Объединение боярства.

Общественное, а следователь­но, и политическое значение высшего московского бояр­ства, помимо тирании Ивана Грозного, было подорвано и другими причинами, стоявшими в связи с политичес­ким объединением Великой Руси. Одним из последствий этого объединения, как уже было указано выше, было установление обязательной службы с княжеских и бояр­ских вотчин. Князья и знатные бояре обязаны были служить при дворе и в войске. Та и другая служба стала тяжела и разорительна. Московский государь окружил себя роскошью и пышностью сообразно с новым значе­нием своим великорусского государя и православного царя. За ним должны были волей и неволей тянуться и его бояре. Мы видели, как косо смотрели при дворе на зеленую мухояровую шубу князя Шуйского на старом куньем меху. Мы видели, как Шуйские, добравшись до царской казны, спешили понаделать себе дорогой утва­ри. Очевидно, что это уже требовалось придворной мо­дой и этикетом высшего боярства. Но не все были в положении Шуйских относительно царской казны, и потому принуждены были шить дорогие собольи шубы и горлатные шапки, строить золотое платье, унизанное жемчугом и пуговицами из драгоценных камней на свой счет. С другой стороны, новообразовавшееся Московское государство втянулось в крупную международную борьбу на несколько фронтов, и князьям, и боярам приходилось теперь постоянно снаряжать своих слуг и самим снаря­жаться на войну на собственных конях, с собственным вооружением и провиантом. Между тем вотчины их все более и более мельчали вследствие разделов. При таких обстоятельствах не удивительно, если князья и бояре все более и более разорялись и должали. Факт этот обнаруживается уже при отце Ивана Грозного Василии Ивановиче. От 1532 года сохранилось любопытное заве­щание богатого капиталиста Протопопова, раздававше­го деньги в ссуду в большом количестве. Из этого заве­щания видно, что в числе должников Протопопова было много родовитых князей. Представитель одного из знат­нейших княжеских родов князь Пенков-Ярославский был должен ему 120 рублей, князь Иван Михайлович Воротынский — 20 рублей, князья Кубенские, Василий и другие — от 120 до 7 руб. Князь Иван Мезецкий за­должал Протопопову 200 рублей; у него осталось от вот­чины только полсела; он женился на дочери своего кре­дитора и жил во дворе тестя 13 лет, ел и пил у него и его подмогой снаряжался на войну. Случалось, что знатные князья для того, чтобы выехать на войну, закладывали платья своих жен. В 1547 году царь Иван Васильевич сосватал дочь князя Александра Борисовича Горбатого-Шуйского за боярина князя Ивана Федоровича Мстис­лавского. Извещая об этом мать невесты, царь писал ей: «да сказывал нам брат твой Фома, что князь Александр, идучи на нашу службу, заложил платье твое все, и мы было велели платье твое выкупить, а брат твой Фома не ведает, у кого князь Александр то платье заложил; и мы тебя пожаловали, послали тебе от себя платье, в чем тебе ехати; и даст Бог приедешь в Москву и скажешь, у кого платье твое заложено, и мы велим выкупить».

Нужда заставляла князей и знатных бояр продавать и закладывать по частям свои вотчины. Покупщиками чаще всего являлись монастыри, у которых скаплива­лись значительные денежные капиталы. Таким обра­зом, например, князь Ухтомский в 1557 году продал Кириллову монастырю село с 17 деревнями и починка­ми за 350 рублей и вола в придачу. Через три года тот же князь продал монастырю еще 4 своих деревни за 100 рублей с лишком. Около того же времени Кириллов монастырь купил у другого князя Ухтомского большую вотчину — село Никитино с деревнями, а затем в 1563 году дал ему 200 рублей под залог села Семенов­ского. Третий князь Ухтомский заложил в 300 рублях свою вотчину князю Пронскому. Но последний вынуж­ден был перезаложить эту вотчину монастырю. В корот­кое время, 5-6 лет, перешла во владение Кириллова монастыря большая часть земель князей Ухтомских. В 60-х и 70-х годах XVI века перешло к Троице-Сергее­ву монастырю весьма много вотчин князей Стародубских, Ромодановских, Гагариных и других наследников земель прежнего удела Стародуба Ряполовского.

Разорение княжеских и боярских родов, помимо тягостей придворной и военной службы, вызывалось и другими последствиями объединения Руси. Новообразо­вавшееся Московское государство, как известно, пере­шло в наступление на татар и стало отвоевывать у них плодородные земли на востоке и юге, в пределах Казан­ского царства и в диких полях. Занятие новых плодо­родных земель вызвало усиленный отлив земледельчес­кого населения из центральных областей государства, где расположены были вотчины князей и родовитых бояр. Поэтому и поземельные описи, сохранившиеся от второй половины XVI века, поражают обилием данных о пустошах, «что были деревни», о переложной пашне, поросшей лесом. Все это следы эмиграции населения.

Хозяйственное расстройство, обеднение и обнища­ние не только обессиливало материально княжье и родо­витое московское боярство, но и удручающим образом действовало на его настроение и самочувствие. Князьям и боярам было не до высшей политики, когда приходи­лось думать о насущном хлебе, чем жить, на какие средства служить и т. д. Экономическая опора московс­кой аристократии — крупное землевладение разруши­лось, расстроилось. Естественно, что и аристократия эта сделалась политически немощной. Экономическим упад­ком объясняется отчасти и ревность, с какой она отста­ивала свою родовую честь, свое отечество в местничес­ких счетах. Известно, что разорившиеся аристократы особенно бывают щепетильны в делах фамильной чести, особенно бывают проникнуты генеалогической гордос­тью. Так было и с московской аристократией. Сравняв­шись в большинстве по материальному положению с массой военно-служилого люда, эта аристократия тем более стала жить воспоминаниями прошлого, тем более стала дорожить своим отечеством. Но люди, у которых взоры обращены назад, а не вперед, редко когда выигрывают в жизненной борьбе, редко оказываются способными сообразоваться с новыми условиями и среди них  надлежащим образом устраивать свое положение. Так  случилось и с московским боярством, которое оказалось  не в состоянии помешать торжеству монархического аб­солютизма.

* * *

Пособия:

Д. И. Иловайский. История России. Т. 3. М., 1890.

С. М. Соловьев. История России с древнейших времен. Кн. 2.

В. О. Ключевский. Боярская дума древней России. 4-е изд. М.,  1909.                                                             С. Ф. Платонов. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI-XVII вв. 3-е изд. СПб., 1910.