§ 1. Место и значение подозрения в уголовном процессе

Существование подозрения в уголовном процессе России, а также в других государствах континентальной системы права, продиктовано прежде всего, тем, что сложный процесс раскрытия и расследования преступлений не дает быстрого перехода от “незнания к знанию”, т.е. от начала производства по уголовному делу к моменту предъявления обвинения. В этом временном промежутке происходит количественное накопление познавательной информации, а также доказательств, дающих фактическую базу для перехода количества в качество, т.е. перехода подозрения в обвинение.

Цель любого расследования состоит в раскрытии преступления, т.е. установлении лица, его совершившего, что выражается в вынесении обвинительного акта в отношении этого лица. Однако, достижение этой цели всегда представляет собой сложный познавательный процесс, в котором происходит накопление знания, переход от “незнания к знанию”. Поскольку обвинение в строго юридическом смысле должно предъявляться лицу только при полной доказанности (достаточности доказательств), то в процессе такого накопления нередко перед органами расследования предстает человек, против которого имеются определенные данные о его причастности к совершению преступления, хотя оснований для предъявления обвинения еще не имеется. Это означает, что в расследовании дела появляется особый этап – подозрение, которое всегда предшествует обвинению и выступает своего рода “предобвинением”.

Этап “предобвинения”, каковым является подозрение, всегда предполагает познавательную неопределённость, т.е. ту или иную степень вероятного знания. Знания следователя о совершении лицом преступления здесь неполные, отрывочные, не позволяющие сразу предъявить обвинение человеку, против которого обращено уголовное преследование. При этом человек, оказавшийся под подозрением, не может быть на этапе подозрения ни свидетелем (уже поздно), ни, тем более, обвиняемым (еще рано), а должен получить соответствующий процессуальный статус с присущими ему правами и обязанностями для того, чтобы противостоять подозрению и от него защищаться.

В теории уголовного процесса принято считать, что общественные отношения в сфере уголовного судопроизводства осуществляются в форме уголовно-процессуальных отношений, участники которых наделены правами и обязанностями2. Это положение непосредственно относится и к области уголовно-процессуальной деятельности в части подозрения.

Особенностью уголовно-процессуальных отношений является то, что они призваны обозначить то состояние, которое существует в правовой сфере между физическими лицами, на которые обращена уголовно-процессуальная деятельность, и органами, ведущими уголовный процесс. А поскольку правоотношение всегда предполагает правовую регламентацию двух сторон – органов уголовного процесса и других субъектов, то это дает основания утверждать, что подозрение также является правоотношением, складывающимся между органом уголовного преследования с одной стороны и гражданином с другой в ходе предварительного расследования в связи с причастностью данного лица к преступлению при обстоятельствах, исключающих возможность предъявления ему обвинения.

Орган уголовного преследования, при наличии юридического факта (преступления) совершает предписанные ему законом действия, реализует свои полномочия в виде возбуждения уголовного дела, избрания меры пресечения в отношении подозреваемого либо прекращения дела и т.д. В то же время гражданин, вовлеченный в уголовный процесс в связи с причастностью его к преступлению, должен быть наделен специальным статусом подозреваемого с характерными для него правами и обязанностями, которые он реализует в рамках правоотношений для защиты своих прав и законных интересов (право на защиту, право приносить жалобы на действия и решения следователя и др.).

Подозрение является частью целого – стадии предварительного расследования, выступая в качестве элемента общей системы. Это требует, в первую очередь, нахождения места и роли подозрения в системе уголовно-процессуальной деятельности. Поскольку, как отмечалось, проблема подозрения в теории уголовного процесса практически не исследовалась, то данный вопрос остается, по существу, в науке “белым пятном”.

Поиск отправных точек в решении этого вопроса приводит к институту привлечения лица к уголовной ответственности, так как именно с ним видится прямая связь подозрения как правоотношения между заподозренным лицом и органом уголовного преследования, а также как деятельность этого органа на данном этапе предварительного расследования.

В Основах уголовного законодательства 1958 г. были разграничены понятия уголовной ответственности и наказания, которые в настоящее время являются фундаментальными, базовыми институтами в науке уголовного права. Такая новелла не могла не отразиться и на уголовно-процессуальном праве. В УПК РСФСР 1960 г. материальные термины – “уголовная ответственность” и “наказание” – были интерпретированы в процессуальные и законодательно закрепились как “привлечение к уголовной ответственности” и “осуждение” (ст. 2).

В научной литературе достаточно широкое распространение получила точка зрения, согласно которой привлечение к уголовной ответственности осуществляется только при вынесении обвинительного приговора, которым подсудимый признается виновным и ему назначается справедливая мера уголовного наказания. На этой позиции находится большая группа процессуалистов3. Это связано прежде всего с тем, что привлечение к уголовной ответственности рассматривается как форма реализации уголовной (материальной) ответственности. И если рассматривать данную точку зрения с позиции презумпции невиновности, согласно которой гражданин может быть признан виновным только по вступлении приговора в законную силу, то она может заслуживать поддержки. Однако при таком утверждении получается, что привлечение к уголовной ответственности является исключительно компетенцией суда (судьи) и представляет собой своеобразный итог в уголовном деле. И если это так, то чем является предшествующая привлечению к уголовной ответственности судом деятельность органов дознания и следствия? На этот вопрос в науке существуют две основные точки зрения. Первая – поскольку деятельность следователя после привлечения лица в качестве обвиняемого носит ярко выраженный обвинительный характер, то ее называют обвинительной деятельностью, или обвинением4; вторая – эту деятельность именуют уголовным преследованием5.

С позиции закона процессуальная деятельность по привлечению к уголовной ответственности всегда предшествует осуждению и осуществляется в рамках стадии предварительного расследования6. Это подтверждается как нормами материального, так и процессуального законодательства.

В Уголовном кодексе РФ предусмотрена статья о незаконном освобождении от уголовной ответственности лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления, прокурором, следователем или лицом, производящим дознание (ст. 300). В уголовно-процессуальной деятельности большинство названных субъектов, за исключением прокурора, присутствуют только в стадии предварительного расследования, так как в стадии возбуждения уголовного дела нет ни подозреваемого, ни тем более обвиняемого. Обвиняемый, по уголовному делу которого назначено судебное разбирательство, именуется уже подсудимым (ст. 47 УПК РФ).

Называние деятельности по привлечению к уголовной ответственности уголовным преследованием, думается, не совсем точно отражает специфику последнего. Дело в том, что если момент начала привлечения к уголовной ответственности и уголовного преследования может совпадать с возбуждением уголовного дела, то момент окончания привлечения к уголовной ответственности в стадии предварительного расследования приходится на выполнение ст. 217 УПК РФ по делу, в то время как уголовное преследование продолжается и на последующих стадиях уголовного процесса вплоть до снятия с лица судимости. Поэтому прав З.З. Зинатуллин, утверждая, что “уголовное преследование начинается с момента возбуждения уголовного дела и имеет место на всем протяжении производства по уголовному делу, во всех стадиях уголовного процесса, т.е. до тех пор, пока есть основания считать определенное лицо виновным в совершении преступления и заслуживающим применения к нему подлежащей отбытию той или иной меры уголовного наказания…”7. Следовательно, понятие “уголовное преследование” гораздо шире как в своих границах, так и по своему содержанию, нежели привлечение к уголовной ответственности, осуществляемое органами уголовного преследования (прокуратуры, следствия, дознания).

Отсюда следует вывод, что уголовно-процессуальная деятельность по привлечению лица к уголовной ответственности, являясь компетенцией органов уголовного преследования, осуществляется в стадии предварительного расследования.

Вместе с тем, ученые вкладывали разное содержание в понятие “привлечение к уголовной ответственности”, стараясь увязать его с обвинением. Так, по мнению Н.С. Алексеева и В.З Лукашевича, “привлечение к уголовной ответственности осуществляется органом дознания или следователем с момента вынесения постановления о привлечении в качестве обвиняемого, а окончательно устанавливается уголовная ответственность с назначением меры уголовного наказания только судом в обвинительном приговоре”8. По иному раскрывает смысл привлечения к уголовной ответственности Л.М. Карнеева, которая исходит из того, что привлечение к уголовной ответственности представляет собой “единовременный процессуальный акт”, совпадающий с “процессуальным актом привлечения лица в качестве обвиняемого”9. А по утверждению М.С. Строговича, “привлечение к уголовной ответственности понимается как постановка вопроса об уголовной ответственности обвиняемого, как исследование этого вопроса с участием обвиняемого”10.

Таким образом, привлечение к уголовной ответственности сводится данными авторами к привлечению лица в качестве обвиняемого. Основной причиной такого толкования привлечения к уголовной ответственности, т.е. его взаимосвязи исключительно с обвинением, послужила позиция советской судебной практики, формируемой высшими судебными инстанциями, которая при определении момента сроков давности привлечения к уголовной ответственности исходит из того, что датой привлечения к уголовной ответственности должна считаться дата вынесения постановления о привлечении в качестве обвиняемого. В итоге, привлечение к уголовной ответственности превратилось в синоним привлечения лица в качестве обвиняемого11. Так, комментируя один из Указов Президиума Верховного Совета СССР, В.М. Савицкий высказал точку зрения, согласно которой “возмещение ущерба, причиненного, в частности, незаконным привлечением гражданина к уголовной ответственности употребляется в уголовно-процессуальном законе как синоним “привлечения в качестве обвиняемого”. Несомненно, что… в рассматриваемом Указе речь идет о процессуальном акте привлечения в качестве обвиняемого…”12.

Немалая заслуга в утверждении такого понимания привлечения к уголовной ответственности принадлежит ученым-материалистам. С их точки зрения, поскольку реализация уголовно-правовых отношений неразрывно связана с осуществлением уголовной ответственности в прямом материально-правовом смысле, реализацией правовой обязанности совершившего лица отвечать за содеянное13, применяемые в отношении обвиняемого процессуальные меры правоограничительного характера и вообще необходимость подвергаться процедуре участия в производстве по уголовному делу уравниваются с наказанием по приговору суда. Данная позиция проявляется в утверждении: “Предъявление обвинения и есть привлечение к уголовной ответственности. Все последующее производство по делу – дознание, предварительное следствие, производство в суде, наказание лица, совершившего преступление, – есть не что иное, как уголовная ответственность”14.

Таким образом, в науке уголовно-процессуального права произошло отождествление двух процессуальных институтов – обвинения и привлечения к уголовной ответственности. Причиной сложившегося положения, когда привлечение к уголовной ответственности уравнивается с обвинением, стала позиция советского законодателя, суть которой заключалась в том, чтобы только с обвинения признавать лицо привлечённым к уголовной ответственности. По этой причине предшествующая обвинению деятельность по привлечению к уголовной ответственности (подозрение) фактически выпала и из уголовно-процессуального законодательства, и из научных разработок.

Попытка рассматривать привлечение к уголовной ответственности под углом зрения обвинения представляется узким подходом. При такой позиции получается, что уголовно-процессуальная деятельность по привлечению лица к уголовной ответственности на стадии предварительного расследования охватывает только один институт обвинения, исключая из этой системы подозрение, что является неприемлемым с точки зрения прав и свобод человека, оказавшегося под подозрением. Но утверждение такой позиции учеными ни в коем случае не является их слабостью. Дело в том, что, анализируя привлечение к уголовной ответственности, они последовательно придерживались общепринятой тогда установки о недопустимости критики “буквы закона”, видя свое предназначение в толковании действующего законодательства. Именно потому, что подозрение было оставлено законодателем без должного правового регулирования, то вопрос о его месте и роли вообще не вставал и, тем более, не рассматривался в связи с привлечением лица к уголовной ответственности. Этот подход был обусловлен и оправдан в советское время с его явно репрессивным уголовным процессом, особенно в досудебных стадиях. В настоящее время признание подозрения как этапа уголовно-процессуальной деятельности и его сущности как уголовного преследования, настоятельно требует исследования подозрения в рамках института привлечения к уголовной ответственности.

Поэтому, если подозрение зачастую предшествует обвинению, а место последнего находится в институте привлечения к уголовной ответственности, то, следуя закону логики, место подозрения именно в указанном институте. Ведь не может быть, чтобы подозрение против лица шло параллельно его же обвинению. Даже гипотетически это предположив, получим грубое нарушение всей системы уголовного процесса, элементы которой идут строго последовательно, стадия за стадией, один этап сменяет другой и т.д.

Думается, деятельность органов уголовного преследования по привлечению лица к уголовной ответственности включает в себя не один этап обвинения, а два, причем смежных и последовательных – подозрения и следующего за ним обвинения. Такой вывод основывается, прежде всего, на присущем уголовному процессу условии стадийности. Стадии уголовного процесса всегда последовательно сменяют друг друга. При этом внутри каждой стадии могут находиться составные ее части – этапы, на которых осуществляется определенная деятельность органов уголовного судопроизводства. Например, стадия предварительного расследования, говоря языком криминалистики, делится на два этапа – первоначальный и последующий. В уголовном процессе своя терминология, в соответствии с которой на предварительном расследовании выделяется этап неотложных следственных действий, этап обвинения и др. Следуя традиционному представлению об обвинении, получается, что последующий этап расследования является этапом обвинения, с которого начинается привлечение лица к уголовной ответственности. И если само обвинение начинается с последующего этапа, то приходится признать, что первоначальный этап с момента появления в нем заподозренного лица и до предъявления ему обвинения является этапом подозрения. При этом, следует особо подчеркнуть, что этап подозрения начинается не только с момента возбуждения уголовного дела, поскольку очень часто оно возбуждается в отсутствии лица, совершившего преступление, т.е. по факту совершения преступления, а с момента, когда заподозренное лицо установлено, но достаточных доказательств для предъявления ему обвинения еще нет.

Отсутствие подозрения как нормативно признанного этапа уголовно-процессуальной деятельности с достаточно определенным его местом и ролью породило не только отождествление обвинения и привлечения лица к уголовной ответственности, но и дало основание рассматривать предшествующую обвинению деятельность как этап формирования обвинения15.

В случае отсутствия подозрения и подозреваемого по уголовному делу действительно вся деятельность следователя на первоначальном этапе расследования выступает как формирование обвинения. В этом случае по делу обвинительные доказательства находят свое выражение в акте привлечения лица в качестве обвиняемого. Если же обвинению предшествует подозрение и подозреваемый, то в уголовно-процессуальной деятельности появляется качественно иной, самостоятельный этап расследования, который, в конечном счете, может рассматриваться как формирование обвинения (если подозрение перейдет в обвинение). Однако, будучи качественно иным по характеру и содержанию, подозрение требует признания его как отдельного этапа предварительного расследования, который может и не стать частью (этапом) формирования обвинения (если подозрение свое подтверждение не нашло).

Вместе с тем необходимо различать фактическое и строго процессуальное (юридическое) подозрение. Фактическое подозрение представляет собой возникшее в сознании следователя на основе имеющихся по делу данных отношение к лицу, как к причастному к совершению преступления. В частности, факт возбуждения уголовного дела в отношении конкретного лица есть одно из проявлений такого отношения следователя к заподозренному лицу. Подозрение же юридическое не может быть иным как в форме специального правового акта, в котором выражается подозрение, и, главное, которое официально предъявляется этому лицу, с этого момента приобретающему данный статус.

Подводя итог вышеизложенному, следует отметить, что подозрение в системе уголовного процесса является элементом деятельности по привлечению лица к уголовной ответственности, поскольку обладает рядом общих свойств, объединяющих его с обвинением. Подтверждением этому служит следующее.

Во-первых, привлечение к уголовной ответственности неразрывно связано с квалификацией противоправного деяния лица в соответствии с диспозицией нормы Уголовного кодекса. При решении вопроса о вовлечении человека, причастного к совершению преступления, в уголовное дело, следователь должен оценить фактические обстоятельства совершённого деяния через призму уголовного закона. При совпадении фактических обстоятельств с диспозицией нормы уголовного закона орган уголовного преследования выдвигает тезис подозрения, а если доказательств виновности лица достаточно для предъявления обвинения, то тезис обвинения.

Тезис подозрения, так же как и обвинения, выдвигается органом уголовного преследования в виде строго определенной формулы – совокупности фактических обстоятельств и юридической квалификации деяния, которая находит свое отражение в официальных решениях (документах) следователя. Например, на этапе подозрения об уголовно-правовой квалификации действий лица можно судить из содержания протокола задержания по ст. 92 УПК РФ, где указана конкретная статья УК РФ, по которой подозревается лицо в совершении преступления, о чем ему объявляется. Началом этапа обвинения является специальное постановление органа уголовного преследования о привлечении в качестве обвиняемого, в котором также излагаются фактические обстоятельства, указывающие на преступление, а также юридическая квалификация этого деяния (статья УК РФ), в совершении которого обвиняется гражданин. При этом формула обвинения может быть гораздо шире по своему содержанию, нежели формула подозрения. В реальной практике имеют место ситуации, когда в формулу обвинения необходимо включить ссылку на нормы не только Особенной, но и Общей частей УК. Например, если необходимо указать стадию совершения преступления, на которой оно было пресечено и не доведено поэтому до конца. Аналогичным образом следователь поступает, если необходимо указать: а) на роль обвиняемого в групповом преступлении; б) на совершение преступления в составе организованной преступной группы; в) на руководство ею16. Таким образом, выдвижение против лица органом уголовного преследования тезиса причастности к преступлению в виде формулы подозрения или обвинения, то есть фактической и юридической квалификации деяния, является неотъемлемым условием деятельности органов уголовного преследования по привлечению лица к уголовной ответственности.

Во-вторых, орган уголовного преследования, решив привлечь лицо к уголовной ответственности, должен наделить его соответствующим процессуальным статусом. По новому Уголовно-процессуальному кодексу РФ статус подозреваемого во многом схож со статусом обвиняемого. Так, анализ ст. 46 и 47 УПК РФ позволяет сделать вывод, что большинство прав и обязанностей, предоставленных обвиняемому, совпадают с правами и обязанностями подозреваемого. Например, так же как и обвиняемый, подозреваемый имеет право на защиту, а также вправе: знать, в чем он подозревается (обвиняется), и давать объяснения; представлять доказательства; заявлять ходатайства; знакомиться с протоколами следственных действий, произведенных с его участием, а также с материалами, направляемыми в суд в подтверждение законности и обоснованности применения к нему заключения под стражу в качестве меры пресечения; иметь защитника; заявлять отводы; приносить жалобы на действия (бездействие) и решения суда, прокурора, следователя и дознавателя; иметь с определенного момента свидания с защитником, родственниками и иными лицами. Кроме имеющихся прав подозреваемый и обвиняемый обязаны: являться по вызовам дознавателя, следователя, прокурора; не уклоняться от участия в предварительном следствии (дознании); не препятствовать проведению расследования путем уничтожения, фальсификации доказательств, подговора свидетелей и других незаконных действий и др.

В-третьих, против подозреваемого могут быть обращены большей частью одинаковые и специфичные меры уголовно-процессуального принуждения, которые применимы к обвиняемому. Поскольку по УПК РФ (главы 13 и 14) все меры уголовно-процессуального принуждения разделены на две группы: меры пресечения и иные меры процессуального принуждения, то к подозреваемому могут применяться: а) все меры пресечения в порядке ст. 100 УПК РФ; б) все следственные действия, носящие принудительный характер, например: выемка предметов и документов (ст. 183 УПК РФ); наложение ареста на почтово-телеграфные отправления и выемку их из почтово-телеграфного учреждения (ст. 185 УПК РФ); контроль и запись переговоров (ст. 186 УПК РФ); освидетельствование (ст. 179 УПК РФ); получение образцов для сравнительного исследования (ст. 202 УПК РФ) и др.; в) иные меры принуждения, в том числе: наложение ареста на имущество (ст. 115 УПК РФ); привод (ст. 113 УПК РФ); помещение в медицинский или психиатрический стационар для производства судебной экспертизы (ст. 203 УПК РФ) и др. Правовым основанием для применения мер уголовно-процессуального принуждения является постановление о возбуждении уголовного дела. До этого момента ни о каком принуждении в отношении подозреваемого говорить нельзя.

В-четвертых, происшедшие за последнее время изменения в нашем обществе позволили критически подойти к вопросу о гарантиях прав личности в уголовном судопроизводстве. Так, если государство в лице органов расследования начинает уголовное преследование лица, совершившего преступление (т.е. начинает “нападать”), то оно же обязано предоставить этому лицу возможность защищаться (“обороняться” от “нападения”) всеми законными способами и средствами.

В новом УПК РФ закреплено положение, согласно которому “подозреваемому и обвиняемому обеспечивается право на защиту, которое они могут осуществлять лично либо с помощью защитника и (или) законного представителя” (ч. 1 ст. 16). Причем это право по закону предоставляется только тому лицу, против которого обращено уголовное преследование. И обвиняемый, и подозреваемый – лица, в отношении которых ведется уголовное преследование, в отличие от потерпевшего, который, имея право на представителя в лице адвоката (ст. 42 УПК РФ), не привлекается к уголовной ответственности.

В то же время подозрение обладает специфическими характеристиками, отличающими его от обвинения.

Подозрение является необязательным этапом привлечения к уголовной ответственности. Практика расследования уголовных дел многообразна и сложна. Здесь вполне допустима ситуация, когда органом уголовного преследования может быть собрано такое количество доказательств, которое предоставит возможность предъявить обоснованное обвинение лицу без предварительного его вовлечения в дело в качестве подозреваемого. При этом, безусловно, должно соблюдаться требование, при котором такое лицо при необходимости производства с ним следственных действий не должно ставиться в положение “изобличаемого свидетеля” или фигурировать в качестве лица без определенного процессуального положения.

Некоторые авторы полагают, что лицо, прежде чем оно будет привлечено в качестве обвиняемого, обязательно должно пройти статус подозреваемого17. В этой связи мы разделяем точку зрения А.В. Солтановича, согласно которой закрепление в уголовно-процессуальном законе требования об обязательности во всех случаях привлечения лица в качестве подозреваемого видится недопустимым. Автор справедливо утверждает, что “это повлечет за собой перемещение всей тяжести предварительного расследования на установление наличия или отсутствия оснований для подозрения, его формулирование и проверку порой без действительной в этом необходимости по каждому конкретному делу. Тем самым акт привлечения лица в качестве обвиняемого превратится, по сути дела, в формальную процедуру”18.

В отличие от этапа обвинения, который может длиться не один месяц, подозрение является кратковременным (до десяти суток) этапом в уголовно-процессуальной деятельности. При этом мы имеем в виду не фактическое подозрение против лица, которое может длиться неопределенное время, а юридическое, т.е. четко закрепленное в юридическом, процессуальном акте. И если этап обвинения лежит в границах от вынесения постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого до назначения судебного заседания, то этап подозрения – от процессуального акта, ставящего личность в статус подозреваемого, до момента перехода его в статус обвиняемого.

Поскольку обвинение базируется на наличии достаточных доказательств, дающих основание для предъявления лицу обвинения, то их собирание, проверка, а в особенности и оценка требуют от органа уголовного преследования более тщательного и взвешенного подхода. С момента привлечения лица в качестве обвиняемого следователь уже начинает вести расследование с обвинительным уклоном. На этапе же подозрения такой обвинительный уклон недопустим, так как необходимо выявить не только обвинительные, уличающие, но и оправдывающие лицо обстоятельства. Именно этап подозрения позволяет следователю определиться в направлении расследования. Называя данный этап формированием обвинения, констатируется тот факт, что следователь с самого начала встает на путь обвинения, не оставляя личности шансов на всестороннее и объективное исследование обстоятельств дела.

Обвинение является переломным моментом в уголовном деле. К этому моменту следователь обладает “стопроцентным” внутренним убеждением о виновности лица. Подозрение же, напротив, отличается таким набором доказательств, которое образует правовую неопределенность. Этих доказательств явно недостаточно на этапе подозрения для принятия решения о предъявлении лицу обвинения. А поскольку лицо уже участвует в деле в качестве подозреваемого, то такая неопределенность должна быть в кратчайший срок разрешена – или переходить на этап обвинения или заканчивать этап подозрения с одновременным освобождением лица от подозрения.

На этапе подозрения к лицу, привлеченному к уголовной ответственности, должен применяться более “мягкий” набор принудительных мер, чем на этапе обвинения. Подозрение – это еще не обвинение. Однако, по УПК РФ к подозреваемому из всех мер процессуального принуждения, применяемых на предварительном расследовании к обвиняемому, вообще не применяется только одна – временное отстранение от должности (ст. 114 УПК РФ). Более того, как справедливо заметил В.С. Шадрин, “применение к подозреваемому в порядке ст. 90 УПК (ст. 100 УПК РФ – И.П.) мер пресечения, главным образом, заключения под стражу, давно из исключения превратилось в правило”19. Поэтому, сложившаяся практика в применении принуждения к подозреваемому видится недопустимой. Нельзя подозреваемого ставить на одну ступень с обвиняемым, поскольку этим не обеспечиваются гарантии охраны прав личности в уголовном процессе. Например, как показывает следственная практика, применив к подозреваемому заключение под стражу до предъявления обвинения, орган уголовного преследования при неподтверждении подозрения даже не пытается отменять эту меру пресечения, при этом все усилия направляя не на установление истины по делу, а на оправдание законности заключения подозреваемого под стражу. Изучение уголовных дел показало, что после процессуального задержания подозреваемого в порядке ст. 122 УПК РСФСР (ст. 91 УПК РФ) в 83% (!) случаев применяется мера пресечения, связанная с лишением свободы, т.е. заключение под стражу, сохраняясь в 75% случаев после предъявления обвинения. Такое исключительное применение данной меры пресечения в отношении подозреваемого вынуждает следователя перед прокурором оправдывать обоснованность ее использования, дабы не быть уличенным в заведомо незаконном заключении под стражу по ст. 301 УК РФ.

Помимо этого, отличие подозрения от обвинения заключается в содержании правомочий подозреваемого и обвиняемого. В частности, подозреваемый не имеет права знакомиться с материалами, направляемыми в суд в подтверждение законности продления срока содержания под стражей, поскольку этот срок продлению не подлежит, а подозреваемый или освобождается из-под стражи или ему предъявляется обвинение и др.

Таким образом можно сделать вывод, что подозрение в уголовном процессе занимает место предварительного этапа привлечения лица к уголовной ответственности, которое в свою очередь является частью уголовного преследования. Такой принципиальный подход к определению места подозрения в системе уголовно-процессуальной деятельности нужен обеим сторонам. Он позволяет эффективно работать не столько на конечный результат обвинения или осуждения, сколько на всестороннее, полное и объективное исследование обстоятельств дела с тем, чтобы конституционные права личности, оказавшейся под подозрением, были минимально ущемлены со стороны органов уголовного преследования.