З.В. Клименко. ЭЛЕМЕНТЫ ТРАНСФОРМАЦИИ КОНФЛИКТНОГО ПОВЕДЕНИЯ В ПЕРИОД КРИЗИСА ФЕДЕРАЦИИ В ЮГОСЛАВИИ

В свете российского опыта последних полутора деся

            тилетий представляет большой интерес во многом

            аналогичное развитие событий и процессов, имевших место примерно на том же временном отрезке в другом полиэтничном и многоступенчатом федеративном государстве Европы - Югославии. Особенно важно внимательно отнестись к тому, что происходило там в годы, непосредственно предшествовавшие тяжелейшему кризису, который привел к распаду югославской федерации и череде кровопролитных войн на ее территории. Какие изменения претерпела политическая культура югославских народов? Как вписывались в ее рамки те или иные национальные идеологемы? Как виделась дальнейшая совместная жизнь политическим и интеллектуальным элитам основных наций Югославии? Вот тот круг вопросов, которые следует рассмотреть не только для уяснения социокультурных факторов собственно югославского кризиса, но и для лучшего осмысления с помощью привлекаемых параллелей настоящего и недавнего прошлого нашей страны.

Практически с момента создания единого государства югославянских народов после первой мировой войны и особенно после его воссоздания и реорганизации на федеративных началах в результате второй мировой войны, в годы правления коммунистов во главе с И. Броз Тито, ключевое, основополагающее значение для политической культуры населения Югославии приобрела идея югославизма (в своей первоначальной форме разработанная рядом идеологов-теоретиков еще в XIX в., но в послевоенные десятилетия получившая всецело социалистическую окраску). Интернационалистическая по своему внутреннему смыслу, эта идея была под девизом "Братство и единство" взята на вооружение коммунистическим руководством страны и получила в конечном счете значительные черты сходства с концепцией "советского народа", бытовавшей в то же время в СССР. Кризисные явления, приведшие впоследствии к распаду СФРЮ, едва ли не в первую очередь дали о себе знать именно в сфере отношения национальных элит югославских народов к этой идее. Рука об руку развивались серьезная трансформация во взглядах на перспективы югославизма и тенденция к пересмотру политических и правовых основ федеративного югославского объединения.

Обе эти тенденции возникли еще в 1960-е гг., причем проявлялись они по-разному: от создания научных центров по изучению той или иной народности (зачастую с весьма прозрачными политическими целями) до открытых сепаратистских выступлений, какими были события 1968 г. в Косово и 1971 г. в Хорватии.

Следует отметить, что работы, посвященные исследованию места югославизма в политической культуре общества в последние десятилетия перед кризисом, одновременно могут служить и источником при их изучении. При анализе такой актуальной проблемы, как идеологические предпосылки современной ситуации, сами авторы не могли не занимать ту или иную позицию в зависимости от своих политических взглядов, определявшихся, помимо прочего, этнической самоидентификацией. Поэтому иногда изыскания в этой области просто подкрепляли научными аргументами определенные политические программы и даже оправдывали внутреннюю и внешнюю политику отдельных государств, образовавшихся в границах бывшей Югославии.

Проблемы югославизма рассматривались в литературе как в целом (значение объединения югославских народов), так и в более конкретных аспектах. Прежде всего положительно или отрицательно оценивался сам факт объединения и, как следствие, первая, довоенная, Югославия. Часть исследователей считала ее искусственным порождение Версальской системы и всего лишь этап на пути образования национальных государств1. Отсюда следовал вывод о неизбежности распада единого югославского государства, поскольку, по мнению этих авторов, с самого начала народы его были поставлены в неравноправное положение, а в условиях экономического и политического кризиса 1980-х гг. первоначально слабые мотивы единства уже не действовали2.

Вторая точка зрения была диаметрально противоположна первой. Согласно ей Югославия - не искусственное, а органичное государственное образование. Поэтому она в принципе не должна распасться по объективным причинам3. Но если это и произойдет, то лишь как результат сепаратистских настроений властной элиты некоторых республик4, смены ею своей политической ориентации5, в частности, возрождения усташской доктрины в Хорватии6 при одновременной демифологизации и дезинтеграции югославской идеологии7, то есть в силу субъективных факторов.

Целесообразно рассмотреть эти идеологические трансформации сквозь призму сдвигов в политической культуре населения отдельных республик и краев. Особенно ярко, можно сказать, ожесточенно дискуссия о перспективах югославизма развернулась между сербскими авторами, с одной стороны, и хорватскими и словенскими - с другой.

К концу 1980-х гг. в Хорватии и Словении четко определились тенденции к отказу от югославянской идеи как основы совместной жизни, да и от самой этой жизни. Направление, в котором развивалась общественная мысль в Хорватии и Словении, можно кратко охарактеризовать как "возврат в Европу". Проводился тезис о том, что хорваты и словенцы никогда не являлись балканскими народами, а исторически, культурно, религиозно и даже этнически всегда входили в сферу западной цивилизации.

Следует отметить, что политическая культура югославянских народов в значительной мере мифологизирована. Это оказывало огромное влияние на процессы, протекавшие в стране в целом, а также в отдельных республиках8. Так, один из мифов, наиболее популярных в словенской среде, заключался в том, что в Югославии якобы работают одни словенцы, тем самым обеспечивая всех остальных. Имелись в виду те доли процента национального дохода, отчислявшиеся в общефедеральный Фонд по кредитованию ускоренного развития недостаточно развитых республик и краев. При этом не учитывался тот факт, что этот фонд формируется не только из отчислений одной Словении, но и всех остальных субъектов федерации. Конечно, уровень жизни в этой республике был значительно выше, чем во многих регионах Югославии9. Такая ситуация не в последнюю очередь возникла из-за структуры размещения производства, когда предприятия наиболее быстро окупаемых и доходных отраслей размещались именно в Словении и Хорватии. В итоге этот миф оказался если не единственным, то вполне достаточным условием для того, чтобы ориентированное подобным образом общественное мнение стало оказывать давление на власти республики для начала кампании за выход Словении из федерации. По результатам плебисцита, позднее состоявшегося в Словении, за выход из федерации проголосовало 88,5% избирателей.

Стержнем, вокруг которого формировалась хорватская политическая мысль, стало представление о первой и второй Югославии как о "темнице" для хорватов. Проявлялось это в будто бы имевшем место засилье сербов в руководстве федерацией и даже Хорватией. Подобная ситуация, по мнению хорватских идеологов, спровоцировала демографическую и экономическую катастрофы, вело к планомерному ограблению республики10.

Особенно серьезная трансформация политической культуры наблюдалась в Хорватии в 1980-е гг., что определило поворот в общественной мысли. Выдвигались тезисы, свидетельствующие о полном отказе от совместного славянского прошлого. Начиналась апология Габсбургской монархии, причем сознательно опускались те моменты в истории, когда само существование хорватского этноса в Австро-Венгрии было под вопросом. Югославизм представлялся как особая форма национализма, препятствовавшая самоопределению хорватов в течение более чем 70 лет. Высказывалось мнение, согласно которому несмотря на свою эволюцию, югославизм всегда выступал как идеология угнетения хорватов. В межвоенной Югославии, как считали приверженцы данной схемы, он обладал чертами унитаризма и трансформировался в теорию "трехименного народа", а после Второй мировой войны федеральный и интернационалистический югославизм не позволял хорватам реализовать свои многовековые мечты о собственном национальном государстве11. В итоге выдвигался тезис о фактическом существовании двух Югославий - восточной и западной, между которым было мало общего и объединение коих в одно государство было либо ошибкой, либо катастрофой.

Изменения в политической культуре и общественном сознании хорватских элит отражались в политических решениях. Так, в 1988 г. хорватский Сaбор (парламент) принял закон о языке, по которому официальный язык СР Хорватии вместо хорватскосербского стал называться хорватским. Впоследствии была отменена кириллица в школах, где учились сербы, запрещены газеты, радио- и телепередачи на сербском языке, упразднены сербские культурные, научные и просветительские организации12.

С сербской стороны также был внесен свой вклад в дискуссию о проблемах югославизма. Эта идеология рассматривалась с разных точек зрения: исторической, геополитической, социальной и даже психологической. Так, часть авторов доказывала, что Югославия не только является органичной частью Европы, но и стала первым этапом на пути к ее единству, а югославизм - это великий цивилизационный объединительный проект13. Поэтому его нельзя отождествлять с национализмом, как это делали некоторые оппоненты, в том числе бывший президент Югославии, известный писатель Д. Чосич14. Попытки же "войти в Европу" поодиночке, как указывали рассматриваемые авторы, не только не будут выходом из кризиса, но лишь усугубят его, спровоцировав национальные столкновения15.

Отмечалось, что символом, на котором зиждется сербское единство, является Косово - место исторической битвы и колыбель сербского государства. Желание сербов жить в одном государстве, как писали представители данного направления, выстрадано веками и оплачено жизнями представителей многих поколений. Отсюда делался вывод о невозможности отказа от Югославии как единственно реального на сегодняшний день государства, где весь сербский народ собран воедино; именно по этой причине сербы "просто обречены жить в Югославии", а югославизм сейчас - единственная подходящая для них доктрина национального бытия16.

Оппоненты югославянской идеи зачастую видели в стремлении сербов жить в одном государстве, а фактически в желании сохранить единую еще в начале кризиса Югославию не что иное, как способ доминировать в стране. Таким образом, югославская ориентация сербов у противников сохранения федерации ассоциировалась с "гегемонизмом и великосербским шовинизмом". В этих условиях антиюгославизм хорватов и словенцев приобрел, как это уже не раз бывало в истории, исключительную антисербскую окраску. В сознании определенной части идеологов сербская национальная идея совместилась с югославизмом, что дало повод расценивать последний как один из видов национализма и видеть именно в нем главную причину кризиса.

Учитывая все это, некоторые ученые попытались перевести дискуссию о югославизме в русло наднациональных проблем. Так, С. Лихт полагала, что основой шовинизма является фрустрация. Отсюда перекладывание ответственности за тоталитарное прошлое на другие народы. Н.К. Арбатова присоединилась к ней, считая, что истоки как гипертрофированного западничества, так и антизападничества кроются в одном и том же комплексе неполноценности17.

Иногда причины национальных проблем сводились к общественным противоречиям. Например, З. Видоевич рассматривал кризис югославизма как проявление обострившегося антагонизма между социальными слоями, который приобрел национально-шовинистическую окраску. Поэтому на определенном этапе первостепенной задачей для сохранения целостности страны представлялась борьба с политократией, которая манипулирует массами, чтобы остаться у власти18.

Свой вклад в поиск новой объединяющей идеологии внес и Д. Чосич, заявляя, что сербский вопрос в Югославии - исключительно демократический. Поэтому и проблема несоответствия межреспубликанских границ этническим автоматически переводилась им в область защиты прав человека и построения демократических институтов. По мнению Чосича, Сербия, бывшая некогда "Пьемонтом" для всех сербов (так в XIX в. по аналогии с итальянским княжеством называли сербское государство из-за его притягательной миссии для всех югославянских народов, находившихся в то время в инонациональных империях), ныне уже не является таковым: "Пьемонт" сейчас - это свобода, прогресс, просвещение и мораль.

Выход из кризиса виделся Д. Чосичу в рациональной критике национального самосознания и традиционной политической культуры, в радикальной демократической реформе для окончательного освобождения от тоталитаризма. Для достижения этой цели он рекомендовал изменить сам дух сербского народа, индивидуальное и коллективное самосознание. Традиционный же югославизм для Д. Чосича - это борьба сербов за единую державу всеми силами, несмотря на то, что положение самих сербов в ней может даже ухудшиться19.

Здесь следует разобраться, в чем же заключается действительная подоплека антиюгославской идеологии, является ли она социальной или национальной. Тот же Чосич признает, что в основе всех антиюгославянских идеологий лежит антисербство20. В момент своего зарождения югославизм был чисто хорватской идеей, призванной объединить южных славян Австрийской империи (прежде всего хорватов и словенцев) в одну федеральную единицу21. И хотя с 1840-х гг. он претерпел серьезные изменения, сама идея пережила своих создателей и в новых политических условиях привела к образованию Югославии.

Создается впечатление, что для хорватов и словенцев югославизм был идеологией, ставшей инструментом в их взаимоотношениях с австро-венгерским правительством, а затем с правительствами первой и второй (социалистической) Югославии. В период же кризиса конечная цель хорватской политики - после многовекового ожидания наконец-то обрести свое национальное государство, причем в как можно более широких границах - не только перестала скрываться, но и была в итоге полностью реализована. После всех произошедших событий становится ясно, что и в социалистической федерации хорваты, в сущности, боролись за то же самое, за что они боролись в Австро-Венгрии. Впоследствии эта идеология была отброшена за ненадобностью, а ее последние адепты, то есть сербы, были названы "последними большевиками"22. Иными словами, столкнулись, с одной стороны, антисербская доктрина, воплощаемая в законах и прикрытая демократической фразеологией, а с другой - стремление к реальной демократизации, объявленное "великосербским шовинизмом".

Чрезвычайно интересной представляется проблема взаимозависимости и взаимосвязи кризисов социалистической идеологии и югославизма в сфере политической культуры. В рамки интернационализма, кратким выражением которого в Югославии стал, как отмечалось выше, лозунг "Братство и единство", югославянская идеология вполне укладывалась. За годы социализма сложился симбиоз этих двух идеологий. Поэтому регионализация Союза коммунистов Югославии, образование на базе его местных организаций, то есть республиканских и краевых Союзов коммунистов, новых партий по национальному принципу вызвала пересмотр этнической составляющей югославизма, а последовавший затем самороспуск единственной правящей и одновременно скрепляющей страну партии привел в конце концов к отказу от самой идеи югославянского родства. Здесь трудно сказать, что было первичным, а что - вторичным: кризис коммунизма или югославизма. Скорее всего, эти процессы шли параллельно, часто подменяя друг друга, когда на первый план выходила то одна, то другая идеологическая составляющая23.

Единственным способом добиться трансформации Югославии легальными методами было изменение ее идеологической и политической основы. Учитывая особенности политической культуры определенных групп югославского общества, выход из общественно-политического кризиса виделся в проведении возможно более быстрых и радикальных демократических реформ, первой из которых должно было стать введение многопартийности. Следует также учитывать и роль внешнего фона в кризисе идеологической основы югославского общества и государства. Перестройка в СССР, начавшаяся в 1985 г., показала всему миру, в том числе и Югославии, что коммунистическая идеология не является чем-то вечным и незыблемым, а вполне поддается реформированию и даже отмене. Следует также учитывать и более либеральный по сравнению с бывшим Советским Союзом общественно-политический климат социалистической Югославии, и многолетние традиции диссидентства, вспомнив хотя бы того же М. Джиласа.

Однако введение многопартийности на деле стало лишь первым шагом на пути к реальному распаду страны. Аргументом, свидетельствующим о вполне прогнозируемом заранее подобном развитии событий, служит высказывание одного из лидеров Хорватского национального веча (крупнейшей хорватской националистической организации за рубежом), произнесенное еще в 1979 г. на съезде этого движения в Брюсселе: "Введите в Югославии многопартийную систему - и следующий свой съезд мы проведем уже в Загребе"24. События доказали стопроцентную справедливость этих слов.

В итоге, как ни парадоксально, процессы демократизации в югославской федерации привели к нарушению одного из основных принципов демократии - равенства всех людей вне зависимости от национальности, языка, вероисповедания. Наиболее тяжелым последствием этого стали многолетние войны, захлестнувшие просторы бывшей Югославии.

Распад Советского Союза пока не привел к столь тяжелым и крупномасштабным последствиям, однако сохраняющиеся и даже развивающиеся на постсоветском пространстве (в том числе и в Российской Федерации) дезинтеграционные процессы отнюдь не снимают актуальность аналогичных перспектив. Государствами бывшего СССР, в отличие от югославских республик, еще не совершено каких-либо непоправимых шагов, которые сделали бы невозможным в дальнейшем объединение на новой основе. В значительной части общества растет понимание отрицательных последствий столь стремительного прекращения существования единого государства; события самого последнего времени показывают рост, вопреки всем имеющимся сложностям и проблемам, интеграционных тенденций в тех или иных формах и на самых разных уровнях. В данном контексте югославский опыт (лишь малая часть которого была проанализирована в нашей краткой статье), в том числе и отрицательный, не может - в силу во многом аналогичного характера базовых реалий в сфере политической культуры - не оказаться для нас полезным и поучительным.