§ 4. Основы радикального направления в криминологии

Основоположники рабочего движения К. Маркс (1818— 1883) и Ф. Энгельс (1820—1895), моделируя общество, соответствующее идеалу справедливости и братства людей, немало внимания уделяли вопросам борьбы с преступностью. К. Маркс, получивший степень доктора философии в возрасте двадцати трех лет, и Ф. Энгельс, в двадцатипятилетнем возрасте написавший фундаментальную исследовательскую работу "Положение рабочего класса в Англии" обогатили криминологическое учение радикальной концепцией воздействия на преступность.

Отличительными особенностями их криминологической концепции были, во-первых, макроуровень разрабатываемых ими мер (предполагалась их реализация одновременно в ряде государств, если не во всех странах мира); во-вторых — революционное реформаторство как основа воздействия на преступность (имелось в виду, что первым шагом всех, в том числе и криминологических, преобразований и совершенствований общественной системы должно стать отстранение от государственной власти господство-

вавших правящих сил, которые не могли и не желали принимать действенных мер воздействия на преступность).

Основоположники теории научного коммунизма, взяв за образец схемы общественных отношений в первобытной общине, где уровень преступности был крайне низок (настолько низок, что не требовалось специальных органов для борьбы с этим феноменом: без судов, тюрем и полиции все шло своим чередом), пытались на той же основе смоделировать общество будущего, где будет господствовать социальное равенство, к минимуму сведутся различные противоречия, где отпадет необходимость в государственном принуждении: преступность начнет исчезать без специальных полицейских мер.

К. Маркс и Ф. Энгельс достаточно глубоко и объективно (без поправки на возможную негативную реакцию правящих кругов) проанализировали причины преступности в капиталистическом мире. К числу основных факторов преступности они относили социальное неравенство, эксплуатацию трудящихся, органическими последствиями которой являются безработица, крайняя бедность и нищета, низкий уровень образования и воспитания в рабочей среде.

В декабре 1847 г. в Брюсселе в Немецком рабочем обществе К. Маркс прочел ряд лекций, которые позднее были опубликованы под названием "Наемный труд и капитал". В этой работе К. Маркс вскрыл сущность социального неравенства. Используя образные сравнения, он отмечал:

"Как бы ни был мал какой-нибудь дом, но, пока окружающие его дома точно так же малы, он удовлетворяет всем предъявляемым к жилищу общественным требованиям. Но если рядом с маленьким домиком вырастает дворец, то домик съеживается до размеров жалкой хижины. Теперь малые размеры домика свидетельствуют о том, что его обладатель совершенно нетребователен или весьма скромен в своих требованиях; и как бы ни увеличивались размеры домика с прогрессом цивилизации, но если соседний дворец увеличивается в одинаковой или в еще большей степени, обитатель сравнительно маленького домика будет чувствовать себя в своих четырех стенах все более неуютно, все более неудовлетворительно, все более приниженно.

Таким образом, хотя доступные рабочему наслаждения возросли, однако то общественное удовлетворение, которое они доставляют, уменьшилось по сравнению с увеличившимися наслаждениями капиталиста, которые рабочему недоступны, и вообще по сравнению с уровнем развития общества. Наши потребности и наслаждения порождаются обществом; поэтому мы прилагаем к ним обществен

ную мерку, а не измеряем их предметами, служащими для их удовлетворения. Так как наши потребности и наслаждения носят общественный характер, они относительны".'

В книге "Положение рабочего класса в Англии" Ф. Энгельс разработал концепцию социальной войны всех против всех, которая является сущностью капиталистического общества, основанного на безжалостной эксплуатации одного человека другим: "Социальная война всех против всех провозглашена здесь открыто. Подобно любезному Штирнеру, каждый смотрит на другого только как на объект для использования; каждый эксплуатирует другого, и при этом получается, что более сильный попирает более слабого и что кучка сильных, т. е. капиталистов, присваивает себе все, а массе слабых, т. е. беднякам, едва-едва остается на жизнь".2

Нищета постепенно размывает все нравственные запреты, и человек становится готовым ко всему: "Какие могут быть основания у пролетария, чтобы не красть? Очень красиво звучит и очень приятно для слуха буржуазии, когда говорят о "святости частной собственности". Но для того, кто не имеет никакой собственности, святость частной собственности исчезает сама собой. Деньги — вот Бог на земле. Буржуа отнимает у пролетария деньги и тем самым превращает его на деле в безбожника. Что же удивительного, если пролетарий остается безбожником, не питает никакого почтения к святости и могуществу земного Бога! И когда бедность пролетария возрастает до полной невозможности удовлетворить самые насущные жизненные потребности, до нищеты и голода, то склонность к пренебрежению всем общественным порядком возрастает в еще большей мере.

Нищета предоставляет рабочему на выбор: медленно умирать с голоду, сразу покончить с собой или брать то, что ему требуется, где только возможно, т. е., попросту говоря, красть. И тут мы не должны удивляться, если большинство предпочитает воровство голодной смерти или самоубийству".3

В этой же книге Ф. Энгельс показывает, как определенные условия жизни людей (тяжелый труд в сочетании с низкой заработной платой) практически автоматически создают типичные схемы поведения: человек возвращается

усталый с работы и "попадает в неуютное, сырое, неприветливое и грязное жилище" — "ему настоятельно необходимо развлечься, ему нужно что-нибудь, ради чего стоило бы работать, что смягчило бы для него перспективу завтрашнего тяжелого дня — его потребность в обществе может быть удовлетворена только в трактире".' Эта маленькая зарисовка, сопровождаемая психологическим анализом, очень хорошо показывает истоки пьянства среди беднейших слоев общества, а соответственно и истоки преступности, связанной с пьянством.

Исследователь установил, что рабочие постоянно находятся в нервозном, взвинченном состоянии, затрудняющем самоконтроль. Помимо пьянства и хронических заболеваний, причиной этого является "зависимость от всяких случайностей и невозможность самому что-нибудь сделать для улучшения своего положения".2 Безработица оказывает отрицательное влияние на психику не только тех, кто потерял работу, но практически всех трудящихся, постоянно ощущающих ее угрозу. Глубокое социально-психологическое исследование воздействия безработицы на преступность было одной из крупнейших вех в криминологическом анализе причин преступности. В последующем изучению данного феномена на Западе было посвящено множество монографий, которые подтвердили верность выводов Ф. Энгельса. В 70—80-х гг. XX в. было проведено более 40 эмпирических исследований, посвященных проблеме "Безработица и преступность". Всеобъемлющий обзор всех этих исследований показал, что между уровнем безработицы и числом заключенных в тюрьмах существует практически прямая зависимость.3

"Другим источником деморализации является для рабочих принудительность их труда. Если добровольная производительная деятельность является высшим из известных нам наслаждений, то работа из-под палки — самое жестокое, самое унизительное мучение".4

В книге "Положение рабочего класса в Англии" дается объективная оценка процессов урбанизации: большие города только создают условия для более быстрого и полного

развития зла. Именно в больших городах искушения порока и разврата раскидывают свои сети; именно здесь преступность поощряется надеждой на безнаказанность, а праздность — обилием примеров.'

Ф. Энгельс с горькой иронией отмечает, что школьная система не оказывает практически никакого сдерживающего влияния на преступность — из-за жадности господствующих классов уровень образования и воспитания в массовых учебных заведениях примитивен: "Школы не оказывают почти никакого влияния на нравственность рабочего класса. Английская буржуазия так тупа, так недальновидна в своем эгоизме, что она даже не пытается привить рабочим современную мораль, ту мораль, которую буржуазия состряпала в своих же собственных интересах и для собственной своей защиты! Даже и эту заботу о своих собственных интересах одряхлевшая, ленивая буржуазия считает слишком дорогостоящей и излишней.

Неудивительно поэтому, что рабочие, с которыми обращаются как с животными, либо на самом деле уподобляются животным, либо черпают сознание и чувство собственного человеческого достоинства только в самой пламенной ненависти".2 Интересно, что через полтора века исследования американских криминологов выявили, что современная школьная система США продолжает соответствовать этой характеристике.3

Социологический анализ приводит исследователя к выводу о неизбежности преступлений при создании определенных условий жизни: "Неуважение к социальному порядку всего резче выражается в своем крайнем проявлении — в преступлении. Если причины, приводящие к деморализации рабочего действуют сильнее, более концентрированным образом, чем обычно, то он так же неизбежно становится преступником, как вода переходит из жидкого состояния в газообразное при 80 градусах по Реомюру. Под воздействием грубого и отупляющего обращения буржуазии рабочий превращается в такое же лишенное собственной воли вещество, как вода, и с такой же необходимостью подвергается действию законов природы: наступает момент, когда он утрачивает всякую свободу действия".4

После работ А. Кетле стало чрезвычайно модным вскрывать статистическую зависимость между различными явлениями без глубокого качественного анализа сущности этой связи. Ф. Энгельс демонстрирует пример оптимального сочетания качественного и количественного анализа: "Когда людей ставят в условия, подобающие только животным, им ничего более не остается, как или восстать, или на самом деле превратиться в животных".'

"Первой, наиболее грубой и самой бесплодной формой этого возмущения было преступление. Рабочий жил в нужде и нищете и видел, что другим людям живется лучше, чем ему. Ему было непонятно, почему именно он, делающий для общества больше, чем богатый бездельник, должен терпеть такие лишения. Нужда к тому же побеждала его традиционное уважение к собственности — он воровал. Мы видим, что с развитием промышленности растет и преступность и что годовое число арестов находится в постоянном отношении к числу кип обрабатываемого хлопка".2

В 1859 г. во время последней сессии английского парламента обеим палатам была представлена синяя книга, озаглавленная "Краткий статистический обзор Соединенного Королевства за каждый из последних 15 лет с 1844 по 1858 год". Изучив эту книгу, К. Маркс сделал удивительное сопоставление: по мере роста общественного богатства Соединенного Королевства там тем не менее постоянно увеличивалось количество нищих (пауперов), а темпы роста преступности были выше темпов роста населения. Нетрудно понять, что при таком соотношении все большая часть населения криминализируется, и в перспективе все общество может оказаться составленным из преступников. Анализ приводит мыслителя к печальному выводу: "Должно быть, есть что-то гнилое в самой сердцевине такой социальной системы, которая увеличивает свое богатство, но при этом не уменьшает нищету, и в которой преступность растет даже быстрее, чем численность населения".3 Из этого тезиса вытекает вся марксистская концепция воздействия на преступность: замена гнилой социальной системы на здоровую.

В работе "Смертная казнь" К. Маркс на основе статистических данных убедительно показывает, что карательные меры подчас не только не дают положительного эф

фекта, но приводят к противоположному результату: "Самые зверские убийства совершаются тотчас же вслед за казнью преступников".' Во весь голос К. Маркс задает вопрос, имеющий громадный философский и нравственный смысл: "Какое право вы имеете наказывать меня для того, чтобы исправлять или устрашать других?"2 К. Маркс ставит под сомнение нравственность идей общей превенции, на которых веками основывалось уголовное наказание и на которых оно зиждится и до сего времени. Для подтверждения собственной правоты он приводит исторические и философские аргументы: "История и такая наука, как статистика с исчерпывающей очевидностью доказывают, что со времен Каина мир никогда не удавалось ни исправить, ни устрашить наказанием. Как раз наоборот.

С точки зрения абстрактного права существует лишь одна теория наказания, которая в абстрактной форме признает достоинства человека: это — теория Канта, особенно в той более строгой формулировке, которую придал ей Гегель. Гегель в "Основах философии права" говорит: "Наказание есть право преступника. Оно — акт его собственной воли. Преступник объявляет нарушение права своим правом. Его преступление есть отрицание этого права. Наказание есть отрицание этого отрицания, следовательно есть утверждение права, которого домогается сам преступник и которое он сам себе насильно навязывает".3

К. Маркс дает очень высокую оценку исследованиям А. Кетле, он называет книгу "Человек и его способности" превосходным научным трудом: "В своем прогнозе вероятных преступлений, опубликованном в 1829 году, г-н Кетле действительно с поразительной точностью предсказал не только общее число, но и все разнообразные виды преступлений, которые были затем совершены во Франции... Показывает, что среднее число преступлений, совершаемых среди той или иной национальной части общества, зависит не столько от особых политических учреждений данной страны, сколько от основных условий, свойственных современному буржуазному обществу".4 И далее К. Маркс делает вывод: "Итак, если преступления, взятые в большом масштабе, обнаруживают по своему числу и по своей квалификации, такую же закономерность, как явления природы, если, по выражению Кетле, "трудно решить, в кото-

рой из двух областей" (физического мира или социальной жизни) "побудительные причины с наибольшей закономерностью приводят к определенным результатам", то не следует ли серьезно подумать об изменении системы, которая порождает эти преступления, вместо того, чтобы прославлять палача, который казнит известное число преступников лишь для того, чтобы дать место новым".1 Аналогичные выводы сделал и Ф. Энгельс: "Современное общество, ставящее отдельного человека во враждебные отношения ко всем остальным, приводит, таким образом, к социальной войне всех против всех, войне, которая у отдельных людей, особенно малокультурных, неизбежно должна принять грубую, варварски-насильственную форму — форму преступления. Чтобы оградить себя от преступлений, от актов неприкрытого насилия, общество нуждается в обширном, сложном организме административных и судебных учреждений, требующем безмерной затраты человеческих сил. В коммунистическом обществе это тоже будет бесконечно упрощено, и именно потому, — как это ни кажется странным, — именно потому, что в этом обществе управлению придется ведать не только отдельными сторонами общественной жизни, но и всей общественной жизнью во всех ее отдельных проявлениях, во всех направлениях".2 Далее автор формулирует одно из глобальных направлений воздействия на преступность: "Мы уничтожает антагонизм между отдельным человеком и всеми остальными, мы противопоставляем социальной войне социальный мир, мы подрубаем самый корень преступления и этим делаем излишней большую, значительно большую часть теперешней деятельности административных и судебных учреждений. Преступления против собственности сами собой отпадут там, где каждый получит все необходимое для удовлетворения своих физических и духовных потребностей, где отпадут социальные перегородки и различия. Уголовная юстиция исчезнет сама собой, гражданская юстиция, которая разбирает почти исключительно имущественные отношения или, по крайней мере, такие отношения, предпосылкой которых является состояние социальной войны, также отпадет; тяжбы, которые теперь являются естественным результатом всеобщей вражды, станут тогда только редким исключением и легко будут улаживаться третейскими судами. Админи

стративные органы также имеют в настоящее время источником своей деятельности постоянное состояние войны — полиция и вся администрация поглощены заботой о том, чтобы война оставалась скрытой, косвенной, чтобы она не выродилась в открытое насилие, в преступление".'

На смену методу репрессивного сдерживания был предложен метод снятия социального напряжения, устранения противоречий, генерирующих преступность. Вместо того, чтобы переводить социальную войну в скрытую форму, марксизм предложил добиться социального мира и таким путем подрубить самый корень преступности. Правда, путь к социальному миру оказался достаточно непростым.