ГЛАВА 3. СУДЕБНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА ПОТЕРПЕВШИХ

Новый Уголовный кодекс Российской Федерации    обеспечивает более совершенную защиту  прав несовершеннолетних, потерпевших от преступных посягательств. Расширен перечень преступлений, объектом которых являются дети и подростки; законодатель в большем числе случаев предусматривает несовершеннолетие жертвы в качестве   признака квалифицированных  составов; чаще  использует  правовые понятия, содержащие  психологические компоненты – беспомощное состояние, зависимость и некоторые другие.

Уголовный кодекс РСФСР 1961 г. упоминал беспомощность  жертвы  как элемент основного состава  в двух статьях – ст.117 УК РСФСР (изнасилование) и ст.121 (насильственное мужеложство), а также называл это состояние   в качестве  одного из квалифицирующих признаков  ст.127 – «оставление в опасности». В новом уголовном законе категория «беспомощное состояние» потерпевшего,  выступая, как и раньше,  элементом основного состава статей 131 (изнасилование) и 132 (совершение насильственных действий сексуального характера),  в  квалифицированных составах фигурирует уже не в одной,  а в шести статьях УК РФ (105,111,112,117,120,125).

Более активно задействована и категория    «зависимость жертвы» от преступника. Помимо  отягчающего наказание обстоятельства (кстати, как и беспомощность жертвы), «зависимость»  является признаком  основного или квалифицированного составов  таких преступлений как «истязание» (ст.117), «принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации» (ст.120), «понуждение к действиям сексуального характера» (ст.133). Правда, совершенствуя в новом УК РФ конструкцию статьи 110 (доведение до самоубийства), законодатель убрал из  признаков  состава этого преступления «зависимость жертвы», указание на которую имело место  в аналогичной статье старого уголовного закона (ст.107 УК РСФСР). Однако в целом насыщенность нового кодекса психологическим контекстом явно выше, чем старого.

Правоприменитель, выявляя состав, квалификацию содеянного, диффе-ренцирующие наказание обстоятельства, должен самостоятельно или с помощью лица, имеющего специальные познания в психологии, исследовать целый ряд таких психолого-юридических категорий. Среди них можно упомянуть и  психическое состояние лица, предположительно покончившего жизнь самоубийством. Психологический анализ предсуицидального психического состояния помогает  выяснить, было ли оно предрасполагающим к самоубийству, что облегчает установление истины по делам о доведении до самоубийства и способствует выяснению того, имело ли место самоубийство или убийство.

Состояния беспомощности, зависимости, а также такое, при котором единственный  выход из сложившейся ситуации видится в самоубийстве, –  зачастую следствие имевших место в предкриминальной и криминальной ситуации взаимоотношений людей, каждый из которых обладает специфическими психологическими качествами. Поэтому психологическое исследование ситуации предкриминального и криминального взаимодействия, выявление и анализ устойчивых психологических особенностей потерпевшего  –   необходимый элемент  анализа указанных состояний.

Помимо тщательного сбора информации о ситуации и психологии жертвы, необходимо сопоставить и профессионально интерпретировать имеющиеся сведения. Такое исследование может осуществить в  большинстве случаев лишь профессиональный психолог, владеющий теорией и методами научного психологического  анализа.

Судебно-психологическая экспертиза – процессуально наиболее совершенная форма участия психолога в судопроизводстве – позволяет рассматривать полученные психологом данные в качестве доказательств. Научная обоснованность вывода эксперта зависит как от его научной добросовестности, так и  от степени методической проработки используемых  научных категорий. С учетом сказанного, взглянем на каждую из  проблем –  выявление беспомощности, зависимости, состояния жертвы перед суицидом – более внимательно.

Наш интерес при этом будет сосредоточен в первую очередь на несовершеннолетнем  потерпевшем. Ведь ребенок или подросток в силу своего социального положения, специфики возрастной психологии,  незначительного запаса сведений, неопытности в общении, личностной незрелости чаще   оказывается в состоянии беспомощности или  зависимости от посягателя по сугубо психологическим причинам.  Именно эта категория потерпевших в силу тех же особенностей не в состоянии порой найти выход из возникшего конфликта и кончает жизнь самоубийством.

Судебно-психологическая экспертиза, направленная на установление психологических признаков  беспомощного состояния несовершеннолетнего потерпевшего.

Под беспомощным   подразумевается физическое или психическое состояние1 потерпевшего, при котором он не мог понимать характер и значение совершаемых с ним действий или не мог оказать сопротивление виновному.

Причины возникновения психически беспомощного состояния правоведы  усматривают в  болезненных изменениях  сознания, в  недостаточном из-за  малолетнего  возраста  психическом  развитии2  в дезорганизующих   деятельность   эмоциональных  состояниях (аффекте страха, например),  наконец,  в   несоответствии  психических возможностей потерпевшего требованиям ситуации (сложность обстановки). Для установления признаков непатологического психического состояния беспомощности  традиционно прибегают к помощи судебно-психологической экспертизы.

Уголовно-правовые и экспертно-психологические аспекты психической беспомощности  наиболее активно прорабатывались применительно лишь к статье об изнасиловании, поскольку беспомощность жертвы являлась одним из  элементов, конструирующих именно этот состав. С принятием нового УК РФ необходимость установить признаки психической беспомощности жертвы возникает по целому ряду  новых статей.  Базируясь на проведенном изучении проблемы беспомощности несовершеннолетних жертв изнасилований3, остановимся на перспективах использования понятия «психически беспомощное состояние» в контексте нового Уголовного кодекса.

Потребность в исследовании психического состояния жертв изнасилований возникает в первую очередь в случаях виктимного поведения последних. Виктимное поведение проявляется  в  легкости контактов с незнакомыми мужчинами, согласии посетить  квартиру малознакомых, отсутствии активного сопротивления при попытках вступить в половые контакты,  беспрекословном подчинении требованиям посягателей, неиспользовании имеющейся возможности позвать на помощь, убежать. К перечисленным формам виктимного или «способствующего» поведения можно добавить и другие.          Объединяет их трудность правовой оценки, поскольку подобные действия могут быть как выражением желания добровольно вступить в половую связь, так и следствием особого психического состояния жертвы, ее неспособности увидеть угрожающую опасность изнасилования, предпринять в сложившихся обстоятельствах активные действия и оказать действенное сопротивление.

Уяснение особенностей психического состояния потерпевшего, в условиях заинтересованности обеих или, по крайней мере, одной из сторон в искажении сути происшедшего, позволяет правильно истолковать в ходе следствия и суда причины «способствующего поведения»  и дать правильную юридическую оценку действиям посягателя.

Особые трудности возникают, когда жертвой становятся несовершеннолетние. Здесь, помимо перечисленных, нередко встречаются и особые формы виктимного поведения, не имеющие место при изнасилованиях психически здоровых взрослых. Например, когда жертва дает согласие вступить в интимную связь, не понимая содержания того, на что соглашается, не зная порой ближайших биологических и социальных последствий половых отношений. Со стороны эти ситуации выглядели как добровольный половой акт, по сути же –  это  изнасилование жертвы, находящейся в психически беспомощном состоянии.

Психологические причины возникновения психической беспомощности у несовершеннолетних, невольно «способствующие» в тех или иных ситуациях сексуального взаимодействия,   видятся:

в недостатке знаний, опыта, несформированности ценностно-мотивационной личностной структуры;

в индивидуально-психологических особенностях когнитивного  (невысокий интеллект, инертность или замедленность протекания психических процессов и пр.) и стилевого типа (поведенческие стереотипы, эмоциональная неустойчивость и пр.);

          в возникновении разрушающих деятельность  состояний эмоциональной напряженности (стресс, аффект, фрустрация).

Исследуя психическое состояние жертв, целесообразно разделить ситуации криминального взаимодействия на так называемые «бесконфликтные» ситуации   «затяжного»  и «внезапного» конфликта.

В первом случае жертва на всем протяжении  взаимодействия  не замечает каких-либо существенных противоречий между собственными интересами и интересами партнера. В ситуации  «затяжного конфликта» расхождение интересов для жертвы выявляется лишь спустя определенный промежуток времени, а в ситуациях “внезапного конфликта” такое несовпадение очевидно с первого момента взаимодействия.

В «бесконфликтных» ситуациях   в «способствующем» поведении жертвы существенны возрастные особенности когнитивного и мотивационного плана, специфика семейного воспитания. Так,  многими зарубежными исследователями (L.Bender a.A.Blaw; L.Barton; A.A.Rosenfeld; H.Maisch и др.) отмечается, что «способствующие» в таких ситуациях дети и подростки выявляют признаки глубоких эмоциональных нарушений, связанных с действительным или мнимым  отвержением их родителями (в первую очередь,  матерью). Высказывается также мнение о том, что правильно понять и юридически оценить преступления, где жертва как бы добровольно соглашается на половые отношения с взрослым, невозможно без учета имеющихся семейных отношений и условий ее воспитания.

В ситуациях «внезапного конфликта» жертва чаще всего  не способна реализовать свои цели из-за отказа самоконтроля, поэтому внимание обращают на  присущий стиль деятельности, характерологию, динамику протекания психических процессов, эмоциональные состояния.

В ситуациях «затяжного конфликта» «способствующее» поведение  обусловлено как мотивационными внутриличностными образованиями, так и стилевыми и когнитивными особенностями деятельности, а также эмоциональным состоянием.

Комментаторы нового УК РФ4 опираясь на достижения уголовно-правовой науки, закрепленные упомянутыми ранее Постановлениями Пленумов ВС СССР, а затем РФ, полагают, что и в более широком контексте беспомощным следует считать такое физическое или психическое состояние потерпевшего, при котором он не мог понимать характер и значение совершаемых с ним действий или не мог оказывать сопротивление виновному.

Перед экспертами, проводящими психологическую экспертизу признаков психической беспомощности, обычно ставятся такие вопросы:

           1). учитывая психическое состояние потерпевшего, его  психологические особенности,  мог ли он в создавшихся условиях правильно понимать характер и значение совершаемых с ним действий?

           2). учитывая психическое состояние потерпевшего, его  психологические особенности, мог ли он в создавшихся условиях оказать действенное сопротивление?

Иными словами, психологические компоненты юридического понятия «беспомощное состояние» содержательно раскрываются с помощью психологической категории  «способность»5. Отсутствие у субъекта, в силу тех или иных психологических причин, возможности эффективно осуществить действие с заданными параметрами – осознанно и произвольно – указывает на отсутствие искомых способностей.

Экспертная психологическая оценка параметров осознанности и произвольности  осуществляется с учетом общепсихологических представлений о структуре любого волевого действия.

Непонимание жертвой внутреннего содержания ситуации(1), оценка ею ситуации как безвыходной(2),  отсутствие психологической возможности контролировать исполнительские звенья деятельности(3) –  составляют психологические критерии психически беспомощного состояния. 

Таким образом, психологическое содержание критериев психической беспомощности кроется в нарушении  избирательности поведения. Оно  отражается в динамике сознания и в особенностях деятельности потерпевшего в создавшейся ситуации.

Раскрыть содержание сознания можно путем анализа направленности отдельных действий  и  целостных поведенческих актов,  эмоциональных реакций  субъекта и его отношения к происшедшему.  Исследуя способы и средства, выбираемые для достижения поставленных целей, необходимо учитывать не только условия, в которых осуществлялась деятельность, но и весь  жизненный опыт субъекта, его навыки, привычки, устойчивые мотивационные образования. Такого рода диагностика осуществляется при системном деятельностном подходе к анализу психики потерпевшего.

Во всех этих случаях требования, которые предъявляет ситуация к деятельности потерпевшего, оказываются чрезмерными. Несовершеннолетний  или неспособен правильно сориентироваться в ситуации, понять ее содержание, или неспособен выразить свою волю, то есть, действовать с  правильным пониманием ситуации, в соответствии со своим желанием и независимо от воли посягателя.

(1)Непонимание содержания ситуации

Лица, не имеющие определенного запаса представлений об отношениях, составляющих содержание ситуации,  не понимающие направленности действий преступника, обманывающиеся в его намерениях, – не понимают содержания ситуации.

В частности, на неспособность понимать содержание ситуации несовершеннолетним, соглашающимся в условиях так называемого «бесконфликтного» общения вступить в половую связь, могут указывать:

          отсутствие у  него представлений о сексуальных отношениях, технике совершения половых актов, возможных биологических и социальных последствиях; низкий уровень общего и интеллектуального развития;

          отсутствие адекватных эмоциональных реакций, связанных с оценкой происшедшего и его последствий (дефлорации, беременности, разглашения позорящих сведений), личности преступника (не имеет никаких претензий, не испытывает неприязни) и собственного поведения (отсутствует стыд, чувство неловкости, вины);

          особенности самой ситуации: совершение посягательства субъектом, призванным в силу своей социальной роли выполнять функцию «агента социализации». Для детей дошкольного и младшего школьного возраста это – посягательства знакомых взрослых (родственников, соседей), для младших подростков, а иногда и старших –  педагога, тренера, представителей референтной подростковой группы;

          особенности  поведения  потерпевшего: повышенная зависимость его действий   при взаимодействии с преступником  от ситуативных факторов;

          особенности ситуации развития (в частности, эмоциональное отвержение  матерью обостряет потребность в эмоциональном общении с взрослыми и формирует повышенную значимость такого общения; трудности в установлении контакта с друзьями обусловливают повышенную зависимость от группы сверстников, непритязательность и принятие любых  форм  общения).

О диагностике неспособности  несовершеннолетних  понимать характер и значение совершаемых с ними действий достаточно подробно писалось в методической литературе6. Мы отсылаем читателей к ней. Хотелось бы лишь остановиться на  моменте, часто упускаемом из виду при исследовании способности несовершеннолетнего правильно ориентироваться в ситуации.

Говоря о факторах, негативно влияющих на  способность жертвы правильно понимать характер и значение совершаемых с нею действий, надо помнить о существовании выраженной психологической зависимости  незрелого ребенка и даже  подростка  от взрослых. Эта зависимость обусловлена порой не столько  личными взаимоотношениями, сколько  сложившейся  практикой социализации, приобщения нового поколения к миру. Если преступление совершает лицо, как бы призванное знакомить несовершеннолетнего с общественными нормами, правилами, оценками, то процесс усвоения этих общественных ценностей может искажаться. Преступник,  выступающий в роли «агента социализации», обладает правом на особое доверие несовершеннолетнего, а потерпевший попадает в чрезвычайно сложную  для него ситуацию. Подобные ситуации часто, например, встречаются при  «соблазнениях» малолетних их отцом или отчимом, в условиях понуждения к половой близости 12-17- летних  учителем, тренером, иным хорошо знакомым авторитетным взрослым.

Экспертно-психологическое обследование «способствующих» в этих условиях несовершеннолетних (не оказывают активного сопротивления, на протяжении нескольких лет скрывают преступные домогательства, получая при этом вознаграждение, проявляют безразличие, а в отдельных случаях и интерес к сексуальным контактам) нередко выявляет  у подэкспертных  отсутствие простейших сведений о сексуальных отношениях. На первых этапах сексуального взаимодействия они, зачастую, знают лишь  о запретности  манипуляции с половыми органами и  действия посягателя поэтому первоначально оценивают, в общем-то, негативно. Но после разъяснений «учителя жизни» о том, что в подобных отношениях нет ничего предосудительного, что это своеобразная игра, и что отказ от нее лишит ребенка внимания и опеки, многие потерпевшие меняют свою оценку на противоположную. Сексуальные ласки, а затем и половые акты начинают расцениваться как  игра, санкционированная взрослым и позволяющая поддерживать с ним хорошие отношения.

Смысл возникших таким образом сексуальных контактов далек от истинного их содержания. Ребенку практически навязывается необходимость удовлетворять имеющуюся у него возрастную потребность в эмоциональной близости с взрослым лишь одним способом – вступлением с этим взрослым в сексуальные отношения, суть которых ему недоступна.

Особая подверженность некоторых несовершеннолетних подобному  принуждению тесно связана со спецификой ситуации их психического развития. Жертва такого насилия   очень часто пребывает в неблагоприятной семейной атмосфере, в условиях дефицита эмоционального общения с матерью. Результатом этого становится обострение потребности в эмоциональной поддержке  взрослых.

Эта социально-психологическая зависимость  от взрослого, через посредство которого усваиваются общественные ценности, а также выявляемые у таких детей задержки психического развития, легкие степени умственной отсталости приводят иногда к полной неспособности жертвы разобраться не только в социальном значении, но и в сексуальном характере происходящего. Потерпевший не может  дать правильную социальную оценку событиям, выходящим за рамки уровня его   развития.

В рассматриваемых случаях неспособность правильно ориентироваться, а следовательно, и неспособность к сопротивлению,  связаны  в значительной степени с зависимостью жертвы от посягателя. Степень влияния этой зависимости на волю может быть такова, что позволяет вести речь о психологической беспомощности потерпевшего.

Подобного рода ситуации «соблазнения» должны тщательно анализироваться. За добровольным или  данным, казалось бы, под незначительным психологическим нажимом согласием несовершеннолетнего часто скрывается его полная психологическая и социальная  беспомощность.  Установление психологических признаков такой беспомощности является одним из оснований   для квалификации подобных  преступных деяний по ст.ст.131,132, а не по ст. 133  (понуждение к действиям сексуального характера) или  по ст. 134  (половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим четырнадцатилетнего возраста).

Говорить о неспособности несовершеннолетнего потерпевшего правильно понимать характер и значение действий преступника можно и в условиях «затяжного конфликта».

Имея в принципе достаточный запас сведений о сексуальных отношениях,  несовершеннолетний может оказаться в условиях, когда на первых этапах общения  неспособен правильно сориентироваться и понять, что своим рискованным поведением увеличивает опасность совершения в отношении себя преступления.

Такой неопытностью и доверчивостью  подростка нередко пользуются лица, завлекающие его в безлюдное место для совершения там насильственных половых актов.

Так, например, к месту преступления  была завлечена группой 12-15-летних подростков  14-летняя Ч. Девушка бесстрашно отправилась в безлюдное место выяснять возникшие  конфликтные  отношения с группой младших ребят, не допуская и мысли о существовании у них  сговора на изнасилование. Такая неправильная оценка ситуации объяснялась рядом психологических качеств Ч.: ее сконцентрированностью на проблемах поддержания собственного статуса, склонностью действовать импульсивно и без долгих размышлений, экстравертированностью и вербальной агрессивностью, неопытностью в общении, неумением анализировать побуждения партнера по взаимодействию и пр. Недооценка угрозы, непонимание направленности ситуации способствовали тому, что Ч. стала жертвой группового изнасилования.

В этих случаях несовершеннолетние  как бы с опозданием начинают ориентироваться в ситуации. Первоначальная оценка  обычно чрезвычайно далека от реального  содержания происходящего, а стремление продолжить опасное для них взаимодействие связано с мотивами, зачастую вообще не имеющими отношения к сексу. Например, упомянутая  Ч. стремилась в создавшихся условиях доказать «неразвитым мальчишкам» свое интеллектуальное  и физическое превосходство. Несовершеннолетние  при этом не улавливают момента в развитии взаимодействия, который вполне определенно указывает на истинные намерения их партнеров.

Такая  «мотивационная слепота», как бы нежелание видеть очевидное порой ставит в недоумение следователя, вызывая у него сомнения в недобровольности действий потерпевших, допустим, под принуждением вступающих в половую связь.

У потерпевшего первоначальная дезориентация нередко оказывает негативное влияние  на его способность оказывать сопротивление.  Субъективная неожиданность проявления истинных намерений партнера, дефицит времени существенно усложняют  ситуацию, предъявляют повышенные требования к динамической стороне психической организации потерпевшего. К тому же, при внезапном понимании им происходящего, у него могут  развиться состояния, дезориентирующие деятельность, что ведет к поведенческой пассивности, покорности.

Все это еще более затрудняет возможность правильно истолковать  поведение потерпевшего. Со стороны может показаться, что,  проявляемая им на всем протяжении взаимодействия с преступником сговорчивость недвусмысленно   указывает на его стремление к  половой близости.  

Чтобы разобраться в истинной направленности поведения, в восприятии и оценках ситуации потерпевшим, необходимо изучать его психическое состояние. В условиях затяжного конфликта это состояние должно быть проанализировано на каждом этапе  взаимодействия  с преступником.

На снижение способности несовершеннолетних потерпевших ориентироваться в ситуациях «затяжного конфликта» могут указывать:

          необъяснимость ряда поступков потерпевшего, если исходить из предположения о его правильной ориентации в  происходящем; резкая смена направленности его действий с момента осознания ситуации; иногда –  возникновение признаков дезорганизации деятельности в период, когда  жертва  разобралась в происходящем;

          неоднозначность действий  посягателя, маскировка им своих истинных намерений на первоначальном этапе взаимодействия;

          невысокий уровень интеллекта, ригидность и инертность мышления, психическая истощаемость, соматическая ослабленность, а также фиксация потерпевшего на проблемах, которые  могли найти разрешение в сложившихся условиях;

          особые условия социального развития, затрудняющие правильную ориентацию в ситуациях подобного типа.

Отсутствие или снижение способности несовершеннолетнего потерпевшего понимать характер и значение совершаемых с ним действий  во многих случаях негативно влияет на его способность оказывать сопротивление в условиях «внезапного конфликта». Тот, кто неправильно ориентируется  в ситуации, как уже говорилось, не способен сознательно действовать,  то есть ставить цели, адекватные  сложившимся условиям, и достигать их. Любой поворот событий ставит плохо ориентирующуюся в ситуации жертву в тупик, лишает ее способности прогнозировать дальнейшее поведение посягателя и, соответственно, собственное поведение. Но это происходит не всегда. Ребенок иногда, даже не понимая в полной мере содержания и направленности сексуальных действий преступника, тем не менее отчетливо усматривает их опасность для себя и всеми доступными  способами пытается избежать этой неопределенного рода грозящей ему опасности. В этом смысле ситуации внезапного сексуального нападения более проста для детского понимания, чем две другие. 

Но зачастую человек, достаточно верно понимающий направленность действий напавшего на него преступника, переоценивает его возможности в создавшейся ситуации причинить вред и недооценивает собственные ресурсы. По этой причине он  оказывается неспособным в условиях «внезапного конфликта» действовать  в соответствии со  своими интересами. Одна из главных причин этого – субъективное восприятие ситуации как безвыходной.

(2)Восприятие ситуации как безвыходной

При оценке ситуации как безвыходной нежелание подчиняться преступнику не порождает  соответствующих целей, и деятельность  течет по  руслу, не согласующемуся с желанием. Считая свое положение безвыходным, потерпевший  не делает попыток защитить себя, а безропотно соглашается на все требования посягателя. Подобное состояние характеризует и деятельность человека, вынужденного подчиниться вполне реальным угрозам жизни и здоровью7. Причины пассивности таких лиц очевидны и не требуют психологического анализа.

Психологическое исследование необходимо там, где потерпевший необъективно оценивает происходящее:  преувеличивает опасность или недооценивает собственные силы. Нужен анализ психического состояния тех потерпевших, у которых страх изменил способность к оценке ситуации, про состояние которых говорят:  «у страха глаза велики». Ведь пассивность таких «жертв»  может быть следствием не столько страха и неспособности защитить себя, сколько выражением добровольного согласия, безразличия к делаемым  предложениям, а иногда и  сознательной провокации. Усмотрев  для себя выгоду, псевдопострадавшие безосновательно предъявляют претензии к своим половым или деловым партнерам, обвиняя их в использовании насилия, которое, якобы, создало у них ощущение безвыходности. Возможность  такой двойственной трактовки пассивности жертвы и побуждает обратиться к  исследованию  психологических  возможностей потерпевшего.

Следует помнить при этом, что иногда ощущение безвыходности рождается не сразу, а спустя определенный промежуток времени. Потерпевший обдумывает и порой даже предпринимает  попытки противодействовать, но в результате все же отказывается от “борьбы”, полагая, нередко  безосновательно, что не имеет в своем распоряжении достаточных средств.

Например, 17 летний подросток, находящийся в условиях стационара,  не желает подчиняться медицинскому работнику, требующему от него предоставить для пересадки другому лицу свои органы, но при этом несовершеннолетний  переоценивает возможность медицинского работника причинить ему вред. Неопределенные угрозы авторитетного лица  расцениваются несовершеннолетним в создавшихся условиях как вполне реальные. Он обсуждает создавшееся положение с приятелем, обращается за помощью к родным, но в случае отсутствия решительных действий с их стороны дает вынужденное согласие на донорство.  Собственные возможности  противодействовать навязываемым  действиям   из-за неопытности, нерешительности, иных  характерологических особенностей зачастую недооцениваются, альтернатива не усматривается, в результате  цель противодействовать не выдерживает так называемой «апробации способами ее достижения», и ситуация  расценивается как безвыходная.  Происходит вынужденный отказ от каких-либо попыток достичь ее.

Исследование психического состояния  позволяет решить вопрос о беспомощности потерпевшего. В случае обнаружения психологических признаков, указывающих на субъективное восприятие ситуации как безвыходной, правоприменитель, с учетом иных обстоятельств дела, может принять решение квалифицировать содеянное по ч.2 ст.120 УК РФ как принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации с использованием беспомощного состояния потерпевшего.

На восприятие потерпевшим ситуации как безвыходной могут   указывать:

          ситуативность и противоречивость целей отдельных действий –  попытки обмануть, угрожать сменяются полной покорностью, стремлением расположить к себе;

          сама ситуация взаимодействия, отличающаяся обычно высокой конфликтностью интересов  сторон;

          повышенная тревожность, неуверенность в себе, эмоциональная лабильность, внушаемость, быстрая психическая истощаемость потерпевших (эти психологические качества нередко присущи тем, кто склонен недооценивать собственные возможности и воспринимать большинство сложных ситуаций в качестве безальтернативных);

          воспитание в условиях повышенного контроля со стороны родителей (что не способствует формированию  самостоятельности и ответственности, затрудняет приобретение опыта конфликтного взаимодействия).

На способность оказывать действенное сопротивление негативно влияет и первоначально неверный выбор потерпевшим неэффективной тактики противодействия. Жертва на протяжении длительного времени, допустим, недооценивает угрожающую ей опасность и ресурсы своего партнера,  не замечает ошибочности выбранного ею способа защиты, не пытается действовать  эффективнее. Лишь спустя длительное время, когда ее положение, в том числе и благодаря собственному поведению, усложняется, у нее может возникнуть ощущение безвыходности. Недооценка потерпевшим угрожающей опасности, проявляющаяся в  выборе неэффективной тактики противодействия –  один из факторов, затрудняющих действенное сопротивление.

Причина такой оценки кроется нередко  не столько в характерологических особенностях, сколько  в специфическом психическом состоянии. Это состояние характеризуется снижением активности из-за  своеобразной усталости, ситуативной потерей уверенности в собственных возможностях и пр. 

Например, 14-летняя Б. выбрала неэффективный способ противодействия К., который собирался принудить ее к половым контактам. Б. пытаясь избежать грубых форм насилия,  избрала  тактику оттягивания времени, надеясь на помощь матери, за которой послала приятеля. Потерпевшая обладала развитым интеллектом, выраженной эмоциональной устойчивостью, некоторой инертностью в протекании психических процессов и поэтому четко придерживалась своего замысла, не используя и даже не делая попыток использовать другие имевшиеся в ее распоряжении возможности избежать насилия. Ее тактика оказалась в данной ситуации неэффективной в силу недооценки психологической зависимости своего приятеля от преступника. После осознания ошибочности своего способа действия ситуация, в силу специфического состояния Б., стала оцениваться ею как безвыходная. Б. не оказала физического противодействия и была  изнасилована К. Пассивность девушки, неиспользование имевшихся на  разных этапах развития конфликта возможностей предотвратить посягательство побудили  следователя предположить, что половой акт был совершен по взаимному согласию, как о том говорил обвиняемый. Но  заключение психологической экспертизы  убедило следствие в том, что пассивность  Б. объяснялась особенностями ее психики и психическим состоянием, а не свидетельствовала о добровольности половой связи.

Показателями того, что жертва на первоначальном этапе взаимодействия недооценивала опасности ситуации и возможности партнера по взаимодействию, могут служить:

          статичность взаимодействия, непоследовательность поведения преступника (обман, тактика так называемого «ложного торга»), снижающие остроту конфликта и создающие выраженную неопределенность ситуации для потерпевшего;

          последовательный характер действий потерпевшего в создавшихся условиях; явная или невыраженная направленность действий на предотвращение нежелательных последствий; отсутствие поведенческих  признаков аффективной дезорганизации; более или менее адекватная оценка личности преступника (не стремится  создать вокруг него «ореол злодея»); способность впоследствии критически переоценить свое поведение, увидеть его ошибочность, указать на  неиспользованные возможности действовать; чувство досады на обстоятельства, помешавшие реализовать избранную в тех условиях тактику защиты;

          эмоциональная устойчивость, замедленный темп протекания психических процессов, завышенная самооценка, нередко – отсутствие импульсивности и приверженность к компромиссным формам поведения в конфликте, склонность к фиксациям различного рода (для жертв полового насилия –  на стереотипах фемининного поведения);

          ситуация развития нередко характеризуется доброжелательной семейной атмосферой, наличием выраженной и устойчивой эмоциональной поддержки родителями, не подавляющими стремление к личностной автономии.

Резкая смена направленности поведения, отказ  от избранной тактики противодействия, полное подчинение воле посягателя могут указывать на постепенно возникающее у жертвы ощущение безвыходности, потерю уверенности в собственных возможностях противостоять преступнику.

Снижение у потерпевшего способности оказывать сопротивление может быть связано и с (3) нарушением подконтрольности  собственных действий. У лиц, не имеющих психических и физических аномалий, подобное возможно в состоянии сильного эмоционального напряжения, в частности, аффекта страха.

Усилия психолога должны быть направлены на исследование эмоционального состояния потерпевшего на всем протяжении развития ситуации взаимодействия с преступником, выявление их влияния на сознание и деятельность потерпевшего.

     Признаками аффекта страха могут быть:

              1. наличие в криминальной ситуации угрозы значимым для потерпевшего ценностям;

              2. феноменологические проявления в период развития аффективного состояния:

           самоощущение – переживание сменяющих друг друга отрицательно окрашенных эмоций (страх, ужас, злость, интерес, безразличие, бессилие, ощущение ирреальности происходящего);

           поведение – выраженная ситуативность, подчиняемость, внушаемость;

           психические процессы – сужение поля восприятия, феномены перцептивной защиты, сосредоточенность мыслей на скорейшем окончании событий, замедленность протекания мыслительных процессов;

           вегетативные проявления – побледнение, похолодание конечностей, сухость во рту, появление «гусиной кожи» на теле, мышечная слабость, задержка дыхания, дрожание рук, непроизвольное мочеиспускание и дефекация, неподчиняемость моторных реакций произвольной регуляции («ноги как ватные», «пропал голос»);

             3. феноменологические проявления в постаффективный период:

          самоощущение – первоначальное облегчение с элементами радости, растерянность, затем – возмущение, гнев, стремление мстить,  побуждение кому-то рассказать о случившемся, фиксированность на происшедшем;

          поведение – увеличение активности, стремление действовать, импульсивность, депрессивная ажитированность, бессонница;

           психические процессы – увеличение темпа их протекания, речевое возбуждение, лабильность мышления, образование аффективных комплексов страха перед преступником и неудовлетворенности собой;

          вегетативные проявления – быстрая смена вазомоторных реакций, озноб, бурные слезы.

Перечисленные признаки лишь приблизительно дают представление о проводимом психологом анализе. Источниками информации для проведения такого анализа служат материалы уголовного дела. В уголовном деле, как правило, содержатся сведения о поведении лица в интересующей следствие ситуации, до и  после нее,  динамике развития самой ситуации. В деле могут содержаться  также данные,  позволяющие психологу выстроить гипотезу  о  содержательной  и структурной стороне ведущих личностных мотивов,  проследить процесс формирования мотивационной сферы,  ретроспективно восстановить эмоциональное состояние субъекта и понять его отношение к происходящему. К таким сведениям относятся данные о поведенческих  проявлениях, самоощущении,  внешнем виде,  характеристики  потерпевшего и пр.

Для проверки психологических гипотез используются дополнительные приемы, которые предоставляют данные об особенностях структуры и содержания основных смыслообразующих  мотивов, присущих подэкспертному характерологических свойствах, особенностях когнитивного развития. Использование этих приемов повышает точность исследования и обоснованность  экспертных выводов.

Так, проводя направленную беседу с подэкспертным, психолог выявляет отношение потерпевшего  к тем или иным сторонам жизни, особенности его поведения и переживаний в криминальной ситуации,  уточняет биографические сведения. В  беседе зачастую  проявляются и  некоторые характерологические  свойства собеседника. Наблюдение за поведением обследуемого в экспертной ситуации  нередко помогает отметить некоторые штрихи характера и состояния, особенности  реагирования в обычных и  конфликтных ситуациях. Еще одним, но далеко не самым главным источником сведений о потерпевшем служит проводимое психологом экспериментально-психологическое обследование. В нем диагностируются присущие обследуемому   особенности психики. Отбор методик для экспериментального исследования ведется с учетом конкретной задачи, стоящей перед экспертом. В результате, сопоставляя все имеющиеся данные, психолог  выстраивает целостную картину деятельности обследуемого в интересующих следствие  условиях.

Из сказанного выше следует, что экспертное  изучение психологических критериев беспомощного состояния жертвы необходимо проводить как анализ целостного процесса деятельности. Методологические и методические принципы экспертиз,  направленных на исследование волевых аспектов психического состояния потерпевших от разных  преступлений,  родственны и мало зависят от типа преступления.  Отличие,  пожалуй, лишь в содержании ситуации,  подлежащей оценке.  В одних случаях  это ситуации,  допустим, сексуального взаимодействия,  в других – предшествующие предоставлению потерпевшим органов для трансплантации.

Поиск психологических критериев психически беспомощного  состояния  жертвы  целесообразно проводить лишь при сомнениях относительно содержания  волеизъявления.  Данные о противоречивом,  виктимном,  непоследовательном, одним словом, "способствующем" поведении потерпевшего  должны стать главным основанием  для назначения такой судебно-психологической  экспертизы.

Вступление в половые отношения, предоставление органов и тканей для трансплантации и  даже, возможно, терпимое отношение к истязаниям могут быть или результатом неспособности к волеизъявлению, или вполне сознательным и произвольным действием. Поэтому психологическая экспертиза здесь допустима.

При убийстве жертвы,  причинении ей тяжкого или  средней  тяжести вреда  здоровью  вряд ли можно вести речь о "способствовании".  Слабость, незащищенность    человека делает его  более доступным объектом преступления, что, вероятно, породило стремление законодателя более тщательно охранять интересы таких жертв. Это было реализовано путем введения понятия "беспомощное состояние" в качестве признаков ряда квалифицированных  составов ст. ст. 105,111,112 УК РФ. По всей видимости, в этих случаях подразумеваются физическая беспомощность (малолетнего, престарелого,  увечного  и пр.),  а также выраженные формы психической беспомощности,  характерные для патологии, – бессознательные состояния, состояния искаженного сознания и пр., наличие которых заведомо очевидно для посягателя.     Психологический же  анализ психического состояния жертвы в этих случаях представляется избыточным.

 Судебно-психологическая экспертиза состояния, предрасполагающего к самоубийству.

Доведением до самоубийства или покушения на него, согласно ст.110 УК РФ,  считаются действия, ставящие человека в положение, из которого последний видит единственный выход в лишении себя жизни.  Таковыми могут  быть  различного  рода  угрозы, жестокое обращение,  действия,  систематически унижающие  человеческое достоинство.

Перед правоприменителем стоят три  задачи:

           доказать при обнаружении трупа  с признаками насильственной смерти, что имело место самоубийство, а не его инсценировка  или несчастный случай;

           доказать причинную связь между действиями подозреваемого в доведении до самоубийства и возникновением у человека стремления к суициду;

           доказать, что приведшие  к самоубийству действия подозреваемого попадают в число  предусматриваемых статьей 110 УК РФ в качестве способа доведения до самоубийства (угрозы, жестокое обращение, систематическое унижение человеческого достоинства).

Психолог может  помочь  следователю  в решении каждой из трех обозначенных проблем.

Особенно актуально участие психолога в разрешении дел о доведении до самоубийства подростков. Подростковый возраст     всегда считался суицидологически опасным жизненным периодом. Расширяя сферу приложения сил, эти несовершеннолетние, в силу личностной и эмоциональной незрелости, многие  легко разрешимые проблемы воспринимают как трудные, а это зачастую ведет к истинным или демонстративно-шантажным попыткам самоубийства.

В 70-80-е годы суицидологи значительную роль в генезе детских и подростковых суицидов отводили психопатологическим расстройствам, но это  в основном  касалось самоубийств малолетних. Самоубийства более старших детей   чаще  связывались  с сугубо возрастными особенностями, характерологическими  дефектами, нерезко выраженной психопатологией пограничного типа. Нынешнее время породило массу  жизненных коллизий, решать которые  порой не в состоянии и психически здоровые взрослые, не говоря о подростках. Это   привело к росту суицидов, совершаемых психически здоровыми несовершеннолетними, в том числе  – к возрастанию количества детей  – жертв преступного насилия,  наказуемого по ст.110 УК РФ (доведение до самоубийства).   Помимо того, зависимое положение, беззащитность и физическая слабость несовершеннолетнего позволяют легко  инсценировать под самоубийство его убийство. Выявить и доказать   такие  преступления  не просто, ведь ребенок нередко  находится в полной власти  родителей, опекунов, он  боится или стесняется обнародовать характер имеющих место отношений. Порой несовершеннолетний зависим не только от родственников и опекунов, но и от сверстников,  лидера преступной группы, секты. Разобраться в возникающих при этом отношениях без сведущего в психологии лица не просто.

Анализируя условия,  при которых произошел суицид или его попытка,  сведения о поведении   и личности суицидента,  особенности восприятия, осознания и оценки им сложившихся обстоятельств  жизни, психолог   устанавливает,  какой смысл мог иметь для умершего (или пытавшегося это сделать) уход из жизни, то есть мотивацию самоубийства. Выяснение мотивации суицидальных действий является неотъемлемым компонентом психологических экспертиз, разбираемого направления.

Отношение мотива к цели, то есть то, ради чего совершается действие, в сознании человека представлено в виде «личностного смысла». При исследовании содержания конкретных побуждений именно он становится предметом анализа. Смысл действия проявляется в двух формах –  в вербальной и в форме эмоционального переживания интереса, желания. О наличии интереса и желании совершать какие-то действия или, наоборот, – никогда их не совершать – человек может рассказать, а можно, что  точнее будет соответствовать реальному положению дел, выявить это путем наблюдения за его поведением,  реакциями и оценками происходящего. Сопоставляя и психологически квалифицируя полученные сведения, следует учитывать и данные об уже сложившихся особенностях психики исследуемого, его ценностях, характере, привычках.

Такого рода психологический анализ   проводится в рамках судебно-психологической экспертизы8. Требуемая эксперту информация добывается при изучении биографии суицидента, из данных о его реакциях в повседневной жизни, в конфликтных ситуациях и пр.

Специфика суицидологических психологических экспертиз состоит, как правило, в существенном ограничении источников  информации, ведь анализу подвергаются  особенности психики  и поведения человека, которого  нет в живых. Исключение составляют лишь случаи неудавшихся или шантажных суицидов.  Поэтому посмертная психологическая экспертиза базируется в основном на материалах уголовного дела, что предъявляет повышенные требования к сбору информации, относящейся к  умершему.

В материалах уголовного дела должны содержаться не только многочисленные показания свидетелей, близко знавших умершего, видевших его в последний период жизни. Желательно, чтобы к делу прилагались личные дневники, творческая продукция – стихи, рассказы, рисунки, фотографии. Сведения из всех этих источников,  могут помочь эксперту пролить свет на интересы, увлечения погибшего. Необходима также  документация, характеризующая состояние его здоровья, психический статус9 .

В некоторых случаях эксперты при сборе материала используют стандартизированные психологические вопросники, которые предъявляют лицам, хорошо знавшим умершего. Например, по одному из дел, желая собрать информацию о психическом облике покончившей самоубийством школьницы, эксперты попросили  учащихся класса, в котором она обучалась, заполнить характерологический вопросник Эйдемиллера, а родители девочки  отвечали на вопросник, направленный на получение информации о стиле практикуемого воспитания.

Перед экспертами-психологами по этой категории дел ставятся вопросы:

          1. может ли психическое состояние Х.  в период, предшествовавший его смерти,  рассматриваться как предрасполагающее к самоубийству?

          2. если Х. в период, предшествовавший смерти, находился в состоянии,  предрасполагающем к самоубийству, то каковы причины  возникновения  этого  состояния?

Отвечая на каждый из вопросов,  эксперт предоставляет в  руки  следствия развернутую характеристику психического состояния Х.  в период,  предшествовавший смерти,  с указанием  наиболее  вероятных  причин его возникновения.

Изучение психологической мотивации лица, совершившего самоубийство, проводится в рамках традиционно используемого экспертами понятия «психическое состояние, предрасполагающее к самоубийству»10. Как уже упоминалось, под психическим состоянием подразумевается достаточно широкая психологическая категория, позволяющая охарактеризовать особенности психической деятельности субъекта за более или менее длительный временной интервал. В данном случае эксперта интересуют особенности мотивационной деятельности в период, предшествовавший самоубийству. Им осуществляется поиск специфической по содержанию мотивации (психологически обосновывающей совершение суицида), которая и дает название   искомому психическому состоянию – предрасполагающее к самоубийству.

Суицидальное поведение должно рассматриваться экспертом как следствие социально-психологической дезадаптации,  условия возникновения которой связаны с переживаемыми индивидом конфликтами. Конфликтными являются ситуации, в которых затруднена реализация основных ведущих мотивов личности. Степень конфликтности зависит от побуждающей силы и значимости мотивов,  реализация  которых  оказалась  невозможной, объективно  имеющихся  путей выхода из конфликта и субъективной оценки их человеком.

Выбор суицида как способа разрешения конфликта может быть следствием  аффективных  состояний, придающих особую значимость мотивам, не находящим путей реализации. Эти состояния характеризуются переживаниями, искажающими оценку человеком собственного ресурса,  возможностей, предоставляемых ситуацией для  удовлетворения желаемого. Но может быть и иначе. Решение расстаться с жизнью принимается не под влиянием эмоций, а совершенно рационально11. Человек вдруг  отчетливо видит отсутствие жизненной перспективы, осознает бесплодность всех своих усилий изменить ход событий. Механизмы возникновения, проявления и воздействия на деятельность таких и многих других предсуицидальных психических состояний исследовались суицидологами. Но в отличие от аффективных состояний,  негативно влияющих на волевую регуляцию, психические состояния иного типа в экспертном плане  исследовались мало. Тем не менее, развиваемый в отечественной психологии деятельностный подход, суть которого в возможности раскрыть содержание побуждений человека через анализ способов  и средств, выбираемых им для достижения целей (А.Н.Леонтьев),   существующие  научные накопления по феноменологии суицидов,  их типизация (А.Г.Амбрумова, В.А.Тихоненко и др.) позволяют   исследовать предсуицидальную психологическую мотивацию и в экспертных рамках.

Психологический анализ особенностей ситуации в период, предшествовавший суициду,  эмоциональных состояний, ведущих личностных и ситуационных мотивов составляет содержание экспертного исследования.

Отрицательный ответ на первый из поставленных вопросов (является ли психическое состояние умершего предрасполагающим к самоубийству)  означает, что экспертом не выявлены причины, психологически объясняющие  самоубийство.  Психолог  не  смог  обнаружить у обследуемого лица мотивов, которые  придали бы  смысл  суициду.  Это не ведет к  однозначному выводу о том, что причиной смерти субъекта было убийство, но побуждает следователя к более тщательной проверке версий об инсценированном  под самоубийство убийстве и поиску заинтересованных в нем лиц.

Если экспертизой было установлено, что суицид имел для данного лица смысловую наполненность, то эксперт представляет развернутую характеристику психического состояния умершего, описывает внутренние и внешние причины, которые могли способствовать возникновению подобного состояния. Практику тем самым  предоставляется возможность уточнить признаки состава ст.110 УК РФ:

         - решать вопрос о наличии или отсутствии причинной связи между действиями подозреваемого в доведении до самоубийства и фактом его совершения;

         - уточнить особенности субъективного восприятия суицидентом действий подозреваемого как угрожающих, унижающих и оскорбляющих его.

Так, по одному из дел путем проведения судебно-психологической экспертизы12 было  выяснено, что предпринятая несовершеннолетней Х. попытка самоубийства, приведшая к смерти, имела для Х. смысл привлечь внимание окружающих к своим проблемам, большинство из которых было связано с характерными возрастными трудностями самоопределения, личностной идентификации и автономии. Реализации имеющихся побуждений мешала  деятельность педагога Т., которая без учета особенностей возраста, пытаясь улучшить успехи и поведение Х.,  публично высмеивала ее, пыталась тщательно контролировать и вызвать чувство вины перед   больными родителями. Принятию Х. решения о суициде способствовали нежелание и неумение родителей Х. внимательно отнестись к переживаниям дочери, невозможность девочки вызвать серьезное отношение к себе и своим проблемам у знакомых, которым она  рассказывала о своих переживаниях и даже делилась приходящей неоднократно ей мыслью о  самоубийстве; соматическая ослабленность Х. из-за перенесенных  заболеваний, а также ряд присущих Х. психологических качеств, таких, как импульсивность в принятии решений, завышенная самооценка, недостаточно развитое умение анализировать собственное поведение и поведение окружающих, повышенная эмоциональность, нечеткость мышления и др.

Использование экспертных данных о предсуицидальном психическом состоянии Х.,  причинах, его породивших, позволил следователю, несмотря на оставленную подростком предсмертную записку, в которой Х. в своей смерти винила педагога, отвергнуть версию о том, что в действиях родителей или педагога, имелись признаки состава преступления, предусмотренного ст.110 УК РФ. Вместе с тем следователем было внесено представление с предложением освободить Т. от занимаемой должности,  поскольку  ее  педагогический стиль не учитывал накопленных в психологии и педагогике сведений об особенностях  психологии детей подросткового возраста.

Как справедливо отмечается, не всякое  психическое состояние, предрасполагающее к самоубийству, приводит к его совершению.  Может случиться и так, что субъект, находясь перед смертью в состоянии, предрасполагающем  к самоубийству,  его не совершает, а оказывается убитым или причиной его смерти становится несчастный случай. Поэтому, оценивая заключение психологической экспертизы, установившей у умершего состояние, которое могло психологически объяснить самоубийство, правоприменитель не должен делать однозначный вывод о наличии суицидального  акта. Экспертное заключение, в котором выявлены и исследованы психологические мотивы,  объясняющие смысл суицида, предоставляет в распоряжение следствия обширный дополнительный материал об умершем. Это может помочь  установить  истинную причину смерти, более тщательно исследовать обстоятельства, ей сопутствующие.

Мы не можем согласиться с мнением о том, что посмертная психологическая экспертиза   должна назначаться преимущественно в случаях доказанности факта самоубийства и доказанности совершения подозреваемым действий, предусмотренных в качестве способов доведения до самоубийства14. Такой подход существенно сужает возможности психолога  реально помочь следствию. Психолог может и должен  предоставить в распоряжение практика психологически обоснованное описание состояния умершего, охарактеризовать особенности  восприятия и оценки им происходящих  событий и психологически квалифицировать это состояние как предрасполагающее к самоубийству или нет. При этом эксперт может опираться на упомянутые ранее работы отечественных суицидологов, в которых накоплены определенные сведения о так называемых суицидальных и антисуицидальных факторах.

Мы полагаем, что судебно-психологическая экспертиза, направленная на поиски психического состояния, предрасполагающего к самоубийству, будет, наряду с другими обстоятельствами, иметь значение и для определения «рода смерти». Ведь сама потребность  использовать специальные психологические  познания при расследовании дел о самоубийствах в значительной степени была порождена  стремлением рассеять  возникшие по одному из дел сомнения в  том, что за  самоубийством скрывается инсценированное под него убийство.

Не согласны мы и с тем, что основная задача судебно-психологических экспертиз психического состояния лиц, покончивших жизнь самоубийством, видится в выявлении причинной связи между действиями подозреваемого и психическим состоянием, предшествующим самоубийству15.

Установление причинно-следственных связей между юридически значимыми событиями (состоянием жертвы и действиями подозреваемого) – прерогатива практической юриспруденции, использующей  обширные наработки криминалистической науки. Мы полагаем, что прямую причинную связь между действиями обвиняемого и психическим состоянием умершего психолог устанавливать не должен. Обнаружив, что состояние умершего можно психологически квалифицировать как предрасполагающее к самоубийству, эксперт показывает, как особенности содержательной и динамической стороны конфликта преломлялись в сознании пострадавшего. Практик из указанной психологом совокупности причин, обусловивших возникновение состояния, пред-располагающего к самоубийству, вычленяет юридически значимые и дает  соответствующую юридическую квалификацию действиям подозреваемого.

Вероятностный характер  подобного  рода  экспертных исследований, связанный с неполнотой собранных сведений или иными причинами, не должен служить основанием для отказа от них. При невозможности дать категорический ответ эксперт предоставляет его в вероятностной форме.  Такой экспертный  вывод не будет иметь доказательственного значения,  что не исключает возможности использовать в качестве доказательств точно установленные экспертом промежуточные факты.

При невозможности собрать требуемые для психологической экспертизы сведения психолог имеет право аргументировано отказаться от экспертной формы работы или предоставить в  распоряжение  следователя  консультативное заключение.

Судебно-психологическая экспертиза состояния психологической зависимости несовершеннолетней жертвы.

 Экспертное  исследование психологической зависимости жертвы от преступника в настоящее время не проводится. Не разработан концептуальный и методический аппарат этого вида  исследований,  не сложилась  практика их проведения; не проанализированы  психологическая суть и юридическое значение  понятия «зависимость» в качестве экспертной категории.

В последнем разделе  мы  кратко коснемся проблем, связанных с перспективами развития этого нового  экспертного направления. Выделим психологическое содержание понятия «зависимость» потерпевшего от преступника и значение, которое может иметь для юридической практики ее установление,  компетенцию эксперта- психолога.

Любой человек в определенной степени зависит от  другого.  Например, подросток, принимая жизненно важное решение, в большей или меньшей степени учитывает возможную реакцию своих родителей, учителя, группы сверстников, близких друзей, иных авторитетных лиц. Подобное можно сказать о каждом из нас. В своих решениях мы зачастую опираемся на мнение того, кто кажется нам умнее, опытнее, кто умеет действовать решительно и непреклонно в неопределенных или опасных ситуациях. Степень зависимости одного человека от другого может быть чрезвычайно выраженной. При такой выраженной зависимости, становящейся нередко чертой характера, всякое решение принимается с оглядкой на «покровителя» или не принимается вовсе.

Помимо зависимости как характерологической черты, существует зависимость – как результат определенным образом сложившихся взаимоотношений: несовершеннолетний зависит от родителей, на чьем обеспечении находится, ученик – от учителя и т.д. В отдельных случаях такая ситуативная зависимость также приводит  к полной или частичной неспособности принять  решение, отвечающее   собственным интересам, и даже приобретает  юридическую значимость.  Это происходит, в частности, тогда, когда речь идет о  понуждении или принуждении, зависимого от посягателя человека, к совершению нежелательных для последнего действий. Действия эти могут быть опасными для  здоровья, ущемляющими  достоинство зависимого человека и даже  запрещенными законом.

В  Уголовном кодексе РФ 1996 г. понятие «зависимость потерпевшего» используется по-разному:

В ст.133 –  в качестве способа совершения преступления, конструирующего, наряду с шантажом и угрозами уничтожения имущества, состав такого  преступления как «понуждение к действиям сексуального характера».

Закон, презюмируя свободу в выборе сексуального партнера, наказывает тех, кто нарушает этот принцип и  принуждает или понуждает партнера к сексу.  Статья 133 выстраивается  законодателем  по  аналогии с составами, предусматривающими ответственность за «изнасилование» (ст. 131) и «насильственные действия сексуального характера» (ст. 132).

Так, физическое или психическое насилие, использование состояния беспомощности – это способы совершения сексуальных преступлений, наказуемых по ст.ст.131, 132 УК РФ. Преступник здесь лишает жертву альтернативы выбора, ставит ее в безвыходное положение или использует уже имевшую место беспомощность жертвы. Статьей же 133 УК РФ предопределена  менее суровая ответственность за понуждение к сексу, в силу того, что жертве сексуальные действия навязываются менее грубыми способами, не лишающими ее полностью свободы волеизъявления. К таким «негрубым» способам совершения преступления законодатель формально   относит шантаж, угрозы уничтожением имущества, а также использование зависимости жертвы от преступника.

Если же в силу индивидуальных или возрастных психологических качеств жертва, несмотря на использование  преступником формально «мягких» способов воздействия, все же оценивает  создавшееся положение как безальтернативное, речь может идти и о ее беспомощности.  Посягатель, правильно разобравшийся в  состоянии такой жертвы, понявший, что она неспособна сопротивляться, будет нести  ответственность за совершенные им сексуальные действия  по ст.131 УК РФ (изнасилование) или ст.132 УК РФ (насильственные действия сексуального характера),  в зависимости от объекта посягательства, а не за «понуждение к действиям сексуального характера» (ст.133  УК   РФ).

Используемое законодателем понятие  «зависимость жертвы» служит также признаком квалифицированного состава ст.120 УК РФ - «принуждение к изъятию органов или тканей человека для трансплантации». Частью второй указанной статьи, предусмотрена повышенная ответственность  за   использование беспомощного состояния заведомо неспособного к сопротивлению  или зависимого от посягателя потерпевшего. Законодатель таким образом обеспечивает большую правовую защиту лицам, чьим беспомощным состоянием или состоянием зависимости нередко, учитывая специфику данного преступления, может пользоваться посягатель.

Но в отличие от предыдущей нормы, при конструировании данной  понятие «зависимость» по своей юридической значимости приравнивается к понятию «беспомощность», так как ч.2 ст.120 предполагает, что использование преступником любых дефектов волеизъявления жертвы приводит к более строгой ответственности.

Хотелось бы заметить, что формулировка данной уголовной нормы логически противоречива. Следуя ее логике,  принудить к трансплантации можно лишь одним способом – физической силой либо угрозами ее применить. Использование беспомощности жертвы в основном составе статьи 120 УК РФ не фигурирует. В ее квалифицированном составе (часть вторая) речь идет о совершении тех же (т.е., по всей вероятности,  с применением насилия либо угроз его  применения) действий в отношении заведомо беспомощной или зависимой жертвы. Но беспомощность жертвы может возникнуть не по вине посягателя. Во всяком случае, ее использование, так же, как и использование зависимого положения жертвы, не требуют грубых  форм насилия или угроз им.  Нечеткость формулировки оставляет неясность – как должен реагировать правоприменитель в случаях, когда преступник за ненадобностью не применял грубых форм насилия, а попросту воспользовался беспомощностью  жертвы – квалифицировать подобные действия по ч.2 указанной статьи, или они вообще не подлежат наказанию.

Помимо двух указанных случаев упоминание о «зависимости жертвы» можно обнаружить среди многочисленных признаков квалифицированного состава преступлений, предусматривающих ответственность за причинение жертве страданий путем систематических побоев или иных насильственных действий (п. «г» ст.117 УК РФ «истязание»). Зависимость жертвы, как и в предыдущем случае, упоминается здесь в одном ряду с ее беспомощностью. Из этого следует, что степень снижения волевой регуляции для правового  реагирования в рамках этой нормы оказывается  не столь существенным моментом. Действительно, жертва, подвергающаяся систематическому насилию, может  не иметь возможности законным образом защитить себя как из-за беспомощности, так и вследствие зависимости от преступника. Зависимость снижает свободу  выбора, а в ряде случаев, так же, как и беспомощность,  практически исключает ее. Сам же факт боязни страдающего от истязания  несовершеннолетнего официально обнародовать обстоятельства, в которых он оказался, указывает на дефектность его волеизъявления. Он  потакает преступнику, но делает это из страха и уверенности, что сил противодействовать  не имеет.

Таким образом, анализ  статей, в которых уголовный закон упоминает понятие «зависимость жертвы» от преступника, показывает, что законодательно регулируются ситуации, где жертва оказывается под психологическим прессом. Она принимает значимые  решения,  руководствуясь  не собственными устремлениями, а интересами человека, навязывающего ей собственную волю. Суть выделения зависимости жертвы в качестве элемента простого или квалифицированного составов  состоит, по-видимому, в том негативном влиянии, которое зависимое положение может оказать на свободу волеизъявления жертвы. Жертва или лишена этой свободы, что позволяет при определенных условиях говорить о ее беспомощности, порожденной отношениями зависимости, или ее способность к волеизъявлению из-за зависимости от посягателя снижена.

Как правило, правоприменитель сам решает вопросы, указывающие как на материальную, так  и иную зависимость жертвы от преступника, выделяя при этом:

зависимость жертвы, находящейся на полном или частичном иждивении у преступника;

зависимость должника от кредитора;

подчиненного от начальника;

проверяемого от ревизора;

учащегося от педагога;

спортсмена от тренера;

работника от работодателя,

а также менее определенные виды зависимости, которые могут возникнуть в брачных отношениях, в иерархически выстроенной референтной группе и пр.

Но в отдельных случаях  формально существующая зависимость жертвы от посягателя совершенно не проясняет сути отношений. Например, казалось бы, формально зависимый от тренера спортсмен выстроил свои отношения так, что фактически сам диктует тренеру правила. Если возникнет необходимость правового анализа таких взаимоотношений, то следование лишь формально-ролевому статусу может привести к правовым ошибкам.  Кроме того, некоторые виды психологической зависимости оказывается в принципе трудно выявить, хотя они и  влияют на волеизъявление зависимой стороны.

Сам факт зависимости,  а также ее степень   могут быть порой установлены лишь при тщательном психологическом анализе существующих между людьми взаимоотношений, исследовании правозначимой ситуации  и конкретной деятельности потерпевшего  в ней.

Для выявления психологических критериев психической беспомощности – неспособности потерпевшего понимать характер и значение совершаемых в отношении него действий или его неспособности оказывать сопротивление, а также причин возникновения указанных неспособностей назначается судебно-психологическая экспертиза. Аналогичная экспертиза может быть назначена и для установления степени снижения указанных способностей в случаях, когда причины этого правоприменитель усматривает в отношениях зависимости жертвы от посягателя.

Принципы и методология последней  схожи с экспертизой, исследующей психологические критерии беспомощного состояния, хотя есть и отличия.

Эксперта-психолога интересуют особенности деятельности потерпевшего в предкриминальной и криминальной ситуации,  в определенный период. Поэтому полагаем, что для психологического анализа деятельности потерпевшего в интересующий следствие период  целесообразно использовать категорию «психическое состояние» жертвы. Это состояние характеризуется тремя моментами:

возникает  в результате специфических  отношений жертвы и преступника (могли установиться задолго до криминального взаимодействия);

проявляется в условиях психического принуждения (к сексуальным действиям, предоставлению  органов или тканей для трансплантации, покорности истязателю);

снижает, а в отдельных случаях и исключает способность к волеизъявлению.

Психологическая зависимость жертвы от преступника может,  таким образом, рассматриваться как разновидность более или менее длительного  психического состояния, характеризующегося полным или частичным снижением уровня волевой регуляции поведения. Это состояние возникает у потерпевшего вследствие специфических взаимоотношений с преступником, в результате чего потерпевший, отказываясь от собственной позиции,  принимает позицию, навязываемую посягателем. Таким образом, перед нами одна из разновидностей состояний, характеризующихся волевым дефектом, возникающих как следствие определенных взаимоотношений и проявляющихся лишь в  условиях психологического воздействия.

Анализ волевого аспекта деятельности «зависимого потерпевшего»  показывает, что дефект волеизъявления возникает или из-за (1) снижения способности жертвы в создавшихся условиях к правильной социальной оценке ситуации, или из-за (2) дефекта целеполагания – снижения способности выработать цель, согласующуюся с собственным желанием.

      (1)Неспособность к правильной социальной оценке ситуации

Об изменении социальной оценки действий посягателя под влиянием состояния зависимости уже говорилось в разделе, где шла речь о психологических критериях беспомощности жертвы. Напомним лишь, что    несовершеннолетние в определенный период жизни оказываются  нередко чрезвычайно зависимыми от мнения окружающих. Мнение уважаемого и авторитетного взрослого в силу социально заданных факторов порой имеет для молодых людей повышенную значимость. Отсюда фанатичное увлечение некоторых  сектантством, восторженное отношение к руководителю секты и проповедуемому им учению. Если лицо, призванное исполнять роль «агента социализации», окажется  в роли насильственного преступника, то представления  несовершеннолетнего о социальном значении ситуации и совершаемых посягателем действиях под влиянием «проповеди» «учителя жизни» могут начать резко расходиться с оценками законопослушных граждан. Повторяем: требования, которые предъявляет ситуация к психике такого несовершеннолетнего, оказываются чрезмерными в силу несформированности у него психологических образований, позволяющих противостоять влиянию преступника.

Сходное явление можно наблюдать и у несовершеннолетних, подвергающихся истязанию.   Негативное отношение к действиям преступника постепенно изменяется  у этих лиц на вполне терпимое. Ведь других взаимоотношений они никогда не видели. Неспособность несовершеннолетнего дать правильную оценку совершенным в отношении него действиям посягателя  указывает на снижение, а в ряде случаев и отсутствие способности понимать характер и значение действий преступника. Заметим попутно, что асоциальное влияние, исходящее от выполняющего столь значимую социальную роль взрослого, может негативно сказаться на  ходе личностного развития несовершеннолетнего, нанести непоправимый вред его психическому здоровью.

(2) Снижение способности выработать самостоятельно цель противодействия

В качестве второго момента, свидетельствующего о дефектах волевой регуляции у «зависимого потерпевшего», можно указать на затруднения в постановке целей, отвечающих собственным интересам.

Несовершеннолетний потерпевший зачастую оказывается в условиях, когда  субъективно считает ситуацию полностью для себя безвыходной, степень ее опасности оценивается равной потери здоровья и даже жизни. В этих случаях речь идет о психологических признаках психической беспомощности.

Но бывает и так, что определенная альтернатива потерпевшим усматривается, а  нежелательное решение принимается им не в условиях безвыходности, а из-за боязни потери существенных ценностей – учебы, работы, позитивного отношения с посягателем.  Эти моменты психологом  рассматриваются как затрудняющие для потерпевшего постановку собственных целей и снижающие свободу его волеизъявления.  Под угрозой снижения социального статуса, уровня достижений, социального и материального благополучия потерпевший делает выбор в пользу интересов посягателя. Такой выбор юридически  расценивается как использование посягателем зависимости жертвы, а психологически – как один из дефектов волеизъявления.

В отдельных случаях потеря, которая угрожает потерпевшему, не столь высока, и он это отчетливо себе представляет. Например, многоопытная в половых вопросах несовершеннолетняя сознательно вступает в сексуальные отношения с преподавателем, вымогая  за это определенные блага. Ее формальная зависимость фактически вполне осознанно ею используется, а ее уступка партнеру диктуется не столько возможностью потери жизненно важных благ, сколько боязнью лишиться определенных привилегий, которые  сулит продолжение  уже не противоправных, а, возможно, лишь безнравственных отношений. Волевая регуляция, в том числе и способность к постановке самостоятельно избранных целей при этом не страдает. Несовершеннолетняя целенаправленно пользуется создавшейся ситуацией, не упуская из виду собственную выгоду.

Правоприменитель во всех этих случаях должен правильно разобраться  в побуждениях потерпевшего, а также оценить его способность к осознанным и волевым действиям. Помочь   решить  эти вопросы может  экспертное психологическое исследование, направленное на диагностику психического состояния жертвы.

Перед экспертами, исследующими психическое состояние, вызванное, предположительно, психологической зависимостью жертвы, по нашему мнению, должны ставиться такие вопросы:

1). Каковы психологические особенности потерпевшего?

Ответ на этот вопрос может предоставить эксперту информацию для последующего анализа деятельности жертвы в криминальной ситуации, а правоприменителю – дополнительные сведения об одном из участников криминальных событий.

2).Какой характер носили взаимоотношения  посягателя и жертвы?

Отвечая на этот вопрос, эксперт должен по возможности полно раскрыть психологические особенности взаимоотношений лиц, интересующих следствие. Это поможет следователю разобраться  в содержании правозначимой ситуации, а эксперту предоставит материал для следующего этапа экспертного анализа.

3).С учетом психологических особенностей потерпевшего и сложившихся между ним и обвиняемым взаимоотношений, какова психологическая характеристика психического состояния потерпевшего в ситуации взаимодействия с посягателем?

Чтобы ответить  на этот вопрос, эксперт должен тщательно исследовать особенности психической деятельности подэкспертного в период, касающийся предкриминального и криминального взаимодействия, включая как мотивационные, так и волевые аспекты деятельности. Такое исследование должно помочь правоприменителю  разобраться в побуждениях жертвы, правильно  квалифицировать  действия посягателя.

В качестве дополнительных вопросов, позволяющих уточнить содержание третьего вопроса, эксперта можно спросить:

а) Какова психологическая мотивация интересующих следствие действий потерпевшего?

б) Мог ли потерпевший, с учетом его психологических особенностей и психического состояния, в полной мере понимать характер и значение совершаемых в отношении него действий?

в) Какое влияние могло оказывать психическое состояние потерпевшего на его способность противодействовать преступнику?

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы рассмотрели лишь некоторые проблемы психологической экспертизы несовершеннолетних обвиняемых, свидетелей и потерпевших, уделив внимание прежде всего не разработанным в литературе и на практике аспектам, а также новым направлениям, вызванным к жизни УК 1996 г.

Изучение следственной и судебной практики показывает, что в результате своевременного и обоснованного применения специальных психологических познаний и методов научной психологии, позволяющих объективно устанавливать причины и внутренние механизмы конкретных поступков людей, вовлеченных в сферу уголовного судопроизводства, их психологические особенности, существенно расширяются возможности доказывания многих фактов, необходимых для справедливого и правильного разрешения уголовных дел.

Судебно-психологическая экспертиза способна оказывать значительную помощь в решении фундаментальных для уголовного процесса вопросов о виновности лиц, совершивших общественно опасные деяния, квалификации преступлений, индивидуализации ответственности и т.д. Использование специальных психологических познаний по конкретным уголовным делам представляется важной гарантией от объективного вменения. Как и от не менее значимой угрозы несправедливости наказания вследствие игнорирования или неполного учета определенных личностных свойств, влиявших на содержание деяния, предшествующее и последующее поведение субъекта.

К сожалению, в отличие от ряда других видов экспертиз, организационная структура и научно-методическое обеспечение судебно-психологической экспертизы  еще не сложились, что сужает практические возможности ее назначения (особенно органами предварительного расследования и судами сельских районов и небольших городов). Это приводит к снижению качества экспертиз, связанному с недостаточностью психологической подготовки и с неправильной оценкой пределов своей компетенции некоторыми экспертами, с некритичным использованием заключений лицами, осуществляющими производство по делу. Такое положение существенно тормозит и развитие теории судебно-психологической экспертизы как отрасли юридической психологии.

Один из вариантов решения этой проблемы, который уже опробован, - развитие комплексных психолого-психиатрических экспертиз в рамках учреждений судебно-психиатрической экспертизы. Правда, осуществленные в этом направлении попытки привели к определенным издержкам в силу смешения предметов судебно-психологической и судебно-психиатрической экспертиз. В частности, нередко комплексную психолого-психиатрическую экспертизу назначают в отношении заведомо здоровых лиц, когда применение психиатрических знаний не требуется.

 Комплексная экспертиза (по смыслу этого понятия) назначается и проводится в тех случаях, когда установление того или иного обстоятельства требует использования познаний, относящихся  к разным отраслям одной науки или смежным наукам. Сущность комплексной экспертизы заключается, таким образом, в решении вопросов, относящихся к пограничным отраслям знаний, при условии, что их решение требует одновременного использования знаний из смежных областей науки и проведения совместных исследований несколькими специалистами – представителями разных областей знаний. Более того, в правовой литературе дискутируется точка зрения о ненужности  такой экспертизы, о целесообразности ее замены, во избежание завуалированного, но вероятного выхода экспертов за пределы компетенции, «цепью» последовательно проводимых экспертиз, где результаты предшествующего исследования служат заданной базой для следующего, поэтому нечетко видны границы ответственности каждого эксперта.

Мы не разделяем эту крайнюю позицию. Однако, если руководствоваться кругом вопросов, которые могут решаться в рамках психологической экспертизы, неизбежно приходится констатировать, что большая часть предмета психологической экспертизы лежит вне рамок комплексной психолого-психиатрической экспертизы. Попытки же искусственно расширить область комплексного применения психологических и психиатрических знаний не имеют научного обоснования.

Игнорирование этого момента, отсутствие четкого понимания различия в предметах психологии и психиатрии приводит к тому, что к компетенции комплексной психолого-психиатрической экспертизы относят вопросы, одни из которых могут быть самостоятельно решены экспертом-психиатром без участия психолога, в другие - только экспертом-психологом. При таком подходе каждый эксперт самостоятельно решает вопросы, в которых он компетентен, то есть утрачивается сама сущность комплексности, ее смысл.

Достаточно типично с этой точки зрения утверждение о том, что к компетенции комплексных экспертиз относится «определение индивидуально-психологических особенностей личности обвиняемого и их влияния на поведение во время совершения инкриминируемых деяний; определение аффекта; определение способности свидетеля или потерпевшего, с учетом его психического состояния, индивидуально-психологических особенностей  и уровня психического развития, правильно воспринимать обстоятельства, имеющие значение для дела и давать о них правильные показания» 16.

Очевидно, что перечисленные вопросы являются сугубо психологическими и не относятся к компетенции эксперта-психиатра.

При определении пределов деятельности комплексной экспертизы (это в полной мере относится и к психолого-психиатрической) необходимо исходить из: а) наличия действительного, а не формального общего объекта исследования, как проявления одних и тех же закономерностей; б) вопросов, требующих своего разрешения с применением знаний из смежных наук и не могущих быть решенными в рамках однородной  дисциплины или же путем последовательного либо одновременного проведения нескольких самостоятельных экспертиз; в) проведения каждым из экспертов исследования в соответствии со своей компетенцией; г) совместного обсуждения выводов по каждому вопросу на основе проведенных исследований.

Нельзя забывать и о том, что эксперт от своего имени вправе давать заключение лишь в пределах специальных познаний, которыми он лично обладает. Поэтому недопустима ситуация, когда тот или иной вопрос решается одним или некоторыми из экспертов, включенных в состав экспертной комиссии, а заключение подписывается всеми экспертами.

Значит обязательным признаком комплексной психолого-психиатрической экспертизы является использование специальных знаний, относящихся к обеим названным научным дисциплинам, применение методов, сложившихся в психологии и в психиатрии, совместное обсуждение полученных результатов по каждому вопросу и выводов. Назначение такой экспертизы  целесообразно прежде всего в отношении лиц с признаками так называемых пограничных состояний, традиционно относимых к «малой психиатрии» (неврозы, психопатическое развитие личности и пр.), страдающих олигофренией в степени легкой дебильности, при решении вопроса об их способности сознавать значение своих действий и руководить ими, а также для определения медицинского и психологического критериев вменяемости. В отношении лиц, признанных психически здоровыми,  нет необходимости проводить комплексную психолого-психиатрическую экспертизу. Здесь нужна психологическая экспертиза.

Отсюда неизбежен вывод, что практика комплексных психолого-психиатрических экспертиз не может быть магистральным путем расширения использования психологических знаний по уголовным делам в форме экспертизы. Представляется, что наиболее перспективным является развитие теории и практики психологической экспертизы по образцу других видов экспертиз, в первую очередь в рамках научно-исследовательских учреждений экспертизы Министерства юстиции РФ.

Что касается организационного обеспечения психологических экспертиз, то в настоящее время желательно было бы создать именные списки экспертов-психологов, которым можно поручать проведение таких исследований, ибо до сих пор подобные поручения нередко даются лицам, не имеющим специальной подготовки или мало знакомым со спецификой следственной, судебной и экспертной деятельности. С этой проблемой связана и необходимость организации работы по подготовке и аттестации кадров экспертов-психологов. Со временем важным этапом в развитии судебно-психологической экспертизы должно стать создание учреждений для стационарной судебно-психологической экспертизы, так как в некоторых случаях амбулаторного исследования недостаточно.

Решение поставленных вопросов требует разработки и принятия подзаконных нормативных актов, регулирующих деятельность судебно-психологической экспертизы, включая вопросы ее методического, ресурсного обеспечения применительно к различным звеньям правоохранительных органов.

1 Психическое состояние – особая психологическая категория, отражающая «целостную характеристику психической деятельности за определенный период времени, показывающая своеобразие протекания психических процессов в зависимости от отражаемых предметов и явлений действительности, предшествующего состояния и психических свойств личности» (Левитов Н.Д. О психических состояниях человека. М.,1964).

2 Недостижение потерпевшим возраста 14 лет (малолетство) не ведет автоматически к признанию его беспомощного состояния.

3 Конышева Л.П. Судебно-психологическая экспертиза психического состояния несовершеннолетней жертвы изнасилования. Дис. канд .психол. наук. М.,1988; Конышева Л.П., Коченов М.М. Использование следователем психологических познаний при расследовании дел об изнасиловании несовершеннолетних. Метод. пособие. М., 1989.

4  Комментарий к Уголовному кодексу РФ. Особенная часть // Ред. Ю.И.Скуратов, В.М.Лебедев.М., 1996. С.72-73.

5 Способность в данном случае определяется как то, что “позволяет совершать то или иное действие, физическое или умственное” (J. Drever, J.P.Chaplin). Отечественные психологи также используют понятие “способность” в сходном смысле, добавляя при этом, что речь идет о сформированной или актуальной способности (С.Л.Рубинштейн, К.А.Славская и др.).

6  См. Коченов М.М. Введение в судебно-психологическую экспертизу; Кудрявцев И.А. Судебная психолого-психиатрическая экспертиза. М.1988; Конышева Л.П., Коченов М.М. Указ. соч.; Метелица Ю.Л. Судебно-психиатрическая экспертиза потерпевших. М.1990; Енгалычев В.Ф., Шипшин С.С. Указ.соч.; Сафуанов Ф.С. Указ.соч.

7 Законодатель формально выделил в качестве действенных угроз лишь такие, которые со всей очевидностью должны ставить человека в ситуацию безвыходности, а именно угрозы жизни и здоровью. Но оценка ситуации как безвыходной может возникнуть у жертвы и в результате использования преступником формально незначимых угроз. Ощущение безвыходности – один из признаков неспособности жертвы оказывать сопротивление, что позволяет правоприменителю предполагать, что преступление могло быть совершено с использованием беспомощного состояния жертвы. Подобное предположение обретает статус признака состава преступления при двух условиях: во-первых, когда указанное состояние возникло у потерпевшего без применения формально значимого физического насилия или угроз им; во-вторых, когда посягатель осознавал, что жертва пребывает в состоянии психической беспомощности.

8 Сходный метод анализа суицидов можно найти в работах отечественных суицидологов. В частности, в работах коллектива сотрудников Отдела клиники и профилактики экстремальных состояний НИИ психиатрии МЗ,  руководимого  проф. А.Г.Амбрумовой ( См. Актуальные проблемы суицидологии. М.,1978; Диагностика суицидального поведения. М.,1980; Тихоненко В.А. Покушения на самоубийства и их профилактика. Дис.докт.мед.наук. М., 1981; Семейная диагностика в суицидологической практике.М.,1983; Сравнительно-возрастные исследования в суицидологии.М.,1989 и др.)

9  Психологическая экспертиза, направленная на исследование психического состояния суицидента в период, предшествовавший смерти, назначается после проведения соответствующего психиатрического исследования, установившего отсутствие у покончившего, предположительно, жизнь самоубийством грубых форм психопатологии.

10 См. Назначение и проведение судебно-психологической экспертизы. Метод. письмо Прокуратуры СССР.1980.С.10, а также указ. работы М.М.Коченова, И.А.Кудрявцева, В.Ф.Енгалычева и С.С.Шипшина.

11  Мы упоминаем о данном виде суицида, характерном для лиц старшего возраста, лишь с целью показать большой диапазон в степени рациональной обоснованности суицидального решения – от плохо обдуманной аффективной реакции до принятия годами вынашиваемого решения. Соответственной будет и степень мотивационной готовности – от явно выраженной ситуативной активности до мотивации, прочно вошедшей в систему ведущих жизненных смыслов.

12   Экспертиза проводилась С.Н.Ениколоповым и Л.П.Конышевой.

14  Там же.  С.170-171.

15 Там же. С.173.

16 Нормативные правовые акты по производству экспертиз в Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии им. В.П.Сербского (судебно-психиатрическая и комплексная судебная психолого-психиатрическая экспертизы). М.,1999. С.47-48.