style='text-align:justify'>§ 2. Классическая школа угловного права

Развитие культуры, переосмысление возможностей жестокости как фактора регулирования общественных отношений способствовали широкому распространению гуманных воззрений на развитие различных социальных процессов, в том числе и процессов воздействия на преступность.

Принцип гуманизма был положен в основу трудов великих просветителей XVIII в. философов Руссо, Вольтера, Дидро, Монтескье. Они развили идеи утопистов Т. Мора и Т. Кампанеллы о справедливом общественном устройстве как способе избавления государства от преступности, сделали эти идеи более реальными, менее утопичными.

Они выдвинули много положений о гуманизации всей системы воздействия на преступность за счет уменьшения роли и степени применения кары. Установление равенства граждан, устранение нищеты и бесправия самых обездоленных социальных слоев, по их мысли, приведут к снижению уровня преступности. Гармония в обществе, социальный мир — лучшая мера устранения преступлений

Много идей было высказано ими о гуманизации наказаний. Им принадлежит классический принцип: "Главное не то, чтобы было назначено строгое наказание". Они со всей остротой поставили вопрос о том, что предупреждение преступлений должно главенствовать над наказанием. Всемирную известность приобрел императив: "Лучше десять преступников оставить безнаказанными, чем наказать одного невиновного".

Научные изыскания Бсккариа

Идеи гуманистов синтезировал Ч. Беккариа, опубликовавший в 1764 г. фундаментальный труд "О преступлениях и наказаниях". Труд Ч. Беккариа в значительной мере был основан на положениях французских просветителей-энциклопедистов. Общность их принципиальных положений была настолько велика, что, когда в конце 1765 г. книга появилась во французском переводе, по Парижу поползли слухи: якобы она была "сфабрикована" во Франции, а затем ее послали в Италию для перевода и опубликования на итальянском языке с тем, чтобы снова перевести на французский язык. И уж если не сами просветители написали эту книгу, то по крайней мере мысль о ее написании принадлежит французским гуманистам. Последующие изыскания ученых, исследовавших историю создания этой книги, опровергли все мифы и полностью подтвердили оригинальное авторство Ч. Беккария.

Анализируя основные идеи и методы различных школ криминологии, Э. Сатерленд отметил, что единственным методом ученых классической школы было кресло, на котором они сидели во время написания своих книг. Это не совсем точно. Ч. Беккариа изучал юриспруденцию в университете итальянского города Павиа, где в 1758 г. получил степень доктора права. В процессе учебы он основательно ознакомился с господствовавшей в то время практикой воздействия на преступность. Надо отметить, что большинство профессоров, учивших Беккариа (Кларус, Феринациус и др.), непреложно верили в волшебство и власть дьявола и стояли за беспощадное применение пыток и истребление еретиков. Жестокость практиковавшихся мер воздействия на преступность была основной причиной отказа Беккариа от юридической профессии (вспомните изречение Демокрита: "Если не можешь противодействовать несправедливости, то не способствуй ей хотя бы"). В 1760 г. за попытку жениться без разрешения отца доктор права был арестован на несколько месяцев — таким образом он приобрел некоторый личный пенитенциарный опыт. Ближайший друг Беккариа Александре Верри был протектором миланских тюрем и доставлял исследователю обширную информацию об условиях отбывания уголовного наказания на их родине.

Опубликование книги было сопряжено с определенным риском. По цензурным соображениям она была издана анонимно без указания места издания. Государственные инквизиторы разыскивали экземпляры книги и конфисковали их.

Своей книге Беккариа предпослал в качестве эпиграфа слова Френсиса Бэкона: "В делах наиболее трудных нельзя ожидать, чтобы кто-нибудь сразу и сеял, и жал, а надо позаботиться, чтобы они постепенно созрели". Работа состоит из сорока шести параграфов, среди которых есть следующие:

— происхождение наказания;

— право наказания;

— толкование законов;

— соразмерность между преступлениями и наказаниями;

— цель наказаний;

— тайные обвинения;

— о пытке;

— незамедлительность наказаний;

— мягкость наказаний;

— о смертной казни;

— о назначении цены за голову преступника;

— как предупреждать преступления;

— о науках;

— воспитание.

Из этого перечисления видно, насколько широк круг разбираемых автором вопросов.

В своем труде Беккариа систематизировал философ-ско-криминологические идеи своих предшественников и облек их в форму следующих правовых принципов:

"Лучше предупреждать преступления, чем наказывать".'

"Хотите предупредить преступление? Сделайте так, чтобы законы были ясными, простыми, чтобы вся сила нации была сосредоточена на их защите".2

"Должна быть соразмерность между преступлениями и наказаниями...3 Единственным и истинным мерилом преступлений является вред, который они причиняют нации...4 Для достижения цели наказания достаточно, чтобы зло наказания превышало выгоду, достигаемую преступлением".5

"Цель наказания заключается не в истязании и мучении человека... цель наказания заключается только в том, чтобы воспрепятствовать виновному вновь принести вред обществу и удержать других от совершения того же".6

"Чем скорее следует наказание за преступлением, чем ближе к нему, тем оно справедливее, тем оно полезнее".7

"Уверенность в неизбежности хотя бы и умеренного наказания произведет всегда большее впечатление, чем страх перед другим, более жестоким, но сопровождаемый надеждой на безнаказанность".1

"Смертная казнь не может быть полезна, потому что она подает людям пример жестокости... Пожизненное рабство, заменяющее смертную казнь, явилось бы поэтому достаточно суровым наказанием, чтобы удержать от преступления и самого решительного человека".2

"Власть толковать законы не может принадлежать судьям по одному тому, что они не законодатели... Нет ничего опаснее общепринятой аксиомы, что следует руководствоваться духом закона... Дух закона зависел бы от хорошей или дурной логики судьи, от хорошего или дурного его пищеварения".3

Идеи Беккариа имели громадный резонанс не только в научной среде. Многие монархи пытались реализовать их на практике. Король Пруссии Фридрих Второй очень высоко ценил идеи Беккариа и пытался воплотить их в жизнь в своем королевстве. В определенной мере его идеи были реализованы во Французском уголовном кодексе 1791 г.

Идеи Говарда о гуманизации наказания

В русле классической школы уголовного права развивал свои идеи и добивался их практической реализации британский филантроп Джон Говард (1726—1790). Он очень много времени посвятил изучению положения заключенных в тюрьмах разных стран мира. В 1777 г., когда ученому было более пятидесяти лет, он на свои средства издал основной труд своей жизни "Состояние тюрем в Англии и Уэльсе". Эту книгу он раздал членам британского парламента. Она оказала огромное влияние на общественное сознание современников. В 1778 г. при содействии крупного ученого Вильяма Блекстоуна (1723—1780) он подготовил проект закона, который под названием "Акт о пенитенциарных учреждениях" был принят парламентом через год. В то время все категории преступников содержались в тюрьмах совместно. Говарду удалось добиться раздельного содержания не только мужчин и женщин, но и изолировать несовершеннолетних преступников от взрослых и даже разделить преступников в зависимости от вида совершенного преступления. Его идеи оказали огромное влияние на мировую практику тюремного заключения. Говард лично

способствовал распространению гуманного и рационального обращения с заключенными в различных государствах. Смерть настигла великого ученого и гуманиста в России, где он способствовал улучшению содержания арестованных в местах лишения свободы.

Труды Говарда оказали огромное влияние на гуманизацию системы наказания во всем мире. Через несколько десятков лет его идеи были восприняты даже на Американском континенте, где под влиянием квакеров было принято рассматривать тюрьму как своеобразный принудительный монастырь. Подобно монахам, преступников содержали в одиночных камерах, что, по мысли устроителей, должно было способствовать их размышлениям о смысле жизни. В 1821 г. проверили эффективность полной изоляции как метода изменения поведения заключенных, поместив 80 человек в камеры одиночного заключения. Через год пять заключенных умерли, один сошел с ума, а число лиц с подавленной психикой было так велико, что губернатор помиловал 26 человек и приказал перевести остальных на режим совместного содержания. Интересно, что, по отзывам начальника тюрьмы, не было ни одного случая исправления.'

Карающий императив Канта

В конце XVIII — начале XIX в. весьма популярны были философские идеи Канта, в том числе и по вопросу о наказании. Иммануил Кант (1724—1804) разработал оригинальную философскую систему, в которой значительное место занимали проблемы нравственности. В работе "Религия в пределах только разума" он достаточно основательно исследовал соотношение добра и зла в природе человека. О его выводах красноречиво свидетельствует название третьей главы — "Человек по природе зол". Эпиграфом к этой главе Кант взял слова Горация: "Кто без пороков родится?" По мысли Канта, зло можно предположить как субъективно необходимое в каждом, даже самом лучшем человеке.2 Эту кантовскую идею весьма популярно изложил С. Ю. Витте: "Человек — существо крайне сложное... Нет такого негодяя, который когда-либо не помыслил и даже не сделал чего-либо хорошего. Нет также такого честнейшего и благороднейшего человека (конечно, не святого), который когда-либо не помыслил и даже при известном стечении обстоятельств не сделал гадости".3

По мысли Канта наклонность человека к злому проистекает:

— во-первых, из слабости человеческого сердца и хрупкости человеческой природы ("я хочу добра, но совершить его не могу");

— во-вторых, из наклонности к смешению неморальных мотивов с моральными (одного только закона в качестве достаточного мотива оказывается мало, требуются и Другие мотивы);

— в-третьих, "наклонность к принятию злых максим, т. е. злонравие человеческой природы и человеческого сердца".1

Оценивая природу человека как злую, Кант делает несколько не соответствующий исходной посылке вывод об основании нравственной и правовой ответственности: "Если человек в моральном смысле бывает или должен быть добрым или злым, то он сам себя должен делать или сделать таким. И то и другое должно быть результатом его свободного произволения; иначе это не могло бы быть вменено ему в вину".2 Это положение является основой современной теории субъективной вменяемости.

Каким же образом философ находит выход из противоречия между идеей о прирожденной склонности человека ко злу и тезисом об ответственности только за проявление свободы воли? В разрешении столь сложной антиномии Кант опирается на идеи трансцендентализма (непознаваемости некоторых сущностей): "Каким же образом может злой по природе человек сам себя сделать добрым, — это выше нашего понимания".3

В 1797 г. Кант опубликовал работу "Метафизические начала учения о праве", которая впоследствии вошла в качестве первой главы в фундаментальный труд "Метафизика нравов". Непреходящей ценностью человеческой культуры стал раскрытый философом в этой книге принцип правового принуждения: "Все неправое препятствует свободе, сообразной со всеобщим законом, принуждение же препятствует свободе или оказывает ей сопротивление. Следовательно, когда определенное проявление свободы само оказывается препятствием к свободе, тогда направленное против такого применения принуждение как то, что воспрепятствует препятствию для свободы, бывает правым".4

По мысли великого гуманиста, принуждение должно увеличивать свободу — только в этом случае оно оправданно и способствует развитию общества. К сожалению, далеко не всегда человечество прислушивается к советам мудрых людей. Нарушение данного императива Канта не раз оборачивалось колоссальными социальными катастрофами.

Весьма интересны идеи Канта о наказании. Им разработана концепция карающего императива: "Наказание по суду... никогда не может быть для самого преступника или для гражданского общества вообще только средством содействия какому-то другому благу: наказание лишь потому должно налагать на преступника, что он совершил преступление; ведь с человеком никогда нельзя обращаться лишь как со средством достижения цели другого лица... Он должен быть признан подлежащим наказанию до того, как возникнет мысль о том, что из этого наказания можно извлечь пользу для него самого или для его сограждан. Карающий императив есть категорический императив, и горе тому, кто в изворотах учения о счастье попытается найти нечто такое, что по соображениям обещанной законом выгоды избавило бы его от кары или хотя бы от какой-то части ее согласно девизу фарисеев: "Пусть лучше умрет один, чем погибнет весь народ"; ведь если исчезнет справедливость, жизнь людей на земле уже не будет иметь никакой ценности".1 Из этой концепции Канта вытекали мысли Ф. М. Достоевского об изначальной порочности мира всеобщего счастья, построенного на слезинке ребенка.2

"Справедливость перестает быть таковой, если она продает себя за какую-то цену".3 Эта идея вполне убедительна.

Кант попытался выработать принцип наказания: "Каков, однако, способ и какова степень наказания, которые общественная справедливость делает для себя принципом и мерилом? Единственный принцип — это принцип равенства (в положении стрелки на весах справедливости), согласно которому суд склоняется в пользу одной стороны не более, чем в пользу другой".4

Основой многих мировых религий является идея о том, что зло, привнесенное в мир человеком, обязательно возвратится к нему (иногда явно, иногда в скрытой форме).

Фома Аквинский на этой основе разработал принцип воздаяния, в силу которого зло оплачивается злом, а добро — добром.' Этот принцип получил развитие в трудах Канта:

"То зло, которое ты причиняешь в народе, не заслужившему его, ты причиняешь и самому себе. Оскорбляешь ты другого — значит ты оскорбляешь себя; крадешь у него — значит сам обкрадываешь самого себя; бьешь его — значит сам себя бьешь; убиваешь его — значит убиваешь самого себя. Лишь право возмездия, если только понимать его как осуществляющееся в рамках правосудия (а не в твоем частном суждении), может точно определить качество и меру наказания.2

Принципы законодательства по Бентаму

Далеко не все ученые-правоведы были согласны с идеями Канта. Английский ученый Иеремия Бентам (1748—1832) разработал свою теорию наказания, которая оказала значительное влияние на развитие науки о преступности.

Жизнь и судьба этого ученого были весьма интересны. В детстве Бентам проявил незаурядные способности, рано закончил обучение в школе и тринадцати лет от роду начал изучать юриспруденцию в одном из наиболее престижных колледжей Англии. Современники сулили ему будущность одного из лучших адвокатов королевства. Однако Бентам отказался от блестящей карьеры. Он занялся благотворительностью и научной деятельностью. В 1786—1787 гг. Бентам жил и работал в России вместе со своим братом, который был генералом русской армии. По просьбе князя Потемкина Бентам предпринял попытку реализовать на русской земле некоторые свои идеи, в частности идею создания рациональной тюрьмы, которую он назвал Паноптикум. Этот опыт он изложил в одноименной работе "Паноптикум" — трактате о рациональном устройстве тюрем на началах одиночного заключения и центрального надзора с устройством необходимых мастерских, школ, больниц с целью исправления и перевоспитания заключенных. Но в России построить образцовую тюрьму ему не удалось, как, впрочем, не увенчалась успехом аналогичная попытка и в Англии, где он безуспешно пытался реализовать

эту идею вплоть до 1811 г., пока не истратил на эти цели всех своих денег.

Одну из причин преступности Бентам усматривал в несовершенстве законов. Развивая идеи Монтескье и Бек-кариа о необходимости соразмерности наказания, он попытался найти конкретный способ определения этой соразмерности. Бентам сконструировал идеальную модель преступника и процесса принятия им решения перед совершением преступного деяния. Тот оценивает положительные и отрицательные последствия нарушения закона и в зависимости от того, чего преступление принесет больше:

хорошего или плохого, решает, совершать его или не совершать. На основе разработанного им метода моральной арифметики Бентам пытался (и во многом ему это удалось) преодолеть догматику естественного права. Он составил всеобъемлющую таблицу удовольствий и страданий, вскрыл условия, влияющие на чувствительность личности.' На этой основе Бентам вывел ряд принципов назначения наказания преступникам:

— "должно, чтобы зло наказания превосходило выгоду преступления";

— "чем менее неминуемость наказания, тем более должна быть строгость его";

— "чем важнее преступление, тем более можно решиться на наказание жестокое для вящей надежды предупредить преступление";

— "одинаковые наказания за одинаковые преступления не долженствуют быть налагаемыми на всех преступников без изъятия. Надлежит принимать в уважение обстоятельства, имеющие влияние на чувствительность".2

Он выступал противником чрезмерного нерационального ужесточения наказаний. В фундаментальном труде "Основные начала уголовного кодекса" он писал: "Политика законодателя, все наказывающего смертной казнью, похожа на трусливое отвращение ребенка, — он раздавливает насекомое, на которое боится взглянуть... Не верьте слишком легко в эту необходимость смерти. Избегая ее в наказаниях, вы предупредите ее в самих преступлениях".3

Внедрение Фейербахом идей классической школы в практику кодификации

Аналогичные идеи разрабатывал видный немецкий ученый Пауль Иоганн Ансельм Фейербах (1775—1833), автор популярного в то время учебника по уголовному праву.' Этот учебник представлял собой комментированный проект уголовного кодекса с детальным анализом аналогов из римского права. Этот проект был утвержден в качестве Уголовного уложения Германии в 1813 г.

Фейербах был одним из первых, кто начал выделять из уголовного права в самостоятельные отрасли познания философию наказательного права, криминальную психологию, уголовную политику2 — эти изыскания Фейербаха можно считать началом процесса отпочковывания криминологии в самостоятельную науку.

Теоретические положения о предупреждении преступлений, разработанные Фейербахом, во многом сходны с идеями Бентама: "Сила желания совершить поступок прекращается тем, что после дела его неминуемо последует зло, гораздо большее той неприятности, какая от неудовлетворенного побуждения произойти может".3 Будучи приверженцем кан-товской философской критической системы, Фейербах не счел возможным следовать в русле идей великого философа в вопросах о каре. Он разработал уголовно-правовую теорию психического принуждения, или психического устрашения, как цели наказания. Наказания Фейербах делил на две группы:

наказания угрожаемые и наказания причиняемые. Цель первых — отвращение страхом от преступления, цель вторых — демонстрация действенности закона.4 Здесь мы видим лишь идеи общего предупреждения, хотя уже в трактате о рациональной тюрьме Бентам достаточно четко в качестве воздействия на преступность определил частную превенцию — перевоспитание и исправление преступников в местах лишения свободы. Весьма основательно идеи частной превенции были развиты последующими представителями классической школы уголовного права — такими учеными, как Грольман, Штельцер, Арене, Редер, которые относили исправление преступника к главной цели уголовного наказания.

В историю криминологии Фейербах вошел и как автор двух оригинальных изданий: "Удивительные уголов

ные судебные дела" и "Описание удивительных преступлений, выполненное по судебным делам". В этих книгах ученый уделил значительное внимание анализу причин преступлений и исследованию личности преступника.

Философия права Гегеля

Законодательный" опыт Фейербаха был подвергнут основательной критике Гегелем. Великий немецкий философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770—1831) разработал всеобъемлющую философскую систему объективного идеализма, которая значительно отличалась от кантовской концепции субъективного идеализма. Однако их воззрения на наказание весьма сходны. Тем не менее, критикуя Фейербаха, Гегель задевает и Канта: "Фейербах создал кодекс законов, исходя из философии Канта. О характере его уголовного законодательства мы можем судить по одному примеру... Однажды объявилась воровская шайка, похитившая сельскохозяйственные продукты с полей. В соответствии с уголовным кодексом Фейербаха преступление отягчалось тем, что воров было много, что похищены были продукты в поле и что воровство было повторным. Решением суда один вор был приговорен к 40 годам тюремного заключения, другой — к 30 годам и т. д. Однако в уголовном кодексе указывается, что тюремное заключение не должно превышать 20 лет. Поэтому можно было ходатайствовать о том, чтобы наказание в 40 лет было смягчено и заменено 20 годами. Решением короля наказание было смягчено и сведено к 8, 16 и т. д. годам заключения. Вслед за тем оказалось, что эти законы вообще слишком суровы, и декретами министров наказания были еще смягчены. В результате этих новых определений тот, кто был приговорен к 40 годам заключения, теперь получил 14 дней. Такова непоследовательность, проистекающая из теории Фейербаха".*

Сам Гегель предпринял попытку разработать более последовательную теорию преступления и наказания. Природу преступности Гегель усматривал в особой сущности правовых законов: "Существуют законы двоякого рода: законы природы и законы права. Законы природы абсолютны и имеют силу так, как они есть... В природе величайшая истина состоит в том, что закон существует. В законах права предписание имеет силу не потому, что оно существует, и каждый человек требует, чтобы оно соответствовало его собственному критерию".2 Божественное, абсолютное, не зависящее от сознания людей право (справедливость) существует как проявле-

ние абсолютной идеи: "Право есть нечто святое вообще уже потому, что оно есть наличное бытие абсолютного понятия".' Абсолют по Гегелю есть Бог. Человечество стремится уловить абсолютное право и отразить его в законах. Однако не всегда это отражение адекватно: "Здесь, следовательно, возможна коллизия между тем, что есть, и тем, что должно быть, между в себе и для себя существующим правом, остающимся неизменным, и произвольным определением того, что есть право".2 Существуют "противоположности между правом в себе и для себя и тем, чему произвол сообщает силу права".3 Эти противоположности — источник возможной оценки права как несправедливого, а соответственно и субъективного оправдания его нарушения. Каждый человек может иметь собственное представление о справедливости и может конструировать свое собственное право — нормы поведения, которые он считает справедливыми. Эти нормы не всегда совпадают с принятыми в обществе правовыми законами. И человек нередко предпочитает ориентироваться именно на собственные нормы, а не на государственные законы.

Эта идея Гегеля имеет очень глубокий смысл: чем справедливее законы, чем большее число граждан признает их таковыми, тем меньше желающих их нарушать, тем ниже уровень преступности. К сожалению, не часто законодатель стремится воплотить гегелевскую установку в жизнь — отсюда и растущий уровень преступности.

Гегель признавал право за каждым разумным человеком конструировать свое право. Но при этом человек должен быть готовым приложить это право и к себе: "Право государства заключено в самом деянии преступника, которым он сам признает, что его надлежит судить. Будучи убийцей, он устанавливает закон, что уважать жизнь не следует. Он высказывает в своем деянии всеобщее; тем самым он сам выносит себе смертный приговор".4 Наказание по Гегелю делает честь преступнику: "В том, что наказание рассматривается как содержащее его собственное право, преступник почитается как разумное существо. Эта честь не будет ему воздана, если понятие и мерило его наказания не будут взяты из самого его деяния; так же и в том случае, если рассматривать его как вредного зверя, которого следует обезвредить или стремиться запугать или исправить его".5

Мы видим, что Гегель вслед за Кантом тоже отрицал общую и частную превенцию. Наказание есть прежде всего проявление справедливости. Этот подход имеет гуманную сущность: если в случае убийства, человек дает право убить и его, то в случае кражи колосков с колхозного поля, человек дает право на причинение ему лишь аналогичного ущерба. В правовой практике различных государств этот принцип практически никогда не соблюдался. Наказание всегда преследует цель запугать преступника реального и потенциального.

Гегель пытался выработать четкие научные критерии назначения наказания. Теоретическая часть ему удалась вполне: "Снятие преступления есть возмездие постольку, поскольку это возмездие есть по своему понятию нарушение нарушения и поскольку преступление по своему наличному бытию имеет определенный качественный и количественный объем и тем самым его отрицание как наличное бытие имеет такой же объем".' В практической части, в выработке конкретных критериев наказаний за определенные преступления учение Гегеля осталось проблематичным. В случае убийства адекватный объем наказания вполне очевиден: жизнь за жизнь. Сложнее, например, с воровством: "Лишь со стороны этой внешней формы воровство, грабеж, а также наказание в виде денежных штрафов и тюремного заключения и т. п. совершенно несравнимы, но по своей ценности, по тому их всеобщему свойству, что они нарушения, они сравнимы".2 Каким же образом их можно сравнивать? "Искать приближения к равенству в этой их ценности — дело рассудка".3 Философ, вероятно, считал, что углубление в детали юриспруденции — не его кредо, дело не его рассудка. Возможно, его призыв обращен к нам, уважаемые читатели. Остается лишь надеяться, что с высот современных достижений науки нам удастся увидеть путь к решению древнейшей проблемы, найти этот критерий равенства преступления и наказания.

Анализируя феномен преступности, Гегель высказал ряд интересных мыслей о способах воздействия на него. Огромное значение он придавал разумности государственного устройства. Иногда Гегеля представляют конформистом, готовым оправдать любой факт окружающей реальности, любую государственную политику. В самом деле, Гегелю принадлежат слова: "Что действительно, то разум-

но". Однако их нередко вырывают из контекста. Эта фраза имеет продолжение: "Но не все, что существует, действительно".' Действительным Гегель признает лишь государство, в котором гармонично сочетаются интересы общества и отдельной личности: "Государство действительно, и его действительность заключается в том, что интерес целого реализуется, распадаясь на особенные цели. Действительность есть единство всеобщности и особенности... Если этого единства нет в наличии, нечто не действительно, хотя бы и можно было принять, что оно существует. Дурное государство — такое, которое лишь существует, больное тело тоже существует, но не имеет подлинной реальности. Отсеченная рука еще выглядит как рука и существует, но она не действительна; подлинная действительность есть необходимость: то, что действительно, необходимо внутри себя".2

Гегель весьма осторожно оценивал возможности принуждения: "Человека можно как живое существо принудить, т. е. подчинить власти других его физическую и вообще внешнюю сторону, но свободная воля в себе и для себя принуждена быть не может... Принудить к чему-то можно только того, кто хочет, чтобы его принудили".3 "Народ может испытывать принуждение и все-таки умереть свободным, тогда он уже свободен от принуждения".4 Может быть и наоборот. Задача здоровых сил общества — поддерживать и развивать внутреннюю свободу в своем народе.

Гегель весьма скептически оценивал практику полицейской государственности. Задачи полиции он видел не в усиленном контроле за частной жизнью. "Цель полицейского надзора и опеки — представить индивиду всеобщую наличную возможность для достижения индивидуальных целей. Полиция должна заботиться об уличном освещении, строительстве мостов, установлении твердых цен на товары повседневного потребеления, а также о здоровье людей".5 В царской России эти идеи Гегеля пытался реализовать министр внутренних дел А. Н. Хвостов. Борьбу с дороговизной он считал главной задачей своего министерства. В 1915—1916 гг. в составе МВД было создано "Общество по борьбе с дороговизной".5 Эта проблема остается актуальной для России и сегодня.

Весьма интересные мысли Гегель высказывал о борьбе с коррупцией: "В Афинах существовал закон, предписывающий каждому гражданину отчитываться, на какие средства он живет; теперь же полагают, что это никого не касается".' Наш Президент в 1996 г. отклонил аналогичный закон, принятый Думой и утвержденный Советом Федерации. Жаль, что он не прислушался к напутствию великого философа.

Идеи Гегеля имели огромное влияние на современников, исподволь его теория готовила серьезные перемены в практике воздействия на преступность — ее основной вектор был устремлен в будущее. В то же время концепции общей и частной превенции, разрабатываемые представителями классического направления уголовного права, оказались более привлекательными для европейского законодателя, и именно они стали на длительный период ориентирами уголовно-правовой практики.

Сущность классической школы

Работы Беккариа, Говарда, Бентама, Фейербаха и их последователей сформировали классическое направление уголовного права. В рамках этой школы развивались и криминологические идеи, которые органически увязывались с уголовным правом. Основные идеи классической школы сводились к следующему:

— человек является носителем свободной воли, и преступление есть результат его произвольного выбора; в силу того, что лицо, обладая нравственной свободой, избирает зло, оно должно нести наказание за свой выбор;

— процесс принятия решения о совершении преступления носит исключительно рациональный характер. Человек совершает преступление лишь в случае, если считает его полезным для себя после взвешивания всех pro и contra;

— усиливая наказание, общество делает преступления менее привлекательными, что позволяет удерживать людей от их совершения;

— искусство законодателя и его гуманизм заключаются в том, чтобы ужесточение наказания проводилось не по принципу "чем больше, тем лучше", а по принципу "ужес-точать лишь настолько, чтобы сделать преступление непривлекательным".

Ученым классической школы пришлось выдержать немало критики. Представителей классической школы иногда

упрекают в том, что они упустили из поля зрения личность преступника. Э. Ферри, в частности, указывал: "Для криминалистов, судей и законодателей область правосудия содержит в себе три момента: преступление, суд и наказание. Классическая школа не знает преступника, который между тем является началом и вместе с тем конечной целью деятельности общественной обороны от преступности".1 Данный упрек вряд ли можно считать обоснованным. Конечно, концепция преступника у них была несколько схематичной и упрощенной, чрезмерно рационалистичной (с гипертрофированным "принципом пользы"). Но в этом их вряд ли можно упрекать — они работали на уровне развития психологической и философской мысли того времени. Ведь лишь в XX в. психологи установили, что характерной чертой человека является: думать одно, говорить другое, а поступать вопреки и первому, и второму. В то же время идеи этой школы не случайно получили название классических, поскольку они живы до сих пор и с незначительными модификациями являются основой системы воздействия на преступность во многих странах, несмотря на революционные попытки отказаться от них.