_ 1. Предмет и значение науки полицейского права

Между исследователями общественных явлений рано возникла противоположность воззрений на основной вопрос всякой общественной науки, вопрос о том, отношения между людьми подчинены ли какому либо регулирующему принципу, или же в них все зависит от произвола и слепой случайности, нет никакой законоподчиненности.

По одному из воззрений, в существующих явлениях общественности нет никакого естественного порядка. Так, по учению Ж. Ж. Руссо, человеческое общежитие - это извращение естественного состояния человека. По его воззрению, идеальный человек это человек вне общества, живущий в лесах, не требующий ничего от подобных себе существ, совершенно не зависимый от них, лишенный всякого образования и воспитания. Общежитие представляет собой извращение естественных условий жизни человека: необходимо отказаться от него, возвратиться к природе, к первобытному состоянию.

Зачатки этой теории мы встречаем еще в древнем мире. Верования древних о так называемом золотом веке, которого человечество лишилось вследствие своих заблуждений, заключают в себе ту же мысль об испорченности человека, живущего в обществе. В наше время это же воззрение о противоестественности существующих условий общежития составляет сущность социализма, разделяющегося на множество школ и направлений, между которыми общее одно - отрицание естественноупорядочивающих начал в общежитии.

По другому воззрению, сношения между людьми подчинены строго определенным законам, исключающим всякий произвол и случайность. Многие из исследователей общественных явлений весьма рано заметили, что общество представляет собой не массу отдельных лиц, но органическое целое, в коем все части состоят в тесной связи между собой и в своем развитии взаимно обусловливаются. Пораженные чудной картиной, открытой ими, исследователи весьма рано пришли и к мысли, что благосостояние народов не зависит от воли законодателей и правителей, что экономическая жизнь народов должна быть всецело предоставлена самой себе и всякое вмешательство правительства в эту жизнь равносильно нарушению естественной ее законоподчиненности и поэтому вредно.

Так еще в конце 17 ст. Dudley North решительно утверждал, что никогда богатства не создаются посредством государственных мероприятий, что эти мероприятия производят замешательство и вред. По его учению, меновые сношения между людьми естественно устанавливаются таким образом, что интересы торговца не противоречат интересам общества. Таким же образом и экономические сношения между государствами имеют в своем основании взаимность выгод, и весь мир с точки зрения торговых сношений представляет собой одну нацию. Нет никакой надобности, поэтому, в издании правил ни для внутренней, ни для внешней торговли.

В 18 ст. это учение было возведено в научно-оптимистическую систему сперва физиократами, а затем основателем политической экономии А. Смитом.

Физиократы учили, что народному хозяйству должна быть предоставлена полная свобода, которая и должна водворить народное благосостояние. Рассказывают, что врач Людовика XV Ф. Кенэ на вопрос дофина: что он делал бы, если бы стал королем, отвечал: "ничего". И действительно в этом ничегонеделании, по учению физиократов, заключается принцип отношений государства к экономической жизни, имеющей свои естественные законы, для полезного обнаружения которых должна быть предоставлена полная свобода. Один из последователей физиократической доктрины, Гурпэ выразил этот принцип государственного безучастия к народному благосостоянию в знаменитой формуле либерализма - laissez faire, laissez passer, до настоящего времени имеющей решительных сторонников, в особенности в применении к международным хозяйственным сношениям.

На этом же начале свободы конкуренции обоснована и экономическая система А. Смита. По его учению, существует в общежитии сила, благодаря которой, при полной свободе отношений, достигается благостояние всех и каждого без всякой регламентации, и которая, подобно таинственному началу животной жизни, восстановляет здоровье и возвращает силы организму, несмотря на всевозможные препятствия. Эта сила - своекорыстие или личный интерес каждого. Подчиняясь личному интересу, каждый человек, прежде всего, заботится о себе, о своих выгодах. С этой целью он старается употреблять свой труд возможно прибыльнее, старается производить возможно больше тех продуктов, в которых наиболее нуждается общество, которые наилучше им ценятся и поэтому дают наибольший доход. Таким целесообразным употреблением своего труда, производитель извлекает наибольшие выгоды, принося в то же время наибольшие выгоды другим, нуждающимся в произведениях его труда. Человек, преследуя свои личные выгоды, невольно является существом общежительным. Между людьми даже противоположные дарования не только не ведут к борьбе, но оказывают пользу всем, содействуя развитию разделения труда. Благодаря разделению труда продукты самых разнообразных трудовых особенностей собираются как бы в одну общую массу, из которой каждый может получать произведения, изготовленные другими.

Признав таким образом, что личный интерес каждого не противоречит благосостоянию других, что при полной свободе конкуренции личных интересов достигается наибольшая сумма народного блага, А. Смит за государством оставляет только охранительные обязанности: заботы о безопасности и правосудие.

Эти воззрения лучших мыслителей 18 века в конце этого же века в значительной мере нашли применение в жизни, но действительность не оправдала ожиданий. Во Франции в это время были употреблены самые решительные меры к водворению общего благосостояния по началамэкономического либерализма, но бедность не исчезла, преступления не уменьшились, беспомощность еще более увеличилась. Это не могло не вызвать разочарования, перешедшего в отчаяние, выражением которого появилась доктрина экономического фатализма. Представителями ее были Мальтус и Рикардо. В какой мере действительно эта доктрина была выражением отчаяния, можно судить, например, из известного положения Мальтуса, что человек, рожденный в свет уже занятым до него, лишний на земле, сама природа повелевает ему удалиться и не замедлить исполнить свой приговор. На сколько и Рикардо доводит экономический пессимизм до фатализма, можно судить, например, из его учения, что определение размеров заработной платы должно всецело зависеть от свободной конкуренции и "заработная плата никогда не должна подвергаться вмешательству законодателя". Очевидно, в этом случае Рикардо признает, что как бы не была тяжела действительность, но она неизбежна, если существует общественная законоподчиненность, вследствие чего и всякое правительственное вмешательство или бесполезно или вредно.

Но с отчаянием тяжело мириться человеку и эта доктрина встретила мало последователей. Она лишь вызвала, с одной стороны, сомнение в существовании экономических законов, выразившееся в увеличении проектов общественного переустройства, с другой же стороны, вызвала новые исследования о действительной законоподчиненности общественных явлений.

Новые исследования поставили на прочном фундаменте доктрину общественной законоподчиненности. В строго дедуктивные и историкостатистические исследования неоспоримо подтвердили существование естественных законов общежития. А между тем прежние сомнения не исчезают, они продолжают существовать и мотивируются главным образом тем, что "если политико-экономические законы суть, в самом деле, законы, то они не нуждаются в применении их, сами фатально применяясь".

Действительно ли так? Неужели нет выхода из дилеммы: или существует общественная законоподчиненность, в таком случае нет места управлению народным благом, ибо законы, как законы должны применяться фаталистически, требуя государственного "ничегонеделания",- или никаких таких законов нет, значит, предоставляется полный простор организовать общественный порядок по каким угодно планам.

Выход из этой дилеммы указывается характером законов общественности. Понятие о законе в общественных явлениях получается не иначе, как путем обогащения и отвлечения от массы наблюдаемых данных. Каждый наблюдающий, например, отдельные факты рождений или смертности в каком-либо городе или селении ничего не заметит в них, кроме хаоса и случайности. По замечанию А. Кетле, тому, кто наблюдает отражение света в незначительных каплях воды, невозможно дойти до понимания явления радуги, даже мысль о связи между этим явлением и отражением света не придет ему в голову, если он не станет в благоприятные для того условия. Только тогда, когда наблюдатель изучает общественные факты в массах, пред его глазами открывается чудная картина, которой он до сих пор не замечал и о существовании которой не думал. Хаос пред глазами такого наблюдателя исчезает, и он видит стройную законоподчиненность там, где все казалось произвольным, случайным, хаотическим. Этим только путем и открывается та законоподчиненность, о которой говорит политическая экономия.

Политическая экономия никогда не открыла бы в изучаемых ею явлениях законоподчиненности, если бы она искусственно не устраняла всего того, что является случайным, временным, местным и частным. Но открываемые ею законы не исключают из жизни этих последних элементов. Научное положение о сфероидеальности земли еще далеко от отрицания высших гор и глубоких пропастей. Придавая надлежащее значение экономическим законам, мы не можем и не должны уменьшать значения того, что устраняется экономистами от изучаемого явления до открытия законоподчиненности. Эта сторона общественности есть наша непосредственная жизнь, в ней наши страдания и радости, наша доля и недоля. Игнорировать ее также основательно, как было бы основатель игнорировать горы и пропасти во имя научного положения о сфероидеальности земли. Эти горы и эти пропасти требуют устройства удобных спусков и подъемов, тоннелей и мостов. Это случайное, временное, местное и частное в явлениях общественности требует управления, вызывает необходимость надлежащего устройства общежития для достижения общего благосостояния. Одного юридического порядка, в необходимости которого не сомневались сторонники законоподчиненности экономических явлений, недостаточно, так как при существовании этих случайных, временных, местных и частных условий в явлениях общественности требования блага могут быть в противоречии с требованиями права, и один юридический строй общежития равносилен возведению в принцип анархии интересов.

Случаем мы называем простое совпадение явлений. Такая случайность существует в жизни на каждом шагу, и нет необходимости отрицать ее во имя принципа общественной законоподчиненности. Как назвать, как не случайностью, наприм., совпадение дня смерти Э. Канта с солнечным затмением? В таком же смысле случаем мы называем, например, совпадение года рождения Кювье и А. Гумбольта, Наполеона и Веллингтона с прохождением Венеры через диск солнца.

В практической жизни случайность может вредно отзываться на всем общественном строе, может разрушать общественное и частное благосостояние. Нет никакой необходимости предаваться фатализму в этих случаях и не предпринимать никаких мер против случайных условий, разрушающих наше благосостояние и препятствующих проявлению естественных его законов. Если необходимые для этого меры превосходят силы отдельного человека, то общий интерес требует, чтобы они были предприняты государством или обществом. Так возникает необходимость хозяйственной деятельности государства или общества, наприм., относительно предупреждения и пресечения бедствий, причиняемых наводнениями, пожарами, градом и тому подобными стихийными действиями. Такие случайные бедствия могут возникать не только от сил природы, но также от людей и капитала, почему и здесь возникает необходимость хозяйственных мер предупреждения и пресечения. Мы говорим, что возникает необходимость хозяйственных мер, отличая эти меры от строго юридических. Так, например, для предупреждения пожаров могут быть установлены строгие наказания на поджог, неосторожное обращение с огнем и т. п. Это меры чисто юридического характера. Хозяйственными мерами в данном случае будут: устроение и содержание пожарных команд, противопожарных обществ, выдача средств для приобретения огнегасительных снарядов и т. п. Если в необходимости в подобных случаях юридических мер никто не сомневается, то нет оснований сомневаться также в необходимости хозяйственных мер. И с другой стороны, должно быть ясно, что вмешательство это не только не противоречит существованию законов в сфере общественных явлений, но и предпринимается в целях устранения осложнений в их применении, мешающих надлежащему их действию.

Не менее осложнение законов явлений общественности происходит от условий времени и места. Всякий закон в сфере общественности указывает на то однородное, по которому стремится сложиться жизненное разнообразие в деятельности, направленной к удовлетворению материальных и духовных потребностей. Если развитием назвать постепенное осуществление идеи возможности, содержащейся в самой природе развивающегося данного, то естественный закон общественности и есть ни что-либо иное, как эта идея возможности в развитии общественных явлений. Надлежащее осуществление ее зависит от благоприятных условий времени и места. Не может быть, например, что развитие каждого отдельного человека есть постепенное осуществление той возможности, которая содержится в природе нашего Я. Но всякому известно, что на это осуществление оказывают такое большое влияние условия времени и места, что развитие многих людей представляется, скорее всего, воплощением в личности совокупности условий, при которых пришлось развиваться и жить этим людям. А эти условия могут быть неблагоприятны развитию, могут быть неблагоприятны осуществлению идеи возможности в развитии народного благосостояния. Устранение таких неблагоприятных условий, когда оно не по силам отдельным лицам, не может не быть делом общества и государства. И странно утверждать, что такое содействие противоречит законоподчиненности общественных явлений. Вот факты для иллюстрации нашей мысли.

а) Экономическая наука признает основным законом сношений между людьми согласие интересов, почему с этой точки зрения общество представляется организмом, в коем все части живут и работают сообща, взаимно облегчая удовлетворение потребностей. В жизни этот закон солидарности приводит к тому, что, как замечает Бастиа, в изолированном состоянии для производства продуктов, потребляемых каждым из нас в продолжение одного дня, необходимо было бы употребить целые столетия; другими словами, в этом состоянии каждый из нас никогда не мог бы иметь того, что в настоящее время имеет или может иметь каждый день. И действительно, в производстве почти каждого продукта, производимого отдельным человеком, участвует такая масса других людей, что непосредственный труд производства представляется ничтожным сравнительно с бесконечной массой косвенного труда других людей. Люди работают друг на друга, и каждый живет не изолированным, но общественным трудом. Благосостояние каждого обусловливается благосостоянием других. Уяснение этого закона составляет заслугу экономической школы Кэри-Бастиа. Но представители и последователи ее впали в странное заблуждение, игнорируя то, что согласие интересов есть лишь та идея возможности в развитии, которая постепенно осуществляется в жизни, требуя необходимых для этого благоприятных условий. Они пришли к отрицанию существующей борьбы интересов. Но эта борьба на каждом шагу существует, существуют и раненые, и побежденные. Общественность в деятельности, направленной к удовлетворению потребностей, стремится организоваться по закону союзности интересов, но это естественное, вытекающее из самой природы человека стремление видоизменяется всевозможными местными и временными условиями, зависит от умственного и нравственного развития населения и т. п. Под влиянием этих условий жизненного разнообразия закон союзности может быть едва заметен, может с трудом пробивать себе путь. Вот почему, как справедливо утверждает Штейн, возникает необходимость управления хозяйственной деятельностью таким образом, чтобы облегчить осуществление союзности интересов, этой великой идеи, полное господство которой должно наступить в будущем.

б) Под влиянием условий времени и места знамя общественного благосостояния может быть причиной нищеты и преступления. Так, превращение оборотного капитала в постоянный служит признаком развития техники, увеличения власти человека над силами природы и увеличения народного благосостояния. Экономический закон этого превращения состоит в положении, что во всех случаях превращения оборотного капитала в постоянный, при не изменении или увеличении чистого дохода от предприятия, происходит уменьшение валового дохода. Понятно, что в странах, не богатых капиталами, такое превращение происходит на счет занятых уже капиталов и сопровождается временным уменьшением фонда заработной платы. С течением времени, благодаря именно этому превращению, и фонд заработной платы увеличится, усовершенствование в предприятии сделается выгодным для всех. Но пока это произойдет, рабочие лишаются заработка, могут лишиться средств к существованию, что вызовет увеличение преступлений. Помощь необходима, необходимы особые меры, направленные как к предупреждению и прекращению подобных бедствий, так и меры вообще к регулированию самого превращения оборотных капиталов в постоянные.

Наконец, необходимость управления народным благосостоянием в особенности вызывается той отличительной чертой законов общественности, по которой эти законы относятся, так сказать, к семье среднего человека, относятся к тому особому организму, который называется обществом или государством, и который никогда не может быть смешиваем с составными его частями - отдельными лицами.

Существует противоположность в воззрениях и противоположность интересов между личностью и обществом. Поэтому-то почти все определения в политической экономии сущности и значения экономических факторов представляют собой ни что иное, как решительное отрицание обыденных, частно-хозяйственных понятий. Припомним некоторые факты из этой коллизии между общественноэкономическими и частно-экономическими явлениями.

а) С частно-хозяйственной точки зрения капиталом называется всякое имущество, приносящее доход. С общественно-хозяйственной точки зрения это воззрение считается абсурдом. Приняв его, пришлось бы признать, например, долговую расписку капиталом, что будет вполне верно с частной точки зрения, но совершенно ошибочно с общественной точки зрения.

б) С частно-хозяйственной точки зрения прибыль на капитал есть результат обмена и цен на продукты. Для частного лица это вполне верно и напрасно утверждает Д. С. Милль, что только "незнакомые с наукой люди полагают, будто производитель получает прибыль только оттого, что есть покупщики на товар; будто бы запрос, покупщики, рынок товара - вот причина выгод, получаемых капиталистами, которые продажей своих товаров возобновляют свой капитал и увеличивают его массу". И знакомые с наукой, ведя предприятие, не могут не сетовать, когда нет покупщиков и рынка для сбыта, когда нет цен, как сетуют теперь все наши сельские хозяева по поводу непомерно низких цен на хлеб. Только в применении к общественному организму это частно-хозяйственное воззрение оказывается ошибочным.

в) С чисто-хозяйственной точки зрения капитал есть результат сбережения и увеличение его происходит путем бережливости. Это и, безусловно, верно для частного лица, хотя с общественной точки зрения капиталы увеличиваются исключительно производительным потреблением имуществ.

г) С частно-хозяйственной точки зрения деньги и богатство - понятия тождественные; увеличение денег для частного лица равносильно увеличению богатства. К общественному организму это воззрение совершенно не применимо. С общественной точки зрения деньги представляют собой фактор обращения богатств: увеличение этого фактора не равносильно увеличению народного богатства.

Приведенные данные ясно свидетельствуют о том, что указанное разноречие понятий служит выражением разноречия в интересах, выражением борьбы между стремлениями частными и общественными. Отсюда же очевидна необходимость регулирования частных интересов таким образом, чтобы они не противоречили интересам общественным.

Так, хотя с общественной точки зрения обмен не может быть назван источником доходов, но так как для частного лица доход есть результат цен, то частные лица во многих случаях склонны заключать между собой стачки и устанавливать высокие цены, пользуясь нуждой потребителей и невозможностью найти других продавцов. Вот почему возникает необходимость надлежащего регулирования цен, установления такс, облегчения подвоза продуктов и т. п. Подобное вмешательство не исключает закона, не упраздняет научной аксиомы, что единственным источником доходов есть производство, а не обмен, посредством которого лишь распределяются уже созданные доходы. Напротив того, это вмешательство и предпринимается с той целью, чтобы общественнохозяйственный закон нашел для себя в данных условиях надлежащее применение, чтобы доход некоторых не получался на счет других, не был бы результатом обмена и монопольных цен. Подобное вмешательство также не упраздняет научного закона, как не упраздняет оно и в том случае, когда предпринимаются меры, например, против воровства. С общественной точки зрения производство - единственный источник богатства, но с частной точки зрения таким источником может быть обмен, может быть обман, может быть и воровство. Посредством воровства может обогатиться частное лицо, но так как при этом происходит вычет из богатства других, то через воровство народное богатство не увеличивается. И если предпринимаются меры против воровства, то этим еще не упраздняется научное положение о единственном источнике народного богатства, так как это общественноэкономическое положение. Очевидно, не имеет никакого научного значения такая дилемма: или предпринимайте меры против воровства, так как нет никаких законов общественности, или если такие законы существуют, то они сами фатально должны применяться и не нужно никаких мер против воровства.

Существуют некоторые предметы собственности, относительно пользования которыми в особенности вредно предоставление безусловной свободы частному интересу. Такова, наприм., лесная собственность. По многим причинам лес имеет важное общественное значение и государство заинтересовано в сохранении определенного процента лесной площади. Но лесовладелец может быть заинтересован не в сохранении, а в истреблении своих лесов. Предоставление частному лесовладельцу, во имя принципа свободы собственности, безусловного права истреблять лес было бы равносильно разрешению разбойничать во имя того, что запрещением разбойничать суживается и ограничивается сфера свободы человека, занимающегося разбоем. Общество имеет право и обязанность заботиться о том количестве лесов, какое необходимо для нужд страны. Общество имеет право и обязанность регулирования частных интересов таким образом, чтобы не были нарушены общие интересы и общее развитие в своем собственном росте не встречало неблагоприятных условий.

Эта неодинаковость интересов частного и общего приводит также к необходимости самостоятельной хозяйственной деятельности в сфере последнего в виду того, что последняя деятельность или не вызывается непосредственно частными интересами, или превосходит частные средства, или имеет такое важное значение, что не может быть предоставлена частным лицам. Отсюда возникает необходимость, наприм., устройства, государством или обществом учебных заведений, железных дорог, санитарных улучшений и т. н. общественных предприятий.

И так, мы видим, что в существе дела одинаково не основательны с одной стороны учения, отрицающие существование естественно-регулирующих законов в общежитии, а с другой учения, отрицающие необходимость вмешательства в дело организации этого общежития.

В действительности нет противоречия между законами народного благосостояния и регулированием его государством и обществом. Управление народным благом необходимо. Необходимо, чтобы случайное не нарушало правильного течения жизни, чтобы частный интерес не был в противоречии с общим, чтобы временные и местные условия, препятствующие росту благосостояния, находили нейтрализацию в нравственных и материальных средствах государства и общества. Одним словом необходимо надлежащее хозяйственное содействие сохранению и развитию народного благосостояния.

Мы говорим о том содействии, необходимость которого отрицалась во имя существования естественных законов народного блага. Одного юридического порядка еще недостаточно для водворения народного благосостояния; необходима деятельность, имеющая своей задачей и источником не право, но и благо, как совокупность материальных и духовных интересов народа. Такая общественно-хозяйственная деятельность обыкновенно называется полицейской, в отличие от юридической, имеющей своим источником и задачей право. Законодательство каждой страны заключает в себе постановления и чисто правовые и полицейские. Но ввиду тесной связи между правом и благом, ни в одном из кодексов современных государств нет строгого отделения полицейских постановлений от юридических и нет ни одного систематического полицейского кодекса. В жизни различие между этими двумя основными началами деятельности чувствуется на каждом шагу. Достаточно припомнить в этом отношении разделение государств на полицейские и правовые; полицейские государства стремились создать благо граждан помимо граждан, интересы блага подавляли право, господствовал так называемый просвещенный деспотизм, при котором предписывалось, наприм., косить, а не жать хлеб, и при котором государство относилось к гражданам как мать к дитяти; правовые государства безучастно относились к началам блага, считая каждого в этом деле лучшим судьей и деятелем, предоставляя общество принципу laissez faire, laissez passer, при котором требования права и свободы подавляют интересы общественного блага. Задача правильной и разумной деятельности должна состоять в возможном примирении этих коренных начал общежития, в согласовании права с благом, в правомерности отношений государства и общества к народному благу. Содействие народному благу не должно быть произвольным. Оно должно быть основано на тех естественных определениях, которые, говоря словами Шталя, заключаются в самой природе междучеловеческих отношений и которые положительный закон возводит в точные и ясные нормы. Так возникает необходимость особой науки, изучающей правооснования для хозяйственного содействия со стороны общества и государства сохранению и развитию народного блага.

Эта-то наука и называется полицейским правом. Задача ее - изучение в разнообразии жизненных отношений норм для деятельности, направленной с одной стороны к охране существующего благосостояния, т. е. к предупреждению и пересечению действий, нарушающих существующее благосостояние, с другой же стороны - изучение норм для надлежащего содействия дальнейшему развитию народного блага. Полицейское право, таким образом, представляет собой необходимое дополнение политической экономии. Последняя имеет своим предметом изучение однородного, по которому естественно стремятся организоваться общественные явления в деятельности, направленной к достижению блага. Полицейское право в осложнении этого однородного жизненным разнообразием изучает правооснования, при посредстве которых законы политической экономии находят надлежащее применение и достигается водворение народного благосостояния.

Существование естественных законов организма не исключает организации условий жизни того же организма. Если политическая экономия есть наука о естественных законах организма народного благосостояния, то полицейское право есть наука о началах организации этого благосостояния, об условиях жизнедеятельности народного организма.

Из сказанного очевидно и высокое жизненное значение науки полицейского права.

Тщетно надеются, что одного осознания всеми экономических законов вполне достаточно для всестороннего их применения и для достижения благосостояния. Ошибается наприм. Маклеод, полагая, что "когда все выводы политической экономии будут ясно поняты и все доктрины ее получат доступ в сознание большинства, она приведет к тому, что весь мир из бойни и мясной лавки превратится в сад изобилия и благосостояния". Из сказанного нами видно, что одного осознания законов блага, изучаемых политической экономией, еще не достаточно для водворения благосостояния. Всегда будет существовать в жизни то случайное, временное, местное и частное, которым осложняются и видоизменяются экономические законы. Необходимо изучение в этом жизненном разнообразии правооснований для хозяйственного управления народным благосостоянием; необходима наука полицейского права.

Эта наука в особенности получает важное значение в настоящее время. С каждым днем все более и более возникают требования хозяйственной деятельности со стороны государства. Горький опыт прошлого убедил, что невмешательство государства в дело народного благосостояния ведет к обеднению народных масс, к пауперизму и пролетариату, угрожающим общественному порядку и даже самой культуре. "Я припоминаю, говорить один из английских писателей, что А. Смит и Гиббон утверждали, будто цивилизацию никогда не уничтожат опять варвары. Потоп, говорили они, не воротится, чтобы снова затопить землю. Повидимому, они были правы, так как сравнивали неизмеримую силу цивилизованной части мира со слабостью той части, которая еще находилась в состоянии варварства. Они спрашивали, откуда могут взяться те гунны, те вандалы, которые могли бы еще раз разрушить цивилизацию? Но они забывали, что в сердце наших великих городов, в соседстве с самыми блестящими дворцами, церквями, театрами, библиотеками и музеями, порок, невежество и бедность могли породить более дикую массу гуннов, чем сражавшиеся при Аттиле, и вандалов, более алчных к разрушению, чем самые спутники Гензериха". Очевидно, государство не может равнодушно относиться к угрожающей опасности и должно принять деятельное участие в управлении народным благосостоянием. Для этого управления необходимы руководящие начала, изучение которых и составляет предмет науки полицейского права. Киссельбах еще в 1862 г. в следующих словах характеристически определил возникающий период "хозяйственных" государств. "Мы находимся в каком-то переходном состоянии: прежние государственные теории теряют авторитет, а новые еще не установились. Причина этого явления заключается в требованиях хозяйственного государства (Wirtschaftsstaat), предъявляемых к государству правовому (Kisselbach. Socialpolitische Studien). Полицейское право имеет своей задачей обосновать принципы для "хозяйственного государства".