2. ОБЪЕКТЫ МЕЖДУНАРОДНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ

Во внутреннем праве объект правонарушения считается необходимым элементом состава правонарушения 2. По нашему мнению, это положение полностью применимо и к международному праву, где объект правонарушения—его имманентное сущностное условие, важнейший элемент объективной стороны, без которого нельзя говорить и о самом правонарушении.

Что же можно считать объектом правонарушения в международном праве?

Международное право устанавливает многочисленные нормы общего, регионального или двустороннего характера. Нормы любой отрасли права, в том числе и международного, являются правом в объективном смысле. Право же в субъективном смысле означает адресование этих норм конкретным государствам, в результате чего у одних государств возникают субъективные права3, в том числе покрывающие их существенные интересы, а обязанность других государств состоит в том, чтобы не посягать на эти права. Таким образом, нормы объективного права реализуются через их практическое осуществление государствами, хотя возможность такой реализации идеально всегда существует в виде допущений международного права.

В большинстве случаев реализация предписаний международного права имеет место в процессе правоотношений государств.

Государства, являющиеся основными субъектами международного права, в своем международном общении вступают в многочисленные правоотношения друг с другом. Правоотношения — это общественные отношения, урегулированные нормами права, в рамках которых имеет место взаимодействие между конкретным кругом субъектов, обладающих правомочиями и юридическими обязанностями 4. Когда государства действуют неправомерно, то есть в случае юридической патологии, они нарушают свои международные обязательства и наносят ущерб правам других государств. Тем самым совершается международное правонарушение, или международный деликт.

Международное правонарушение представляет собой юридический факт, в результате которого между государствами возникают принципиально новые отношения, которые в советской юридической литературе принято назы-

вать охранительными. Эта новая ситуация характеризуется с правовой точки зрения необходимостью восстановления предыдущего положения, то есть гарантирования прав потерпевшего государства и охраны международного правопорядка. При этом нормативную основу новых правоотношений составляет институт ответственности. Ответственность как общий правоохранительный институт международного права направлена на поддержание нормальных правоотношений государств и на предотвращение международных правонарушений.

Таким образом, в соответствии с этой точкой зрения международное право регулирует многочисленные возникающие в ходе общения государств общественные отношения, которые в случае международных правонарушений становятся объектами этих деликтов.

На позициях рассмотрения объекта международных правонарушений в контексте правоотношений государств стоят, например, П. М. Курис и В. А. Василенко. Поскольку же международное преступление является разновидностью международного правонарушения, можно сделать вывод, что данный подход распространяется и на объект международного преступления.

Следует, однако, сделать одно уточнение. Хотя во многих случаях предписания правовых норм реализуются именно в контексте правоотношений, это не единственный путь реализации норм права. Вне правоотношений находят свое осуществление (в случае соблюдения) юридические нормы, устанавливающие запреты. Такие нормы устанавливают общие обязанности не совершать определенные деяния и в негативной форме определяют поступки людей и деятельность коллективных образований. Соблюдение предписаний этих норм, исполнение этих обязанностей образуют непременный элемент правопорядка, однако вовсе не влекут возникновения правоотношений. Это относится, в частности, к нормам уголовного законодательства, для которых «нормальный» путь реализации состоит в воздержании людей от деяний, квалифицируемых как преступления5.

К подобного рода нормам можно, очевидно, отнести и предписания международного права, запрещающие международные преступления — агрессию, геноцид, апартеид.

Если нормальным путем для реализации норм, регулирующих поведение государств в обычных, не отклоняющихся от дозволенного юридического стандарта условиях, является установление конкретных правоотношений, нор-

мальным путем выполнения запретительных норм является их соблюдение государствами без таких правоотношений. При этом как правоотношения при реализации обычных норм, так и соблюдение запретительных норм являются важными элементами действующего правопорядка. В случае юридической патологии — деликта объектом обычных правонарушений становятся правоотношения государств, а более конкретно — обязательства одного государства по соблюдению каких-либо прав участвующего в правоотношении другого государства. В случае же международного преступления государство-делинквент посягает на тот элемент правопорядка, который образуется соблюдением запретительных норм, более конкретно — на собственное обязательство воздерживаться от действий, запрещенных этими нормами.

Однако очевидно, с другой стороны, что объектом международных преступлений являются и общие правоотношения, связывающие всех участников международного сообщества. Следовательно, определение Комиссией международного права международного правонарушения как международно-противоправного деяния государства, нарушающего его международные обязательства6, применимо к нарушению государством своего обязательства как в процессе его правоотношения с другим государством, так и в случае, когда оно не соблюдает постановления запретительных норм.

Если в случае обычных правонарушений возникают вторичные правоохранительные отношения ответственности, при международных преступлениях такие правоохранительные отношения можно называть вторичными с той оговоркой, что им предшествовали не конкретные правоотношения каких-либо государств, а общие правоотношения.

Ответственность как важнейший правоохранительный институт международного права имеет своей целью как защиту охраняемых международным правом интересов государств, так и поддержание международного правопорядка в целом. Общее определение правопорядка сводится к тому, что это та часть общественного порядка, которая охватывает отношения, складывающиеся в результате соблюдения норм права. Правопорядок реализуется в процессе осуществления только юридических норм и находится под защитой закона. Это, видимо, применимо и в международном праве.

Проблема международного правопорядка включает в

себя такие понятия, как юридический характер международного сообщества государств, международная законность и соблюдение основных принципов международного права, и прежде всего принципа pacta sunt servanda, действие императивных принципов и норм международного права7. По существу вопросы, связанные с обеспечением международного правопорядка, являются важнейшими вопросами общего международного права.

Международный правопорядок охватывает, таким образом, самые разнообразные отношения и другие элементы, складывающиеся в результате исполнения международно-правовых норм. Поскольку международные правонарушения, независимо от конкретного объема ущерба, ими вызываемого, направлены против нормальных отношений государств или других элементов правопорядка, эти правонарушения подрывают, в той или иной мере, сам международный правопорядок. Обычно в подтверждение этой точки зрения ссылаются на тот ущерб, который любое международное правонарушение наносит такому основополагающему принципу международного права, как pacta sunt servanda8. Поэтому можно согласиться с П. М. Ку-рисом и В. А. Василенко в том, что общим объектом международного правонарушения является международный правопорядок9.

Следует, однако, заметить, что сам по себе ущерб международному правопорядку, проистекающий из нарушения этого принципа, в случае ординарных правонарушений (хотя он и касается практически всего сообщества государств) не рассматривается в качестве дающего основания последнему прибегать в отношениях с правонарушителем к санкциям, поскольку не всякому правонарушению свойствен признак особой общественной опасности для международного сообщества, которой только и можно оправдать принудительные меры.

А. Фердросс отмечает, что «при нарушении норм обычного права или многостороннего договора в принципе могут выступать только те государства, которые потерпели ущерб от международного правонарушения. Наличие у Других государств одних только идеальных интересов в сохранении международного правопорядка является недостаточным мотивом для предъявления требования» 10.

В таких случаях возмещение ущерба международному правопорядку достигается, как правило, в результате охранительных правоотношений между нарушителем и пострадавшей стороной, что уже само по себе должно рассматри-

ваться в качестве подтверждения принципа добросовестного соблюдения международных обязательств.

От общего объекта обычного международного правонарушения следует отличать конкретные правовые отношения, существовавшие между потерпевшим субъектом и государством-правонарушителем и разрушенные в результате совершения международного правонарушения. Эти правоотношения составляют непосредственный объект международного правонарушения.

Что же касается международного преступления, то его непосредственным объектом следует, очевидно, считать некоторые общие правоотношения, связывающие всех участников международного сообщества.

Наконец, при обычных правонарушениях последние могут оказывать негативное воздействие на правоотношения между потерпевшим и третьими государствами, между последними и делинквентом. Их можно рассматривать как косвенный объект международного правонарушения. Так обстоит дело с объектами обычных правонарушений.

Термин «правонарушение» является родовым собирательным понятием по отношению ко всем многообразным международно-противоправным деликтам, конкретным правонарушениям.

Господствовавший в международной доктрине цивили-стический подход к институту ответственности исходил по существу из представления о том, что, несмотря на многообразие объектов правонарушений, нет необходимости искать критерии их дифференциации. Нормативное содержание старого международного права обходило молчанием вопрос о характере, степени общественной важности и специфики объекта. Результатом этого был единый подход к проблеме ответственности. Все охранительные отношения, независимо от характера и социальной значимости объекта, сводились к двусторонним отношениям, в ходе которых потерпевшее государство могло требовать возмещения за причиненный ему ущерб, а государство-нарушитель было обязано положительно прореагировать на такое требование. Единообразный недифференцированный подход к объекту правонарушения приводит к сужению круга субъектов, участвующих в правоохранительных отношениях и к признанию по существу одной формы ответственности — репарационной.

Выделение из понятия международных правонарушений категории международных преступлений, само явившееся следствием развития общего международного пра-

ва, привело затем к глубоким изменениям международно-правовых институтов, и прежде всего правоохранительного института международной ответственности. Если раньше речь шла почти исключительно о возмещении ущерба, понимаемого как материальная компенсация за противоправное поведение и восстановление существовавшего до правонарушения положения, то теперь все больше укрепляется и в доктрине, и в международной практике представление о необходимости применения к государствам-делинквентам международных санкций, которые международное право связываете международно-противоправным деянием государства".

Второй важнейшей особенностью этого более жесткого режима ответственности для государства-правонарушителя является то, что если ранее правоохранительные отношения касались в основном непосредственно пострадавших субъектов международного права, то в настоящее время в отношении международных преступлений признается, что эти отношения возникают между делинквентом, с одной стороны, и практически всем международным сообществом государств, с другой стороны. Нарушаемые в ходе международных преступлений обязательства государств признаются имеющими юридическое значение для всех субъектов международного права 12. Такое понимание выразил, в частности, Международный Суд ООН в своем решении от 6 февраля 1970 г. по делу «Barcelona Traction»13.

Эти глубочайшие изменения в институте международной ответственности явились производными от того факта, что международное право выделило из правонарушений категорию международных преступлений в результате признания существования обязательств, имеющих особо важное значение для всего международного сообщества. Именно эти обязательства и составляют объект международных преступлений.

Значению объекта для характеристики других элементов состава преступления уделяется большее внимание во внутреннем праве. При этом исследователи исходят из того, что состав преступления представляет собой совокупность, единство определенных элементов. «С какой бы стороны мы ни подошли к делу,— писал Б. С. Никифоров,— оказывается, что объект преступления именно потому, что он больше, чем другие элементы состава, определяет политическое содержание преступления, имеет весьма важное значение также для характеристики других элементов состава» 14. В основе этого значения объекта лежит крите-

рий общественной опасности как признак преступного деяния по внутреннему уголовному праву. В. Н. Кудрявцев справедливо указывает в этой связи, что общественная опасность — не оценочная категория, а «объективное свойство действий определенного рода... Она существует в реальной действительности независимо от воли и сознания судей или законодателя, и задача состоит в том, чтобы правильно установить наличие, характер, степень этой опасности и применить меры для борьбы с подобными явлениями» 15. Н. В. Лясс определяет общественную опасность как специфический социальный признак уголовного деяния, направленный против установленных в интересах господствующего класса обязательных отношений16. Он подчеркивает, что такое понимание является общепризнанным в советской уголовно-правовой литературе и среди криминалистов социалистических стран. В то же время в буржуазной доктрине имеются противники признания социальной опасности как признака преступления, особенно среди нормативистов 17.

Показательно, что в международно-правовой доктрине как западными юристами, так и учеными социалистических стран признается критерий различной социальной значимости тех или иных обязательств субъектов международного права, которые могут быть объектами посягательств в случае международных правонарушений. Эта социальная опасность правонарушений рассматривается как основополагающий элемент их характеристики и основа классификации наиболее тяжких из них в качестве международных преступлений.

Так, Р. Аго говорит об обязательствах чрезвычайной важности, нарушение которых может рассматриваться как очень серьезное для международного сообщества в целом 18. На чрезвычайную серьезность некоторых нарушений международного права, переходящих в преступления, указывали Оппенгейм и Лаутерпахт19. По мнению Швар-ценбергера, международные преступления являются актами, посягающими на сами основы международного сообщества20. Американский юрист Р. Ветцель подчеркивает, что международные преступления наносят тяжкий ущерб международному сообществу21. Южнокорейский профессор П. Руи и пуэрто-риканский юрист X. Сильвинг пишут о чрезвычайном характере преступлений нацистской Германии22. Автор защищенной в 1976 году в США диссертации Чен также считает одной из основных черт международного преступления тяжкое нарушение международ-

ных обязательств23. Такой же точки зрения придерживается голландский профессор Б. Ролинг24.

Большой вклад в разработку концепции общественной опасности международных преступлений внесли советские юристы-международники А. Н. Трайнин, Д. Б. Левин, В. И. Менжинский, П. М. Курис, В. А. Василенко. Так, А. Н. Трайнин, классифицируя международное преступление, исходил из степени угрозы миру25. «Суть дела,— писал А. И. Полторак,— в правильном определении объекта международного преступления. Подлинными международными преступлениями являются преступления, направленные на подрыв мира, на провокацию агрессивных войн и сопровождающих их военных преступлений и преступлений против человечности»26.

Правомерность такого подхода подтверждает П. М. Курис. Он выделяет в качестве признаков международных преступлений 1) их особо опасный характер, особую тяжесть; 2) специфику их объекта — направленность против мира, безопасности и т. д. и 3) специфику применяемых против них санкций. При этом он правильно подчеркивает, что эти признаки являются производными от специфики объекта, на который посягают международные преступления27. Применительно к актам агрессии критерий социальной опасности был проанализирован Ю. М. Рыбаковым и Д. Донским28.

Из этого можно сделать вывод, что, по единодушному мнению юристов, критерий общественной опасности полностью применим к международным правонарушениям.

Выше отмечалось, что социальной или общественной опасности как признаку преступления, имеющему большое значение для других элементов состава преступления, уделяется большое внимание во внутреннем уголовном праве. Нам представляется, что критерий общественной опасности еще более важен применительно к международным преступлениям. Связано это с некоторыми особенностями международного права.

Во внутреннем праве критерий общественной опасности учитывается законодателем, который в зависимости от него четко фиксирует правовые последствия преступлений в виде тех или иных санкций как элемента уголовной нормы. В международном праве нет законодателя, стоящего над государствами, а возможность определения санкций делегирована либо Организации Объединенных Наций в лице его главного уполномоченного на то органа — Совета Безопасности, либо, в некоторых случаях, предоставлена от-

дельным государствам или группе государств (например, в соответствии с положениями ст. 51 Устава Организации Объединенных Наций о праве на индивидуальную или коллективную самооборону).

Однако причинно-следственная связь между тяжестью правонарушения и его последствиями в виде санкции является в международном плане гораздо более неопределенной, чем во внутреннем праве, и опосредствованной целым рядом факторов. Поэтому логично было бы считать, что, чем более четко определена социальная значимость тех или иных международных обязательств государств, которые могут быть объектом посягательств, чем глубже разработана специфика таких правонарушений и чем более определенно международное сообщество устанавливает преступность таких деликтов, тем более ясным будет конкретный режим ответственности, применяемый к международным преступлениям.

Критерий общественной опасности превратился по существу в один из специфических принципов института международно-правовой ответственности. В качестве такового он способствовал выделению международных преступлений в особую категорию. Нормативными последствиями его действия являются изменение круга субъектов правоохранительных отношений, а также установление более тяжелой международной ответственности государств за совершение международных преступлений и режима международной уголовной ответственности физических лиц, виновных в подобных преступлениях. Весьма важным проявлением принципа социальной опасности в отношении физических лиц является также то, что порядок возложения на них наказания за международные преступления может не соответствовать общепризнанным процессуальным принципам и нормам, характерным для внутреннего уголовного права.

Рассмотрим принцип общественной опасности применительно к общему, непосредственному и косвенному объектам международных преступлений.

Как уже отмечалось выше, даже обычные международные правонарушения наносят ущерб международному правопорядку. Однако такой ущерб сравнительно невелик и может быть в значительной мере исправлен в ходе правоохранительных отношений непосредственно между делинквентом и пострадавшим государством. В ходе таких отношений реализуются нормы ответственности, и сам этот факт может рассматриваться как соблюдение в конечном

счете требований принципа добросовестного выполнения международно-правовых обязательств.

Иначе обстоит дело с международными преступлениями. Осуществляющие их государства в силу чрезвычайной общественной опасности этих нарушений наносят повышенный ущерб международному правопорядку. Германскому императору в конце первой мировой войны было предъявлено серьезное обвинение в нарушении святости договоров, то есть в отказе от выполнения взятых на себя Германией международно-правовых обязательств. Его последователи— руководители гитлеровской Германии и их союзники буквально растоптали соответствующие обязательства этих стран, начав, в частности, неспровоцированные захватнические войны вопреки имеющимся договорам о ненападении, а в ходе военных действий совершили чудовищные военные преступления. Постоянно сознательно и цинично нарушались международные гуманитарные конвенции. Эти государства, кроме того, ни на одном из этапов своей преступной деятельности не выражали ни малейшего намерения загладить причиненный их противоправным поведением ущерб международному правопорядку. Требования же ответственности в отношении как самих этих государств, так и конкретных исполнителей преступлений смогли быть реализованы только после безоговорочной капитуляции стран оси.

Это же относится и к ЮАР, государству, которое уже в течение длительного времени бросает вызов как общечеловеческой морали, так и общепризнанным предписаниям международного права. Наконец, государство Израиль вопреки четким и ясным положениям Женевской конвенции 1949 года, которыми оно связано, совершает на оккупированных арабских территориях тяжкие военные преступления.

Итак, ущерб, проистекающий для международного правопорядка от совершения международных преступлений, несоизмерим с ущербом в результате обычных правонарушений, имеет принципиально иной характер, связанный с сознательным и вызывающим нежеланием подчиняться предписаниям международного права, что делает правомерным применение в случае их совершения более тяжелых форм ответственности.

Что же касается непосредственного объекта международных правонарушений, то следует прежде всего отметить их чрезвычайную многообразность. Как справедливо отмечал Е. А. Коровин, «сколько защищаемых современным

международным правом интересов, столько же может быть и международных деликтов» 29.

Коренные изменения в международном праве, происшедшие под влиянием Октябрьской революции, запрещение агрессивной войны и применения силы или угрозы силой создали новый институт международно-правовой ответственности. В основу этого процесса легла разработка критерия степени общественной опасности международного правонарушения, связанной с непосредственным объектом посягательств.

Проблема точного определения непосредственного объекта международных правонарушений имеет настолько основополагающий характер, что сама категория международных преступлений, являющаяся видовой по отношению к родовой категории международных правонарушений, появилась в результате выделения из многообразного количества объектов международных правонарушений тех из них, которые имеют особое значение для международного сообщества.

В настоящее время существует, на наш взгляд, проблема конкретизации непосредственных объектов международных преступлений. Во-первых, в основе такой конкретизации должно лежать последовательное применение принципа общественной опасности, и, во-вторых, такая конкретизация имеет нормативную цель уточнения режима ответственности за их совершение.

Следует прежде всего сделать несколько вводных замечаний относительно подхода к понятию непосредственного объекта международных преступлений.

Нормальным путем реализации запретительных норм является не установление конкретных правоотношений, а воздержание от определенных действий. Однако как только государство, нарушив свое обязательство воздержания, начинает противоправные действия, эти действия в юридическом плане становятся направленными против каких-то объектов, которые представляют собой урегулированные международным правом общие общественные отношения.

Правовым регулированием охвачены далеко не все общественные явления в сфере международной жизни, вследствие чего не всякое нарушение интересов тех или иных государств и нанесение им ущерба могут рассматриваться как правонарушение, влекущее за собой соответствующую юридическую ответственность.

Правда, до сих пор имеется тенденция считать правонарушениями любые действия, направленные против инте-

ресов соответствующих государств, а в случае международных преступлений — и против интересов всего международного сообщества государств. Эта точка зрения подвергалась обоснованной критике в советской литературе. И совершенно прав в этом отношении Г. И. Тункин, когда он писал, что действия государства могут быть абсолютно правомерными и все-таки причинять ущерб интересам других государств, особенно если эти интересы понимаются широко30. Очевидно, что то, что не охраняется правом, не может быть основанием для правовых претензий и для возникновения правоохранительных отношений.

Как известно, исключением из этого правила является проблема абсолютной или объективной ответственности, соответствующей известной во внутреннем праве проблеме правовых последствий использования средств повышенной опасности. Но, во-первых, эта проблема связана главным образом с вопросом о вине, а во-вторых, представляется правильной та точка зрения, что в данном случае речь идет не об ответственности за неправомерное поведение, а о специфическом обязательстве возместить ущерб, возникающий в случае правомерной деятельности.

Наряду с отмеченной выше тенденцией рассматривать в качестве объектов международных преступлений не урегулированные международным правом интересы государств, в контексте объектов международных преступлений такие сложные и очень важные явления международной жизни, как мир и международная безопасность, очень часто причисляют к категории благ31. Американский юрист Д. Новогрод считает, например, одним из основных благ всемирный порядок, имея в виду политическую стабильность в мире32. Очевидно, что говорить о каких-то международных благах, не пытаясь дать им юридического определения,— значит привносить в дискуссию о международных преступлениях неюридический оттенок.

Бельгийский профессор Ж. Дотрикур утверждает, что до сих пор юридическая наука не дала определения в положительном плане понятия всеобщего или международного мира. Обычно мир квалифицируется через свой антипод— как отсутствие войны. Такого рода определений довольно много, однако, подчеркивает этот юрист, такой подход неудачен, поскольку всемирный правопорядок — понятие положительное и должен быть определен в положительном плане. Дотрикур приходит к выводу, что мир — это всемирный публичный порядок, посредством которого и путем использования международных организаций

и правовых актов, основанных на этических соображениях и имеющих целью достижение общего блага человечества, народы и государства могут решать конфликты и противодействовать злоупотреблению властью33. Хотя эта дефиниция, по нашему мнению, содержит в себе ряд неправильных элементов, к тому же некоторые из них носят неюридический характер, тем не менее сама постановка вопроса о юридическом определении и притом в положительном плане такого важного общественного явления, как международный мир, заслуживает внимания.

Международные блага типа мира и безопасности определяются в юридическом плане как система добрососедских отношений между государствами, построенных на принципах мирного сосуществования, таких как суверенное равенство, неприменение силы, нерушимость границ, территориальная целостность, мирное урегулирование споров, невмешательство, уважение прав человека, самоопределение народов, сотрудничество и добросовестное выполнение международных обязательств.

Наконец, часто говоря о непосредственном объекте международных преступлений, или деликтов, пытаются отграничить их от предмета посягательств. Так, если таким объектом являются общественные отношения, то предметом международных преступлений следует считать элементы общественных отношений, физическое и моральное их содержание34.

Эти замечания следует иметь в виду при рассмотрении вопроса о непосредственных объектах международных преступлений. Анализ источников, содержащих нормативные материалы о международных преступлениях, позволяет сделать вывод о том, что в правотворческой деятельности государств рассматривается в качестве непосредственных объектов международных преступлений. К числу таких источников в первую очередь относятся Устав ООН и уставы международных военных трибуналов в Нюрнберге и Токио.

Такими объектами являются всеобщий мир и международная безопасность.

Идея пресечения посягательств на международный мир и безопасность как наиболее опасные с точки зрения международного сообщества государств правонарушения составляет основу Устава Организации Объединенных Наций. Такое понимание проходит по существу через весь Устав ООН. Первостепенной целью Организации Объединенных Наций является «поддерживать международный

зо

мир и безопасность и с этой целью принимать эффективные коллективные меры для предотвращения и устранения угрозы миру и подавления актов агрессии или других нарушений мира» (п. 1 ст. 1 Устава ООН).

Устав Нюрнбергского трибунала подразделяет международные преступления на преступления против мира, военные преступления и преступления против человечности. Именно эти преступления, направленные против мира и безопасности народов, он определяет в качестве подлинно международных35.

В 1950 году Комиссия международного права приняла Принципы международного права, признанные статутом Нюрнбергского трибунала и нашедшие выражение в решении этого трибунала. Тем самым она подтвердила классификацию международных преступлений, выработанную трибуналом 36.

В 1954 году Комиссия приняла проект кодекса преступлений против мира и безопасности человечества37. Этот документ имеет, по нашему мнению, особое значение. Он со всей определенностью подчеркивает, что международные преступления являются преступлениями против мира и безопасности человечества. В нем, кроме того, по существу сохранена классификация этих преступлений как преступлений против мира, против человечности и военных преступлений. Сохранение среди преступлений против мира и безопасности человечества военных преступлений очень важно, поскольку во время обсуждения проекта в Комиссии международного права некоторые ее члены пытались доказать, что нарушения законов и обычаев войны не задевают мира и безопасности человечества. Как правильно указывал А. Н. Трайнин, «явным извращением действительности является утверждение, что применение атомных и водородных бомб, несущих гибель десяткам миллионов людей, „не задевает безопасности человечества"»38.

Следует отметить, что как в уставе Нюрнбергского трибунала, так и в проекте кодекса речь шла об индивидуальной ответственности физических лиц за их совершение. Но эта ответственность влечет по современному международному праву и ответственность соответствующих государств. В последнее время разработаны некоторые международные документы, в которых речь уже прямо идет об ответственности государств за международные преступления, что в свою очередь, разумеется, не снимает вопроса об ответственности за них физических лиц.

Первостепенное значение имели в этом отношении раз-

работка и принятие Генеральной Ассамблеей ООН определения агрессии [резолюция 3314 (XXIX)]. Генеральная Ассамблея, исходя из того, что агрессия является наиболее серьезной и опасной формой незаконного применения силы, таящей в себе в условиях существования различных видов оружия массового уничтожения возможную угрозу мирового конфликта со всеми его катастрофическими последствиями, определила в ст. 1 агрессию как «применение вооруженной силы государством против суверенитета, территориальной неприкосновенности или политической независимости другого государства или каким-либо другим образом, несовместимым с Уставом Организации Объединенных Наций». В ст. 5 говорится: «2. Агрессивная война является преступлением против международного мира. Агрессия влечет за собой международную ответственность». Свой вклад в развитие понятия международных преступлений внесла Комиссия международного права. С этой точки зрения особого внимания заслуживает ст. 19 проекта статей об ответственности государств, подготовленного

ею

Прежде всего общее определение международных преступлений, данное Комиссией международного права в этой статье, относит к таким преступлениям деликты, возникающие в результате нарушения международных обязательств, настолько важных для жизненно важных интересов международного сообщества, что это нарушение рассматривается как преступление международным сообществом в целом. Как показано выше, точка зрения международного сообщества в отношении международных преступлений была наиболее последовательно выражена в уставе Нюрнбергского трибунала и некоторых других документах, разработанных под непосредственным влиянием закрепленных в этом уставе принципов. К таким преступлениям были отнесены преступления против мира, военные преступления и преступления против человечности.

Определяющей чертой всех их является то, что все они — преступления против международного мира и международной безопасности. Это общее определение международных преступлений подтверждается и приведенным в ст. 19 перечне международных преступлений.

Что касается агрессии, то в п. 3 ст. 19 прямо указывается, что международное преступление может быть следствием тяжкого нарушения обязательства, имеющего основополагающее значение для обеспечения международного

мира и безопасности, такого как обязательство, запрещающее агрессию.

Комиссия определила также, что международное преступление может возникать в результате тяжкого нарушения международного обязательства, имеющего основополагающее значение для обеспечения права народов на самоопределение, такого как обязательство, запрещающее установление или сохранение силой колониального господства. Отрицание права народов на самоопределение, политика, направленная на установление или сохранение силой колониального господства, создавали и создают ситуации, угрожающие миру и безопасности. В преамбуле Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам [резолюция 1514 (XV)] Генеральной Ассамблеи от 14 декабря 1960 г. прямо говорится о конфликтах, вызываемых отказом в свободе или созданием препятствий на пути к свободе народов, что представляет собой серьезную угрозу всеобщему миру.

То же самое может быть отнесено и к таким преступлениям, как геноцид и апартеид.

Акты геноцида были отнесены к преступлениям против мира и безопасности человечества в проекте кодекса 1954 года, подготовленного Комиссией международного права. Политика геноцида, будь то преступления гитлеровской Германии, американская агрессия во Вьетнаме или бесчеловечные акты режима Пол Пота, всегда была связана или приводила к международным конфликтам, угрожающим миру и безопасности. Что же касается апартеида, то, как говорится в преамбуле Международной конвенции о пресечении преступления апартеида и наказании за него 1973 года, Совет Безопасности подчеркивает, что апартеид и его продолжающееся усиление и расширение представляют собой серьезное препятствие и угрозу для международного мира и безопасности.

Комиссия международного права назвала в числе международных преступлений также рабство. Следует сказать, что к актам рабства как международного преступления Комиссия отнесла лишь тяжкие и массовые проявления рабства. Традиционные, считавшиеся международными преступлениями случаи рабства и работорговли не подпадают под это определение. С другой стороны, органы ООН, и в частности Экономический и Социальный Совет, занимаются уже в течение ряда лет вопросом сходной с рабством практики апартеида и колониализма. В 1979 году в ООН был подготовлен доклад об апартеиде как коллек-

2-725 33

тивной форме рабства40. Несомненно, что акты рабства, являющиеся разновидностью апартеида, представляют угрозу международному миру и безопасности.

Наконец, Комиссия международного права отнесла к международным преступлениям тяжкие нарушения международных обязательств, ведущие к массовому загрязнению атмосферы или морей.

Такими деликтами в первую очередь являются нарушения законов и обычаев войны с применением новейших видов оружия, противоправное применение химического и бактериологического оружия. Эта формулировка Комиссии в определенной степени покрывает нарушения законов и обычаев войны, то есть военные преступления.

Таким образом, ст. 19 определяет международные преступления как правонарушения, наносящие ущерб жизненно важным интересам международного сообщества, то есть в первую очередь международному миру и безопасности, и в целом сохраняет подразделение этих преступлений на преступления против мира, военные преступления и преступления против человечности.

А. Н. Трайнин в свое время отметил, что попытка обойти вопросы борьбы с преступлениями против человечества выражается и в бессодержательных формальных определениях международного преступления41. Иными словами, вопреки требованиям принципа общественной безопасности авторы этих определений не давали четкого определения объекта, на который такое преступление было направлено.

Как мы видим, в международных документах послевоенного периода этот объект определяется в общем и целом правильно. Тем не менее в юридической литературе в этом отношении по-прежнему высказываются довольно различные точки зрения, что не может способствовать усилению борьбы с международными преступлениями. Особенно это относится к западной литературе. Так, в таком исследовании, как «Трактат о международном уголовном праве» под редакцией американских юристов Ш. Бассиоуни и В. Нанда, в качестве международных преступлений наряду с преступлениями против мира, военными преступлениями и преступлениями против человечности по-прежнему рассматриваются пиратство, рабство, включая даже так называемую белую работорговлю, распространение нарко-

тиков

Правильную позицию по вопросу об объекте международных преступлений занимает большинство юристов из

социалистических стран. Так, Б. Грейфрат, Е. Озер и П. Штайнигер (ГДР) указывают, что категории правонарушений различаются по степени их социальной опасности, в особенности по нарушенному объекту. При этом объектом международных преступлений (агрессии, насильственное сохранение расистской или колониальной системы) является мир. Следствием этой разной степени социальной опасности является изменение круга субъектов претензий, которыми в случае преступлений являются все государства, и характера санкций (вид, объем, условия применения) 43.

Советские юристы ближе своих западных коллег подходят к правильному и единообразному определению объекта международного преступления. Так, Л. Н. Галенская совершенно справедливо указывает, что преступления против мира, человечности и военные преступления «имеют единый объект посягательства — всеобщий мир; все они представляют собой действия, непосредственно нарушающие мирные отношения между отдельными государствами или могущие создать угрозу международной безопасности» 44.

Однако бросается в глаза большая пестрота в определениях объекта международных преступлений. Это замечание относится и к советским юристам-международникам.

Так, по мнению А. Н. Трайнина, который уделил большое внимание разработке определения международных преступлений, такие преступления могут быть определены как посягательства на основы существования и прогрессивного развития народов45. Д. Б. Левин считает, что международные преступления есть посягательства на коренные основы международных отношений, на интересы всех государств. П. С. Ромашкин говорит о посягательстве на основы международных отношений. М. И. Лазарев относит международные преступления к преступлениям, посягающим на независимость каждого народа и мирные отношения между народами. Л. А. Моджорян рассматривает эти преступления как посягательство на само существование государства и нации. По мнению П. М. Куриса, международные преступления посягают на основные общепризнанные принципы международного права. В. А. Василенко отмечает, что тягчайшие международные преступления «ставят под угрозу само существование государств и народов. При совершении международных преступлений нарушаются основополагающие общие принципы современного международного права». Наконец, И. И. Карпец

определяет международные преступления как «деяния, которые представляют повышенную опасность для существования мирных отношений и сотрудничества между государствами независимо от их социально-политического устройства».

Некоторые из этих определений отражают те или иные существенные элементы непосредственного объекта, которые, однако, не покрывают всего объекта. Е. Т. Усенко совершенно обоснованно заметил в этом отношении, что «требование соблюдения международного мира согласно современному международному праву необходимо включает в себя требования уважения независимого государственного существования народов, права наций на самоопределение, равноправного сотрудничества всех государств»46.

По нашему мнению, сведение отдельных элементов, которые в юридической литературе часто характеризуются в качестве объектов международных преступлений, к одному общественному отношению, охраняемому международным правом, в качестве непосредственного объекта международных преступлений имело бы большое нормативное значение для усиления борьбы с этими преступлениями. С этой точки зрения та часть определения международных преступлений, которая касается их непосредственного объекта, могла бы сводиться к тому, что это такие международно-противоправные деяния, которые наносят ущерб или представляют угрозу международному миру и международной безопасности,_ являющимся жизненно важными интересами международного сообщества.

Такое определение, на наш взгляд, выделяет именно те регулируемые международным правом интересы всего международного сообщества, покушения на которые наносят ему первостепенный ущерб и без защиты которых его существование и нормальное функционирование становятся проблематичными.

Четкое определение непосредственного объекта международных преступлений прямо связано с установлением соответствующего режима ответственности за них.

В то же время такое определение дало бы возможность исключить отнесение к таким преступлениям некоторых актов, несомненно носящих опасный характер и содержащих международные элементы, но тем не менее такими преступлениями не являющихся, как, например, международный терроризм.

Известно, что Советский Союз принципиально отвергает любые' проявления международного терроризма, в

том числе захват заложников, и неизменно выступает за устранение порождающих его причин. Как заявил министр иностранных дел СССР А. А. Громыко, выступая на пленарном заседании Генеральной Ассамблеи в 1972 году, Советский Союз выступает с принципиальных позиций против актов терроризма, нарушающих дипломатическую деятельность государств и их представителей, транспортные связи, нормальный ход международных контактов и встреч, против актов насилия, которые не служат никакой положительной цели и ведут к гибели людей47. Органы Организации Объединенных Наций занимаются вопросом, который сформулирован так: «Меры по предотвращению международного терроризма, который угрожает жизни невинных людей, или приводит к их гибели, или ставит под угрозу основные свободы, и изучение коренных причин тех форм терроризма и актов насилия, которые проистекают из нищеты, безысходности, бед и отчаяния и побуждают некоторых людей жертвовать человеческими жизнями, включая и свои собственные, в стремлении добиться радикальных перемен».

Однако определение международного терроризма как преступления, нарушающего нормальные связи между государствами, или как преступления, угрожающего жизни невинных людей, или приводящего к их гибели, или ставящего под угрозу основные свободы, далеко не равнозначно определению международных преступлений, угрожающих международному миру и безопасности. Попытки представить акты терроризма в качестве угрозы миру и безопасности предпринимаются в органах ООН сравнительно редко, причем они исходят от представителей западных держав, которые хотели бы использовать борьбу с международным терроризмом против национально-освободительных движений.

Особенно ярко эта тенденция проявилась в развязанной администрацией Рейгана кампании против международного терроризма, имеющей целью скомпрометировать и подорвать национально-освободительное движение и представить любую помощь ему как поддержку терроризма. Всемерного осуждения заслуживает практика государственного терроризма, примерами которой было нападение израильской военщины на аэропорт Энтеббе в Уганде, агрессивные действия Израиля против Ливана, засылка банд в Афганистан. Однако в этом случае речь идет по существу о прямых актах агрессии.

Права поэтому Л. Н. Галенская, которая относит к

международным преступлениям террористические акты,, если они организованы иностранными государствами и являются орудием провокации войны и опасным видом вмешательства одного государства в дела другого48. Состав их следует поэтому отличать от состава аналогичного внутригосударственного преступления.

Другие же акты международного терроризма следует рассматривать в качестве преступления с международными элементами, а не международного преступления.

Существует несколько разновидностей международного терроризма, к числу которых относятся захват заложников, угон самолетов, нападение на дипломатических агентов. Однако все они также не являются международными преступлениями. Как известно, Генеральная Ассамблея ООН 17 декабря 1979 г. своей резолюцией 34/146 приняла и открыла для подписания международную конвенцию о» борьбе с захватом заложников. Е ней акты по захвату заложников определяются в качестве преступлений, имеющих тяжкий характер (ст. 2). При разработке конвенции абсолютно преобладающей точкой зрения было мнение о том, что от актов захвата заложников в первую очередь страдают невинные люди49. Высказывавшиеся по этому поводу другие точки зрения были по существу эпизодичными.

14 декабря 1973 г. Генеральная Ассамблея приняла проект конвенции о предотвращении и наказании преступлений против лиц, пользующихся международной защитой, в том числе дипломатических агентов (резолюция 3166). По этой конвенции, данные преступления, «угрожая-безопасности этих лиц, создают серьезную угрозу поддержанию нормальных международных отношений, которые необходимы для сотрудничества между государствами». Как видим, это определение также не соответствует определению международных преступлений как преступлений, имеющих в первую очередь негативные последствия для международного мира и безопасности.

Таким образом, преступления с международным элементом наносят, как и международные преступления, значительный ущерб международному правопорядку и в конечном счете касаются всех стран. Однако их опасность для всего международного сообщества все-таки значительно меньше, чем угроза международному миру и безопасности, являющаяся характерной чертой международных преступлений.

Признание в юридической доктрине и международной

практике того положения, что среди многообразных международных деликтов существует категория международных преступлений, имеющих особую общественную опасность, предполагает как повышенную ответственность за их совершение государств-делинквентов, так и индивидуальную уголовную ответственность совершающих их физических лиц — органов этих государств. Одним из важнейших юридических последствий совершения международных преступлений является то, что соответствующие государства в ответ на предъявляемые им международным сообществом претензии и в случае осуществления в отношении них санкций уже не могут ссылаться на принцип государственного суверенитета и невмешательства в их внутренние дела. Реакция международного сообщества на международные преступления является правомерной, и такие преступления не могут уже рассматриваться в качестве внутренних проблем соответствующих государств.

Вполне понятно поэтому, что сторонники неправомерного вмешательства в дела других государств предпринимают попытки расширения круга международных преступлений за счет включения в число их объектов общественных отношений, относящихся к внутренней компетенции суверенных государств. Такие попытки выражаются прежде всего в том, чтобы отнести к категории международных преступлений любые нарушения прав человека50.

Р. Аго в пятом докладе об ответственности государств предлагал отнести к международным преступлениям грубое нарушение государством международного обязательства, установленного нормой общего международного права, признанной всем международным сообществом, и предусматривающего, в частности, уважение прав человека и основных свобод для всех, без различия расы, пола, языка и религии51. После детальной дискуссии Комиссия международного права мотивированно отвергла это предложение и не включила его в соответствующую статью проекта статей об ответственности государств.

По мнению западногерманского профессора X. Ешека, предметом международного уголовного права должна быть борьба не только с преступлениями против мира и международной безопасности, но также и против нарушений прав человека 52. Американский юрист Д. Новогрод считает, что международное право должно ограждать мировое сообщество от посягательств на всемирный порядок, самоопределение, а также права человека53.

Следует отметить, что авторы, придерживающиеся по-

добных взглядов, часто ссылаются на преступные нарушения прав человека, например, совершаемые в ЮАР и угрожающие международному миру и безопасности. В то же время их концепция не оставляет сомнений в том, что они относят к международным преступлениям по существу любые нарушения прав человека. Западногерманский юрист X. Бааде прямо заявляет, что основной целью нового международного уголовного права наряду с сохранением международного мира должна быть защита прав человека, для чего он предлагает создать международный уголовный суд54.

Имеются также предложения о том, чтобы выделить в качестве международных преступлений даже отдельные виды нарушений прав человека, например пытки55. Американские юристы Д. Мюллер и Д. Бешаров в контексте международного уголовного права рассматривают вопрос об индивидуальных жалобах56.

Таким образом, налицо явные попытки не только объявить весь комплекс прав человека не входящим во внутреннюю компетенцию государств в соответствии с принципом невмешательства, сформулированным в п. 7 ст. 2 Устава ООН, но и провозгласить любые нарушения прав человека международными преступлениями. Такие попытки находятся в полном противоречии с современным международным правом.

Устав ООН, как и принятые в послевоенные годы соглашения в области прав человека, относит непосредственное обеспечение прав человека исключительно к внутренней компетенции государств.

На конференции в Сан-Франциско различные делегации, и в том числе американская, признавали, что весь комплекс вопросов, относящихся к социально-экономической области, входит во внутреннюю компетенцию государств и что обеспечение и непосредственная защита прав человека и основных свобод являются внутренним делом каждого государства. Подкомитет I/I А конференции отклонил предложения указать в Уставе ООН, что речь идет о «защите» прав человека, а рекомендовал ограничиться формулировкой о «поощрении» и «развитии уважения» к правам человека57.

Несмотря на это, с самого момента принятия Устава ООН на Западе предпринимались попытки ложно истолковать совершенно ясные положения Устава о принципе невмешательства и правах человека. К числу таких юристов относится прежде всего Лаутерпахт. Он утверждает, что,

поскольку принцип уважения прав человека, по Уставу ООН, налагает юридические обязательства на государства и отнесен к основным целям этой Организации, вопросы прав человека уже не входят более во внутреннюю компетенцию государства 58. Эти утверждения не имеют ничего •общего с действительностью. Достаточно сослаться на Пакты о правах человека, которые исходят из общепризнанного принципа международного права, запрещающего вмешательство во внутренние дела другого государства, и признают суверенное право государства регулировать осуществление прав человека с учетом интересов государственной безопасности, публичного порядка и прав всех членов общества.

На общеевропейском совещании социалистические страны добились дальнейшего углубления и развития принципа уважения прав человека и основных свобод в строгом соответствии с общепризнанными принципами и нормами современного общего международного права, с духом подлинной разрядки и мирного сосуществования государств с различными социально-экономическими системами.

И тем не менее, несмотря на ясные формулировки Заключительного акта, он, как это раньше имело место и в -отношении Устава ООН, на наш взгляд неправильно толкуется западными юристами. Так, в частности, утвержда--ется, что в соответствии с Заключительным актом права человека не относятся уже ко внутренней компетенции соответствующих государств59.

На самом же деле, несмотря на свою важность как •одного из основных принципов международного права, принцип уважения прав человека и основных свобод не занимает среди них какого-то особого места и не может быть абсолютизирован.

Принцип невмешательства во внутренние дела не только не изжил себя, но и выдержал испытание временем и по-прежнему является основой нормального международного общения, мирного развития всех стран и народов, достижения социального прогресса, обеспечения для всех прав человека60. Это положение вынуждены иногда признавать и западные юристы61.

И хотя права человека продолжают оставаться важной темой в контексте сотрудничества государств и последние обязаны содействовать поощрению и развитию уважения к ним, отдельные нарушения прав человека относятся к внутренней компетенции соответствующих государств, и вопрос о них не может быть объектом регулирования или

расследования извне, например со стороны международных организаций62.

Вопрос о международно-правовой ответственности государств за такие нарушения может вставать только в том случае, если государства приняли на себя определенные договорные обязательства и тем самым добровольно, в соответствии с принципами государственного суверенитета изъяли вопрос об отдельных нарушениях прав человека из сферы своей внутренней компетенции.

В современном международном праве нет никаких положений, позволяющих рассматривать нарушения прав человека международными преступлениями. Обычные нарушения прав человека, не перерастающие в международные преступления типа геноцида или апартеида, не создают угрозу международному миру и безопасности и являются сферой регулирования соответствующих государств, которые и должны обеспечивать средства внутренней правовой защиты для их восстановления. Таким образом, права человека, как таковые, не могут быть объектом международных преступлений.

В то же время характерной особенностью этих преступлений является то, что они сопровождаются тяжкими массовыми преступными нарушениями прав человека. И это, конечно, связано с особенностью этих деликтов как особенно опасных, длящихся во времени и пространстве преступлений, что они являются нарушением не только индивидуальных, а прежде всего коллективных прав человека. Так, право на самоопределение является правом народов; геноцид и апартеид представляют собой покушение не просто на отдельных лиц, а на лиц как членов соответствующих групп и в конечном счете направлены на уничтожение или эксплуатацию этих групп; о рабстве и работорговле тоже можно говорить как о международном преступлении только тогда, когда такая практика достигает определенных размеров.

Обязанность соблюдения коллективных прав человека, как подчеркивает западногерманский юрист Р. Арнольд, выходит за рамки внутренней компетенции государств63.

Концепция коллективных прав человека как имеющих по сравнению с индивидуальными правами непосредственное значение для всего международного сообщества, нарушение которых ведет к особой ответственности, была развита во Всеобщей декларации прав народов, разработанной группой общественных деятелей и принятой 4 июля 1976 г. в Алжире.

Декларация относит к правам народов право на существование и право на политическое самоопределение. В секции III в экономические права народов включены права на их естественные богатства и ресурсы, участие в научно-техническом прогрессе, являющемся частью общего наследия человечества, равноправное участие в международной торговле и право избирать и развивать свою собственную экономическую и социальную систему. Секция IV посвящена праву на культуру, секция V — праву на окружающую среду и общие ресурсы.

Декларация исходит из положения о том, что права народов являются императивными нормами международной жизни. Поэтому в ст. 25 устанавливается, что неравноправные соглашения, противоречащие им, являются недействительными. Ст. 22 провозглашает, что несоблюдение положений декларации представляет собой нарушение обязательств по отношению ко всему международному сообществу.

В ст. 27 подчеркивается, что самые тяжелые нарушения основных прав народов, в особенности права на существование, представляют собой международные преступления, за которые те, кто их осуществляет, несут индивидуальную уголовную ответственность: Декларация в ст. 28 также провозглашает право каждого народа, основные права которого в серьезной степени нарушены, прибегать в ^борьбе за их осуществление к различным средствам, включая и вооруженные.

Анализируя отраженную в этой декларации концепцию коллективных прав, прав народов, проф. Риго отмечает, что их нарушение, например, в результате политики империализма представляет собой угрозу для международного мира 64.

Представляется, что, говоря о коллективных правах, правах народов, нарушение которых следует рассматривать в качестве международных преступлений, авторы алжирской декларации имели в виду прежде всего такое международное преступление, как отрицание права народов на самоопределение. Однако следует признать, что, безусловно, нарушение коллективных прав человека влечет за собой повышенную международно-правовую ответственность соответствующих государств.

Таким образом, права человека не являются непосредственным объектом международных преступлений. При этом с точки зрения международно-правовой ответственности значение имеет вопрос о том, носят нарушаемые

права коллективный или индивидуальный характер. Что же касается косвенного объекта международных преступлений, то, как уже отмечалось, степень их социальной опасности такова, что они по существу затрагивают законные интересы всех государств — участников международного общения, а также других субъектов международного права, которые становятся, таким образом, субъектами международных претензий к государству-делинквенту.

3. ПРЕСТУПНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ГОСУДАРСТВА

Помимо объекта объективными элементами состава международного преступления являются противоправное поведение государства, выражающееся в действии или бездействии его органов, ущерб, являющийся следствием этого поведения, и причинная связь между этим поведением и ущербом65. Некоторые авторы для обозначения ущерба предпочитают термин «вред», однако мы считаем более правильным говорить именно об ущербе.

Противоправное поведение государств рассматривается в отношении действия или бездействия законодательных, исполнительных и судебных органов. Когда речь идет об обычных правонарушениях, то имеется в виду, что любой акт противоправного поведения государства, будь то в области законодательной, исполнительной или судебной власти, порождает международно-правовую ответственность государства. Это относится и к международным преступлениям, с той, однако, существенной разницей, что международные преступления, как правило, проявляются не в отдельных изолированных противоправных актах, а составляют последовательную политику и практику, противоречащую международным обязательствам соответствующих государств и осуществляющуюся во многих звеньях законодательной, исполнительной и судебной власти.

В этом, в частности, заключается особенно опасный для международного сообщества государств характер международных преступлений, их преступность с точки зрения международного права.

Можно утверждать, что если поведение какого-либо

государства, отклоняющееся от предписаний обычных неимперативных норм международного права, можно рассматривать в качестве противоправного, то нарушение им императивных норм дает основание рассматривать такое поведение в качестве преступного.

При этом преступность поведения государств качественно отлична от категории преступности по внутреннему праву. В рамках национального государства борьба с преступностью— задача уголовного законодательства. Преступники подлежат преследованию и наказанию по уголовным законам данной страны. В то же время все деликты, отнесенные к уголовному законодательству, преступны с точки зрения внутреннего закона, хотя н могут иметь разную степень общественной опасности.

Применительно к международному праву термин «преступность» означает особую степень общественной опасности для международного сообщества, проистекающую от особо противоправного поведения государств. Однако последние в качестве субъектов международного права, суверенных и не подсудных другим субъектам, не могут нести уголовной ответственности.

«Когда агрессивную войну,— писал Г. И. Тункин,— и некоторые другие нарушения международного права называют преступлениями, то этим хотят лишь подчеркнуть в отношении государств особо опасный характер правонарушения» 66. В то же время такая «преступность» имеет своими нормативными следствиями особенно тяжелую международно-правовую ответственность государств и международную уголовную ответственность физических

лиц.

Комиссия международного права приняла в предварительном чтении ст. 25 проекта статей об ответственности государств67. В ней речь идет о нарушении международного обязательства сложным длительным деянием государства, которое состоит из серии действий или бездействий. Очевидно, что это определение подходит к международным преступлениям, которые в большинстве случаев являются именно длящимися во времени сложными преступными деяниями, состоящими из целой системы действий или бездействий.

П. С. Ромашкин, характеризуя агрессию, писал, что она «предполагает проведение целого комплекса мероприятий, связанных с использованием различных государственных учреждений, организаций и предприятий, и включает в себя убийства на фронтах в массовых масштабах»68. Этим меж-

дународные преступления отличаются от преступлений по национальному законодательству, предполагающих, как правило, изолированные действия.

А. И. Полторак отмечал, что для международных преступлений характерны «огромные масштабы преступной деятельности, большое ее развитие в пространстве и времени, мобилизация для целей заговора всего механизма государственной власти».

Что касается законодательной власти, то в современном международном праве является общепризнанным, что государство несет международно-правовую ответственность за издание законов, находящихся в противоречии с общепризнанными нормами международного права, и за неиздание законов, необходимых для выполнения его международных обязательств. В отношении последних Д. Б. Левин считает, что ответственность за неиздание таких законов может быть возложена на государство лишь в случаях, когда имели место международно-противоправные действия, которые издание таких законов могло бы предотвратить 6Э.

Хорошо известно, что в основе самой доктрины и практики гитлеровской Германии, в том числе в деле подготовки агрессии, лежали расовые теории о превосходстве арийцев над всеми другими нациями. Эти преступные идеи легли з основу сначала так называемых нюрнбергских законов 1933 года, а затем и гитлеровского «свода законов». Это законодательство послужило базой для издания целой серии инструкций и приказов, предписывающих массовые преступления. С другой стороны, гитлеровские законодатели, разумеется, ничего не сделали для предотвращения в Германии пропаганды войны, которая, по признанию Гитлера, являлась наряду с собственно военными усилиями и экономической войной одним из трех факторов успешного ведения войны70.

Широкая система законов, основанных на расовых различиях, является основой закабаления цветного населения ЮАР. Расистские законы, например, по вопросу о гражданстве имеются и в Израиле.

Современные правители ЮАР при поддержке громадного террористического аппарата осуществляют в самых широких масштабах бесчеловечное обращение с оппозиционными элементами, включающее пытки, убийства африканцев, порабощение, эксплуатацию и истребление целых групп населения, депортацию и другие бесчеловечные акты, совершаемые против гражданского населения71.

Органы ООН в своих резолюциях неоднократно осуждали израильские власти за грубые нарушения Женевских конвенций 1949 года, и в особенности Конвенции о защите гражданского населения во время войны72. Вопреки этому Израиль продолжает принимать меры, в частности, путем создания поселений на оккупированных арабских территориях, к изменению их демографического состава, что противоречит ст. 49 этой конвенции.

Свергнутая в Кампучии преступная клика Пол Пота—• Иенг Сари уничтожила более 2 млн. жителей этой страны. Систематические, чудовищные по своей жестокости репрессии осуществлялись против интеллигенции, этнических и религиозных меньшинств, стариков, женщин и детей73.

Наконец, совершение международных преступлений включает в себя и противоречащие международному праву акты органов судебной власти.

В отношении судов, как известно, во внутреннем праве действует принцип их независимости от других властей. Однако в современном международном праве общепризнанно правило, согласно которому государство не может ссылаться на свое внутреннее право в случае, когда действия его органов нарушают международные обязательства государства. Поэтому оно несет ответственность за подобные решения и судебных органов.

Известна роль, которую сыграли при Гитлере убийцы в судебных мантиях, санкционируя массовые репрессии против представителей оппозиции нацистскому режиму. Их роль как соучастников преступной деятельности аппарата агрессии и злодеяний против миллионов и миллионов людей была во всей полноте показана в ходе Нюрнбергского процесса.

Подобную же роль играют сейчас судебные власти в ЮАР, которые фабрикуют обвинения патриотов в «государственной измене» и приговаривают их к смертной каз-

ни

Международные преступления в то же время являются, как правило, сложными правонарушениями, в которых органы законодательной, исполнительной и судебной власти как бы сотрудничают в осуществлении преступных деяний, общую ответственность за которые несет государство.

4. ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ГОСУДАРСТВА ЗА ПРЕСТУПНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ЕГО ОРГАНОВ

Общепризнанно, что государство действует на международной арене не само по себе, а через посредство своих органов и должностных лиц. Действия соответствующих должностных лиц — органов носят государственный характер. Наиболее ярко это видно на примере международных преступлений, являющихся государственно организованными деяниями, осуществляемыми в то же время конкретными физическими лицами, занимающими соответствующее положение в иерархии государства. Это было подтверждено совершенно ясно на Нюрнбергском процессе. Отклонение на нем доктрины «государственного акта» имело целью не снятие ответственности с гитлеровского государства, а совершенно определенное возложение ее наряду с самим государством именно на индивиды-органы.

В случае любого международного правонарушения или преступления возникает проблема установления того, выполнялся ли состав правонарушения именно органом или официальным лицом государства. Если на этот вопрос дается положительный ответ, противоправное действие орга* на или официального лица в юридическом плане считается уже поведением самого государства и с этого момента возникает его международно-правовая ответственность.

При этом можно указать на две особенности международных преступлений, отличающих их от обычных международных правонарушений. Во-первых, как уже отмечалось выше, их характер таков, что связь конкретного противоправного с точки зрения международных обязательств этого государства деяния органа или официального лица с политикой самого государства, как правило^, очевидна. Ни агрессия, ни геноцид или апартеид, ни действия по поддержанию колониального господства или отрицанию права народов на самоопределение не могут быть, как общее правило, проявлением каких-то случайных обстоятельств или являться эксцессами, а сами конкретные лица, их организующие или выполняющие, занимают руководящее или по крайней мере ответственное положение в механизме государственной власти. Поэтому установление их фактической связи с этим государством не представляет труда. С другой же стороны, в случае международных преступлений возложение ответственности на само государство не осво-

бождает официальные лица от их собственной ответственности за совершенные ими преступления.

Как известно, по вопросу об установлении связи между официальным лицом, совершающим правонарушение, и государством с целью рассматривать данное правонарушение в качестве деликта самого государства существует обширная литература. В связи с этим хотелось бы высказать лишь несколько замечаний_.

Очевидно, правы те авторы, которые подчеркивают, что установление такой фактической связи не имеет ничего общего ни с причинной связью между противоправным поведением и вредным результатом, которая является составным элементом самого правонарушения, ни с виной, которую следует рассматривать как субъективную предпосылку признания того или иного деяния именно противоправным 75. Установление этой фактической связи представляет собой не более как уяснение роли официального лица в государственном механизме, после чего его собственные действия уже рассматриваются в качестве действий государства, на которое и возлагается ответственность за них. Именно после этой операции могут быть рассмотрены вопросы о причинной связи между вредными последствиями и противоправным поведением государства и виновным характером такого поведения.

Что же касается применяемого в данном случае термина, то традиционный для внутреннего права термин «вменение», хотя и проясненный в некоторой степени применительно к международному праву, тем не менее продолжает ассоциироваться с категорией вины, а поэтому вряд ли является удачным. Что же касается термина «приписывание», то он не имеет ничего общего с виной государства. Однако его недостатком является то, что первоначальное значение этого слова как бы порождает сомнения в правомерности операции по идентификации противоправных деяний органов-лиц с противоправным поведением самого государства. По нашему мнению, более правильным было бы использование терминов «возложение», который является более юридическим и менее субъективным, или «присвоение», который уже применяется Комиссией международного права.

5. УЩЕРБ ОТ ПРЕСТУПНОГО ПОВЕДЕНИЯ ГОСУДАРСТВА

В международно-правовой доктрине общепризнанно, что все международные правонарушения наносят ущерб международному правопорядку. Признак противоправности, общественной опасности деяния предполагает нанесение такого ущерба. Поэтому, считает, например, П. М. Курис, включение признака вреда в понятие международного правонарушения необязательно, поскольку он уже покрывается признаком противоправности76.

В то же время ущерб — обязательный элемент состава правонарушения и одно из условий международно-правовой ответственности государства. Формами ущерба, проистекающего от международного правонарушения, являются ущерб материальный и нематериальный.

В принципе эти положения применимы и к международным преступлениям. Так, их следствием являются всякого рода имущественные потери, включая территориальные, разрушение имущества, а также такие проявления нематериального ущерба, как различные формы ограничения государственного суверенитета, урон достоинства и престижа государства.

Надо, однако, подчеркнуть чрезвычайный характер ущерба, являющегося следствием международных преступлений. Можно, очевидно, сказать, что принцип социальной или общественной опасности особенно ясно находит свое отражение именно применительно к материальным и нематериальным последствиям международных преступлений. Так, результатом политики агрессии, проводимой гитлеровской Германией, явились гибель десятков миллионов людей, уничтожение или разграбление захватчиками экономики целых стран. Был растоптан суверенитет многих европейских государств, а многие правительства стали фактически вассалами третьего рейха.

Политика апартеида наносит тяжелый ущерб материальному и культурному развитию африканцев, подрывает их хозяйство, ведет к физическому уничтожению многих из них. Одновременно эта политика является оскорблением достоинства всех африканских наций, всего человечества.

Следует также подчеркнуть, что если при обычных правонарушениях часто наносится или только материальный, или только нематериальный ущерб, то в случае международных преступлений такая ситуация вряд ли мыслима.

Для последствий таких преступлений характерно сочетание обеих форм ущерба.

Выражающийся в ущербе от международных преступлений принцип их повышенной общественной опасности должен, несомненно, иметь нормативное значение и для установления за них более тяжкого режима ответственности.

Доктрина международного права признает также обязательным элементом объективной стороны всякого международного правонарушения причинную связь между противоправным поведением государства, заключающимся в действии или бездействии, и проистекающим от этого противоправного поведения ущербом. Представляется, что это положение совершенно верно и в отношении международных преступлений.

Глаза Ш

СУБЪЕКТИВНАЯ СТОРОНА

МЕЖДУНАРОДНЫХ

ПРЕСТУПЛЕНИЙ

1. СУБЪЕКТЫ

МЕЖДУНАРОДНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ

При обычных международных правонарушениях различаются три вида субъектов, связанных с этими правонарушениями. Во-первых, субъекты первичных правоотношений, существовавших до совершения правонарушения. Этими субъектами могут быть только обычные субъекты международного права — государства и международные организации. Вторым видом таких субъектов являются субъекты — совершители юридической патологии, то-есть международных правонарушений, которые являются одновременно и субъектами ответственности. Наконец, другие участники международного общения, чьи права нарушены, составляют третий вид таких субъектов.

Обычным путем соблюдения запретительных постановлений в международной, как и в других, системе права является не установление правоотношений конкретных государств, а воздержание от описанных в этих постановлениях действий. Однако все государства являются субъектами общих правоотношений, которые становятся объектом посягательства при международных преступлениях.

С другой стороны, к^гда совершаются эти преступления, могут быть установлены субъекты этой юридической патологии, которые одновременно являются и субъектами ответственности за нее.

И наконец, речь идет об участниках правоотношений, возникающих в результате таких преступлений, и в первую очередь субъектах международных правомочий или претензий, вытекающих из ответственности, то есть тех, кто может требовать реализации этих правомочий или претензий,

Такая постановка вопроса совершенно обоснованна, поскольку задачами института ответственности и являются прежде всего восстановление ущерба, который проистекает из этих грубейших правонарушений, и предотвращение таких преступлений в будущем. В связи с повышенной общественной опасностью таких преступлений субъектами этих претензий к делинквенту могут быть не только непосредственно пострадавшие государства, но и практически все участники международного общения, все международное сообщество, то есть государства и международные организации1. Как часто упоминается в правовой литературе, Международный Суд ООН в своем решении от 6 февраля 1970 г. по делу «Barcelona Traction» признал существование определенных обязательств, erga omnes, в выполнении которых заинтересовано все международное сообщество. Советские авторы считают такими обязательствами прежде всего обязательства, касающиеся поддержания мира и международной безопасности. Поскольку эти правоотношения международно-правовые, то такими субъектами, естественно, могут быть только субъекты международного права2.

С другой стороны, нельзя отрицать, что, поскольку одним из основных принципов международного права является принцип суверенного равенства государств, субъектами правоотношений, вытекающих из юридического факта международных преступлений, остаются и государства-нарушители.

При обычных правонарушениях значительные ограничения суверенитета государств являются исключительным к временным явлением, и эти государства остаются в принципе равноправными участниками международного общения. Они не утрачивают права на равенство, хотя на них и должны быть возложены определенные обязанности по-ликвидации вредных последствий международно-противоправного деяния. В известном смысле можно даже говорить о том, что их суверенитет является предпосылкой реализации претензий к ним со стороны всего международного сообщества.

Иначе обстоит дело с международными преступлениями. Их опасность для международного сообщества настолько велика, характер таких деликтов настолько вызывающе-противоправен, а своим преступным поведением соответствующие государства настолько сознательно противопоставляют себя другим государствам, что они не могут уже претендовать на полное равенство в общении с другими

государствами. Это положение хорошо иллюстрирует на примере агрессии Ю. М. Рыбаков: «Вместо равноправной стороны в войне,— пишет он,— государство, развязавшее вооруженный конфликт, стало признаваться агрессором, то есть стороной, совершившей тягчайшее нарушение международного права, а государство, подвергшееся нападению, стало жертвой агрессии. Иными словами, по новому международному праву агрессор и жертва агрессии уже не находятся в равном положении» 3.

Авторы, продолжающие утверждать, что право на равенство принадлежит и государствам, совершившим международные преступления, по существу исходят из наличия у них в конечном счете доброй воли, направленной на ликвидацию последствий их преступного поведения, что вряд ли является реалистическим.

Большое теоретическое и практическое значение имеет вопрос о субъектах международных преступлений, то есть тех, кто такие преступления совершает и кто по общему принципу права несет за них ответственность.

Как известно, в ходе процессов над главными военными преступниками после второй мировой войны защита пыталась всячески использовать доктрину «государственного акта», исключающую ответственность за международные преступления или преступления против человечества физических лиц — их исполнителей.

Отклонение этой доктрины и утверждение принципа индивидуальной ответственности за международные преступления явились важнейшими итогами Нюрнбергского процесса 4. В результате возникновения принципиально новой концепции международных преступлений институт международно-правовой ответственности сейчас значительно отличается от тех цивилистических воззрений, которые господствовали раньше.

Большое значение в этом отношении имела разработка принципа обшественной опасности международных преступлений, который базируется на оценке значимости для международного сообщества объекта, на который посягают международные преступления. Воздействие этого нового подхода к международным преступлениям является нормативным, то есть создающим юридические последствия, и для вопроса о субъектах международных преступлений и их ответственности.

По мнению П. М. Куриса, «особая общественная опасность деяний, называемых преступлениями против человечества, вызвала появление своеобразной правовой ситуа-

ции, когда одно и то же фактическое поведение рассматривается и в качестве международного преступления государства, порождающего международно-правовую ответственность последнего, и в качестве преступления против человечества, вызывающего уголовную ответственность физического лица, организовавшего и осуществившего указанные преступления» 5.

Представляется, что своеобразие этой правовой ситуации вызвано особенностями международных преступлений, описанных, в частности, в предыдущей главе.

Следует остановиться на двух проблемах, имеющих прямое отношение к выяснению вопроса о том, кто может быть субъектом международных преступлений как разновидности юридической патологии. Одна из таких проблем — проблема соучастия.

Во внутреннем праве широко известно понятие соучастия как умышленного совместного участия двух или более лиц в совершении преступления. Соучастниками преступления наряду с исполнителями признаются организаторы, подстрекатели и пособники. Степень и характер участие каждого из соучастников в совершении преступления должны быть учтены судом при назначении наказания (ст. 17 УК РСФСР).

В свете разрабатываемых Комиссией международного-права статей об ответственности государств и международной практики можно утверждать, что понятие соучастия применимо и к международному публичному праву. Комиссия международного права приняла, в частности, статью 27 о помощи или содействии одного государства другому для совершения международно-противоправного-деяния другим государством 6.

В то же время, особенно со времени Нюрнбергского-процесса, существует устойчивая традиция рассматривать вопросы соучастия в контексте международной уголовной ответственности физических лиц. Как показал Нюрнбергский процесс, для отправления правосудия в соответствии с общепринятыми процессуальными нормами первостепенное значение имеет именно установление степени участия каждого из участников преступлений в их совершении.

Представляется, что в настоящее время, когда, с одной стороны, достаточно прояснены вопросы международной уголовной ответственности физических лиц, а с другой — вырабатываются нормы ответственности государств за международные правонарушения, следует по-новому подойти к понятию соучастия как принципа, имеющего отношение

не только к индивидуальной ответственности, но и к ответственности государств за международные преступления.

Во внутреннем праве имеются различные формы соучастия, характеризующиеся различной степенью общественной опасности. Прежде всего различаются соучастие простое и квалифицированное, то есть обусловленное предварительным соглашением соучастников. И наконец, наиболее опасная квалифицированная форма соучастия — это соучастие особого рода (sui generis), то есть соучастие в форме участия в преступном объединении (организации, банде, шайке, блоке, заговоре) 7.

Советские юристы, и в первую очередь А. Н. Трайнин, А. И. Полторак и другие, основываясь на ст. 6 устава Международного военного трибунала, отмечали, что некоторые из этих форм соучастия встречаются и в контексте международной уголовной ответственности физических лиц. А. Н. Трайнин указывал, что для совершаемых ими действий наиболее типична именно третья форма соучастия8. Соответствующая часть ст. 6 гласит, что «руководители, организаторы, подстрекатели и пособники, участвовавшие в составлении или осуществлении общего плана или заговора, направленного к совершению любых из вышеупомянутых преступлений (т. е. преступлений против мира, военных преступлений и преступлений противочеловеческих.— Ю. Р.), несут ответственность за все действия, совершенные любыми лицами с целью осуществления такого плана» 9.

Важное значение этого положения состоит в том, что •соучастие в случае международных преступлений принимает форму основанного на общем плане заговора с целью совершения преступлений против мира, военных преступлений и преступлений против человечности. Положения •ст. 6 становятся яснее при сравнении с характеристикой заговора по внутреннему праву.

В национальном праве заговор — это сплочение или объединение нескольких, обычно деклассированных, лиц для .совершения одного или ограниченного круга преступлений. Что касается международных преступлений, то круг непосредственных соучастников преступлений очень широк и практически включает в себя всех занимающих ответственное положение лиц, которые: а) знают о планировании, подготовке и осуществлении этих преступлений и б) влияют на формирование и осуществление преступной политики 10.

Учитывая масштабы международных преступлений, вряд ли найдется какое-либо ответственное лицо в соответ-

.56

ствующих государствах, которое могло бы доказать, что оно либо ничего не знает, либо не имеет никакого отношения к планированию и осуществлению преступной политики..

В отличие от обычного преступного заговора, взаимоотношения между соучастниками при осуществлении международных преступлений приобретают государственно организованный постоянный характер. При международных преступлениях преступными организациями становятся само правительство, генеральный штаб, политическая партия, органы безопасности, а главарь заговора возводится в роль национального лидера.

Наконец, если при обычных заговорах соучастники непосредственно исполняют состав преступления, то при международных преступлениях, как отмечает А. Н. Трайнин, исполнитель действует не только сам, но и при помощи сложного исполнительского аппарата. При этом основной исполнитель совершает состав международного преступления (например, военные преступления), а другие исполнители— состав общеуголовных преступлений (убийства и т. д.) п. Тем самым в преступную деятельность втягиваются сотни тысяч, если не миллионы, исполнителей, определенных в ст. 6 как любые лица, совершающие действия с целью осуществления такого плана.

Следует сказать, что в Нюрнберге в соответствии со ст. 10 и 11 своего устава суд занимался вопросом о признании в качестве преступных групп или организаций (органы безопасности, нацистская партия), являвшихся частями репрессивного аппарата фашистского государства и несущих особую ответственность за международные преступления. Однако вследствие того, что большинство членов суда отражали интересы капиталистических государств—• участников антигитлеровской коалиции, он не сделал вывода о том, что по существу преступным объединением является весь государственный аппарат фашистской Германии, а основанный на общем плане заговор для совершения преступлений приобретает черты государственного.

Можно, однако, сказать, что непосредственными соучастниками государственного заговора являются лица, занимающие ключевые позиции в соответствующем государстве и в силу этого оказывающие влияние на формирование и осуществление преступной политики и, следовательно, ответственные за международные преступления. В связи с описанным выше характером международных преступлений непосредственным соучастникам государственного за-

говора свойственны одновременно черты исполнителей, организаторов, подстрекателей к даже пособников, когда преступления совершаются другими. Косвенным же его соучастником является широкий круг лиц, не входящих непосредственно в заговор и не участвующих в разработке и осуществлении общего плана, но исполняющих составы общеуголовных преступлений. В некоторых случаях речь может идти как о таких соучастниках даже об иностранцах-коллаборационистах, что видно, в частности, из мирного договора с Италией.

Данный подход к принципу соучастия позволяет установить связь уголовной ответственности физических лиц за международные преступления с ролью в этих преступлениях самого государства и, следовательно, с установлением его более тяжелой международно-правовой ответственности за противоправные деяния. Принцип соучастия физических лиц — органов государства в международных преступлениях в свете особенно опасного и широкого характера этих деяний приобретает новое качество и служит основанием для определения санкций в отношении самого государства, превращающегося в преступное объединение лиц, степень и формы соучастия которых в его акциях различны, но которые отличаются преступной направленностью.

Такая постановка вопроса, с нашей точки зрения, ни в коем случае не может служить аргументом в пользу теории уголовной ответственности самих государств, но лишь важным элементом при определении форм их ответственности.

Остановимся теперь в связи с вопросом о субъектах международных преступлений на проблеме статуса индивидов по современному международному праву. Об этой проблеме, как известно, написано очень много.

Для правильного ответа на вопрос о том, присуща ли индивидам международная правосубъектность, необходимо определение элементов, из которых такая правосубъектность складывается.

В. М. Шуршалов, обобщая взгляды юристов по этому вопросу, относил к числу таких главных элементов то, что субъекты международного права являются носителями суверенных прав и обязанностей, единственными создателями норм международного права и осуществляют эти нормы на практике12.

В то же время некоторые западные юристы пытаются решить вопрос о международной правосубъектности физи-

ческих лиц, ссылаясь на то, что последним присущи некоторые из этих элементов. X. Кельзен, например, выводит эту правосубъектность из адресования индивидам предписаний международного права в случаях пиратства. «Поскольку норма, запрещающая пиратство,— пишет он,— есть норма международного права, индивиды — субъекты международного права —субъекты международного обязательства» 13. Лаутерпахт ссылается на то, что якобы международное право непосредственно наделяет индивиды правами 14.

По нашему мнению, субъект международного права должен сочетать в себе все эти три элемента, то есть быть носителем прав и обязанностей по международному праву, полноправным участником создания и изменения его предписаний, выполнять их на практике. Поскольку же два последних элемента ни в коем случае не могут быть характерными для физических лиц, на вопрос об их международной правосубъектности можно ответить только отрицательно.

Надо при этом специально оговориться, что эти три элемента являются не формальными признаками субъекта международного права, а имманентным выражением, свойством его суверенности, которая в принципе присуща только государствам. С другой стороны, можно считать доказанным, и это здесь особенно важно отметить, что физические липа могут нести ответственность по международному праву, отнюдь не становясь от этого, как было сказано выше, субъектами этого права. На такой точке зрения стоит, в частности, Г. И. Тункин 15.

В дооктябрьский период обнаружилась одна принципиальная слабость ученых, пытавшихся сформулировать понятие международного преступления. Исходя из правильного представления о том, что государство не может нести уголовную ответственность за такие преступления, они по существу исключали вообще ответственность государства за них и все сводили к ответственности физических лиц. Одновременно, конечно, следует иметь в виду и состояние тогдашнего международного права, допускавшего войну в качестве средства национальной политики. Соответственно перечень международных преступлений сужался до группы деликтов, в которых ответственность физических лиц могла быть легко установлена.

Создавалось такое положение, когда допущение в качестве субъектов ответственности исключительно физических лиц приводило к тому, что общие довольно правильные

•определения международных преступлении выхолащивались и в качестве примеров или перечня таких преступлений приводились не правонарушения, действительно угрожающие международному миру и безопасности, а скорее квазимеждународные преступления типа пиратства и рабства.

В то же время вплоть до второй мировой войны концепция индивидуальной уголовной ответственности за действительно международные преступления не получила развития в связи, в частности, с тем, что в документах периода Лиги наций и Пакте Бриана — Келлога речь шла о международном преступлении агрессии как правонарушении государства.

Правда, как уже отмечалось, Версальский мирный договор содержал специальный раздел об ответственности (ст. 227—230), и император Вильгельм II обвинялся «в высшем оскорблении международной морали и священной силы договоров». Хотя постановления Версальского договора не были реализованы, они оказали известное влияние на формирование новой доктрины ответственности. Они означали отход от господствовавшей тогда доктрины «государственного акта», по которой индивиды не могут нести ответственности за акты, совершенные ими в качестве представителей суверенного государства.

Общепризнанно, что Нюрнбергский трибунал безоговорочно признал принцип индивидуальной уголовной ответственности физических лиц. Показательно, однако, что в приговоре Международного военного трибунала судьи ссылались для подтверждения этого принципа в первую очередь на Парижский пакт 1928 года и на ряд документов, разработанных в период Лиги наций, в которых речь шла о действиях суверенных государств и в которых прямо не устанавливалась ответственность отдельных лиц.

Кроме того, в приговоре сначала дается описание совершенных преступлений применительно к самой Германии, и лишь затем к отдельным обвиняемым.

Нет никакого сомнения в том, что, хотя для суда в тон конкретной политико-правовой обстановке главным было подтверждение индивидуальной уголовной ответственности физических лиц за международные преступления и что как судебный орган он рассматривал действия именно конкретных лиц, их ответственность была неотделима от международно-правовой ответственности государства за эти преступления. Таким образом, суд по существу подтвердил тезис о том, что за совершение этих преступлений

возникают два типа ответственности, независимо от того, устанавливается ли это прямо в соответствующих источниках.

На этой точке зрения стоят большинство западных и советских юристов.

Таким образом, в Нюрнберге был не только развит принцип неотвратимости наказания за международные преступления в отношении физических лиц — субъектов международных преступлений, но и подтверждено, что этот принцип неотделим от международно-правовой ответственности самого государства.

Аналогичные выводы можно сделать из работы Токийского военного трибунала. Так, в приложении «А» к обвинительному заключению на Токийском процессе события, квалифицированные в качестве военных преступлений, излагались как преступления собственно Японии без актов и оснований, с помощью которых они могли быть приписаны обвиняемым 16. Этот факт свидетельствует о том, что с точки зрения суда вопрос об их индивидуальной ответственности был тесно связан с осуществлением военных преступлений самим японским государством.

Два сопутствующих друг другу типа ответственности лежат и в основе принятого в 1954 году Комиссией международного права проекта кодекса преступлений против мира и безопасности человечества 17.

В ст. 1 проекта устанавливается, что ответственные за перечисленные в нем преступления индивиды наказываются, это подтверждает принцип индивидуальной уголовной ответственности физических лиц. Однако применительно ко всем конкретным составам преступлений в проекте говорится о действиях властей, которые, как известно, вменяются или приписываются собственно государству, которое несет за эти преступления международно-правовую ответственность.

Как отмечала во вводном комментарии к статьям об ответственности государств Комиссия международного права на своей двадцать восьмой сессии в 1976 году, «обязанность наказать персонально индивиды-органы, виновные в преступлении против мира, человечности и т. д., не является, по мнению Комиссии, формой международной ответственности государства, и такое наказание, разумеется, не исчерпывает международную ответственность государства за международно-противоправное деяние, которое, в связи с поведением его органов, присваивается ему в таких случаях. Наказание руководителей государ-

ственного аппарата, которые развязали агрессивную войну или осуществляли геноцид, не освобождает тем самым само государство от его собственной международной ответственности за такое деяние» 18.

В послевоенный период был принят ряд международно-правовых актов, в которых в отношении ряда преступлений прямо устанавливается как ответственность физических лиц, так и международно-правовая ответственность государств.

Так, в конвенциях 1948 и 1973 годов говорится о наказании физических лиц соответственно за преступления геноцида и апартеида, и в то же время Комиссия международного права приняла ст. 19 проекта статей об ответственности государств, где эти преступления рассматриваются как деяния государств 19.

Заметим, кстати, что, хотя в конвенциях о геноциде и апартеиде не устанавливается прямо международно-правовая ответственность государств за эти преступления,, вопрос о такой ответственности встает уже на основе этих конвенций, поскольку, по современному международному праву, государству присваиваются акты действующих от имени государства лиц, государственных органов и других государственных механизмов (ст. 8, 5 и 7 проекта статей об ответственности государств). При этом, по ст. 6 проекта, несущественным является положение органа в рамках организации государства.

Что касается агрессии, то при разработке ее определения Советский Союз, другие социалистические страны и некоторые развивающиеся государства выступали за развернутую характеристику правовых последствий агрессии,, и прежде всего вопроса об ответственности за нее.

В п. 5 советского проекта определения агрессии (1969 г.) говорилось, что «вооруженная агрессия является международным преступлением против мира, влекущим за собой политическую и материальную ответственность государств, а также уголовную ответственность виновных в этом преступлении лиц»20. Эта формулировка была поддержана целым рядом государств21.

Из-за противодействия западных держав в определении не содержится такого рода положений, а в ст. 3, перечисляющей конкретные составы актов агрессии, говорится только о действиях государств. Однако ст. 5 устанавливает «международную ответственность» за агрессивную войну как преступление против международного мира, что, по нашему мнению, подразумевает и индивидуаль-

яую ответственность за нее. Как справедливо отмечает Ю. М- Рыбаков, «общепризнанный в настоящее время в международном праве принцип международной уголовной ответственности индивидов за преступления против мира и человечества является важным и необходимым дополнением института международной ответственности государства за агрессию как тяжкое международное преступле-

ние»

С другой стороны, имеются акты, относящиеся к запрещению таких преступлений как военных, посягательства на право народов на самоопределение, в которых либо делается ссылка на ответственность государств и не говорится об ответственности физических лиц (конвенции о разоружении), либо вообще прямо не определяется тип ответственности за правонарушения (Декларация о предоставлении независимости колониальным странам и народам). Однако вряд ли можно на этом основании утверждать, что за совершение этих преступлений не возникает индивидуальной уголовной ответственности физических лиц.

Подведем некоторые итоги. Анализ международно-правовых документов позволяет сделать вывод о том, что субъектами международных преступлений как юридической патологии являются, как и в случае других международных правонарушений, прежде всего государства, а также физические лица, выступающие от их имени и конкретно осуществляющие эти преступления. Большинство советских юристов-международников согласны с этой точкой зрения.

В Дипломатическом словаре международные преступления определяются как «общественно опасные действия, посягающие на основы существования наций и государств, их прогрессивное развитие и мирное международное общение... Государства, совершившие преступление против человечества, несут политическую и материальную ответственность, а физические лица — индивидуальную уголовную ответственность по международному праву»23.

Г. И. Тункин отмечал, что «в современном международном праве признается принцип индивидуальной ответственности (наряду с ответственностью государств) за преступления против мира, военные преступления и преступления против человечества» 24.

«Когда агрессивную войну, — указывал он, — и некото-

рые другие нарушения международного права называют

реступлениями, то этим хотят лишь подчеркнуть в отно-

шении государств особо опасный характер правонарушения. Что же касается физических лиц — конкретных исполнителей таких действий, то в современном праве речь идет действительно о международном преступлении и о вытекающей из этого уголовной ответственности»25.

Одним из первых в советской науке международного права проблему международной ответственности разработал В. И. Менжинский. Он показал, что международные преступления — это общественно опасные деликты, направленные против жизненных интересов миролюбивых народов. При этом не может быть и речи об исключительной международно-правовой ответственности государства. Субъектами международных преступлений наряду с государствами являются и физические лица, в отношении которых также возникает международная ответственность и которые изымаются из юрисдикционного суверенитета государства-правонарушителя26.

На аналогичной точке зрения стоит Л. Н. Галенская. Признание субъектом преступлений государства, указывает она, «ни в малейшей степени не исключает ответственности конкретных исполнителей»27.

В плане проблемы физических лиц как субъектов международных преступлений следует остановиться на встречающемся иногда мнении о том, что индивидуальная уголовная ответственность физических лиц является одной из форм международно-правовой ответственности государств.

Нельзя отрицать того факта, что с учетом тяжкого характера международных преступлений ответственные за них государства должны претерпевать ограничения своего суверенитета и своей юрисдикции, и в том числе в отношении судебной власти над собственными гражданами, которая может частично перейти к международным судебным инстанциям, созданным для наказания лиц, виновных в таких преступлениях.

Но следует ли из этого, что тем самым исчерпывается самостоятельная международная ответственность индивидов за эти преступления и она как бы поглощается ответственностью государства? Ответить на этот вопрос положительно означало бы возродить в известной форме доктрину «государственного акта» и уменьшить бремя индивидуальной ответственности за международные преступления.

И хотя, по общему правилу, индивиды не могут быть субъектами международных деликтов, вследствие того что

международные преступления имеют особо общественно опасный характер, соответствующие лица являются не просто органами государства, которому вменяются эти деяния, а наряду с самим государством — именно субъектами международных преступлений и несут за них самостоятельную международную ответственность.

При этом следует задать вопрос: означает ли это, что государство, с одной стороны, и физические лица — с другой, совершают преступления одинакового состава?

Напомним прежде всего, что участники международных преступлений находятся в преступном соучастии и образуют государственный заговор. Из-за массового характера этих преступлений, их большой протяженности во времени очевидно, что отдельные соучастники совершают отдельные составы или даже части составов преступления, причем все эти составы, вместе взятые, дают состав международного преступления данного государства.

Например, в подготовке к агрессивной войне гитлеровской Германии принимали участие члены правительства, руководители концернов, финансисты, дипломаты, руководители спецслужб, законодатели, в ведении агрессивной войны — высокопоставленные военные, дипломаты, лица из состава оккупационных властей, организаторы и руководители военной промышленности.

Можно сказать, что государства и физические лица как субъекты международных преступлений совершают в принципе преступления одинакового состава. Вряд ли можно назвать какое-либо международное преступление, международно-правовую ответственность за которое в рамках международного публичного права несет государство и за которое в то же время нельзя было бы найти ответственных физических лиц, подлежащих международной уголовной ответственности.

Остановимся в этой связи на агрессии — тягчайшем преступлении против мира.

В ст. 6 устава Международного военного трибунала говорится о четырех самостоятельных составах этого международного преступления — планировании, подготовке, развязывании и ведении агрессивной войны — как преступлениях физических лиц.

Однако вряд ли можно отрицать, что ответственным за эти составы преступления было и само гитлеровское государство. Прежде всего, как подчеркивает А. И. Пол-торак, все эти составы — стадии агрессивной войны были государственно организованными. «Именно в стадии пла-

3-725 65

нирования были разработаны все директивы о совершении чудовищных преступлений против народов — жертв агрессии, в стадии подготовки в числе прочего формировались специальные подразделения для массового убийства людей (эйнзацкоманды), специальные команды для повсеместного грабежа («штаб Ольденбург»), а ведение войны уже каждодневно было связано с реализацией преступного плана» 28.

Говоря об определениях международных преступлений, данных в уставе Нюрнбергского международного военного трибунала (ст. 6) и в уставе Токийского международного военного трибунала, В. А. Василенко совершенно справедливо замечает, что эти определения «вполне применимы mutatis mutandis и в отношении государств, поскольку они были сформулированы на основе норм международного права, поставивших агрессивную войну вне закона и запретивших применение в вооруженной борьбе недозволенных средств и способов, в частности жестокое обращение с военнопленными и мирным населени-

ем»

Во время Нюрнбергского процесса защита пыталась доказать, ссылаясь на положения Парижского пакта, что международное право объявляет вне закона только агрессивную войну как таковую, но не ее планирование и подготовку.

Эта точка зрения не выдерживает критики. Во-первых, в отличие от внутреннего права, по которому незавершенное покушение на преступление может не представлять общественной опасности, приготовления к агрессии: создание военного потенциала, гонка вооружений, пропаганда войны,— уже сами по себе несут повышенную общественную опасность для мира и международной безопасности, сами являются самостоятельными составами преступлений30. Планирование и подготовка войны не могут поэтому игнорироваться международным правом.

Сама подготовка войны — это уже угроза международному миру. «Новый этап гонки вооружений,— говорилось, например, в Отчетном докладе Центрального Комитета КПСС XXVI съезду КПСС,—подорвет международную стабильность, намного усилит опасность возникновения войны. Положение усугубляется тем, что политика агрессивных империалистических сил уже привела к значительному росту международной напряженности со всеми вытекающими отсюда опасными последствиями»31.

Во-вторых, как отмечалось в приговоре Нюрнбергско-

го трибунала, положения международных соглашений типа Парижского пакта следует рассматривать в свете общих принципов права32.

В соответствии с этими принципами приготовление к тяжким преступлениям карается уголовными законами всех стран, причем соответствующие нормы, как правило, содержатся в общей, а не в особенной части кодексов. Например, покушение на преступление карается по ст. 15 общей части УК РСФСР. Можно поэтому по аналогии сказать, что если в международно-правовом акте говорится о каком-то конкретном составе преступления, что соответствует статье особенной части уголовного кодекса, то в свете общих принципов права предполагается распространение на него некоторых норм, которые во внутреннем праве относились бы к общей части уголовного кодекса.

В силу самого характера агрессии как типично государственного преступления идентичность составов на всех стадиях ее подготовки и развития, осуществляемых самим государством и соответствующими физическими лицами, связана с тем обстоятельством, что эти физические лица занимают ключевые посты в государственном аппарате и действуют при его посредстве.

Что же касается обычных военных преступлений, то их составы определены в первую очередь в Гаагских и Женевских конвенциях. Осуществляющие их лица —субъекты преступлений и ответственны за них в соответствии с положениями этих конвенций и аналогичных внутренних правовых актов. В случае же попустительства таким действиям, поскольку эти лица входят, как правило, в состав вооруженных сил государства, субъектом этих актов и ответственности за них в силу принципа вменения становится само государство. В юридическом смысле составы, осуществляемые физическими лицами и самими государствами, тоже идентичны.

Как уже отмечалось, гитлеровское государство само подготавливало и осуществляло в невиданных размерах военные преступления. В их совершении участвовал весь механизм государственной власти. Тенденция непосредственного участия государства в военных преступлениях со времен второй мировой войны, как показали, например, действия США во Вьетнаме, не только не уменьшилась, но даже усилилась.

Как подчеркивали А. И. Полторак и Л. И. Савинский, «опыт вооруженных конфликтов свидетельствует о том,

3* 67

что с каждой новой войной возрастает число нарушений, носящих именно государственно организованный характер»33. Другими словами, государство выступает в таких случаях субъектом военных преступлений с самого начала и несет ответственность за осуществление соответствующих составов преступлений.

Особенно это относится к военным конфликтам с применением ядерного оружия и других видов оружия массового уничтожения. Для оружия массового уничтожения характерным является именно то, что его разработка, производство и применение осуществляются непосредственно государственным аппаратом. С другой стороны, хотя оно и обладает исключительной силой поражения, равнозначной усилиям целых войсковых соединений, применяющих обычные виды вооружения, принятие решений об агрессивном использовании оружия массового уничтожения сосредоточивается в руках ограниченного круга государственных и военных деятелей. Эти деятели выступают в качестве организаторов такого преступления.

Легко могут быть также установлены конкретные исполнители, непосредственно совершающие такие преступления. Например, в случае ядерной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, осужденной общественным мнением всего мира и признанной в 1963 году окружным судом Токио нарушением международного права («дело Шимо-да») 34, организаторами были президент США и высшие американские военачальники. Известны также имена военных летчиков, осуществивших эти бомбардировки. Понятно поэтому, что юристы, в том числе зарубежные, выступают за включение в соответствующие международно-правовые акты положений об индивидуальной уголовной ответственности за применение оружия массового уничтожения 35.

Подтверждением этой точки зрения явилось принятие 9 декабря 1981 г. Генеральной Ассамблеей ООН декларации, в соответствии с которой «государства и государственные деятели, которые первыми прибегнут к использованию ядерного оружия, совершат тягчайшее преступление против человечества».

Государственно организованными преступлениями, по нашему мнению, являются и преступления против человечности, в первую очередь геноцид и апартеид. Так, акты геноцида против вьетнамского народа совершались лицами из состава вооруженных сил США, и нет никаких доказательств, что со стороны их командования предпри-

нимались достаточные меры для их предотвращения. Следовательно, в данном случае органы государства — индивиды совершали те же составы, которые должны быть вменены государству.

В Южной Африке, несущей ответственность за политику и практику апартеида, составы этого преступления, как-то: убийства членов расовых групп, причинение им телесных повреждений, произвольные аресты, создание условий, рассчитанных на физическое уничтожение расовых групп, меры законодательного характера, препятствующие развитию этих групп и их участию в политической, социальной, экономической и культурной жизни, — осуществляются лицами, занимающими соответствующее положение в органах исполнительной, законодательной или -судебной власти.

В то же время не исключены ситуации, когда отдельные акты, например, геноцида, очевидно, могут осуществляться лицами или группами лиц, не действующими от имени государства. Такие акты, согласно международному праву, не должны в принципе рассматриваться как деяния государства. На этой же точке зрения стоит, в частности, Л. Н. Галенская, которая считает, что субъектами геноцида могут быть и физические лица — не органы государства36.

По мнению Д. Б. Левина, постановления конвенции 1948 года «предполагают и международно-правовую ответственность государства за акты геноцида, во всяком случае за непринятие мер по предупреждению и пресечению этих актов». Он также как бы допускает, что акты геноцида могут совершаться физическими лицами — не органами государства, а государство несет ответственность только за непресечение таких актов, поскольку действия органов государства вменялись бы ему непосредственно37.

Подобное лее положение, когда международные преступления совершаются лицами — не органами государства, может иметь место в отношении некоторых других составов. Так, тяжкое нарушение международных обязательств по обеспечению права народов на самоопределение в большинстве случаев конкретно приобретает форму действий империалистических государств по подчинению народов иностранному игу и господству, военных действий или репрессивных мер, направленных против зависимых народов, попыток, направленных на частичный или полный подрыв национального единства и территориальной целостности стран, посягательств на право народов сво-

бодно распоряжаться своими естественными богатствами и ресурсами. Эти составы преступлений колониализма,, осуществляемые государствами и их органами, могут быть установлены при анализе Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам.

В то же время имеются отдельные составы, которые могут совершаться как государством, так и физическими лицами, не выступающими от имени государства. К первому случаю относятся, например, акты разграбления культурных или исторических памятников. Хотя защита культурных ценностей предусматривается положениями Гаагской конвенции о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта от 14 мая 1954 г. и Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., касающегося защиты жертв международных вооруженных конфликтов (Протокол I) от 6 июня 1977 г., подобные акты представляют собой одновременно одну из разновидностей преступлений колониализма. Они могут быть при этом государственно организованными и осуществляться в таком случае органами государства,, которое несет за них ответственность. Ст. 91 Дополнительного протокола, в частности, прямо устанавливает ответственность стороны, находящейся в конфликте, за все действия, совершаемые лицами, входящими в состав ее вооруженных сил. Однако действия по разграблению культурных и исторических памятников могут также представлять собой деяния отдельных лиц, не являющихся органами государства. Как и в ситуациях, когда акты геноцида совершаются физическими лицами — не органами государства, при таких актах разграбления культурных или исторических ценностей субъектами преступлений выступают физические лица, а субъектами ответственности в соответствии с излагаемой нами теорией наряду с ними является и государство, если оно не приняло мер к наказанию виновных лиц.

Широко известен такой состав преступления колониализма, как наемничество. В определении наемников, данном в ст. 47 Дополнительного протокола I к Женевским конвенциям 1977 года, в качестве специальной их черты указывается, что они «не посланы государством, которое не является стороной, находящейся в конфликте, для выполнения официальных обязанностей в качестве лиц, входящих в состав его вооруженных сил».

Поскольку наемники не являются, таким образом, органами государства, последнее, не осуществляя состава

преступления наемничества, в то же время несет международно-правовую ответственность, если оно допускает на своей территории организованную деятельность по вербовке, подготовке и отправке наемников.

Возникает вопрос, можно ли в данном случае одновременно сказать, что государство является субъектом преступления?

По этому поводу существуют две различные точки зрения. Сторонники одной из них утверждают, что в этом отношении институт ответственности имеет в международном праве особенности по сравнению с внутренним уголовным правом. В последнем действует непреложный принцип, что субъектами уголовной ответственности являются физические вменяемые лица, достигшие определенного возраста, в случае совершения ими общественно опасных деяний. Юридические лица не могут быть привлечены к уголовной ответственности и тем самым не могут быть субъектом преступления. Следовательно, во внутреннем праве субъект уголовной ответственности идентичен субъекту преступления, причем условием этой идентичности является факт совершения этим субъектом преступления.

Если рассмотреть с этой точки зрения положение в международном праве, то возникающие при международных преступлениях ситуации можно разделить на две категории. Если речь идет об органах государства, то в случае совершения ими международных преступлений с точки зрения международного права это преступное поведение является поведением самого государства. Поэтому можно сказать, что в таких ситуациях органы и само государство совершают преступления одинакового состава, являются субъектами этих преступлений и возникающей вследствие этого международной ответственности.

Другое дело, когда преступные акты совершаются физическими лицами, а государство не принимает мер по их предотвращению или пресечению. И хотя оно должно, безусловно, нести международно-правовую ответственность за эти акты, нарушающие его международные обязательства, по мнению сторонников этой точки зрения, вряд ли возможно утверждать, что оно совершило соответствующие составы преступлений и является субъектом этих преступлений. В данном случае субъектами преступлении, видимо, будут эти физические лица, а субъектами ответственности выступают как сами эти лица, так и государство.

На этой позиции, в частности, стоит Ж- П. Кенедек,

который писал, что «в международном праве существует диссоциация между фактом, порождающим ответственность, и обязательством возмещения» и субъект причинения ущерба отличается от дестинатора обязательства возмещения38.

Нам представляется более убедительным подход к этому вопросу, соответствующий традиционной для внутреннего уголовного права точке зрения о том, что только субъект преступления может быть субъектом ответственности за него. В случае международных преступлений, носящих широкий и продолжительный характер, если даже они и совершаются физическими лицами, не имеющими формально отношения к государственному аппарату, сам факт их допущения последним или его органами свидетельствует фактически о его соучастии в этих преступлениях. Соучастие же органов государства в их совершении вменяется самому государству как его собственное поведение. Тем самым государство становится субъектом, не только ответственности за совершенные международные преступления, но и субъектом самих этих преступлений.

Подводя итог вышесказанному, можно сказать, что субъектами международных преступлений в принципе являются как сами государства, так и физические лица. За любое международное преступление государства, как правило, могут быть установлены конкретные ответственные лица. При этом субъектами ответственности являются как само государство, так и физические лица. Это общее положение касается и ситуаций, когда преступления совершаются физическими лицами, не находящимися в официальной связи с государством.

По вопросу о субъектах международных правонарушений в юридической литературе высказывалась обоснованная мысль, что такими субъектами могут быть и международные организации39. Что же касается международных преступлений, то, по нашему мнению, маловероятно, чтобы в какой-либо международной организации, на деятельность которой, как правило, оказывает влияние большое число суверенных государств, возобладали силы, которые могли бы превратить ее в орудие осуществления международных преступлений.

«все книги «к разделу «содержание Глав: 17 Главы: 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. >

5rik.ru

Материалы для учебы и работы

2. ОБЪЕКТЫ МЕЖДУНАРОДНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ