Глава XXII Раскрепощение мнений

Раскрепощение мнений является самой трудной из задач реформы, от решения которой

зависит все остальное. Оно трудно потому, что власть, основанная на мнении,

необыкновенно авторитарна. Когда такая власть достигает полного господства, она

по своей при­роде исключает любую мысль, которая может ослабить ее узы. Она

может быть также приятной, оказаться тем чревом, в котором человек пребывает в

состоянии покоя, без мук, связанных с умственной деятельностью или с принятием

решений. Если сменить метафору, то дело обстоит, как у счастливого солдата

Толстого, с которого снята вся личная ответственность и за него отвечает его

полк. И в барабаны, под которые все маршируют, стучит кто-то другой. Современная

задача состоит в том, чтобы освободиться от доктрин, которые в случае их

принятия заставляют людей служить не самим себе, а планирую­щей системе. На

помощь приходят внешние обстоятель­ства, ибо, как было показано ранее,

практические послед­ствия этого подчинения, выражающиеся в неравномерном

развитии, неравенстве доходов, распространении опасных видов оружия,

отрицательно сказывающиеся на окружаю­щей среде и самой личности, становятся все

более болез­ненными. Неприятные ощущения и даже просто неудоб­ства действуют

гораздо убедительнее, чем абстрактные аргументы.

Необходимо бороться против мнения, что интересы планирующей системы совпадают с

интересами отдель­ного человека. Власть планирующей системы зависит от того,

насколько ей удастся внушить точку зрения, что любое действие со стороны

государства и частных лиц, служащее ее интересам, служит также интересам широкой

общественности. Это мнение в свою очередь зависит от широкого признания

утверждения, что производство и потребление материальных благ, в особенности

тех, кото­рые поставляет планирующая система, является условием счастья и

добродетельного поведения. В этом случае все остальное в большей или меньшей

степени подчиняется этой цели.

В данном случае речь идет о добродетели, которая выгодна для интересов

планирующей системы. Добропо­рядочный отец семейства усердно трудится ради

дохода, которого никогда не хватает на все, в чем нуждается семья. Практически

потребности семьи растут всегда несколько быстрее, чем доход. Если человек

работает в цехе, он всегда наготове и радуется любой возможности поработать

сверхурочно. Он никогда не прекращает ра­боты на том основании, что у него уже

достаточно денег в данный момент и он предпочел бы отдохнуть. В послед­ние годы

рабочие на автосборочных заводах добились увеличения количества выходных дней,

чтобы продлить удовольствие от охоты, рыбной ловли, безделья и выпивки, Ни одно

из этих удовольствий само по себе не считается безнравственным. Но стремление к

ним вместо дохода осуждается самым решительным образом.

Если человек является специалистом или служащим, то упомянутые требования

возрастают во много раз. Ведь он, кроме всего прочего, является примером.

Поэтому он должен быть особенно неустанным в своих усилиях. Более чем все другие

люди, он не может быть невнимательным к своим обязательствам перед тем, что

называют обычно более высоким уровнем жизни, а иногда отмечают высо­ким титулом

американского образа жизни.

По-настоящему беззаботный (в отличие от перегру­женного заботами) служащий

является редкостью. Слу­жащий со склонностями к богемной жизни - человек

корпорации, который живет в скромном жилище, оде­вается в поношенную одежду,

равнодушен к пище и развлечениям, - просто немыслим.

Навязываемая добродетель распространяется и на семью. Жена считается хорошей,

если она посвящает свое время покупкам, обработке купленных продуктов и уходу за

антикварными предметами, которые составляют необ­ходимый элемент самого высокого

уровня жизни из воз­можных. Сыновья являются хорошими, если они, каковы бы ни

были их юношеские мечты, принимаются в соот­ветствующем возрасте за освоение

технических дисциплин, теоретических наук, теории управления фирмами и других

полезных знаний и добиваются с помощью женщин-еди­номышленниц больших успехов,

причем последнее является синонимом высокого дохода и потребления. До­чери тоже

считаются хорошими, если после нескольких опытов в юности с искусством, свободой

в одежде и сексуальной жизни они перенимают образ жизни своих матерей. К этому

можно добавить, что добродетельность семьи возрастает, если она выступает за

такие меры, как налоги, установление зональных тарифов, разумная по­зиция по

вопросу о загрязнении воздуха и воды, которые способствуют тому, что называется

благоприятным кли­матом для промышленности в обществе, и если она обладает

инстинктивным чутьем на политику и политиков, которые обещают неуклонный рост

национальной эконо­мики, и если она патриотически одобряет необходимость

существования сильной национальной обороны.

Добродетель этой семьи во всех отношениях служит целям планирующей системы. Даже

сам процесс, в силу которого добродетель становится удобной для меняю­щихся

потребностей доминирующей экономической силы, впечатляет своей эффективностью.

Давным-давно, когда капиталист стремился поглотить весь возможный доход, именно

бережливый рабочий, бедный, но честный бухгал­тер вызывали восхищение и

считались ведущими скром­ную, но достойную жизнь. Теперь, когда рост стал

главной целью планирующей системы, восхищение вызы­вают те, кто щедро тратит и

потребляет и даже влезает в долги, чтобы поддержать приличный уровень жизни.

Можно представить себе семью, которая ставит в ка­честве своей цели достижение

определенного размера дохода, где муж и жена совместно участвуют в обеспече­нии

этого минимума. Эта семья осуществляет продуман­ный и преднамеренный выбор между

досугом, бездельем и потреблением. Эта семья намеренно отказывается от

потребления, которое в силу своей сложности привязы­вает женщину к ее скрытой

роли слуги. Она поощряет самообразование, а не прагматическое образование для

своих отпрысков. Семья предпочитает совместные радости индивидуальным и в

результате противостоит промыш­ленному и иному экономическому вторжению в свое

жизненное пространство. В своем общественном мировоз­зрении эта семья не придает

большого значения росту производства материальных благ, которых ей и без того

хватает. Она равнодушна к доводам в пользу расходов во имя национального

престижа или военной мощи, от которых она не получает никакой осязаемой выгоды.

Та­кая семья формально не осуждается как порочная. Она не подвергается

остракизму в обществе. Но то уважение,, которым она пользуется, является в

основном резуль­татом ее эксцентричности.

Необходимо прямо признать, что наши мнения и удобная социальная добродетель

создаются не нами, а планирующей системой. Если мы видим это, то мы также

увидим, что есть много способов удачной организации жизни и что вполне успешной

может быть такая эконо­мика, которая повышает возможности осуществления этого

выбора. Максимизация дохода и потребления является одной из таких возможностей,

как и максими­зация досуга, по крайней мере до тех пор, пока это можно делать

без ущерба для других. Такой же возмож­ностью является определение желаемого

уровня дохода и потребления, достижение которого дает возможность ис­пользовать

время для иных целей, не связанных с полу­чением дохода. И несомненно, имеется

бесконечное мно­жество вариантов такого использования времени. Суще­ствуют также

различные стили жизни и досуга в разные годы и разные периоды жизни [Долгое

время считалось, что молодежь будет стремиться к доходу только в размерах,

необходимых для потребления, вклю­чая такие предметы роскоши, как велосипед или

автомобиль, или такие услуги, как путешествия. Потом этими вещами пользуются.

Только по достижении определенного возраста респектабельность требует, чтобы

человек прочно осел, это означает, что нужно стре­миться к максимуму потребления

и дохода, как этого требует пла­нирующая система.].

Само собой разумеется, что любые нападки на суще­ствующие мнения и связанную с

ними добродетель не вызовут восторга у тех, кто отражает позиции и потреб­ности

планирующей системы. Совсем не обязательно, что эти нападки будут

приветствоваться теми, кто прикован существующими верованиями к интересам

планирующей системы. Все мы тщеславно радуемся тому, что являемся исполнителями

своей собственной воли. И как только что было отмечено, необходимость поглубже

задуматься о жизни и осуществлять выбор между альтернативными ти­пами экономики

для многих окажется тягостным бременем. Лучше принятые формы существования, чем

ужасные муки мышления и выбора.

Необходимо также отметить, что для многих, а воз­можно, и для большинства семей

нет альтернатив суще­ствующим жизненным укладам. Воздействие физических и других

неизбежных потребностей - в минимально не­обходимой пище, одежде, крыше над

головой, лекарст­вах, образовании - поглощает всю энергию. Вероятно, это

соответствует истине в отношении многих в рыночной системе. Однако истина

состоит также в том, что с ростом дохода потребности продолжают поглощать всю

энергию и лишают какой-либо возможности выбора. Это - изобре­тение планирующей

системы. Мнение о том, что это необ­ходимо, опровергается в настоящей работе.

Основной целью повышения дохода и в особенности улучшения его распределения

должно стать увеличение числа людей, которые освобождены от давления физических

потребностей или другого аналогичного давления, - людей, которые вследствие

этого способны осуществлять выбор своего образа жизни в экономической сфере.

Чтобы сделать первый шаг при ниспровержении су­ществующей веры, следует показать

источник господ­ствующего мифа. Затем надо выявить и обезвредить специфические

инструменты, используемые для увекове­чения этого мифа. Существуют четыре таких

инстру­мента:

1) Современное экономическое образование. Его роль была уже рассмотрена в

достаточной мере. Современное экономическое образование служит не пониманию, а

обес­печению интересов планирующей системы. Оно построе­но, хотя и довольно

наивно, таким образом, чтобы не да­вать отдельному человеку возможности для

понимания, как им управляют, и приспособить его взгляды к интересам планирующей

системы. Чтобы избавиться от рабства существующей веры, необходимо понять

воздей­ствие официально преподаваемого курса, который ставит задачу увековечить

такую веру. Это следует крепко за­помнить всем, кто изучает экономическую

теорию.

2) Современная ориентация системы образования. На­ряду с непосредственным

преподаванием неоклассической экономической теории в современной системе

образова­ния существуют скрытые методы воздействия. В общих чертах эти методы

связывают жизненные успехи с дохо­дом и потреблением. Они требуют, чтобы

преподавание теоретических и технических дисциплин, экономики и юриспруденции

было прагматическим; обучение искус­ству, особенно если оно имеет творческий

характер, должно быть подчинено интересам декоративности и развлекательности.

Планирующей системе нужен стан­дартный набор идей; остальное находит лишь

доказатель­ство от противного в академической риторике как нечто такое, чем

цивилизованный человек не должен пренебре­гать. На деятелях образования лежит

особая обязанность следить, чтобы образование не было социально обуслов­ленным.

Это означает устранение всякого различия между полезными и бесполезными

областями знания, всяких предположений о том, что имеется экономический стандарт

социальных достижений.

3) Современная реакция на открытые методы убежде­ния. Современная реакция на

рекламу и другие формы убеждения, используемые производителями, вообще гово­ря,

состоит в безоговорочном ее принятии. Всегда предпо­лагаются преувеличения и

обычно подозревается сущест­вование обмана. Однако считается, что такой обман не

нанесет ущерба. Для раскрепощения мнения требуется предубеждение против любого

воздействия, навязывае­мого планирующей системой. Такое воздействие

исполь­зуется для навязывания индивиду целей техноструктуры. Поэтому человек,

который хочет быть свободным, не может уступать. Он должен сопротивляться.

Всякий, кто без размышлений уступает убеждению относительно покупок, поведения

или мнения, отдает часть собствен­ного «я» интересам планирующей системы. Когда

сопро­тивление становится упорным, оно приводит к положи­тельным результатам,

состоящим в том, что подрывается зависимость средств информации от доходов,

получаемых за осуществление такого воздействия; этой проблемы я вскоре коснусь.

4) Выработка государственной политики. В Соединен­ных Штатах имеются практически

три источника мнений, не связанные с избирательной машиной и оказывающие

воздействие на определение государственной политики в вопросах о том, что

является разумным в области регули­рования, налогообложения, расходов, внешней

политики и военной области. К ним относится бюрократический аппарат федеральной

администрации, образованные слуги сообщества корпораций, главным образом

адвокаты, а также университеты. Влияние планирующей системы на всех, но особенно

на первых двух, огромно. Плани­рующая система теснейшим образом связана с

исполни­тельной деятельностью правительства. Образованные прислужники нужны в

некоторой степени для того, чтобы отчетливо формулировать потребности

планирую­щей системы, а это в силу требования беспристрастности невозможно для

самих членов техноструктуры. Их влия­ние получает широкое отражение в постоянных

ссылках на «влиятельные круги». Как уже отмечалось, универси­теты являются

источником критических мнений, но они используются также в качестве духовной

опоры. Значе­ние, которое они придают личности, прививает их членам внутреннюю

подозрительность и скептическое отношение к интересам планирующей системы.

Однако официальные учебные курсы, особенно в области экономической тео­рии, а

также в политической науке, решительно поддер­живают эти интересы.

Раскрепощение мнений требует, чтобы любая поли­тика, определяемая служащими и

образованными слу­гами сообщества корпораций, рассматривалась при отсутствии

противоположных доказательств в качестве средства, обеспечивающего интересы

планирующей си­стемы. Никто не должен воображать, что эта служба носит тайный,

неразумный или даже преднамеренный характер. Многие высказывания исходят от

людей, отли­чающихся особым пылом и довольно ограниченным во­ображением,

пребывающих в состоянии благополучного неведения относительно различий между

интересами планирующей системы и интересами общественности.

Речь идет не только о политике. Важно осознать, что авторитет в области

государственной политики, обеспечивающий интересы планирующей системы, оказывает

влияние и на общественную мораль. Наставления обще­ственных деятелей, касающиеся

личного поведения - в отношении трудовых навыков, продолжительности рабо­чего

дня, дисциплины, поведения в качестве потребителя, которые еще недавно

приветствовались как рабочая этика, - являются, как правило, выражением точки

зре­ния планирующей системы. Раскрепощение мнений тре­бует, чтобы это тоже было

известно всем.

Политическая необходимость определения интересов планирующей системы как чего-то

отличного от интересов общественности, от того, что я называю «общественным

пониманием», - это вопрос, к которому я вернусь.

Власть планирующей системы основана на том, что эта система может воздействовать

на мнение. Можно задать вопрос, нельзя ли осуществить раскрепощение мнений более

прямой атакой на средства, при помощи которых осуществляется воздействие на

мнение или контроль над ним. Почему бы не объявить неоклассиче­скую

экономическую теорию вне закона, запретить рек­ламу, ликвидировать власть

планирующей системы над телевизионной сетью и прочими средствами информации,

решительным образом перенести центр тяжести системы образования с изучения

теоретических наук и техниче­ских дисциплин на область искусства?

Нет оправдания постепенным средствам, если при­годны более решительные меры. Но

если источником вла­сти является вера, атака должна быть направлена на нее.

Закон не может обеспечить понимания. Здесь затрагивается более глубокий принцип.

Всякое планирование стремится завоевать контроль над мнением - заставить людей

подчиняться в мыслях и действиях тому, что выгодно для тех, кто осуществляет

планирование. В эконо­мике советского типа это достигается формальным

декре­тированием - здесь имеется правильная и неизменная линия, которая, однако,

время от времени корректи­руется по мере изменения планирующих органов. В

эко­номиках западного типа мнение, которое требуется для планирующей системы,

достигается во имя либерализма Оно считается комплексом выводов, к которым

приходит человек, обладающий здравым смыслом и разумом в результате приемлемой в

научном отношении подготовки. Мнение, не выгодное для планирующей системы, не

по­давляется; оно либо игнорируется, либо клеймится как эксцентричное,

ненаучное, не обладающее научной точ­ностью или респектабельностью или порочное

в других отношениях.

Однако либерализм не может оказаться неверным, поскольку он представляет собой

ширму для выгодных верований. Требуется не авторитарное подавление мето­дов

создания обязательных точек зрения, а истинно ли­беральное сопротивление таким

мнениям. Не надо по­давлять неоклассическую экономическую теорию; нужно показать

ее тенденциозную функцию и стремиться найти ей замену. Не нужно запрещать

рекламу; нужно сопро­тивляться тому, что она пытается навязать. Не надо издавать

законов против науки и техники; нужно рас­сматривать их привилегированное

положение по отноше­нию к искусству как умысел планирующей системы.

Это не только либеральное средство спасения, но впол­не возможно, что и

единственное. Если бы подавление являлось законным инструментом политики,

приносящим плоды, оно бы применялось не против планирующей системы, а в ее

интересах. К тому же раскрепощение мнений не является столь маловероятной и

чисто теоре­тической возможностью, как это кажется. Когда люди видят, что

реклама наряду с другими формами коммер­ческого убеждения имеет целью подчинить

их планирую­щей системе, заставить их служить интересам, которые не являются их

собственными, то существует значитель­ная возможность, что она перестанет быть

эффективной. Когда реклама потеряет свою эффективность, она не будет

применяться. В этом случае оплачивать журналы, телевидение и газеты должны будут

потребители. А сред­ства информации в свою очередь перестанут служить, хотя бы

субъективно, целям и ценностям планирующей системы. Нельзя считать выходящим за

пределы возмож­ного, что такое развитие уже идет своим ходом. Жур­налы, которые

зависят от рекламы, исчезнут. Уцелеют только те, доходы которых зависят от

читателей?[Сомнения проявляются также в растущем стремлении обес­печить

достоверность рекламы, в росте требований Федеральной комиссии по торговле,

Управления продовольственных товаров и медикаментов и других органов,

ответственных за соблюдение ми­нимальных норм безопасности и достоверности. ]

Подобным образом некоммерческое и кабельное телевидение демонстрируют

преимущества перед телевидением, рабо­тающим по заказам рекламодателей.

Складывается по крайней мере инстинктивное ощущение, что уделяв­шееся в прошлом

большое внимание вопросам науки и техники имело тенденциозную направленность. В

послед­ние годы неуклонно возрастало количество решительных протестов против

мнений, навязываемых неоклассической экономической теорией. Наконец, происходит

обнадежи­вающее нарастание скептицизма в отношении мудрости руководящей элиты. В

1966 г. опрос, проведенный Луи­сом Харрисом, показал, что 55% опрошенных питают

«большое доверие» к руководителям промышленности страны. К 1971 г. эта доля

снизилась до 27%. Доверие к банкирам упало с 67 % до 37 %, к ведущим ученым - с

56% до 32%; к представителям рекламы-с 21% до 13% [См. «Thе Progressive», 1971,

December, p. 13.]. Разочарование, связанное с вьетнамской войной, несомненно,

оказало свое влияние; доверие к во­енным руководителям упало с 62% до 27%. Все

эти явления свидетельствуют о существовании здоровой тенденции.

И наконец, в минувшем десятилетии наблюдалось широко распространенное отрицание,

особенно среди мо­лодых людей, по крайней мере пока они молоды, обще­признанных

стандартов потребления. Оно коснулось всего - одежды, внешнего вида,

развлечений, образа жизни и личной гигиены. Вместе с таким отрицанием

существенно снизилось стремление следовать общепри­знанным образцам карьеры.

Видимо, такое отношение отражает инстинктивное подозрение, что те, кто следует

таким образцам, используются в интересах, которые не являются их собственными.

Подобное изменение отноше­ния наблюдалось прежде всего среди молодых людей из

семей со средним и высоким доходом. Именно в этих семьях наиболее очевидна

бесплодность жизни, посвя­щенной конкурентному стремлению к высокому уровню

потребления. Материальные блага здесь имеют наимень­шую предельную полезность, и

стремление к ним навязано требованиями, искусственность которых в высшей мере

очевидна [Наличие такого недовольства было темой чрезвычайно по­пулярной книги

Чарльза Рейча (см.: С. Reich, The Greening of America, New York, Random House,

1970). В книге проф. Рейча имеются недостатки, включая существенную неясность в

вопросе о характере и мотивации экономической системы, возникновение которой он

предвидит. Но он правильно чувствует недовольство молодежи обществом, в котором

действия: управляются навязан­ным конкурентным потреблением. Как аудитория,

которую завое­вала книга, так и особая едкость нападок на нее показывают

ще­котливость затронутого им вопроса. Он явно представлял угрозу .для командного

механизма господствующего порядка. В этой связи можно отметить, что стандартное

(и довольно эффективное) оружие защитников господствующего порядка состоит в

утверж­дении, что любой вызов, брошенный им, не отличается научностью и поэтому

интеллектуально несостоятелен. Это оружие энергично, хотя и с ограниченным

успехом, использовалось против моей пер­вой попытки изложить эти идеи в

«Affluent Society», Boston, Houghton Mifflin, 1958. Оно применяется не всегда

сознательно. Уче­ные самых посредственных способностей часто являются наибо­лее

страстными защитниками. Это происходит потому, что они в наибольшей степени

находятся в плену приемлемых для техноструктуры верований и поэтому наименее

способны увидеть ка­кую-нибудь альтернативу.].

Важно, что недовольство развилось в период сравнительно высокой занятости и

довольно быстро растущих доходов, что было характерно для конца 60-х годов.

Сравнительная легкость, с которой можно было найти работу и обеспечить доход, в

свою очередь позволила иметь работу с неполной рабочей неделей и в целом

при­вела к ослаблению экономической дисциплины. Стало возможным выражать

недовольство, не опасаясь ответных мер, приводящих к полной потере дохода,-

классического наказания, налагаемого на тех, кто не согласен с целями системы

[Другим фактором, который ослабил контроль планирующей системы, явилась

вьетнамская война. Раньше рациональным объ­яснением управления спросом со

стороны государства на военную продукцию была необходимость противостоять

военным достиже­ниям Советского Союза или служить более абстрактным целям

национального престижа и безопасности. Эти цели не вызывали открытой

враждебности, даже если не разделялись всеми. И вера в необходимость таких

расходов не бросала открытого вызова разуму. Вьетнамская война возбудила

непосредственную антипа­тию тех, кто мог, быть призван для участия в ней. И

доводам в ее пользу почти никто не верил.].

Хотя раскрепощение :мнений, очевидно, началось, оно до сих пор страдало

серьезными изъянами. Не были в достаточной мере выявлены силы, осуществляющие

контроль над мнением, цели, которые преследует такой контроль, и его методы. И

наконец, не было понимания, что освобождение от дисциплины вообще, а переход к

большей самодисциплине. Однако, как показывает характер возникшего недовольства,

его распространение не вызывает сомнений. К тому же существует прецедент. В

последних десятилетиях прошлого столетия и в начале нынешнего неотъемлемый

элемент общественного мне­ния состоял в том, что все, на чем настаивает

респекта­бельное общество - банкиры, наиболее влиятельные газеты, самые

уважаемые члены сената Соединенных Штатов,-должно восприниматься с подозрением.

Все, что доказывалось, отражало интересы. капиталистов. Предполагалось, что

результатом будет дальнейшее обогащение тех, кто уже богат. Такова была глубокая

вера популистов в США и социалистов и социал-демократов в Англии и других

европейских странах. В середине 30-х годов почти все респектабельное общество

выступило против Рузвельта и «Нового курса». Именно это, по мне­нию населения,

показало, что Рузвельт прав. В послед­ние 30 лет техноструктура выполнила

поистине титани­ческую задачу завоевания общественного мнения - за­дачу

подавления этого инстинктивного недоверия к респектабельным взглядам. Все же

было бы неоправдан­ным пессимизмом полагать, что прежняя способность к

скептицизму навсегда утрачена.

Следует добавить, что человеческий разум обладает неискоренимой способностью

оказывать сопротивление авторитетам. Когда этот разум поймет процессы, у

кото­рых и ради которых он находится под контролем, он почти наверняка отвергнет

их.

Джон Кеннет Гэлбрейт. "Экономические теории и цели общества" >