Глава 5. УЛИКИ

§ 1. Доказывание посредством улик имеет место там, где показания свидетелей, заключения экспертов и другие имеющиеся в деле источники доказательств не дают прямого ответа на вопрос о том, было ли совершено преступление и кем оно совершено, а вместо того устанавливают различные посредствующие факты, после чего уже на основе этих фактов, взятых в их взаимной связи и совокупности, разрешается вопрос о событии преступления и о лице, это преступление совершившем. Факты эти представляют собой косвенные доказательства – улики и требуют особых методов оперирования ими. В соответствии с этим при пересмотре приговора, основанного на уликах, вышестоящий суд наряду с проверкой всех других моментов, связанных с доказыванием, должен также каждый раз рассмотреть те методы, какими пользовался суд первой инстанции при доказывании уликами, те пути, какими он шел при использовании этих улик в качестве доказательств.

Так как уликами являются определенные факты, устанавливаемые, посредством различных источников доказательств, то при доказывании уликами необходимо в первую очередь установить с достоверностью все те факты, которые могут служить уликами по делу; поэтому если наличие этих фактов вызывает сомнение или даже, более того, материалами дела опровергается, то приговор, вынесенный по делу, окажется необоснованным, построенным не на определенных фактах, а на предположениях. В соответствии с этим вышестоящий «суд при пересмотре приговоров, основанных на уликах, должен прежде всего проверить, доказаны ли те факты, которые суд первой инстанции признал установленными

- 207 -

и которые он рассматривает как улики по делу, причем отрицательный ответ на этот вопрос влечет за собой отмену приговора как необоснованного.

Приговором народного суда Амир Тойлы был признан виновным в том, что убил Сеидова из мести за выступление Сеидова на учительской конференции против Тойлы. При пересмотре дела в порядке надзора Верховный суд СССР установил, что, как видно из свидетельских показаний, «на конференции Тойлы и Сеидов в своих выступлениях действительно критиковали друг друга, но после этого они продолжали встречаться и никакой злобы между ними не замечалось». Тем самым факт, принятый судом за улику и притом за основную, а именно: наличие враждебных отношений между убитым и обвиняемым, оказался по делу не установленным. Равным образом остались не установленными и другие улики, фигурировавшие в деле: как указывает в своем определении Верховный суд СССР, «при обыске у Тойлы были изъяты нож и полотенце с пятнами, похожими на кровяные, однако химическим исследованием эти пятна не были признаны кровяными, также не были признаны тождественными пятна крови на брюках Тойлы с кровью убитого». Находя поэтому, что «обвинение Тойлы... суд обосновал исключительно на предположениях, которые не находят в деле подтверждения», Верховный суд СССР отменил приговор и прекратил дело производством.

Еще более резко выступает необоснованность улик в деле Дворниковых, осужденных за похищение 5 центнеров ржи из колхозного склада.

В доказательство виновности подсудимых суд сослался на следующие улики: 1) у склада, из которого была похищена рожь, были обнаружены следы, которые привели в село Уда к дому подсудимых, и 2) обнаруженная у подсудимых рожь в количестве около 2 центнеров лабораторией была признана принадлежащей колхозу. При пересмотре дела в порядке надзора Верховный суд СССР нашел, что, как видно из материалов дела, «около склада были обнаружены 3 следа

- 208 -

ног, которые вели в сад, где была рассыпана рожь; из сада следы вели к сараю гр-ки Моисеевой и от сарая к ее дому, а оттуда к селу Уда. В протоколе осмотра нет ни слова о том, что следы, как отмечено в приговоре, вели к подсудимым; свидетели же показали, что дальше – за домом Моисеевой – следы были утеряны». Это дало основание Верховному суду сказать, что «суд... сослался на улику, которой в материалах дела нет и которая придумана самим судом».

«При лабораторном исследовании ржи, обнаруженной у Дворниковых,– указывает далее Верховный суд СССР,– и при сличении ее с колхозной рожью установлено «явное сходство как по общей чистоте, так и по отдельным фракциям». Заключение лаборатории о явном сходстве по одному лишь признаку – по чистоте образцов ржи, взятых для сличения, – вызывает большое сомнение в своей обоснованности. Но заключение о «явном сходстве» не то же самое, что, как написал суд в приговоре, «изъятая у осужденных рожь принадлежит колхозу». Учитывая все изложенное, а также имеющиеся в деле показания свидетелей, подтвердивших заявление подсудимых о том, что обнаруженную у них рожь они частично получили на трудодни, а частично приобрели на рынке в обмен на одежду и обувь, Верховный суд СССР отменил приговор и дело производством прекратил.

Уликами в уголовном процессе являются такие факты, совокупность которых дает при определенных условиях возможность придти к выводу о том, что преступление имело место и было совершено обвиняемым.

Вывод этот строится на том, что указанные факты находятся в причинной связи с исследуемым преступлением, что они вместе с другими фактами обусловили совершение данного преступления, либо явились следствием его. Поэтому тот или иной факт будет уликой по делу в том лишь случае, если есть известное основание предполагать, что он причинно связан с исследуемым преступлением. Например, враждебные отношения обвиняемого с потерпевшим рассматриваются как

- 209 -

улика потому, что они могли явиться мотивом совершения преступления. Наличие у обвиняемого похищенных вещей служит уликой потому, что этот факт мог явиться следствием совершения обвиняемым кражи и т.д.

В соответствии с этим после того, как данный факт установлен путем свидетельских показаний, на основе заключения экспертизы или посредством иных источников доказательств, наступает следующий этап доказывания уликами; именно, данный факт должен быть рассмотрен в связи со всей конкретной обстановкой для того, чтобы таким путем выяснить те обстоятельства, которые усиливают, подкрепляют первоначальное предположение о причинной связи этого факта с исследуемым преступлением, а также установить все так называемые противоулики, т. е. обстоятельства, которые это предположение о причинной связи данного факта с исследуемым преступлением ослабляют либо вовсе опровергают.

Отсюда вытекает обязанность вышестоящего суда при пересмотре приговоров, вынесенных на основе улик, не только выяснить, установлены ли по делу факты, принятые судом первой инстанции за улики, но и проверить, были ли рассмотрены и учтены все те обстоятельства, которые каждую данную улику подкрепляют либо, напротив, ослабляют. В частности, это относится к противоуликам, недостаточное внимание к которым может привести к тому, что в качестве улик судом будут приняты факты, только на первый взгляд кажущиеся уликами, в действительности же в причинной связи с исследуемым преступлением не находящиеся и потому не могущие служить доказательствами виновности подсудимого.

В основу приговора, которым Табарадзе был признан виновным в убийстве Аревадзе, суд положил следующие улики: 1) Табарадзе, работая бригадиром колхоза, совершил ряд злоупотреблений, во избежание раскрытия которых решил избавиться от Аревадзе, незадолго перед тем избранного председателем колхоза; 2) в реке, в которой был обнаружен труп Аревадзе, был найден топор, принадлежащий обвиняемому; этим топором, по мнению суда, было совершено убийство; 3) из тридцати человек выставленных в ряд, собака-ищейка облаяла обвиняемого Табарадзе; 4) после, того как со-

- 210 -

бака облаяла Табарадзе, он предупредил стоявшего рядом соседа, сказав ему: «Меня задержат, скажи моей жене, чтобы она выбросила во двор мою одежду».

Рассмотрев дело, Верховный суд СССР пришел к выводу, что эти данные не могут служить доказательством виновности Табарадзе. «Следствием установлено, что топор, принадлежащий обвиняемому, был 22 апреля 1939 г. получен во временное пользование свидетелем К. Табарадзе, который в этот же день при переправе через реку уронил топор в воду. Кроме того, топор был исследован на обнаружение пятен крови, но ничего не было обнаружено». Указанные обстоятельства лишают таким образом всякого значения тот факт, что принадлежащий обвиняемому топор был найден в том же месте, где был обнаружен труп убитого; иными словами, обстоятельства эти явились противоуликами, которые полностью опровергают одну из основных улик по делу и которые, однако, не были учтены судом при вынесении приговора.

Равным образом остались вне поля зрения суда первой инстанции обстоятельства, опровергающие или во всяком случае значительно ослабляющие другую фигурирующую в деле улику. «Собака, кроме обвиняемого, облаяла также Табарадзе Владимира и Курбадзе; однако они к уголовной ответственности не были привлечены. Необходимо учесть и то обстоятельство, что обвиняемый Табарадзе принимал участие в извлечении трупа из воды, что могло повлиять на чутье собаки».

Что касается остальных фактов, принятых судом первой инстанции за улику, то они вовсе остались не, установленными по делу. «О том, что Табарадзе якобы просил передать жене, чтобы она выбросила во двор, его одежду, свидетели на суде внятных показаний не дали. Кроме того, если даже эти слова Табарадзе и были сказаны, они не могут явиться доказательством его виновности». Наконец, «указания суда о том, что Табарадзе совершил убийство Аревадзе с целью сокрытия совершенного им преступления в колхозе, не соответствуют действительности; произведенным по этому поводу расследованием данных, изобличающих Табарадзе в преступлении, не добыто. Следовательно, у Табарадзе не могло быть и побуждений избавиться от Аревадзе». Признав по всем этим соображениям обви-

- 211 -

нение, предъявленное Табарадзе, недоказанным, Верховный суд СССР отменил приговор и прекратил дело производством.

Обстоятельства дела Данкова, осужденного за похищение меховых изделий, заключались, согласно приговору, в следующем. 2 декабря 1939 г. заведующий меховой секцией Военторга Тимошин производил упаковку меховых изделий (каракулевых воротников) для отправки их в другой город. Во время обеденного перерыва Тимошин ушел из секции, заперев двери на висячий замок. Спустя 20–25 минут Тимошин возвратился, нашел дверь отпертой, а в помещении меховой секции застал Данкова, который сидел за столом. По словам Тимошина, он обратил внимание на то, что один ящик с меховыми воротниками был завязан не так, как раньше, и с него была сорвана пломба. Однако ящик этот без соответствующей проверки был отправлен в другой город, откуда затем поступили сообщение о недостаче воротников общей стоимостью в 9224 руб. Второй уликой против Данкова явилось то, что проживающие с ним в одном общежитии Кузнецова и Гусева в январе 1940 г. обнаружили в дровах, принадлежащих Данкову, четыре таких же каракулевых воротника, какие были похищены из меховой секции.

При пересмотре приговора в порядке надзора Верховный, суд СССР установил, что суд первой инстанции не принял во внимание ряд обстоятельств, которые существенно ослабляли указанные выше улики и тем самым исключали возможность рассматривать их как доказательство виновности Данкова. «Учитывая, что Данков работал заместителем заведующего меховой секцией и заведующим отделом головных уборов, который находился в общем помещении с другими изделиями, следует признать, что присутствие Данкова в меховой секции, куда он имел доступ по роду своей службы, не может быть положено в основу его обвинения... Второе обстоятельство, положенное судом в основу обвинения,– нахождение воротников в дровах Данкова – также является недостаточным для вынесения обвинительного приговора. Из показаний свидетелей

- 212 -

видно, что дрова, в которых были обнаружены воротники, находились между дверью, ведущей в квартиру Данкова и дверью, ведущей в квартиру Тимошина. Следовательно, в эти дрова воротники могли быть положены как тем, так и другим». По этим соображениям, а также ввиду отсутствия в деле указаний на то, что Данков продавал кому-либо меховые изделия, приговор был отменен и дело производством прекращено.

Как было указано выше, уликами являются такие факты, которые дают известное основание предполагать их причинную связь с преступлением. Поэтому каждая улика, взятая в отдельности, указывает с некоторой вероятностью на наличие преступления и на совершение этого преступления Обвиняемым. Но для обвинительного приговора требуется не вероятность, а достоверность, иными словами, требуется совокупность таких доказательств, которые приводят суд к достоверному выводу о виновности подсудимого и исключают обоснованное сомнение в правильности этого вывода. В применении к уликам это означает, что обвинительный приговор может быть вынесен на основе таких улик, которые точно установлены по делу, не опровергнуты противоуликами и которые, взаимно подкрепляя и усиливая одна другую, приводят в своей совокупности и взаимной связи к достоверному выводу о виновности подсудимого, – к такому выводу, который является единственным, вытекающим из этих улик, и исключает возможность иного решения данного дела и иного объяснения улик, в этом деле установленных. Поэтому, если в деле имеются некоторые улики, но они в совокупности своей оказываются недостаточными для получения достоверного вывода о виновности подсудимого, если виновность подсудимого остается только вероятной, то обвинительный приговор, на этих уликах построенный, является необоснованным и потому подлежит отмене.

Приговором линейного суда Иноземцев был признан виновным в том, что, работая кладовщиком орса, присвоил 10 кг манной крупы, находившейся в кладовой орса; крупу эту он пытался отправить домой через сына, который, однако, был задержан. При пересмотре

- 213 -

дела по кассационной жалобе осужденного Верховный суд СССР нашел, что имеющиеся в деле улики недостаточны для осуждения Иноземцева. «Один факт, что Иноземцев являлся кладовщиком, что у него в кладовой имелась манная крупа, принадлежащая орсу, что крупу выносил из кладовой сын Иноземцева, который дал впоследствии сбивчивые показания, является явно недостаточным для признания Иноземцева виновным в присвоении крупы. Для признания Иноземцева виновным следовало доказать, что манная крупа (отобранная у сына Иноземцева), принадлежит орсу и что эта манная крупа взята из той крупы, которая находилась на складе. В данном случае таких доказательств в деле не имеется. Более того, при ревизионной проверке оказалось, что недостачи и излишков манной крупы не обнаружено. Иноземцев утверждает, что он означенную крупу выменял на базаре на водку и с этой крупой пришел на работу в кладовую, а случайно пришедшему сыну вручил крупу, чтобы он отнес ее домой. Это утверждение Иноземцева не опровергнуто». Находя, что «при указанных данных нет оснований делать вывод о том, что Иноземцев манную крупу присвоил», иными словами, признавая, что в деле нет достаточных улик для получения достоверного вывода о виновности Иноземцева, Водно-Транспортная коллегия Верховного суда СССР своим определением от 30 января 1943 г. приговор отменила и дело производством прекратила.

Особенно подробный и развернутый анализ улик содержится в определении Верховного суда СССР по делу Бояринцева, осужденного Сталинградским областным судом за убийство своей жены. Обстоятельства этого дела заключаются в следующем. Бояринцев сошелся с Валентиной Косовой. После того, как она забеременела, родные Бояринцева настояли на том, чтобы он на ней женился, и 17 апреля 1940 г. Бояринцев и Косова зарегистрировали свой брак. Спустя несколько дней, 24 апреля Бояринцев вышел вместе с женой из дому, и после того Косова исчезла. Как показал Бояринцев при производства предварительного расследования и в судебном заседании, он поехал с женой в центр города, где они сидели

- 214 -

некоторое время в сквере, затем они разошлись. Бояринцев, по его словам, направился в парикмахерскую, а Косова – в магазин, и больше он ее не видел.

Первого августа того же 1940 г. недалеко от Сталинграда, на острове Сарнинском, были найдены остатки трупа неизвестной женщины, при котором был обнаружен загрязненный и окровавленный женский трикотажный костюм и белая женская комбинация. Вблизи трупа лежал череп с металлической коронкой на правом резце верхней челюсти.

Институтом материальной культуры Академии наук было произведено восстановление лица по черепу, и Институт путем сличения восстановленного лица с фотокарточкой Косовой, а также на основе опознания снимка восстановленного лица пришел к выводу, что череп принадлежит Валентине Косовой. Технологическая экспертиза признала, что обнаруженный при трупе купальный костюм по своему материалу идентичен с материалом той майки, из которой, по словам свидетельницы Осадченко, Косова сшила себе купальный костюм.

Судебно-медицинская экспертиза установила, что женщина, труп которой был обнаружен на острове Сарнинском, была в возрасте 21–22 лет и перенесла беременность и роды; на основании этих данных экспертиза пришла к выводу, что этот «труп мог быть при жизни Валентиной Косовой».

Исходя из заключения всех произведенных по делу экспертиз, областной суд признал установленным, что на острове Сарнинском был найден труп Валентины Косовой. Наряду с этим суд указал в приговоре, что Бояринцев резко изменил свое отношение к Косовой после того, как она отказалась сделать аборт, и что он вступил в брак с Косовой лишь по настоянию родных; что после того, как Косова исчезла, он никаких мер к розыску ее не принимал. «Учитывая все эти обстоятельства, а также то, что Косова бесследно исчезла после того, как 24 апреля 1940 г. вышла из дому с Бояринцевым, суд признал доказанным предъявленное Бояринцеву обвинение в убийстве Косовой.

При пересмотре дела в порядке надзора Верховный суд СССР, рассматривая одну за другой имеющиеся в этом деле улики, дал им иную оценку.

«Утверждение приговора,–указывает Верховный

- 215 -

суд СССР,– что Бояринцев изменил свое отношение к Косовой, когда узнал, что она отказывается сделать аборт, основывается только на голословных показаниях свидетельницы Осадченко, не подкрепленных никакими данными. Родственники Бояринцева действительно проявили инициативу в оформлении его брака с Косовой, но в деле нет абсолютно никаких указаний на то, что сам Бояринцев этому противодействовал или шел неохотно на брак с Косовой. Свидетели показали, что он был на свадьбе очень весел; Косова после свадьбы высказывала полное удовлетворение отношением к ней мужа и его родных».

Таким образом, оказалась неустановленной одна из важнейших улик по делу – желание Бояринцева избавиться от Косовой. Равным образом отпала и другая улика – пассивное отношение Бояринцева к исчезновению Косовой, так как «Бояринцев принимал меры к розыску жены... Из показаний его родственников и сестры Косовой – Варвары видно, что они объехали ряд больниц и моргов. Заявлением Бояринцева от 26 апреля 1940 г. начинается следственный материал».

Продолжая анализ материалов дела, Верховный суд СССР отмечает, что «труп, обнаруженный 1 августа 1940 г... был найден на значительном расстоянии от Сталинграда. Никем не произведен расчет времени, потребного для поездки на остров, и не выяснена возможность доступа к нему в апреле месяце, так как из дела видно, что остров сильно заливало весной. Не приводя точных данных о расстоянии острова от Сталинграда, суд просто ограничился указанием на то, что он находится недалеко от города... Из свидетельских показаний видно, что Бояринцев с женой вышел из дому примерно в два часа дня; сам суд считает установленным, что в 6 часов Бояринцев был в парикмахерской. Следовательно, на поездку на остров, находящийся за городом, убийство и возвращение назад в распоряжении Бояринцева было не более 3–4 часов».

Имеющей существенное значение противоуликой явилось также следующее обстоятельство: «труп женщины был обнаружен без каких-либо признаков верхней одежды; около трупа (или на нем) был купальный костюм и белая комбинация. Из материалов дела видно, что 24 апреля 1940 г. был холодный, туманный день

- 216 -

и ни о каком купанье в этот день не могло быть речи».

Рассмотрев заключения нескольких последовательно произведенных по данному делу судебно-медицинских экспертиз, Верховный суд СССР указывает, что несмотря на противоречия, имеющиеся в заключениях экспертов по отдельным вопросам, «с бесспорностью устанавливается, что матка, изъятая из трупа, не находилась в состоянии беременности, и что смерть последовала не более, чем за три недели до обнаружения трупа». Косова исчезла 24 апреля, а труп обнаружен был 1 августа 1940 г.; поэтому, если согласиться с судом первой инстанции, что найден был труп Косовой, то нужно предположить, что Косова, которая к моменту исчезновения находилась на 8-м месяце беременности, «погибла не 24 апреля, а где-то находилась в течение 2–3 месяцев, родила ребенка, неизвестно где, а затем была убита или умерла естественной смертью (так как причину смерти никто из экспертов установить не мог). Поскольку Бояринцев обвинялся в убийстве жены именно 24 апреля, вся эта версия (независимо от ее правдоподобности) полностью исключает его вину».

Неубедительным оказались и другие данные, на которых суд основал свой приговор. Так, в отношении купального костюма, который технологическая экспертиза признала по материалу, из которого он был сделан, идентичным с материалом обрезков майки Косовой, то, поскольку из такого материала могли быть изготовлены многие изделия, «идентичность трикотажного материала еще не является сама по себе уликой». Далее, в деле имелась еще одна противоулика, не принятая во внимание судом первой инстанции: «Суд совершенно обошел вопрос о найденной при трупе комбинации; между тем все без исключения свидетельницы – знакомые Косовой категорически отрицали принадлежность этой комбинации Косовой».

Что же касается, наконец, произведенного Институтом материальной культуры восстановления липа Косовой по черепу, обнаруженному возле трупа, то, как было уже указано выше (гл. IV), Верховный суд СССР нашел, что восстановление это «может быть расценено только как искусство, как художественная работа, а не как «техническая экспертиза», по выражению суда. Оно

- 217 -

не является бесспорным доказательством, хотя в деле и оговорено, что проф. Герасимов пользовался присланными фотографиями только для «доделок». Значение всей проделанной восстановительной работы вообще снижается, если учесть, что в Институт материальной культуры был послан череп без нижней челюсти; нижняя челюсть где-то затерялась, но судебно-следственные органы об этом умолчали».

В конечном результате одни факты, принятые судом за улики, оказались неустановленными, другие же утеряли свое значение в свете тех противоулик, которые имелись в деле, но не были приняты во внимание судом первой инстанции. Остались лишь немногие отдельные улики, в частности первоначальное нежелание Бояринцева вступить в брак с Косовой и бесследное исчезновение Косовой после того, как она 24 апреля вышла из дому вместе с Бояринцевым; но улики эти, даже взятые в своей совокупности, недостаточны для того, чтобы на их основе возможно было придти к достоверному выводу о виновности Бояринцева в убийстве Косовой. Поэтому Верховный суд СССР отменил приговор и прекратил дело производством.    

§ 2. Требуя для обоснования обвинительного приговора наличия ряда улик, приводящих в своей совокупности и взаимной связи к достоверному выводу о виновности обвиняемого в приписываемом ему преступлении, и отменяя обвинительный приговор, не удовлетворяющий указанным требованиям, Верховный суд СССР в полном соответствии с этим признает, с другой стороны, дело неправильно разрешенным, если, несмотря на наличие таких улик, суд без обоснованной ссылки на обстоятельства, опровергающие эти улики, признает их недостаточными в качестве доказательств виновности обвиняемого.

Приговором народного суда заведующий магазином сельпо Лопухов был признан виновным в том, что получив от возчика Шицкова 3 мешка сахара (244,6 кг) без накладной, не оприходовал этот сахар, а деньги, вырученные от его продажи, присвоил. Кассационной инстанцией приговор был оставлен в силе, а Судебная

- 218 -

коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР, рассмотрев дело в порядке судебного надзора, признала недоказанным получение Лопуховым трех мешков сахара, отменила приговор и прекратила дело производством.

Пленум Верховного суда СССР нашел определение Судебной коллегии по уголовным делам неправильным по следующим соображениям: «Показаниями свидетелей Лопухова Ф., Потапова, Носова и Шицкова установлено, что Лопухов получил от Шицкова 3 мешка сахара без накладной. При этом ряд свидетелей показали, что в сельпо ранее существовала система, когда возчики сдавали заведующему магазином товары без расписок и товары завозили без накладных. Объективным подтверждением того факта, что Лопухов действительно получил 3 мешка сахара, служит то обстоятельство, что по документам значится за сентябрь проданным всего лишь 260–280 кг; такой результат может быть обоснован лишь тем, что Лопухов не оприходовал полученный сахар и присвоил вырученные от его продажи деньги. Такой вывод подтверждается тем обстоятельством, что в сентябре по магазину был обнаружен излишек тары в количестве трех мешков».

Таким образом, имевшиеся в деле прямые доказательства – показания свидетелей, удостоверявших факт получения обвиняемым сахара без накладной, были подтверждены рядом установленных по делу улик, каковы, в частности, существование системы, при которой заведующий магазином получал зачастую товары без накладных; резко уменьшившаяся месячная норма продажи сахара и наличие излишка тары именно в количестве трех мешков. Все эти доказательства в своей совокупности указывали на совершение Лопуховым приписываемого ему преступления и являлись вполне достаточными для вынесения обвинительного приговора. Поэтому Пленум Верховного суда СССР своим постановлением от 17 октября 1940 г. отменил определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР и оставил в силе приговор народного суда и определение областного суда.

При пересмотре в порядке надзора дела Саглиани, оправданного по обвинению в убийстве Нины Марша-

- 219 -

ни, Верховный суд СССР нашел, что «как видно из материалов дела, Маршани исчезла 11 апреля 1941 г. и только 21 апреля труп ее был обнаружен на берегу реки. По заключению врача, смерть Маршани могла последовать от утопления; одновременно на теле Маршани были обнаружены раны, нанесенные тупым орудием, Маршани имела двухмесячную беременность.

Свидетели показали, что Маршани находилась в близких отношениях исключительно с одним Саглиани и потому забеременеть могла только от него.

О легком поведении Маршани дал показания свидетель Габундиани – родственник Саглиани, который на судебном процессе путем запугивания свидетелей предложил им не давать показаний против Саглиани. Показания о легком поведении Маршани давал также другой свидетель Чертелиани, являющийся другом Габундиани».

«Доказано,– указывает  далее Верховный  суд СССР,– что в день исчезновения Маршани из дома Саглиани вернулся домой поздно ночью... и на вопрос матери Маршани, «где Нина?», грубо ответил, что не знает. На ногах Саглиани были азиатские сапоги, что свидетельствует о том, что он отлучался на продолжительное время. Установлено, что у Маршани имелись деньги в сумме около 2500 руб., которые она взяла при уходе из дому. Характерно то обстоятельство, что Саглиани, находясь в затруднительном материальном положении, всю зиму ходил без пальто, а после 11 апреля сразу приобрел пальто, купил сестре босоножки, чемодан, уплатил всю задолженность по квартирной плате и т.д. Сопоставляя эти обстоятельства с датой исчезновения Маршани, можно сделать вывод, что у Саглиани появились деньги после убийства Маршани».

Все эти улики в их взаимной связи и совокупности указывали на Саглиани как на убийцу Маршани, но суд отверг эти улики и вынес неправильный, необоснованный оправдательный приговор, почему приговор этот был отменен и дело передано на новое расследование.

- 220 -