БЮРОКРАТИЧЕСКАЯ ДЕФОРМАЦИЯ ЛИЧНОСТИ

Главная задача данного очерка — обрисовать некоторые

существенные черты сознания, психологии бюрократа,

обозначить его как определенный личностный тип,

порожденный и поддерживаемый определенными социальными

условиями, общественной практикой, выявить основные

компоненты бюрократического видения мира. Это видение

проявляется в практической деятельности бюрократа, за

которую обществу порой приходится расплачиваться дорогой

ценой. Так что описание бюрократической личности

представляет отнюдь не только академический интерес.

В очерке, посвященном современной отечественной

бюрократии, перечислялись основные социально-правовые

характеристики, определяющие ее формальный статус. Но

человек, как известно, во многом живет в мире своих

субъективных представлений об объективной реальности.

Поэтому названные там объективные характеристики являются

основой для субъективного осознания служащим своего

положения. В результате вырабатываются некоторые

специфические черты морали и психологии, присущие

государственным служащим, своего рода «корпоративная

этика», стимулирующая развитие как положительных, так и

отрицательных качеств личности. К положительным можно

отнести чувство повышенной социальной ответственности за

свои действия, перспективное мышление, стремление к анализу

и учету возможно более широкого круга факторов и

последствий принимаемых решений, энергичность, деловитость

и т. д. Но на этой же самой основе возникают и развиваются

бюрократические деформации профессионального сознания

служащих. Им способствуют как дефекты системы управления

(например, плохая или недостаточная законодательная база,

чрезмерная централизация, недостаточность или

неэффективность контрольных механизмов), так и дефекты

морального и политического сознания у определенной части

работников. Причем наличие необходимых для работы деловых

качеств отнюдь не компенсирует, скажем, личную нечестность

или непорядочность чиновника и не исключает бюрократизма в

негативном смысле слова, а скорее даже делает его более

изощренным и потому опасным.

Итак, черты бюрократической личности. Пожалуй,

лучше всего они видны, если посмотреть на нее через две

разные, но взаимосвязанные социально-психологические

«линзы» — через установки сознания и через его стереотипы.

Установки бюрократической личности

На уровне социальных установок личности

бюрократическому сознанию присущи:

1. Безразличие к социальному смыслу, назначению и

последствиям своей служебной деятельности. Это проявляется

в «переворачивании» проблемы формы и существа дела с

приданием форме преувеличенного, а порой и самодовлеющего

значения. Данное явление подробно изучается наукой

«социология организации». Впервые же его описал молодой К.

Маркс, отметив, что бюрократия выдает «формальное за

содержание, а содержание — за нечто формальное.

Государственные задачи превращаются в канцелярские задачи,

или канцелярские задачи — в государственные»44.

2. Подмена (чаще всего непроизвольная, но от этого не

менее опасная) общих, государственных интересов частными,

ведомственными или корпоративными (аппаратными), а порой

и личными. Обратимся еще раз к Марксу, антибюрократическая

критика которого действительно очень точна и во многом имеет

универсальное значение, хотя непосредственный объект его

наблюдений был весьма ограниченным — прусская бюрократия

первой половины XIX в. Он писал в связи с рассматриваемой

установкой: «Бюрократия должна... защищать мнимую

всеобщность особого интереса, корпоративный дух, чтобы

спасти мнимую особенность всеобщего интереса, свой

собственный дух»45. На языке, более приближенном к реалиям

госаппарата, это означает как минимум ограниченное,

зашоренное ведомственными и иными перегородками

понимание бюрократом государственного и общественного

интереса, а то и сознательное возведение групповых интересов

бюрократической прослойки в ранг интересов всеобщих. К

44 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1. С. 271.

45 Там же. С. 270.

сожалению, последние годы дали нам немало свежих и весьма

болезненных для общества примеров такого подчинения

интересов общественных интересам групповым,

бюрократическим. Здесь и псевдоприватизация, во многом

(проведенная в интересах бюрократов, т. е. распорядителей

бывшей госсобственностью, и беззастенчивое «выжимание»

сильными ведомствами гигантских бюджетных субсидий и

экспортных привилегий, за что в конечном счете платит все

общество, и взвинчивание цен «естественными

монополистами» топливно-энергетического и транспортного

комплексов... Нередки и вполне сознательные подмены на

уровне отдельных индивидов, которые еще В. И. Ленин

охарактеризовал как «подчинение интересов дела интересам

карьеры»46.

3. Отношение к служебной иерархии не как к фактору

рациональной организации, а как к самостоятельной и даже

самодовлеющей ценности, что зачастую влияет не только на

образ действий и конкретный выбор работником того или иного

их варианта исходя из принципа «что понравится начальнику»,

но и на сам образ его мыслей, когда чиновник вольно или

невольно старается воспроизвести логику своего начальника,

следуя известному принципу «начальству виднее».

4. Консерватизм — ориентация на неизменность,

устойчивость положения и максимальную подконтрольность

каждого нижестоящего на лестнице должностей

вышестоящему, на исключение всякого риска и

неопределенности. Объективно такая ориентация служила и

служит питательной средой для застоя, ибо любое развитие,

особенно в современных условиях, невозможно без увеличения

у исполнителя «степеней свободы» (разумеется, в пределах

закона), без творчества и инициативы и, следовательно, без

увеличения элементов неопределенности и риска.

Одно из следствий господства названных установок —

внутренняя аппаратная шкала оценки работников, заметно

расходящаяся с тем, что объективно требуется обществу от

госаппарата. В соответствии с этой шкалой ценятся (и

продвигаются) не ищущие, инициативные и самостоятельные

люди, от которых, как известно, можно ждать всяческого

«беспокойства», а прилежные и послушные исполнители,

умеющие подладиться под любого начальника, не

«высовывающиеся», поддакивающие и полагающие

педантичное следование правилам канцелярской рутины

главной управленческой добродетелью. Подобно

трудолюбивым паучкам, они стараются спеленать любую идею

и инициативу, угрожающую, по их мнению, заведенному

бюрократическому «порядку». Порядок в делах, разумеется,

необходим, и качества педанта очень ценны и даже

незаменимы, особенно на технических должностях. Однако они

отнюдь не достаточны (а зачастую и просто излишни) для

занятия ответственных и тем более руководящих постов. Одна

из драм нашего управления как раз и состоит в том, что

служебные карьеры, порой головокружительные, сделали

46 Ленин В. И. Полн. соб. соч. Т 8. С. 351.

именно такие «паучки». Люди с психологией начальника

канцелярии занимали министерские, а то и более высокие

кресла, определяя политику целых отраслей, а иногда и всей

страны.

Анализ бюрократа на уровне психологических установок

личности позволяет увидеть, что такие атрибуты

бюрократического поведения, как формализм, волокита,

склонность к бумаготворчеству, бездушное отношение к людям

и другие проявления канцеляризма, к которым обычно сводят

бюрократизм в его дежурных изображениях, являются отнюдь

не определяющими его чертами, а лишь вторичными,

производными, симптоматическими признаками. Думается,

аналогичным образом можно отнестись и к попыткам

классифицировать бюрократов по внешним типам их

поведения: рутинеры, активные противники перемен,

карьеристы, перестраховщики, «неумышленные» бюрократы...

Можно также делить бюрократов на откровенных чинуш и

грубиянов — тип, высмеивавшийся несчетное число раз в

литературе, с эстрады и т. п., и замаскированных внешним

лоском хороших манер, «культурности»,

псевдодоброжелательности, «деловитости» функционеров

современного образца. Однако представляется, что

перечисленные типы поведения не более чем конкретные

ситуативные и личностные вариации более общих стереотипов

и деформаций бюрократического сознания, психологии

бюрократа.

Стереотипы бюрократического сознания

1. Функционерское сознание. Оно предполагает

отключение гражданских чувств и нравственных принципов

при выполнении служебных обязанностей или даже их полную

атрофию. В своих действиях подобный чинуша

руководствуется лишь формальными указаниями и

соображениями карьеры. Требования жизни, не

укладывающиеся в инструкцию, не отражаются на его

служебных действиях.

В философской литературе встречается яркий образ

подобного функционера: «Бюрократический «шеф» есть

индивидуальное воплощение отчужденной силы безличного

вещного порядка «Дела». Это как бы большая пружина,

вращающая кабинетами, бумагой, машинистками и даже самим

шефом. От человека тут только биология; на месте сознания —

средоточие типовых решений и сведений. Он совершенно

исчерпывается готовой вещной ролью, но именно поэтому

неисчерпаемо самодоволен, самоуверен и оптимистичен в своей

единственной возможной «правильности»47. Было бы, однако,

неверным видеть за этим образом некое роботоподобное

существо, живой автомат. Вне своих служебных ролей

бюрократу отнюдь не чуждо ничто человеческое. Но подобный

разрыв служебного и личного, социального и индивидуального

неизбежно ведет к духовному обеднению личности. Ведь в

Батищев Г. С. Деятельностная сущность человека как философский

принцип // Проблема человека в современной философии. М., 1969. С. 130—

131.

современном обществе большинство людей реализуют и

развивают свою личность прежде всего в труде. Поэтому и за

пределами служебных дел такой бюрократ-функционер чаще

всего тоже оказывается довольно примитивной личностью, с

потребностями, в основном направленными на потребительские

блага и удовлетворение тщеславия с помощью служебной

карьеры.

При этом такой, по выражению Маркса, «частный

индивид» не только неполноценен нравственно, но по

большому счету неэффективен и как работник, даже если

добросовестно и напряженно трудится, поскольку его

ограниченность неизбежно снижает и уровень понимания им

своих задач и смысла работы в целом. А учитывая меру

социальной ответственности государственного служащего, ему,

может быть, больше, чем кому-либо другому, необходимо

гражданское самосознание. Но у функционера его нет, как

говорится, «по определению».

2. Бюрократическая корпоративная этика и психология.

Она включает ряд компонентов: бюрократический

псевдоколлективизм, предполагающий растворение

ответственности и своего рода «круговую поруку» аппарата;

псевдоактивность (имитацию бурной деятельности) в сочетании

с доведенной до совершенства техникой «спихивания»

неприятных или невыгодных дел и забот; неприятие и

отторжение (либо блокирование) как чужеродных элементов

«возмутителей спокойствия» и вообще неординарных людей,

могущих составить угрозу так любезному сердцу бюрократа

рутинному, идущему по раз и навсегда заведенному шаблону

порядку вещей; стремление к келейному решению вопросов в

рамках закрытых «кабинетных» процедур, к монополизации

информации, порой переходящее даже в патологическую

склонность к «самозасекречиванию» для придания себе ложной

значительности и получения возможности для разного рода

манипуляций; использование особых речевых клише, элементов

некоего языка для «посвященных», начиная от пресловутого

«есть мнение» до придания некоторым словам и выражениям

смысла, отличного от общепринятого (например,

характеристика работника как «молодого», во всяком случае в

советское время, содержала оттенок уничижительности, намеки

на его «незрелость»); с помощью клише типа «плохой

товарищ», «неуживчивый» обозначают человека, не склонного

следовать названным нормам корпоративной этики; твердость в

принципиальных вопросах квалифицируется бюрократом как

«упрямство» и т. д. Думается, многие из нас, исходя из своего

личного опыта и наблюдений, могут внести вклад в составление

такого своего рода бюрократического «антисловаря».

3. Доминирование консервативных, «охранительных»

стереотипов поведения, таких, как перестраховка (в том числе

под масками бдительности, добросовестности,

основательности); склонность к отрыву от реальной жизни в

пользу канцелярских и иных бюрократических форм

деятельности; предпочтение и даже ритуализация привычного

порядка, боязнь перемен, особенно тех, которые направлены на

расширение сферы самоуправления и вообще на сокращение

подконтрольных бюрократу людей, дел, материальных

ценностей, поскольку это ограничивает меру его влиятельности.

При этом бюрократический консерватизм вполне сочетается с

показной гибкостью, способностью адаптироваться к .разным

ситуациям и политике посредством достаточно искусной

социальной мимикрии. Мы были свидетелями таких массовых

бюрократических маскарадов и во времена (перестройки, и

позже, когда те же брежневские чиновники разыгрывали

противоположные роли.

Один из охранительных стереотипов —

очковтирательство, приукрашивание истинного положения дел.

Любопытно, что подобный бюрократический «оптимизм»

увеличивается в размерах по мере продвижения вверх по

административной лестнице: чем ближе к высшему начальству,

тем радужнее звучат рапорты. Правда, в нынешние времена в

моде и «негативное очковтирательство», когда стремятся

изобразить положение дел в максимально катастрофическом

свете, дабы получить дополнительные ресурсы либо скрыть

собственные доходы и проч. Общество в конечном счете

расплачивается за любое очковтирательство чиновников.

4. Перенесение атрибутов своей служебной роли на

собственную персону. Наиболее злостная форма этого

стереотипа — бюрократическое «барство». Оно присуще как

начальственному («сановному»), так и исполнительскому

бюрократизму. Причем можно по-разному оценивать

сравнительный вред от того и другого: у лица, занимающего

ответственный пост, есть разные возможности

продемонстрировать свою значимость (в том числе и

положительно разрешить не решенный никем другим вопрос),

тогда как у мелкого бюрократа единственный способ заявить о

себе — это что-либо запретить.

Ведь до тех пор, пока подобный «вахтер от бюрократии»

ничему не препятствует, его никто не замечает либо относятся к

нему как к бесправному Акакию Акакиевичу. Если же он

начинает артачиться и создавать другим трудности в работе, то

сразу становится заметным. И пусть его не любят те, кому он

мешает работать, пусть это идет во вред делу — ведь главное

для него не дело, а возможность заявить о себе. Я называю

подобное явление «синдром вахтера».

К этому же стереотипу относится и ложное сознание

собственной незаменимости, на котором базируется подчас

столь вредное для интересов дела стремление любыми

средствами сохранить свое «кресло». При потере служебного

поста оно приводит к утрате жизненных ориентиров,

неспособности найти новое место в жизни, а порой и к

психическим расстройствам, что получило у психиатров даже

специальное название «синдрома детронизации».

Положение осложняется тем субъективным

обстоятельством, что чаще всего бюрократ искренне считает

себя «честным стражем порядка», «блюстителем

государственных интересов» и т. п. Но понимает он их при этом

очень узко, в лучшем случае — с ведомственных позиций, а то

и с позиций интересов своего начальника или своих личных. В

этом ему помогают так называемые защитные механизмы

сознания — психологическая «цензура», т. е. отключение

сознания от нежелательной информации, подмена одной

информации другой, а также искаженная шкала социальных

ценностей, сверяясь с которой он фактически расценивает себя

не как слугу демократического общества, а как слугу

установленного административного порядка и исполнителя

воли своих руководителей.

В массе своей бюрократ — не своекорыстный

злоумышленник, а чаще всего субъективно честный человек, но

с сознанием, деформированным социальной практикой,

общими социальными условиями, способствующими развитию

черт бюрократической личности. Но, разумеется, сказанное

никоим образом не означает примирительного отношения к

бюрократизму, самая решительная борьба с которым является

одной из важнейших предпосылок успешного решения стоящих

перед обществом задач.