно, за исключением сделок, для которых законом или соглашением сторон установлено требование их нотариального удостоверения, и (или) подлежащих в соответствии с законом государственной регистрации, а равно сделок несоблюдение простой письменной формы, которых влечет их недействительность.
Если попытаться проанализировать содержание данного правила, следует говорить о том, что:
- оно подлежит применению лишь в случаях игнорирования сторонами предписаний о простой письменной форме сделки, то есть в случае соблюдения простой письменной формы сделки оно неприменимо. В этой связи в отечественной правовой литературе высказано предположение об использовании свидетельских показаний в случае утраты письменных доказательств не по вине стороны (ранее известное иным правопорядкам). Суть данных рассуждений сводится к следующему: поскольку письменный документ был составлен, следовательно – договор заключен; запрещение использовать свидетельские показания выступает санкцией за нарушение установленной законом формы; так как утрата произошла не по вине стороны, то использовать недопустимость свидетельских показаний как санкцию было бы несправедливо. По нашему мнению, факт соблюдения простой письменной формы сделки во всех случаях допускает использование свидетельских показаний, в том числе и в случае утраты письменного доказательства стороной, независимо от наличия ее вины в этом;
- исходя из буквального содержания ч. 1 ст. 162 ГК РФ, ограничение в использовании свидетельских показаний применимо только к сторонам по сделке. Действительно, распространение этой санкции на лиц по делу, непосредственно не участвующих в заключении сделки, существенно бы затруднило возможность эффективной защиты их прав, главным образом в случае, когда стороны сделки умышленно нарушили требование о простой письменной форме, в том числе в целях причинения ущерба этим лицам. Кроме того, использование в ч. 1 ст. 162 ГК РФ термина «стороны», на первый взгляд, предусматривает, что в этом аспекте допустимость доказательств распространяется только на двусторонние и многосторонние сделки, то есть неприменима к односторонним сделкам. Но при анализе требований законодательства об односторонних сделках напрашивается прямо противоположный вывод, поскольку в первом случае становиться совершенно неясным каковы правовые последствия нарушения простой письменной формы односторонней сделки, если в законодательстве отсутствует указание на ее недействительность. При этом следует учитывать, что односторонность сделки не изменяет предписания о распространении правила ч. 1 ст. 162 ГК РФ исключительно на сторону по сделке;
- следующим необходимым условием применения правила, закрепленного в ч. 1 ст. 162 ГК РФ, является наличие спора о подтверждении сделки (отдельных ее условий). Иными словами, если в ходе разрешения дела спора по данным поводам не возникает, то отсутствуют основания для применения ограничений в использовании свидетельских показаний;
- наконец, закон содержит исчерпывающий перечень обстоятельств дела, которые не могут быть установлены свидетельскими показаниями, к ним относятся: факт совершения сделки; условия, на которых сделка была совершена. В этой связи при возникновении спора по поводу действительности сделки по иным (отличным от порока формы) основаниям, по общему правилу, вполне допустимы свидетельские показания. Данный тезис давно знаком теории процессуального права: «в спорах против содержания актов ... вполне допустимы и другие средства доказывания, кроме письменных». При этом права ссылаться на свидетельские показания в таких случаях, безусловно, не лишены и непосредственные стороны сделки. В частности, в случае отказа общества с ограниченной ответственностью удовлетворить просьбу его участника об отзыве заявления о выходе из общества, последний не лишен права оспорить такое заявление в судебном порядке применительно к правилам о недействительности сделок (например, по мотивам подачи заявления под влиянием насилия, угрозы либо в момент, когда участник общества находился в таком состоянии, что не был способен понимать значение своих действий и руководить ими). Иными словами, при оспаривании сделки, заключенной с соблюдением надлежащей формы, могут быть использованы все предусмотренные ч. 2 ст. 49 ГПК РСФСР и п. 2 ч. 1 ст. 52 АПК РФ средства доказывания, то есть закон не запрещает, а предполагает применение свидетельских показаний в процессе доказывания. Это, кроме прочего, подтверждает верность нашего тезиса о возможности использования показаний свидетеля для подтверждения заключения сделки в надлежащей форме. Данное явление названо М.К. Треушниковым «пределами применения правил о допустимости доказательств».
Кроме того, в целях защиты интересов отдельных субъектов гражданских правоотношений законодатель предусмотрел отдельные исключения из ч. 1 ст. 162 ГК РФ как расширительного, так и ограничительного свойства.
К этим ограничениям, в частности, относятся:
- право покупателя ссылаться на свидетельские показания в подтверждение договора розничной купли-продажи при отсутствии у него кассового или товарного чека, а равно иных документов, подтверждающих уплату товара или заключение договора розничной купли-продажи (ст. 439 ГК РФ);
- право заемщика оспаривать договор займа, подлежащий совершению в письменной форме, по безденежности ссылаясь на свидетельские показания в случаях, когда договор был заключен под влиянием обмана, насилия, угрозы, злонамеренного соглашения представителя заемщика с займодавцем или стечения тяжелых обстоятельств (ч. 2 ст. 812 ГК РФ). Данный случай не является частностью по отношению к уже отмеченному нами праву стороны по сделке оспорить ее по мотивам наличия порока в воле, субъекте или иным основаниям со ссылкой на свидетельские показания. Доказанность того, что деньги или вещи по договору займа фактически не были переданы или были переданы в меньшем количестве, означает не недействительность договора, а то, что он остался незаключенным (или был заключен на меньшую сумму или меньшее количество вещей), что вытекает из реального характера самого договора (ч. 3 ст. 812 ГК РФ). Более того, данное правило является скорее исключением из так называемых «пределов применения» допустимости доказательств. В соответствии с ч. 2 ст. 812 ГК РФ, если договор займа должен быть заключен в письменной форме, заемщик не вправе оспаривать его по безденежности, за исключением уже перечисленных случаев. Иными словами, в данном случае ограничения в использовании средств доказывания введены не для подтверждения «положительных фактов предмета доказывания» (подтверждение сделки, ее условий), а для доказывания «отрицательных фактов»;
- передача вещи на хранение при чрезвычайных обстоятельствах (пожаре, стихийном бедствии, внезапной болезни, угрозе нападения и т.п.) может быть доказана свидетельскими показаниями, даже если такой договор должен быть заключен в письменной форме (п. 3 ч. 1 ст. 887 ГК РФ);
- наконец, несоблюдение простой письменной формы договора хранения не лишает стороны права ссылаться на свидетельские показания в случае спора о тождестве вещи, принятой на хранение, и вещи, возвращенной хранителем (ч. 3 ст. 887 ГК РФ).
Анализ же судебной практики позволяет говорить о том, что ошибки связанные с применением требований ч. 1 ст. 162 ГК РФ и установленными из них исключениями встречаются в ней довольно редко.
Основной их массив относятся к периоду становления практики применения аналогичных норм ГК РСФСР 1964 г. Так Судебная коллегия по гражданским делам ВС СССР, рассмотрев по протесту в порядке надзора дело по иску М. к Х. о взыскании 2000 руб. долга, признала неправильной обоснование ВС РСФСР вывода о безденежности долговой расписки со ссылкой на свидетельские показания, поскольку оспаривание договора займа по безденежности на сумму свыше 50 руб. путем свидетельских показаний не допускается, за исключением случаев уголовно наказуемых деяний.
Определенную значимость для темы настоящего исследования имеют также вопросы допустимости доказательств при прекращении гражданско-правовых обязательств исполнением. По общему правилу, предусмотренному ч. 2 ст. 408 ГК РФ в случае, когда обязательство удостоверено долговым документом, сделка по его исполнению должна быть совершена в письменной форме (путем возращения долгового документа, посредством расписки или учинением подписи на долговом документе). В этой связи на этот случай в полной мере распространяются требования ч. 1 ст. 162 ГК РФ.
Наиболее же неоднозначным письменным доказательством в спорах, сопряженных с применением ч. 1 ст. 162 ГК РФ, как свидетельствует практика, являются квитанции почтовых переводов. Поскольку они не позволяют сделать однозначный вывод о том, удостоверяют ли они перевод денег по договору займа (оплату товаров, работ, услуг) или возвращение суммы долга, то есть исполнение обязательства.
Таким образом, применение ч. 1 ст. 162 ГК РФ к сделкам несоблюдение простой письменной формы, коих не влечет их недействительность, характеризуется четким определением обстоятельств дела, которые не могут устанавливаться посредством свидетельских показаний, а равно некоторыми исключениями из общего правила, предусмотренными в целях защиты заведомо слабой стороны материального правоотношения. Иными словами, в последнем случае допустимость имеет целью не только обеспечение прочности гражданского оборота, но и выступает своеобразной процессуальной гарантией равенства субъектов гражданских правоотношений.
- последствия несоблюдения квалифицированной формы сделки
Ко второй группе сделок относятся сделки несоблюдение формы (простой письменной; нотариальной; требования государственной регистрации; нотариальной формы сделки и требования государственной регистрации, одновременно), которых влечет их недействительность ч. 2 ст. 162, ч. 1 ст. 165 ГК РФ.
Особая значимость рассмотрения данной группы сделок обусловлена помимо прочего еще и тем, что нынешний ГК РФ значительно расширил их количество. В этой связи «требования о признании сделки, заключенной с нарушением формы действительной» в настоящее время может быть заявлено в суде не только в отношении «купли-продажи домов и дач», но и во многих других случаях.
По вопросу о распространении правил об ограничении использования отдельных средств доказывания на эту группу сделок в процессуальной науке существует две диаметрально противоположных точки зрения. И хотя большинство современных исследователей высказываются за распространение на данную группу сделок правил о допустимости доказательств, но сама проблема еще не полностью утратила своей актуальности. В этой связи анализ мотивации обеих точек зрения отвечает целям и задачам настоящего исследования.
Основные аргументы сторонников господствующей точки зрения состоят в следующем.
В соответствии с п. 9 постановления Пленума ВС СССР от 1 декабря 1983 г. «О применении процессуального законодательства при рассмотрении гражданских дел в суде первой инстанции», с последующими изменениями и дополнениями, «факт сделки, подлежащей в силу закона нотариальному удостоверению, может быть подтвержден лишь нотариально оформленным документом». В соответствии с п. 7 постановления Пленума ВС СССР от 31 марта 1978 г. № 4 «О применении законодательства при рассмотрении дел об освобождении имущества от ареста (исключении из описи)», с последующими изменениями и дополнениями, «если принадлежность истцу имущества может быть подтверждена лишь определенными средствами доказывания, суд должен принимать только допустимые средства доказывания, в частности нотариально удостоверенные документы, когда право на имущество может быть по закону доказано только такими документами». Исходя из этих разъяснений, делается вывод о необходимости подтверждения таких сделок только нотариально удостоверенными документами.
Вторым аргументом в пользу распространения допустимости доказательств на данную группу сделок является практика применения ч. 2 ст. 165 ГК РФ в соответствии, с которой если одна из сторон полностью или частично исполнила сделку, требующую нотариального удостоверения, а другая сторона уклоняется от такого удостоверения сделки, суд вправе по требованию исполнившей сделку стороны признать сделку действительной, а равно примыкающая к ней правоприменительная практика ч. 3 ст. 165 ГК РФ в соответствии, с которой если сделка, требующая государственной регистрации, совершена в надлежащей форме, но одна из сторон уклоняется от ее регистрации, суд вправе по требованию другой стороны вынести решение о регистрации сделки.
По давно сложившемуся толкованию ч.ч. 2, 3 ст. 165 ГК РФ «если в случае несоблюдения простой письменной формы ... стороны лишены права в случае спора ссылаться на свидетельские показания, то тем более такого права они должны быть лишены, если сделка не облечена в нотариальную форму при обязательности последней».
Например, К. обратилась в суд с иском С. и М. о выселении из принадлежащего ей на праве собственности домовладения. Истица указала, что вселила ответчиков в свой дом в качестве нанимателей временно, в настоящее время она сама нуждается в нем, но ответчики отказываются освободить жилое помещение. С. и М. обратились со встречным иском о признании действительным договора купли-продажи дома, который, по их утверждению, состоялся между К. и С. Районный суд встречный иск удовлетворил, а в первоначальном – отказал. С таким выводом суда нельзя согласиться, поскольку признание договора подлежащего заключению в нотариальной форме действительным по мотивам уклонения стороны от его нотариального удостоверения, допустимо при условии доказанности самого факта заключения договора. Это же обстоятельство может быть подтверждено только письменными доказательствами. Вместе с тем выводы суда о наличии этих обстоятельств были основаны только на свидетельских показаниях, поэтому решение суда первой инстанции подлежало отмене.
В другом деле Судебная коллегия ВС РФ прямо указала на единство процессуального порядка разрешения споров основанных на ч. 2 ст. 165 ГК РФ и ч. 3 ст. 165 ГК РФ.
При этом возможность такого судебного устранения недостатков формы сделки неприменима к односторонним квалифициронным сделкам. Данный вывод вытекает из грамматического толкования ч.ч. 2, 3 ст. 165 ГК РФ, устанавливающих, что признание сделки действительной (вынесение решения о государственной регистрации сделки) возможно лишь по иску стороны к контрагенту по сделке, уклоняющемуся от совершения обязательных для него действий.
Из такого же понимания исходит и судебная практика. Например, после смерти М. организация обратилась с иском к дочери умершего И. о признании за нею права на наследство по завещанию, которое было составлено в форме письма к друзьям, в котором М. писал, что свое имущество он оставит библиотеке. Этому письму, по мнению заявителя, должна быть придана юридическая сила в соответствии с ч. 2 ст. 47 ГК РСФСР 1964 г. (ч. 2 ст. 165 ГК РФ). Правильно отказывая в удовлетворении иска, суд исходил из того, что ч. 2 ст. 47 ГК РСФСР 1964 г. (ч. 2 ст. 165 ГК РФ) предусматривает возможность для признания действительными только двусторонних и многосторонних сделок, к которым завещание отнесено быть не может.
Сторонники нераспространения допустимости доказательств на сделки, требующие квалифицированной формы, исходят из следующих рассуждений. Если обратиться к статьям ГК о нотариальной форме сделок и последствиях ее нарушения, то видно, что ни в одной из этих статей ничего не говориться о том, какие доказательства могут или, наоборот, не могут использоваться в судебных спорах по поводу этих сделок. Поскольку в законе нет прямых указаний, ограничивающих доказывание нотариальных сделок, очевидно, эти ограничения могут выводится только «из смысла закона», что «само по себе вызывает серьезные возражения ... Если сделка была заключена с соблюдением предписанной нотариальной формы, но все экземпляры договора утрачены, разве нельзя будет использовать в качестве доказательства по делу реестр нотариуса, где сделана запись о сделке? Или допросить нотариуса, который помнит, что удостоверял договор между сторонами? Разве недопустимы в этом случае объяснения сторон, сообщающих, когда и в какой нотариальной конторе сделка была удостоверена».
С учетом требований ч. 2 ст. 165 ГК РФ при признании заведомо отсутствующего документа единственным допустимым доказательством по делу, становиться совершенно неясным каким образом суд может рассмотреть дело о признании таких сделок действительными по мотивам уклонения стороны от нотариального удостоверения (государственной регистрации).
На взгляд автора, обе изложенные позиции не лишены как сильных, так и слабых сторон.
Требование о необходимости подтверждения нотариальной формы сделки исключительно нотариальными документами, не смотря на руководящие разъяснения высшей судебной инстанции, на вряд ли может быть признано основанной на законе. Данный тезис может быть проиллюстрирован следующими рассуждениями. Часть 1 ст. 162 ГК РФ предусматривает неблагоприятные процессуальные последствия в случае игнорирования сторонами требования к форме сделки. В этой связи даже при расширительном толковании этих требований ее (формы) соблюдение не охватывается диспозицией ч. 1 ст. 162 ГК РФ. Иначе в случае заключения сделки в надлежащей форме (в том числе, простой письменной, нотариальной, с соблюдением требования о государственной регистрации) ограничения в использовании свидетельских показаний и иных средств доказывания введены быть не могут. В противном случае следует говорить о наличии в законе санкции за правомерные действия. С другой стороны, такие сделки при несоблюдении требовании об их форме недействительны в силу прямого указания в законе, чем бы в суде они не доказывались.
В свою очередь в отношении споров основанных на требованиях ч.ч. 2, 3 ст. 165 ГК РФ применение ч. 1 ст. 162 ГК РФ вполне обосновано, поскольку более льготный режим правового регулирования не может быть предоставлен для сделок, требующих более квалифицированной формы. На это обстоятельство недвусмысленно указал законодатель в ч. 3 ст. 165 ГК РФ, предусмотревший, что возможность вынесения судебного решения о государственной регистрации сделки предусмотрено лишь в случае, если сделка «совершена в надлежащей форме», то есть, главным образом, в простой письменной.
При этом данные требования должны толковаться в строгом соответствии с уже изложенным нами содержанием ч. 1 ст. 162 ГК РФ. В этой связи показателен следующий пример из судебной практики. Прокурор Хостинского района г. Сочи обратился в суд с заявление в интересах Багдасян к Зоголяну о признании недействительным на основании ст. ст. 167 – 169 ГК РФ договора купли-продажи дома в г. Сочи, пос. Кудепса, удостоверенного 14 августа 1996 г. нотариусом и зарегистрированного 15 августа 1996 г. БТИ г. Сочи. Президиум Краснодарского краевого суда, рассмотрев дело в порядке надзора, в частности указал: выводы суда первой инстанции о том, что квартира куплена за другую цену, чем та, которая указана в договоре, в нарушение ст. 54 ГПК РСФСР основан на недопустимых доказательствах: объяснения ответчика об уплате за квартиру 110 млн. руб. и показаниях свидетелей об ошибочности указания в договоре цены в 30 млн. руб. Договор купли-продажи недвижимости требует письменной формы, в связи с этим его условия могут подтверждаться только письменными доказательствами, в случае спора стороны лишены права ссылаться на свидетельские показания (ч. 1 ст. 162 ГК РФ). Письменных доказательств об уплате иной, чем указано в договоре, покупной цены суду не представлено.
С подобными рассуждениями краевого суда трудно согласиться. В данном случае сделка была совершена в надлежащей форме. В этой связи стороны имели право ссылаться в подтверждение условий сделки на свидетельские показания, которые подлежали оценке наряду с другими собранными по делу доказательствами.
Если попытаться проанализировать причины подобного процессуального упрощенчества, следует говорить о том, что они являются результатом нынешней чрезвычайной загруженности судов, которая не предоставляет им возможности надлежащим образом обеспечить отправление правосудия. Вместе с тем сам процессуальный закон предоставляет суду достаточно правомочий для создания сторонам возможности по всестороннему и полному исследованию обстоятельств дела, представлению ими необходимых доказательств. Кроме того, современная криминология разработала достаточно приемов по разоблачению заведомо ложных показаний.
Таким образом, допустимость доказательств в отношении данной группы сделок подлежит применению в отношении споров основанных на требованиях ч.ч. 2, 3 ст. 165 ГК РФ, поскольку более льготный режим правового регулирования не может быть предоставлен для сделок, требующих более квалифицированной формы. При этом данные требования должны толковаться в строгом соответствии с уже изложенным нами содержанием ч. 1 ст. 162 ГК РФ. В других случаях ограничения в использовании определенных средств доказывания применены быть не могут. В этой связи назрела необходимость пересмотра ряда разъяснений Пленума ВС РФ о доказывании факта заключения сделок, требующих нотариальной формы, исключительно нотариально оформленными документами.
- ссопоставление ограничений в использовании свидетельских показаний с общим правилом допустимости доказательств
Если попытаться проанализировать данный случай допустимости доказательств с точки зрения избранных нами концептуальных предпосылок рассмотрения настоящей темы, то следует констатировать, что содержание допустимости доказательств в данном, классическом понимании не многим отличается от так называемого общего правила допустимости доказательств.
Во-первых, как и в случае с общим правилом, ограничения в использовании такого средства доказывания как свидетельские показания для установления отдельных обстоятельств дела, связанных с соблюдением сторонами требований, предъявляемых законодательством к форме сделок, не устраняют в полной мере это средство доказывания из хода судебного разбирательства. В частности, они (ограничения) не исключают, а скорее предполагают, как это следует из приведенных примеров, необходимость оценки их доказательственного значения вышестоящими судебными инстанциями при обнаружившейся судебной ошибке. Кроме того, даже наличие ходатайства лица, участвующего в деле, в котором надлежаще определены обстоятельства, подлежащие установлению посредством допроса свидетеля (ч. 3 ст. 61 ГПК РСФСР, ч. 2 ст. 54 АПК РФ), отнюдь не исключает случаи, когда свидетель в ходе допроса выйдет за пределы тех обстоятельств дела, которые могут быть установлены при помощи его показаний, а суд в этой связи будет вынужден не отказать в удовлетворении ходатайства о вызове свидетеля, а дать оценку данным доказательствам с точки зрения их допустимости в решении.
Во-вторых, как и в случае с общим правилом о допустимости, недопустимые (в этом аспекте) доказательства не могут считаться «судебными доказательствами» в значении «фактические данные» («сведения»). Поскольку признание иного неизбежно приводит к выводу о фундаментальном противоречии в процессуальном законодательстве. Так характеристика тех или иных судебных доказательств как недопустимых подразумевает наличие иных судебных доказательств, являющихся допустимыми, при помощи которых в соответствии со ст. 54 ГПК РСФСР и ст. 57 АПК РФ только и возможно установление нормативно-конкретизированных (в данном случае, связанных с соблюдением формы сделки) обстоятельств дела. Следовательно, она (характеристика) заранее наделяет последние (иные, заключенные не в свидетельских показания, а других средствах доказывания) определенной доказательственной силой, предполагает их предустановленное значение в сопоставлении с первыми (и наоборот, практически нивелирует доказательственное значение первых в сопоставлении со вторыми, запрещая установление отдельных обстоятельств дела при их помощи). В этой связи такие доказательства нельзя оценить на предмет их соответствия действительности по внутреннему убеждению в совокупности с другими доказательствами, что противоречит требованиям ст. 56 ГПК РСФСР и ст. 59 АПК РФ.
В качестве вывода, необходимо констатировать, что, не смотря на тесную связь допустимости доказательств в части распространения правил ст. 54 ГПК РСФСР, ст. 57 АПК РФ на споры, связанные с формой сделок, с понятием «средства доказывания», следует все же говорить о допустимости доказательств в значении «фактические данные» («сведения»). Кроме того, при анализе содержания данного правила явственно обнаруживается его взаимосвязь с так называемым общим правилом о допустимости доказательств, подтверждающая правильность избранного нами подхода к построению определения понятия «допустимость доказательств», а равно мудрость законодателя, абсолютно точно озаглавившего ст. 54 ГПК РСФСР и ст. 57 АПК РФ.
г) Иные случаи допустимости доказательств
- допустимость экспертного заключения
В части распространения правил о допустимости доказательств, закрепленных в ст. 54 ГПК РСФСР, ст. 57 АПК РФ, на другие группы отношений особую актуальность имеет вопрос оценки заключения экспертизы с точки зрения ее допустимости. В соответствии с ч. 1 ст. 74 ГПК РСФСР и ч. 1 ст. 66 АПК РФ для разъяснения возникающих при рассмотрении дела вопросов, требующих специальных познаний, судом назначается экспертиза. По результатам ее проведения эксперт дает заключение (ст. 77 ГПК РСФСР, ст. 68 АПК РФ), которое является средством доказывания по делу.
При сопоставлении данных предписаний закона с содержанием ст. 54 ГПК РСФСР, ст. 57 АПК РФ неизбежен вывод, что обстоятельства дела (вопросы, требующие специальных познаний), должны быть подтверждены определенным средством доказывания (заключением эксперта) и не могут подтверждаться никакими другими средствами доказывания. Из такого признания в своих разъяснениях в отдельных случаях исходят высшие судебные инстанции. Например, в п. 7 постановления Пленума ВАС РФ от 21 октября 1993 г. № 22 «О некоторых вопросах практики применения Закона РСФСР «Об охране окружающей природной среды» указывается, что в случае отсутствия такс и методик определения вреда, причиненного окружающей природной среде, для определения размеров убытков судом назначается экспертиза. В других случаях они (инстанции) придерживаются несколько иной точки зрения. При рассмотрении дел об установлении отцовства необходимо иметь в виду, что суд принимает во внимание любые доказательства, с достоверностью подтверждающие происхождение ребенка от конкретного лица. К таким доказательствам относятся любые фактические данные, установленные с использованием средств доказывания, перечисленных в ст. 49 ГПК РСФСР. При подготовке дел об установлении отцовства к судебному разбирательству и в ходе рассмотрения дела судья (суд) в необходимых случаях для разъяснения вопросов, связанных с происхождением ребенка, вправе с учетом мнения сторон и обстоятельств по делу назначить экспертизу.
С другой стороны, правоприменительная практика в абсолютном большинстве случаев придерживается мнения, что для разъяснения вопросов, требующих специальных познаний, назначение экспертизы обязательно.
При рассмотрении дела по иску Г. к инспекции Госстраха суд на основании свидетельских показаний пришел к выводу, что причиной разрушения дома истицы явилась вечная мерзлота. Отменяя решение суда по делу, кассационная инстанция указала, что суд первой инстанции не установил факт влияния вечной мерзлоты на состояние фундамента дома. Выявление этих обстоятельств, требует специальных познаний, необходимо заключение геологической экспертизы.
В другом случае при рассмотрении дела по иску магазина «Автотурист» к Т. о взыскании денежной суммы ответчик утверждал, что проданный автомобиль укомплектован двигателем в рядовом исполнении, а истец полагал, что автомобиль подлежал продаже по цене экспортного исполнения. Экспертизы судом в порядке ст. ст. 74 – 78 ГПК РСФСР не назначалось. Поэтому несостоятельна ссылка суда на заключение автотехнической экспертизы как доказательство того, что купленный ответчиком автомобиль был выполнен в экспортном варианте.
При рассмотрении в порядке надзора дела по иску Тимохина А.М. к войсковой части о возмещении вреда, причиненного взаимодействием транспортных средств, президиум Хабаровского краевого суда, в частности, указал: определяя размер ущерба, подлежащего возмещению, суд Центрального района г. Хабаровска исходил из заключения эксперта о стоимости ремонта поврежденного транспортного средства. Из материалов дела следует, что указанное заключение было составлено инженером-автоэкспертом Агентства по транспорту «Хабфил» на основании заявления истца. Определение о назначении автотехнической и товароведческой экспертизы судом не выносилось, эксперт не был предупрежден об уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения. Судом не учтено, что действующее гражданское процессуальное законодательство не предусматривает заключения специалиста как средство доказывания (ст. 49 ГПК РСФСР). В соответствии с требования ст. 74 ГПК РСФСР для разъяснения вопросов, требующих специальных познаний в области техники, судом назначается эксперт. Экспертиза проводится в порядке, установленном ст. ст. 76, 77 ГПК РСФСР. В силу требований ст. 50 Конституции РФ, ч. 3 ст. 49 ГПК РСФСР заключение эксперта Агентства по транспорту «Хабфил» не имеет юридической силы и не может быть положено в основу решения суда (постановление президиума Хабаровского краевого суда № 4-г-40 от 16 августа 1996 г).
В связи с последним примером следует заметить, что в случаях рассмотрения дел, связанных с дорожно-транспортными происшествиями, проведение экспертизы обязательно, не зависимо от того из каких отношений (гражданско-правовых или административно-правовых) они вытекают. Так постановлением начальника ГАИ УВД г. Комсомольска-на-Амуре от 22 августа 1995 г. Асауалов был подвергнут штрафу за нарушение Правил дорожного движения, повлекшее столкновение с автомобилем, принадлежащего Баруздиной. Асаулов обратился в суд с жалобой на действия начальника ГАИ УВД г. Комсомольска-на-Амуре, ссылаясь на то, что автоавария произошла по вине Баруздиной. Центральный районный суд г. Комсомольска-на-Амуре в удовлетворении жалобы отказал. Президиум Хабаровского краевого суда оставил без удовлетворения протест прокурора края. Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ отменила состоявшиеся судебные постановления по данному делу и передала его на новое рассмотрение в связи нарушением норм процессуального права, сославшись на следующее: «Отказывая Асаулову в удовлетворении жалобы, суд признал установленной его виновность в дорожно-транспортном происшествии в связи с неправильным выбором дистанции и скорости движения, что не позволило ему контролировать ситуацию на проезжей части и тем более применить экстренное торможение, чтобы избежать наезда на впереди движущийся автомобиль, управляемый Баруздиной... Для определения скорости движения и установления нарушения водителем Правил дорожного движения в зависимости от характера повреждения автотранспортных средств требуются специальные познания в этой области, по вопросам которой могут дать разъяснения эксперты в соответствии со ст. ст. 74 –78 ГПК РСФСР. Однако суд вопреки требованиям процессуального законодательства соответствующую экспертизу не назначил и обсудил вопросы, требующие заключения специалистов».
Аналогичную правовую позицию в 1999 г. выразила Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ и по другому делу. Давая оценку собранным доказательствам, она указала: «В обоснование решения о выселении ответчицы суд сослался на показания врача П. (не привлеченного в установленном ст. 74 ГПК РСФСР порядке к участию в деле в качестве эксперта, но допрошенной как эксперт) о том, что у Кужекиной в 1992 г. наступило состояние ремиссии, с 1993 г. – клинически стойкое излечение. Данные объяснения П. доказательственного значения не имеют, поскольку она не является в суде ни экспертом, ни непосредственным свидетелем развития заболеваний ответчицы».
Особенно тщательно вышестоящие судебные инстанции следят за порядком назначения и проведения экспертизы в порядке ст. 260 ГПК РСФСР. Например, решением суда Октябрьского района г. Архангельска, оставленным без изменения судом кассационной инстанции, Лукин был признан недееспособным. Судебная коллегия по гражданским делам ВС РФ решение отменила по мотивам нарушения требований ст. 260 ГПК РСФСР, регламентирующих порядок назначения судебно-психиатрической экспертизы. Вопрос о ее назначении по делу не обсуждался, заключение о психическом состоянии Лукина дано врачом в связи с его обращением в суд с заявлением о разделе жилплощади, а не по поводу обращения его сына с заявлением о признании отца недееспособным.
При этом следует уточнить, что сходной правовой позиции придерживаются и арбитражные суды. В этой связи не проведение пожарно-технической экспертизы послужило одним из оснований для отмены состоявшегося судебного решения арбитражного суда Амурской области по делу по иску Белогорского вагонного депо к 560 Бронетанковому ремонтному заводу и войсковой части о взыскании ущерба, причиненного повреждением вагона, Федеральным арбитражным судом Дальневосточного округа со ссылкой на ст. ст. 57, 66 – 68 АПК РФ (постановление Федерального арбитражного суда Дальневосточного округа по делу № ФОЗ -А04 /97-1/ 531).
В целом анализ судебной практики свидетельствует о том, что из возможности установления обстоятельств, требующих специальных познаний, без назначения экспертизы суды исходили лишь до середины 60-х гг. Так, З. завещала все свое имущество мужу, с которым вступила в брак незадолго до смерти. Дети умершей обратились в суд с иском о признании завещания недействительным по мотивам недееспособности наследодателя (старческого слабоумия). Основываясь на свидетельских показаниях, суд иск удовлетворил.
В этой связи признание того, что для разъяснения вопросов, требующих специальных познаний, необходимо назначение экспертизы, уже само по себе предусматривает применимость к этому случаю положений ст. 54 ГПК РСФСР и ст. 57 АПК РФ о недопустимости подтверждения этих обстоятельств посредством других (отличных от заключения эксперта) средств доказывания.
Но в рассматриваемом вопросе все не так однозначно. Как разъяснил в п. 3 своего постановления от 26 сентября 1973 г. № 9 «О судебном решении», с последующими изменениями и дополнениями, Пленум ВС РФ «судам следует иметь в виду, что заключение эксперта не является исключительным средством доказывания, а должно оцениваться в совокупности со всеми другими доказательствами (ст. 56, 78 ГПК РСФСР)».
В этой связи в процессуальной науке было высказано три точки зрения относительно данной проблемы.
Ю.М. Жуйков, исходя из того, что по делам о признании недееспособным в силу ст. 260 ГПК РСФСР обязательно назначение судебно-психиатрической экспертизы, считал, что другие средства доказывания по этим делам не допускаются.
А.С. Козлов, рассматривая данную проблему, пришел к следующим выводам: «Если рассматривать заключение эксперта как единственное допустимое средство доказывания установления факта душевной болезни или слабоумия лица по делам о признании гражданина недееспособным, то неизбежен вывод о том, что оно заранее наделяется законом определенной доказательственной силой, т.е. выступает предустановленным доказательством. Такое доказательство нельзя оценить на предмет его соответствия действительности по внутреннему убеждению в совокупности с другими средствами доказывания, что противоречит ст. ст. 56 и 77 ГПК».
М.К. Треушников придерживается компромиссной точки зрения. Он относит положения ст. 260 ГПК РСФСР к так называемому правилу о допустимости доказательств с «позитивным» содержанием, которое означает, что «без средства доказывания, предписанного законом, по делу обойтись нельзя, но при этом для подтверждения факта или его опровержения можно использовать дополнительно и другие средства доказывания, если этого требуют конкретные обстоятельства дела».
Данные точки зрения во многом не отвечают реалиям современного правового регулирования, хотя бы потому, что касаются лишь частного случая допустимости судебной экспертизы. При этом наиболее спорной является, на наш взгляд, компромиссная позиция. Так А.С. Козлов достаточно четко выделил противоречие между правилами о допустимости доказательств и об их оценке. Аналогичная коллизия отмечена нами при анализе правил о допустимости доказательств, связанных с формой сделки. Следовательно, в отношении к допустимости судебной экспертизы она (коллизия) не является чем-то исключительным. Закономерен вопрос: возможен ли иной от предложенного нами, заключающегося в разграничении понятий «судебные доказательства» и «недопустимые доказательства» в значении «фактические данные» («сведения»), путь разрешения этого столкновения процессуальных норм в данном конкретном случае? Иначе: устраняет ли последняя из приведенных позиций данное противоречие?
На наш взгляд, нет. В рамках такого понимания предустановленность доказательств проявляется как раз наиболее ярко, поскольку любые доказательства, приведенные до представления, если так можно выразится, позитивно-допустимого средства доказывания оценены быть не могут, фактически до этого момента они не имеют никакого доказательственного значения. Иными словами, либо вопросы, требующие специальных познаний, возникающие при разрешении дела могут быть установлены исключительно заключением эксперта, а, следовательно, приведенные нами положения п. 3 постановления Пленума ВС РФ от 26 сентября 1973 г. № 9 «О судебном решении» не могут толковаться тривиально, либо в рамках ст. 54 ГПК РСФСР и ст. 57 АПК РФ о допустимости экспертного заключения речи идти не может. В контексте изложенной позиции, для подтверждения или опровержения этих посылок целесообразно обратиться к правовой теории и практике, связанной с оценкой заключения эксперта.
При беглом взгляде на проблему обращает на себя внимание, что в научной литературе при оценке заключения эксперта рекомендуется исходить, из: компетентности эксперта; современного уровня методов исследования; полноты, логичности и обоснованности выводов эксперта; при решении вопроса назначения повторной и дополнительной экспертизы рекомендуется проверять соответствие заключения иным доказательствам по делу. «Оценка заключения эксперта, – пишет Т.А. Лилуашвили, – главным образом сводится к оценке изложенных в этом заключении выводов эксперта с точки зрения их обоснованности». Конкретизируя тезис тем, что для оценки заключения эксперта надо учитывать «сам процесс формирования» этого заключения. Г.А. Цимакуридзе высказал мнения о том, что заключение эксперта должно оцениваться с точки зрения его допустимости и достоверности. Примерно таким же образом подходят к оценке экспертизы и многие другие исследователи. При этом М.К. Треушников указывает также на то, что при оценке заключения эксперта суд подвергает всестороннему анализу доброкачественность того материала, который был предоставлен в распоряжение эксперта. «Заключение эксперта как объект оценочной деятельности, – замечает Т.М. Федоренко, – проявляется с точки зрения соблюдения законности, обоснованности и полноты исследования, достоверности выводов эксперта».
Лишь некоторые авторы всерьез указывают на необходимость рассмотрения заключения эксперта в комплексе со всеми собранными по делу доказательствами. Так В.А. Притузова наряду с оценкой логической структуры акта экспертизы советует обращать внимание на соответствие фактов, установленных по делу, выводам эксперта. В.Г. Тихиня включает в оценку экспертизы два основные момента: анализ самого заключения эксперта, установление его законности и обоснованности; проверка соответствия заключения эксперта другим собранным по делу доказательствам.
В связи с изложенным примечателен и тот факт, что в отдельных современных работах по теории доказательственного права предпочитают говорить об «экспертном исследовании доказательств и оценке его результатов», отделяя это понятие от собственно «оценки доказательств».
Мнение теории нашло свое адекватное отражение в позиции высших судебных инстанций. Так при исследовании заключения эксперта суду следует проверять его соответствие заданию, полноту, научную обоснованность содержащихся в нем выводов. Оценка экспертизы в решении суда должна содержать следующие указания: на чем основаны выводы эксперта; приняты ли им во внимание все материалы, представленные на экспертизу; сделан ли им соответствующий анализ.
Таким образом, в вопросе оценки заключения эксперта, по крайней мере, процессуальная наука не далеко ушла от распространенной с середины XIX в. концепции «миттермайерьянства», в соответствии с которой эксперты – есть judices facti (судьи факта). В связи с чем говорить об экспертизе как доказательстве возможно в широком смысле, обширном значении, в том, в котором и решение суда – доказательство. Следовательно, оценка заключения эксперта практически сводится к установлению: есть ли ручательство за мнение эксперта. Это в свою очередь может быть установлено посредством исследования: личности эксперта; его желания говорить истину; его свойств, ручающихся за правильность сделанного наблюдения и правдивую передачу результатов последнего; его знаний и опыта; способа изложения экспертизы, укрепляющего слушателей в убеждении, что она – результат спокойного, беспристрастного и основательного исследования.
Кроме того, тот факт, что обстоятельства, требующие для их выяснения специальных познаний и установленные заключением эксперта, могут быть опровергнуты только последующей экспертизой (в исключительных случаях – уточнены допросом эксперта, то есть опровергнуты самим же экспертом), возможно проиллюстрировать непосредственно предписаниями закона. Так в случаях недостаточной ясности или неполноты заключения эксперта назначается дополнительная экспертиза; в случаях несогласия с заключением эксперта по мотиву необоснованности (а также в случае противоречий между заключениями нескольких экспертов – по ГПК) назначается дополнительная экспертиза (ст. 181 ГПК РСФСР, ч.ч. 4, 5 ст. 68 АПК РФ). Недостаточная ясность и неполнота заключения эксперта, а также наличие противоречий между заключениями нескольких экспертов могут быть помимо этого устранены посредством его (их) допроса.
Из сходного подхода к проблеме исходит и конкретная правоприменительная практика.
Так в порядке надзора было отменено судебное решение по иску З. о расторжении брака. При этом надзорная инстанция указала, что имеющееся в деле заключение судебно-психиатрической экспертизы не могло быть положено в основание решения суда, так как имеет предположительный характер, хотя и подтверждается иными доказательствами.
Решением суда с истца в пользу ответчика была взыскана денежная сумма. Принимая решения по делу суд, отвергнув заключение эксперта Д., положил в основу заключение эксперта Ш. При этом не было принято во внимание, что Ш. дал по делу два противоположных заключения (одно за долго до того как ему было поручено проведение экспертизы). Из этого видно, что эксперт не располагал необходимыми данными, так как значительное количество документов поступило в суд после дачи Ш. заключения. При таких обстоятельствах вывод суда о том, что заключение эксперта Ш. содержит полные и основательные ответы на поставленные вопросы, необоснован.
По делу о разделе домовладения суд, отказывая в иске, сослался на заключение первого эксперта, который указал раздел домовладения невозможен. Одновременно суд не указал, почему отвергнуто заключение второго эксперта, полагавшего, что дом может быть подвергнут разделу. Изложенное послужило основанием для отмены решения суда первой инстанции.
О. предъявила иск к А. об установлении отцовства. Суд первой инстанции в иске отказал, сославшись на заключение судебно-медицинской экспертизы, в которой было указано, что ответчик не может быть отцом ребенка. При этом суд ограничился объяснениями лиц, участвовавших в деле, и допросом эксперта, не допросив свидетелей, о вызове которых в заседание ходатайствовала истица, что явилось причиной отмены решения суда. Следует отметить, что последний пример полностью соответствует иллюстрируемому им тезису, «оттеняет» его. Ранее уже отмечалось, что ст. 49 СК РФ (в отличии от положений действовавшей ранее ст. 48 КоБС РСФСР (1969 г.) переориентирует суды с установления факта признания отцовства на установление происхождения ребенка от конкретного лица. В этой связи в рамках установления факта признания отцовства специальных познаний не требовалось, а соответственно были допустимы все средства доказывания, предусмотренные ч. 2 ст. 49 ГПК РСФСР.
В свете изложенного нельзя согласится с позицией тех авторов, которые утверждают, что в силу ст. 78 ГПК РСФСР, п. 3 ст. 68 АПК РФ суд может не согласится с выводами эксперта и, не назначая повторной экспертизы, решить дело на основании других доказательств. Скорее следует говорить о том, что установление обстоятельств дела, связанных выяснением вопросов, требующих специальных познаний, возможно исключительно на основании заключения эксперта. С другой стороны, иные имеющие существенное значение для дела обстоятельства, например, такие как: необоснованность, неясность, неполнота, могут быть установлены всеми без исключения средствами доказывания.
Отличные от приведенного нами подходы к рассматриваемой проблеме (напомним, что мы настаиваем на разграничении понятий «судебные доказательства» и «недопустимые доказательства» в значении «фактические данные» («сведения») и включении вопросов, связанных с заключением эксперта, в совокупность правил применение, которых предусмотрено ст. 54 ГПК РСФСР и ст. 57 АПК РФ), во-первых, не устраняет противоречия между ч. 1 ст. 74 ГПК РСФСР, ч. 1 ст. 66 АПК РФ, которые, по смыслу придаваемому им правоприменительной практикой, предписывают обязательное назначение экспертизы в случаях необходимости выяснения вопросов, требующих специальных познаний, и правилами об оценке доказательств, а во-вторых, не соответствуют выработанной теорией и практикой методологии оценки данного средства доказывания. Кроме того, требования закона и высших судебных инстанций о том, что заключение эксперта оценивается наряду с другими доказательствами по делу, без учета поименованных ограничений, неосуществимо на практике, так как заключение эксперта имеет совершенно иную степень детализации, само является результатом исследования доказательств. Иными словами, о допустимости заключения эксперта, как и в случае с формами сделок, возможно говорить только в отрицательном контексте, то есть как о правиле с «негативным» содержанием.
Таковы основные доводы в пользу включения требования о случаях обязательного проведения экспертизы в совокупность правил о допустимости доказательств, закрепленных в ст. 54 ГПК РСФСР и ст. 57 АПК РФ.
- допустимость письменных «объяснений» свидетеля
Следующим случаем, который возможно отнести к допустимости доказательств в контексте ст. 54 ГПК РСФСР и ст. 57 АПК РФ, является так называемые объяснения свидетелей. Речь идет о таком, достаточно часто встречающемся в правоприменительной практике явлении, когда вместо ходатайства о вызове свидетеля (лица, которому известны обстоятельства, относящиеся к делу) суду предоставляются его письменные объяснения. По общему мнению, выработанному процессуальной наукой, такие доказательства нельзя считать допустимыми.
Так основанием для отменены решения по иску М. о восстановлении на работе явилось «нарушения требований процессуального закона при исследовании показаний свидетелей», выразившееся в установлении обстоятельств дела на основании письменных объяснений свидетелей, а не их допросе.
В другом случае было отменено решение по иску о выселении Годисиева Ю.А. на том основании, что суд в решении сослался на письменные объяснения Проскуренко и Егорова, которые отличались от свидетельских показаний, данных ими в суде.
С другой стороны, такие доказательства «нельзя игнорировать».
Например, в деле по иску Окатова к Ярославскому машинному заводу о восстановлении в должности Судебная коллегия по гражданским делам ВС РСФСР, отменяя все состоявшиеся по делу решения и передавая дело на новое рассмотрение, указала на то, что из пяти лиц, письменные объяснения которых были представлены истцом в подтверждения факта его, Окатова, заболевания, судом допрошены только два человека.
Иными словами, содержащиеся в подобных объяснениях фактические данные (сведения) об обстоятельствах, дела, ставших известными свидетелям, не могут быть использованы при отправлении правосудия. С другой стороны, при их помощи может быть установлен сам факт известности таких обстоятельств определенному лицу. При этом некоторые авторы все же не признают необходимости такого разграничения. Так П.П. Якимов полагает, что сообщения лиц о фактах в письменной форме, принятые судом, свидетельскими показаниями не являются, поскольку не отвечают, предъявляемым к ним требованиям. Их, по его мнению, можно отнести к одной из разновидностей письменных доказательств – частной переписке, учитывая при исследовании и оценке, кроме всего, возможную заинтересованность в деле их составителей, так как такие письменные акты создаются после возникновения дела, о чем известно этим лицам. Последнюю позицию нельзя назвать удачной, хотя бы, потому что charta non erubescit (бумага не краснеет) и уголовной ответственности за преступления против правосудия не несет. Кроме того, подмена свидетельских показаний письменным «суррогатом» никоим образом не согласуются с требованиями процессуального законодательства, определяющими статус и порядок допроса свидетеля, по смыслу придаваемому им правоприменительной практикой.
Данный частный случай актуален еще и тем, что ярко демонстрирует уже отмеченную нами закономерность о необходимости определения допустимости доказательств через фактические данные (сведения). Действительно, такое письменное средство доказывания как объяснения свидетелей может без ограничений фигурировать в процессе. При этом заключенные в нем фактические данные об обстоятельствах дела, ставших известными свидетелю, не могут считаться допустимым доказательством, а фактические данные о том, что определенные обстоятельства дела могут быть известны конкретному лицу, – допустимы. Следовательно, допустимость доказательств как определенного рода феномен не может определяться через понятие «средство доказывания», поскольку в рамках одного и того же дела в одном случае отдельное средство доказывания будет являться допустимым, а в другом – нет.
- частные случаи допустимости применительно к гражданскому процессу
Завершая анализ правила о допустимости доказательств с «негативным» содержанием, следует отметить, что в гражданском процессе в отличии от процесса арбитражного традиционно выделяют еще несколько случаев подобной допустимости.
В частности, в соответствии с ч. 2 ст. 6 Федерального закона «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан» от 27 апреля 1993 г. правомерность обжалуемых действий должна быть доказана государственными органами, органами местного самоуправления, учреждениями, предприятиями и их объединениями, общественными объединениями, должностными лицами, государственными служащими исключительно письменными доказательствами.
В соответствии с п. 2.8 Инструкции «О порядке ведения трудовых книжек на предприятиях в учреждения и организациях», утвержденной постановлением Госкомтруда СССР от 20 июня 1974 г. № 162 свидетельские показания не могут служить основанием для исправления внесенных ранее записей.
При этом данные правила подлежат, на взгляд автора, применению с учетом уже приведенных оговорок.
Так в отношении ограничения, установленного ч. 2 ст. 6 Федерального закона «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан» от 27 апреля 1993 г., следует говорить о том, что, оно подлежит применению лишь в том смысле, в каком обязанность документирования обжалуемых действий (решений) возложена на соответствующий орган (лицо) в силу иных нормативных правовых актов, непосредственно регламентирующих порядок принятия решения или совершения обжалуемых действий.
В отношении запрета использования свидетельских показаний при установлении неправильности записей в трудовой книжке необходимо заметить, что он навряд ли может применяться судами, поскольку устанавливает ограничения в использовании средств доказывания не на основании закона, что противоречит содержанию ст. 54 ГПК РСФСР.
д) Допустимость с позитивным содержанием
В процессуальной науке выделяют, кроме прочего, так называемое правило о допустимости доказательств с «позитивным» содержанием. Смысл, которого сводится к следующему: «без средства доказывания, предписанного законом, по делу обойтись нельзя, но при этом для подтверждения факта или его опровержения можно использовать дополнительно и другие средства доказывания, если этого требуют конкретные обстоятельства дела».
Наряду с уже проанализированными нами требованиями ст. 260 ГПК РСФСР, которые, как было показано выше не могут быть отнесены к «позитивной» допустимости доказательств, в него (правило), например, включают:
- требование об установлении причины и степени утраты профессиональной трудоспособности посредством медико-социальной экспертизы (50 Основ законодательства об охране здоровья граждан от 22 июля 1993 г., с последующими изменениями и дополнениями);
- требование об обязательном предоставлении в суд по делам об усыновлении (удочерении) акта обследования предполагаемых условий жизни ребенка (п. 1 ч. 2 ст. 2633 ГПК РСФСР).
Данная позиция вызывает серьезные возражения.
Во-первых, как было отмечено применительно к заключению эксперта, подобный подход приводит нас к выводу о предустановленности того или иного средства доказывания, поскольку любые доказательства, приведенные до представления, если так можно выразится, позитивно-допустимого доказательства оценены быть не могут, фактически до этого момента они не имеют никакого доказательственного значения. Иными словами, не соблюдается выделенный Б.Т. Матюшиным принцип непосредственности исследования доказательств.
Во-вторых, вместо закрепленного в ст. 54 ГПК РСФСР и ст. 57 АПК РФ правила о том, что обстоятельства дела, которые в силу закона должны быть подтверждены определенными средствами доказывания, не могут подтверждаться никакими другими средствами доказывания, мы имеем здесь его противоположность, а именно: обстоятельства дела, которые в силу закона должны быть подтверждены определенными средствами доказывания, могут подтверждаться другими средствами доказывания. Таким образом, правило о допустимости, сконструированное в законе посредством definiti per negatio (дефиниции через отрицание), превращается в свою антитезу.
В-третьих, на взгляд автора, в ст. 54 ГПК РСФСР и ст. 57 АПК РФ речь идет о видах средств доказывания, о средствах доказывания как об общем понятии: объяснениях лиц, участвующих в деле, показаниях свидетелей и т.д. В свою очередь в рамках так называемой «позитивной» допустимости доказательств речь идет об отдельных средствах доказывания – конкретный акт, заключение и т.д. Таким образом, допустимость доказательств, при ее распространении на вышеуказанные требования закона, лишается своего своеобразно-конкретного содержания.
В этой связи целесообразно отнести так называемую «позитивную» допустимость доказательств к необходимым доказательствам.
Понятие «необходимые доказательства» было введено в науку процессуального права А.С. Козловым, который впервые рассмотрел судебные доказательства как необходимые средства правильного рассмотрения споров о праве. Он указал, что необходимым доказательством «такое конкретное средство доказывания – вид документа, заключение эксперта, использование которого при установлении отдельных фактов по различным категориям гражданских дел обязательно в силу его высокой информативности и реальной возможности представления в процесс».
В дальнейшем содержание этого понятия было творчески развито И.М. Зайцевым, который на основании детального анализа многочисленных разъяснений высших судебных инстанций, пришел к выводу, что необходимые доказательства «есть самостоятельное правовое понятие, выработанное судебной практикой для обеспечения правильного и полного познания обстоятельств, имеющих значение для дела». С совершенствованием законодательного регулирования гражданских правовых отношений упоминание о необходимых доказательствах стало встречаться наряду с руководящими разъяснениями и в законодательных актах, что было признано и наукой.
В настоящее время, возможно, говорить о том, что такие предписания содержаться, например, в ч. 2 ст. 808, ч. 2 ст. 887 ГК РФ, устанавливающих открытые перечни доказательств, посредством которых возможно подтвердить заключения договора займа или хранения, соответственно.
Более того, для каждой группы споров характерен свой набор необходимых доказательств. Попытки их определения и описания, которые, безусловно, облегчают труд практикующих юристов, достаточно часто встречается в периодической литературе. При этом именно ошибки в определении необходимых доказательств, как показывает практика, не редко приводят к вынесению необоснованных решений.
Например, общество с ограниченной ответственностью «Русская березка» и акционерное общество заключили договор купли-продажи ценных бумаг. Третей стороной договора выступило акционерное общество «Росинка Один» («Гарант»), которое взяло на себя обеспечение исполнения финансового обязательства покупателя путем передачи продавцу в форме залога пакета ценных бумаг. Покупатель своих обязательств не исполнил, а «Росинка Один» обратилась в арбитражный суд с иском к «Русской березке» о признании условия договора о залоге недействительным со ссылкой на ст. ст. 78, 79 Федерального закона «Об акционерных обществах» от 26 декабря 1995 г., с последующими изменениями и дополнениями, в связи с отсутствием согласия совета директоров (наблюдательного совета) на совершение крупной сделки. Истец представил в суд доказательства того, что стоимость переданных в залог акций превышает 25 % его уставного капитала. Суд иск удовлетворил. Отменяя состоявшееся судебное постановление Президиум ВАС указал, что #G0балансовой стоимости активов общества на дату принятия решения о совершении крупной сделки, устанавливается на основании соответствующих документов банковской отчетности, а не на основании выписки из учредительных документов акционерного общества о величине уставного капитала.
В другом случае австрийская фирма обратилась в арбитражный суд с иском о взыскании с акционерного общества процентов за просрочку возвращения краткосрочного кредита. Суд иск удовлетворил. Основанием для отмены решения явилось то, что истец при заявлении иска не подтвердил свой юридический статус. В соответствии с действовавшей в период рассмотрения спора ч. 6 ст. 16 Закона РСФСР «Об иностранных инвестициях в РСФСР» от 4 июля 1991, с последующими изменениями и дополнениями, документом, подтверждающим личность лица, является выписка из торгового реестра страны происхождения или иного эквивалентного доказательства юридического статуса иностранного инвестора в соответствии с законодательством страны его происхождения (с заверенным переводом на русский язык). Истец такого документа не представил.
Таким образом, под необходимыми доказательствами следует понимать совокупность доказательств (средств доказывания) обязательных для правильного разрешения дела. Необходимые доказательства являются своеобразным «составом доказательств», обязательным для обоснованного разрешения дела. Отдельные необходимые доказательства могут быть прямо предусмотрены в законе. В этой связи так называемое правило о допустимости доказательств с «позитивным» содержанием (совокупность норм, объединенных единым содержанием, заключающемся в том, что без средства доказывания, предписанного законом, по делу обойтись нельзя, но при этом для подтверждения факта или его опровержения можно использовать дополнительно и другие средства доказывания, если этого требуют конкретные обстоятельства дела) относится к необходимым доказательствам. Необходимые доказательства, как это признает наука, по сути, имеют много общего с допустимостью доказательств, не редко конкретизируя ее, но, на наш взгляд, являют собой совершенно самостоятельное правовое явление, так как допустимость доказательств санкционирует (дозволяет) применение отдельных средств доказывания, а необходимые доказательства предписывают обязательность представления определенных доказательств.
При этом в рамках данного подхода до некоторой степени сохраняет свою актуальность вопрос о наличии противоречия между принципом непосредственной оценки доказательств и собственно необходимыми доказательствами (в частности, так называемыми позитивно-допустимыми доказательствами). Но рассмотрение данной коллизии уже не входит в рамки настоящего исследования.
е) Данный аспект допустимости и объективная истина
Ранее уже отмечалось, что допустимость доказательств в данном аспекте имеет устранимое, на наш взгляд, противоречие между предписаниями ст. 54 ГПК РСФСР, ст. 57 АПК РФ и ст. 56 ГПК РСФСР, ст. 59 АПК РФ. Вместе с тем это не единственная коллизия. Остановимся подробнее на остальных.
В юридической литературе традиционно большое внимание уделяется соотношению между принципом объективной истины и допустимостью доказательств. По этому вопросу сформировалось две полярные точки зрения.
Одни авторы считают, что допустимость доказательств полностью соотносятся с принципом объективной истины, не препятствуя ее (истины) установлению по делу.
На это в частности указывал К.С. Юдельсон. П.В. Логинов отмечал, что правило недопустимости свидетельских показаний не противоречит принципу объективной истины. Оно логично, целесообразно, отвечает интересам общества, так как обеспечивает прочность гражданского оборота. А.Г. Калпин по этому вопросу писал, что «нельзя признать правильным мнение о наличии в ... гражданском процессе коллизии между принципом объективной истины и правилом допустимости доказательств». А.Г. Прохоров также придерживался мнения о соотносимости правил допустимости доказательств с объективной истиной. «Значение свойства допустимости средств доказывания состоит в том, что формулируемые на его основе правила использования различных средств доказывания непосредственным образом влияют на установление объективной истины». По мнению Л.А. Ванеевой, принцип объективной истины в гражданском процессе не знает исключений. «Вероятность судебных решений не может оправдываться невозможностью или нецелесообразностью установления юридических фактов». На отсутствие предполагаемой коллизии указывает и М.К. Треушников. Аналогичное мнение высказали также А.Г. Коваленко и М.А. Фокина.
Другая группа авторов, напротив, настаивают на наличии такого противоречия. «Законодательные запреты пользоваться в отдельных случаях при доказывании свидетельскими показаниями, – писал С.В. Курылев, – являются изъятием из принципа объективной истины, поэтому усложняют задачу суда при рассмотрении соответствующих дел». Подобным образом О.В. Иванов отметил, что запрещение пользоваться отдельными средствами доказывания существенно затрудняет отыскание истины по делу, а иногда вообще приводят к постановлению решений, которые основаны не на достоверном знании, поскольку суду не удалось его получить с помощью допустимых средств доказывания. Сходную позиция выразил и М.Г. Авдюков.
Примечательна в данном аспекте двойственная по своей сути точка зрения М.А. Гурвича, который указывал «правило о допустимости доказательств лишает суд возможности в отдельных случаях установить истину по делу. Вместе с тем эта закономерность является величиной, не подлежащей учету (quantite negligeamle), в связи с чем торжествует принцип объективной истины, а не исключительные по значению и ничтожные по количеству отступления от него».
На наш взгляд, в отношении запрета использования отдельных средств доказывания для установления нормативно-конкретизированных обстоятельств дела, так же как и в случае с общим правилом допустимости доказательств, в сопоставлении его с объективной истиной следует говорить о двойственности (дуализме) первого. С одной стороны, данный запрет обеспечивает достоверность содержания доказательств посредством дозволения использования наиболее оптимальных, многократно проверенных на практике средств доказывания для установления нормативно-конкретизированных обстоятельств дела, ставя заслон злоупотреблениям недобросовестной стороны в процессе доказывания, а с другой, в создании в связи этим в отдельных случаях определенных препятствий для полного и всестороннего установления обстоятельств дела, устранении из процесса доказывания фактических данных (сведений), заключенных в иных (недопустимых) средствах доказывания. В этой двойственности (дуализме) залог практической эффективности и теоретической незаменимости данного аспекта допустимости доказательств.
Последняя коллизия касается, прежде всего, гражданского процесса, а именно: ст. 177 ГПК РСФСР, регламентирующей порядок принесения и разрешения заявления о подложности документа. Суть в том, что устранение подложного документа из числа доказательств «в ряде случаев противоречит нормам материального права, регулирующих формы сделок, и соответственно допустимость средств доказывания». Порядок преодоления этого противоречия процессуальная наука связывает со следующими посылками: в случае заявления о подлоге лицо, представившее документ, может просить суд исключить документ из числа доказательств, «но не возвратить его»; правила допустимости имеют процедурное преимущество перед порядком разрешения заявления о подлоге, в связи с чем суд должен разрешать дело с учетом информации содержащейся в документах, безотносительно к тому, будут ли они признаны подложными или нет.
Общие выводы из раздела
1. При анализе содержания ст. 54 ГПК РСФСР и ст. 57 АПК РФ следует говорить об их относительной несогласованности, которая выражается в том, что в гражданском процессе ограничения в использовании отдельных средств доказывания могут быть введены федеральным законом, а в арбитражном – также иным нормативным правовым актом. В этой связи предписание АПК РФ о возможности установления конкретных случаев допустимости доказательств в нормативных правовых актах меньшей, чем закон юридической силы, на наш взгляд, применяться судами не может, так как противоречит ст. 3 АПК РФ, не рассматривающей их в качестве источников арбитражного процессуального права. Кроме того, нынешние редакции ст. 54 ГПК РСФСР и ст. 57 АПК РФ не конкретизируют, какими именно законами может устанавливаться допустимость доказательств. Как следствие, данные требования закона должны толковаться в контексте п. «о» ст. 71 Конституции РФ, относящего гражданское процессуальное и арбитражное процессуальное законодательство к исключительной компетенции федерации.
2. В результате анализа содержания правил о допустимости доказательств с «негативным» содержанием представляется возможным констатировать, что они тесно связаны со средствами доказывания. В этой связи следует признать неудачным редакцию ст. 57 АПК РФ, определяющую порядок применения правила не через имеющее юридико-процедурную незаменимость понятие «средства доказывания», а через понятие «доказательства». При этом сказанное не означает, что сама допустимость доказательств как определенного рода феномен должна определяться не через термины «фактические данные» («сведения»), поскольку и в этом случае она означает предусмотренную(-ое) законом возможность (разрешение) использовать фактические данные (сведения), содержащие информацию об обстоятельствах, имеющих значение для дела, для установления отдельных нормативно-конкретизированных обстоятельств, поставленную главным образом зависимость от того, в каких средствах доказывания они заключены. Последнее иллюстрируется как тем, что не во всех случаях недопустимое средство доказывания устраняется из процесса отправления правосудия, так и тем, что одно и тоже средство доказывания может одновременно являться как допустимым, так и недопустимым, в зависимости от того какие обстоятельства дела, подтверждаются посредством заключенных в нем фактических данных (сведений). Кроме того, и в данном случае обнаруживается, что понятия «недопустимые доказательства» и «судебные доказательства» контрарны. Иной подход к рассматриваемой проблеме приводит нас к выводу о наличии неустранимого противоречия между ст. 54 ГПК РСФСР, ст. 57 АПК РФ и ст. 56 ГПК РСФСР, ст. 59 АПК РФ.
Выделяются следующие случаи допустимости доказательств с «негативным» содержанием:
- допустимость доказательств, связанная с установлением формы сделок (при этом отнесение к данной группе правил требования о подтверждении сделок, требующих квалифицированной формы, исключительно соответствующими ей (форме) документами не может быть признанным основанным на законе; тогда как применение их (правил) к отношениям, связанным со спорами по поводу устранения порока в форме у данной группы сделок (ч.ч. 2, 3 ст. 165 ГК РФ), вполне обоснованно и вытекает из невозможности установления более льготного режима правового регулирования по отношению к более квалифицированным сделкам);
- допустимость судебной экспертизы (включение которой в совокупность правил о допустимости с «негативным» содержанием обусловлено, во-первых, возможностью устранить противоречия между ч. 1 ст. 74 ГПК РСФСР, ч. 1 ст. 66 АПК РФ, которые, по смыслу придаваемому им правоприменительной практикой, предписывают обязательное назначение экспертизы в случаях необходимости выяснения вопросов, требующих специальных познаний, и правилами об оценке доказательств, во-вторых, соответствием такого подхода выработанной теорией и практикой методологии оценки данного средства доказывания, в-третьих, практической неосуществимостью соблюдения требований закона и высших судебных инстанций об оценке доказательств в рамках иного понимания);
- недопустимость письменных объяснений свидетелей (которая ярко иллюстрирует ту отмеченную нами закономерность, что средство доказывания может одновременно являться как допустимым, так и недопустимым, в зависимости от того какие обстоятельства дела, подтверждаются посредством заключенных в нем фактических данных (сведений).
При этом в гражданском процессе правила о допустимости доказательств с «негативным» содержанием отличаются большей широтой в сравнении с процессом арбитражным, поскольку, по крайней мере, включают в себя требование о документальном доказывании ответчиком правомерности своих действий по жалобам на действия органов управления (их должностных лиц).
Значение же данного аспекта допустимости достаточно разнообразно и зависит от конкретного случая. Так в отношении споров, связанных с соблюдением формы сделки, ей является как обеспечения прочности гражданского оборота, так и защита заведомо слабой стороны материального правоотношения. В отношении заключения эксперта, «объяснений» свидетеля – в обеспечении достоверности используемых в процессе доказывания фактических данных (сведений). В отношении ч. 2 ст. 6 Федерального закона «Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан» от 27 апреля 1993 г. – защита граждан от произвола властей. При этом, во всяком случае, сохраняется так называемая двойственность (дуализм) допустимости, выражающаяся(-ейся) в том, что, с одной стороны, данный аспект допустимости, обеспечивает достоверность содержания доказательств посредством дозволения использования наиболее оптимальных, многократно проверенных на практике средств доказывания для установления нормативно-конкретизированных обстоятельств дела, а с другой, в создании в связи этим в отдельных случаях определенных препятствий для полного и всестороннего установления обстоятельств дела, устранении из процесса доказывания фактических данных (сведений), заключенных в иных (недопустимых) средствах доказывания. В этом контексте допустимость доказательств до некоторой степени противоречит принципу объективной истины.
В гражданском процессе в сравнении с процессом арбитражным возможно также выделить коллизию между допустимостью доказательств и ст. 177 ГПК РСФСР, регламентирующей порядок принесения и разрешения заявления о подложности документа, порядок преодоления которой детально разработан процессуальной наукой.
3. Так называемое правило о допустимости доказательств с «позитивным» содержанием нельзя относить к допустимости «в собственном смысле этого слова», так как:
- подобный подход приводит нас к выводу о предустановленности того или иного средства доказывания, поскольку любые доказательства, приведенные до представления позитивно-допустимого доказательства оценены быть не могут, фактически до этого момента они не имеют никакого доказательственного значения;
- вместо закрепленного в ст. 54 ГПК РСФСР и ст. 57 АПК РФ правила, сконструированного в законе посредством definiti per negatio (дефиниции через отрицание), «позитивная» допустимость являет собой его антитезу;
- в ст. 54 ГПК РСФСР и ст. 57 АПК РФ речь идет о видах средств доказывания, о средствах доказывания как об общем понятии, тогда как в рамках так называемой «позитивной» допустимости доказательств речь идет об отдельных средствах доказывания, а допустимость доказательств в этой связи лишается своего своеобразно-конкретного содержания.
В этой связи так называемую допустимость доказательств с «позитивным содержанием следует, на наш взгляд, относить к необходимым доказательствам, под которыми следует понимать совокупность доказательств (средств доказывания) обязательных для правильного разрешения дела. При этом в рамках самих необходимых доказательств до некоторой степени сохраняет свою актуальность вопрос о наличии противоречия между принципом непосредственной оценки доказательств и собственно необходимыми доказательствами (в частности, так называемыми позитивно-допустимыми доказательствами). Но рассмотрение данной коллизии уже не входит в рамки настоящего исследования.
«все книги «к разделу «содержание Глав: 9 Главы: < 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9.