_ 1. Судебная практика Конституционного Суда РФ по проверке конституционности норм законов в сфере предпринимательской деятельности и ее влияние на совершенствование правового регулирования

Роль судебной практики в области конституционного права значительна, поскольку судебная практика:

а) характеризует Конституцию РФ как непосредственно действующую;

б) обеспечивает судебной защитой конституционные права граждан и организаций, в том числе такие, как право заниматься предпринимательской деятельностью;

в) судебный конституционный контроль является самостоятельной сферой государственно-властной деятельности, занимающей доминирующее положение в системе институтов конституционного контроля в Российской Федерации;

г) Конституционный Суд РФ является органом государственной власти России, который действует наряду с органом законодательной и исполнительной власти, и в силу того, что вправе "нулифицировать" принимаемые ими нормативно-правовые акты, в некоторых отношениях стоит выше них*(74).

В практике предпринимательской деятельности нормы Конституции РФ, несмотря на прямое действие, иногда бывают трудно реализуемыми применительно к определенным правоотношениям или субъектам из-за отсутствия в федеральном законодательстве конкретизирующих их норм. Вместе с тем в современной России выявилась потребность в предсказуемом правоприменении, в стабильном истолковании правовых норм в области законодательства о предпринимательской деятельности. Идеи о конституционно-правовом режиме устойчивого гражданского оборота содержатся в положениях Конституции РФ об обязанности государства гарантировать свободное перемещение товаров, услуг и финансовых средств (ч. 1 ст. 8 Конституции РФ). Поэтому вопросы экономического правосудия в решениях Конституционного Суда РФ имеют особое значение. Право должно стимулировать развитие экономических отношений, но если само право находится в стадии реформирования, то пробелы, коллизии, разночтения на уровне конституционных норм может разрешить только Конституционный Суд РФ путем своей судебной практики.

В обеспечении правовой стабильности при регулировании предпринимательских отношений приобретают значимость правовые позиции, положенные Конституционным Судом РФ в основу своих решений, и конституционное истолкование им норм федеральных законов, которые, по существу, являются конституционными способами совершенствования правового регулирования предпринимательской деятельности. Следует отметить, что при принятии решений Конституционный Суд РФ исходит из ранее сформулированных им в других решениях правовых позиций.

Значение постановлений и определений, положенных в их основу правовых позиций Конституционного Суда РФ, конституционного истолкования (проверки конституционности) норм законов проявляется в двух аспектах:

а) в их влиянии на совершенствование правоприменительного процесса и законодательства в области предпринимательской деятельности;

б) во влиянии постановлений, содержащих правовые позиции, на развитие права.

Правовые позиции Конституционного Суда РФ, являющиеся достаточно новым правовым явлением в современном российском праве, выполняют особую регулирующую роль в правоприменительной практике, поскольку имеют общеправовое значение. В Федеральном конституционном законе "О Конституционном Суде Российской Федерации" не дано определения понятия "правовая позиция Конституционного Суда", хотя данное понятие, по существу, используется в ст. 71 указанного Закона. Как свидетельствует анализ актов Конституционного Суда РФ, правовая позиция излагается в мотивировочной части, которая является составной частью как итогового решения - постановления, так и определения, выносимого Конституционным Судом РФ в установленных Федеральным конституционным законом случаях. Постановление Конституционного Суда РФ в целом решает один конкретный вопрос: соответствует ли Конституции РФ проверяемая правовая норма? При этом предмет рассмотрения предопределяется предметом обращения.

Вместе с тем, как справедливо отмечает Г.А. Гаджиев, часто бывает так, что аналогичное юридическое содержание присутствует и во многих других нормах, в других законах, которые Конституционным Судом РФ не проверяются. Поэтому Конституционный Суд РФ прибегает к юридической технологии, обозначаемой понятием "правовая позиция"*(75).

Однако в юридической науке нет единого мнения по вопросу о том, что следует понимать под правовой позицией Конституционного Суда РФ.

По мнению Н.В. Витрука, правовая позиция Конституционного Суда РФ - это правовые выводы и представления Конституционного Суда РФ как результат интерпретации (толкования) духа и буквы Конституции РФ и истолкования им конституционного смысла (аспектов) положений отраслевых (действующих) законов и других нормативных актов в пределах его компетенции, которые снимают неопределенность в конкретных конституционно-правовых ситуациях и служат правовым основанием итоговых решений (постановлений) Конституционного Суда РФ*(76). Правовые позиции Конституционного Суда РФ приобретают характер конституционно-правовых норм*(77).

По мнению Г.А. Гаджиева, правовая позиция Конституционного Суда РФ представляет собой принцип решения группы юридических дел, обнаруженный на примере исследования конституционности какой-то одной оспоренной нормы. Это своеобразные лекала, которые применимы и для разрешения других сходных юридических дел. Конституционный Суд РФ в последующем иногда воспроизводит правовые позиции в других решениях и таким образом генерализирует свои принятые ранее решения*(78).

Б.С. Эбзеев считает, что правовая позиция Конституционного Суда РФ всегда есть результат официального (нормативного) или казуального толкования Конституции или конституционного истолкования закона или иного нормативного правового акта. Речь при этом идет о ведущих началах решения, в которых отражается выявленное Судом нормативное содержание Конституции или иных нормативных правовых актов, их объективный смысл, а также сформулированные самим Судом принципы права, которые привели к закрепленному в решении результату. Правовые позиции Конституционного Суда РФ, по мнению ученого, не просто обоснования решения, а сущность решения, это выводы Суда, являющиеся результатом толкования Судом Конституции Российской Федерации, ее духа и буквы, выявленных им правовых принципов, и лежащие в основе решения, это результат выявления содержащихся в Конституции позитивных правовых принципов*(79).

Н.А. Богданова отмечает, что правовые позиции Конституционного Суда РФ выполняют функции "официальной конституционной доктрины"*(80).

О.В. Романова считает, что правовая позиция Конституционного Суда - это интерпретация Конституционным Судом РФ какого-либо явления конституционно-правовой действительности (правового принципа, нормы, понятия), проведенная при рассмотрении конкретного вопроса (дела) и выраженная в тексте итогового решения Суда*(81).

Представляется, что содержательно-смысловой основой правовых позиций Конституционного Суда РФ является осуществляемое им толкование Конституции РФ и конституционное истолкование оспариваемых нормативно-правовых актов, наполнение действующих законов конституционно-правовым содержанием. Правовые позиции представляют собой результат толкования Конституции РФ и истолкования конституционно-правового смысла отдельных положений отраслевых законов, в том числе в сфере предпринимательства. При проверке нормативно-правового акта в мотивировочной части итогового решения обычно содержатся правовая оценка и характеристика рассматриваемого Конституционным Судом РФ акта с точки зрения его соответствия Основному Закону. Резолютивная часть решения Конституционного Суда РФ, именно наряду с такой оценкой, констатирует сохранение или утрату силы рассматриваемого акта или его положений.

Правовая позиция Конституционного Суда РФ оказывает влияние на совершенствование правового регулирования предпринимательской деятельности как в совокупности с итоговыми выводами, так и как самостоятельный правовой элемент (механизм) регулирования. Важной особенностью правовых позиций Конституционного Суда РФ, характеризующей их воздействие на правовое регулирование предпринимательской деятельности, по нашему мнению, является их императивный характер. Это особенно проявляется в правоприменительной деятельности, поскольку вырабатываемые правовые позиции заключают в себе нормативные установления, что прямо вытекает из п. 3 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 15 июля 1999 г. N 11-П*(82) "По делу о проверке конституционности отдельных положений Закона РСФСР "О государственной налоговой службе РСФСР" и Законов Российской Федерации "Об основах налоговой системы в Российской Федерации" и "О федеральных органах налоговой полиции".

Акты Конституционного Суда РФ непосредственно применяются в правоприменительной деятельности в качестве правовых оснований при принятии судебных актов. Так, в частности, из 4608 постановлений, принятых Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ за период с декабря 1993 г. до 1 июля 2003 г., в 66 сделаны ссылки на акты Конституционного Суда РФ, а из 7501 постановления, принятого Федеральным арбитражным судом Центрального округа, - в 420.

Количество дел, рассмотренных Конституционным Судом РФ, в рамках которых проверялась конституционность норм законов в сфере предпринимательской деятельности, различно, однако конституционные подходы и принципы, используемые Конституционным Судом РФ, остаются неизменными. В данной работе анализу подверглись решения Конституционного Суда РФ, принятые, в частности, в рамках проверки конституционности норм налогового и гражданского законодательства, законодательства об исполнительном производстве, в которых проблемы совершенствования правового регулирования предпринимательской деятельности проявились наиболее ярко.

1. Решения, принятые в рамках проверки конституционности норм налогового законодательства

Реализация в правоприменительной практике таких конституционных принципов, как ответственность, исполнение конституционной обязанности платить законно установленные налоги, затруднена тем, что налоговое законодательство изобилует многочисленными пробелами, неточностями и коллизиями. Много противоречий выявляется в сфере налоговых отношений между нормативными актами федерального и регионального уровней. Учитывая, что налоговое законодательство - это сфера публичных отношений, очень важно четко определить права и обязанности налогоплательщиков и налоговых органов, выступающих от имени государства при взимании налогов. Поэтому многие вопросы, связанные с устранением пробелов и противоречий налогового законодательства, являлись предметом анализа Конституционного Суда РФ. Конституционный Суд РФ путем конституционного судопроизводства осуществляет в первую очередь судебный контроль за тем, чтобы в правоприменительной деятельности в области налогового законодательства соблюдались конституционные принципы и положения. Некоторые решения Конституционного Суда РФ являются элементом правотворчества, поскольку он вынужден осуществить правовое регулирование, восполнив обнаружившийся пробел или устранив противоречия в налоговом законодательстве.

Конституционных норм, имеющих непосредственное отношение к налогам, в Конституции РФ сравнительно мало (ст. 57, 72 (п. "и") и ч. 3 ст. 75 Конституции РФ). Однако рассмотренные Конституционным Судом РФ дела, связанные с проверкой конституционности норм налогового законодательства, имеют едва ли не самый значительный удельный вес среди споров с государством. Одна из возможных причин - это "формирование общего - без существенных деталей и отдельных нюансов - налогового законодательства". Ошибочность такого подхода при формировании налогового законодательства, по мнению С.Д. Шаталова, изначально вносит в налоговые отношения элементы субъективизма, неопределенности и, следовательно, потенциальной конфликтности, что, в свою очередь, значительно увеличивает риск принятия ошибочных решений как для налогоплательщиков, так и для налоговых органов*(83).

Так, в свое время возникли сложности в судебной практике при рассмотрении споров, связанных с бесспорным взиманием органами налоговой полиции с юридических лиц сумм сокрытого или заниженного дохода (прибыли) и штрафов за нарушение налогового законодательства, выявились проблемы в вопросе пределов ограничения права частной собственности при налогообложении.

Закон РФ от 24 июня 1993 г. N 5238-1 "О федеральных органах налоговой полиции" (п. 2, 3 ч. 1 ст. 11) предоставлял федеральным органам налоговой полиции право на основании Закона РСФСР от 21 марта 1991 г. N 943-1 "О государственной налоговой службе РСФСР" (п. 8, 9 ст. 7, ст. 8) и Закона РФ от 27 декабря 1991 г. N 2118-1 "Об основах налоговой системы в Российской Федерации" (ст. 13) производить взыскание с юридических лиц сумм штрафов, а также всей суммы сокрытого или заниженного дохода (прибыли) в бесспорном порядке без их согласия.

Подобный порядок взыскания штрафных санкций вызывал негативное отношение налогоплательщиков, поскольку отличался от общепризнанных правовых подходов к привлечению к ответственности. В доктрине проблема ответственности налогоплательщиков также не принижалась, поскольку в налоговом законодательстве воплощены по большей части общие, как точнее отметил С.Д. Шаталов, "общефилософские принципы, чрезвычайно трудные для практической реализации"*(84).

Между тем на практике при привлечении юридических лиц к ответственности за нарушение налогового законодательства индивидуальный подход к нарушителям не осуществлялся, презумпция невиновности налогоплательщика как таковая не реализовывалась, поскольку органы налоговой полиции, не доказывая как самого факта такого нарушения, так и степени вины юридического лица-налогоплательщика, производили взыскание сумм штрафов, а также всей суммы сокрытого или заниженного дохода (прибыли) в бесспорном порядке без их согласия. При этом обстоятельства, как смягчающие, так и отягчающие ответственность, не принимались во внимание. Спорность взыскания сумм сокрытого или заниженного дохода (прибыли), а также различного рода штрафов в рамках налогового обязательства и отсутствие ясных подходов законодателя в этом вопросе выявили определенный недостаток в правовом регулировании. Взыскание недоимки по налогу, пеней и штрафов за нарушение налогового законодательства, т.е. различных по своей юридической природе категорий, с использованием одного и того же правового механизма (бесспорное взыскание) уже в самой сути подхода содержит противоречие, которое ярко и проявилось на практике.

Так, А. Брызгалин в отношении использования подхода в правоприменительной деятельности, когда при применении мер финансовой ответственности не учитываются последствия налогового правонарушения, причины его совершения, степень вины налогоплательщика, считает, что он оправдан "только на первых этапах становления и развития налоговой системы, поскольку в этом случае через него осуществляется укрепление налоговой дисциплины и воспитание у плательщиков навыков по безусловному выполнению налоговых обязательств"*(85).

Представляется, что использование правовых инструментов по принципу "все средства оправданы, лишь бы правильно "воспитать" налогоплательщика" рано или поздно должно было привести к правовому тупику, в котором трудно было реализовать права субъектов предпринимательской деятельности на защиту своих имущественных интересов, что и случилось. Как справедливо отмечает А. Курбатов, так как речь шла о штрафных санкциях, предусмотренных именно законодательством, то именно в силу такой формулировки налоговые органы получили право на бесспорное взыскание с юридических лиц и других штрафов, в частности, предусмотренных Законом РФ "О применении контрольно-кассовых машин при осуществлении денежных расчетов с населением", в котором бесспорный порядок взыскания этих штрафов не предусмотрен*(86).

В принципе такая конструкция позволяла различным органам (например, таможенным, валютного контроля) производить взыскание в бесспорном порядке с юридических лиц как всех видов налогов, сборов и иных обязательных платежей, так и штрафных санкций и пеней, которые по своей правовой природе отличаются друг от друга. Несмотря на то что судебная практика (п. 3 Обзора практики разрешения арбитражными судами споров, касающихся общих условий применения ответственности за нарушения налогового законодательства (приложение к письму Высшего Арбитражного Суда РФ от 31 мая 1994 г. N С1-7/ОП-370))*(87) исходила из того, что ответственность по налоговому законодательству сходна по своей правовой природе с административной ответственностью, на законодательном уровне проблема не была разрешена и на необходимость ее разрешения неоднократно обращалось внимание в доктрине. Например, Н.С. Малеин справедливо указывает на то, что ответственность может наступать только при наличии состава правонарушения, элементом которого является вина правонарушителя, без которой нет ответственности*(88).

Кроме того, отнесение в соответствии со ст. 13 Закона РФ "Об основах налоговой системы в Российской Федерации" (в редакции от 22 декабря 1992 г.) указанных в ней штрафов, а также пеней за несвоевременную уплату налогов к финансовым санкциям затрагивало другой проблемный вопрос - о соотношении права на бесспорное взыскание с юридических лиц штрафных санкций с принципом неприкосновенности собственности. Гражданские права могут быть ограничены на основании федерального закона и только в той мере, в какой это необходимо, в частности, в целях защиты прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (п. 2 ст. 1 ГК РФ). Обеспечение наполнения бюджета можно считать составной частью обеспечения указанных целей в лице налоговых органов, и в законодательных актах по вопросам налогообложения могут быть введены определенные ограничения гражданских прав. Вместе с тем санкция за нарушение налогового законодательства - это наказание за нарушение правовой нормы, а не сам налог, и ее применение может повлечь лишение налогоплательщика имущества. Разные правовые категории (налог и штраф) должны определять и разный подход при реализации принципа неприкосновенности права собственности.

С.Г. Пепеляев высказывает суждение о том, что принцип неприкосновенности собственника является первичным по отношению к принципам иных отраслей права и толкование любого налогового закона должно осуществляться с позиции собственника. Именно поэтому общие условия применения ответственности к налогоплательщикам также должны исходить из этого положения*(89).

Например, В. Кочура считает, что запрет изъятия имущества у собственника иначе как по решению суда должен быть распространен и на отношения, регулируемые не только гражданским правом, поскольку имущественные отношения охватываются и другими отраслями права, в частности налоговым, бюджетным, административным*(90). Между тем с этой позицией можно согласится только в отношении взыскания санкций за нарушение налогового законодательства, а не взыскания непосредственно налогов (недоимки по налогам), поскольку государство в данном случае не может обойтись без принудительного изъятия имущества.

В такой ситуации трудно было говорить об эффективном правовом регулировании предпринимательской деятельности. Несовершенство налоговой системы не способствовало развитию предпринимательской деятельности. Законодателем данные проблемные вопросы не были разрешены, и в условиях правового вакуума работа по поиску путей из тупиковых ситуаций легла на судебную практику. Проблемы, связанные с бесспорным взиманием органами налоговой полиции с юридических лиц штрафов за нарушение налогового законодательства, были разрешены Конституционным Судом РФ.

В Постановлении от 17 декабря 1996 г. N 20-П*(91) "По делу о проверке конституционности пунктов 2 и 3 части первой статьи 11 Закона Российской Федерации от 24 июня 1993 года "О федеральных органах налоговой полиции" Конституционный Суд РФ признал положения п. 2 и 3 ч. 1 ст. 11 рассматриваемого Закона, предоставляющие федеральным органам налоговой полиции право на основании ст. 7 (п. 8 и 9) и ст. 8 Закона РСФСР "О государственной налоговой службе РСФСР" и ст. 13 Закона РФ "Об основах налоговой системы в Российской Федерации" производить взыскание с юридических лиц сумм штрафов, а также всей суммы сокрытого или заниженного дохода (прибыли) в бесспорном порядке без их согласия, неконституционными и разъяснил, что конституционная обязанность платить законно установленные налоги и сборы имеет публично-правовой, а не частноправовой характер; с публично-правовым характером налога и государственной казны и с фискальным суверенитетом связаны законодательная форма учреждения налога, обязательность и принудительность его изъятия, односторонний характер налоговых обязательств (п. 3 мотивировочной части).

Взыскание суммы сокрытого или заниженного дохода (прибыли), а также различного рода штрафов по своему существу выходит за рамки налогового обязательства и носит не восстановительный, а карательный характер и является наказанием за налоговое правонарушение. При производстве по делу о налоговом правонарушении подлежит доказыванию как сам факт такого нарушения, так и степень вины налогоплательщика. Согласно позиции Конституционного Суда РФ бесспорный порядок взыскания штрафов в случае несогласия налогоплательщика с решением органа налоговой полиции является превышением конституционно допустимого ограничения права, закрепленного в Конституции РФ, согласно которому никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда (п. 5 мотивировочной части).

Таким образом, Конституционный Суд РФ не только определил сущность налоговых отношений, но и разграничил само налоговое обязательство от санкций за его неисполнение, что определило и разный подход при реализации принципа неприкосновенности права собственности в налоговых правоотношениях. Суть правовой позиции - налог и штраф за нарушение налогового законодательства разные по своей правовой природе категории. Если конституционная обязанность платить законно установленные налоги и сборы дает право государству в лице полномочных органов бесспорно взыскивать с юридических лиц налог (недоимку по налогам) и пени за просрочку уплаты, то взыскание суммы сокрытого или заниженного дохода (прибыли), а также различного рода штрафов по своему существу выходит за рамки налогового обязательства и, являясь наказанием за налоговое правонарушение, происходит в рамках административных отношений.

Справедливо отмечает Д.М. Щекин: "В то время, когда в законодательстве практически отсутствовали какие-либо указания на вину как на основание привлечения к ответственности налогоплательщика и тем более отсутствовали нормы налогового законодательства о презумпции невиновности налогоплательщика, Конституционный Суд РФ указал на наличие такой презумпции в российской правовой системе"*(92). Презумпция невиновности налогоплательщика была выведена Конституционным Судом РФ толкованием положений Конституции РФ.

Другая правовая проблема определения понятия "законно установленные налоги и сборы" непосредственно касалась основных принципов построения и функционирования налоговой системы России, учитывающей федеративное устройство государства. Единая налоговая система, к которой стремился, по существу, законодатель, должна строиться на базовых принципах, а нарушение хотя бы одного из них любыми актами законодательства независимо от их уровня может нарушить формирование единой налоговой системы.

Вместе с тем исполнительная власть всех уровней достаточно часто вводила различные виды налогов, не обладая такими полномочиями, маскируя незаконное введение новых налогов (сборов) под законное установление обязательных платежей (например, в виде специальных таможенных пошлин, лицензионных или приграничных сборов и т.п.). Подобная практика вносила элемент неустойчивости в налоговые правоотношения. Это, а также несовершенство налогового законодательства, отсутствие законодательно закрепленных базовых принципов привело к тому, что правоприменительная практика сталкивалась порой с неразрешимыми трудностями, особенно когда обжаловалось взыскание с налогоплательщика того или иного налога, сбора, платежа, пошлины или правомерность применения санкций за их неуплату. При этом понятие "законно установленные налоги и сборы" трактовалось субъектами налоговых отношений по-разному: налогоплательщики указывали на необходимость установления налога непосредственно законом, а "учредители" налогов, сборов, пошлин ссылались на то, что установление налогов, сборов, пошлин предусмотрено законодательством, в том числе регулирующим компетенцию соответствующих органов, под которым понимаются не только законы, но и иные нормативные правовые акты.

Как в такой ситуации должны были вести себя субъекты предпринимательской деятельности: должны ли были они добиваться официального признания несоответствия установленного налога, сбора налоговому законодательству и только после этого не платить налоги, сборы либо достаточно одного только внутреннего убеждения налогоплательщика в том, что налог или сбор установлен незаконно? Можно ли было не платить платежи, обладающие всеми признаками налогов, но не названные таковыми и установленные не законом, а актом органа исполнительной власти? Но что понимать под законно (незаконно) установленным налогом, сбором?

Эта проблема проявилась, в частности, при применении ст. 11.1 Закона РФ от 1 апреля 1993 г. N 4730-1 "О государственной границе Российской Федерации" (в редакции от 19 июля 1997 г.). Налоговое законодательство в принципе не должно содержать декларативных положений, смысл и содержание которых не вполне определены, поскольку каждое такое положение может стать не только основанием для споров, но и источником социального взрыва при подходящем моменте, как правило, в кризисных в экономике ситуациях. Необдуманное наделение полномочиями органов исполнительной власти в налоговом регулировании только расшатывает фундамент налоговой системы и не способствует стабильности предпринимательских отношений и их эффективному правовому регулированию, даже если законодатель руководствовался самыми благими намерениями.

Как отмечает А. Демин, только юридическое оформление налогового бремени, когда законодательно закреплена граница вмешательства государства в хозяйственную и личную жизнь, может свидетельствовать о демократичности общества*(93). Однако общие принципы налогообложения не были законодательно закреплены ни в специальном законодательном акте, ни в действовавших в тот период нормативных актах. Проблема истолкования понятия "законно установленные налоги и сборы" опять-таки была разрешена не законодательным путем, а посредством судебной практики Конституционного Суда РФ.

В Постановлении от 11 ноября 1997 г. N 16-П*(94) "По делу о проверке конституционности статьи 11.1 Закона Российской Федерации от 1 апреля 1993 года "О государственной границе Российской Федерации" в редакции от 19 июля 1997 года" Конституционный Суд РФ, признавая неконституционными положения ч. 2 ст. 11.1 указанного Закона об установлении размеров сбора за пограничное оформление, а также категорий владельцев транспортных средств и грузов, иных лиц, освобождаемых полностью или частично от уплаты указанного сбора, Правительством РФ, указал, что установление федеральных налогов и сборов относится к полномочиям федерального законодательного органа (п. 2 мотивировочной части).

Конституционный Суд РФ разъяснил конституционное содержание понятия "законно установленные налоги и сборы", согласно которому установить налог или сбор можно только законом; налоги, взимаемые не на основе закона, не могут считаться законно установленными. Конституционный Суд РФ указал, что налог или сбор может считаться законно установленным только в том случае, если законом зафиксированы существенные элементы налогового обязательства, т.е. установить налог можно только путем прямого перечисления в законе о налоге существенных элементов налогового обязательства. Отнесение к ведению Правительства РФ установления существенных элементов налогового обязательства не соответствует закрепленному действующим законодательством разграничению полномочий между органами законодательной и исполнительной власти (п. 3 мотивировочной части).

Таким образом, Конституционный Суд РФ установил исходные принципы для признания федеральных налогов и сборов "законно установленными": принятие их федеральным законодательным органом; форма федерального закона; соблюдение установленной Конституцией РФ процедуры; определение существенных элементов налоговых обязательств (субъекты налога, объект налога, единица налогообложения, налоговая ставка, сроки уплаты налога, бюджет, в который зачисляется налог). Конституционный Суд РФ исключил возможность установления налогов и сборов органом исполнительной власти, поскольку это сфера деятельности законодательной власти.

Указанные решения Конституционного Суда РФ по рассмотренным вопросам непосредственно повлияли на совершенствование законодательства. В последующем сформулированные Конституционным Судом РФ в данных постановлениях правовые позиции были учтены в Налоговом кодексе РФ - в ст. 3 (основные начала законодательства о налогах и сборах), в ст. 8 (понятие налога и сбора), в ст. 12 (виды налогов и сборов в Российской Федерации - федеральные, региональные и местные налоги и сборы), в ст. 17 (общие условия установления налогов и сборов), в ст. 114 (налоговые санкции и порядок их взыскания) и Федеральном законе от 31 июля 1998 г. N 153-ФЗ (внесены изменения в ст. 11.1 Закона РФ "О государственной границе Российской Федерации"). Принцип исключительно законодательного регулирования налоговых отношений закреплен также в Бюджетном кодексе РФ (ст. 2, 3, 7).

В правоприменительной практике возникли также сложности с определением момента прекращения обязанности налогоплательщика - юридического лица по уплате налога. Налоговые органы и налогоплательщики - юридические лица по-разному определяли момент уплаты налога: налоговые органы - с момента поступления налоговых сумм в бюджет, юридические лица - с момента списания банком соответствующих сумм со счета налогоплательщика при наличии необходимых на счете средств. В связи с этим возникал вопрос об ответственности налогоплательщика - юридического лица при непоступлении налогов в бюджет и данная серьезная проблема стала предметом судебной практики.

Указанные проблемные вопросы были разрешены в Постановлении Конституционного Суда РФ от 12 октября 1998 г. N 24-П*(95) "По делу о проверке конституционности пункта 3 статьи 11 Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 года "Об основах налоговой системы в Российской Федерации". В данном Постановлении положение п. 3 ст. 11 проверявшегося Закона с учетом смысла, придаваемого ему сложившейся правоприменительной практикой, поскольку оно предусматривает прекращение обязанности налогоплательщика-юридического лица по уплате налога лишь с момента поступления соответствующих сумм в бюджет и тем самым допускает возможность повторного взыскания с налогоплательщика не поступающих в бюджет налогов, признано неконституционным (п. 1 резолютивной части).

Конституционный Суд РФ в данном Постановлении сформулировал правовую позицию, согласно которой конституционная обязанность каждого налогоплательщика по уплате налогов должна считаться исполненной в тот момент, когда изъятие части его имущества, предназначенной для уплаты в бюджет в качестве налога, фактически произошло. Конституционная обязанность налогоплательщика - юридического лица по уплате налога считается исполненной в день списания с его расчетного счета в кредитном учреждении денежных средств при наличии на этом счете достаточного денежного остатка. После списания с расчетного счета имущество налогоплательщика уже изъято, т.е. налог уплачен. Повторное взыскание с добросовестного налогоплательщика не поступивших в бюджет налогов нарушает конституционные гарантии частной собственности. Взыскиваемые денежные суммы в таком случае не являются недоимкой, поскольку обязанность по уплате налогов считается исполненной в тот момент, когда изъятие части имущества добросовестного налогоплательщика в рамках публично-правовых отношений фактически произошло.

Конституционный Суд РФ, реализуя принцип ответственности налогоплательщика - юридического лица при непоступлении налогов в соответствующий бюджет лишь при наличии вины, сформулировал правовую позицию, согласно которой юридическое лицо не может нести ответственность за непоступление налогов в бюджет, если налогоплательщик своевременно и в установленном законом порядке предпринял все необходимые действия для выполнения своей обязанности по уплате налогов, а денежные средства, списанные со счета налогоплательщика, в бюджет фактически не поступили по вине банка. В процессе исполнения обязательства по уплате налогов и сборов кроме налогоплательщика принимают участие кредитные учреждения, государственные органы. В рамках конституционного обязательства по уплате налогов на налогоплательщика возложена публично-правовая обязанность уплатить законно установленные налоги и сборы, а на кредитные учреждения - публично-правовая обязанность обеспечить перечисление соответствующих платежей в бюджет (п. 3 мотивировочной части).

Впоследствии в правоприменительной практике возник вопрос о том, может ли налог считаться уплаченным при формальном списании денежных средств со счета налогоплательщика в банке, если эти суммы реально не перечисляются в бюджет из-за фактического отсутствия денежных средств на расчетном счете налогоплательщика - юридического лица, а также из-за отсутствия денежных средств на корреспондентском счете банка при формальном зачислении их банком на счета налогоплательщика, в том числе с использованием так называемых вексельных схем, осуществляемых, как правило, "проблемными" банками.

В Определении от 25 июля 2001 г. N 138-О*(96) Конституционный Суд РФ, разъясняя свое Постановление от 12 октября 1998 г. N 24-П, в п. 1 резолютивной части указал, что выводы, содержащиеся в указанном Постановлении, касаются только добросовестных налогоплательщиков. Конституционный Суд РФ разъяснил, что отношения, возникающие между налогоплательщиками и кредитными учреждениями при исполнении последними платежных поручений на списание налоговых платежей, являются налоговыми правоотношениями. Отношения же банка и его клиента, вытекающие из договора банковского счета, являются гражданскими правоотношениями. По смыслу положения, содержащегося в п. 7 ст. 3 Налогового кодекса РФ, в сфере налоговых отношений действует презумпция добросовестности налогоплательщиков. Исходя из этой презумпции в п. 3 мотивировочной части Постановления специально подчеркивается, что конституционные гарантии частной собственности нарушаются повторным списанием налогов в бюджет с расчетного счета только добросовестного налогоплательщика (п. 2 мотивировочной части).

Конституционный Суд РФ также разъяснил, что закрепленный в Постановлении подход, допускающий распространение его правовой позиции только на добросовестных налогоплательщиков, предполагает обязанность налоговых органов доказывать обнаруженную недобросовестность налогоплательщиков и банков в порядке, установленном Налоговым кодексом РФ. В связи с этим в случае непоступления в бюджет соответствующих денежных средств для установления недобросовестности налогоплательщиков налоговые органы вправе в целях обеспечения баланса государственных и частных интересов осуществлять необходимую проверку и предъявлять в арбитражный суд требования, обеспечивающие поступление налогов в бюджет, включая иски о признании сделок недействительными и о взыскании в доход государства всего полученного по таким сделкам, как это предусмотрено в п. 11 ст. 7 Закона РФ "О налоговых органах Российской Федерации". Кроме того, как указал Конституционный Суд РФ, налоговые органы вправе систематически информировать налогоплательщика о тех банках, к услугам которых для перечисления налоговых платежей прибегать не следует, а также предъявлять к налогоплательщикам требования об отзыве из таких банков своих расчетных документов на списание налогов (п. 3 мотивировочной части).

Непосредственное применение правовой позиции Конституционного Суда РФ в качестве нормы материального права можно проиллюстрировать на следующем примере из судебной практики.

Общество с ограниченной ответственностью обратилось в арбитражный суд с иском о признании недействительным требования районной инспекции по налогам и сборам от 22 мая 2002 г. в части уплаты налога на добавленную стоимость (НДС) в сумме 2 368 806 руб. 45 коп. и пеней в сумме 181 061 руб. 61 коп.

Решением арбитражного суда иск удовлетворен. В апелляционном порядке законность решения не проверялась.

Суд кассационной инстанции жалобу налогового органа отклонил по следующим основаниям. В период с сентября 1998 г. по февраль 1999 г. общество направило на исполнение в банк платежные поручения на перечисление в бюджет НДС в сумме 4 191 582 руб. Указанные платежи были списаны с расчетного счета общества, но в бюджет не поступили в связи с отсутствием средств на корреспондентском счете банка. Налоговым органом было принято решение о взыскании с общества в 2001 г. сумм налогов в бесспорном порядке путем направления требования об уплате недоимки.

Суд кассационной инстанции указал, что вывод суда о надлежащем исполнении предприятием обязанности по уплате налогов является правильным. Статьей 45 Налогового кодекса РФ, Постановлением Конституционного Суда РФ от 12 октября 1998 г. N 24-П, Определением Конституционного Суда РФ от 25 июля 2001 г. N 138-О установлено, что обязанность по уплате налогов может считаться исполненной с момента списания средств со счета налогоплательщика при достаточности средств на расчетном счете и при условии добросовестности его действий. Наличие реального денежного остатка на расчетном счете истца, достаточного для уплаты необходимой суммы налога, длительное пользование предприятием расчетным счетом в данном банке, в том числе для расчетов по налогам с бюджетом, свидетельствуют о добросовестности предприятия. Доказательств того, что общество преследовало цель совершить операцию без намерения добросовестного исполнения обязанности по уплате налога в оспариваемой сумме, налоговым органом не представлено*(97).

Вместе с тем, на наш взгляд, Конституционный Суд РФ в указанном Постановлении не совсем решил правовую проблему определения момента прекращения обязанности налогоплательщика - юридического лица по уплате налога в бюджет, поскольку значительная часть налогоплательщиков - юридических лиц использовала так называемые вексельные схемы, осуществляемые чаще всего "проблемными" банками, чтобы избежать реальных налоговых перечислений в бюджет. В результате этого значительные суммы налогов, проведенные на "бумаге", фактически не поступали в бюджеты соответствующих уровней в связи с отсутствием на корреспондентских счетах таких банков реальных денежных средств и на практике именно недобросовестные налогоплательщики - юридические лица, использовавшие подобные схемы, "прикрывались" в судебных спорах с налоговыми органами указанными Постановлением и Определением.

Экономическую основу общества, базирующегося на рыночной экономике, составляют налоги. Поэтому правовой механизм уплаты налогов должен быть простым, прозрачным и совершенным, исключающим невыполнение налогоплательщиками их конституционной обязанности как по объективным, так и по субъективным обстоятельствам.

Конституционный Суд РФ в данном случае не способствовал решению проблемы, поскольку публичные интересы оказались незащищенными. Да и частные интересы оказались псевдозащищенными, поскольку неоправданно и не в соответствии с законодательством оказались расширены права налоговых органов, которые "неожиданно" получили право осуществлять проверки финансового состояния банков и давать рекомендации налогоплательщикам - юридическим лицам, имеющим в них счета, относительно возможности перечислений через них налоговых платежей. Подобное вмешательство в экономическую деятельность банков и отношения между банками и их клиентами, на наш взгляд, не столько способствовало защите частных интересов, сколько подчеркивало нерешенность проблемы.

Однако данный пример, по нашему мнению, является исключением, поскольку он характеризует недостаток законодательного регулирования на конституционном уровне. Судебная власть всегда способствует тому, чтобы правильно применить на практике имеющуюся норму закона. В данном случае судебная практика не достигла этой цели. Все же, представляется, что это не недостаток судебной власти, конституционного истолкования, а недостаток закона. Значит, проверяемая норма налогового законодательства была сформулирована настолько некорректно, что даже при ее конституционном истолковании не удалось в полной мере добиться той цели правового регулирования, на которую эта норма была направлена.

Одна из актуальных проблем в правоприменительной деятельности - разрешение коллизий между нормами права (их отдельными положениями).

Оценивая негативные последствия противоречивости законодательства в сфере предпринимательской деятельности, ряд исследователей (А.А. Байтенова, В.В. Буев, А.Г. Сушкевич) указывают на то, что противоречивое законодательство фактически моделирует конфликт, в котором изначально нет правой и виноватой стороны и предприниматель оценивает противоречивость законодательства как субъективный сигнал о невозможности реализовать свое очевидное право, вытекающее из самой сути его предпринимательской деятельности*(98).

В судебной практике непосредственно юридически тупиковая ситуация складывается, когда необходимо выяснить, нормы какой отрасли права обладают приоритетом. Вместе с тем Конституция РФ (ст. 76) не определяет иерархию актов внутри одного их вида, т.е. один федеральный закон не может безусловно быть по юридической силе выше другого. Коллизия норм различных законов, регулирующих налоговые правоотношения, также создала в правоприменительной практике немало проблем, особенно при рассмотрении споров, связанных с применением контрольно-кассовых машин. Например, суммы штрафов, предусмотренные Законом РФ "О применении контрольно-кассовых машин при осуществлении денежных расчетов с населением", и суммы штрафов, налагаемые Кодексом РСФСР об административных правонарушениях за аналогичные правонарушения, значительно отличались друг от друга по размеру в отношении юридических лиц.

В доктрине обращалось внимание законодателя на то, что штраф, предусмотренный указанным Законом, имеет природу административного взыскания, так же как и отношения налогового органа и предпринимателя остаются административными*(99).

Между тем законодательным путем коллизия норм двух федеральных законов не была разрешена, что крайне негативно сказывалось на правовом регулировании, поскольку правоприменительные органы затруднялись в выборе норм при привлечении к административной ответственности. Тем более что приоритет нормы, принятой более "поздним" законом, в случае обнаружения правовых коллизий над нормой, принятой более "ранним" законом, ни действовавшим законодательством, ни арбитражной практикой не подтверждался.

В этом отношении принципиальное значение имеет Постановление от 12 мая 1998 г. N 14-П*(100) "По делу о проверке конституционности отдельных положений абзаца шестого статьи 6 и абзаца второго части первой статьи 7 Закона Российской Федерации от 18 июня 1993 г. "О применении контрольно-кассовых машин при осуществлении денежных расчетов с населением" в связи с запросом Дмитровского районного суда Московской области и жалобами граждан", в котором Конституционный Суд РФ признал неконституционным положение, содержащееся в абзаце втором ч. 1 ст. 7 указанного Закона РФ, согласно которому предприятие, ведущее денежные расчеты с населением без применения контрольно-кассовой машины, подвергается штрафу в 350-кратном установленном законом размере минимальной месячной оплаты труда (п. 2 резолютивной части).

Конституционный Суд РФ, устраняя противоречие между нормами законов, вынужден был установить норму, отменяющую действующую, согласно которой "впредь до урегулирования Федеральным Собранием рассмотренного вопроса в соответствии с Конституцией РФ и с учетом данного Постановления за совершение правонарушения, указанного в абзаце втором части первой статьи 7 Закона Российской Федерации "О применении контрольно-кассовых машин при осуществлении денежных расчетов с населением", штраф налагается в размере, предусмотренном ст. 146.5 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях, т.е. от 50 до 100 минимальных размеров оплаты труда" (п. 2 резолютивной части).

Конституционный Суд РФ установил правило, согласно которому взыскание штрафов с физических лиц производится в судебном порядке; взыскание штрафов с юридических лиц не может осуществляться в бесспорном порядке без их согласия (п. 1 резолютивной части).

В п. 4 и 5 мотивировочной части Постановления Конституционный Суд РФ в целях защиты конституционных прав субъектов предпринимательской деятельности и реализации конституционных принципов, которым должны отвечать меры административного взыскания за нарушения требований по применению контрольно-кассовых машин, указал, что введение ответственности за административное нарушение и установление конкретной санкции, ограничивающей конституционное право, должно отвечать требованиям справедливости, быть соразмерным конституционно закрепленным целям и охраняемым законным интересам, а также характеру совершенного деяния.

Таким образом, Конституционный Суд РФ в данном Постановлении установил норму, устранившую противоречие между ст. 7 Закона РФ "О применении контрольно-кассовых машин при осуществлении расчетов с населением" и ст. 146.5 Кодекса РСФСР об административных правонарушениях. Устраняя противоречие между нормами федеральных законов, регулирующих вопросы ответственности за нарушения в области финансов, Конституционный Суд РФ исходил из того, что взыскания, установленные финансовым законодательством, в частности, о налогах, являются мерами административной ответственности.

Несмотря на то что нарушения законодательства о финансах законодателем не названы прямо административными, это не является основанием для отказа в применении норм административного законодательства, основанных на общих принципах юридической ответственности. Противоречие между нормами одного уровня было устранено не законодателем, принявшим данные федеральные законы, а судебно-правовым актом Конституционного Суда РФ.

В последующем данное решение было учтено в ст. 114 Налогового кодекса РФ (налоговые санкции) и Федеральном законе от 30 декабря 2001 г. N 196-ФЗ (внесены соответствующие изменения в ст. 7 Закона РФ "О применении контрольно-кассовых машин при осуществлении денежных расчетов с населением").

2. Решения, принятые в рамках проверки конституционности норм гражданского законодательства и законодательства об исполнительном производстве

Реализация в гражданском законодательстве принципов частного права, в том числе свободы экономической деятельности, свободы договора, связана с государственной поддержкой и защитой предпринимательской инициативы, частного интереса как основы рыночной экономики. Вместе с тем экономические отношения в нашей стране подвергаются также воздействию и со стороны норм публичного права, в которых реализованы и подвергаются защите со стороны государства публичные интересы.

Как справедливо отмечает В.Ф. Яковлев, один из главных аспектов соотношения гражданского законодательства и государства - это вопрос о соотношении публичного и частного права*(101). Следовательно, это неизбежно затрагивает вопрос о соотношении публичных и частных интересов.

Граница между сферами частного и публичного интереса динамична и устанавливается законодателем. Установление границ государственного регулирования экономики составляет проблему сочетания (обеспечения) баланса публичных и частных интересов в экономической сфере*(102). Если советское законодательство и судебная практика исходили из приоритета интересов государства над частными интересами субъектов экономической деятельности*(103), то в последнее десятилетие, напротив, наблюдалось стремление отказаться от всеобъемлющего контроля государства как атрибута административно-командной системы и делался расчет исключительно на саморегулируемость общества, что привело к умалению значимости публичных интересов и гипертрофии интересов частных*(104). Однако анализ современного законодательства и судебно-арбитражной практики уже свидетельствует о новом наметившемся перекосе в установлении границы между сферами частного и публичного интереса, о разрушении "довольно высокой степени защиты прав участников имущественного оборота, обеспечиваемой гражданским правом, отраслями законодательства, относящимся к публичному праву"*(105).

Современный уровень развития российского общества и правосознания предполагает необходимость как минимум одного из принципов - соблюдение государством требования разумного баланса публичного и частного интересов при ограничении и ином вмешательстве в частные интересы (что чаще всего происходит как вмешательство в право собственности). Это неизбежно затрагивает вопрос определения иерархии интересов, подлежащих правовой охране, что является задачей законодателя, и сущности законотворческой деятельности*(106).

В российском законодательстве нет каких-либо правил для определения баланса публичного и частного интересов, в связи с чем определенную значимость имеют решения Конституционного Суда РФ. Конституционный Суд РФ, выявляя конституционно-правовой смысл рассматриваемой нормы с точки зрения соблюдения конкретных затрагиваемых данным нормативным актом публичных и частных интересов, на основе оценки значимости для общества, государства, субъектов предпринимательской деятельности и соотношения их интересов проводит ту грань между необходимым государственным регулированием экономических отношений и частными интересами, которая и обеспечивает разумный баланс между публичными и частными интересами.

Одним из первых подобных решений Конституционного Суда РФ является Постановление от 9 июня 1992 г. N 7-П*(107) "По делу о проверке конституционности постановления Совета Министров РФ от 17 июля 1991 г. N 403 "О мерах по реализации Распоряжения Председателя Верховного Совета РСФСР и Председателя Совета Министров РСФСР от 8 июля 1991 г. N 1554-1 "О дополнительных мерах по формированию государственных хлебных и других продовольственных ресурсов в 1991 году" и постановления Правительства Российской Федерации от 24 января 1992 года N 43 "Об упорядочении торговли легковыми автомобилями по целевым чекам и целевым вкладам на территории Российской Федерации". Содержащиеся в данном Постановлении правовые позиции затрагивают такие институты конституционного права, как конституционно-правовая ответственность государства в форме возмещения вреда, исполнение договоров в условиях существенного изменения обстоятельств, недопущение нарушения баланса интересов. В Постановлении указано, что обязательства, возникшие между гражданами - владельцами целевых чеков и государством, правопреемником и гарантом которого является Правительство России в лице Сбербанка и Министерства торговли РФ, регулируются гражданским законодательством и граждане выступают в качестве кредиторов, а государство - должника. Перенесение сроков, т.е. отсрочка отоваривания целевых чеков, по существу, представляет собой одностороннее изменение государством условий исполнения обязательств (мораторий). Эта отсрочка не диктовалась какой-либо чрезвычайной ситуацией, действием непреодолимой силы и другими исключительными обстоятельствами, которые могут служить основанием для объявления моратория и которые могли быть использованы для одностороннего перенесения сроков исполнения договорных обязательств. Тем самым были нарушены конституционные права и свободы граждан, в том числе имущественные, что привело к ограничению свободы экономической деятельности граждан как собственников (абзацы первый, второй и пятый мотивировочной части).

В Постановлении присутствует также важный тезис о том, что отношения между работниками БАМа и государством нельзя рассматривать как обычные договорные отношения. В тех условиях всеобщего огосударствления и БАМ как работодатель, и Сберегательный банк СССР как банк представляли государство в договорных отношениях и в силу этого договорные отношения были осложнены публичным элементом. В абзацах шестом и шестнадцатом мотивировочной части Постановления Конституционный Суд РФ указал: "Правительство России действовало противоправно, так как вопреки требованиям статьи 5 Гражданского кодекса России, используя свои властные полномочия, осуществило принадлежащие ему в данных обязательствах гражданские права в противоречии с их назначением, необоснованно предоставив преимущества подчиненным ему органам, на которые возложено исполнение обязательств перед гражданами по отовариванию чеков на легковые автомобили. Правительство России, нарушив имущественные права и интересы граждан, вышло за пределы своей компетенции". Данные постановления (Правительства РФ и Совета Министров РФ) вопреки ст. 10 Конституции РФ ограничили пределы свободы экономической деятельности граждан по сравнению с действующим законодательством, нарушили их имущественные права и интересы. В результате оспариваемое постановление Совета Министров РФ и п. 2 постановления Правительства РФ от 24 января 1992 г. N 43 признаны неконституционными (п. 1 резолютивной части).

Постановлением Правительства РФ от 12 июня 1992 г. N 394 п. 1 и абзац второй п. 2 постановления Правительства РФ от 24 января 1992 г. N 43 признаны утратившими силу. Изложенная в данном Постановлении Конституционного Суда РФ правовая позиция сохраняет свое значение и в настоящее время, поскольку ее содержание реализовано также в ст. 3 Федерального конституционного закона от 17 декабря 1997 г. N 2-ФКЗ "О Правительстве Российской Федерации", в которой указано, что одними из основных принципов деятельности Правительства РФ являются ответственность, обеспечение прав и свобод человека и гражданина.

Отсутствие разумных границ между сферами публичного права и права частного может объясняться не только превалированием одних норм права над другими, но и наличием пробела в законодательстве. В ряде случаев, признав те или иные нормы закона неконституционными с точки зрения отсутствия справедливого баланса публичных и частных интересов, Конституционный Суд РФ прямо или косвенно обращается к законодателю с рекомендацией устранить пробел в праве. Признанием рассмотренной нормы не соответствующей Конституции РФ и мотивировкой принятого решения Конституционный Суд РФ способствует выработке законодателем новых норм, отвечающих требованиям Конституции РФ, принципам справедливого соотношения публичных и частных интересов. Предметом конституционной оценки со стороны Конституционного Суда РФ являлись актуальные проблемы частного права, находящиеся на стыке с публичным правом.

Решение данных проблем не законодательным путем, а посредством судебного решения Конституционного Суда РФ можно показать на примере законодательства о расчетах, где проявилась сложность соотношения гражданского и налогового законодательства.

Отношения между юридическими лицами и банками по поводу осуществления денежных операций по счету регулируются нормами гражданского законодательства (ст. 845-860 ГК РФ). Осуществляя расчеты, банки обязаны соблюдать установленный законодательством порядок использования юридическими лицами средств, поступающих на их расчетные (текущие) счета, имея в виду соблюдение очередности платежей, в том числе при недостаточности средств для исполнения всех платежных документов (ст. 855 ГК РФ). Вместе с тем банк независимо от содержания договора банковского счета обязан уже в силу налогового законодательства обеспечить своевременное и полное внесение в бюджет установленных платежей. В противном случае он несет ответственность. Именно налоговое законодательство (ст. 15 Закона РФ "Об основах налоговой системы в Российской Федерации") устанавливало первоочередной порядок исполнения банком платежных поручений на перечисление налогов в бюджет и во внебюджетные фонды.

В первоначальной редакции п. 2 ст. 855 Гражданского кодекса РФ проблема конкуренции норм гражданского и налогового законов не стояла так остро, поскольку законодателем был выдержан определенный логический подход - прежде всего необходимо осуществлять списание денежных средств со счета юридического лица по требованиям кредиторов клиента, носящим бесспорный характер, который подтвержден судебными решениями либо вытекает из норм, установленных специальными законами, в частности законами о налогах, а затем производить списание по другим платежным документам в порядке календарной очередности. Следующими по значимости признавались требования, также носящие бесспорный характер, однако в отличие от указанных это требования государства как кредитора в налоговом обязательстве, при этом предполагалось списание только сумм недоимок по налогам и платежей во внебюджетные фонды, которое производилось по решениям налоговых органов.

После внесения Федеральным законом от 12 августа 1996 г. N 110-ФЗ в п. 2 ст. 855 Гражданского кодекса РФ изменений и дополнения ранее установленная очередность изменилась. Теперь приоритетное значение перед списанием со счета клиента банка денежных средств в погашение недоимок по налоговым платежам приобрели перечисление или выдача по платежным документам самого владельца счета денежных средств для расчетов по оплате труда, а также по отчислениям во внебюджетные фонды.

Следует отметить, что попытка разрешить проблему конкуренции норм гражданского и налогового законов была осуществлена не законодательной, а исполнительной властью. Министерством финансов РФ, Федеральной налоговой службой РФ и Центральным банком РФ было издано письмо от 22 августа 1996 г. по вопросу о порядке применения ст. 855 Гражданского кодекса РФ (в редакции Федерального закона от 12 августа 1996 г.), предусматривающее применение норм Гражданского кодекса РФ с учетом нормы, содержащейся в ст. 15 Закона РФ "Об основах налоговой системы в Российской Федерации". В обоснование изложенной позиции в письме говорится о том, что к имущественным отношениям, основанным на административном или ином властном подчинении одной стороны другой, в том числе налоговым отношениям, гражданское законодательство не применяется (п. 3 ст. 2 ГК РФ).

Законодательная власть отреагировала на данный недостаток в правовом регулировании несколько своеобразно. Постановлением Государственной Думы Федерального Собрания РФ от 11 октября 1996 г. N 683-II ГД "О факте грубого неисполнения статьи 855 Гражданского кодекса Российской Федерации" указанное письмо признано не соответствующим Гражданскому кодексу РФ.

Подобное противостояние органов исполнительной и законодательной власти не способствовало выявлению соотношения норм гражданского законодательства и норм налогового законодательства с целью установления разумного баланса между частными и публичными интересами. Однозначного решения проблемы не было. Ее серьезность проявилась в попытках налоговых органов с помощью ответственности банков за нарушения, связанные с несвоевременным исполнением расчетных документов по платежам в бюджет и внебюджетные фонды, воздействовать на их отношения с предприятиями, учреждениями и организациями*(108). Проблема установления справедливого баланса между частными и публичными интересами в данном случае была разрешена посредством судебной практики Конституционного Суда РФ.

В связи с указанным следует назвать Постановление Конституционного Суда РФ от 23 декабря 1997 г. N 21-П*(109) "По делу о проверке конституционности пункта 2 статьи 855 Гражданского кодекса Российской Федерации и части шестой статьи 15 Закона Российской Федерации "Об основах налоговой системы в Российской Федерации" в связи с запросом Президиума Верховного Суда Российской Федерации". Положение абзаца четвертого п. 2 ст. 855 Гражданского кодекса РФ признано неконституционным, поскольку установленное в абзаце пятом этого пункта обязательное списание по платежным документам, предусматривающим платежи в бюджет и внебюджетные фонды, означает только взыскание задолженности по указанным платежам на основании поручений налоговых органов и органов налоговой полиции, носящих бесспорный характер (п. 1 резолютивной части).

В данном Постановлении развязан узел из нестыкующихся норм гражданского и налогового законодательства и выражена принципиальная правовая позиция о разумном сочетании прав одних с правами и интересами других лиц. Выводы суда были основаны на том, что достижение декларируемой законодателем цели с помощью предпринятого им регулирования не было и не могло быть обеспечено, поскольку оно, по существу, не исключает произвольного определения очередности выплат, что не согласуется с принципом равенства перед законом. Новая очередность, введенная п. 2 ст. 855 Гражданского кодекса РФ, даже если бы она и облегчала положение с задолженностью по заработной плате работникам коммерческих организаций, создает трудности с формированием доходной части бюджета, что может привести к задолженности по заработной плате работникам бюджетной сферы, поэтому дополнение и изменения п. 2 ст. 855 Гражданского кодекса РФ не соответствуют критериям справедливости (п. 3 мотивировочной части).

В Постановлении также указано, что конституционные обязанности выплачивать вознаграждение за труд и платить законно установленные налоги и сборы не должны противопоставляться друг другу, так как установление жесткого приоритета для одной из них означает невозможность реализации, а следовательно, умаление равно защищаемых прав и законных интересов тех или иных граждан, что не соответствует Конституции РФ (п. 4 мотивировочной части).

Несмотря на то что соответствующих изменений не было внесено в п. 2 ст. 855 Гражданского кодекса РФ, законодатель, руководствуясь правовой позицией Конституционного Суда РФ, в частности, в ст. 17 Федерального закона от 26 марта 1998 г. N 42-ФЗ "О федеральном бюджете на 1998 год" и в ст. 32 Федерального закона от 24 декабря 2002 г. N 176-ФЗ "О федеральном бюджете на 2003 год" указал, что впредь до внесения в соответствии с Постановлением Конституционного Суда РФ изменений в п. 2 ст. 855 Гражданского кодекса РФ списание средств по платежным документам, предусматривающим платежи в бюджет и государственные внебюджетные фонды, а также перечисление денежных средств для расчетов по оплате труда производятся в порядке календарной очередности, т.е. данные платежи отнесены к одной очереди. Поскольку законодатель до настоящего времени не внес соответствующих изменений в п. 2 ст. 855 Гражданского кодекса РФ, правоприменительная практика вынуждена руководствоваться не только указанными статьями Федеральных законов, но и непосредственно Постановлением Конституционного Суда РФ. Таким образом, данное Постановление оказало влияние на совершенствование правоприменительной практики.

Другой пример решения Конституционным Судом РФ проблемы сочетания частных и публичных интересов и воздействия своими правовыми позициями на законодателя касается вопроса установления разумных границ при ограничении права собственности юридического лица в интересах общества применительно к ситуации конкурсного производства.

В соответствии со ст. 104 Федерального закона от 8 января 1998 г. N 6-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" в целях формирования конкурсной массы осуществлялись определенные имущественные изъятия из нее в виде жилищного фонда социального использования, детских дошкольных учреждений и объектов коммунальной инфраструктуры, жизненно необходимых для региона. Данное имущество передавалось в муниципальную собственность на безвозмездной основе. В дальнейшем такие объекты должны были содержаться за счет соответствующих бюджетов.

В доктрине относительно подобного изъятия имущества существовали разные мнения. М.В. Телюкина указывает, что на практике были нередки ситуации, когда продать указанное имущество совершено невозможно, конкурсный управляющий все равно вынужден передавать его безвозмездно, так как у ликвидируемого должника имущество оставаться не должно*(110).

Некоторые исследователи (например, О.А. Никитина) указывали на возможность передачи данных объектов при отсутствии возражений со стороны кредиторов о такой передаче*(111).

Однако В.Ф. Попондопуло считает, что оправданность изъятия данного имущества из конкурсной массы, в частности объектов коммунальной инфраструктуры, не столь очевидна. Ученый считает, что, стремясь обеспечить интересы соответствующего региона (публичные интересы), законодатель, по существу, пренебрегая частными интересами кредиторов несостоятельного юридического лица и тем самым нарушая баланс частных и публичных интересов, нарушил конституционные права кредиторов должника в той части, в какой не обеспечил предварительное и равноценное возмещение изымаемого из конкурсной массы имущества, за счет стоимости которого подлежат удовлетворению требования кредиторов. По мнению В.Ф. Попондопуло, баланс публичных и частных интересов может быть соблюден только при выполнении условия предварительного и равноценного возмещения стоимости данного имущества*(112).

В любом случае "муниципализация", т.е. переход имущества от частных собственников в силу закона в муниципальную собственность, как считает В.П. Мозолин, не должна носить дискриминационного характера в отношении собственника изымаемого имущества*(113).

В.В. Витрянский решение проблемы видел в необходимости внесения в Закон изменений, согласно которым муниципальные образования должны внести определенную денежную сумму в конкурсную массу должника, конкретный размер которой должен определять суд*(114).

Как справедливо указывает Е. Суханов, право собственности представляет собой наиболее широкое по содержанию вещное право, которое дает возможность своему обладателю - собственнику и только ему определять содержание и направления использования принадлежащего ему имущества, осуществляя над ним полное хозяйственное господство. Однако ученый также признает, что "право собственности не может быть беспредельным*(115).

Между тем В.П. Камышанский полагает, что вопрос о границах и ограничениях права собственности остался неразрешенным ни в доктрине, ни в законодательстве. Ученый считает, что основание этих ограничений, пределы и порядок их применения должны быть четко определены законом, так как ограничения права собственности стесняют, сдерживают собственника в осуществлении субъективного права, особенно при социальных приоритетах собственности*(116).

Несомненно, с появлением частной собственности, разделением государственной собственности на федеральную, собственность субъектов РФ и муниципальную возникает необходимость именно законодательной выработки правового механизма обеспечения баланса интересов собственников и иных лиц. Правовые ограничения устанавливаются, как правило, в целях защиты интересов других лиц, выразителем которых выступает государство. Ограничения права собственности в таких случаях направлены не на установление правового неравенства, а, наоборот, служат целью определить разумную границу, обеспечивающую справедливый баланс между частными и публичными интересами. Конституция РФ (ст. 35) и Гражданский кодекс РФ (ст. 1, 235) допускают в порядке, определенном федеральным законом, при соблюдении определенных условий ограничение права собственности, выражающееся, например, в принудительном изъятии государством у собственника имущества. Такая возможность предусмотрена ст. 104 Федерального закона от 8 января 1998 г. "О несостоятельности (банкротстве)". Вместе с тем в данном Федеральном законе не была определена разумная граница, обеспечивающая справедливый баланс между частными и публичными интересами, применительно к формированию конкурсной массы юридического лица-должника. Порядок изъятия имущества при формировании конкурсной массы не был четко определен.

В такой ситуации судебная практика Конституционного Суда РФ позволила решить данную правовую проблему и сориентировать законодателя на основные принципы и критерии при установлении справедливого баланса между частными интересами (интересами юридического лица-должника и его кредиторов) и публичными интересами (интересами населения соответствующего региона).

В Постановлении от 16 мая 2000 г. N 8-П*(117) "По делу о проверке конституционности отдельных положений пункта 4 статьи 104 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" в связи с жалобой компании "Timber Holdings International Limited" Конституционный Суд РФ признал неконституционными положения п. 4 ст. 104 проверявшегося Федерального закона в той части, в какой они по смыслу, придаваемому им сложившейся практикой, позволяют передавать соответствующим муниципальным образованиям жилищный фонд социального использования, детские дошкольные учреждения и объекты коммунальной инфраструктуры, жизненно необходимые для региона, без выплаты должникам-собственникам, находящимся в процедуре конкурсного производства, разумной, справедливой компенсации, обеспечивающей баланс между публичными и частными интересами, а также не допускают судебной проверки такой передачи по существу (п. 1 резолютивной части).

В п. 2 резолютивной части Постановления Конституционный Суд РФ указал, что законодателю надлежит предусмотреть размер и порядок выплаты разумной и соразмерной компенсации должникам, находящимся в процедуре конкурсного производства, и механизм реализации решений федеральных органов государственной власти, приводящих к увеличению расходов бюджетов разных уровней.

К данным выводам Конституционный Суд РФ пришел исходя из того, что указанный фонд социального использования и объекты коммунальной инфраструктуры, жизненно необходимые для региона, используются не только в частных интересах должника-собственника, но и в интересах населения, подлежащего защите со стороны государства. Поэтому отношения, связанные с обеспечением функционирования и сохранения целевого назначения указанных объектов, носят публично-правовой характер. Передача указанных объектов муниципальным образованиям представляет собой один из случаев лишения должника-собственника его имущества. В этом смысле оспариваемые положения представляют собой чрезмерное, не пропорциональное конституционно значимым целям, а потому произвольное ограничение права собственности должника и, следовательно, конкурсного кредитора в конкурсном производстве и умаляют конституционное право частной собственности (п. 5 мотивировочной части).

В данном Постановлении Конституционный Суд, обращаясь к законодателю с рекомендацией устранить пробел в праве, а также признавая рассмотренную норму не соответствующей Конституции РФ, способствует выработке им новых норм, отвечающих требованиям Конституции РФ. Выполняя свою функцию конституционного нормоконтроля, Конституционный Суд РФ способствует формированию конституционного поля в сфере правового регулирования предпринимательской деятельности, поскольку и в правоприменительной практике, и в законотворческой деятельности соответствующие органы руководствовались данным решением.

В последующем правовая позиция Конституционного Суда РФ была учтена в Федеральном законе от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" в п. 4-10 ст. 132 (имущество должника, не включаемое в конкурсную массу).

Проблемы совершенствования нормативного регулирования предпринимательской деятельности не раз были связаны с применением Федерального закона от 8 января 1998 г. "О несостоятельности (банкротстве)". Данный Федеральный закон больше всего подвергался критике и неоднократному обжалованию со стороны субъектов предпринимательской деятельности на предмет конституционности содержащихся в нем норм.

Так, согласно ст. 77 (абзац третий п. 2) Федерального закона от 8 января 1998 г. "О несостоятельности (банкротстве)" внешний управляющий был вправе в трехмесячный срок с момента введения внешнего управления отказаться от исполнения договоров должника, не исполненных сторонами полностью или частично, если договор является долгосрочным (заключен на срок более одного года). При этом отказ от исполнения договора лишал контрагентов должника права оспорить в суде такой односторонний отказ. Единственный способ защиты прав контрагента в такой ситуации - предъявление требования о возмещении реального ущерба, что относило кредиторов с такими требованиями в пятую очередь.

В.В. Степанов, оценивая данный институт, считает отказ от исполнения текущих контрактов одним из наиболее эффективных средств систем регулирования несостоятельности. В то же время он признает, что предоставление чрезмерных прав по отказу от исполнения текущих договоров "может привести к дестабилизации торгового оборота"*(118).

Необходимо отметить, что договор стабилизирует отношения имущественного оборота, делает их предсказуемыми, обеспечивая определенную уверенность в результатах предпринимательской деятельности. Поэтому подобное нормативно-правовое регулирование процедуры внешнего управления в определенной степени угрожало не только стабильности гражданско-правовых сделок предпринимательского характера, нарушало принципы гражданско-правового регулирования, одним из которых является свобода договора, но и искажало существо принципа судебной защиты прав субъектов предпринимательской деятельности.

К решению, основанному именно на принципах свободы договора, служащих одновременно критерием разумного баланса интересов, можно отнести Постановление Конституционного Суда РФ от 6 июня 2000 г. N 9-П*(119) "По делу о проверке конституционности положения абзаца третьего пункта 2 статьи 77 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" в связи с жалобой открытого акционерного общества "Тверская прядильная фабрика". В данном Постановлении Конституционный Суд РФ признал неконституционным положение абзаца третьего п. 2 ст. 77 указанного Федерального закона, согласно которому внешний управляющий в трехмесячный срок с момента введения внешнего управления вправе был отказаться от исполнения договоров должника, не исполненных сторонами полностью или частично, если договор является долгосрочным (заключен на срок более одного года), поскольку данное положение позволяет внешнему управляющему в одностороннем порядке расторгать договоры должника на том лишь основании, что они заключены на срок свыше одного года, независимо от того, имеются ли связанные с исполнением таких договоров обстоятельства, препятствующие восстановлению платежеспособности должника (п. 1 резолютивной части).

К такому решению Конституционный Суд РФ пришел исходя из того, что в данном случае контрагент как одна из сторон оказывается в неравноправном положении по сравнению с другой стороной, а также по сравнению с другой категорией контрагентов (с которыми расторжение договора возможно лишь при наличии конкретных обстоятельств, реально препятствующих восстановлению платежеспособности должника). В данном случае Федеральным законом введен произвольный критерий, не отвечающий принципам соразмерности и справедливости, которые должны соблюдаться при ограничении свободы договоров и прав владения, пользования и распоряжения имуществом и предполагают необходимость обеспечения справедливого баланса между общественными интересами и правами частных лиц в договорных отношениях. Существующая в законодательстве норма, лишающая контрагентов возможности оспорить в суде такой односторонний отказ, вводит несоразмерное ограничение гарантированных Конституцией РФ свободы экономической деятельности и свободы договора, а также права на свободное использование имущества для предпринимательской деятельности, прав владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом и нарушает принцип юридического равенства (п. 4 мотивировочной части).

Для правового регулирования предпринимательской деятельности данное решение Конституционного Суда РФ имеет принципиальное значение, поскольку декларативность многих норм гражданского права и их слабая законодательная регламентация не способствуют эффективному правовому регулированию в области предпринимательской деятельности. Совершенствование норм гражданского права посредством данного решения Конституционного Суда РФ способствовало не только стабильности гражданско-правовых сделок предпринимательского характера, но и судебной защите прав субъектов предпринимательской деятельности.

Данное решение оказало непосредственное влияние на совершенствование законодательства: в Федеральном законе от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" в п. 1-3 ст. 102 (отказ от исполнения сделок должника) такое основание для отказа внешнего управляющего от исполнения договоров должника и иных сделок, как срок договора, исключено.

Показательно еще одно постановление Конституционного Суда РФ, оказавшее существенное влияние на совершенствование правоприменения норм об исполнительном производстве, в котором была решена проблема соотношения частных интересов с публичными в ситуации, возникшей при взыскании исполнительного сбора.

Порядок принудительного исполнения судебных решений определен в Федеральном законе от 21 июля 1997 г. N 119-ФЗ "Об исполнительном производстве" В п. 1 ст. 77 данного Федерального закона установлен порядок распределения взысканных с должника денежных сумм, согласно которому первоначально удерживаются исполнительский сбор, штрафы, взыскиваются расходы по совершению исполнительных действий и лишь оставшаяся сумма поступает взыскателю. Такая очередность приводит при недостатке имущества и средств должника к уменьшению сумм, которые реально могут получить взыскатели, поскольку исполнительский сбор - 7% от взыскиваемой суммы или стоимости имущества должника (п. 1 ст. 81 Федерального закона), в сущности, составляет значительную сумму, взыскиваемую в первоочередном порядке. Поэтому на практике у взыскателей часто возникала проблема полного удовлетворения своих требований. Кроме того, в соответствии с Федеральным законом размер исполнительского сбора не зависит от фактического размера взысканных сумм.

Как справедливо отмечает В.В. Ярков, цель установления исполнительского сбора законодателем не определена: рациональные соображения, связанные с повышением эффективности исполнительного производства, переводом исполнительной системы на самоокупаемость либо фискальный подход, направленный на пополнение государственного бюджета*(120). Конечно, угроза взыскания исполнительского сбора в определенной степени стимулировала должников к исполнению исполнительного документа в добровольном порядке, поскольку исполнительский сбор взыскивался при отсутствии уважительных причин неисполнения в добровольном порядке исполнительного документа.

Вместе с тем Федеральный закон не дает понятия "уважительность" при определении причин неисполнения требований исполнительного документа и не содержит даже примерного перечня уважительных причин, в связи с чем на практике было самое различное их толкование, что приводило к многочисленным жалобам на действия судебных приставов-исполнителей. Несовершенство Федерального закона в вопросе взыскания исполнительского сбора привело к тому, что реально права взыскателей, в том числе субъектов предпринимательской деятельности, добившихся судебного решения в свою пользу, на стадии его исполнения не могли быть реализованы в соответствии с целями и задачами, которые преследовал законодатель.

Судебным приставам-исполнителям достаточно было добиться взыскания исполнительского сбора, после чего у них пропадал "стимул" добиваться исполнения решения в полном объеме. Должники, которые в силу различных объективных причин не могли в установленный для добровольного исполнения срок исполнить исполнительный документ, в принципе не имели реальных шансов обосновать его неисполнение и добиться неприменения к ним мер ответственности в виде исполнительского сбора. Тем более что в законе правовая природа исполнительского сбора законодателем также не была определена. В такой ситуации о соблюдении частных интересов говорить не приходилось, поскольку Федеральный закон стимулирует работу федеральных органов исполнительной власти в лице службы судебных приставов "самих на себя", т.е. только до взыскания исполнительского сбора.

Решение данной проблемы было осуществлено не законодателем, а Конституционным Судом РФ в Постановлении от 30 июля 2001 г. N 13-П*(121) "По делу о проверке конституционности положений подпункта 7 пункта 1 статьи 7, пункта 1 статьи 77 и пункта 1 статьи 81 Федерального закона "Об исполнительном производстве" в связи с запросом Арбитражного суда Воронежской области, Арбитражного суда Саратовской области и жалобой открытого акционерного общества "Разрез "Изыхский", в котором представлены результаты проверки некоторых норм указанного Федерального закона. Так, в п. 7 мотивировочной части Постановления Конституционный Суд РФ указал, что формальная неопределенность, расплывчатость нормы, согласно которой исполнительский сбор взыскивается с должника, если исполнительный документ в установленный срок не исполнен им без уважительных причин, без указания в п. 1 ст. 81 Федерального закона "Об исполнительном производстве" того, какие именно причины являются уважительными или, наоборот, неуважительными, создает возможность ее произвольного толкования и применения, что ведет к нарушению общеправовых принципов юридической ответственности и равенства, произвольному ограничению конституционного права собственности и нарушению гарантий государственной, в том числе судебной, защиты прав и свобод.

Кроме того, взыскание исполнительского сбора в первоочередном порядке в случае недостаточности денежных средств, взысканных с должника, не позволяет исполнить судебный акт, обязательный для судебного пристава-исполнителя, и удовлетворить требования взыскателя в полном объеме. В результате права взыскателя оказываются незащищенными. Такой порядок распределения взыскиваемой суммы нарушает справедливый баланс между публичными и частными интересами, искажает существо обязанности, не отвечает конституционно значимым целям исполнительного производства (п. 8 мотивировочной части).

Отсюда следующий правомерный вывод Конституционного Суда РФ: признать не соответствующими Конституции РФ положения п. 1 ст. 81 Федерального закона "Об исполнительном производстве", согласно которым в случае неисполнения исполнительного документа без уважительных причин в срок, установленный для добровольного исполнения указанного документа, судебный пристав-исполнитель выносит постановление, по которому с должника взыскивается исполнительский сбор в размере 7% от взыскиваемой суммы или стоимости имущества должника. Эти положения, поскольку они в силу своей формальной неопределенности в части, касающейся оснований освобождения должника от уплаты исполнительского сбора, допускают их применение без обеспечения должнику возможности надлежащим образом подтверждать, что нарушение установленных сроков исполнения исполнительного документа вызвано чрезвычайными, объективно непредотвратимыми обстоятельствами и другими непредвиденными, непреодолимыми препятствиями, находящимися вне его контроля, при соблюдении им той степени заботливости, какая требовалась от него в целях надлежащего исполнения обязанности, вытекающей из п. 1 ст. 81 Федерального закона "Об исполнительном производстве" (п. 3 резолютивной части).

Также признано неконституционным положение п. 1 ст. 77 Федерального закона "Об исполнительном производстве", на основании которого из денежной суммы, взысканной судебным приставом-исполнителем с должника, исполнительский сбор оплачивается в первоочередном порядке, а требования взыскателя удовлетворяются в последнюю очередь (п. 4 резолютивной части).

При принятии данного Постановления Конституционный Суд РФ исходил из конституционного принципа справедливости баланса между публичными и частными интересами, недопущения искажения существа обязанности и существа конституционных целей исполнительного производства. Законодателем до настоящего времени не внесено соответствующих изменений в вышеуказанные статьи Федерального закона "Об исполнительном производстве", поэтому правоприменительная практика вынуждена руководствоваться непосредственно данным Постановлением Конституционного Суда РФ, что подчеркивает его значение для совершенствования правоприменения норм об исполнительном производстве.

В качестве примера при рассмотрении вопроса применения судебным приставом-исполнителем максимального размера исполнительского сбора (7% от взыскиваемой суммы) можно привести постановление Федерального арбитражного суда Центрального округа*(122).

Так, суд кассационной инстанции, отменяя судебные акты, указал, что суды первой и апелляционной инстанций безосновательно не обсудили вопрос о правомерности взыскания с должника исполнительского сбора (штрафной санкции) в размере именно 7% от взыскиваемой суммы.

Исходя из п. 2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда РФ от 30 июля 2001 г. N 13-П установленный положением п. 1 ст. 81 Федерального закона "Об исполнительном производстве" размер взыскания (7% от взыскиваемой суммы) представляет собой лишь допустимый его максимум, верхнюю границу и с учетом характера совершенного правонарушения, размера причиненного вреда, степени вины правонарушителя, его имущественного положения и иных существенных обстоятельств может быть снижен правоприменителем.

Суд кассационной инстанции указал, что независимо от того, оспаривает должник или нет размер взыскиваемого исполнительского сбора (7% от взыскиваемой суммы), необходимо учесть п. 2 мотивировочной части Постановления Конституционного Суда от 30 июля 2001 г. N 13-П и обсудить вопрос о правомерности применения судебным приставом - исполнителем штрафной санкции к должнику в максимальном размере.

К решениям, в которых указано на необходимость обеспечения эффективной судебной защиты субъектов экономических отношений, можно отнести Постановление Конституционного Суда РФ от 12 марта 2001 г. N 4-П*(123), в котором признаны неконституционными положения Федерального закона от 8 января 1998 г. "О несостоятельности (банкротстве)", касающиеся возможности обжалования определений, выносимых арбитражным судом по делам о банкротстве. В частности, п. 3 ст. 55 указанного Федерального закона в части, устанавливающей правило, в соответствии с которым не могут быть обжалованы определения арбитражного суда, предусмотренные в п. 4 ст. 46, п. 1 ст. 55, п. 4 ст. 63 и п. 5 ст. 75 названного Федерального закона; ст. 56 данного Федерального закона, поскольку она позволяет вводить на стадии возбуждения производства по делу о банкротстве наблюдение на основании заявления о признании должника банкротом без предоставления должнику возможности своевременно заявить свои возражения и не предусматривает право должника обжаловать определение о принятии заявления о признании должника банкротом, которым в отношении него вводится наблюдение (п. 1 и 2 резолютивной части).

Конституционный Суд РФ установил, что хотя этим Федеральным законом и предусмотрено представление в арбитражный суд отзыва должника на заявление о признании должника банкротом, однако отзыв и возражения по требованиям заявителя направляются в арбитражный суд уже после возбуждения производства по делу о банкротстве, т.е. после введения наблюдения (п. 2 ст. 41 и п. 1, 2 ст. 45). Кроме того, ни сам Федеральный закон от 8 января 1998 г. "О несостоятельности (банкротстве)", ни арбитражное процессуальное законодательство, действовавшее в тот период, не предусматривали возможности обжаловать решение о введении наблюдения в вышестоящей судебной инстанции. Результат такого регулирования - отсутствие эффективного судебного контроля за данной процедурой банкротства. При наличии формальных требований, определенных в п. 2 ст. 5 Федерального закона от 8 января 1998 г. "О несостоятельности (банкротстве)", арбитражный суд лишен возможности проверить обоснованность и реальность требований к должнику, и, таким образом, наблюдение вводится автоматически.

Между тем в силу принципа самостоятельности судебной власти (ст. 10 Конституции РФ) законодатель не вправе лишать суд необходимых для осуществления правосудия полномочий. Конституционным Судом РФ отмечено, что существующий порядок введения наблюдения не соответствует Конституции РФ (ч. 1 ст. 19, ч. 2 ст. 46 и ч. 3 ст. 123), согласно которой судопроизводство в Российской Федерации осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон. Определение арбитражного суда о принятии заявления о признании должника банкротом, выносимое на подготовительной стадии производства по делу, а не в результате рассмотрения дела о банкротстве, по существу, не является итоговым документом, но в качестве решения, ограничивающего дееспособность должника и временно определяющего его гражданские права и обязанности, оно должно приниматься в условиях соблюдения конституционного принципа состязательности и равноправия сторон. Статья 56 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)", как позволяющая вводить на стадии возбуждения производства по делу о банкротстве наблюдение на основании заявления о признании должника банкротом без предоставления ему возможности своевременно заявить свои возражения, была признана неконституционной, поскольку не предусматривала возможность обжаловать определение о принятии заявления о признании должника банкротом, которым в отношении него вводится наблюдение.

Несовершенством действующего законодательства о банкротстве нужно объяснить то обстоятельство, что Конституционный Суд РФ указанным Постановлением признал проверяемую норму не соответствующей Конституции РФ. Причина заключается в попытке ограничить возможность судебного контроля. В последующем в Федеральном законе от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" в ст. 47 (отзыв должника на заявление о признании должника банкротом) и ст. 49 (определение о введении наблюдения) данное Постановление Конституционного Суда РФ было учтено. Должнику предоставляется возможность направить в арбитражный суд, заявителю и иным лицам, участвующим в деле о банкротстве, отзыв на заявление кредитора о признании должника банкротом и представить суду свои возражения, которые рассматриваются в судебном заседании. Определение о введении наблюдения может быть обжаловано.

3. Правовые позиции как инструмент совершенствования правового регулирования

Как уже отмечалось, правовые позиции Конституционного Суда РФ связаны не только с разрешением конкретного конституционного спора, они имеют общеправовое значение и распространяются на неопределенный круг аналогичных ситуаций. В ряде случаев Конституционный Суд РФ непосредственно использовал ранее сформулированные позиции, изложенные им в других решениях, в качестве правового основания при принятии другого судебного акта. При этом ранее сформулированные правовые позиции выступают самостоятельным, достаточным и необходимым основанием для принятия резолютивной части решения или определения. Таким образом, правовые позиции выступают самостоятельным правовым инструментом, используемым Конституционным Судом РФ при конституционной оценке норм оспариваемых нормативно-правовых актов.

Это можно проследить на примере уже подвергавшегося анализу Постановления от 17 декабря 1996 г. N 20-П, в котором Конституционный Суд РФ указал, что норма, позволяющая органам налоговой полиции списывать со счетов юридических лиц суммы штрафов в бесспорном порядке, не обращаясь в суд, противоречит конституционной гарантии собственности. Эта правовая позиция позднее была воспроизведена в нескольких решениях Конституционного Суда РФ, например, в вышеуказанном Постановлении Конституционного Суда РФ от 15 июля 1999 г. N 11-П, где в п. 3 мотивировочной части прямо указано, что сформулированные ранее правовые позиции в соответствии со ст. 6, 79, 80 и 87 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" являются общеобязательными и действуют непосредственно.

Позднее в Конституционный Суд РФ обратились по поводу проверки аналогичной нормы, которая содержалась в другом законе - Законе РФ от 27 декабря 1991 г. N 2118-1 "Об основах налоговой системы в Российской Федерации". Конституционный Суд РФ не принял это дело к производству, но принятое им Определение от 6 ноября 1997 г. N 111-О*(124) все же отличалось от обычных "отказных" определений. Это определение имело позитивное правовое содержание. Г.А. Гаджиев, например, называет такие определения "с положительным содержанием"*(125).

В нем говорилось, что Конституционный Суд РФ отказывает в принятии обращения к рассмотрению, так как по предмету обращения ранее было вынесено постановление, сохраняющее свою силу. Конституционный Суд РФ указал, что вопрос о соответствии Конституции РФ оспариваемых положений, по существу, разрешен Конституционным Судом РФ в Постановлении от 17 декабря 1996 г., в котором подвергались проверке одновременно нормы трех законов, что подтверждается как мотивировочной, так и резолютивной частью постановления, и потому выводы Конституционного Суда РФ относительно бесспорного порядка взыскания с юридических лиц сумм штрафов и иных санкций распространяются и на оспариваемые положения ст. 13 Закона РФ "Об основах налоговой системы в Российской Федерации". Конституционный Суд РФ указал, что правовые основания такого решения, приведенные в указанном Постановлении, также свидетельствуют о том, что бесспорный порядок взыскания с юридических лиц указанных сумм без их согласия признан неконституционным вне зависимости от того, каким органом - налоговой полицией или налоговой инспекцией - принимается решение о производстве взыскания. Данное Постановление Конституционного Суда РФ сохраняет свою силу (п. 2 мотивировочной части).

Как видно, в данном случае оказалась точно такая же ситуация, которая уже была рассмотрена Конституционным Судом РФ, что исключило возможность бесспорного взыскания с юридических лиц сумм штрафов и иных санкций по требованиям налоговых инспекций. Ранее сформулированная правовая позиция оказалась достаточным основанием для выводов Конституционного Суда РФ и исключила необходимость повторно оценивать конституционность оспариваемых положений путем рассмотрения дела по существу (только в данном случае относительно полномочий другого фискального органа).

Затем в Конституционный Суд РФ поступило обращение о признании неконституционной ст. 14 Закона РФ от 9 октября 1992 г. N 3615-1 "О валютном регулировании и валютном контроле", которая дает право органам валютного контроля списывать с расчетного счета юридических лиц сумму штрафа в бесспорном порядке. Несмотря на то что это совсем другая система административных органов - не налоговая полиция, не налоговая инспекция, а органы валютного контроля, тем не менее Конституционный Суд РФ и в этом случае подтвердил свое решение - принял "отказное" Определение от 4 марта 1999 г. N 50-О*(126), указав, что вопрос о конституционности законоположения, допускающего возможность взыскания сумм штрафов и иных санкций с юридических лиц в бесспорном, а с физических лиц в судебном порядке, уже был предметом рассмотрения Конституционного Суда РФ (Постановление от 17 декабря 1996 г., в котором Конституционный Суд РФ признал положение о взыскании с юридических лиц без их согласия сумм штрафов и иных санкций в бесспорном порядке неконституционным). Конституционный Суд РФ указал, что эта правовая позиция выражена им также в Постановлении от 12 мая 1998 г. и в Определении от 6 ноября 1997 г. Данные решения Конституционного Суда РФ сохраняют свою силу (п. 2 мотивировочной части).

Вывод Конституционного Суда РФ, признавшего, что бесспорный порядок взыскания с юридических лиц сумм штрафов и иных санкций без их согласия, т.е. при возражениях против указанных взысканий, является неконституционным вне зависимости от того, каким органом - налоговой полицией или налоговой службой - принимается решение о производстве взыскания и каким нормативным актом (или отдельными его положениями) такое право ему предоставлено, распространяется на все иные органы, в том числе государственные службы и фискальные органы, поскольку ими могут применяться аналогичные санкции (п. 3 мотивировочной части).

Конституционный Суд РФ указал, что исходя из правовых позиций, сформулированных в указанных решениях, положение о бесспорном порядке взыскания с юридических лиц без их согласия сумм штрафов и иных санкций, упомянутых в оспариваемой ст. 14 Закона РФ "О валютном регулировании и валютном контроле", не может применяться судами, другими органами и должностными лицами, что является общеобязательным и впредь до отмены п. 4 данной статьи Федеральным Собранием РФ исключает любое иное его истолкование в правоприменительной практике (п. 1 резолютивной части).

Таким образом, Конституционный Суд РФ указал в данном Определении, что, с одной стороны, юридическая проблема как таковая решена и нет необходимости принимать дело к производству, а с другой - впредь до законодательного урегулирования возникшего правового вопроса правоприменительные органы и должностные лица непосредственно применяют правовую позицию Конституционного Суда РФ.

Следует подчеркнуть, что Конституционный Суд РФ в своих Определениях от 6 ноября 1997 г. N 111-О и от 4 марта 1999 г. N 50-О прямо использует понятие "правовая позиция Конституционного Суда". Правовые позиции Конституционного Суда РФ, сформулированные относительно неконституционности указанных правовых норм, вносят коррективы в правоприменительную практику и ставят перед законодателем задачу приведения обсуждаемых законов в соответствие с Конституцией РФ. Следовательно, правовые позиции Конституционного Суда РФ выступают как непосредственный элемент совершенствования правоприменительной практики и правового регулирования.

4. Конституционное истолкование норм федеральных законов

Конституционное истолкование норм законов, как и правовая позиция, - новый правовой инструмент в российском праве, используемый Конституционным Судом РФ в целях конституционного совершенствования правоприменительного процесса. Возможность выполнения Конституционным Судом РФ подобной функции вытекает не только из сложившейся практики Конституционного Суда РФ, но и из смысла ст. 74 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", поскольку выявление конституционного смысла действующего права относится к компетенции Конституционного Суда РФ и даваемое им истолкование является общеобязательным, в том числе для судов.

Разрешая вопросы права, Конституционный Суд РФ в своей деятельности иногда сталкивается с такими ситуациями, когда при проверке нормы на соответствие Конституции РФ выясняется, что она допускает разные толкования в правоприменительной практике, так как не очень четко и корректно сформулирована, в связи с чем возможно ее применение в различном смысловом значении. Как показывает судебная практика, Конституционный Суд РФ не всегда признает подобную норму неконституционной, поскольку учитывает - признание нормы неконституционной породит отсутствие правового регулирования, что, особенно в предпринимательской сфере деятельности, может создать еще большие трудности. Именно в таких ситуациях, если норма Конституционным Судом РФ будет истолкована в соответствии с конституционными принципами и положениями, она может применяться*(127).

Таким образом, такая норма не объявляется неконституционной, но, по существу, ей придается совершенно новое правовое содержание. Регулятивное воздействие нормы, подвергшейся конституционному истолкованию, в принципе изменяется. Конституционный Суд РФ, не признавая норму недействующей, тем не менее, по существу, воздействует на право. Данный прецедент толкования является обязательным для судов, поскольку в правоприменительной деятельности должно обеспечиваться конституционное истолкование подлежащих применению норм и суды не вправе придавать рассмотренным нормам значение, расходящееся с их конституционно-правовым смыслом.

Механизм такого совершенствования отраслевого законодательства и в целом правового регулирования экономических отношений можно проследить, в частности, на анализе следующих определений Конституционного Суда РФ.

В Определении Конституционного Суда РФ от 20 февраля 2002 г. N 48-О*(128) дано конституционное истолкование норм, содержащихся в п. 1 и 2 ст. 167 Гражданского кодекса РФ и касающихся вопросов применения двусторонней реституции. Поводом для подачи жалобы об оспаривании указанных норм Гражданского кодекса РФ послужило то, что решением Хамовнического межмуниципального суда г. Москвы от 18 декабря 1997 г. по иску прокуратуры г. Москвы была признана недействительной сделка по размещению акций акционерного общества путем специализированного чекового аукциона, вследствие чего гражданин Щепачев лишился прав на 9060 акций этого общества, причитавшихся ему по результатам аукциона за внесенные 10 приватизационных чеков. Тот же суд 15 марта 1999 г. по иску Щепачева к Департаменту государственного и муниципального имущества г. Москвы о взыскании 240 000 руб. (деноминированных) за переданные им приватизационные чеки, а также за упущенную выгоду и понесенные расходы взыскал с ответчика в пользу истца 100 руб. исходя из номинальной стоимости чека (10 руб. после деноминации), отказав в остальной части иска в связи с невозможностью возврата приватизационных чеков в натуре. Конституционный Суд РФ признал жалобу заявителя не подлежащей рассмотрению, поскольку для разрешения поставленного вопроса не требуется вынесения итогового решения в виде постановления в связи с тем, что по этому вопросу были вынесены постановления, сохраняющие свою силу, а также в связи с неподведомственностью Конституционному Суду РФ вопроса о проверке законности и обоснованности судебных решений (п. 1 резолютивной части).

Однако Конституционный Суд РФ указал, что свобода гражданско-правовых договоров в ее конституционно-правовом смысле предполагает соблюдение принципов равенства и согласования воли сторон, что призваны обеспечить и нормы ст. 167 Гражданского кодекса РФ, в п. 2 которой содержатся положения о двусторонней (взаимной) реституции как последствии недействительности сделки для ее участников. Конституционный Суд РФ указал, что сами по себе п. 1 и 2 ст. 167 Гражданского кодекса РФ не противоречат положениям Конституции РФ. Суд общей юрисдикции или арбитражный суд, на основании ст. 120 Конституции РФ самостоятельно решая вопрос о том, подлежит ли та или иная норма применению в рассматриваемом им деле, уясняет смысл нормы, т.е. осуществляет ее казуальное толкование, с тем чтобы не допустить произвольного ее применения, ведущего к нарушению конституционного принципа равенства всех перед законом и судом. Вместе с тем в судебной практике, как указал Конституционный Суд РФ, должно обеспечиваться конституционное истолкование подлежащих применению норм. Выявление же конституционного смысла действующего права относится к компетенции Конституционного Суда РФ, а данное им истолкование является общеобязательным, в том числе для судов (п. 2, 3 мотивировочной части).

Конституционный Суд РФ указал, что возмещение в ходе двусторонней реституции на основании п. 1 и 2 ст. 167 Гражданского кодекса РФ одной стороне номинальной стоимости приватизационных чеков взамен возврата ею другой стороне прав на акции, приобретенные на эти чеки, без определения их рыночной стоимости означает, что данные нормы, направленные на обеспечение равноценности и эквивалентности возмещения каждой стороне стоимости переданного имущества при невозможности его возврата в натуре в целях реализации закрепленных в ст. 35 (ч. 1 и 3) Конституции РФ гарантий права частной собственности, были применены судом в истолковании, расходящемся с их конституционно-правовым смыслом. При этом Конституционный Суд РФ указал, что суды не вправе придавать рассматриваемым п. 1 и 2 ст. 167 Гражданского кодекса РФ значение, расходящееся с их конституционно-правовым смыслом, выявленным в данном определении (п. 4, 5 мотивировочной части).

Таким образом, Конституционный Суд РФ, не признавая ст. 167 Гражданского кодекса РФ неконституционной, наполнил ее новым конституционно-правовым содержанием, отличающимся от того смыслового содержания, которое придавали ей ранее суды в правоприменительной деятельности. В последующем суды обязаны применять в правоприменительной деятельности п. 1 и 2 ст. 167 Гражданского кодекса РФ при рассмотрении конкретных споров только с учетом осуществленного Конституционным Судом РФ конституционного истолкования. Подобный способ совершенствования правопременения является новым для российского права.

В качестве другого примера можно привести Определение Конституционного Суда РФ от 20 февраля 2002 г. N 22-О*(129), в котором дано конституционное истолкование норм, содержащихся в ст. 15 и 16 Гражданского кодекса РФ и касающихся возмещения убытков, в частности возмещения расходов по оплате услуг представителя в суде. Поводом для подачи жалобы об оспаривании конституционности положений ст. 15 и 16 Гражданского кодекса РФ, касающихся возмещения убытков, послужило то, что заявителю (акционерному обществу) решением Арбитражного суда г. Москвы было отказано в иске к Министерству РФ по налогам и сборам о взыскании за счет казны Российской Федерации ущерба, в сумму которого истцом были включены расходы на представительство его интересов в суде. Конституционный Суд РФ признал жалобу заявителя не подлежащей рассмотрению, поскольку по этому вопросу вынесены постановления Конституционного Суда РФ, а также в связи с неподведомственностью Конституционному Суду РФ вопроса о проверке законности и обоснованности судебных решений (п. 1 резолютивной части).

Вместе с тем Конституционный Суд РФ в п. 2 мотивировочной части Определения указал, что ст. 45 Конституции РФ закрепляет государственные гарантии защиты прав и свобод и право каждого защищать свои права всеми не запрещенными законом способами. К таким способам защиты гражданских прав относится возмещение убытков (ст. 12 ГК РФ). В п. 1 ст. 15 Гражданского кодекса РФ предусмотрено, что лицо, право которого нарушено, может требовать полного возмещения причиненных ему убытков, если законом или договором не предусмотрено возмещение убытков в меньшем размере. Понятие убытков раскрывается в п. 2 ст. 15 Гражданского кодекса РФ: под убытками понимаются расходы, которые лицо произвело или должно будет произвести для восстановления его нарушенного права, а также утрата или повреждение его имущества (реальный ущерб) и неполученные доходы, которые это лицо получило бы при обычных условиях гражданского оборота, если бы его право не было нарушено (упущенная выгода).

Конституционный Суд РФ указал, что законодатель не установил каких-либо ограничений по возмещению имущественных затрат на представительство в суде интересов лица, чье право нарушено. Иное противоречило бы обязанности государства по обеспечению конституционных прав и свобод. Прямое закрепление в ст. 91 ГПК РСФСР положения о присуждении судом стороне, в пользу которой состоялось решение, расходов по оплате помощи представителя с другой стороны не означает, что из-за отсутствия аналогичной нормы в Арбитражном процессуальном кодексе РФ (1995 г.) такие же расходы не могут быть взысканы при защите сторонами своих прав в порядке арбитражного судопроизводства. Иное противоречило бы закрепленному в ст. 19 Конституции РФ принципу равенства каждого перед законом и судом. Регулируя основания, условия и порядок возмещения убытков, в том числе путем обеспечения возмещения расходов, понесенных на восстановление нарушенного права, оспариваемые статьи реализуют, кроме того, закрепленный в Конституции РФ принцип охраны права частной собственности законом (ст. 35) и обеспечивают конституционные гарантии права на получение квалифицированной юридической помощи (ст. 48). Конституционный Суд РФ указал, что рассматриваемые статьи Гражданского кодекса РФ не могут, таким образом, применяться в противоречии с их конституционным смыслом.

В п. 3 мотивировочной части Определения Конституционный Суд РФ также указал, что в судебной практике должно обеспечиваться конституционное истолкование подлежащих применению норм, что выступает в качестве необходимого атрибута правосудия. Исключение расходов на представительство в суде и на оказание юридических услуг из состава убытков, подлежащих возмещению в порядке ст. 15, 16 и 1069 Гражданского кодекса РФ в системной связи со ст. 1082, свидетельствует о том, что толкование указанных норм, направленных на обеспечение восстановления нарушенных прав граждан и юридических лиц при рассмотрении конкретного дела было осуществлено вопреки их конституционно-правовому смыслу, чего суды не вправе были делать.

Данное Определение Конституционного Суда РФ оказало влияние не только на совершенствование применения норм Гражданского кодекса РФ об убытках, но также и на совершенствование арбитражного процессуального законодательства. Правовая позиция Конституционного Суда РФ была учтена в ст. 106 и 110 нового Арбитражного процессуального кодекса РФ (2002 г.), в которых прямо предусмотрено, что к судебным издержкам относятся расходы на оплату услуг адвокатов и иных лиц, оказывающих юридическую помощь (представителей).

Конституционный Суд РФ, с одной стороны, по вышеуказанным определениям отказал в рассмотрении жалоб в связи с тем, что по аналогичным юридическим вопросам были вынесены решения, сохраняющие свою силу, и в связи неподведомственностью, с другой стороны, сформулировал свою правовую позицию в отношении принципов возмещения в ходе двусторонней реституции при применении последствий недействительности сделок и в отношении возмещения убытков в виде расходов, связанных с ведением представителем дел в суде, которая должна учитываться в правоприменительной практике, поскольку в правоприменительной деятельности должно обеспечиваться конституционное истолкование подлежащих применению норм федеральных законов. Следует также отметить, что в указанных Определениях (п. 2 резолютивной части) Конституционный Суд РФ также указал, что ходатайства заявителей в случае их обращения в соответствующий суд в связи с пересмотром решения суда должно быть рассмотрено в установленном порядке с учетом правовой позиции, выраженной Конституционным Судом РФ.

Таким образом, хотелось бы отметить следующие основные моменты.

Конституционный Суд РФ в процессе применения конституционных норм при проверке конституционности некоторых положений федеральных законов, восполняя пробелы и устраняя противоречия в правовом регулировании, формулируя критерии при установлении справедливого баланса между публичными и частными интересами применительно к частным случаям, оказывает позитивное влияние на совершенствование правоприменения.

При этом правовые позиции Конституционного Суда РФ, содержащиеся в его решениях, занимают особое место среди источников права, так как имеют несколько значений: выявление конституционно-правового смысла рассматриваемой нормы права, являющегося обязательным и исключающего любое иное его истолкование в правоприменительной практике; предопределение правовой позиции законодателя в связи с необходимостью отмены, изменением оспоренного нормативного акта или его части либо принятием новой нормы для устранения пробела в правовом регулировании.

Постановления Конституционного Суда РФ о признании неконституционными некоторых положений федеральных законов положительно повлияли на совершенствование законодательства в предпринимательской сфере тем, что в последующем правовые позиции Конституционного Суда РФ нашли отражение в нормах федеральных законов. В случае если законодатель не принял новый нормативный акт или не внес изменения в действующий на основании соответствующего постановления Конституционного Суда РФ, правоприменительная практика руководствуется непосредственно решениями Конституционного Суда РФ.

Средствами совершенствования правоприменения в сфере предпринимательской деятельности выступают: ранее сформулированные правовые позиции Конституционного Суда РФ, когда заявление Конституционным Судом РФ не рассматривается по существу в связи с решением аналогичной юридической проблемы ранее и отсутствует необходимость вторично признавать норму неконституционной; конституционное истолкование норм законов, когда правовая норма Конституционным Судом РФ не признается неконституционной, но наполняется новым конституционно-правовым содержанием на основе ее конституционного истолкования, которое непосредственно учитывается и применяется в правоприменительной практике и определяет позицию правоприменителя.