§ 5. Документы и вещественные доказательства в качестве объектов исследования
Все утверждения эксперта должны опираться на достоверно установленные, надежные исходные данные. Эти последние включают, с одной стороны, научные
1 3. М. Соколовский отмечает, что предмет в таких случаях
приобретает значение вещественного доказательства после того, как проведено экспертное исследование («Советское государство и право» 1957 г. № 1).
, 2 Такое 0Тн0Ш€Ние между заключением эксперта и вещественным доказательством дало повод некоторым авторам считать заключение «производным доказательством» (А. В. Дулов, Экспертиза на предварительном следствии в советском уголовном процессе, диссертация, М., 1954, стр. 91).
Термин «производное» в отношении заключения эксперта применен неудачно, так как общепринятое деление даказательств на первоначальные и производные лежит в другой плоскости (И. Л. Петрухин, Экспертиза как средство доказывания в советском уголовном процессе, т., 1964, стр. 56).
136
обобщения, т. е. то, что условно можно отнести к большей посылке умозаключения эксперта, и, с другой — фактические исходные данные (меньшая посылка), относящиеся непосредственно к исследуемому явлению. Нас интересуют именно исходные фактические данные и те объекты, из которых эти данные эксперт может извлечь.
В первую очередь среди них должны быть названы вещественные доказательства — материальные предметы, приобщенные к делу и хранящиеся при нем.
Признаки и свойства, которыми оперирует эксперт, формируя свой вывод, содержатся в этих объектах непосредственно, а дополнительная информация имеется в соответствующих протоколах следственных действий.
Можно ли утверждать, что «фактическим базисом» заключения эксперта являются только вещественные доказательства или что любой предмет, если он стал объектом экспертизы, тем самым приобретает статут вещественного доказательства.
Нередко необходимую информацию эксперт черпает из фотографических изображений, из чертежей и схем, из гипсовых оттисков и т. п., а также из образцов, представляемых ему для сравнительного исследования. Естественно, возникает вопрос о процессуальной природе всех этих объектов, входящих в «фактический базис» заключения эксперта.
Разграничение документов и вещественных доказательств представляет известные трудности и было предметом многочисленных обсуждений. Следует заметить, что его можно проводить в разных аспектах, под разными углами зрения. Для нас существенно выяснить прежде всего логическую структуру доказывания с помощью документа.
Справка врача о том, что гр-н Н. в такое-то время находился на излечении, служит доказательством того, что гр-н действительно, «на самом деле» находился на излечении в больнице1.
В этом смысле справка представляет собой письменное доказательство—документ в процессуальном его значении.
i Это первичное, исходное доказательство; оно может далее косвенно использоваться как доказательство алиби.
137
Содержание документа, то, что в нем сообщается, есть идеальный образ события, и этот идеальный, через сознание автора документа прошедший образ, преобразованный в письменное сообщение, служит доказательством того, что такое событие имело место в действительности.
Если отвлечься от процессуальных отличий протоколов и иных документов, то и они отвечают указанным признакам документа как доказательства1.
Протокол есть сообщение компетентных лиц о событии, состоянии, свойствах объектов, следовательно, он есть идеальное отображение этих событий, состояний и т. п. Это идеальное отображение, предъявленное в форме сообщения адресату доказывания, служит доказательством того, что указанные события, явления имели место в действительности.
Документ как «сообщение» доказывает тот факт, о котором в нем сообщается.
Содержание документа, та мысль о факте, которая высказана в документе, и самый факт тождественны в том смысле, в каком образ вещи тождествен самой вещи (в смысле адекватности мысли и предмета мысли). Это, думается, и есть тот основной признак, который отличает (в логическом аспекте) письменное доказательство — документ от вещественного доказательства.
Письмо клеветнического содержания, написанное гр-ном А. и порочащее гр-на Б., не является документом прежде всего потому, что оно, это письмо, доказывает не существование пороков у гр-на Б., а нечто другое — именно, что А. оклеветал гр-на Б. Здесь нет тождества между сообщением, содержащимся в документе, и доказываемым фактом (сообщается о пороках, а доказы-рается клевета).
Ложная справка о смерти, выданная нотариусом (интеллектуальный подлог), не является документом в процессуальном смысле также потому, что сообщение, содержащееся в этой справке, не адекватно, не тождественно факту, который доказывается. Напротив, расписка, в которой говорится, что А. занял деньги у Б., дока-
, На внутреннее сходство протоколов и «иных документов»
указывает Р. Д. Рахунов («Вещественные и письменные доказательства в советском уголовном процессе», М., >1959. стр. 227).
133
Зывает, что А. на самом деле занял деньги у Б. Эта расписка — документ в Деле, так как ее содержание и доказываемый факт совпадают, тождественны по содержанию.
И клеветническое письмо и ложная справка будут фигурировать в деле не в качестве документов, т. е. письменных доказательств, а в качестве вещественных доказательств.
Эти сообщения будут использованы в деле не для доказательства тех фактов, о которых сообщается в письме или справке, а для доказательства иных фактов, в частности того, что автор письма клеветал, а автор справки самолично выдал эту справку, совершив «интеллектуальный подлог». Разумеется, клеветническое письмо является «документом» в том широком «разговорном» смысле, в каком мы отличаем письменное сообщение о предмете от самого предмета в натуре. Но процессуальное разграничение документов как доказательств от всех прочих предметов, могущих быть доказательствами, проведено по более узкому, специальному критерию, именно по критерию тождественности, адекватности между сообщением о факте и самим доказываемым фактом.
Все те письменные акты, у которых содержание не служит прямым подтверждением существования фактов, о которых в них сообщается, могут фигурировать в деле лишь в качестве вещественных доказательств. Напротив, письменные акты, содержание которых совпадает, тождественно самим доказываемым фактам (тождественно как образ предмета предмету), являются либо протоколами, либо иными документами.
Процессуальный режим документов и вещественных доказательств имеет как черты сходства, так и различия. Сходство касается порядка их изъятия, осмотра, хранения при деле (ст. ст. 171, 179, 84 и 86 УПК). Различие состоит в том, что только для вещественных доказательств установлены следующие правила: 1) подробное описание в протоколах осмотра; 2) фотографирование (по возможности) и 3) приобщение к делу особым постановлением или определением. Эти специальные правила не распространяются на документы (ст. 84 УПК). Документами могут быть только такие письменные акты, в отношении которых достоверно известно, от
139
чьего имени они исходят, что прямо следует из ст. 88 УПК. До тех пор, пока происхождение документа в том числе его авторство, словом — его подлинность не вызывает сомнений, принимается как достоверная, он фигурирует в деле как документ. Если же это приходится доказывать, он приобретает статут вещественного доказательства.
Думается, этим и обусловлено различие режима приобщения к делу документов и вещественных доказательств. Во втором случае законодатель расширяет перечень средств и способов индивидуализации приобщаемых объектов именно потому, что их происхождение не самоочевидно и подлежит специальному удостоверению или проверке.
Законодатель относит к числу вещественных доказательств орудия преступления и объекты преступления (ст. 83 УПК). Документ, в широком смысле слова, может быть и орудием преступления и объектом преступления. Паспорт с поддельной датой не используется как доказательство времени рождения его владельца,
Не является документом в процессуальном смысле записка, на которой найден отпечаток пальца, ибо доказывается не тот факт, о котором сообщается в записке, а то, что к данной записке прикасался обвиняемый. Такая записка — вещественное доказательство и только.
Мы рассмотрели случаи, когда документы (в процессуальном смысле слова) не являются вещественными доказательствами, а вещественные доказательства не являются документами.
Между тем закон пользуется и понятием документа — вещественного доказательства. Мы имеем в виду ч. 2 ст. 88, УПК.
Документ, подпадающий под признаки ст. 83 УПК, рассматривается как вещественное доказательство. Значит ли, что он гори этом утрачивает свое значение документа в процессуальном смысле слова? Думается, что не всегда. Закон имеет в виду и такое доказательство, которое одновременно является и документам и вещественным доказательствам, обладает признаками как первого, так и второго.
Расписка кладовщика о приеме товара, предъявленная поставщиком, служит доказательством факта недо-
140
стачи на складе и уликой против кладовщика. Она полностью отвечает признакам '«иного документа», представленного гражданином, в смысле ст. 88 УПК. То, что сообщается в записке, тождественно тому, что доказывается. Расписка не является ни орудием, ни объектом преступления, на ней нет следов, и если она и служит обнаружению преступления, то не является предметом, она не подпадает под признаки ст. 83 УПК.
Но так обстоит дело до тех пар, пока ее подлинность не вызывает сомнений. Поскольку сомнения возникли, эксперт с помощью той же записки должен теперь доказать «в то, что в ней сообщается (что товар сдан кладовщику), а что эту записку писал кладовщик. Согласно приведенному выше критерию разграничения [расписка превратилась в вещественное доказательство. Теперь расписка будет фигурировать в деле как «предмет, служащий средством обнаружения преступления», т. е. как вещественное доказательство. Вывод эксперта о том, что записку написал кладовщик, основан не на (сообщении кладовщика о приеме товара (не на сообщении как таковом), а на анализе языка, стиля, почерка этой записки. В этом смысле записка фигурирует как «предмет», а не как .сообщение о доказываемом факте, и подпадает под признаки ст. 83 УПК.
Но после того как авторство положительно установлено, расписка вновь приобретает ювое значение документа: она будет фигурировать <в деле как бы двояко: как документ (в ней написано, что кладовщик принял товар, следовательно, он действительно товар принял) и как вещественное доказательство—доказательство того, что ее текст написал и подписал сам кладовщик.
В отличие от этого клочок рукописи обвиняемого, использованный для изготовления пыжа, фигурирует в деле только как вещественное доказательство, не будучи одновременно документом, ибо (сообщение, содержащееся в этом клочке рукописи, непосредственно как сообщение никакого доказываемого факта не устанавливает.
Таким образом, в уголовном процессе мы сталкиваемся, в частности, с такими тремя классами доказательств:
1) с документами, которые не являются вещественными доказательствами;
2) с вещественными доказательствами, которые не являются документами, и
141
3) с документами, которые в то же время являются вещественными доказательствами. Как документ такое доказательство устанавливает тот факт, который содержится в сообщении, а как вещественное доказательство— другой факт, относящийся к авторству, времени изготовления и т. п.
Различие между документами (и вообще письменными доказательствами) и вещественными доказательствами в конечном счете можно было бы усмотреть в существенном различии (процессов психического, (сознательного отражения действительности и процессов так называемого элементарного отображения, т. е. отражения, не связанного >с познанием, не являющегося «идеальным отражением».
Общепризнано, что психический, идеальный образ события, возникающий у человека, воспринявшего его событие, является отражением последнего.
Но рельефный след камня, упавшего на землю, также представляет отражение, поскольку глубина следа, его форма и другие особенности отражают форму, размер, структуру поверхности камня, С шишкой, общефилософ-ской точки зрения', и пеРвыи слУчай и BtoP0^ Жватыв^-ются понятием отражения. Однако на этом сходство и оканчивается.
Совершенно очевидно, что между словесным описанием предмета, возникшим в результате психического отражения в сознании человека (и преобразованном в словесную, языковую форму), и примитивным механическим отображением формы камня на грунте—-весьма существенная разница.
Основываясь на этом существенном различии, многие . , 2 настаивают на необходимости проводить четкую границу между отражением как специфическим
! В том широком значении понятия, которое имел в ви-
ду В. И. Ленин, высказывая предположение об отражении как всеобщем свойстве материи (см. также Б. С. Украинцев, «Вопросы философии» 1963 г. № 2, стр. 26; В. С. Т ю х т и н, «Вопросы философии» 1962 г. № 5, стр. 67; П. К- Анохин, «Вопросы философии» 1962 г. № 7; Б. С. Украинцев, «Вопросы философии» 1963гА^2)Коршунов и В. В. Мантатов> Гносеологический
анализ понятия «информация» («Методологические проблемы современной науки», изд-во МГУ, 1964, стр. 146).
142
свойством высокоорганизованных систем — живых организмов, обладающих способностью активно приспосаб-. ливаться к условиям среды и тем «элементарным отображением», которое имеет место в неживой природе, на уровне механического, химического и т. п. взаимодействия. Действительно, функция отражения приобретает практический смысл только тогда, когда отражающая система обретает способность использовать этот образ для поддержания жизни.
Такая трактовка приводит к мысли, что собственно отражение \(актуальное отражение) свойственно только высокоорганизованным системам. Напротив, в неживой природе те процессы, которые были обозначены как «элементарное отображение», представляют лишь потенциальную возможность собственно отражения, его физический, объективный субстрат.
Собственно отражение, особенно его развитые формы, носит отчетливо знаковый, кодовый характер.
В 'случае элементарного отображения (след упавшего камня и т. п.) между объектом и его отображением существует отношение простого подобия, физического изоморфизма: след предмета подобен предмету непосредственно пространственной формой, размерами, размещением деталей1.
Напротив, в случаях высших и прежде (всего психических форм отражения прямой примитивный изоморфизм отсутствует; на его место становится знаковая система, код. Слова, которыми описываются вещь и свойства вещи, относятся между собой как знак и обозначаемое; между ними нет простого внешнего сходства.
Это разграничение собственно отражения и элементарного отображения проводится и при определении до-нятия информации.
В (соответствии со (оказанным вещественное доказательство представляет предмет, несущий элементарное отображение !(«потенциалы информации») тех событий, фактов, явлений, в ходе которых этот предмет принимал
1 Л. О. Р е з н и к о в, О роли знаков в процессе познания («Вопросы философии» 1961 г. № 8; его же, О гносеологических принципах общей семантики. «Вестник Ленинградского университета» 1962 г. № 23, серия экономики, философии и права, вып. 4),
ИЗ
непосредственное участие (в качестве орудия, объекта и т. п.). Именно потому, что предмет несет на себе отражение событий, он может быть использован как доказательство этих же событий. След удара топором сохраняет форму лезвия топора, глубина повреждения свидетельствует о силе удара и т. д. Естественно, что речь идет о «материальном отражении», о таком образе события, который включен в материальную структуру и свойства вещи, предмета.
Напротив, сообщение, и в частности письменное сообщение, документ (несет .в /себе идеальное, психически переработаеиое отображение события. В отличие от элементарного отображения в психическом, идеальном отображении отчетливо могут быть различены содержание сообщения (идеальный образ вещи, адекватный самой вещи) и его внешняя форма, т которой это содержание передается: словесное описание, письменное сообщение, рисунок и т. п.
Когда разграничивают случаи использования письменного акта как документа и как вещественного доказательства, часто подчеркивают, что в первом случае он доказывает некоторый факт ювоим содержащем* $0]Ш втором — своей формой, материалом и т. п.1. шинстве случаев правильно и связано с различием психической, идеальной формы отражения, свойственной человеку, и «материального» отображения, ювойствепного вещам, предметам. В тех случаях, когда документ является вместе (с тем и вещественным доказательством, он доказывает как своим содержанием, так и своей формой, материалом и т. п. Однако приведенный выше критерий разграничения документов и вещественных доказательств (для документов характерна роль их содержания, а для вещественных доказательств — роль их материала, формы), несущих элементарное отображение, полностью приложим лишь к типичным случаям. Имеются некоторые исключения, для которых этот критерий не безупречен.
Клеветническое письмо, справка, содержащая ложные сведения (интеллектуальный подлог), записка, с no-
1
М. К а з, Доказательства в советском уголовном
изд-во Саратовского университета, М., 1960. 144
процессе,
мощью которой убийца заманил жертву, являются вещественными доказательствами, поскольку они удовлетворяют признакам ст. 83 УПК. Однако несомненно, что доказательствами служат они именно своим содержанием, а не формой или материалом. Из содержания справки следует, что лицо, ее выдавшее, сообщило ложные сведения; клевета входит в содержание письма, а не в его форму или материал и т. д.
Правда, в отношении таких документов, как правило, возникает вопрос об источнике их происхождения, о наличии в них подделок и т. п.
Нередко различие между документами и вещественными доказательствами усматривают в заменимости первых и незаменимости вторых. Этот признак относителен. Понятно, что лицо, нечто сообщившее один раз, может сообщить и во второй, но уже и здесь заключена возможность потери части информации. Если же тот, от кого исходило сообщение, умер, то очевидгю, что повторно он не может дать информацию в форме документа.
Понятно также, что вещь, предмет не могут быть заменены полностью, во всех деталях, во всех аспектах. Но опыт доказывает, что такой замены практически никогда и не требуется. След в натуре вполне удовлетворительно заменяется гипсовым слепком. Иначе говоря, названный признак неоднозначен1.
Из изложенного видно, что те отличительные признаки документов и вещественных доказательств, которые сформулированы в законе, в практическом отношении необходимы и достаточны для всех случаев оперирования с этими доказательствами. Некоторое неудовлетворение вызывает лишь заключительная формулировка ст. 83 УПК: «...и все другие предметы, могущие служить средствами к обнаружению преступления...» и т. д.
Предмет — понятие весьма широкое, в него вполне может быть включен и документ, в том числе документ в процессуальном смысле слова. Справка больницы, подтверждающая алиби,— тоже предмет, могущий служить средством к оправданию обвиняемого. Между тем этот документ ше «подпадает под действие ст. 83 УПК, тогда
1 Это правильно отметил М. М. g («Вещественные дока-
зательства в советском уголовном процессе», М., 1956, стр. 53).
10 А. А. Эйсман 145
как записка, завлекающая жертву в дом убийцы, даже тогда, когда ее авторство не вызывает сомнений, является вещественным доказательством и не является документом. Формулировка закона была бы безупречной, если бы имелось точное определение понятия документа. Но в ст. 88 УПК такого определения нет, нет его и в других статьях Уголовно-процессуального кодекса.
Что же касается логического аспекта их разграничения, то, как кажется, единственным полным и безупречным критерием является тот, который сформулирован выше: для документа характерно тождество между сообщением и доказываемым фактом, а для вещественного доказательства—отсутствие такого тождества.
Возвращаясь к поставленному выше вопросу о «фактическом базисе» заключения эксперта, следует, очевидно, дризнать, что в составе этого базиса могут фигурировать как документы (в процессуальном смысле слова), так и вещественные доказательства.
Может ли быть документ непосредственным объектом экспертного исследования? Думается, что нет, если речь идет о документе ib узком, процессуальном смысле слова. Это ясно из приведенных выше примеров. Сообщение, доказывающее, что такой факт действительно существует, не нуждается в какой-либо интерпретации и тем более в объяснении на оонове специальных познаний.
В том случае, когда искусствоведческая экспертиза назначена для установления, не является ли данная книга результатом плагиата, книга выступает как вещественное доказательство, а не как документ. Содержание книги не тождественно доказываемому факту, так как доказыванию подлежат не те явления, о которых напи* сал автор, а 'совсем другое — то, что автор изложил не свои, а чужие мысли. Отсутствие тождества между сообщением и доказываемым фактом типично для вещественного доказательства, каковым данная книга и является, несмотря на то, что она заменима (к делу можно приобщить любую книгу из тиража), и на то, что исследуется содержание иниги, а не ее форма, бумага, штрихи и т. п.
Когда говорят и пишут об экспертизе документов, го имеют в виду не документы в узком процессуальном смысле, а вещественные доказательства, либо документы, одновременно являющиеся вещественными доказательствами.
146
«все книги «к разделу «содержание Глав: 42 Главы: < 36. 37. 38. 39. 40. 41. 42.