§ 62

Поэтому мое право на частичное или временное потреб­ление, так же как на частичное или временное владение (как сама частичная или временная возможность потреб­лять вещь), которое мне предоставлено, отличается от собственности на саму вещь. Если бы весь объем потреб­ления был моим, а абстрактная собственность принадле­жала бы другому, то вещь в качестве моей была бы пол­ностью проникнута моей волей (предшествующий пара­граф и § 52) и вместе с тем в ней присутствовало бы нечто непроницаемое для моей воли, а именно воля, к то­му же пустая воля другого. Тем самым я был бы для себя в вещи как позитивная воля объективным и одновременно необъективным — отношение абсолютного противоречия. Поэтому собственность есть по существу свободная, пол­ная собственность.

Примечание. Различение между правом на полный объем потребления и абстрактной собственностью при­надлежит пустому рассудку, для которого идея (здесь идея — единство собственности или также личной воли вообще и ее реальности) не есть истинное, а истинным признаются оба этих момента в их обособлении друг от друга. Поэтому это различение в качестве действитель­ного есть отношение пустого господства, которое (если считать помешательством не только непосредственное про­тиворечие между представлением субъекта и его действи­тельностью) могло бы быть названо помешательством личности, так как мое в одном и том же должно было бы без всякого опосредования оказаться одновременно моей единичной исключающей волей и другой единичной исключающей волей. В Institut. libr. II. tit. IV26 говорит­ся: usufructus est jus alienis rebus utendi, fruendi salva гегиш substantia. Дальше там же сказано: не tamen in universuin inutiles essent proprietates, semper abscedente usufructu: placuit certis inodis extingui usumfructum et ad proprietatem reverti. Placuit27 — как будто бы только же­лание или решение придало упомянутому пустому разли­чению смысл посредством этого определения. Proprietas semper abscedente usufructu28 была бы не только inutilis , но вообще не была бы уже proprietas. Пояснять другие различения самой собственности, такие, как, на-

[117]

пример, деление собственности на res mancipi30 и пес mancipi31, на dominium Quiritarium32 и Bonitarium33 и тому подобное, здесь не место, поскольку они не имеют отношения к какому бы то ни было определению понятия собственности и представляют собой лишь исторические тонкости этого права. Но отношения dominii directi34 и dominii utilis35, эмфитевтический договор и дальнейшие отношения ленных владений с их наследственными и дру­гими поземельными повинностями в их разнообразных определениях содержат, если такие повинности не под­лежат выкупу, с одной стороны, вышеуказанное различе­ние, с другой — не содержат его, именно потому что с dominium utile связаны повинности, благодаря чему do-minium directum становится одновременно и dominium utile. Если бы такие отношения не содержали ничего, кроме такого различения в его строгой абстрактности, то в нем противостояли бы друг другу, собственно говоря, не два господина (domini), а собственник и «пустой» владелец. Но из-за повинностей здесь в отношении друг к другу находятся два собственника. Однако они не нахо­дятся в отношении общей собственности. Но к такому отношению переход от предыдущего ближе всего; этот переход начинается уже в том случае, когда в dominium directum доход исчисляется и рассматривается как его существенная сторона, вследствие чего то, что не под­дается исчислению в господстве над собственностью и раньше считалось благородным, ставится ниже utile, ко­торое здесь есть разумное.

Около полутора тысяч лет назад благодаря христиан­ству начала утверждаться свобода лица и стала, хотя и у незначительной части человеческого рода, всеобщим принципом. Что же касается свободы собственности, то она, можно сказать, лишь со вчерашнего дня получила кое-где признание в качестве принципа. Это может слу­жить примером из всемирной истории, который свиде­тельствует о том, какой длительный срок нужен духу, чтобы продвинуться в своем самосознании, и который может быть противопоставлен нетерпению мнения.