ГЛАВА 1. СУДЕБНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА ОБВИНЯЕМЫХ

К компетенции судебно-психологической экспертизы несовершеннолетних обвиняемых теоретически могут быть отнесены любые вопросы психологического содержания (личностные особенности, психические состояния, мотивы и пр.), значимые для доказывания и требующие для их решения применения специальных профессиональных познаний в области научной психологии. Невозможно дать перечень всех психологических вопросов, которые могут возникать в связи с расследованием конкретного уголовного дела. Однако большинство из них так или иначе связано с установлением психологических аспектов вины: специальные знания психолога могут быть использованы для помощи суду и следственным органам в оценке полноты и степени осознания подростком значения своих действий и реальной способности руководить ими (осуществлять выбор вариантов поведения).

Уголовно-правовая теория и уголовный закон исходят из принципа виновной ответственности. Содержание этого принципа, система гарантий его реализации включает положение о том, что деяние, содержащее признаки объективной стороны преступления, не может влечь уголовную ответственность и наказание, если  лицо, его совершившее, не осознавало общественно опасного характера своих действий (бездействия), в том числе не предвидело и не могло предвидеть общественно опасных последствий, либо, хотя и сознавало характер своих действий и их последствий, но было лишено возможности руководить ими.

Снижение способности к избирательности поведения может быть обусловлено различными факторами:

особенностями психической деятельности несовершеннолетних, имеющих признаки отставания психического развития, не связанного с психическим заболеванием;

психологическими особенностями лиц с психическим расстройством  в рамках вменяемости;

комплексом устойчивых личностных особенностей (повышенная внушаемость, импульсивность, жестокость и пр.);

наличием относительно кратковременного состояния, ограничивающего способность контролировать свое поведение (физиологический аффект и пр.);

возникновением в особо экстремальной ситуации различных психических состояний, таких, как нервно-психическое напряжение, потеря ориентации, растерянность и пр.;

следствием внешнего давления при отсутствии реальной способности осуществлять выбор вариантов поведения.

Существенное влияние на принятие решения о преступном поведении и его реализацию могут оказывать и факторы, временно ослабляющие организм, – усталость, физическое или психическое перенапряжение, некоторые соматические заболевания. Они увеличивают подверженность человека ситуационным воздействиям, снижают его способность в полной мере управлять своим поведением.

Все названные  группы случаев объединяет психологический механизм преступного поведения, который связан с совершением противоправных действий в условиях, существенно ограничивающих (извне или внутриличностно) способность сознавать социальное значение своих действий и руководить ими, но не исключающих вменяемости.

С учетом сказанного, решение вопроса о виновности и ответственности в подобных случаях требует тщательного изучения психологического механизма совершения преступления через анализ особенностей отражения объективных условий (осознания) в зависимости от личностных особенностей, временных изменений психической деятельности и пр.

В подобных случаях целесообразно применение специальных познаний в форме судебно-психологической экспертизы для установления реальных возможностей субъекта: а) понимать характер и требования ситуации, в зависимости от индивидуально-психологических свойств и психического состояния виновного; б)  предвидеть наступление последствий деяния, в зависимости от способности к установлению причинно-следственных связей, общего интеллектуального развития и пр.; в) руководить своими действиями.

Рассмотрим некоторые из направлений экспертизы несовершеннолетних обвиняемых, сделав акцент на проблемах, возникших в связи с принятием нового Уголовного кодекса.

Установление способности несовершеннолетнего обвиняемого, имеющего признаки отставания в психическом развитии, не связанного с психическим расстройством, полностью сознавать значение своих действий. Определение меры его способности руководить своим поведением.

Одна из принципиальных новелл нового Уголовного кодекса РФ состоит во введении в статью 20 о возрастных порогах уголовной ответственности ч.3, которая говорит, что несовершеннолетний, достигший возраста, предусмот-ренного настоящим Кодексом, но имеющий отставание в психическом развитии, не связанное с психическим расстройством, не может рассматриваться как субъект преступления, не подлежит уголовной ответственности. Иными словами, зафиксирована возможность и основание опровержения способности к ответственности с достижением определенного возраста.

Это и понятно – соотнесение возраста и этой способности связывается с результатами среднестатистической характеристики подавляющего большинства контингента, находящегося в определенном возрасте. Но это не означает, что каждый несовершеннолетний, входящий в этот контингент, достиг необходимого и достаточного уровня развития для того, чтобы быть субъектом уголовной ответственности. Усредненный характер оценок возрастного развития предполагает наличие исключений из презумпции дееспособности. Гарантией против объективного вменения в случае фактического недостижения того уровня психического развития, который имеет в виду законодатель, является психологическая (в некоторых случаях – комплексная психолого-психиатрическая) экспертиза признаков такого отставания. При этом закон не предусматривает (поскольку это вызвало бы неоправданные и не окупаемые результатами сложности в практике) возможности после конкретного исследования рассматривать в качестве субъекта виновной ответственности несовершеннолетнего, не достигшего указанного в законе возраста, но фактически обладающего знаниями, уровнем развития, достаточными для вменения.

Правда и до введения УК 1996 г., ст.392 УПК формулировала, хотя и очень нечетко, норму, позволявшую в принципе  констатировать возрастную невменяемость или точнее ограниченную вменяемость в случае отставания в возрастном развитии. Она являлась по существу материальной, а не процессуальной нормой. И ее применение со ссылкой на УПК создавало ряд сложных ситуаций в практике, связанных, в частности, с опасностью объективного вменения, хотя и на уровне применения мер, заменяющих уголовное наказание, а не самого уголовного наказания, но в отношении лиц, которые фактически не являлись субъектами уголовной ответственности.

Отметим, что в литературе часто встречается утверждение, что норма такого характера была ранее неизвестна отечественному законодательству. Это не совсем так. В Уголовном уложении 1903 г., в некоторых уголовно-правовых актах послереволюционного периода, изданных в первые годы советской власти, разграничивались случаи совершения несовершеннолетними общественно опасных деяний “с разумением” и “без разумения”. Это слово определяется в словарях как "способность понимать", "понимание, постижение и понятие". Но, как отмечалось в правовой литературе того времени, оно имеет определенную специфику: заведомая  способность принимать закон к руководству в своей деятельности. Иными словами, способность сознавать не только фактический смысл совершаемого, его отношение к окружающему, последствия, но и отношение совершаемого к предписаниям закона.

Часть 3 ст. 20 нередко называют нормой о возрастной невменяемости. Насколько закономерно употребление этого термина? Ведь здесь отсутствует медицинский критерий. Комментаторы УК, в том числе официальные, исходят из широкого понятия вменяемости, которое по существу дано, но не расшифровано в ст. 19. Формальное или фактическое недостижение уровня психического развития, который имеет в виду законодатель, устанавливая возраст уголовной ответственности, подпадает под неопровержимую презумпцию неспособности к целенаправленному осознанно-волевому поведению в криминально значимых обстоятельствах. Как и при “просто невменяемости”, здесь констатируется невозможность признания лица субъектом уголовной ответственности, отсутствие психологического –  ведущего критерия, который лежит в основе решения вопроса о вменяемости-невменяемости. Поэтому употребление термина “возрастная невменяемость”, четко указывающего на существо проблемы, является допустимым. Такова традиция, берущая начало в дореволюционной литературе и дореволюционном законодательстве. Соответствующая терминология и тогда не вызывала никаких сомнений. 

Необходимо отметить, что включение ч.3 ст.20 в новый УК социально и криминологически  обосновано. VIII съезд педиатров  России  (24-26 февраля 1998 г.) констатировал рост умственной деградации у современных детей.  Подтверждением этой констатации являются и данные, полученные несколько ранее, о том, что ежегодно около 100 тыс. несовершеннолетних признаются по уровню развития способными к обучению лишь в так называемых вспомогательных школах. Конечно, значительная их часть отстает в развитии в связи с причинами психиатрического характера. Но общая ситуация (распад семей, распространение в среде несовершеннолетних недоразвития сенсорных органов, тяжелых соматических заболеваний, требующих особых условий содержания и лечения несовершеннолетних, педагогическая запущенность многих подростков и др.) также  влияет на рост отставания несовершеннолетних в психическом развитии. И значение этих факторов все более возрастает. По примерным оценкам, ежегодно речь идет по меньшей мере о нескольких сотнях случаев, когда реально необходимо рассмотреть вопрос о возрастной невменяемости в соответствии с ч.3 ст.20.

Закон не определяет понятия “отставание в психическом развитии, не связанное с психическим расстройством”. Но это и не относится к его компетенции, а является предметом психологии –  возрастной, патопсихологии, а в сфере отграничения от “отставания”, обусловленного психиатрическими причинами, – психиатрии. Используя это понятие, законодатель имеет в виду отставание от уровня психического развития (вызванного не психическим расстройством), необходимого и достаточного для признания несовершеннолетнего субъектом уголовной ответственности. Модель такого уровня психического развития в литературе разработана и использовалась разработчиками Кодекса при решении вопроса об обоснованности нижнего возрастного порога уголовной ответственности.

Возрастная граница уголовной ответственности связана с определенным кругом решений субъекта, процессами их подготовки и реализации, предполагающими определенный же уровень личностного развития.  Здесь значим  не вообще  уровень  развития, а  способность правильно принимать решения в ситуациях, имеющих уголовно-правовое  значение.        

Важной, но недостаточной для вывода о способности к виновной ответственности является констатация необходимого уровня развития высших психических функций. Базовыми понятиями  здесь являются уровень развития интеллекта, воли, эмоций. Эта констатация является  компонентом оценки наличия у субъекта способности  понимать  значение определенных отношений и поступков в социальной среде и действовать,  руководствуясь этим пониманием.

Полное осознание человеком своих действий включает в себя правильное понимание объективного содержания собственного поведения, целей совершаемых действий, предвидение их прямых и косвенных результатов, оценку своего поведения с точки зрения действующих правовых норм и общепринятой морали. Способность руководить своими действиями выражается в свободном выборе как целей действий, так и способов их достижения. Выбор целей действий всегда неразрывно связан с мотивами поведения человека, так как достижение цели –  звено в цепи, ведущей к реализации мотивов и удовлетворению потребностей. Поэтому способность полностью сознавать значение своих действий и руководить ими приобретается человеком по достижении относительно высокого уровня интеллектуальной и личностной зрелости и является  одновременно результатом психического развития и показателем его состояния.

Для экспертной оценки способности подростков полностью сознавать значение своих действий и руководить ими, недостаточно исследовать только состояние их интеллектуального (умственного) развития: в поведении человека находят выражение выступающие в слитном виде интеллектуальные и личностные особенности. Следовательно, определение способности подростков сознательно регулировать свое поведение в конкретных ситуациях должно быть основано на анализе содержания психической деятельности в ее целостности и единстве.

Причины, формы проявления, виды отставания подростков в психическом развитии не могут быть поняты без учета некоторых общих закономерностей процесса психического развития. Его сущность заключается в постоянном усложнении психической деятельности ребенка, в углублении и совершенствовании познавательных процессов, системы отношений к окружающей действительности, формировании умственных и практических действий, потребностей и мотивов поведения, в возникновении и становлении новых видов деятельности, развитии сознания и самосознания.

Исходя из следственной, судебной и экспертной практики, можно сделать вывод, что в основе отставания в психическом развитии могут быть разные причины. Но ни одна из них не предопределяет отставание как обязательный результат (если только речь идет не о врожденной патологии нервной системы), хотя и не должна оставаться без внимания при оценке процесса и состояния психического развития конкретного подростка.

Психическое развитие подростка  во многом определяется  развитием его сознания, определенный уровень которого позволяет мысленно планировать будущие действия и предвидеть их результаты.  С развитием сознания возникает способность понимания социального значения своих действий, возможность целенаправленно управлять ими, контролировать их, совершать волевые поступки.

Отставание в психическом развитии, не связанное с психическим расстройством, чаще всего является следствием педагогической запущенности подростка, т. е. отсутствия или недостаточности правильного педагогического воздействия. Если несовершеннолетний не успевал по большинству предметов в школе, рано бросил учебу или оставался неоднократно на второй год, особенно в младших классах, можно предположить, что он мог отстать в умственном развитии. Отставание в психическом развитии нередко сочетается с задержкой формирования личности. В некоторых случаях  наиболее ярко проявляются именно личностные дефекты –  инфантильность, недоразвитие эмоционально-волевой сферы и пр.   (М.М.Коченов)

На формировании личности подростка отрицательно сказывается и избыточная опека со стороны родителей, тщательный контроль и пресечение любых попыток принятия самостоятельных решений, что подавляет развитие воли, способности к сознательной регуляции своего поведения.

Для решения вопроса о способности несовершеннолетнего в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими необходимо использование специальных познаний в области психологии возрастного развития и познавательных процессов, индивидуально-психологических особенностей личности подростка. Приходится констатировать, однако, довольно существенные недостатки, присущие практике производства экспертиз по этим делам.

Рассмотрим результаты изучения 150 уголовных дел и содержащихся в них актов экспертиз возрастной вменяемости. Их анализ позволил обнаружить типичные (и весьма распространенные) организационные и методические ошибки при назначении и проведении соответствующих экспертиз.

Организационные ошибки

1. Необоснованное назначение психиатрической экспертизы. Для определения  наличия или отсутствия  возрастной вменяемости, как уже было сказано, оптимально назначение психологической либо комплексной психолого-психиатрической экспертизы. Поскольку эксперты-психиатры не обладают необходимыми специальными познаниями для решения этих вопросов, то в одних случаях они проводят «классические» психиатрические экспертизы, что приводит к неаргументированным и необоснованным выводам, в других –   достаточно непрофессионально пытаются применять психологические методы.

В практике некоторых психиатрических учреждений встречаются случаи проведения психиатрических экспертиз с так называемым «участием психолога», что является прямым нарушением требований закона, так как УПК не предусматривает такой формы производства экспертизы как «инициативное подключение одним экспертом другого». Необходимость привлечения того или иного специалиста, круг вопросов, который он должен решать, вправе определять только орган, ведущий судопроизводство.

2. Вопросы, которые ставятся перед комплексной экспертизой, по своей сути комплексными не являются. Одни из них решаются только психиатром (страдает ли субъект психическим заболеванием, нуждается ли он в принудительных мерах медицинского характера); другие –  только психологом  (каковы индивидуально-психологические особенности лица и др.). В этих случаях целесообразно назначение последовательно двух соответствующих экспертиз.

3. Экспертиза назначается без достаточных оснований. В деле отсутствуют данные, указывающие на возможность отставания подростка в психическом развитии (педагогическая запущенность, плохая успеваемость в школе и пр.), а также характеризующие конкретные действия обвиняемого, которые могут свидетельствовать о возможности «возрастной невменяемости» –  кажущаяся безмотивность поступков, жестокость и циничность действий,  некритическое отношение к содеянному и пр..

4. Неправильная постановка вопросов перед экспертами, в частности, не входящих в их компетенцию или не требующих применения специальных психологических знаний для ответа. Нередко по таким делам следователи ставят неграмотные с точки зрения психологии вопросы: “Соответствовало ли психическое развитие, не связанное с психическим расстройством субъекта, его паспортному (или календарному) возрасту?”; “Какому возрасту соответствует психическое развитие субъекта?” и пр. В психологии известно, что развитие ребенка, подростка – психическое и физическое – происходит скачкообразно и поэтому не совпадает однозначно с хронологическим течением времени. Аномальное же психическое развитие выражается в качественно своеобразных изменениях психики, и по своей сущности и динамике настолько отличается от нормального, что соотносить их уровни, даже в рамках одного и того же возрастного периода, невозможно.

5. Назначение экспертизы на ранних этапах следствия, когда еще не собран необходимый для эксперта материал.

Методические ошибки

1. Несоответствие формы заключений требованиям, предъявляемым законом к заключению эксперта. Отсутствие исследовательской части; выводы делаются без ссылок на результаты обследования, недостаточно обоснованы, носят поверхностный характер.

2. В исследовательской части экспертизы отсутствует главное –  анализ материалов дела с точки зрения ретроспективной оценки  самого поведения подростка на момент совершения преступления, его способности в интересующий следствие момент в полной мере осознавать общественную опасность и фактический характер своих действий и руководить ими; выводы делаются исключительно на основе обследования “на данный момент”.

3. Исследование психического развития и его влияния на способность осознанно управлять своим поведением (ч.3 ст.20 УК) подменяется перечнем индивидуально-психологических (личностных) особенностей (например, инфантилизм, повышенная внушаемость, эгоцентризм, ситуативность побуждений, детские интересы и мотивы поведения, склонность к непродуманным решениям и др.). Соответственно формулируется и необоснованный (с точки зрения предмета экспертизы и поставленных вопросов) вывод эксперта: “Выявленные индивидуально-психологические особенности могли существенно повлиять на его поведение в исследуемой ситуации, и он не мог в полной мере сознавать общественную опасность своего поведения и руководить им”. Здесь – основания для индивидуализации ответственности (учет личности), но не применения ч.3 ст. 20 УК.

4. Выход за границы своей компетенции, в частности, попытка ответа на правовые вопросы. Так, вывод о вменяемости не относится к компетенции экспертов. Эксперты устанавливают наличие медицинского (психического расстройства) и психологического (способность осознавать свои действия и руководить ими) критерия невменяемости. Окончательный же вывод должны делать правоприменители. Однако, даже в тех случаях, когда перед ними этот вопрос не ставится (к сожалению, нередко следователи не понимают, что решение вопроса о вменяемости-невменяемости не решается экспертным путем), эксперты  делают заключение и по этому вопросу.

5. Бедность методической базы. Используемые методики рассчитаны в большинстве случаев на выявление способности или неспособности к элементарным интеллектуальным операциям. Но для оценки возможности осознавать значение своих действий и руководить ими в сложной уголовно значимой ситуации, они мало пригодны. Нередко эксперты вообще не указывают методы, которыми пользовались при проведении экспертизы. Иногда можно встретить выражения “для целей экспертизы применялись методики, подобранные с учетом возраста испытуемого и в соответствии с поставленными вопросами”. Какие методы применялись в последнем случае, остается только догадываться. В ряде случаев экспериментальное обследование вообще не проводится.

6. Распространение получил нелепый противоречивый вывод: «По своему психическому состоянию подэкспертный мог осознавать фактический характер  и общественную опасность своих действий и руководить ими во время совершения инкриминируемого деяния и его следует считать вменяемым... Вместе с тем степень выраженности особенностей психики столь значительна, что лишила его способности осознавать значение своих действий и руководить ими». Или: «Сохранность критических способностей и интеллектуальных функций позволяет испытуемому  осознавать  фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Подэкспертного следует считать вменяемым. Анализ материалов дела, результатов экспериментально-психологического  обследования позволяет сделать вывод, что подэкспертный не мог в полной мере  осознавать свои действия и руководить ими». Таким образом, эксперты одновременно констатируют и способность и неспособность (или способность не в полной мере) осознавать свои действия и руководить ими.

7. Встречаются безграмотно с точки зрения психологии и психиатрии сформулированные выводы: «Б. не имеет по уровню психического развития полного соответствия завершения подростковых особенностей и возрастных новообразований – по уровню психического развития не достиг 14-летнего возраста».

8. Эксперты выходят за пределы своей компетенции: «Уровень психического развития Д. соответствует 12 годам, что согласно ст. 20 УК РФ лишало его способности в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими». Указание на необходимость применения той или иной статьи УК – не дело эксперта.

9. Избыточные, с точки зрения задач экспертизы, описания соматического состояния и физического развития подэкспертного: «соматическое развитие ниже среднего, удовлетворительного питания. Кожные покровы, слизистые чистые, лимфатические узлы не увеличены. Костно-мышечной патологии не выявлено. Тоны сердца ясные. Живот мягкий безболезненный» и т.д.

Таким образом, приходится констатировать распространенность многочисленных ошибок при назначении и производстве экспертиз для установления возрастной невменяемости. При этом в большинстве случаев следователи и суды используют заключения экспертов без должной оценки их достоверности и обоснованности. Положительный вывод экспертизы о наличии отставания в психическом развитии, независимо от ее качества, чаще всего влечет за собой прекращение уголовного дела.

Нередко, если выводы эксперта явно противоречат другим собранным по делу доказательствам, следователи и судьи вместо того, чтобы мотивировать свое несогласие с актом экспертизы, просто не упоминают о нем в обвинительном заключении и приговоре. Поэтому, даже в необходимых случаях, не всегда назначается повторная или дополнительная экспертизы.

Встречаются случаи, когда эксперты устанавливают у подэкспертного наличие слабоумия, иного психического расстройства, приводящего к неспособности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий, однако дела прекращаются  по ч.3 ст.20, хотя необходимо было решение вопроса о невменяемости (ст.21 УК).

В других случаях констатируется наличие психического расстройства, не исключающего возможности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими (черепно-мозговая травма с выраженными изменениями со стороны психики и психическим инфантилизмом; олигофрения в степени умеренной  дебильности с психопатоподобным поведением; коревой энцефалит и др.) Далее эксперты указывают… «с учетом индивидуально-психологических особенностей (эгоцентризм, эмоциональная неустойчивость, неустойчивость самооценки и уровня притязаний, внушаемость и пр.), он не мог в полной мере осознавать значение своих действий и руководить ими».

Очевидно, здесь речь должна идти о применении ст.22 (уголовная ответственность лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости), а также учете особенностей личности в рамках индивидуализации наказания. Однако дела  прекращаются по ч.3 ст. 20 УК.

Цель и содержание экспертного психологического исследования несовершеннолетних обвиняемых не сводятся к диагностике наличия или отсутствия у испытуемого признаков отставания в психическом развитии: их наличие не является прямым указанием на отсутствие у несовершеннолетнего способности полностью сознавать  значение своих действий и руководить ими. Экспертное исследование всегда направлено не на установление общей, проявляющейся как свойство личности, способности или неспособности сознавать значение своих действий; оно касается сугубо конкретных действий, совершенных в конкретных условиях.  Поэтому судебно-психологической экспертизой поведение испытуемого должно рассматриваться в единстве с ситуацией, в которой были совершены противоправные поступки. Соотнесение данных о состоянии и особенностях психического развития подростка с результатами анализа ситуации и поведения испытуемого  –  обязательный компонент экспертного исследования.

Таким образом, основания для освобождения от уголовной ответственности со ссылкой на ч.3 ст.20 могут быть признаны обоснованными только, если установленные экспертным путем признаки отставания в психическом развитии наложены на механизм конкретного деяния. Экспертиза должна установить, правильно ли несовершеннолетний понимал ситуацию правонарушения, в частности, осознавал ли наличие альтернативных выходов из нее, осознавал ли объективное содержание целей своих действий, предвидел ли прямые и косвенные результаты поступков, способен ли был оценивать собственное поведение с точки зрения действующих правовых норм и общепринятой морали; мог ли свободно выбирать как цели, так и способы их достижения, произвольно регулировать свое поведение.

Сомнения в способности несовершеннолетних обвиняемых осуществлять сознательную регуляцию поведения могут быть основаны не только на данных об отставании в психическом развитии, но и на оценке сложности ситуации, в которой действовал подросток. Недостаточное осознание своих действий, слабость волевого контроля за поведением в ряде случаев может объясняться вполне естественной для подростка ограниченностью жизненного опыта, легкостью возникновения некоторых эмоциональных состояний.

Круг вопросов, который должен быть разрешен экспертами, связан с выяснением наличия, степени отставания в развитии, его детерминантах, а также с влиянием, которое факт отставания (если оно диагностировано) оказал на способность к осознанно-волевому поведению в конкретной ситуации, значимой для уголовного права.

Их можно сформулировать  следующим образом:

            имеются ли у несовершеннолетнего признаки отставания в психическом развитии и, если имеются, в чем они выражаются; каковы их причины;

            учитывая наличие отставания (если оно установлено), мог ли несовершеннолетний осознавать  фактический характер и общественную опасность своих действий в момент совершения общественно опасного деяния;

            учитывая наличие и характер указанного отставания в психическом развитии, мог ли он руководить своими действиями в этот момент.

Основаниями для назначения судебно-психологической экспертизы психически здоровых несовершеннолетних обвиняемых с целью выяснения их способности полностью сознавать значение своих действий и руководить ими могут служить две группы факторов:  во-первых, данные, относящиеся к личности обвиняемого и условиям его воспитания; во-вторых, сведения о характере совершенного противоправного деяния, ситуации и условиях совершения правонарушения:

а) указывающие на возможность отставания подростка в психическом развитии по сравнению с основной массой его сверстников (сведения о педагогической запущенности подростка, плохой успеваемости в школе, «детскости» поведения и пр.);

б) характеризующие конкретные противоправные действия обвиняемого, составляющие содержание уголовного дела (кажущаяся безмотивность поступков, несоразмерность тяжести деяния вызвавшему его поводу, необычность, жестокость, демонстративность и циничность действий, легкомысленность, некритическое отношение к содеянному и пр.).

Представляется, что экспертное исследование и в целом доказывание опровержимости презумпции соответствия развития подростка, достигшего возраста, указанного в Кодексе, ожиданиям законодателя об уровне его зрелости надо строить следующим образом.

Поскольку закон связывает возрастную невменяемость  с отставанием в развитии, это отставание необходимо сравнивать с тем комплексом содержательных признаков, которые свидетельствуют об отсутствии отставания, о типичном для определенного возрастного периода уровне развития, в рамках которого возможны различные варианты, но который в принципе обеспечивает интегральный критерий возрастной вменяемости.

Характеристикой содержания необходимой  зрелости, уровня психического развития, достаточного для признания лица субъектом уголовной ответственности, является его способность к социально ориентированной управляемости поведением в ситуации выбора, то есть способность и возможность  (отсутствие последней в указанных ниже случаях исключает ситуацию выбора):

         подходить к выбору целей и способа действий,  осознавая  себя членом общества, то есть учитывая их последствия для других людей;

         осознавать причинно-следственные зависимости соответствующего варианта поведения;

         осознавать рассматриваемый вариант поведения, как частный случай опреде-ленного вида и класса явлений, используя социально ориентированные оценки;

        осуществлять  решение  о  соответствующем варианте поведения, сохраняя управление им.

Используя эту общую схему (модель), эксперт и с его помощью суд, прокурор, адвокат могут решить задачу  –  имеется ли в конкретном случае существенное несовпадение фактического уровня развития несовершеннолетнего и характеристики психического развития, необходимого для признания лица субъектом уголовной ответственности.

Следующий вопрос  –  о детерминантах психического отставания (в случае его установления).

Если речь идет о социальных факторах –  педагогические ошибки, изоляция от нормального общения, тяжелое соматическое заболевание, длящееся пребывание в специальном учреждении для социальной реабилитации со специфическим контингентом и  отношениями, длительное пребывание вне нормальной семьи, физическое или социальное сиротство, недоразвитие сенсорных органов  –  следует вывод о том, что этот случай относится к числу, предусмотренных ч.3 ст.20 УК. Если же психическое отставание обусловлено причинами психиатрического характера, ситуация должна разрешаться в соответствии со ст.21 и ст.22 УК. Наконец, нередко констатируется смешанная комплексная детерминация. В этом случае приходится руководствоваться тем, что хотя частично детерминация обусловлена причинами  не социального  порядка, применение ч.3 ст.20 УК не противоречит принципу гуманизма.

Таким образом, если экспертиза зафиксирует производность состояния психической деятельности несовершеннолетнего, предусмотренного ч.3 ст.20, и от причин психиатрического, иного медицинского, и от причин педагогического, иного социального характера, эксперты должны оценить место каждой из этих причин во взаимодействии. При всех условиях, если это отставание, хотя бы частично вызвано причинами психолого-педагогического и социального характера, возможно применение ч.3 ст. 20 УК.

Необходимо указать на опасность терминологической путаницы, угрожающей следственной, судебной, экспертной практике из-за использования законодателем одного и того же оборота в ч.3 ст.20 и  в ст.22 УК: лицо не могло в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий  либо руководить ими. Но ч.3 ст. 20 УК констатирует, что в этих случаях отсутствует субъект уголовной ответственности, а ст.22 УК предлагает лишь учесть это обстоятельство при индивидуализации ответственности и наказания. Таким образом, нарушается равенство перед законом лиц, различие которых состоит лишь в том, что отставание в психическом развитии в одном случае порождено причинами, не связанными с психическим расстройством, а во втором – они связаны с ним. Кстати, здесь есть и обратная “сторона медали”: если лица, подпадающие под действие ст. 22 (в том числе, несовершеннолетние с психическими аномалиями) ущемлены в части возможности освобождения от уголовной ответственности, то лица, подпадающие под действие ч.3 ст.20 ущемлены в части возможности смягчения ответственности и наказания, если отставание не достигает такой степени, что может повлечь освобождение от уголовной ответственности.

Но может быть законодатель сознательно употребил одинаковую формулировку, имеющую различные правовые последствия в ст.20 и ст. 22 УК, исходя, например, из принципа особо гуманного отношения к несовершеннолетним? Это предположение вряд ли оправдано, так как получается, что законодатель по-разному представляет себе пределы гуманного отношения к несовершеннолетним с отставанием в психическом развитии, если оно связано или не связано с психическим расстройством.

С учетом наличия столь досадной неточности в ч.3 ст.20 УК, возникает вопрос: “Что делать?”. Ведь, как было показано выше, проблема возрастной невменяемости весьма актуальна, и ожидать изменений в законодательстве означает играть с судьбою сотен несовершеннолетних, усиливая угрозу объективного вменения, то есть привлечения к уголовной ответственности, при отсутствии  предпосылок для вины в уголовно-правовом смысле этого слова.

Единственно возможный выход видится в формировании следующей позиции следственной, судебной, прокурорской, экспертной практики. При постановке вопроса  эксперту о наличии у несовершеннолетнего отставания  в психическом развитии и при ответе экспертов на этот вопрос надо использовать формулировку “мог” (“не мог”) осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий, не прибегая к обороту “ в полной мере”. А применять его лишь в случаях, предусмотренных ст.22. Такая позиция будет соответствовать духу закона, его целенаправленности и по существу явится разновидностью судебного и догматического толкования нормы.

Теперь о круге экспертов в случаях, предусмотренных ч.3 ст.20 УК.  Отставание в психическом развитии, не связанное с психическим расстройством, относится к области психологии, поэтому, как правило, здесь должна назначаться судебно-психологическая экспертиза. Однако, возможно и проведение комплексной психолого-психиатрической экспертизы, в состав которой при необходимости могут быть включены и специалисты более узкого профиля - психоневрологи, патопсихологи, сексологи, дефектологи и др. Комплексный характер экспертизы может определяться тем, что:

а) при констатации возможности отставания в психическом развитии (а такая возможность может возникнуть по любому делу несовершеннолетнего, так как ст.89 УК включает уровень психического развития в обязательный предмет исследования по таким делам)  еще не ясна его природа. Оно может быть вызвано причинами психиатрического, иного медицинского, психолого-педагогического и социального характера;

б) сам характер детерминации редко проявляется в абсолютно чистом виде: чаще всего речь идет о сочетании факторов двух или трех видов. Поэтому комплексная экспертиза позволит выявить весь круг аномалий и их причин, а не некоторые из них.

 Установление влияния психического расстройства в рамках вменяемости на способность осознавать значение своих действий и руководить ими.

Новый закон (ст.22 УК 1996 г.), используя понятие "психическое расстройство, не исключающее вменяемости", предусматривает  возможность учета этого обстоятельства судом при назначении наказания и принудительных мер медицинского характера.

Существование проблемы влияния  психических аномалий на психическое состояние лиц, совершивших действия, запрещенные  уголовным законом, относительно которых они были признаны вменяемыми, сомнений не вызывает. Доля лиц, признанных  вменяемыми, но имеющих выраженные психические аномалии, составляет, по приведенным в литературе данным, 62-69%. Между тем это важное для дела обстоятельство до последнего времени никак не учитывалось при вынесении решения по уголовному делу.

Очевидно, что нельзя отождествлять безответственного  душевнобольного, в отношении которого возможны лишь меры безопасности, и лицо с психическими дефектами,  но ответственное за свое поведение, в отношении которого требуются наказание в пределах ответственности и меры безопасности (медицинского характера) в пределах влияния  психического расстройства на поведение. Механизм связи психического расстройства, не исключающего вменяемости, с преступным поведением и внешне сходной связи психических расстройств с опасными действиями невменяемых различен по самой природе. При невменяемости поведение обусловлено в решающей степени именно болезненным расстройством, при вменяемости же решающим в детерминации поведения (преступления) является адекватная связь с внешним миром, искаженное  отражение  действительности не может носить здесь глобального или грубого характера. Фактические связи предпринимаемых действий (бездействия),  вероятные последствия  должны  осознаваться правильно.

Влияние психических расстройств (аномалий) на психическое состояние лиц,  совершивших действия,  запрещенные  уголовным    законом (относительно которых они  признаны вменяемыми), может быть различным: у этих лиц могут быть изменены пороги   чувствительности, эмоциональной устойчивости, способности к осознанному самоконтролю, обострены такие черты личности, как  отсутствие эмпатии, склонность к самовзвинчиванию и пр. Многие из них отличаются низким уровнем знаний, бедностью и примитивностью интересов, несформированностью моральных норм,  неразвитостью мышления и пр. Но этот низкий уровень психической деятельности сочетается с наличием достаточной способности критически  оценивать  соответствующие  действия,  понимать их противоправность и наказуемость. В процессе совершения общественно опасных действий у них  возможны проявления расторможенности влечений, повышенной внушаемости, “извращений характера” и пр., что  оказывает влияние на способность в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий, руководить своими поступками, проявлять самообладание.

Значение психического расстройства, не исключающего вменяемости, состоит в его "привязанности" к конкретным общественно опасным деяниям. Сама по себе медицинская (психиатрическая) характеристика психической аномалии  субъекта,  признанного  вменяемым, не  предрешает вывод о том, что  эта  аномалия существенно сказалась на поведенческом акте.  Медицинский диагноз -– сигнал о такой возможности.  Проявилась ли она и насколько существенно в механизме  конкретного  преступного поведения –  это самостоятельный вопрос. Поведенческие акты и мотивация лиц с психическими расстройствами, признанных вменяемыми, обусловлены прежде всего психологическими, а не психопатологическими закономерностями (Фелинская Н.И.). Иными словами, в рассматриваемых случаях надо исследовать наличие и влияние последних на механизмы  осознанно-волевого поведения.

В рамках экспертизы необходимо выяснить, влияют ли и как именно на подготовку, принятие и реализацию решения о преступлении, аномалии психики, характер и выраженность которых недостаточны для того, чтобы признать их обладателей невменяемыми  относительно этого деяния.

Применительно  к   конкретному   случаю необходимо выяснить  характер болезненного расстройства психики, его симптомокомплекс, имело  ли  место  влияние  последнего  на  выбор варианта поведения и его реализацию, в чем оно проявилось. Предметом психологического анализа здесь является наличие способности критически оценивать  соответствующие  действия, понимать их противоправность и наказуемость, сознательно регулировать поведение на момент совершения правонарушения для решения вопроса об индивидуализации ответственности. Интеллект, эмоциональные особенности, ценностные ориентации и пр. в данном случае охватываются предметом психологического исследования лишь в той мере, в какой они связаны с конкретным поведением.

При этом после установления вменяемости, умысла или неосторожности требуется выяснить, с участием экспертов –  психолога  и психиатра  –  наличие или отсутствие существенных затруднений произвольно-волевого поведения субъекта в конкретной ситуации вследствие влияния психических аномалий.

В соответствии с уголовным законодательством при назначении наказания учитывается личность виновного, обстоятельства,  смягчающие и отягчающие ответственность. "Внутрипсихологические  опосредования"  (Братусь Б.С.)  аномалий психики  применительно к конкретному деянию субъекта, если они  способствовали  выбору и реализации данного варианта поведения, как раз и принадлежат к сфере личностных особенностей, которые закон требует учитывать. С введением в уголовный закон ст.22 возникает необходимость в изучении, систематизации и анализе конкретных "психических  расстройств", значимых в рассматриваемых случаях. С учетом психологического механизма влияния на конкретное поведение, к их числу, помимо традиционных, можно отнести выраженные акцентуации характера, длящиеся депрессивные состояния  (естественно, в рамках вменяемости),  зависимость от наркотиков,  алкоголя, азартных игр, то есть реально существующие аномалии  интеллекта, воли, эмоций, проявляющиеся в момент деяния.

Конечно, возникает опасность того, что данное обстоятельство будет рассматриваться изолированно от других обстоятельств, индивидуализирующих ответственность и наказание по  упрощенной схеме: "меньше вменяемости - меньше наказания". Но эта опасность может быть нейтрализована, если исходить из того, что суд не должен предустановленно рассматривать наличие аномалии как безальтернативное доказательство ее влияния на механизм поведения, а обязан исследовать этот вопрос, используя психологические и психиатрические познания. Если же не выяснено место психического расстройства (в рамках вменяемости) в формировании и реализации конкретного преступного поведения, уголовно-правовая оценка судьей и следователем факта ее наличия как смягчающего обстоятельства будет недостоверной. Более того, психическая   аномалия может быть несущественной для детерминации конкретного     преступления. 

Например, симптомокомплекс возбудимых психопатов характеризуется эмоционально-аффективными  расстройствами,  которые могут иметь важное значение для ситуативного насильственного преступления, но не сказаться на механизме должностного, хозяйственного и других подобных преступлений.

Таким образом, при расследовании преступления вменяемого субъекта с психическими аномалиями в предмет доказывания с обязательным участием экспертов (психолога и психиатра) должно включаться выяснение вопроса:

“Повлияло ли психическое расстройство на принятие и реализацию решения о преступных действиях, явилось ли оно причиной существенных затруднений в произвольно-волевом поведении субъекта?”

Вывод о наличии или отсутствии существенной связи в данном случае  –  результат использования специальных знаний. Само наличие психического расстройства – лишь "сигнал" для постановки перед экспертами соответствующих вопросов.

Влияние психических аномалий на поведение в типичных или предвидимых ситуациях в большинстве случаев  заранее  известно субъекту или должно быть известно. Поэтому целенаправленный самоконтроль может  во  многих  случаях  предотвратить  попадание  в определенные "опасные" ситуации; игнорирование же субъектом значимости для него такого самоконтроля может нейтрализовать смягчающее значение влияния психической аномалии на конкретное преступное поведение.

Представляется, что в некоторых случаях может быть поставлен и следующий вопрос экспертам:  "Осознавал ли (мог ли осознавать) субъект наличие, характер и возможное влияние на поведение в конкретном случае имеющихся у него психических аномалий?"

Опираясь на выводы комплексной  психолого-психиатрической  экспертизы, следователь, суд, сопоставляя эти материалы со всеми сведениями о личности и поведении обвиняемого, могут исследовать  важное для индивидуализации ответственности субъекта с психическими расстройствами (в рамках вменяемости) обстоятельство –  стремился ли он уменьшить осознаваемый риск преступного поведения, сопротивлялся ли попаданию в провоцирующие ситуации, где высока вероятность проявлений аномалий в поведении;  стремился ли уйти от развивающегося конфликта или решать его в приемлемых формах, воздерживался ли от алкоголя и т.д.

Экспертная диагностика значимых особенностей личности несовершеннолетнего.

Психологическая экспертиза личности несовершеннолетнего обвиняемого включает установление индивидуально-психологических особенностей (повышенной внушаемости, импульсивности, жестокости, ригидности и др.), способных существенно повлиять на содержание и направленность действий в конкретной ситуации; по ряду уголовных дел возникает необходимость в исследовании психологических мотивов конкретного преступного поведения.

Изучение личности обвиняемого непосредственно вытекает из закона и является обязательным. Общие начала назначения  наказания и детализирующие их институты обстоятельств, смягчающих и отягчающих наказание (ст.ст.60 - 63 УК) выражают личностный подход в уголовно-правовом регулировании, и требуют анализа психологических свойств личности и психических состояний  виновного.

В  соответствии с общими началами назначения наказания, понятие индивидуализации охватывает в комплексе оценку деяния, личности виновного, обстоятельств, смягчающих и отягчающих ответственность. Значимы здесь те личностные особенности, которые влияли на выбор и реализацию противоправного варианта поведения, затрудняли или облегчали его, а равно сказывались на отношении к содеянному. Поэтому трудно переоценить важность использования помощи психолога в реализации личностного подхода в уголовном деле, в частности, для исследования ценностных ориентаций, мотивации,  характерологических свойств личности, важных для индивидуализации ответственности /наказания/ и прогноза поведения в связи с наказанием.

Психологические особенности личности могут быть по-разному связаны с совершенным преступлением. Одни из них могут играть ведущую роль в выборе преступного способа удовлетворения потребностей или разрешения конфликта (эгоистическая, корыстная направленность, неуважение к человеческой личности и человеческому достоинству, сексуальная распущенность и пр.). Другие же чаще лишь способствуют совершению преступления при наличии внешней неблагоприятной ситуации (слабоволие, внушаемость, легкомыслие, низкий уровень интеллектуального развития, болезненное самолюбие, эмоциональная возбудимость, трусость и пр.). Наконец, многие психологические особенности обвиняемого остаются нейтральными по отношению к факту преступления (например, увлечения, интересы лица, совершившего преступление в состоянии аффекта или неосторожное преступление).

Рассмотрим значение психологических познаний применительно к п. “и” ст. 63 УК, предусматривающему совершение преступления с особой жестокостью, садизмом, издевательствами, а также мучениями для потерпевшего в качестве отягчающего обстоятельства.  

Жестокость и особая жестокость имеют значение для оценки общественной опасности насильственного преступления в случаях, когда соответствующие признаки способа преступления явились проявлением относительно устойчивого и существенного свойства личности. Жестокость в этом случае всегда осознанна и мотивирована либо как средство достижения цели либо как сама цель (в психологии известна также импульсивная жестокость и связанная с групповой солидарностью или давлением).

Это приходится подчеркнуть в связи с тем, что нередко в уголовно-правовой литературе понятие жестокости  интерпретируется исключительно исходя из мучительности соответствующих действий для потерпевшего; в частности, множественность и "избыточность" ранений нередко трактуется как бесспорные признаки особой  жестокости. При таком подходе велика опасность объективного вменения, например, при отождествлении действий, сходных по объективной стороне с жестокостью, но совершаемых при отсутствии умысла на причинение мучений.  Аффективные преступления, в силу наличия в действиях автоматизмов, как раз характеризуются  подобными признаками: в практике судебно-психологической экспертизы нередки случаи нанесения множества ранений, большого количества ударов именно под влиянием аффекта. Эта кажущаяся жестокость рассматривается, наряду с другими признаками, характеризующими это эмоциональное состояние, как доказательство автоматизмов, характерных для аффекта. В подобных случаях даже при наличии формальных внешних признаков жестокости преступление не может считаться совершенным с особой жестокостью, так как отсутствуют ее субъективные признаки.

С учетом сказанного, полагаем, что в законодательстве и  практике надо закрепить такой признак особой  жестокости,  как  осознание виновным того, что его действия причиняют особые страдания  потерпевшему или его близким. Главный субъективный признак особой жестокости - способность обвиняемого в момент совершения преступления понимать, что его действия причиняют потерпевшему моральные или физические мучения, желание или допущение их наступления, пренебрежение страданиями потерпевшего при их осознании или способности осознавать, если даже обвиняемый специально не стремился к их причинению.

Определенное значение для индивидуализации  наказания имеет дифференцированный анализ жестокости виновного при совершении преступления, выделение вида этой жестокости:  импульсивный; связанный с групповой солидарностью или давлением; инструментальный; жестокость,  как самоцель.

Специальные психологические исследования  выявили наиболее значимые личностные особенности, присущие лицам, склонным к совершению описанных действий: низкий уровень морально-этических представлений; ярко выраженная агрессивность, особенно проявляющаяся в отношении слабых; эмоциональная холодность, неспособность к сопереживанию; стремление к самоутверждению, болезненное самолюбие, неадекватный уровень притязаний, вспыльчивость, неуравновешенность, конфликтность, трудности в общении с людьми и др. Сравнительно низкий процент лиц с психическими дефектами здесь объясняется  тем, что совершение этих действий обусловлено прежде всего “психологическими”, моральными дефектами. 

Исследование таких психологических особенностей обвиняемого как отношение к другим людям, способность к сопереживанию и состраданию, эмоциональная возбудимость, мстительность, злобность, враждебность к окружающим и других свойств направленности личности, эмоциональности, характера обвиняемого поможет решить вопрос о наличии особой жестокости при совершении конкретного преступления.

Подлинно личностный подход с позиций справедливости  в идеале требует изучения достаточно большого объема свойств обвиняемого  по большинству уголовных дел и включает в себя исследование его внутреннего мира: потребностей, побуждений, лежащих в основе поступков (мотивов поведения), общей структуры и отдельных черт характера, эмоционально-волевой сферы, способностей, индивидуальных особенностей интеллектуальной деятельности (восприятия, мышления, памяти и других познавательных процессов). Разумеется, в рамках уголовного процесса могут и должны изучаться не все психологические особенности обвиняемого, но только имеющие значение для уголовного дела. В большинстве случаев бывает необходимо и достаточно исследовать те свойства личности обвиняемого, которые:

указывают на закономерность или случайность принятия и реализации решения о преступлении;

влияют на способность управлять поведением в конкретной ситуации;

значимы для прогноза опасности рецидива и определения программы коррекционного воздействия.

Очевидно, что исследование этих особенностей требует обязательного применения специальных психологических знаний, усиления роли психолога в непосредственном изучении личности. Эта перспектива может показаться малореальной в нынешних условиях. Однако представляется, что существуют определенные предпосылки для ее решения в ближайшем будущем.

Речь идет, о закреплении процессуальной деятельности психолога не только в качестве эксперта, но и в форме консультанта, осуществляющего длящуюся помощь следствию и суду и представляющего документы, имеющие процессуальное значение (что уже сейчас находит известное обоснование в ст.68 - 70, 88 УПК). Имеется в виду, в частности, допустимость подготовки справок, содержащих мотивированное мнение о психологическом портрете обвиняемого (а в некоторых случаях и потерпевшего и свидетеля). 

Рассматриваемая форма участия психолога  расширяет  период  его  включенного наблюдения,  рамки  его инициативы и позволяет дать целостную характеристику личности в единстве условий ее  формирования, ориентаций, мотивации и деятельности. В свою очередь для следователя и суда создаются возможности использовать справочный документ психолога о портрете личности как своеобразную психологическую канву для решения правовых вопросов индивидуализации ответственности и наказания. Угрозы законным интересам участников процесса при этом не создается, так  как справка приобщается к делу,  как письменное доказательство и подвергается оценке участников процесса. 

Основные вопросы, решаемые этим видом экспертизы:

Каковы индивидуально-психологические особенности личности обвиняемого?

Имеются ли у обвиняемого индивидуально-психологические особенности, которые могли существенно повлиять на принятие решения о совершении инкриминируемых ему действий?

Могли ли индивидуально-психологические особенности обвиняемого  повлиять на его поведение в момент совершения противоправных действий?

Имеются ли у обвиняемого такие индивидуально-психологические особенности личности как... (в зависимости от обстоятельств конкретного дела - импульсивность, жестокость, агрессивность, эмоциональная неустойчивость, внушаемость и др.)?

5. Каковы индивидуально-психологические особенности личности обви-няемого с точки зрения прогноза опасности рецидива и программы коррекционного воздействия?

В УПК  1960 г.  (ст.68) предусмотрено обязательное требование  установления мотива содеянного, а также иных обстоятельств, характеризующих личность. Если последнее указание в УК и УПК совпадает, то требование обязательного установления мотива в прежнем уголовно-правовом регулировании отсутствует. В частности, в перечне смягчающих и отягчающих обстоятельств он не всегда выделяется в явном виде. Между тем, с точки зрения психологии, мотив –  важнейшая характеристика содеянного и деятеля, и не случайно, в новом УК этот пробел в значительной степени устранен. В частности, в перечне смягчающих и отягчающих обстоятельств описанию мотивов уделяется сейчас больше внимания. Например, выделен мотив сострадания.  Описание мотивов и целей появилось и во многих нормах Особенной части УК, в которых оно ранее отсутствовало. Устранены неадекватные с точки зрения психологии трактовки понятий мотива и цели,  их смешение. 

Мотив - признак субъективной стороны преступления; в ряде случаев выяснение мотива имеет значение для доказывания виновности. Как уже указывалось, мотив преступления может учитываться в качестве отягчающего или смягчающего ответственность обстоятельства, свидетельствовать об отсутствии в действиях виновного общественной опасности. Однако необходимо учитывать, что представления о том, что такое мотив поведения в праве и психологии совпадают не полностью.

В психологии под мотивом понимается побуждение к деятельности, направленной на удовлетворение потребностей субъекта, предмет (материальный или идеальный), ради которого деятельность осуществляется. Многообразие мотивов человеческого поведения, в том числе и противоправного, не всегда укладывается в рамки традиционных юридических представлений, и не исчерпывается тем набором, с которым привыкла иметь дело юриспруденция.

Уголовное право для обозначения мотивов поведения оперирует такими обобщенными понятиями как месть, корысть, ревность, хулиганские побуждения, неприязненные отношения и др. Некоторые из этих понятий могут включать в себя самые различные психологические мотивы. Например, корыстные действия с психологической точки зрения могут быть мотивированы стремлением к обогащению, завистью, потребностью в самоутверждении, стремлением вести праздный образ жизни, страстью к развлечениям, азартным играм, потребностью в удовлетворении трудно преодолимых влечений (например, к алкоголю или наркотикам). Исследование психологических мотивов деяния углубляет познание юридически значимых побуждений, лежащих в основе правонарушения.

Являясь частным случаем человеческого поведения, преступное поведение всегда мотивировано. Имеющиеся в литературе ссылки на “безмотивные преступления” основываются на незнании закономерностей человеческого поведения и сложности установления мотива в конкретном случае. К “безмотивным преступлениям”, как правило относят деяния, мотивы которых “неадекватны поводу”, не связаны с поведением потерпевшего. Говоря о “безмотивных преступлениях”, следователь, суд, прокурор, адвокат невольно попадают в ловушку, которую можно назвать “юридическим клише”. Ведь они традиционно оперируют практически закрытым перечнем мотивов: корысть, ревность, месть, и некоторые другие. По всей вероятности этим объясняется тот факт, что в сложных случаях нередко совершение преступления объясняется хулиганскими мотивами, что не отражает существа дела, является поверхностным и формальным.

Как только судопроизводство сталкивается с мотивом, не входящим в этот перечень, возникает иллюзия безмотивности. Ей способствует и  передаваемое  через  систему образования новым поколениям юристов представление о мотиве преступления, как о чем-то упречном, "низменном".  Между тем,  с психологической точки зрения мотив может быть и социально нейтральным или даже воплощающим позитивные  стремления  и намерения.

Неточности в теории и практике, о которых идет речь, приводят к тому, что "безмотивным" может быть объявлено и аффективное преступление, особенно в случаях постепенного накопления отрицательных эмоциональных переживаний и последующей “разрядки”. Однако уже в русском уголовном судопроизводстве 2-й половины ХIХ века обоснованно проводилась идея о том, что  ничтожность повода аффективной  вспышки отнюдь не означает, что мотив отсутствует.

В каждом конкретном случае, когда мотив не очевиден, надо исходить из того,  что он существует и может быть  обнаружен  при  психологическом исследовании. Если речь идет о преступлении, то оно всегда имеет мотив, независимо от того, какие обстоятельства предшествовали началу преступных действий - значимые или незначимые в глазах следователя  или суда.  Бесспорно, что здесь необходимы специальные психологические познания.

Подчеркивая большое значение установления мотивов по конкретным уголовным делам, в том числе с использованием  психологических знаний, необходимо учитывать, что психолог диагностирует наличие того или иного мотива именно как факт, не прибегая к оценочным суждениям о его соотношении с нравственными и правовыми ценностями. В компетенцию судебно-психологической экспертизы не входит оценка мотивов, например, с точки зрения их "низменности". Психолог может дать содержательную оценку потребности, лежащей в основе мотива поведения, установить сам мотив,  как побуждение к определенным действиям. Оценивать же мотивы с точки зрения морали и нравственности не входит в его компетенцию. То, что исследуется преступное деяние, эксперт просто принимает к сведению.

Обратимся, например, к содержанию мотивов национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды. С психологической точки зрения - это личностное отношение субъекта к представителям иной расы, национальности (этноса), религии (конфессии), содержанием которого является неприятие ценностей соответствующей группы как имеющей право на существование, наряду с его собственными; негативная оценка образа жизни, традиций, обычаев этой группы как чуждых нормальному человеческому общению или даже бесчеловечных, изуверских; уверенность, что беды и несчастья собственного этноса или конфессии вызваны происками этой группы, и что она и в настоящий момент является враждебной.

Это личностное отношение базируется  на формировании и подкреплении соответствующих этнических стереотипов, переносе фактических наблюдений за отдельными представителями этноса или конфессии на  целостность и наоборот -  автоматическом переносе домыслов о действиях и намерениях этого этноса или конфессии на любых их представителей. Такое отношение исходит из ощущения превосходства группы, к которой принадлежит данное лицо и неполноценности этносов и групп, на которые направлена вражда.

Доказывание наличия данного отношения может потребовать проведения психологической или комплексной экспертизы (в состав комиссии могут входить при необходимости специалисты по психолингвистике, истории культуры, религиоведению и пр.) Использование данного обстоятельства в качестве отягчающего в принципе возможно независимо от того, является ли данное отношение прочным, входящим в базовую структуру ценностей субъекта или ситуативным, связанным с конкретными обстоятельствами (давление референтной группы, воздействие толпы и пр.). Вместе с тем, выяснение этого момента  имеет значение для правильной оценки степени тяжести данного обстоятельства в системе всех обстоятельств, характеризующих деяние и личность.

Основной  вопрос, решаемый этим видом  экспертизы: 

С учетом индивидуально-психологических особенностей личности и ситуации, каковы главные психологические мотивы  деяния, инкриминируемого обвиняемому?

 Установление наличия внешнего давления на подростка, исключающего способность осуществлять свободный выбор вариантов поведения.

Закон говорит о совершении преступления под  влиянием угроз, принуждения, либо зависимости, рассматривая эти обстоятельства как смягчающие. Ни одно из них не может быть установлено только по объективным признакам, без учета субъективных особенностей обвиняемого.

Многие следователи и судьи не признают наличие такого смягчающего обстоятельства, как совершение подростком преступления под влиянием угрозы, исходя из того, что ее характер с точки зрения взрослого не выглядит серьезным.

Между тем законодатель связывает значение такого рода  обстоятельств с осознанием деятелем их наличия и отражением в  меру осознания в мотиве, целеполагании, выборе средств, непосредственном управлении поведенческими актами,  образующими преступление  (а в некоторых случаях  –  и посткриминальном поведении). Иными словами, правовая  характеристика указанных обстоятельств обусловлена их психологической  характеристикой, позволяющей установить  значение данного  обстоятельства  для  виновного.

Влияние угрозы на обвиняемого зависит не только от ее содержания, реальности, направленности, но и от психологических качеств того, кому угрожают, твердости его характера, смелости, эмоциональной устойчивости, уверенности в своих силах, отношении к запретам и правоохраняемым ценностям.

Принуждение –  подавление воли с помощью насилия или угрозы им, превращение человека, на которого оказывается давление в своеобразное орудие для совершения тех или иных действий.

Несомненна роль психологических знаний при индивидуализации  ответственности за преступления, совершенные под влиянием угрозы,  принуждения, либо в силу зависимости. В некоторых случаях заметную помощь здесь может принести психологическая экспертиза, которая путем исследования индивидуальных особенностей личности и ее взаимодействия с ситуацией преступления может решить вопрос о том, повлияли ли эти особенности и как именно на осознание наличия определенных обстоятельств;  каковы мера  этого осознания и его влияние на управление поведением;  не имело ли  место неадекватное восприятие определенных фактов и т.д.

В правовой литературе эта  проблема образно именуется наличием "вынужденных мотивов" действий.  И  здесь  эксперт-психолог  может оценить степень принуждения (в том  числе в форме угрозы), как существенно ограничивающего избирательность поведения или не имевшего такого значения. В принципе возможна  и констатация исключительной ситуации, сводившей избирательность поведения "на нет". Например, когда подросток глубоко привязан к организатору преступления или связан традициями подчинения  старшим, характерными для некоторых территорий и этнических  общностей, либо, когда он в силу возрастной незрелости воспринимает угрозу,  как не  оставляющую ему выбора.

Принуждение с помощью угрозы должно быть реальным и существенным для лица,  к которому она обращена, с точки зрения последствий ее реализации. Такое восприятие и оценка угрозы, могут быть констатированы лишь на основе исследования индивидуальных особенностей личности, включая жизненный опыт. Так, подростком угроза может восприниматься как не оставляющая место  альтернативе, взрослый же может оценивать аналогичную угрозу  как гораздо менее значимую. Психолог может быть полезен в этих случаях для оценки субъективного восприятия  реальности угрозы и ее возможных последствий.

Мы рассмотрели некоторые вопросы компетенции судебно-психологической экспертизы несовершеннолетних обвиняемых, сознательно не касаясь методических вопросов, исходя из того, что пособие предназначено прежде всего практическим работникам правоохранительных органов.