§ 5

Воля содержит в себе α) элемент чистой неопре­деленности или чистой рефлексии я в себя, в которой растворено всякое ограничение, всякое содержание, непосредственно данное и определенное природой, пот­ребностями, вожделениями, влечениями или чем бы то ни было; это — безграничная бесконечность абсолютной абстракции или всеобщности, чистое мышление самого себя.

Примечание. Те, кто рассматривают мышление как особую своеобразную способность, отделенную от воли, в качестве также своеобразной способности и даже ста­вят мышление ниже воли, особенно доброй воли, сразу же обнаруживают, что ничего не знают о природе воли; это замечание нам еще часто придется делать, говоря о данном предмете. Если одна определенная здесь сторона воли, абсолютная возможность абстрагироваться от лю­бого определения, в котором я себя нахожу или которое положено мною в меня, бегство от всякого содержания как ограничения,—если одна эта сторона есть то, к чему воля определяет себя как к свободе или что пред­ставление фиксирует для себя как свободу, то это нега­тивная, или рассудочная, свобода. Это свобода пустоты, которая, возведенная в действительный образ и страсть и оставаясь вместе с тем только теоретической, представляет собой в области религии фанатизм ин­дусского чистого созерцания, а обращаясь к действи­тельности, становится как в области политики, так и в области религии фанатизмом разрушения всего суще­ствующего общественного порядка и устранением всех подозреваемых в приверженности к порядку, а также

[70]

уничтожением каждой пытающейся вновь утвердиться организации. Лишь разрушая что-либо, эта отрицатель­ная воля чувствует себя существующей; она полагает, правда, что стремится к какому-либо позитивному состоянию, например к всеобщему равенству или к всеобщей религиозной жизни, но на самом деле она не хочет позитивной действительности этого состояния, ибо такая действительность тотчас же установит какой-либо порядок, какое-либо обособление как учреждений, так и индивидов, а между тем именно из уничтожения этого обособления и объективной определенности возникает самосознание этой отрицательной свободы. Таким об­разом, то, к чему она, как ей кажется, стремится, уже для себя может быть лишь абстрактным представлением, а осуществление этого — лишь фурией разрушения.

Прибавление. В этом элементе воли заключено, что я могу освободиться от всего, отказаться от всех целей, абстрагироваться от всего. Только человек может отка­заться от всего, даже от своей жизни: он может совер­шить самоубийство. Животное этого не может; оно всег­да остается лишь отрицательным, остается в чуждом ему определении, к которому оно лишь привыкает. Человек есть чистое мышление самого себя, и, лишь мысля, человек есть эта сила, эта способность сообщить себе всеобщность, т. е. погасить всякую особенность, всякую определенность. Эта негативная, или рассудочная, сво­бода одностороння, однако в этой односторонности всегда содержится существенное определение, поэтому ее не следует отбрасывать, но недостаток рассудка со­стоит в том, что он возводит одностороннее определение в ранг единственного и высшего. В истории эта форма свободы часто встречается. У индусов, например, выс­шим считается пребывание лишь в знании своего просто­го тождества с собой, в этом пустом пространстве своей внутренней глубины, подобно бесцветному свету в чистом созерцании, и отказ от всякой жизненной дея­тельности, всякой цели, всякого представления. Таким способом человек становится Брахмой; между конечным человеком и Брахмой нет больше различия: всякое раз­личие исчезло в этой всеобщности. Конкретнее эта фор­ма проявляется в деятельном фанатизме в области как политической, так и религиозной жизни. Сюда относит­ся, например, период террора во времена Французской революции, когда должно было быть уничтожено всякое различие талантов, всякого авторитета. Это было время

[71]

содрогания, потрясения, непримиримости по отношению ко всему особенному, ибо фанатизм стремится к абст­рактному, а не к расчленению: если где-либо выступают различия, он считает это противным своей неопределен­ности и упраздняет их. Поэтому-то в период революции народ вновь разрушал институты, которые он сам соз­дал, ибо каждый институт противен абстрактному само­сознанию равенства.